Контрнаступление

С 9 июля мы, по существу, уже начали думать о контрнаступлении, хотя противник прекратил активные действия только 12 июля. Мы понимали стремление командующего фронтом не откладывать надолго начало контрудара, чтобы гитлеровцы не успели закрепиться и организовать оборону. Естественно, пробивать брешь в ней предстояло и авиации.

Мы перебросили штурмовики и бомбардировщики поближе к северной части дуги и тем самым сократили расстояния до целей на направлении планируемого главного удара. Предугадывая ход событий, заранее построили там аэродромы маневра, завезли туда горючее и боеприпасы.

Штаб за три дня спланировал действия частей и соединений, организацию взаимодействия в новой крупнейшей наступательной операции. Мы учитывали, что 12 июля орловскую группировку врага атаковали войска Брянского и левого крыла Западного фронтов, а с ними 1-я и 15-я воздушные армии. Это вынуждало авиацию противника обороняться на трех направлениях.

Пока мы готовились к наступлению, гитлеровцы, маневрируя силами, вводили в бой крупные массы самолетов, пытаясь помешать перегруппировке наших войск. Советским летчикам-истребителям приходилось сражаться с полным напряжением сил.

9 июля пятнадцать гвардейцев во главе с Героем Советского Союза капитаном В. Н. Макаровым успешно провели бой с 90 «юнкерсами» и «мессерами». Смелыми атаками они заставили врага сбросить бомбы, не доходя до цели. В воздушной схватке противник потерял восемь машин.

В тот же день наши бомбардировщики и штурмовики не раз подвергали ударам части противника, предпринимавшие настойчивые атаки в районе Кашары.

Мужество и высокое сознание долга проявил штурман экипажа Пе-2 младший лейтенант А. А. Бабочкин. На боевом маршруте он получил тяжелое ранение в живот, но продолжал полет. О случившемся Бабочкин доложил только после того, как сбросил бомбы и начал терять сознание. На вопрос командира, почему раньше ничего не сказал, штурман ответил: «Надо было сначала задание выполнить, вовремя помочь пехоте».

Перед началом новой операции мы усилили воздушную разведку, произвели налеты на оборонительные объекты врага, его коммуникации. Особенно усиленно обрабатывались позиции противника в районе города Кромы, где должна была наступать 13-я армия. Успешно сдержав самый ожесточенный натиск гитлеровцев, она готовилась нанести ответный удар.

15 июля в 6.00 после артиллерийской и авиационной подготовки войска Центрального фронта перешли в наступление и прорвали оборону противника К исходу 17 июля они возвратились на те позиции, которые занимали до начала Курского сражения, и двинулись дальше вперед.

Авиачасти 16-й воздушной армии действовали в соответствии с планом операции, осуществляли авиационную поддержку и сопровождение наземных войск. Ежедневно они совершали до тысячи самолето-вылетов. Особенно сильное сопротивление гитлеровцы оказали нам перед Кромами, на хорошо подготовленных рубежах обороны.

И все-таки войскам Западного, Брянского и нашего Центрального фронтов удалось сломить их оборону. Наши летчики целиком переключились на бомбардировку и штурмовку отступающего врага. Громили его в районах города Кромы и Шаблыкино, а также на железнодорожных путях, забитых составами.

…В начале августа бои на нашем направлении отличались особой ожесточенностью. Противник упорно сопротивлялся. Его укрепления вместе с 13-й штурмовали 70, 65 и 60-я армии.

5 августа войска Брянского фронта освободили Орел. В тот же день части Степного фронта очистили от захватчиков Белгород. Вечером столица нашей Родины первый раз салютовала в честь отличившихся там дивизий и полков.

Мы радовались победам и вспоминали тех, кто не дожил до этого радостного дня. Буквально за несколько часов до салюта командир 2-й гвардейской штурмовой дивизии Комаров сообщил мне, что погиб над целью комэск Иван Михайлович Паршин, награжденный тремя орденами Красного Знамени и орденом Александра Невского. Летчик-сталинградец одним из первых в нашей армии освоил ночные полеты на «илах» и отлично громил врага. В период напряженных боев он совершал по 10 боевых вылетов в сутки.

В последнем, роковом для него полете Паршин вел девятку «илов» на штурмовку танков врага. Неожиданно из облаков вынырнули два «мессера» и с разных направлений атаковали ведущего. Летчик и стрелок были убиты, а самолет загорелся. Наши истребители погнались за «мессершмиттами», но не догнали их. Зато штурмовики отомстили врагу за командира, обрушив на его танки и пехоту сокрушительные удары.

6 августа войска нашего фронта освободили Кромы. Темп их наступления возрос. Отходя, гитлеровцы приводили в негодное состояние взлетно-посадочные полосы аэродромов, даже перепахивали площадки, пригодные для базирования авиации. На восстановление летных полей требовалось время, а его у нас очень не хватало. Тогда мы направили в передовые стрелковые части свои отряды, куда входили специалисты батальонов аэродромного обслуживания и минеры. Занимая оставленные врагом аэродромы, они разминировали их и готовили к приему самолетов. Эта опасная работа нередко проводилась под огнем. Благодаря смелым рейдам аэродромщиков нам удалось перебазировать авиацию та многие площадки сразу же после их освобождения.

К 18 августа был ликвидирован весь орловский плацдарм противника. Войска Центрального фронта остановились для перегруппировки восточнее Брянска, продвинувшись за 37 дней на 150 километров. 23 августа с освобождением войсками Степного фронта Харькова завершился второй этап Курской битвы — победоносное контрнаступление советских войск. Общие потери врага составили более полумиллиона человек, около 1500 танков, 3000 орудий и 3700 самолетов. Немецко-фашистская армия потерпела сокрушительное поражение, от которого уже не смогла оправиться до конца войны Стратегическая инициатива окончательно перешла к нам, мы добились и полного господства в воздухе.

Впереди была Десна. Путь к ней открывала Севская операция. На этот раз главный удар наносила 65-я армия, а 13-я находилась в резерве. Она вынесла основную тяжесть в Курском сражении и теперь накапливала силы. 70-я же армия уже пополнилась и вводилась в бой. 48-я армия занимала позиции правее 65-й.

Севская операция готовилась ускоренно. Мы торопились, чтобы не дать противнику закрепиться на занимаемых позициях.

Вспомогательный удар наносила 60-я армия, и я поехал в ее штаб для уточнения вопросов взаимодействия. Там познакомился с генералом И. Д. Черняховским. «Исключительный человек!» — говорил о нем Рокоссовский. И на меня он произвел очень хорошее впечатление. Образованный и умный, он умел принимать гостей с достоинством именно командарма Поразила меня глубина, простота и ясность его суждений о характере действий в предстоящей наступательной операции. Конкретные задачи поставил он и перед авиацией, поэтому мы довольно быстро согласовали план взаимодействия. Я оставил оперативную группу, чтобы она до конца уточнила все вопросы со штабом Черняховского. С командармом мы расстались добрыми друзьями.

Более сложные задачи стояли перед авиацией в полосе наступления 65-й армии. Там должны были вводиться танковая армия и кавкорпус. Когда я от Черняховского приехал к Батову, штабы 16 ВА и 65 А произвели необходимые расчеты. И с Павлом Ивановичем было приятно иметь дело.

— Мечта каждого из нас — поставить себя так, чтобы люди с любовью выполняли приказ, — говорил Рокоссовский.

Он считал, что этого достигли оба командарма — Черняховский и Батов. А мы все считали, что не меньше других любовью и уважением воинов пользовался сам Рокоссовский.

П. И. Батов крепко дружил с авиаторами. Например, когда мы отрабатывали вопросы взаимодействия, он попросил, чтобы в полосе его армии обязательно действовал полк штурмовиков подполковника А. Г. Наконечникова.

— Мне кажется, — заметил командарм, — что, когда «илы» Наконечникова появляются над полем боя, их даже пехотинцы узнают по эффективности атак. Пожалуй, никто лучше его экипажей не может уничтожить точечные цели, особенно пушки и самоходки.

Мы с Павлом Ивановичем вспомнили 9 июля, когда группе Наконечникова после нанесения штурмового удара по фашистским танкам пришлось отражать атаки истребителей противника Ведущий очень умело организовал перестроение «илов» в круг, и они стали неприступными для врага. Сколько ни пытались двадцать «мессершмиттов» и «фокке-вульфов» пробиться хотя бы к одному из них, это им не удалось. Больше того, от меткого огня штурмовиков рухнули на землю три фашистских истребителя.

Батову не раз пришлось наблюдать за бесстрашными и умелыми действиями Наконечникова над полем боя. Командиры частей тоже хорошо отзывались об этом командире и его подчиненных После того как они проутюжат позиции врага, пехота смело идет вперед: часть фашистов уже уничтожена, остальные прижаты к земле.

— Хорошо, — обещал я Батову, — полк Наконечникова будет действовать на вашем направлении.

Командарм остался доволен. И все остальные вопросы взаимодействия мы согласовали довольно быстро.

Но, как говорят в народе, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается Примерно так развивалось наступление в полосе 65-й армии. После мощной артиллерийской и авиационной подготовки пехота устремилась вперед. Но, преодолев две-три траншеи, она натолкнулась на сильный огонь и залегла.

Рокоссовский выехал на наблюдательный пункт Батова, чтобы на месте разобраться в обстановке. Его, как всегда в таких случаях, сопровождали я и артиллерийский начальник. Павел Иванович рассказал нам, что в населенных пунктах, прилегающих к опушке леса, противник подготовил сильные оборонительные укрепления. Почти каждое строение превращено в опорный пункт. А между могучими деревьями стоят «фердинанды». Как только наши поднимаются в атаку, враг открывает по ним огонь из всех видов оружия Самоходки тоже выходят из укрытий и бьют по наступающим.

— Хорошо бы уничтожить эти «фердинанды», — сказал Батов и вопросительно посмотрел на меня.

— В лесу трудно их поразить, — отозвался я. — Будем во время боя охотиться за ними.

Командующий фронтом приказал артиллеристам и нам, авиаторам, разбить вражеские укрепления, расчистить путь наступающим частям.

Вскоре поступило донесение от партизан. В нем говорилось, что в лесу у гитлеровцев сосредоточено много резервов. Как только мы начинаем наступать, противник на машинах подбрасывает свежие части и закрывает опасные места. Прочитав записку, Рокоссовский сказал мне:

— Бейте немцев в этом лесу.

«А как мы достанем их там? — невольно подумал я. — Они укрыты вековыми дубами и соснами. Фугасными бомбами будем деревья вырывать, а осколочными только ветки им посечем, не добившись никакого толку». Высказал предложение использовать, дымовые авиационные бомбы. Если сбросить их на лес, дымовая завеса затруднит фашистам маневр, и они вынуждены будут выйти на опушку. Тут мы и накроем их с воздуха.

Рокоссовский спросил:

— Дым не вреден для людей?

— Нет, — ответил я, — нисколько не ядовитый.

— И все-таки, — сказал командующий фронтом, — сначала нужно пробомбить лес, а затем поставить дымовую завесу.

Так и сделали. В налете на вражеские резервы, скопившиеся в лесном массиве, участвовали две бомбардировочные дивизии. Для ударов экипажи выбирали участки с редкими зарослями. Затем вылетел еще один полк и дымовыми бомбами задымил лес. А наши наземные войска перешли в это время в наступление.

Из леса появились два «фердинанда» и начали вести огонь, на уничтожение их мы послали штурмовиков во главе с Наконечниковым. Его асы успешно справились с поставленной задачей.

Фашистов страшно перепугал дым. Бросив технику, они вышли из лесу. Решительной атакой враг был отброшен. Но к утру он опять подбросил свежие резервы, и бой разгорелся с новой силой.

Войска Черняховского, прорвав вражескую оборону, успешно продвигались вперед. Они не встречали сильного сопротивления, и это вполне объяснимо. Гитлеровцы успели снять несколько частей с этого участка фронта для усиления севского направления, где наступала армия Батова. Рокоссовский решил использовать успех, наметившийся в полосе наступления 60-й армии, ввести в прорыв танки и кавалерию. Сюда мы сразу же перенацелили и всю авиацию. С танкистами и конниками организовали четкое взаимодействие.

Операция развивалась успешно. Войска вышли к Десне. Были освобождены Глухов, Конотоп и мой родной Короп. Я сильно разволновался: там прошли мое детство и юность. В памяти снова, как наяву, воскресли полузабытью картины далеких лет.

Короп входил тогда в Черниговскую губернию. Мой отец был сапожником-кустарем, болел чахоткой и в тридцать два года умер, оставив мать с тремя детьми. Мне, старшему, шел седьмой год Трудно было матери кормить нас. И все-таки она решила послать меня в церковную школу, позже я окончил двухклассное училище министерства народного просвещения и в 1917 году стал работать учеником сапожника Журавля — бывшего ученика моего отца.

После Февральской революции в городе образовался драматический кружок из местной интеллигенции, главным образом учителей. Деньги, собранные за спектакли, передавались на различные благотворительные цели. Участники этого кружка решили на свои средства определить в гимназию двух мальчиков из бедных семей. Одно место предложили моей матери, она долго советовалась с соседями и родственниками и наконец решилась: «Может, бог поможет, и Серега будет образованным».

Вторым счастливым мальчиком оказался Николай Соломко. Оба мы хорошо занимались, хотя и слыли забияками. Так прошли грозные 1917 — 1918 годы. Наступил 1919-й. Бушевала гражданская война. Драмкружок распался, и я перестал получать помощь, но бросать учебу уже не хотел. Наша группа занималась во вторую смену. И я по утрам работал сначала в комитете бедноты, потом в волостном управлении помощником налогового инспектора. В последующем был счетчиком в райналогбюро, десятником в партии по исследованию верховьев рек Ока и Десна. Через три года закончил среднюю трудовую школу.

Восемнадцатилетним парнем вступил в комсомол, работал техническим секретарем райкома партии. В наш район вошло местечко Новые Млины. Оно считалось самым беспокойным и малонадежным, там подняли голову националисты, действовали бандитские шайки. Было решено укрепить органы власти в Новых Млинах, послать председателем Совета бывшего моряка Сергиенко, секретарем парторганизации и председателем комитета бедноты коммуниста Гайдука, секретарем Совета и комсомольской организации меня. Гайдук и я начали работать в начале апреля 1923 года, а Сергиенко заболел, да так и не приехал.

Мы вдвоем наладили жизнь партийной и комсомольской организаций, комитета бедноты, Совета, привлекли активистов к управлению местечком. Желая продолжить образование, я попросил райком комсомола отпустить меня на учебу и во второй половине августа уехал в Киев.

Приемные экзамены уже везде закончились, и даже через Киевский обком комсомола мне не удалось устроиться учиться. А домой возвращаться не хотелось. Поступил работать трамвайщиком и стал готовиться к экзаменам, чтобы сдать их в будущем году.

Как-то в обкоме комсомола мне сказали, что есть возможность поступить в Киевскую артиллерийскую школу или в училище летчиков. Я быстро сбегал в то и другое заведение, узнал, кого они готовят. Больше понравилось авиационное. Подал туда заявление, прошел медицинскую комиссию, сдал экзамены и был зачислен курсантом. А в сентябре 1924 года пришлось распрощаться с Киевом. Училище было переведено в Ленинград и переименовано в Военно-теоретическую школу Красного воздушного флота. Так начался мой путь в авиацию.

…Местность и населенные пункты родной Черниговщины я знал хорошо. Приходилось бывать мне и в Конотопе, где был аэродром, который предстояло захватить нашему передовому отряду. Этот отряд мы создали перед началом операции. Перед ним была поставлена задача — помешать гитлеровцам взорвать городок и взлетно-посадочную полосу. Отряд во главе с подполковником Перевозчиковым двигался вместе с передовыми пехотными частями.

На конотопский аэродром отряд ворвался в самый разгар боев за город и железнодорожную станцию. Внезапной атакой наши бойцы уничтожили охрану, оставленную фашистами, и сразу же приступили к разминированию летного поля, а также окружавших его строений. Благодаря отваге и мастерству воинов здесь из прогремело ни одного взрыва. В дополнение к захваченному аэродрому мы оборудовали две площадки около сел Атюша и Краснополье. В моем родном городке Короп, находившемся рядом, предполагалось разместить штаб фронта Однако в ходе наступления пришлось расположить его значительно западнее — в городке Сосница. Темп продвижения войск оказался выше, чем предполагалось.

Правда, на отдельных промежуточных рубежах гитлеровцы оказывали нам очень сильное сопротивление, например в районе Бахмач. Здесь были особо ожесточенные бои, в которых авиация стала главной ударной силой (артиллерии было мало, да и боеприпасов тоже). Бомбардировщики и штурмовики разрушали опорные пункты, наносили эффективные удары по скоплениям фашистов и тесно взаимодействовали в бою с войсками 60-й армии. 9 сентября был освобожден Бахмач. Наша авиаразведка доносила, что противник подбрасывает свежие резервы в район Нежин. Мы почувствовали, что он усиливает и авиационную группировку на этом направлении, его бомбардировщики активизировали свои действия по нашим наступающим войскам. Пришлось усилить истребителей. В районе Нежина разгорелись особо упорные воздушные бои. Противник стремился задержать ударами с воздуха наступление наших войск и помочь своей нежинской группировке удержать последний опорный пункт на подступах к Днепру и Киеву. В течение двух дней шли упорные бои на земле и воздухе. В результате нежинская группировка была разгромлена, и 15 сентября был освобожден Нежин Теперь без особой задержки — к Днепру и Киеву.

К этому времени сложилась очень острая обстановка. Командующий фронтом генерал армии Рокоссовский К. К. рассказал мне, в чем суть этой остроты: «Успешное наступление войск 6041 и 13-й армий и разгром противостоящих группировок открыли путь к Днепру и Киеву, но вместе с тем мы оторвались от нашего левого соседа — Воронежского фронта — до 120 км. Наш левый фланг открыт. Вы понимаете, что это значит для фронта? Во-вторых, наш правый фланг задержался на р. Десна в районе Новгород Северский, а это тоже 120 — 150 км. Противник организовал оборону по правому берегу р. Десна на всем ее протяжении и тоже может угрожать нашему флангу. Таким образом, фланги нашей группировки, наступающей на Киевском и Черниговском направлении на протяжении 120 — 150 км, прикрываются по существу наблюдением, т. к. только в узлах дорог и крупных пунктах находятся подразделения. Ваша задача вести активную и тщательную воздушную разведку и наблюдение за флангами, с тем чтобы обнаружить группировки противника, если он будет их создавать, а обнаружив, навалиться достаточными силами, чтобы разгромить их. Это ваша задача № 1, хотя не снимаются с вас и прежние задачи, в частности содействие Батову в форсировании р. Десна и наступление его вместе с Беловым на Черниговско-Гомельском направлении по правобережью р. Десна».

В нашей армии, как и во фронте, возникли трудности с подвозом боеприпасов, горючего и всего, что нужно для боя вследствие растяжки тылов: ведь от своих баз мы ушли на 300 — 400 км; получилось длинное плечо подвоза Начальник тыла армии и его штаб четко организовали подвоз, но «плечо» не уменьшалось, а увеличивалось. В ходе наступления наши авиачасти особенно остро почувствовали нехватку батальонов аэродромного обслуживания и автотранспорта Пришлось основные боевые задачи решать сокращенным составом. Ударная группа включала в себя две-три истребительные дивизии, две штурмовые, одну бомбардировочную и одну дивизию ночных бомбардировщиков. Остальные дивизии составили как бы второй эшелон пониженной боевой готовности, т. к. каждой из них оставили по одному батальону. Таким образом, мы высвободили 9 батальонов аэродромного обслуживания, что серьезно повлияло на маневренность нашей ударной группировки и позволило базировать авиачасти в непосредственной близости к линии фронта, что значительно увеличивало радиус действия самолетов и время пребывания их над целью и в воздушном бою.

Начальник тыла фронта генерал-лейтенант Антипенко Н. А. принимал очень энергичные меры по восстановлению путей подвоза. Но все же «плечо» осталось, приходилось маневрировать средствами и использовать для перевозки грузов самолеты. Мы даже нашли возможность помогать в доставке боеприпасов танкам и артиллерии фронта.

Несмотря на эти и другие трудности, войска не прекращали активных действий, а вместе с ними и авиация. Она оказывала постоянную и эффективную поддержку им и активно вела борьбу за господство в воздухе и этим дала возможность нашим войскам преследовать противника без особого противодействия с воздуха Но главную задачу в этот период, задачу № 1, глубоко понимая ее значение, мы выполняли с особой тщательностью, под моим особым наблюдением. За исключением местных передвижений войск противника, мы не обнаруживали группировок, достойных нашего внимания и угрожавших нам с флангов.

Уже после войны, прочитав книгу бывшего гитлеровского генерала Ф. Меллентина «Танковые сражения 1939 — 1945 гг.», я узнал, что они и не имели возможности создать мощную группировку, не из чего было создавать, все было разгромлено и стремилось уйти за Днепр. Вот что он пишет на стр. 208: «Сплошного фронта больше не существовало, и подвижные части русских уже действовали в нашем глубоком тылу. Мы должны были как можно быстрее отойти к Днепру и поэтому шли на большой риск и возможные тяжелые жертвы. Мы не могли прекращать нашего отхода в дневное время, т. к. положение было слишком серьезным, и те, кто отставал или попадал под удары авиации, были предоставлены самим себе. В таком отступлении, проводимом при постоянном нажиме противника и страшной спешке, с командиров не снимали ответственность за сохранение порядка и дисциплины». Тем временем 65-я армия Батова, выйдя на р. Десна, 8 сентября попыталась с ходу форсировать ее, но попытка не имела успеха. Павел Иванович стал планомерно готовить форсирование, занимал небольшие плацдармы и, накопив там силы, расширял их, несмотря на яростные контратаки противника, которые успешно отражались при активной поддержке нашей авиации. 16 сентября был освобожден Новгород-Северск, и 65-я армия, ведя упорные бои, успешно продвигалась на Гомельском направлении, а слева по правобережью р. Десна устремилась к Чернигову 61-я армия генерала Белова П. А. с 7-м кавкорпусом.

19 сентября Пухов частью сил 13-й армии форсировал р. Десна ниже Чернигова, разгромил противостоящие танковые части противника и при содействии 61-й армии и части сил 16-й воздушной армии 21 сентября был освобожден г. Чернигов. Теперь у нас появились дивизии Бахмачские, Нежинские, Черниговские, как мы шутили — «мои земляки».

Из наших подвижных войск наибольшего внимания к себе требовала конница Она была очень уязвима с воздуха. Правда, кавалеристы наступали по правому, лесистому берегу Десны, где легче было маскироваться. Но опасность обнаружения их вражескими летчиками все-таки оставалась. Поэтому наши истребители особенно плотно прикрывали конницу.

Бдительно охраняли мы и переправы на Десне. В этот период, между прочим, родилась идея строительства утопленных мостов, настил которых находился под водой примерно на десять — пятнадцать сантиметров. При такой маскировке вражеским летчикам было труднее обнаружить переправы, а тем более вести по ним прицельный огонь или бомбить их.

Завоевав господство в воздухе, мы, однако, не ослабили борьбу с авиацией противника и вели ее наиболее активными способами. Наши истребители, подобно надежному щиту, прикрывали свои наземные войска, встречали вражеские Самолеты на дальних подступах к линии фронта.

Потери гитлеровской авиации день ото дня росли. За период с 1 июля по 31 декабря 1943 года, например, она недосчиталась десяти тысяч самолетов[15] . Это почти вдвое больше, чем за такой же период 1942 года. Несмотря на то что авиационная промышленность Германии расширялась, а подготовка летного состава проводилась уже по ускоренной программе, врагу так и не удалось вернуть былое превосходство в самолетах. Курская битва, таким образом, окончательно предопределила крах пресловутой «воздушной стратегии» фашистов. Больше того, завоевание Советскими Военно-Воздушными Силами стратегического господства в воздухе привело в дальнейшем к полному поражению немецкой авиации во второй мировой войне.

Американским и английским историкам не следовало бы забывать о том, что высадка войск США и Англии во Франции в 1944 году проходила в условиях, когда основные силы воздушного флота Германии были разгромлены на советско-германском фронте и остатки его находились на нашем фронте. Это значительно облегчило действие десантов союзников.

Оценивая итога боевой работы советской авиации в Курской битве, Совинформбюро сообщало 19 августа 1944 года следующее: «В ожесточенных воздушных боях над Таманским полуостровом и в битве на Курской дуге было окончательно опрокинуто былое превосходство немецкой авиации в воздухе».

Можно назвать сотни крылатых богатырей, преумноживших славу советского воздушного флота. Среди них Герои Советского Союза 3. Зудилов, А. Боровых, В. Заевский, И. Моторный, 3. Семенюк, Н. Герасимов, В. Макаров, Ч. Бенделяани, Г. Дубенок, В. Поляков, Н. Мельников, И. Сидоров, В. Землянский, В. Хохлачев, М. Воронков, Н. Архангельский, Н. Рудь, В. Волгин и многие, многие другие. О некоторых я уже рассказывал, о других пойдет речь впереди.

Сейчас же хочется вспомнить того, кто и родился в Курске и прославился в небе над родным городом. Я имею в виду Андрея Егоровича Боровых, тогда молодого, но уже опытного воздушного бойца.

До сражения на Курской дуге Андрей воевал под Ржевом и Белым. Он не раз рассказывал друзьям об одной из своих схваток с врагом. В составе шестерки истребителей Боровых шел прикрывать наши танки в районе Зубцова. В воздухе появилось 18 немецких бомбардировщиков. Андрей смело ринулся на них и внезапной атакой сбил один «юнкерс». Второго свалил на землю его ведомый. Вся шестерка советских летчиков сражалась отважно и заставила остальные бомбардировщики повернуть та запад Но вскоре на наших] «ястребков» навалились 12 «мессеров». А у Боровых, как на грех, отказала пушка, на исходе были патроны в пулеметных лентах, кончалось горючее. В это время Андрей увидел, что три наших самолета подбиты, но и один из фашистских самолетов врезался в землю.

Однако Боровых и двое его друзей продолжали отчаянный бой с одиннадцатые гитлеровцами. Только после того как вражеский снаряд разбил левый элерон его машины, он понял, что нужно уходить. Но как оторваться от фашистов, если они непрерывно атакуют?! И все-таки Боровых сумел их перехитрить. Когда те, измотанные виражами, отошли к линии фронта, чтобы затем перехватить наших летчиков и нанести по ним внезапный удар, Андрей и его друзья стремительно ушли в сторону расположения вражеских войск. А затем, уже другим маршрутом, они благополучно дошли до своего аэродрома. Этот вылет потребовал большого напряжения воли, мужества и мастерства от всех его участников, но особенно от Боровых. Он сумел спасти не только свою машину, но и вывести из пекла боевых друзей.

Андрею Боровых памятны многие бои. Но дороже всех для него победы, одержанные в боях над родным Курском. Когда немцы бросили на город сотни бомбардировщиков, он атаковал их с особенным ожесточением, словно чувствовал, что снизу за ним с надеждой наблюдают отец, мать, все его земляки. В этом бою летчик уничтожил два неприятельских самолета Боровых пронесся на бреющем над улицей, где стоял его дом, и бросил вымпел с запиской, адресованной родным. Пехотинцы нашли это послание и передали его матери Андрея. Весточка от сына немного утешила ее. Ведь именно в тот день погиб под бомбами отец летчика — боец пожарной дружины Егор Боровых.

В августе Андрею Егоровичу Боровых было присвоено звание Героя Советского Союза, а в 1945 году он стал дважды Героем. Мне приятно добавить к этому, что и поныне находится в крылатом строю генерал-полковник авиации А. Е. Боровых.

…Наступила осень. Мы воевали в тех местах, где прошли мое детство и юность. Здесь я знал каждый населенный пункт и каждый раз сильно волновался, когда рассматривал карту со знакомыми названиями.

Мы вели воздушную разведку в районе Киева, бомбили железнодорожные станции, чтобы не дать фашистам вывезти военные грузы и награбленное имущество, поддерживали свои наземные войска, захватившие плацдармы на правом берегу Днепра Одной из первых могучую реку форсировала севернее Киева 13-я армия, которой командовал генерал Н. П. Пухов. Переправа там началась 22 сентября. Успешно преодолели водную преграду и войска 60-й армии под командованием И. Д. Черняховского. Мы подтянули авиацию к новым рубежам и готовились к освобождению столицы Украины.