И тогда отец подумал: что же будет с его землянами, когда он умрёт? Ну, хорошо, Ечука рассчитывает на своего сына. Отец верит, что Акачи вернётся на Землю, чтобы продолжить его дело. Но Акачи тоже не вечен. Разве можно весь опыт фаэтонской цивилизации передать нескольким сотням (или даже тысячам) землян и надеяться на то, что этот опыт сохранится в поколениях? Чтобы изготовить такую мелочь, как оптическая зажигалка, нужны хотя бы примитивные стекольные и металлические мастерские. А где их взять, если Ечука и сам отрезан от цивилизации? Возможности Рагуши не безграничны - он не может перевозить сюда промышленное оборудование.
      Ечука разработал целую программу, которую собирался передать Акачи. Она составлена в такой последовательности, чтобы человеческий разум развивался самостоятельно, без вмешательства фаэтонских учителей. Сначала добыча огня с помощью трения, изготовление оружия из камня и дерева; потом бронза и бронзовое оружие, далее мореплавание... Перепрыгивать через эти ступени нельзя, ибо где-то оборвётся звено опыта и люди утратят даже то, что уже добыли, так же точно, как Алочи потерял свою зажигалку. Сын должен будет ускорить процесс созревания опыта. То, к чему земляне должны были дойти самостоятельно только через сотни поколений, с помощью Акачи они узнают раньше, уже сейчас, и этот опыт надёжно окрепнет в следующих поколениях...
      Коля подумал: "Вот победит революция - и тогда всё изменится! Мы получим с Фаэтона и мастерские и целые заводы! Тогда-то и начнётся настоящее обучение землян".
      Ечука не рассчитывает на себя - старость неумолима, и он очень быстро устаёт. Однажды, когда он вышел с группой своих воспитанников искать медную руду, его схватил сердечный приступ, и пришлось нести его в колонию на руках.
      Сейчас у первых землян есть каменное и деревянное оружие, а огонь они добывают при помощи трения. Дать им больше Ечука не в силах...
      Когда экран погас, все невольно посмотрели на Николая.
      - Постарел Ечука. Очень постарел,- тяжело вздохнул Эло.- Недолго ему осталось жить. Придётся тебе, Акачи, отправляться на Землю.
      Эло высказал то, о чём думал и сам Коля. И хотя ему очень тяжело было бросать друзей именно теперь, когда они готовились к решающему бою, он чувствовал, что Земля ему не менее дорога, чем Фаэтон, а колония отца занимает в его мыслях не меньше места, чем революция. Штаб повстанцев и Братство Свободных Сердец обойдутся без него, а там, на Земле, у отца не осталось ни единой опоры.
      Чамино тоже подтвердил:
      - Нужно на Землю, Акачи...- Он посмотрел на Лочу. Она сидела в углу бледная, молчаливая.- Сын не имеет права бросать отца, если отец постарел... Ваша разлука, Лоча, на сей раз будет непродолжительной. После свержения Бессмертного мы сразу же установим народную власть и на Земле. Мы передадим земному человечеству все наши знания. Наши планеты будут сёстрами. Начнётся великий обмен ценностями. И через несколько сотен оборотов это будет единое человечество, которое станет жить общими интересами. Ни богов, ни жрецов, ни храмов... Только разум и свобода!..
      Лоча поднялась и нетвёрдой походкой приблизилась к Николаю. Он попытался смотреть на неё глазами отца, представляющего Лочу взрослой женщиной. Но для него Лоча оставалась всё той же девушкой, какой он знал её всегда.
      Она взяла его руки и прижала к своим горячим щекам.
      - Ты должен лететь, Акачи...
      Волны экранизации позволили посадить корабль почти у самой ледяной крышки - космонавта заверили, что это безопасно, а он привык доверять друзьям.
      Лоча держалась мужественно, улыбалась, даже старалась шутить. Но когда корабль оторвался ото льда и медленно поплыл к тучам, Коля, смотревший вниз, на фигуры своих друзей, неожиданно заметил, как маленькая розовая точка вырвалась из толпы и полетела вслед за кораблем.
      - Лоча! - исступлённо крикнул Коля.- Рагуши, за нами летит Лоча!..
      Космонавт уменьшил скорость, корабль плыл теперь медленно - на гравитационных двигателях,- и Коля хорошо видел Лочу. Словно розовая птица - из тех, что всю жизнь живут только парами,- она ринулась в сумеречное пространство, навстречу холодным вихрям, которые расступались перед её любовью.
      - Акачи! - зазвучал в корабле тревожный голос Лочи.- Любимый мой, милый... Прощай!
      Коля, не помня себя от боли, которая раскалёнными тисками сдавила сердце, крикнул:
      - Лоча, не нужно! Вернись... Мы скоро снова будем вместе. Слышишь? Вернись!..
      - Слышу, Акачи!.. Но мне тяжело. Всё погибнет...
      Голос её дрожал, розовые крылья трепетали на бешеном ветру, лицо было мокрым то ли от снежинок, таявших на её щеках, то ли от слёз.
      - Ты не должна так думать, Лоча!.. Это неправда! Я ещё покажу тебе Землю. Ты вырастишь на ней такие сады, которых никогда не знал Фаэтон.
      - Нет, Акачи... У меня дурное предчувствие.
      Корабль почти повис в воздухе. Рагуши молча шевелился в кресле, отвернувшись от Коли. Наверное, и на его щеках дрожала скупая старческая слеза.
      Лоча приблизилась к кораблю, встала перед Николаем в полный рост, прижалась к прозрачной стене. Коля потянулся было к ней, но рука ощутила преграду, о которую билась розовыми крыльями Лоча. Глаза её были полны такой глубокой печали, что Коля, забыв обо всём на свете, и о Фаэтоне, и о Земле, ударил кулаками по нерушимой стене корабля - он хотел в последний раз прижать к груди живую, горячую, сотканную из луча Лочу! В это мгновение для него не существовало ничего - только она и звёзды, Лоча и далекие звёзды...
      Пальцы Лочи ощупывали прозрачную поверхность стены, будто ища отверстия, через которое можно было бы впорхнуть в ракету. Губы шевелились - она что-то говорила, но Коля не слышал её. Чуть заметным движением она включила шахо, и теперь её голос звучал за его спиною, там, где сидел Рагуши.
      - Пусть посчастливится тебе, Акачи, на земных дорогах! - говорила она.- Пусть всегда везёт тебе! Прощай, мой дорогой. Не вези на Землю нашу печаль. Земля молодая, а печаль - признак старости. Прощай, Акачи!..
      Мгновенным усилием воли она оторвалась от прозрачной стены ракеты и исчезла из глаз. Когда Рагуши развернул корабль, Николай увидел широкую полосу Млечного Пути, окутывающего весь горизонт, а на фоне этой звёздной дороги - одинокую фигуру Лочи.
      Казалось, она не летела, а спокойно, не спеша шла по Млечному Пути в безграничный простор вселенной, как женщина-сеятельница идёт по пахоте. Ей предстоит дальняя дорога, безграничная нива, которую нужно засеять. И она будет идти вечно, бросая на каждую планету по зерну, а вслед за ней, озаренные светом звёзд, станут набухать семена, пробиваться первые ростки, и молодыми, непобедимыми стрелками к звёздам потянется жизнь. Где-то будут её ждать новые планеты, шуметь ветрами, бурлить океанами, и брызги их будут лететь навстречу, и в стоне планетной коры зазвучит желание вселенной: родить, родить и жить! Колоситься сладким зерном и деятельным разумом!
      И не будет ей смерти, не будет отдыха, ибо она дочь человеческой матери отныне и навсегда стала Сеятельницей вселенной.
      - Прощай, Лоча! - еле слышно прошептал Коля.
      Рагуши обернулся, глаза его были влажными - ведь вся его жизнь состояла из космических встреч и разлук. Положив руку на Колино плечо, он тихо сказал:
      - Поехали, дружище!..
      Ечука долго всматривался в лицо Коли, глаза отца молодо светились, и весь он будто сразу помолодел - походка стала живей, не горбилась спина, даже голос утратил старческую хрипоту.
      - Представь себе, Акачи, я был на десять земных оборотов старше, чем ты сейчас, когда мы прибыли сюда. Значит, в твоём распоряжении ещё тридцать земных оборотов!.. О-о, за это время можно многое успеть!..
      В комнатах, где жил отец, почти ничего не изменилось. Только на стене висели бронзовые изделия - топоры, копья, молотки.
      Поймав заинтересованный взгляд Коли, отец сказал:
      - Вот и всё, чего мы сумели достичь. Руда очень далеко, добывать её трудно. Нужно найти оловянные и медные жилы. В копях будут работать по очереди. Процесс должен осваиваться последовательно...
      А красногрудый какаду целыми днями восклицал:
      - Привет, Акачи!.. Привет, Акачи!..
      На поиски руды Николай пошёл вместе с Алочи. Теперь это был мускулистый, ловкий охотник, который свободно мог в верхушках деревьев поймать птицу, в воде одними руками схватить рыбу, а на земле поразить бумерангом любого зверя. Казалось, от обезьяны он унаследовал молниеносную стремительность движений, а от человека - острую сообразительность. Если ему надоедало ходить по земле, он прокладывал себе воздушную дорожку между лиан и могучих крон, прыгая с дерева на дерево. Страх был ему неведом, о старости Алочи не имел никакого представления, ведь в колонии землян он был самым старшим. Видимо, он верил в то, что всегда будет таким же сильным и ловким, хотя уже знал, что существует смерть, став свидетелем того, как неосмотрительный охотник попал в медвежьи лапы. Для Ечуки это было трагедией, для Алочи - только наукой.
      Алочи очень гордился тем, что Ечука выделял его из числа охотников и называл себя не иначе, как правой рукой отца.
      Он с завистью посматривал на шлём Николая, ему, наверное, очень хотелось и на собственную голову надеть такой же прозрачный сосуд - тогда бы он стал похож на людей, которых считал своими властелинами.
      Николай старался держаться с ним по-товарищески, приучая к мысли, что между ними нет существенной разницы, но этот проклятый шлём словно гипнотизировал Алочи, побуждая смотреть на Колю как на особу неземную, загадочную, наделённую высшей силой.
      И Николай подумал, что они с отцом и Рагуши зря демонстрируют перед первыми землянами своё фаэтонское могущество. Но что же делать? Ни космического корабля, на котором прилетал Рагуши, ни собственного шлёма не спрячешь...
      Скверно и то, что земляне никогда не видели, как едят фаэтонцы. Да и не могли видеть, так как жили в другой атмосфере. Наверное, поэтому землянам казалось, что фаэтонцам есть не нужно, что они не люди, а какие-то высшие существа.
      Однажды Николай заметил, что Алочи прячет в песок зажаренную на огне птичью ножку. Он спросил у Алочи, зачем он это делает. Парень ответил:
      - Алочи ел, Акачи тоже хочет есть...
      Смеясь, Коля попробовал объяснить Алочи, что этот лакомый кусочек съест какой-нибудь зверь, но охотник был убеждён, что он честно поделился обедом с Акачи, и тот теперь тоже сыт.
      По-видимому, не только Алочи, но и большинство землян считало, что фаэтонцы питаются именно таким таинственным способом. Как, оказывается, легко фаэтонцу стать среди земных людей богом!
      Земля пленяла Колю своими красками, звуками, буйной растительностью. Он понимал, что любит Землю, что теперь он так же точно, как и Рагуши, полуфаэтонец, полуземлянин.
      Вот они вышли с Алочи на ту самую скалу, где когда-то - десять земных оборотов назад - Коля видел, как этот земной мальчишка рассекал своим шоколадным телом прозрачную воду. Озеро отражало сочную береговую зелень, синеву небес и стаи птиц, плавно кружившихся под белопёрыми облаками.
      Коля вспомнил о Лоче и подумал: когда-нибудь он покажет ей волшебное озеро!.. Обязательно покажет...
      Чтобы избавиться от усталости, он разбежался по ровной, разогретой солнцем скале и прыгнул в воду. Алочи со смехом и свистом прыгнул вслед за ним.
      Удивительные растения были на дне озера! Вскоре он научился противостоять силе, выталкивающей его из воды, и почувствовал себя под водой почти так же, как на земле. Забыв о времени, он любовался красотой подводного мира, гонялся за рыбами, собирал растения. Забыл он на какое-то время и об Алочи. Но вот он увидел перед собой его перекошенное лицо, скривившийся рот, который конвульсивно хватал воду, выпученные, наполненные предсмертным ужасом глаза. Николай сильным движением выхватил его из воды и вытащил на берег. Опомнившись, Алочи хмуро посмотрел на Колю и, не скрывая досады, сказал:
      - Почему Акачи может быть рыбой? Почему Алочи не может?
      Зависть поселилась в наивной душе Алочи, и Коля заметил это.
      Ежедневно они выходили на поиски руды, блуждали по горам, переплывали реки, и здесь уже Алочи оставлял далеко позади своего учителя. Как он тогда радовался, каким огнём пылали его счастливые глаза! Он прыгал в водопады, выплывал невредимым, и джунгли сотрясались от его воинственного крика.
      Среди младшего поколения землян Коле нравился голубоглазый Чахо, которому минул двенадцатый оборот. Мальчик интересовался всем, в нём жила естественная любознательность, он очень быстро мог повторить всё, что делал Коля. Но его чрезмерная почтительность огорчала Николая, и он никак не мог отучить Чахо сгибать перед ним колени. Как-то Чахо назвал его богом.
      - Кто тебя научил так меня называть? - строго спросил Коля.
      Чахо потупился, острые детские плечи сгорбились. Колин вопрос его явно напугал.
      - Так тебя называют все люди на острове. Тебя и твоего отца. Алочи говорит, что вы наши боги.
      И Николай решил побывать на острове.
      Как-то вечером, когда Ечука-отец заснул, он надел плащ и в сумерках, никем не замеченный, приземлился среди буйной растительности, покрывающей остров. Приблизившись к шалашам, Коля залёг в кустах и начал присматриваться к жизни первых хозяев материка.
      Молодой охотник упрямо крутил в ладонях деревянную палочку, нижний конец которой упирался в сухое бревно. Над бревном появился сизоватый дымок. Раздувая невидимые искры, охотник разложил костёр. Вскоре весь лагерь осветился кострами.
      Женщины потрошили какую-то большую птицу. За спинами у них в травяных сумках спали малыши. И женщины и охотники были обнажены до пояса, на поясах висели травяные повязки...
      Коле показалось, что он уже когда-то видел такую картину. А может быть, и в самом деле видел?..
      Вдруг все, кто находился у шалашей, упали на землю. Они лежали, как мёртвые, неподвижно, припав к стоптанной траве. Охваченные страхом, они и сами казались такой же вытоптанной травой.
      Вначале Коля ничего не понял. Потом заметил фигуру Алочи, с многозначительной неторопливостью вышедшего из-за деревьев. На нём было столько блестящих погремушек, что у Коли зарябило в глазах.
      На груди висела металлическая полупрозрачная колба - из такого металла фаэтонцы изготовляли посуду для лабораторий. На голове был бронзовый сосуд, начищенный до блеска. Из подобного сосуда Коля с помощью голубоглазого Чахо кормил детей. Чуть повыше колбы, на шее висело несколько ниток блестящих раковин. Между ними поблескивали какие-то пластмассовые пластинки. В левой руке высоко, будто скипетр, Алочи держал прозрачный сосуд для вина, который выбросил Рагуши.
      Николай еле сдержал смех. А может быть, это какой-то маскарад? Может, Алочи развлекается сам и развлекает своих охотников?
      Но то, что случилось дальше, никак не напоминало развлечение. Все лежали, прижавшись к земле, кроме одного охотника. Он был такого же крепкого сложения, как Алочи. Стоя у своего шалаша, охотник прикрывал спиной жену с ребёнком. Горящий взгляд его был устремлён прямо в лицо Алочи.
      Какое-то время Алочи молча переглядывался со строптивым охотником. Потом гордо, с суровой твёрдостью в голосе спросил:
      - Почему ты не упал перед правой рукой Беловолосого бога?
      - Беловолосый бог не велит падать даже перед ним самим,- спокойно ответил охотник.
      - Так вот чего ты хочешь? - зло крикнул Алочи.- Ты хочешь, чтобы Беловолосый бог сделал тебя своим большим пальцем. Смерть!..
      Алочи поднял бумеранг и метнул его в грудь охотнику. Охотник пошатнулся и упал у шалаша. Жена закричала, но побоялась выйти из своего убежища.
      Алочи приказал отнести убитого к костру и сам разрубил его тело каменным топором. Под угрозой смерти охотники зажарили и съели своего непокорного брата. Несколько жареных кусков Алочи отнёс в кусты - для Беловолосого бога.
      Коля был так потрясён этим ужасным зрелищем, что не смог даже пошевельнуться. Он не знал, что ему делать. Надо было немедленно посоветоваться с отцом...
      Как горевал старый Ечука! Он ругал себя за чрезмерную доверчивость к Алочи, за то, что не уберёг его от страшной человеческой болезни...
      Только теперь Ечука понял, какой вред принесло отсутствие помощника. Если бы ему помогал Акачи, недобрые наклонности молодого охотника были бы замечены раньше. Тогда бы дело не дошло до убийства и из отцовского любимца можно было бы воспитать прекрасного вожака первых землян. Теперь, как бы ни было больно, Алочи придётся лишить жизни. И в этом виноват прежде всего он - Ечука. А может быть, виновата старость, которая лишила его энергии. Ведь когда-то его хватало на всё...
      Впервые за свою долгую жизнь отцу пришлось принять такое жестокое решение. Но жестокость диктовалась необходимостью - преступление должно было быть наказано.
      Долго они обсуждали, как осуществить казнь. Ечука сказал:
      - Незрелому разуму нужна какая-нибудь обрядовая традиция. Обряды и предания передаются в течение тысячи оборотов.
      Ечука давно заметил, что его воспитанники обожествляют кровь. Очевидно, они уже поняли, что именно эта красная жидкость содержит в себе тайну жизни. К тому же охотникам, привыкшим убивать животных, понять это было нетрудно. Поэтому каждая капля собственной крови порождала в них почти мистический трепет. Нет, это был не страх, это было что-то похожее на религиозный экстаз.
      Отец решил, что новая обрядовая традиция должна быть как-то связана с собственной кровью. Пока мозг ещё созреет для понимания добра и зла, от беды должен защищать жестокий обряд.
      Ечука ничего лучшего придумать не мог. Чтобы не проливалась кровь нужна клятва на крови! И для этого он не пожалеет собственной крови...
      Прилетев на остров, Ечука своей старческой рукой метнул бумеранг прямо в грудь Алочи. Николай впервые видел, как отец пользуется этим оружием. А может быть, это сила гнева так укрепила его мышцы? Алочи тотчас же упал, истекая кровью...
      Потом отец острым концом бумеранга сделал глубокие разрезы на своей груди. То же повторили за ним и все остальные охотники. Настоящие раны, которые они причинили себе, должны будут оставить заметные рубцы. Вслед за отцом охотники повторили клятву:
      - Клянусь красными рубцами на груди, что рука моя никогда не поднимется на брата. Если я нарушу эту клятву, пусть братья не оставят в моём теле ни единой капли крови...
      И когда-нибудь другой Ечука, другой Акачи точно так же будут резать в кровь свою грудь, повторяя почти ту же самую клятву - клятву Беловолосого бога...
      26. Катастрофа
      Как-то после очередного возвращения с Фаэтона их навестил Рагуши. Его нельзя было узнать. На сей раз он даже не захватил с собой вина. И был до крайности нервозен.
      - На Фаэтоне происходит что-то ужасное,- заговорил он, устало падая в кресло.- Шёл я по улице. Вдруг на меня напало какое-то помрачение. Я сразу же перестал понимать, что со мной делается. Будто я заснул... Когда очнулся, я решил, что это случилось только со мной. Оказывается, все на протяжении пяти минут блуждали, будто лунатики. Говорят, что и сам Бессмертный пережил то же самое... Теперь он беснуется. Уничтожил уже нескольких советников и жрецов...
      - А ты не преувеличиваешь? - откликнулся отец, не скрывая удивления.
      - В столице схвачено трое беловолосых. И почему-то,- Рагуши с тревогой посмотрел на Колю,- среди них почему-то оказалась Лоча. Как она попала туда?..
      - Лоча?! - крикнул Николай.
      - Да, мой друг... У неё забрали тайный шахо. Там была кнопка, назначения которой никто не понял. Во Дворце Бессмертного такая кутерьма...
      - Где Лоча?!
      - Бессмертный приказал держать её во Дворце. Сам её допрашивал. Но она молчит...
      "Лоча, Лоча! - стучалось в Колиных висках.- Значит, она пошла в столицу, чтобы доложить Чамино о действии его станции!"
      Он вспомнил, что восстание должно было начаться через полчаса после того, как станция оправдает надежды Чамино.
      - Когда ты вылетел? - дрожащим голосом спросил он у Рагуши.
      - На следующий день...
      Все молчали. И Рагуши и Ечука хорошо понимали, что происходит сейчас в душе Акачи.
      Но они не могли знать того, что знал он. Даже здесь, на другой планете, Николай не имел права разглашать тайны революции.
      Если Рагуши вылетел на следующий день после проверки, значит Чамино ещё не удовлетворён деятельностью станции. Наверное, её волны не на всех влияли одинаково, а Чамино не успокоится, пока не добьётся своего. Или, может быть, ещё до сих пор не успели перерезать страшные кабели Бессмертного?..
      Рагуши потратил на дорогу одни фаэтонские сутки. Значит, с момента проверки прошло почти двое суток. Сколько ещё будут продолжаться дополнительные работы на станции? Что Бессмертный сделает с Лочей? Может быть, её сейчас пытают?.. Может, кто-то из беловолосых не выдержал пыток и Бессмертный уже знает о подготовке восстания? Нет, этого быть не может! Если Штаб послал в столицу Лочу, значит подбирались не случайные люди, а те, кто пользовался полным доверием. Они скорее погибнут, чем выдадут тайну Штаба.
      Тревога и ожидание овладели всем существом Николая. Ему хотелось верить в то, что с Лочей ничего не случится, что её скоро освободят.
      Припомнились её последние слова, и снова сердце сжалось от боли.
      - Что же решил Бессмертный? - спросил отец.
      - Бессмертный приказал срочно доставить тебя на Фаэтон. Он разогнал всех своих советников. Говорит, что все они идиоты. Был, мол, один умный, да и тот где-то теперь на горячей планете. Бессмертный думает, что ты один сможешь ему помочь...
      - Я?! О-о, нет! Рагуши! Этого он не дождётся. Передай Бессмертному, что я не желаю принимать его милостей.
      Рагуши побледнел.
      - А ты знаешь, чем это грозит нам обоим?.. Если я не выполню его приказ, меня зажарят живьём. А ты... Он прикажет атлантам похоронить под водой весь этот материк!..
      Ечука задумался. И после продолжительной паузы сказал:
      - Есть только один выход... На Атлантиде знают, что ты полетел ко мне?..
      - Ты с ума сошёл, Ечука!.. Разве я мог полететь сначала на Атлантиду, а потом к тебе? Я никогда этого не делал...
      Властно, тоном приказа, отец сказал:
      - Ты немедленно вылетишь на Фаэтон. Из космоса передашь во Дворец Бессмертного, что летишь вместе со мной. А где-то на полдороге сообщишь, что твой реактор не слушается мозга управления. Что есть угроза взрыва... Потом устроишь взрыв...
      - В ракете?!
      - Зачем в ракете?! Тебе надо создать радиоактивную зону. А взорвалась ли ракета или мощная водородная капсула - кто это установит?..
      Рагуши помрачнел. Поднявшись с кресла, он долго стоял у окна. Его треугольная фигура с широкими плечами на какое-то время закрыла свет. Седой чуб под скафандром был мокрым от пота.
      - Я понял твой план, Ечука. Но где я потом спрячусь от Бессмертного?
      - Здесь, рядом с нами.
      - А мои дети на Атлантиде? Их земная мать... Мои милые внуки? Я больше не увижу их никогда?..
      "Не тот уже Рагуши,- подумал Коля.- Старость притупила в нём готовность к самопожертвованию. Нет, он, конечно, не согласится".
      - Да,- печально сказал отец.- Это очень большая жертва. Но пойми, Рагуши... Дело, которому ты отдал всю жизнь...
      - Какое дело? - сердито воскликнул Рагуши.- Для меня это была только дружба. Дружба с тобой, с Шарукой... А ваши дела мне безразличны.
      - Ты говоришь неправду, Рагуши,- усмехнулся отец.- Но пусть так, пусть только дружба. Всё равно ты служил этому делу. Если погибнет наша колония... Этот материк будет безлюден до тех пор, пока земляне не научатся свободно передвигаться в пространстве. А какой же это прекрасный материк! Как может здесь забурлить разумная жизнь!..
      - Его заселят атланты.
      - Атланты?..- Отец измерил Рагуши суровым взглядом.- Ты веришь, что Фаэтон будет жить вечно? Ты знаешь о заветной кнопке Бессмертного?..
      - Не может он этого сделать!.. Бог он или человек - не знаю... Но это невозможно! Ни для человека, ни для бога...
      - Бог, у которого забирают власть, это уже не бог.
      - Атлантида ведь не на Фаэтоне,- угнетаемый тяжкими мыслями, сказал Рагуши.
      - Фаэтонцы на Атлантиде не вечны. Они умрут так же, как умрём и мы. А что они передали земным атлантам?.. Научили их строить храмы. Привили тупой фанатизм - веру в могущество Бога-Отца. Создали касту рабовладельцев... А знаешь ли ты, сколько нужно этим людям, чтобы хорошо освоить всю планету?.. Все её земли, острова, материки... Тысячи земных оборотов, мой дорогой Рагуши!..
      Рагуши думал с таким усилием, будто в голове у него вертелись тяжёлые жернова. Наконец он сказал:
      - Я согласен, Ечука...
      Вскоре они убедились, что инсценировка взрыва ракеты удалась блестяще. Корабль, отправленный фаэтонскими жрецами на место взрыва, обнаружил широкое поле радиации. Ничего более он не мог и не надеялся там найти.
      Рагуши поставил свою ракету среди могучих деревьев недалеко от помещений, в которых жили дети. Строения эти были расположены так, что их трудно было заметить с воздуха.
      Раньше космонавт, прилетая к отцу, не разрешал пользоваться стеной горизонтов в своей ракете. Теперь это для Рагуши не имело никакого значения, так как он не собирался возвращаться во Дворец Бессмертного. Единственное, чего не мог позволить Рагуши,- это посылать передачи на Фаэтон: их бы немедленно обнаружили!..
      Ни Ечука-отец, ни Рагуши никогда не принимали передач с Материка Свободы. Поэтому можно понять, с каким волнением они подошли к матовому экрану, который занимал большое пространство между потолком и полом корабельного салона. Волновался и Коля. Что делается теперь на Фаэтоне?..
      Было это вечером, когда салон космического корабля заполнили тропические сумерки.
      Включив стену горизонтов, колонисты услышали тревожный голос диктора Материка Свободы. Изображения ещё не было - оно появится чуть погодя,- но оттого, что говорил диктор, их лица сначала покрылись холодным потом, а через несколько секунд засветились радостью.
      - Юпитер! Юпитер! - звал диктор.- Я Фаэтон... Продолжаю, продолжаю!.. Они окружили Дворец Бессмертного... Они летают над ним без всяких препятствий... Скованные сном, легионы Бессмертного бессильны... Пока ещё не пролилось ни единой капли крови...
      - Свершилось! - радостно воскликнул Коля, сжимая в объятиях то космонавта, то отца.- Революция! - крикнул Николай.- Это действует станция Чамино!..
      Задыхаясь, он объяснил то, что сейчас происходило на их родине.
      Весь экран заполнили человеческие фигуры в белых плащах. Это была Армия первого удара, которой командовал Лашуре. Бойцы летали над куполом Дворца Бессмертного, рассекая пластмассовые стены лучами жуго. Вот они сотнями спускаются в громадные залы Дворца, бегут по лестнице, наталкиваются на силуэты карателей, стоящих неподвижно, словно статуи.
      Советники и жрецы застыли в тех же позах, в которых их застали волны Чамино. Бойцы в белых плащах отбрасывают их прочь, жрецы падают, но позы их не меняются, они будто окаменели.
      На экране возникла коренастая фигура Лашуре. Он кричит:
      - Ищите Единого! Ищите Лочу!..
      - Гашо! - крикнул отец, узнав младшего брата. Казалось, каждая морщинка засветилась на его старческом лице.- Рагуши, ты видишь?.. Это мой брат Гашо! Он командует повстанцами...
      Народные бойцы спускались в города, обезоруживали карателей, занимали храмы и контрольные пункты, стаскивали окаменевшие фигуры жрецов в подвалы храмов, где раньше пытали людей. Теперь туда складывали штабелями, словно бревна, жрецов. Пусть полежат до поры до времени.
      Николай понимал, что Материк Свободы стремился к тому, чтобы ход революции сохранился в Пантеоне Разума во всех своих величественных подробностях. Пантеон видел сейчас всю планету. Не было ни одного уголка, куда бы он не мог заглянуть волнами своих приборов, не говоря уже о стенах горизонтов и тысячах шахо, при помощи которых он очень легко получал информацию. Эта информация обрабатывалась молниеносно. На Юпитер передавалось самое существенное - как бы сконденсированные сгустки событий...
      На экране возник Штаб повстанцев. Чамино был охвачен бешеной энергией, он ощущал революцию каждым нервом. Всё, что происходило на поверхности, сразу же отражалось на штабной стене горизонтов. Это позволяло Чамино отдавать необходимые распоряжения и команды.
      "Где же Лоча? Где Бессмертный? - с нарастающей тревогой думал Николай.- Почему они выпали из поля зрения Пантеона?"
      - Значит, революцию возглавил Чамино,- с удовольствием отметил отец.
      - А сам он впоследствии не сядет на место Бессмертного? - скептически спросил Рагуши.
      - Нет, мой друг. Такие ошибки не повторяются.
      - Наоборот! Мне кажется, что вся история человечества состоит из повторения одних и тех же ошибок.
      - Возможно. Но только до тех пор, пока человечество не освободило свой разум от подпорок. Этими подпорками я считаю человеческий эгоизм, который в переходный период иногда помогает развитию... А сейчас... Сейчас разум созрел - прочь подпорки!..
      Но вот, наконец, они увидели фигуру Бессмертного. Его широкая борода и суровые черты лица обычно пробуждали трепет. Сейчас же Бессмертный улыбался, и это было неестественно, в это невозможно было поверить. И всё же он улыбался. Улыбка его была страшной. В ней чувствовалось такое высокомерие и такое презрение ко всему живому - к мирам, к светилам, к безграничной вселенной, что Рагуши и Николая объял ужас. Только Ечука-отец нашёл в себе силы сказать:
      - Он у пульта Солнечного Кольца!.. Там стены и двери из такого материала, что его не пробьёт никакая сила. Нельзя даже бросить бомбу...
      Прозвучал голос-гром:
      - Богоотступник Чамино! Ты слышишь голос Всевышнего?..
      В то же мгновение на экране появилась фигура Чамино, а Бессмертный исчез. Пантеон Разума предоставил слово вождю повстанцев.
      - Я слышу тебя, Ташука!.. Для нас ты не бог, не всевышний и не бессмертный,- спокойно сказал Чамино.- Ты только устаревший эксперимент фаэтонской медицины. Слушай, Ташука! У тебя нет армии. Ты остался один. А нас миллионы, сотни миллионов. Мы не хотим крови. Все твои легионеры, объятые сном, будут возвращены к нормальной жизни. Все жрецы, советники и служители твоих храмов получат право обычных граждан.