Но есть другая власть, которая не ослабнет никогда, пока живы люди на свете. Перед этой властью ты всегда будешь робко стоять, охваченный трепетным уважением. Это власть творческой мысли, власть деятельного человеколюбивого разума. И если ты почувствовал эту власть над собой, никто не убедит тебя в том, что ты не должен испытывать перед ней глубочайшего уважения. Возможно, настанет такое время, когда ты сможешь противопоставить ей собственную мысль и собственный разум. И если в честном поединке мыслей ты добудешь победу, другие должны будут признать силу твоей мысли. Но не кичись тогда этой властью, не гордись ею, а слушай, слушай и думай!.. И если в следующий раз ты ощутишь, что мысль твоя уже не способна на почётный поединок, ибо родилась другая, значительно более сильная, не чини ей препятствий, сумей поступиться собственным самолюбием, иначе никто и никогда не захочет тебя слушать.
      Перед такой властью именно в эту минуту и стоял Коля.
      - А не слишком ли рискован этот шаг? - спросил его пожилой член Штаба.
      Преодолев волнение, сдержанно и достойно начал Коля излагать всё, что старательно продумывал в течение последних суток. Их маленькое государство оправдает своё существование лишь тогда, когда будет жить не отдельно от "первого этажа", населённого сотнями миллионов беловолосых, а уже сегодня начнёт среди них активную работу. Коля рассказал о своём разговоре с Эло. Скотоводы всё ещё считают Бессмертного богом. Их сознание затуманено предрассудками, сложившимися в течение тысячи оборотов. Стремясь вырваться из-под гнёта Бессмертного, они ищут для себя другого, доброго бога. Значит, рано или поздно люди попадут в новое рабство. И не заметят сами, как это случится...
      Долго продолжались споры. Почти все согласились с предложением Коли. Но малейшая неосторожность человека, которого пошлют по ту сторону тайных баррикад - в "первый этаж", может стать роковой. Контрольным пунктам Бессмертного станет ясно, что никакого извержения не было, что его инсценировали повстанцы. Тогда гибель их пока беззащитного государства неминуема. Революция умрёт, не родившись. Да, членам Штаба было о чём подумать и поспорить...
      Лашуре предложил такой план. По ту сторону остался младший брат Эло механик завода искусственного белка Гашо. Он живёт далеко: чтобы попасть к нему, нужно пройти много лабиринтов и переходов. Эло хорошо знает дорогу, он не раз ходил туда. У Гашо есть четверо взрослых сыновей, они так же, как и отец, смертельно ненавидят Бессмертного и вовсе не считают его богом. Видимо, этому способствовали встречи Гашо с Ечукой, хотя с тех пор прошло много времени. Коля взошёл тогда ещё только на четвёртую ступень разума. Он помнит, правда смутно, беловолосого красавца - высокого, кряжистого, весёлого шутника, всегда неожиданно появлявшегося в их доме и столь же неожиданно исчезавшего.
      Лашуре верит в то, что Эло скорей погибнет, чем выдаст врагам их тайну. А Чамино верит в способность Акачи убеждать людей. Вот пусть Эло и поведёт своего племянника к Гашо, и там, на месте, пусть уже Акачи сам решит, как ему действовать. Но ни один человек с той стороны - даже Гашо не должен знать о существовании государства повстанцев.
      Внимательно изучив карту лабиринтов, Штаб поручил Лашуре при помощи бестемпературного генератора давления создать тайный выход на поверхность по ту сторону баррикад.
      Это была двойная конспирация: если бы даже карателям и посчастливилось отыскать выход из их лабиринтов, это всё равно ничего бы не дало.
      И сразу же началась деятельная подготовка к этой операции. О решении Штаба Коля не имел права сообщить даже Лоче.
      Он стоит у прозрачной стены в комнате Лочи и смотрит в фиолетовый сад, по которому Лоча водит своих беловолосых посетителей.
      Третий день она принимает гостей. Теперь она убеждена, что все опасения были напрасными. Посетители преисполнены благоговения.
      В сад вошла новая группа. Это пожилые скотоводы. Есть среди них юноши и девушки.
      Как изменился вид этих людей! Николай хорошо помнит первое знакомство с беловолосыми. Грубые рубашки, похожие на мешки с прорезанными дырами, куда можно всунуть головы и руки, были единственной их одеждой.
      Так одевались и женщины, и мужчины, и девушки. Тогда ему показалось, что уже сложился определённый тип человека и возродить расу смогут только новые поколения, но для этого они должны многие десятки оборотов жить в других условиях...
      Теперь он убедился, что возрождение наступает очень быстро. Сотни, даже тысячи оборотов полуживотного существования не могли убить в людях того, что они когда-то унаследовали от своих сильных, вольнолюбивых предков. И как стебелёк цветка, придавленный камнем, выпрямляется и наливается новыми соками после того, как камень отброшен, так и эти люди выпрямились, освободившись от гнёта. Именно поэтому они с таким интересом рассматривали воскресшие цветы и деревья. И каждый из них, видимо, думал о том, как схожа его судьба с судьбой вот этих трав, деревьев и цветов.
      Перед Колей прошла группа девушек. Они были одеты так же, как одеваются на "втором этаже", только цвет одежды был не голубым, а белым.
      Детей Лоча принимала отдельно, но, несмотря на это, они старались пробраться с каждой группой. Сначала Лоча очень боялась за них, потом поняла, что их привлекало больше всего. Походив вместе со взрослыми, они сразу же шлёпали босыми ногами к бассейну, прыгали в синеватую воду, и уже не было никакой силы, способной вытащить их оттуда. Над бассейном стоял радостный визг, высоко взлетали брызги воды, а взрослые, поглядывая в ту сторону, обменивались добрыми улыбками.
      Выглядывая из своей засады, Коля следил за реакцией людей, впервые в жизни увидевших, какой красивой была когда-то их планета. Возможно, именно эта красота и начала тогда формировать человеческую душу, побуждала людей воспроизводить на скалах то, что замечали их глаза и запоминал мозг.
      Глаза беловолосых увлечённо светились. Сейчас среди них рождались поэты и художники - будущая гордость обновленного фаэтона.
      Коля прислушивался к объяснениям Лочи. Настроение людей передалось и ей, и Лоча, наверное, впервые понимала величие происходящего в эту минуту.
      - В далёкую доледниковую эпоху это дерево называлось гужа,рассказывала Лоча.- Оно росло на экваторе, где выпадало много дождей и весь оборот ровно, с одинаковой силой, грело солнце. Под листьями гужа люди укрывались от дождя, его плодами утоляли голод. В ветвях деревьев пели птицы, и люди старались перенимать их песни... А это вот растение создано человеком из многих растений, которые давно уже погибли. Когда-то его выращивали на широких полянах, хорошо обработав почву. Потом высушивали, складывали в деревянные помещения и изготовляли разные блюда. Придёт время, и мы вырастим много таких растений, тогда каждый сможет убедиться, как вкусны они и как быстро восстанавливают утраченные силы...
      - Почему же Бессмертный не хочет выращивать их для людей? - спросил пожилой сгорбленный скотовод.- Если бы он захотел, планета согрелась бы от их дыхания и все люди смогли бы выйти на поверхность, чтобы жить в таких вот садах... Почему он не хочет этого?
      Коля заметил, как Лоча сначала растерялась, как встрепенулись её длинные ресницы, как в волнении начала приглаживать волосы. Но потом она собралась и ровным спокойным голосом заговорила о Бессмертном. И слова её оставались в сознании людей.
      Не было в государстве Бессмертного ни одного храма, который смог бы сравниться красотой с храмом природы, созданном усилиями Лочи. И не было у Бессмертного ни одного проповедника, который своей убеждённостью, силой мысли, вдохновением сумел бы соревноваться с Лочей...
      "Лоча! Милый узелок на светлом луче!.. Как я скажу тебе, что мы снова должны расстаться!.."
      Лоча не заплакала. Её белая фигура в немом трепете припала к нему, горячее дыхание обожгло его щёки. И впервые в руках её красным лучом вспыхнул сорванный цветок. Она долго колебалась, прежде чем сорвать его. Но рука не послушалась, и Лоча сорвала самый лучший цветок в своём саду.
      Красный цветок она приколола к грубой одежде, которая мешковато висела на Коле. Теперь он был одет точно так же, как скотоводы и механики по ту сторону тайных баррикад. За его спиной висел плащ. Он спрячет плащ в узенькой пещере, вырубленной Лашуре, а сам затеряется среди людей, которых ему предстояло подготовить к великим боям. Он уходит не на день, не на два, а по крайней мере на целый оборот.
      Штаб разрешил сказать Лоче, куда он направляется и ради какой цели.
      В ледяном коридоре Лоча ещё кое-как держалась. Но когда поднялись по лестнице на площадку, вырубленную под самой крышкой, плечи её вздрогнули.
      Притронувшись губами к её щекам, он ощутил солоноватый привкус привкус разлуки - и подумал: "Это хорошо, что жёны умеют плакать". Солёный привкус останется на его губах и всегда будет напоминать ему о Лоче.
      - Прощай, Лоча!.. Я вернусь. Мне ничто не угрожает. Там есть люди, а среди людей не страшно...
      И вот Николай и Эло поднялись над планетой. Юпитер посылал навстречу свои холодные лучи, шахо вели куда-то на север, а ветер бросал в лица острые ледяные осколки. Наконец огненная стрелка на маленьком приборе завертелась, и они полетели вниз. Ветер и здесь мешал им разгребать снеговые сугробы, но они понимали, что он их союзник, ибо как только они спустятся в узенькую пещеру, ветер заметёт следы и спрячет под снегом толстую каменную крышку от вражеских глаз.
      Крышка оказалась неожиданно лёгкой, хотя толщиной была не менее человеческого роста. Пока Эло спускался в тёмное отверстие, Коля изо всех сил держал крышку, чтобы бешеный ветер не вырвал её из рук и не покатил по льду. Он закрыл за собой крышку, и она плотно примкнула к каменным стенам.
      Освещая дорогу фонариками, они начали спускаться вниз.
      В карманах посланцев лежали жуго - могучее оружие фаэтонцев. Им пользовались только служители храмов. Даже беловолосым карателям его не доверяли: боялись, чтобы оно не попало в опасные руки.
      Шли долго, пока не натолкнулись на круглую, похожую на пробку крышку. Плащи и шахо спрятали в надёжное место. Включили другой прибор, единственный, который был не подвластен волнам экранизации, направленным сейчас из государства повстанцев на шахо контрольных пунктов Бессмертного для того, чтобы парализовать их действие. Этот прибор они взяли для связи со Штабом повстанцев.
      И вот они попали в тёмные владения Бессмертного. На ощупь двинулись в тяжёлую без конца и без края дорогу. Впереди шёл Эло, который безошибочно ориентировался в темноте.
      Николай всё время спотыкался обо что-то хрустевшее у него под ногами, словно чьи-то кости. Эло сказал, что это и в самом деле кости беловолосых, которые пролежали здесь сотни оборотов. Здесь было громадное кладбище жителей "первого этажа", и его избегали даже вездесущие каратели. Именно потому Лашуре и выбрал этот страшный лабиринт для выхода из тайной пещеры.
      Коле стало жутко. Когда кладбище кончилось, на их пути стали попадаться заселённые пещеры. Где-то в полной темноте плакали дети, слышались то печальная колыбельная, то предсмертный стон.
      Впереди блеснул первый луч света. Но Эло не пошёл туда - там были заводы и фермы, и можно легко наткнуться на карателей...
      Они ещё долго шли в темноте, прежде чем разыскали завод, на котором работал брат Эло - Гашо.
      Наступила новая, незнакомая жизнь. Коля спал рядом со своими двоюродными братьями на каменном помосте. Ел белковину, растворённую в кипятке. Похудел, побледнел, но это не огорчало его. Теперь он стал похож на тех людей, среди которых жил. От отца он унаследовал белые волосы и ничем не отличался от своих братьев.
      С дядей Гашо и его сыновьями Коля подружился сразу же. Правда, вначале они избегали каких-либо бесед на запретные темы, но вскоре Коля убедил их, что теперь есть дни и часы, когда можно разговаривать совершенно свободно. Они поверили в это не сразу. Только постепенно, наблюдая за тем, как в безопасные часы держался Коля, они и сами начали обмениваться мыслями, которые прежде им приходилось прятать в глубочайшие уголки души...
      Среди беловолосых был очень развит язык жестов. Николай быстро овладел им и мог теперь хотя бы коротко переговариваться со своими братьями тогда, когда генераторы экранизации не действовали.
      Гашо и его сыновья полюбили Колю. Они готовы были без конца слушать его рассказы о сказочной Земле, Ечуке-отце, об Атлантиде. Гашо восхищала идея старшего брата создать на Земле независимый Материк Свободы...
      Коля приобрёл пять надёжных помощников! Все они были люди чистосердечные, добрые, и каждый из них имел много друзей.
      То, в чём Коля был убежден и раньше, теперь получило новое подтверждение. Нет обществ, где все люди были бы трусами, но есть общества, граждане которых боятся высказать вслух то, о чем думают тайно. Многие из них готовы в любую минуту отдать жизнь за правду, а все вместе они терпят унижения и муки и молчат покорно и тупо...
      В таких условиях диктатором может стать даже толстобокий дагу, если жрецы провозгласят его богом. Ему будут приносить в жертву детей и матерей, перед ним будут склоняться головы всего народа.
      Теперь Коля понял, что основа могущества Единого - шахо контроля. Они могли быть и выключенными (вполне возможно, что их теперь часто выключают), но в каждом человеке поселился страх перед контролем, он преследует только что родившуюся смелую мысль, бросается на неё отчаянней целого отряда карателей и сокрушает её, как прожорливый короед сердцевину дерева. И мысль тотчас же умирает, человек глядит в лицо другому человеку пустыми глазами и, если замечает, что в чьих-то глазах блеснула мысль, только что родившаяся в нём самом, испуганно отводит взгляд и спешит в свою тесную конуру, чтобы там в тяжёлом сне найти спасение от необходимости мыслить.
      Изолированный разум медленно угасает, превращаясь в печальное кладбище старых мыслей, ставших в конце концов мёртвыми догмами.
      И если в обществе господствует мысль одной личности, а все другие хаотично блуждают в безвестном, разъединённые и забытые,- горе такому обществу!
      Государство Бессмертного было именно таким обществом. Каждый человек как бы носил под собственной черепной коробкой шахо контроля, и не было никаких генераторов, способных нейтрализовать действие этих дьявольских шахо. Тут нужно было живое вмешательство живых людей...
      И всё же Коле повезло: он попал в среду, уже подготовленную к самостоятельному мышлению. Вскоре он убедился, что авторитет Гашо среди людей, живущих на площади у завода, а также среди тех, кто жил в тёмных пещерах, был почти непререкаем. Коля понял, что Гашо делал кое-что и раньше. Языком жестов он на протяжении многих оборотов старался объяснить людям, что на них и на их детях лежит гнётом вековая ложь.
      И вскоре Коля увидел, что происходит с людьми, которые долго молчали. Им словно хотелось выговориться и за себя, и за своих дедов, и прадедов, ушедших из жизни. В людях просыпалась, заложенная природой, необходимость свободно выносить свои размышления на общий суд и так же свободно впитывать в себя мысли других.
      Генераторы экранизации волн, как и было обусловлено в Штабе, включались один раз в трое суток и действовали не менее двух часов. Под влиянием Гашо и его друзей люди поверили в то, что в эти часы можно разговаривать вполне свободно. Из каменных конур и тёмных пещер они выходили на площадь, собирались небольшими группами, и говорили, говорили... Пока что это были разговоры, в которых они словно бы прощупывали друг друга, как бы заново знакомясь. Коля понимал, что нужно время, прежде чем исчезнет взаимное недоверие, а главное - недоверие к самой возможности думать и делиться своими мыслями.
      Каждый раз в такие часы на всех переходах, ведущих к площади, ставилась охрана, которой вменялось в обязанность извещать о приближении карателей. Как только раздавался сигнал об опасности, люди сразу же расходились, каратели в чёрных плащах обследовали площадь, заглядывая в конуры и тёмные пещеры. Не заметив ничего недозволенного, они исчезали, а в людях вырастала вера: значит, правда, что шахо контроля в определённые часы утрачивает свою власть...
      Так продолжалось довольно долго. В этот период Коля никак себя не проявлял - он только ходил и слушал. А люди тем временем привыкали к этим определённым часам. Они называли их "часами свободы". Они уже сами хорошо знали, когда начинаются и когда кончаются эти часы, и дружно сходились на площадь. Теперь они уже не могли представить себе свою жизнь без таких общений друг с другом. Это было невозможно так же, как жить без воды, пищи и воздуха...
      И вот тогда Коля сделал следующий шаг - из самых верных друзей Гашо он создал комитет, который назвали Братством Свободных Сердец. Председателем его избрали Гашо. Настало время, когда Коля смог изложить Братству свою программу. Он назвал её своей только потому, что не имел права рассказывать о государстве повстанцев.
      Члены Братства сначала отнеслись к его программе с недоверием. Шесть тысяч оборотов господствует Бессмертный, и ни одна живая душа за это время не осмелилась поднять голос против него.
      Две тысячи оборотов тому назад попробовал восстать против Бессмертного его Сын. Но не успел даже закончить своей вольнолюбивой проповеди, хотя был таким же бессмертным - кровь от крови, плоть от плоти Бога-Отца! Какое же имеют право смертные люди надеяться на свержение Единого Бессмертного?..
      Тогда поднялся высокий, скуластый Гашо. Он был выше на целую голову любого из присутствующих здесь. Его умные, с искринкой, чуть прищуренные глаза внимательно оглядывали членов Братства, словно пытались понять, чего боятся эти люди - смерти за великое дело или вечных предрассудков? Он хорошо знал, что никто из них не боится смерти. Но предрассудки иногда бывают страшнее самой смерти.
      Гашо сказал:
      - Братья! Все вы видели, как валятся каменные пещеры, простоявшие тысячи оборотов. Наступает такое время, когда им приходит конец. Ребёнок заденет пальцем один камешек - и то, что казалось вечным, нерушимым, рассыпается... А наш народ не ребёнок!.. В народе сотни миллионов мозолистых пальцев. Только все они разобщены и каждый существует отдельно. Они не привыкли собираться в единый кулак. Если же мы всё соберём их вместе, то будет такой могучий кулак, против которого не устоят ни каратели, ни жрецы, ни сам Бессмертный!..
      Два часа советовались члены Братства. И потом ещё много раз по два часа. И постепенно воскресала вера в собственные силы, рождалась уверенность, что Бессмертный может стать смертным, если этого захотят освобождённые люди.
      Когда прошло пол-оборота, Николай убедился, что их Братство уже заметная сила.
      Скотоводы, как и прежде, месили утомлёнными кулаками толстобоких дагу, их дети вылавливали в канавах загустевшую белковину, механики заводов искусственного белка в своих зубастых машинах перемалывали недра планеты, изготовляя из минералов еду для животных и людей. Там, где долго работали эти машины, образовывались широкие площади, и на них создавали новые фермы, а стены площадей сразу же заселялись: в них возникали каменные конурки в несколько этажей...
      Да, внешне всё было спокойно. Но это напоминало спокойствие большой реки, поверхность которой скована толстым льдом. Жрецы и каратели ходили по этому льду, им казалось, что он вечен и нерушим. На самом же деле подо льдом бурлила жизнь, рождались мощные источники, пополняя могучее течение водой, которая завтра подымет лёд, оторвёт его от берегов, разрушит и понесёт в небытие...
      Однажды Колю пригласили на митинг, который должен был состояться на соседней площади. Люди стояли плечом к плечу и слушали его речь. Ему видны были только их головы и глаза, в которых время от времени он замечал вспыхивающие огоньки. Окончились часы свободы, и толпа начала редеть. Коля тоже направился к переходу, ведущему к его дому. Переход был тёмным, на каменном полу шевелились человеческие тела, и продвигаться вперёд приходилось на ощупь.
      Вдруг чьи-то железные руки схватили его за шею, сдавили горло, а в рот затолкали какую-то грязную тряпку. Он не смог ни крикнуть, ни шевельнуться. В глаза ударил яркий свет. Сильные руки оторвали его от пола, подняли в воздух и понесли под самым потолком широкой улицы, вымощенной большими каменными плитами. Чуть придя в себя, он увидел рядом с собой двух здоровенных карателей, которые, держа его за обе руки, летели на своих чёрных плащах. Внизу под ними ходили хорошо одетые люди. Они равнодушно посматривали на каменное небо, висевшее над улицей, а увидя карателей, держащих узника, о чём-то переговаривались. На улице расположились многокомнатные дома. Там жили семьи карателей и других прислужников Храма.
      Но вот конвоиры, крепко держа Колю, опустились на каменные плиты и завели его в большое помещение, где сидел беловолосый человек с тупым, самоуверенным лицом. Каратели рассказали о митинге.
      Человек, к которому обращались каратели, пренебрежительно посмотрел на них.
      - Вы мне долбите о каких-то сборищах еретиков, я докладываю об этом Храму, а жрецы называют меня болваном. Их шахо показывают, что всё спокойно.
      - Мы сами слышали,- сказал один из карателей.- Он говорил страшные, богохульные слова.
      Начальник доложил контрольному пункту о беловолосом, и Коля понял, что сейчас шахо контроля направят на его мозг.
      Он давно уже приучил себя думать о революции только в те часы, когда действовали генераторы экранизации волн. В остальное же время он старался думать о том, как вкусна белковина, не разведённая в кипятке, а в виде коржиков, или о том, что у карателей очень красивые плащи, мечтал о том, какими будут недра Фаэтона через шесть тысяч оборотов... Это умение загонять мысль в глубочайшие уголки мозга пришло не сразу - оно далось ценой упорной тренировки. Поэтому он не боялся, что шахо контроля выловит из его мозга какие-нибудь сведения о подготовке к восстанию. Но он заметил, что не может не думать о металлическом цилиндрике, лежащем в его кармане. Невольно он опустил туда правую руку, крепко сжал жуго, словно заклиная его не напоминать о себе.
      Вспыхнула стена горизонтов, и на ней появился жрец, подражающий Единому. Так же как и Бессмертный, он поднял вверх угрожающий перст и крикнул:
      - Он думает о собственном кармане! Что там у него?..
      Начальник тряхнул головой, взглянул на карателей, и они тотчас же бросились к Николаю. Но, опередив их, он достал из кармана цилиндрик и направил его на карателей. Им, конечно же, хорошо была известна убийственная сила этого оружия. И они подались назад, оттолкнув своего начальника, который тоже заметался из угла в угол, оглядывая комнату обезумевшими глазами.
      Коля приказал карателям снять свои плащи и положить их к его ногам. Приказ был тотчас выполнен. А жрец на стене горизонтов всё ещё моргал старческими веками, ожидая ответа. Ответ задерживался, и он хмуро спросил:
      - Что там у вас происходит? Я принимаю из ваших голов волны животного ужаса: запомните, трусы не имеют права быть слугами Единого. Они способны только месить толстобоких дагу...
      Николай поднял жуго, нажал кнопку и полоснул невидимым лучом по стене горизонтов. Обломки разрезанного на куски экрана посыпались на пол, а каратели, забившись в угол, стучали от страха зубами.
      Один чёрный плащ Коля надел на себя, другой заботливо сложил и зажал под мышкой.
      - Идите месить дагу,- презрительно улыбаясь, сказал он карателям.- Это гораздо полезней.
      Затем он вышел на улицу, взлетел под потолок и поплыл над головами прохожих. Подлетая к своей площадке, он заметил, что за ним гонится целая стая карателей. Они напоминали чёрных земных птиц, которые, выискав жертву, ждут её смерти, а потом бросаются на неё. Точно так же, как эти птицы, каратели летели на значительном расстоянии, боясь приблизиться к Коле.
      Коля свернул не на свою, а на соседнюю площадь. Встретив знакомого скотовода, он на языке жестов попросил передать Гашо, что будет ждать его возле кладбища. Ошеломлённый скотовод бессмысленно осматривал Колю, не понимая, откуда у него взялись чёрные плащи. Коротко объяснив, в чём дело, он снова вылетел на улицу прямо навстречу карателям.
      Страшно убивать людей, но у Николая не было иного выхода. Пришлось нажать на кнопку жуго. Пятеро карателей, летевших впереди, перерезанные надвое, мёртво поплыли под каменным потолком на остатках своих плащей. Те, что летели позади, немедленно ринулись вниз и разбежались кто куда...
      А Николай тем временем исчез в тёмных пещерах, ведущих к кладбищу. Он уже не прятался и смело включил фонарик, который хорошо освещал дорогу, хотя величиной был не более пуговицы.
      Однако фонарик вскоре пришлось спрятать. Он слишком беспокоил жителей тёмных пещер - вскрикивали дети, закрывая глаза ладонями, пугались женщины. А мужчины ощупывали пальцами пол, ища острый камень. Сжав его в руках, они провожали чёрную Колину фигуру такими взглядами, что он подумал: вот-вот какой-нибудь камень полетит ему в голову. Понимая, что ненависть эта вызвана его плащом, он снял его.
      У входа на кладбище Коля сел на камень и стал ждать Гашо...
      Уже целый оборот миновал с тех пор, как он расстался с Лочей. Время от времени с позволения Штаба он переговаривался с нею при помощи небольшого шахо - единственного шахо, на который не влияли волны экранизации. Он знал, что каждый день Лочи заполнен работой. Она ухаживала за растениями, сажала новые, выращивала саженцы. Тысячи людей были её желанными гостями, и каждому из них она рассказывала о своих деревьях и цветах, о фиолетовых травах, растущих на берегах ручьев. И всё же работа не могла целиком заполнить её беспокойную душу.
      Он нащупал небольшой карманчик, подшитый изнутри. В нем он берег засушенный цветок, подаренный на прощание Лочей...
      Вот он видит, как оживает цветок, красный, словно кровь на ярком солнце. Лепестки, с тоненькими прожилками, которые, кажется, пульсируют так же, как беспокойная жилка на запястье Лочи. И цветок разрастается, становится таким большим, что теперь тычинки его похожи на деревья. Лоча стоит под этими тычинками-деревьями и машет ему белой рукой. Она похожа на белого мотылька, которого Коля видел на Земле. Коля прыгает к ней, красные лепестки медленно соединяются друг с другом, и вот они с Лочей оказываются под пахучим шатром из лепестков, и сквозь лепестки пробивается полдневное солнце.
      Белое платье Лочи сразу же становится розовым: Лоча говорит:
      - Акачи! Это наш корабль... Мы летим на Землю. Я очень хочу увидеть её!..
      И корабль-цветок, облетев ледяную планету, берёт курс на далекую горячую Землю... Под ними безумствуют земные океаны, молнии рассекают небо, трещат и падают ветвями на землю зелёные великаны, а Лоча, раскрывая душистые лепестки, смотрит на кипение земных стихий и счастливо кричит:
      - Как здесь хорошо! Как красиво! Акачи! Давай заберём эти зелёные деревья в наши сады...
      Они бегут по горячему песку. Коля видит, как её следы наполняются морской водой. Солнце согревает эту воду, она испаряется на их глазах, в углублениях остается только белая соль, и она удивительно точно воспроизводит детскую ногу Лочи. Морские волны бросают на песок полосы белого кружева, потом сворачивают его и снова бросают, а Лоча зовёт:
      - Земля, Земля!.. Дай мне твоё солнце!.. Я растоплю наш лёд. И выращу много садов...
      Лоча кладёт руку ему на плечо - и он просыпается.
      И только теперь понимает, что допустил преступную неосторожность.
      Безрассудная смелость приводит к поражению. Так и случилось на сей раз. Уничтожив полдесятка карателей, Коля был уверен, что навсегда отбил охоту преследовать его.
      И вот теперь жуго направлен прямо ему в лицо. В свете фонарей он смог разглядеть человека, держащего в руках оружие. На груди его искрилась шестиугольная звезда. Значит, преследовать его жрецы поручили карателям "второго этажа" - тем, которых боялись даже советники Единого да и сами жрецы.
      Обезоружив Николая, они понесли его на контрольный пункт. И вскоре он предстал перед жрецом, который, как и все прочие, стремился быть похожим на Бессмертного.
      18. Дела чисто земные
      (Из дневника Оксаны)
      24 апреля.
      Неужели есть люди, у которых нет своего волшебного бумеранга? Мне их искренне жаль: они напоминают бескрылых птиц...
      Каждая наша встреча с Колей заканчивается новым полётом бумеранга. Пусть мне хорошо понятны все его свойства, пусть они предельно просты, но я и в самом деле лечу вслед за Колей и живу на Фаэтоне среди беловолосых и вместе с Чамино готовлю их к революции...
      Теперь я волнуюсь за своего Акачи: что же случится с ним дальше?..
      Мы расстаемся с Колей почти что во втором часу ночи. Мама очень сердится. Никогда она на меня не кричала, а тут вдруг:
      - Где ты была?!
      Я миролюбиво улыбнулась.
      - На Фаэтоне...
      - Ты хочешь сказать - в такси... На фаэтонах только купцы ездили.
      Ах, милая моя мамочка! Ты почти на память знаешь Гейне, Пушкина и Шевченко, а о Фаэтоне тебе известно ровно столько, сколько знает наш дворник - тётка Мокрина, которая едва умеет расписаться. Да и ты не виновата в этом: ещё и до сих пор большинство образованных людей почти ничего не знают о погибшей планете. И это в наши дни, когда мы овладели атомной "колесницей" легкомысленного сына Солнца! Куда же она нас повезёт, если земляне не будут знать, чем это кончается?..
      Коля сумел прочесть Платона так, что старинные предания вовсе не кажутся ему выдумкой. Долгое время существовало недоверие к этому древнегреческому философу, думали, что в его записях много вымысла. А по сути, это очень ценные документы человечества! Нужно только правильно их толковать.
      Сегодня после лекции ко мне подошёл Виктор Чёрный.
      - Оксана, ты мне нужна на несколько слов.
      Я без особой охоты согласилась поговорить с ним. Отказаться было неудобно. Мы пошли в университетский ботанический сад и присели на влажную скамейку.
      Виктор долго молчал, время от времени теребя пальцами свою рыжую шевелюру. Я удивилась: он всегда такой самоуверенный, а теперь вдруг чего-то стыдится...