На это же указывает состав воздуха, заполнявшего их капсулу. Смесь кое в чем отличается от привычной нам - азота немного меньше, водяных паров немного больше, присутствует крохотный процент неизвестного газа… но для человека этот состав вполне пригоден. Соответственно, и наша атмосфера не повредит центаврианам. Бесспорно, им это должно быть известно. Более того, им также должно быть известно и о нашем с вами существовании. Заметьте, что инопланетяне не могли самостоятельно покинуть ни свои саркофаги, ни свою капсулу - для того и другого им требовалась помощь извне. Будь Земля необитаемой, они были бы обречены неограниченно долго оставаться в своих темницах. Значит, они рассчитывали, что им сумеют оказать помощь… Ну и что мы имеем в общем итоге? А имеем мы послов Проксимы Центавра, прибывших к нам для установления первого в истории человечества контакта с внеземной цивилизацией!
      Собравшиеся дружно зааплодировали, восхищенно глядя на лукаво щурящегося Гадюкина. Профессор раскланялся налево и направо и закончил:
      – А сейчас, товарищи, я попрошу всех пройти в лабораторию криогеники, где наконец-то состоится самое главное - пробуждение наших дорогих гостей!
      Саркофаги с центаврианами лежали на возвышениях, полностью подготовленные к историческому событию. У дверей застыли рослые охранники, держащие замороженных пришельцев на прицеле - послы послами, контакт контактом, а нормы безопасности никто не отменял. Помещение простреливалось из конца в конец, а каждый саркофаг единым нажатием кнопки мог провалиться сквозь пол - в специальную камеру, обитую мягким войлоком.
      – У нас все готово? - спросил Гадюкин.
      – У нас все готово, - кивнул профессор Хрюкин, стоящий за центральным пультом.
      – У нас все готово, батенька, можем начинать, - кивнул Гадюкин Эдуарду Степановичу.
      – Товарищ президент, у нас все готово, можем начинать, - эхом повторил Эдуард Степанович, обращаясь к большому экрану в стене.
      Там сейчас виднелось широкое мясистое лицо с густыми бровями и необычайно крупным носом. Первое лицо государства. Разумеется, оно обязано было присутствовать при столь незаурядном событии. Но из соображений безопасности - виртуально.
      – Добро, - важно надул щеки президент. - Приступайте, товарищи.
      Крышки саркофагов медленно разъезжались надвое. По мере того, как восстанавливалась температура тел, оливковая кожа центавриан светлела, приобретала легкий розоватый оттенок. Вот у одного шевельнулся палец… второй еле слышно застонал…
      Центавриане открыли глаза. Большие, зеленовато-желтые, с идеально круглыми зрачками. В них светилось исключительно дружелюбное любопытство, но охранники все равно напряглись, готовые в любую секунду открыть шквальный огонь.
      Все выжидающе глядели на пришельцев. Те с интересом озирались по сторонам, ничуть не встревоженные необычной обстановкой, и совершенно не собирались первыми начинать общение.
      Молчание затягивалось. Президент с намеком кашлянул, как бы невзначай посмотрев на часы. Он, конечно, сознавал всю важность происходящего… но не вечно же вот так таращиться друг на друга!
      – Батенька, ну скажите же им что-нибудь!… - шикнул на Эдуарда Степановича профессор. - Неудобно же!
      – М-м-м… Добрый день… м-м-м… - замялся главбез, не зная, как лучше обращаться к этим существам. - Мы - люди планеты Земля!… М-м-м… Черт, профессор, а что им говорить-то?…
      – Ну я-то откуда знаю, батенька? Кто из нас военнослужащий - вы или я?
      – Так мы же не войну им объявляем… - проворчал Эдуард Степанович. - Товарищ президент, может быть, вы?…
      – Нет-нет, у вас хорошо получается, продолжайте, - самоустранился тот. - Только побыстрее, у нас тут банкет скоро.
      Тем временем профессор Хрюкин, уверившись в миролюбивом настрое центавриан, отобрал несколько лаборантов и приступил к гигиеническим процедурам. Гости с другой планеты были извлечены из саркофагов, вымыты, обсушены и облачены в белые халаты свободного покроя. Возражений со стороны моемых не последовало - наоборот, они охотно сотрудничали, с любопытством ощупывая и даже пробуя на зуб ткань халатов.
      Вот только говорить они по-прежнему ничего не говорили. Только все время шевелили кошачьими усами. Похоже, их беспокоил запах хлорки, по невыясненным причинам пропитывающий НИИ «Пандора» сверху донизу.
      – Может, их покормить? - предложил Хрюкин.
      – Повремените, батенька, - не согласился Гадюкин. - Вначале нужно выяснить, что они любят. Еще отравим, чего доброго…
      – Грряу… хау арр-ар ахрр грахх?… - неожиданно заговорил один из центавриан.
      – Есть контакт! - потер ладошки Гадюкин, подскакивая к нему с диктофоном. - Продолжайте, батенька, продолжайте, мы вас слушаем!
      – Оооррр-х?… Руууу ввооррр…
      – Профессор, а по-нашему они не говорят? - с явным разочарованием спросил Эдуард Степанович.
      – Естественно, нет, батенька! Задумайтесь на минутку - а откуда им знать наш язык? Они говорят на своем, мы - на своем…
      – И как же мы с ними будем объясняться?
      – Да, меня это тоже интересует, - подал голос президент. - Что же это за контакт такой получается?…
      – Да ничего страшного - просто вскроем им черепа и препарируем мозги…
      – Что-о-о-о?!!
      – Шутка! - радостно захихикал Гадюкин. - А чего это вы все так побледнели? Шучу я, шучу!
      – Грррхрм! - сурово кашлянул президент. - Профессор… Мы очень ценим ваше чувство юмора… но всякому овощу свое время, вы со мной согласны? Очень хорошо, что наши гости вас не поняли… не поняли ведь?…
      – Похоже, нет, - покачал головой Эдуард Степанович, очень внимательно следивший за реакцией центавриан. - Или очень тщательно скрывают эмоции.
      – Надеюсь, что не поняли. Мне бы на их месте подобная шутка точно не понравилась. Так что, профессор, на будущее постарайтесь сдерживаться.
      Гадюкин лишь пожал плечами. Он уже привык, что его юмор всегда принимают с холодком.
      – А теперь давайте серьезно, профессор. Что вы можете предложить для преодоления языкового барьера?
      – Будем работать, батень… товарищ президент. Попробуем обучить их нашему языку. Если окажутся неспособными - сами научимся ихнему. В крайнем случае попробуем универсальные методы - картинки там всякие, геометрию Эвклида…
      – Добро. Эдуард Степанович, вы ответственный. Надеюсь, недели через три контакт все-таки состоится…
      – Мы с профессором приложим все силы. Верно, профессор?
      – Разумеется, батенька, не извольте сомневаться! - хитро прищурился Гадюкин. - Нет, все-таки президент у нас тупой, как пробка…
      – Гхрррм!… - злобно кашлянули с экрана.
      – Ой, товарищ президент, вы еще на связи? - удивился профессор. - А это я не про вас сказал! Это я про другого президента!
      – Работайте, - скрипнул зубами президент.
 
      Через три недели контакт не состоялся. Не состоялся он и через три месяца. Проект «Центавр» затягивался до неприличия - прошло уже больше года, а общение по-прежнему буксовало. Инопланетяне выучили десятка полтора простейших слов на русском - «дай», «есть», «темно», «вода» и так далее… но для полноценного разговора этого, конечно, не хватало.
      А их родное наречие оказалось на редкость зубодробительным. Профессор Гадюкин очень гордился своей способностью мгновенно овладевать новыми языками - он знал свыше тридцати, от английского до суахили. Но тут его ожидал конфуз - абракадабра центавриан упорно не сдавалась. Профессор сутками просиживал в покоях, отданных гостям из космоса, но до сих пор оставался там же, где и был.
      – Батенька, это прямо издевательство какое-то! - жаловался он Эдуарду Степановичу. - Вот слушайте. Как это называется?
      – Шуэррк, - с готовностью курлыкнул центаврианин, вместе с Гадюкиным хлопая по столу.
      – А вот это? - указал на стул профессор.
      – Ооррк.
      – Ну, вроде бы достаточно просто, - задумался главбез. - Стол - «шуэррк», стул - «ооррк»… Так в чем сложность?
      – Вот в чем! - плаксиво выкрикнул Гадюкин, раскрывая перед ним эль-планшетку. - Я тоже думал сначала - быстренько составим словарик, потом перейдем к грамматике и всему такому… Хрен вам, батенька! Смотрите. Вчера стол и стул звучали «уурра» и «рроо», позавчера - «брээ» и «арруу», позапозавчера - «ап» и «арп»… То ли их язык меняется с фантастической быстротой, то ли он зависит еще и от календаря - сегодня такое-то понятие обозначается одним словом, завтра - другим… В любом случае для меня это слишком сложно! Слишком сложно!
      Эдуард Степанович недоверчиво покачал головой. Профессор Гадюкин впервые на его памяти произнес подобную фразу. Значит, дело и впрямь нешуточное.
      Сами центавриане ничуть не беспокоились. Их вполне устраивала жизнь в НИИ «Пандора». За ними ухаживали, как за царской четой, кормили всем, что только душе угодно, развлекали, несколько раз даже выводили в город погулять. Благо внимания они почти не привлекали - ну подумаешь, кошачьи усы под носом? Молодежь сейчас по-всякому выкаблучивается - вон, недавно объявилось новая мода, «минотавры». Умеренные просто носят специальные каски с рогами, а радикальные - вживляют настоящие, привинчивают прямо к черепу.
      Обслуживающий персонал довольно быстро привык к необычным подопечным. Центавриане никому не доставляли хлопот - вели себя очень прилично, не шумели, не хулиганили, не капризничали. В питании они придерживались вегетарианской диеты, любили понежиться в солярии и с удовольствием плескались в бассейне, оказавшись превосходными пловцами.
      Все вокруг вызывало у них по-детски восторженное любопытство - жаль только, что любопытством дело и ограничивалось. Казалось, их совершенно не интересует собственно цель полета - исследование новой планеты, установление контакта с ее обитателями. Если они летели сюда не для этого… то для чего тогда?
      – Издевательство… - бормотал Гадюкин. - Башкой они, что ли, при посадке ударились?…
      Нет, какое-то общение с центаврианами все-таки шло. Лаборантка Таня возилась с ними, как с маленькими детьми, учила азбуке на кубиках, показывала картинки и от души радовалась каждому выученному слову. Космонавты уже отличали ее среди прочего персонала, даже называли по имени.
      Но больше они ничьего имени не запомнили - даже профессора Гадюкина. Того это не на шутку уязвляло, хотя он и сам признавал, что «Аристарх Митрофанович» запомнить несколько сложнее, нежели коротенькое «Таня».
      Так прошел и второй год. Разочаровавший всех проект «Центавр» был задвинут в дальний ящик. Занимались им теперь спустя рукава, уже мало на что надеясь. Инопланетяне вели себя прилично, но не желали ни обучаться земным языкам сами, ни помогать выучить свой. Были перепробованы все известные способы общения - от азбуки глухонемых до криптографического письма. Центавриане каждый раз вежливо внимали суетящимся вокруг людям, но не более того.
      Профессор Гадюкин лично выдумал несколько новых способов и принимал любые посторонние предложения - вплоть до самых дурацких. Именно ради центавриан был запущен проект «Мнемозина», призванный найти способ читать мысли… но здесь спасовал даже уникальный гений Гадюкина. Правда, аппарат «Мнемозина» в конце концов все же появился на свет, однако совершенно не таким, как задумывался…
      По мере того, как проваливались попытка за попыткой, интерес к пришельцам все больше ослабевал. Кое-кто даже начал вспоминать о той шутке Гадюкина насчет вскрытия и препарирования… только теперь уже всерьез. Пока что дальше разговоров дело не шло - инопланетян всего две штуки, чтоб так просто ими разбрасываться - но время шло, контакта по-прежнему не было, и идея привлекала все новых сторонников…
      Закончился третий год. Гадюкин так и не добился ничего интересного. Вот разве что центавриане слегка располнели - от обильного питания и малоподвижного образа жизни. Других перемен не наблюдалось.
      К проекту «Центавр» уже давно относились как в больнице относятся к постоянному пациенту. Вылечить не удается - но не выгонять же на улицу?… Пусть лежит себе - койку не продавит…
      Но однажды вечером, когда профессор уютненько сидел за чаем с бутербродами, к нему вновь заглянул Эдуард Степанович.
      – Добрый вечер, профессор.
      – Добрый вечер, батенька, - ласково кивнул Гадюкин. - Присаживайтесь, угощайтесь.
      – Спасибо, не откажусь…
      – Мажьте хлеб вареньицем, мажьте.
      – Да, спасибо, я мажу…
      – Нет, вы ВАРЕНЬИЦЕМ мажьте! - сердито нахмурился Гадюкин. - А икорку не трогайте, я ее и сам люблю!
      Эдуард Степанович рассеянно отхлебнул чаю и сообщил:
      – Между прочим, профессор, я к вам по делу.
      – А кто сомневается, батенька? Вы просто так никогда не заходите. Ну что, чего вам на этот раз изобрести? Плутониевый антидот хотите?
      – А это что такое? - заинтересовался главбез.
      – Да родилась тут интересная мыслишка… Плутониевый раствор с кое-какими добавками, вводится внутривенно… Если все пройдет правильно, подопытный приобретет иммунитет к умеренным дозам радиации…
      – Да, заманчиво… А если неправильно?
      – Тогда умрет, - пожал плечами Гадюкин. - Но вы не волнуйтесь, я на собаках уже экспериментировал - смертность всего тридцать процентов. Давайте теперь на людях попробуем!
      – Лучше все-таки пока на собаках, - отказался Эдуард Степанович. - Но я к вам по другому делу.
      – Слушаю внимательно, батенька… Кипяточку подлить?…
      – Немножко. Мне только что сообщили из Паломарской обсерватории - они опять засекли метеор с теми же свойствами, что три года назад… Спрашивают, интересуемся ли мы еще этим феноменом?…
      – Батенька мой, да что же вы молчите?! - ахнул Гадюкин. - И когда оно шлепнется?!
      – Говорят - завтра в полдень. Приблизительно в том же районе, что и раньше.
      – Лелик, пакуй чемоданы!… - позвал профессор, аккуратно завинчивая баночку с вареньем. - Не-мед-лен-но!
      За стеной заворочалось и заворчало что-то огромное - продремавший весь день ассистент неохотно поднимался с матраса. Спал он прямо на полу - ни одна нормальная кровать его тушу не выдерживала.
 
      На следующий день профессор Гадюкин уже стоял возле ЛТ-42, прикрывая лысину широкополой панамой. Денек выдался еще жарче, чем три года назад: на сей раз посадка инопланетного звездолета состоялась не в апреле, а в июне.
      В прохладном сумраке летательной машины сонно бормотали что-то свое центавриане, успокаиваемые лаборанткой Таней. Профессор решил, что для контакта будет полезно, если космонавты сразу увидят, с каким гостеприимством на Земле приняли их сородичей.
      Все очень надеялись, что на сей раз прилетит кто-нибудь, способный усвоить русский язык.
      Корабль центавриан опустился немного не там, где в прошлый раз. Самую чуточку - всего двадцатью километрами юго-восточнее.
      Майор Атастыров вновь сработал быстро и точно - вокруг воронки уже выстроилось оцепление, вертолеты, рабочие с бурами. Лоокут Иванович всем видом выражал энтузиазм и подтянутость, глядя на металлическое яйцо с искренней симпатией. Как-никак, в прошлый раз он из капитана стал майором… может, и теперь что-нибудь обломится?
      Это межзвездное «ядро» кое в чем отличалось от своего предшественника. Чуть пошире в боках, чуть поуже в нижней части, макушка покрыта диагональными насечками. А самое главное - у него был люк!
      И он медленно отвинчивался изнутри…
      Вот люк отвинтился полностью, открыв идеально круглое отверстие. Все затаили дыхание…
      Из металлического яйца показалась голова. Шарообразная, лысая, мутно-сизого оттенка, почти втрое больше человеческой. На ней мягко светились два огромных белых глаза и тихо пощелкивал роговой клюв. А ниже помимо всякого туловища начинались щупальца - четыре толстых и коротких, оканчивающихся мягкими блямбами-нашлепками, и четыре длинных хлыста с веслообразными лопастями, усеянными крохотными присосками. Между головой и щупальцами торчали две бежевых склизких трубки.
      – Фррршшшшш-цк-цк-цк-ккх?… - дружелюбно произнес инопланетянин, плавно опускаясь на все еще горячую землю.
      Земляне замерли столбами. Нет, в прошлый раз подобное чудище никого бы не удивило, но теперь… теперь-то все ожидали увидеть гуманоидов! Человекоподобных существ - таких же, как те, что сидят в ЛТ-42! Может быть, немного отличающихся - среди людей ведь тоже встречаются самые разные породы и расцветки… но не до такой же степени!
      – Добро пожаловать на планету Россия… - растерянно провозгласил Гадюкин, делая шаг вперед.
      – Профессор, наша планета называется Земля, - тихо поправил его Эдуард Степанович.
      – Что?… А, ну да, конечно… Пока что еще Земля… - неохотно согласился Гадюкин. - Ничего, батенька, это временно…
      Спрутообразный пришелец двинулся вперед. Передвигался он необычно - не шел, и не полз, а как бы скользил на манер конькобежца. Короткие щупальца с блямбами делали резкие рывки, перебрасывая тяжелую голову, а длинные щупальца помогали удерживать равновесие, действуя по принципу лыжных палок.
      В инопланетянина нацелился десяток дул. Сделай он что-нибудь потенциально опасное - тут же нашпигуют свинцом и ванадием.
      Лысая голова чуть изогнулась в средней части - похоже, никакого черепа внутри не было и в помине. Инопланетянин чуть прищелкнул клювом, рассматривая незнакомые приспособления в руках двуногих, а потом…
      А потом одна из склизких трубок резко сжалась и плюнула! Профессор Гадюкин закричал от боли - голова загорелась огнем!
      – Не стрелять! - заорал Атастыров, вскидывая кулак. - Не стрелять, профессора заденете!
      В лоб Гадюкину впилось что-то вроде крохотного паучка. Между ним и трубкой пришельца протянулась тонкая нить - майор Атастыров решил, что космический спрут взял профессора в заложники.
      – Всем тихо… - ледяным голосом скомандовал Эдуард Степанович, медленно вытягивая из-за пояса акустиган . - Никому не двигаться… Сохранять спокойствие… Профессор, вы как?… Живы?… Говорить можете?…
      – Э-э-э… а ведь могу, батенька! - оживился Гадюкин. - И он тоже может! Отставить тревогу, это у них, оказывается, такой способ общения - прямой тактильный контакт! Он говорит, что его зовут Ггхххбх… хххбх… м-да… Боюсь, я это не выговорю.
      Эдуард Степанович обменялся с майором Атастыровым настороженными взглядами. Вот так, с бухты-барахты, верить в миролюбивые намерения космического террориста они не собирались. Мало ли - вдруг это он сейчас говорит устами профессора?…
      – Профессор, вы можете доказать, что вы - это именно вы?… - с сомнением спросил Эдуард Степанович, не отрывая глаз (и прицела акустигана) от второй трубки пришельца.
      Вдруг она тоже сейчас плюнет таким же паучком?…
      – Разумеется, батенька! - лучезарно улыбнулся Гадюкин. - Я - это именно я! А вы, батенька, пушечкой своей не размахивайте, у нас тут, знаете ли, дипломатические переговоры намечаются… Наш дорогой гость приносит извинения, что проявил резкость - он не сообразил, что для землян его действия могли показаться агрессивными. На его родной планете это совершенно естественный способ общения - они переговариваются напрямую, тактильно соединяя разумы.
      – Ну что ж, допустим… - неохотно кивнул Эдуард Степанович.
      Но акустигана не убрал. И бойцы Атастырова по-прежнему продолжали удерживать пришельца на мушке.
      – Ай-яй-яй, товарищи, ну мне буквально стыдно за вас… - покачал головой Гадюкин. - Что о нас подумает галактическая общественность? Перед нами, можно сказать, инопланетный Гагарин, а вы себя так ведете!
      Инопланетный Гагарин защелкал клювом, что-то неразборчиво шипя, и по нити, соединявшей его с профессором, пробежала тоненькая дрожь.
      – Он очень сожалеет, что причиняет нам невольные неудобства, - перевел Гадюкин. - Увы, его клюв не способен воспроизвести человеческую речь, а наши рты - его…
      – Подождите, профессор. Вы же сказали, что они общаются напрямую? Этими… паучками на нитках.
      – Верно, батенька, - благожелательно кивнул Гадюкин. - Но у них есть и звуковая речь - хотя и упрощенная, не передающая всех оттенков. Нетрудно догадаться, что способ, которым мы с ним общаемся сейчас, хотя и обладает множеством достоинств - к примеру, в нем отсутствуют языковые барьеры - все же грешит и множеством недостатков. Так, подобным образом нельзя одновременно объясняться более чем с двумя индивидуумами, нельзя говорить на расстоянии… Что делать, скажем, лектору в аудитории или диктору на телевидении?… Как мы когда-то изобрели письменную речь, так они в свое время придумали звуковую - для тех случаев, когда прямой контакт затруднителен…
      – Хорошо, хорошо, я вам верю! - остановил его Эдуард Степанович. - Профессор…
      – Да, батенька?…
      – Этот… Гагарин, он что, тоже с Проксимы Центавра?
      Органическая нить мелко задрожала - инопланетянин с Гадюкиным бесшумно переговаривались. Через несколько секунд профессор кивнул:
      – Да. Именно оттуда. Я, знаете ли, был прав почти во всем - они действительно путешествуют с помощью «космических пушек». Он мне сейчас показал, как это выглядит - на орбите висит искусственный спутник, стреляющий капсулами с замороженными космонавтами… И они действительно целились именно в нашу планету - их телескопы на порядок совершеннее наших, так что они уже полвека внимательно за нами наблюдают… Вот, решили начать контакт - отправили посла…
      – А как он вернется домой?
      – В том-то и дело, что никак. До тех пор, пока центавриане не придумают более совершенного способа межзвездных путешествий, нашему гостю придется оставаться на Земле… Но он не возражает.
      Эдуард Степанович задумчиво посмотрел на лучащегося довольством Гадюкина и застенчиво лупающего громадными глазищами центаврианина, и медленно сказал:
      – Хорошо, я все понимаю… Кроме одного. Если он - центаврианин… то кто, черт возьми, тогда вот эти?! Татьяна!
      Лаборантка Таня, уже давно испуганно выглядывающая из ЛТ-42, вывела за руки двух «старых» центавриан. Оливковокожие гуманоиды тут же зашевелили вибриссами, явно оживившись при виде «спрута».
      – А-а-а, эти!… - усмехнулся Гадюкин, переглянувшись с «Гагариным». - Да, батенька, здесь у нас, знаете ли, недоразумение вышло… Понимаете, эти их «космические пушки» существуют не так уж давно, у центавриан не было полной уверенности, что живые существа переживут подобное ускорение… И потому первый запуск к нашему Солнцу был осуществлен с кшетьриххи внутри… это эти усатые так называются, - пояснил он. - Выбрали именно их, потому что среди фауны их родного мира они наиболее схожи с нами, землянами. Наш гость говорит, что были отобраны самые толковые особи - обученные, тренированные, коммуникабельные, даже способные подражать чужой речи подобно попугаям…
      – А если вкратце, профессор? - поморщился Эдуард Степанович.
      – Вкратце?… Если вкратце, батенька, то мы с вами три года пытались установить контакт с инопланетными Белкой и Стрелкой.

Дар Анхра-Майнью