– Когда? – загорелись глаза Ивана.

– Завтра. Есть тут в лесу местечко одно заветное – вот туда завтра и наведаемся…

Глава 3

Над Костяным Дворцом клубились тучи. Багровое солнце медленно закатывалось за небозем. Ввысь устремлялись пики черных башен.

Игорь и Кащей стояли на самой высоченной, огражденной зубчатым парапетом. Два татаровьина-скотника готовили хозяйскую колесницу – очень необычную повозку с высокими бортами, но совершенно без колес. Их заменяли широкие полозья, как у дровней, но словно бы размытые. Глаз никак не мог на них сосредоточиться – они как бы одновременно были и здесь, и где-то еще.

А впрягали в колесницу крылатого змия – здоровенную зверюгу размером с буй-тура. Пузо чудища раздувалось и клокотало, перепончатые крылья медленно шевелились, толстый чешуйчатый хвост колотил по ободьям, из пасти вырывались язычки пламени. Пока один татаровьин отвлекал ящера куском кровоточащего мяса, второй ловко набросил на длинную шею хомут, закрепляя его на плечах.

– Готово, батюшка! – отрапортовал косоглазый скотник.

– Добро, – равнодушно кивнул Кащей.

Игорь смотрел на кащеевых слуг с неприязнью. Татаровьины – народ многочисленный, зело пронырливый да воинственный. Когда-то они именовали себя «та-тань», потом «хиновьями», но поселившись в Кащеевом Царстве, замирившись с людоящерами и псоглавцами, окончательно стали называться татаровьинами. На их наречии «татар-о-вьин» означает «живущий среди чужаков».

Слово «татар» – «чужак» от них проникло и на Русь. А с некоторых пор так начали кликать вообще всех враждебных иноземцев.

Татаровья у Кащея Бессмертного под рукой ходят, за него воюют, набеги на Русь да Булгарию совершают – грабят, убивают, в полон берут. А тем же им не отплатишь – кто же по доброй воле в Кащеево Царство сунется? Ловко пристроились, косоглазые, ничего не скажешь…

– Тихо, тихо, змеюка! – заорал татаровьин, хватая невесть с чего разбушевавшегося змия за шею. – А ну, охолони! Менгке, держи его, вырвется!

На руках у обоих скотников были кольчужные рукавицы с длинными раструбами – не за лошадьми все же ходят, а за чудищами свирепыми! Цапнет такой змий зубищами – и все, культя вместо руки. А так какая никакая, а все защита.

Дивиям уход за зверинцем Кащей не доверял – у этих железных детин силища медвежья, а умишко воробьиный. В лоб кому-нибудь дать – это они всегда завсегда. А вот что толковое сделать – тут на них не положишься.

– Да дай ты ему по башке! – продолжал кричать татаровьин. – Смирно лежи, змей поганый, прибьем а то!

– Спокойно, – положил руку на чешуйчатую макушку Кащей.

Огненный змий мгновенно утих и присмирел, виновато опустив клыкастую голову. Из его нутра доносилось тихое урчание, как у толстой кошки.

– Запрягайте, – распорядился старик в короне.

Перед тем, как подняться на эту башню, Кащей некоторое время провел во внутреннем дворе. Там он перекинулся несколькими словами с ханом татаровьев – невысоким коренастым мужичком с тоненькими черными усами. Калин, сын Калина – правая рука Кащея, самый преданный, самый верный.

И еще с неким существом беседовал Кащей о чем-то – огромным, размером с целый холм. Чешуя на тулове – словно щиты богатырские, крылья – паруса корабельные, лапы – дубов корневища, шеи – столбы извивающиеся. И три головы – огромные, зубастые, из ноздрей пар пышет, из пастей огонь вырывается. Глаза мудрые-премудрые, но злые и холодные, словно у змеи – и недаром. Змей Горыныч – чудо чудное, диво дивное, сам кошмар во плоти.

Даже глянуть страшно – так огромен и свиреп ящер лютый.

Змей Горыныч и хан Калин внимательно выслушали властелина и согласно кивнули – Калин единожды, а Змей всеми тремя головами. Игорь хотел было спросить, о чем речь шла, но потом решил не лезть попусту в то, что его не касается. Мало ли о чем Кащей со своими подручными разговаривает – может, наказывает его хлебом-солью встречать, когда с новой невестой воротится?

– Держись крепче, – приказал Кащей, вступая в колесницу и берясь за вожжи. – Ты не бессмертный, упадешь – умрешь.

– А то не знаю! – огрызнулся Игорь, бесстрашно глядя вниз. – Я, царь, к тебе в гости прийти не забоялся – неужто в небушко подняться струхну?

Кащей равнодушно пожал плечами. Его такие вопросы волновали мало.

– Но, поехали, – ничуть не повышая голоса, скомандовал он. Восклицания в речи царя нежити отсутствовали напрочь.

Крылатый змий яростно всшипел и побежал по кругу, набирая скорость. Крылья неистово заколотили по воздуху, пузо ощутимо раздулось от горячего газа, чудище срыгнуло излишки и начало подниматься в поднебесье. Кащей спокойно держал вожжи, направляя колесницу в нужную сторону.

По бокам колесницы птичьими крыльями расправились деревянные лопасти. Полозья заискрились, замерцали, опираясь вместо земли на вольный воздух. Змий нес седоков с бешеной скоростью – Игорь торопливо обвязал голову тряпицей, чтобы не оглохнуть. Ветер в ушах так и свистал.

Другое дело – Кащей. Бессмертный царь стоит невозмутимо, как языческий кумир на возвышении – не двинется, не шелохнется. Пальцы-костяшки крепко сжимают вожжи, холодные блеклые глаза равнодушно взирают вперед – на все еще алеющий закатом небозем.

Отобранное снаряжение Игорю вернули. И оружие, и кольчугу, и шелом. Даже кошель с монетами возвратили. Стоя за спиной возницы, князь невольно думал, как было бы легко сейчас отрубить Кащею голову… впрочем, он прекрасно помнил, чем закончилась предыдущая попытка. Вторично делать из себя дурака Игорь не собирался.

Под колесницей пронеслась широкая полоса воды, поблескивающая в лунном свете. Неужто Двина?! Так и есть! А на берегу, само собой, его родной город…

Меж Костяным Дворцом и Ратичем почти триста верст. Верхом на коне Игорь добирался аж две с половиной седмицы – в обход, через чащобу, по звериным тропкам, буреломам непролазным. А змий крылатый за неполный уповод^[21] домчал – поди ж, борзокрылый какой! Вот бы себе такого заиметь – то-то все обзавидуются! Завтракаешь в Киеве, обедаешь в Новгороде, а на ужину к брату в Тиборск…

То-то славно было бы!

– А что, царь, нет ли у тебя от этого змия змеенышей? – с интересом спросил Игорь. – А то уступил бы одного, а? Серебром заплачу!

– Нет, – коротко ответил Кащей.

– Нет – то есть нету, или нет – то есть не уступишь? – не понял князь.

– А какая разница? Ты так и так ничего не получишь. Хек. Хек. Хек.

Игоря передернуло. Этот ледяной кашляющий смех словно выворачивал наизнанку каждую жилочку – таким морозом обдавало, такой жутью веяло.

– Снижаемся, – бесстрастно сообщил Кащей, направляя змия вниз. – Где твои хоромы, князь?

– А тебе зачем? – насторожился Игорь.

– Если помнишь, я в твоем тереме гость обычно нежеланный. Увидят стрельцы твои – бердышами начнут размахивать, стрелами утыкают. Да и супругу мою будущую не хотелось бы растревожить раньше времени.

Игорь почесал в затылке и неохотно признал правоту спутника. Ужас-то какой – у князя сам Кащей в возницах, на змие летучем домой воротился! Чего доброго, и в самом деле попробуют Кащея в полон взять… а дружина ему, Игорю, пока еще живой надобна.

Опять же, и верно – то-то Василисе будет сполоху, коли пробудится с милым дружком под бочком… а у изголовья муж законный стоит! И прямо сонную – Кащею в охапку, да прочь из терема! Кабы еще лужу под себя не напустила, змея подколодная!

Игорь злорадно хрюкнул.

Конечно, рассчитывать на то, что Кащея Бессмертного не узнают, не приходится. Да с кем его спутать-то можно?! От царской ризы старик, правда, избавился, переменил одежу на легкий плащ с капюшоном, но что ж с того? Такую рожу ни с чьей больше не смешаешь. Да и корона по-прежнему на башке – а она такая у одного Кащея, больше никто пока не додумался венец из железа носить. И чего он золотой не обзаведется – в казне-то, чай, не пусто?..

– Чего ты золотую-то корону не носишь? – тут же спросил Игорь.

– Золотые да серебряные у всех, – равнодушно пожал плечами Кащей. – А железная – только у меня. Золото пусть лучше в казне лежит, от чужих глаз подальше. Там оно сохраннее.

Крылатый змий опускался к ратичскому кремлю витушкой, описывая все более малые круги. Внизу все было спокойно – явления нежданных гостей из поднебесья никто не заметил. Сторожа на городской стене и у ворот даже не шелохнулись – за окрестностями следили пристально, но сверху, из-за туч, нападения никто не ждал. Да и кто ж оттуда напасть может, кроме птиц да ангелов Господних?

Только Кащей Бессмертный.

– Сделай такую милость, завези-ка меня сначала во-о-он к тому оконцу, где огонек виднеется, – попросил Игорь. – То Кирилла-Грамотея горенка – допрежь Василисы хочу с этим иудушкой словечком перекинуться…

Кащей равнодушно пожал плечами и повернул змия налево – к указанному окну. Городской кремль приближался с каждым мигом…

За распахнутым окном еле слышно поскуливала собака, да раздавался протяжный крик козодоя, гоняющегося за мошкарой. У стола, освещаемого лишь колеблющимся пламенем свечи, сидел бледный тощий паренек с впалыми глазницами – Кирилл Патрикеич, шурин князя Игоря. С малых лет младший сын боярина Патрикея не интересовался ничем, кроме книжных премудростей, – ни на охоту съездить, ни забавами молодецкими потешиться…

Губы Кирилла медленно шевелились, воспаленные веки болезненно жмурились и моргали. Гусиное перо торопливо бегало по шершавым листам, время от времени заглядывая в глиняный пузырек с чернилами. За сегодня чернильница доливалась уже дважды – работа спорилась.

Однако ж рядом лежал плат, испещренный кровавыми пятнами. Его владелец то и дело заходился в диком кашле, прикладывал платок ко рту и возвращал его обратно – со свежим пятном.

Молодой писец спешил. Уже много месяцев Кирилл чувствовал себя больным и усталым – еда не лезла в горло, то и дело накатывала неудержимая сонливость и этот мучительный кашель. Все кругом обрыдло – успеть бы окончить труд, прежде чем окажешься в домовине…

Где-то в глубине души нестерпимо зудело чувство стыда – с тех пор, как доверчивый Игорь покинул город, Кирилл не переставал корить себя, что поддался на уговоры сестры. Ей-то что – она сызмальства исхитрялась на все лады, козни строила против всех подряд, интриганка вавилонская…

А ему лишь бы успеть книгу закончить – больше ништо от этой жизни не надо. Потому и сдался – сыграл роль неприглядную, убедил князя, что Кащей в его беде виноват…

Кирилл тяжело вздохнул и вновь продолжил скрести перышком. Вопреки собственной воле на полях рукописи то и дело объявлялись незваные фразы, объявляющие читателю мысли пишущего:

…Господи, помози рабу твоему Кириле скоро писать!..

…охъ уже очи спать хотятъ…

…о святой Никола пожалуй избави кашлю кровяного мочи уж нету…

…не клените за ошибки неволей сделаны…

…сести ужинать ли? клюкования съ салом с рыбьим…

На последней фразе Кирилл задумался, подавляя кашель, – а в самом деле, не перекусить ли с устатку? Клюква в рыбьем жиру – блюдо не из самых худых. Да и кисель с молоком стоит в крынке, манит к себе притомившегося писца.

Скрюченные пальцы неловко выпустили прикипевшее к ним перо, подставка с книгой отодвинулась в сторону, ее место заняла миска с клюквой. Кирилл вяло зашевелил губами, черпая скудную ужину. Вкуса он не чувствовал – только жжение в груди усиливалось с каждой проглоченной ложкой.

Прежде чем приняться за кисель, писец сыпанул в него мелкой сушеной травы, размешал и сонно пробормотал:

– Рада бы расти, да сорвали в пути. Рад бы раб Кирилл не болеть, да должен то Господь повелеть. Господи, повели не болеть рабу Кириллу ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю, ни через год. Пусть у раба Кирилла болезнь с легких сойдет. Аминь.

Эту траву ему подарила сестра, она же рассказала и целительный заговор. Велела каждый вечер пить питье с целебной травой, причитывая наговор, пообещала, что через некое время все пройдет. Но вот, пока что ничего не проходило…

Да к тому же несколько дней он по рассеянности пропустил.

Отцу Онуфрию Кирилл об этом благоразумно не рассказывал. Сестрица Василиса всем своим премудростям у бабы-яги обучилась, Овдотьи Кузьминишны. Целых десять лет с ней в лесу жила, в чернавках ходила. Кто знает, какому ведьмовству старуха ее научила?

А что скажет отец Онуфрий, услышав, что Кирилл пользует свой кашель чернокнижным заговором, пусть и похожим внешне на молитву, нетрудно догадаться.

Обматерит от всего сердца, да и только-то.

– Эхма, а с князем-то все-таки нехорошо получилось… – пробормотал Кирилл, грустно глядя на недоеденный кисель.

– Да уж, нехорошо, – ответил чей-то злобный голос. – Не то слово. Что ж ты мне устроил-то, Кириллушка, а?!

Писец остолбенел. Голова медленно-медленно повернулась к окну, ложка вывалилась из ослабевших пальцев, где-то под ногами раздалось еле слышное звяканье. Кирилл словно превратился в соляной столп. По нижней губе медленно потекла струйка кровавой мокроты.

– Я-то думал, ты мне друг, – озлобленно процедил стоящий в колеснице Игорь. – А ты… ты… что молчишь, пес смердящий?! Онемел с перепугу, гнида?!

– Он мертв, – равнодушно констатировал Кащей.

Игорь недоверчиво нахмурился, влез в окно, прислушался к биению сердца несчастного писца – так и есть, отсутствует. Подточенный болезнью, утомленный ночным бдением, измученный угрызениями совести, Кирилл при виде князя за окном попросту скончался от страха.

Решил, что обманутый им зять вернулся с того света – за его грешной душой.

– Да как же это?.. – промямлил Игорь, безуспешно пытаясь привести Кирилла в чувство. – Кирька, ты что ж, вправду помер?.. Вот ведь как неладно вышло…

– Разве не этого ты хотел? – послышался холодный голос Кащея.

– Ну… да… но… я… я не то чтобы…

– Теперь уже ничего не изменишь.

Черты Игоря сурово заострились. Он влез обратно в воздушную колесницу и что-то невнятно пробурчал. Кащей стегнул змия вожжами и понесся выше – к княжьему терему.

Этой ночью Василисе Прекрасной не спалось. Голову одолевали думы.

Дочка боярина Патрикея сызмальства отличалась недюжинной смекалкой, уступающей лишь ее же честолюбию. Ей едва-едва исполнилось восемь лет, когда она невесть как упросила батюшку отдать ее на обучение к младшей из лесных сестер-ведьм, Овдотье Кузьминишне. Старая баба-яга не то чтобы сильно обрадовалась навязанной нахлебнице, но боярин все же убедил ведунью приютить упрямую дочку. Подарочек ей преподнес драгоценный, да не один…

Десять долгих лет Василиса Патрикеевна обучалась всяким премудростям – много чего переняла у лесной колдуньи. Когда окончился уговоренный срок, баба-яга даже не хотела отпускать способную девушку – уламывала остаться еще на десять лет, сулила еще большему научить, все свои умения передать. Обещала поведать, как по воздуху летать, как молнии голыми руками швырять, как взглядом стенку прожечь, как зверями да птицами повелевать, как самой в зверя либо птицу перекинуться…

Но Василиса не послушалась. Потому что знала – уходит время, течет водичкой родниковой. Сейчас она – воистину Прекрасная, во всех русских княжествах едва ль сыщется вторая такая же. А пройдут года – и останется от нее только Премудрая. А секрета, как красоту девичью на века сохранить, баба-яга как раз и не ведает – иначе не ходила б старушонкой скрюченной…

Сначала Василиса крепко надеялась поймать в свои путы старшего из Берендеичей – Глеба. Как ни крути, он великий князь, а Игорь просто князь, подчиненный. Если рассудить как следует – всего лишь посадник.

Однако ж не вышло, не получилось… Игорь, дуралей набитый, первым ее увидел – и сразу пропал. Ну а Глеб, братец старшой, после этого к Василисе уже и близко не подходил – благородный, понимаешь!

Но и так тоже недурно получилось. Василиса даже не стала долго ждать – погуляла на свадьбе, повеселилась некое время с молодым супругом (благо собой князь Игорь весьма хорош, да и по мужской части дюже силен) и приступила к основной задумке. Выждала удобного момента и исчезла из светлицы тайным способом – окно распахнула, височное кольцо на подоконнике оставила.

Кириллушка как по маслу сработал – так уж убедительно обо всем «догадался», Василиса аж сама заслушалась. Она ведь там рядом стояла, когда любимый братец языком молол, даже пару раз на ухо ему кое-чего подсказала…

И Игорь тоже, конечно, уши развесил – сей же час шелом напялил, да и помчался на восход – суженую из кащеевых лап выручать. Эх, знать бы князю, что эта самая суженая ему вслед из окна смотрела, да улыбалась ехидно…

Ну а далее все ясно. Из Кащеева Царства живыми не возвращаются. Через несколько дней приехал с полуночи молодой боярин Юрий Изяславич, привез «спасенную» княгиню. Что-то там набрехал насчет разбойничьей шайки – никто особо не усомнился. Очень уж грозно удалой витязь усы топорщил – так и зыркал глазами, высматривал, кто тут в его словах сомневается…

Воевода в первый миг вскинулся было – раз княгиня уже спасена, надо срочно князю вослед гонца слать, назад заворачивать… да тут же спохватился. Где его разыскивать-то теперь – князя? Одна надежа, что Игорь Берендеич сам как-нибудь выкрутится – чай, хоробр не из последних…

Однако «спаситель», посапывающий сейчас рядышком, Василису уже начал откровенно тяготить. Братец Кирилл – дело другое, он тихий, неболтливый, на него положиться можно. Да и много ли нужно скромному книжнику? Выделили горенку в тереме, ну и пусть себе возится со своими пергаменами на здоровье. Ему кроме них ничего и не надобно.

А вот Юрий с каждым днем все больше наглеет, предъявляет какие-то несусветные требования, вчера уже начал откровенно угрожать. Аж свербит у боярина – так хочется самому князем стать. Чуть ли не силком Василису под венец тащит.

А снова выходить замуж Прекрасной да Премудрой как раз не очень желалось. Быть самовластной княгиней гораздо приятственнее – сама себе госпожа, никто не указ. Ну, кроме великого князя Глеба в столице – но до Тиборска далеко. А здесь, в Ратиче, главней ее никого нету. Да и в голове уже потихоньку вырисовывается другой план – как бы исхитриться и спровадить деверя вслед за муженьком. Другой деверь, Ванька-Дурак, не опасен – этого вокруг пальца обвести, что умыться поутру…

А уж дальше… Перспективы перед молодой княгиней рисовались самые радужные. Ей, чай, едва двадцать один год минуло, времени впереди предостаточно…

Хорошо бы над всем Тиборским княжеством возглавенствовать – словно княгиня Ольга в старые времена…

Хорошо бы затем вновь удачно замуж выйти – за кого-нибудь из соседей посолиднее…

Вон, Всеволод Юрьевич, в крещении Димитрий, князь владимирский и суздальский, как раз в этом году овдовел. Целых семь лет болела княгиня Мария, и вот наконец скончалась. Вдовец-то ее уже не шибко молод – а на женскую красу все еще падок. Правда, детей у него аж полтора десятка – недаром же Большим Гнездом в народе прозван… Да и, поговаривают, снова женится собирается – на княгине Любови, дочери Василия Витебского…

Однако ж от Юрия точно нужно избавляться… Тоже, что ли, отослать куда-нибудь?.. Или уморить потихоньку – нашептать что-нибудь этакое на питье?.. Нет, это чревато – еще, чего доброго, слухи поползут нехорошие…

Отец Онуфрий и без того косится подозрительно – святоша проклятый, до всего-то ему дело есть, везде крамолу видит, никому не верит, всех подозревает в чем-то… Этот если до правды дознается – собственноручно в костер швырнет, не пожалеет.

Так и не сумев уснуть, княгиня накинула шелковую сорочицу, пихнула задремавшую чернавку и повелела подать чего-нибудь сладкого перекусить – простокваши с медом или яблочко персидское… Чтобы не будить «женишка», Василиса потихоньку выскользнула из княжеской спальни в переднюю. Из-за дверей доносилось еле слышное бормотание – гридни, стоящие на страже, вели степенную беседу. Шепотом, само собой: беда, коли хозяйка услышит!

Персидские яблоки или, как их еще зовут, наранжи молодая княгиня очень любила. Словно само солнышко на столе лежит – круглое, оранжевое, так и брызжет светом. Очистишь ножичком тугую кожуру, разделишь спелый плод на дольки, надкусишь самый краешек – м-м-м…

Жаль, в наших краях такого чуда не растет.

Поглощенная лакомством, она внезапно услышала слабые звуки, доносящиеся из спальни: приглушенный лязг металла. Василиса невольно расплылась в насмешливой улыбке – уже не в первый раз она заставала Юрия Изяславича за «боем с тенью». Любит боярин с мечом покрасоваться – даже болвана специального притащил в хоромы, удары отрабатывать. Стоит такая жердь крестовидная, сверху горшок, в одной «руке» щит, в другой железяка тупая.

Для тренировки – куда как ладно.

Однако в этот раз все звучало как-то… по-настоящему. Словно бы болван вдруг ожил и начал отбиваться всерьез. Василиса нахмурилась, прислушалась и пошла смотреть, что там затеял этот буйный недоумок. Она открыла дверь… и замерла на пороге.

А к ногам упал мертвый Юрий с мечом в груди.

– Ну, здравствуй… жена, – устало произнесли из темноты.

Василиса тонко вскрикнула, подаваясь назад. Но ее уже схватили за руку. На атласной коже остались отпечатки жестких пальцев, тоненькое девичье запястье едва не сломалось от резкого рывка.

– И… Иго… Игорь… – еле слышно пролепетала она, глядя на мужа в боевом облачении и не веря собственным глазам.

– Что, змея подколодная, не чаяла меня живым увидеть?.. – с какой-то злобной радостью спросил князь. – С полюбовником твоим я посчитался, теперь тобой займусь…

– Убьешь?.. – слабо пискнула Василиса, ни жива ни мертва от ужаса. Она не пыталась оправдываться или просить пощады – слишком хорошо знала супруга.

Не поможет.

– Стоило бы… Ох, стоило бы… – ласково погладил жену по щеке Игорь. – Но можешь плясать – убивать не стану. Я для тебя кое-что другое заготовил… В жены я тебя отдам!

– Кому?! – расширились глаза Василисы.

– А вот как раз тому, к кому ты меня на смерть отправила, – ехидно сообщил князь. – Забирай ее, царь, как срядились!

Василиса только теперь сообразила, что в светлице присутствует и еще кое-кто. Она перевела взгляд на выступившего из темноты человека… и почувствовала, как подкашиваются ноги.

К ней протягивал руки Кащей Бессмертный.

– Пророк Давид, защити… – прошептала она, в ужасе глядя на чудовище в железной короне.

– Это вряд ли, – равнодушно ответил Кащей, без малейшего напряжения перебрасывая молодую княгиню через плечо и поднося ей к ноздрям тряпицу, смоченную настоем сон-травы. Прекрасные голубые глаза тут же замутились, тело обмякло. – Благодарствую, князь.

– Забирай и лети домой, пока не передумал, – мрачно отвернулся Игорь, уже начиная жалеть о данном обещании. Несказанная красота Василисы вновь пробудила былые чувства.

Кащей спокойно протиснулся в окно (слюда, ранее в него вставленная, ныне валялась на полу осколками), забросил потерявшую сознание княгиню в воздушную колесницу, но сам забираться не стал. Вместо этого он спустился обратно и спросил:

– Ну что, князь, теперь-то ты веришь, что я не желаю тебе зла?

– Верю, – угрюмо кивнул Игорь. – Не держи гнева на мысли худые – обманули меня, сам знаешь…

– Значит, веришь. Веришь Кащею Бессмертному. Забавно. Хек. Хек. Хек.

– Да верю, верю, сказал же!

– Зря ты мне веришь, – равнодушно бросил Кащей.

С этими словами он одним резким движением сломал Игорю шею.

Глава 4

Солнце уже перевалило за полдень, когда Яромир, позевывая, вышел из избушки. Сын Волха проспал чуть не полные сутки, но зато изувеченное серебряным капканом запястье полностью исцелилось. О былой ране напоминал только округлый изломанный рубец. Он останется навсегда, но это не страшно.

Шрамом больше, шрамом меньше…

Никаких Иванов в поле зрения не оказалось. Правда, сверху доносился постук топора. Яромир поднял голову и обнаружил своего вчерашнего спасителя – тот забрался на старую виловатую сосну и теперь неспешно рубил толстый сук.

Причем как раз тот, на котором сидел сам.

– Ты что делаешь? – приподнял брови Яромир. – Упадешь же!

– А ты почем знаешь? – покосился на него Иван. – Провидец, что ли? Давай-давай, не мешай, ради тебя ж стараюсь – у тебя дров с воробьиный носок осталось…

– А, ну-ну… – усмехнулся оборотень, присаживаясь на завалинку и с интересом следя за движениями топора.

Тюк. Тюк. Тюк. Тюк. Тюк.

Тр-ресь!!! Сук переломился.

Шмяк!!! Иван шлепнулся на землю.

Бам-ц!!! Следом прилетело отрубленное полено, ударив незадачливого дровосека точно по лбу.

Княжич растерянно потер набухающую шишку и удивленно уставился на Яромира.

– Ты что, вправду провидец?! – поразился он. – Как узнал-то?

– Ну и дурак же ты, Иван… – с явным удовольствием фыркнул оборотень.

Тот обиженно засопел, утер нос рукавом и, покряхтывая, поднялся на ноги. По счастью, Иван оказался крепким, как молодой дубок, и все кости остались целы – в основном пострадало самолюбие.

– Собирайся, древолаз, – насмешливо бросил ему тяжелую котому Яромир. – Едем клинок тебе доставать.

– О, дело другое! – обрадованно потер руки Иван. – А это чего тут у тебя?

– Да так, пожитки в дорогу. Чур, потащишь ты – мне с четырьмя лапами неловко.

Сам Яромир прихватил только небольшой кошель, пристегнув его к поясу. Были там не только и не столько монеты, сколько всякие полезные мелочи.

– Ну, помогай, батька Велес… – выдохнул он, перекувыркнувшись через голову.

Иван следил за ним жадным взором. Первой начала преображаться одежда – она словно бы «ушла» под кожу, сменившись серой шерстью. Яромир на глазах менял очертания – рос, раздавался в плечах. Плоские ногти обернулись сабельными когтями, ступни стали лапами, лицо вытянулось, превращаясь в волчью морду. Он принял промежуточную форму, собственно, и называемую «волколаком». В этом обличье Яромир обычно вступал в драку.

Однако на этот раз он не стал задерживаться «посередине». Шерсть становилась все гуще, руки полностью превратились в лапы, позвоночник изогнулся по-другому, морда окончательно стала волчьей, и оборотень опустился на четвереньки – уже полный волк, а не волколак.

– Садись, – хрипло приказал Яромир, чуть опуская голову. – Ты, кстати, кожу свиную в портки зашил, как я велел?

– Ага. Только я не понял, зачем.

– Зачем, зачем… Ты мне на чистую шерсть – да своей задницей сейчас усядешься… А если ты вспотеешь в дороге?.. или еще чего похуже… Ну сам посуди – не седло же на меня навьючивать, я тебе все-таки не лошадь…

Усесться на волка, да еще такого здоровенного… да, для этого нужна немалая храбрость. Однако Иван только утер нос рукавом и без долгих раздумий запрыгнул Яромиру на спину. Оборотень даже не крякнул – он с легкостью мог нести на себе хоть двух таких Иванов.

– Котому с едой взял? – спросил он.

– Взял, взял.

– Точно не забыл?

– Точно, точно.

– Ну смотри – если проголодаюсь, я тебе руку откушу… а то ногу…

– Не откусишь, тебе человечину нельзя! – радостно ответил княжич.

Оборотень повернул шею, косясь на седока. На волчьей морде нарисовалось легкое сожаление – он не думал, что княжич это запомнит.

– Держись лучше, а не болтай… – проворчал он, делая первый прыжок.

У Ивана сразу засвистело в ушах – сын Волха помчался так, что деревья превратились в сплошную стену. Матерый оборотень летел по лесу пушистой молнией, взрывая землю когтищами. На нехоженой дорожке оставались следы – диковинные, невиданные. Вроде бы и волчьи, да только не совсем – пальцев пять, а не четыре. А уж до чего здоровенные!

– Стой, я перчатку обронил! – крикнул Иван.

– Пока ты это говорил, я уж тридцать саженей^[22] пробежал! – откликнулся Серый Волк.

– А пока ты мне отвечал, еще, небось, два раза по столько прошло! – огрызнулся Иван. – Трудно остановиться на минуточку, да? Мне эти перчатки матушка подарила!

Яромир пробурчал себе под нос что-то насчет маменькиных сынков, но все-таки соизволил вернуться, подобрать злополучную перчатку. Иван довольно кивнул и спрятал ее за пояс. Оборотень недоуменно посмотрел на него и спросил:

– А вторая где?

– А вторую я еще зимусь в прорубь уронил, – простодушно ответил Иван. – Вот с тех пор и не ношу, а то что ж будет – одна рука обутая, а другая босая? Неладно этак!

– Тьфу, дурак… – ругнулся Яромир.

Через некоторое время он снова остановился – резко, как вкопанный. Волчьи глаза подозрительно прищурились, и оборотень спросил:

– Иван, ты что там сейчас сделал?

– Да у тебя тут репей в шерсти застрял, – весело отозвался княжич. – Ты не волнуйся, я его вытащил.

– И что ты с ним сделал? – насторожился Яромир.

– Выкинул, конечно! Что ж мне его – кушать?

– Ой, дурак… – простонал оборотень. – Да не репей то был, а кошель мой! Одежда у меня после превращения в дополнительные шерстинки превращается, а вещицы малые – в репьи! Слезай давай, ищи, куда закинул!

Иван озадаченно почесал в затылке и поспешно бросился на поиски репья-кошеля. Яромир затрусил в другую сторону, принюхиваясь к воздуху.

– Ну что, нашел? – окликнул он Ивана минут через пять.

– Нет еще! А ты?

– Тоже нет! Ищи дальше!

Еще минут через десять Иван взмолился:

– Да ну его! Приедем к брату, я тебе серебра два таких кошеля отсыплю!

– Смерти моей захотел?! – возмутился Яромир. Его волчий рык раздавался уже с другой стороны. – Засунь себе это серебро в то место, коим на поганую яму смотришь!

– Ну так золота, я не жадный!

– Да на кой бес мне твое золото?! У меня там вещицы лежали такие, каких у тебя нету!

– А ты откуда знаешь – провидец, что ли? Ты спроси – может, есть?

– Перо птицы Гамаюн есть?

Иван сконфуженно замолчал. Такого пера у него не было.

Они пролазили по кустам и буреломам добрый час. Чутье волколака не помогало – репей-кошель ничем не пах.

– Нашел! – наконец прозвучало из зарослей.

Яромир спешно подбежал на крик. Иван аккуратно выковыривал драгоценную колючку из еловой лапы.

– Сувай взад, – хмуро потребовал оборотень. – И не трожь больше.

– В зад?.. – поскреб лоб княжич.

– Туда, где было, – торопливо поправился Яромир, сообразив, что его слова можно истолковать двояко. А с дурака станется! – В шерсть приткни, чтоб держалось… ррра-а-аррр!!! Ты что делаешь, вредитель?! Послал же Сварог на мою шею…