Коттедж в Серебряных Холмах до сих пор был отключен от связи.
      После ряда манипуляций, Дин установил связь с автосекретарем фирмы-душеприказчика Ларсена и вступил с ним в дискуссию. Проблема состояла в следующем: Доктор Ларсен был мертв и, следовательно, связаться с ним представлялось невозможным.
      Что такое «дубль» автосекретарь не знал.
      Комп-адреса помещений, которые находились в управлении фирмы по поручению покойного Ларсена, не подлежали разглашению.
      Имя Динвалд Снорри не произвело на автосекретаря никакого впечатления. Он лишь очередной раз выразил мистеру Снорри свои соболезнования.
      Тогда Дин поинтересовался, не было ли у доктора Ларсена каких-либо пожеланий к друзьям и коллегам по работе. Автосекретарь спросил, является ли мистер Снорри одновременно другом и коллегой покойного доктора Ларсена. После утвердительного ответа, автосекретарь сообщил, что у доктора Ларсена была воля получить от своих друзей-коллег краткие устные эпитафии, если на то будет желание последних.
      У Дина такое желание было. Он сказал:
      — Он ушел, но остался, а после — вернулся.
      — Это что-то значит? — спросил автосекретарь.
      — Это эпитафия. Всего лишь слова, которые также далеки от сути дела, как само дело — от его названия.
      — И, все же, не могли бы вы прокомментировать это? — настаивал автосекретарь и Дин прокомментировал:
      — Первый ключ открывает дверь нашей последней могилы. Все люди, за редким исключением, бессмертны, а некоторые — в особенности.
      Бессмертие — это очень долгая штука. Возможно, наше «я» — это только путь через все наши рождения и смерти. Путь, на котором нет ничего, зато его там очень много. Путь, который не ведет никуда и потому идти по нему можно вечно. Возможно, этот путь возвращается к своему началу и, когда кончится Вечность, последний ключ откроет дверь нашего первого рождения.
      — Сам придумал? — послышался голос Ларсена.
      — Не совсем. Это просто мое вольное переложение Книги Ключей.
      Неожиданно окружающий мир обрел контуры. Дин осмотрелся. Он стоял в круглом внутреннем дворе сказочного замка. Двор был был зеркальным, поэтому у себя под ногами Дин видел голубое небо, солнце, замок и себя самого. Небо здесь казалось очень низким и тоже было зеркальным — поэтому отражение замка сливалось с самим замком. В глубине круглого неба Дин видел маленькую фигурку самого себя вместе с перевернутым отражением. Еще одну такую же фигурку, но уже совсем крошечную, он разгледел в невообразимой глубине отражения у себя под ногами.
      Все вместе представлялось замкнутой и, в то же время, бесконечной вселенной, внутри которой неизвестный архитектор как будто глумился над свойствами пространства. Симметрично расположенные лестницы, расходящиеся от центрального двора, расширялись к периферии, нарушая все законы перспективы, а в какой-то неощутимой точке — переворачивались и нависали над колоннадой. Две внутренние галереи то прятались за колоннадой, то закрывали ее, сохраняя при этом форму идеальной окружности. Наконец, упиравшиеся в небо многогранные башенки казались каким-то непостижимым образом вывернутыми на изнанку.
      — А это — мое вольное переложение Книги Ключей, — сообщил Ларсен, появляясь на одной из лестниц.
      — Любопытная композиция, — заметил Дин, — хотя, для Книги Ключей, несколько статичная и слишком упорядоченная.
      — Ты находишь?
      — Ну, можно конечно поспорить. Только не сейчас.
      — Понятно, — кивнул Ларсен, — ты, разумеется, по делу.
      — И ты сам знаешь по какому.
      — Знаю, Дин. Но это не помешает мне принять тебя, как гостя, — Ларсен махнул рукой и сказочный замок растаял в разлившейся ночной темноте. Они оказался на берегу огромного круглого озера, освещенном несколькими висящими в небе разноцветными лунами. Судя по бренчанию банджо, вспышкам фейрверков и танцующим фигурам, здесь был праздник.
      Ларсен жестом предложил расположиться на траве, предложил Дину сигару, а сам закурил трубку. Некоторое время они молча смотрели на танцующих.
      — Том, тебе не кажется, что тебя используют? — сказал наконец Дин.
      — Меня? Не очень представляю, как это можно сделать.
      — Это можно сделать. Более того, это уже сделано. То, что произошло сегодня ночью, было кому-то очень нужно. Кому-то, кто хотел нарушить хрупкий мир между двумя культурами.
      — Не я начал эту войну, — спокойно заметил Ларсен.
      — Не ты. Но ты мог придумать что-нибудь умнее охотника за прохожими.
      — А почему я должен был выдумывать что-то этакое?
      — Да потому, что теперь каждый дурак знает: тейлмены безумны, агрессивны и смертельно — опасны.
      — Дин, ты даже не представляешь, как мне на это наплевать. У меня есть счастливый, прекрасный и свободный народ, живущий в собственной вселенной. Народ, не знающий болезней, старости и смерти.
      В этой вселенной тот парнишка, которого ты назвал "охотником за прохожими" — жив. То, что его биологическое тело погибло, волнует его не больше, чем тебя — пчелиный укус: поболит, почешется и пройдет.
      Наш народ не знает страха и принуждения. У нас нет политических партий, финансовых империй и навязанных ими жизненных стандартов. У нас каждый живет так, как хочет. Есть только одно общее желание: не мешайте нам жить, не лезьте в наши дела. Обществу рилменов нечего нам предложить кроме своих коллективных психопатологий. Мы готовы принять любого, кто придет, чтобы стать одним из нас. Но мы никогда не примем чуждых нам правил, а тот, кто хочет навязать их нам силой — пусть знает, что мы в состоянии ответить ударом на удар.
      — Прекрасная речь. Поздравляю. Том, ты никогда не чуствовал себя пророком единого Бога? Моисеем, Мухаммедом или Заратуштрой?
      — Не случалось.
      — Это хорошо. Значит, тебе еще можно что-то доказать.
      — Что например? — поинтересовался Ларсен.
      — Например, если против вас начнут настоящую войну на уничтожение, то не пройдет и года, как комп-копии ваших личностей и ваших вселенных будут уничтожены и от вашего народа не останется даже воспоминания. Ты ведь понимаешь, что с технической точки зрения, уничтожить вас не сложнее, чем какой-нибудь вид компьютерного вируса.
      Скорее даже проще — поскольку вы не создавали себя специально для такой войны.
      — Это теоретически, — заметил Ларсен, — а практически, общество не готово вести такую войну. Слишком многим придется поступиться обществу, слишком велики будут экономические издержки, слишком сильно придется ограничить неприкосновенность личности, чтобы это стало практически выполнимым.
      — Общество ПОКА не готово, — возразил Дин, — еще несколько акций типа сегодняшней и общество поддержит все подобные ограничения и согласится со всеми издержками, лишь бы уничтожить вас. Повторяю, Том, тебя используют, чтобы подготовить соответствующее общественное мнение.
      — Допустим. Кто же этот гений социальной психологии и политической интриги?
      — Тот, кому зачем-то необходимо подчинить тейлменов. Только не спрашивай меня, как его имя и какова его конечная цель. Я и сам этого не знаю.
      — Но надеешься узнать? — спросил Ларсен.
      — Может быть, а может и нет. Это не моя война. Я просто сторонний наблюдатель. Вот и все, что я хотел сказать.
      — У нас тут, как видишь, праздник. Может, останешься ненадолго?
      — Спасибо, как-нибудь в другой раз.
      Покинув виртуализатор, Дин сразу же обратил внимание на несколько озадаченное выражение лиц у всех присутствующих.
      — Динвалд Снорри, вы арестованы, — сказал Бликс, — у вас есть право сделать два звонка, вызвать адвоката, не отвечать на вопросы.
      — Вы все тут, случаем, не спятили? — поинтересовался Дин, — в чем хоть меня обвиняют?
      — Организация беспорядков. Ордер подписан прокурором округа.
      — Но вы хоть понимаете, что это бред?
      Бликс и Тилле одновременно пожали плечами.
      — Ладно, могу я, по крайней мере, сделать эти два звонка без свидетелей?
      — Дин, это не по правилам, — мягко сказал Клейн, — ты уж не обижайся.
      — Уж не обижусь, — в тон ему сказал Дин и набрал номер доктора Венде. Шериф вздохнул и ушел на другой конец кабинета — по телевизору шел бейсбольный матч.

      Не самое приятное занятие просыпаться в каталажке, особенно когда вас будят словами: "Динвалд Снорри, на допрос". Когда Дин в сопровождении сержанта вошел в кабинет шерифа, настроение у него было преотвратное, а когда он увидел там Эдлера — оно стало и вовсе неописуемым.
      — Садитесь, — спокойно сказал Эдлер, — права свои вы, я полагаю знаете, так что перейдем сразу к делу.
      — Переходите, — флегматично согласился Дин, уселся поудобнее и закурил.
      — У нас к вам пара-тройка вопросов.
      — И всего-то?
      — Как вам удалось связаться с Ларсеном?
      — Я договорился с его автосекретарем.
      — И вы могли бы сделать это еще раз?
      — Полагаю, что да.
      — Так полагаете или да? — переспросил Эдлер.
      — Знаете, уважаемый, — со вздохом ответил Дин, — я еще со вчерашнего дня подозревал, что вы — мудак, но убедился только сейчас.
      Оторвите лучше задницу от стула и вызовите кого-нибудь из вашего начальства.
      — Что вы сказали?
      — Я дал вам ценный совет. Советую поторопиться, иначе заварится каша, которую ваше говняное бюро не расхлебает до второго пришествия, а вы попадете под какой-нибудь трибунал.
      — Вы за это ответите! — заявил Эдлер.
      — Отвечу. Только не вам, — сказал Дин и проворно нажал кнопку на столе.
      В дверях возник сержант.
      — Проводите меня в номер, — сказал Дин, — я спать хочу.
      Эдлер молчал, хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.
      На этот раз Дину удалось-таки выспаться. Проснулся он свежим и бодрым. Тот же самый дежурный сержант, широко зевая и прихлебывая кофе из огромной кружки, сражался с кроссвордом.
      — Завтрак мне полагается? — спросил Дин.
      — А как же. У нас солидное заведение, мистер Снорри, — сказал сержант, отработанным движением задвигая стандартную пластиковую коробку в микровейв, — кстати, вы случайно не историк?
      — А что?
      — Кроссворд исторический. Может, подскажете, что это: предсказатель будущего по полету птиц из пяти знаков?
      — Авгур, — ответил Дин.
      — А греческая буква из семи знаков, первый — "о"?
      — Омикрон.
      — Класс! А может, и это знаете: римский император из девяти знаков, третий с начала — "р"?
      — Каракалла. Пишется с двумя «л». Ну, как там с завтраком?
      — Еще две минуты. Столица древнего мексиканского государства, до фига знаков, третий с конца — "л"?
      — Теночтитлан. Пишется через «си-аш» и "ти-аш".
      — Ну, вы даете, мистер Снорри! Кстати, ваш завтрак. Хотите, могу плеснуть брэнди в кофе.
      — Не люблю с утра, — сказал Дин.
      — Ну и правильно, — одобрил сержант, и спустя пару минут обиженно сообщил, — ну, блин, эти придумщики кроссвордов сбрендили на древностях. Последнее слово, мистер Снорри: создатель древнейшего кодекса законов. Длинный, как черт-те что, в середине есть «м», «у» и "а".
      — Хаммурапи, — пробурчал Дин, пережевывая титанических размеров сэндвич, — через два "эм".
      Подходит! Лихо мы с ним разделались. Кстати, вас надолго сюда, мистер Снорри?
      — Там видно будет. Почитать есть чего-нибудь?
      — А то. Ошен-экспресс и Праймер-дейли.
      Дин углубился в изучение прессы. В центральной Африке опять волтузили друг друга какие-то местные царьки с труднопроизносимыми именами (весь цивилизованный мир изображает крайнюю озабоченность). От «Вайкинга-Ф» пришло сообщение об успешной посадке на спутнике Нептуна — Тритоне, наиболее удаленном от Земли месте, где возможно существование квазижизни (весь цивилизованный мир аплодирует). Великий Адриан Шайен продемонстрировал в Париже новые пляжные модели сезона (весь цивилизованный мир в восхищении). На внепланетной колонии Армстронг-XXI родился первый ребенок (весь цивилизованный мир пускает розовые слюни). На чемпионате мира по пушболу в финал вышли сборные Евроскандии и Сайберии (весь цивилизованный мир разинул рот в ожидании игры). Короче говоря, ничего интересного в прессе не было.
      А потом у дежурного сержанта запищал селектор и Дин понял, что это опять за ним.
      На этот раз его собеседником был весьма дородный господин лет пятидесяти, напоминающий классический типаж добропорядочного буржуа начала XX века.
      — Насколько я понял, вы хотели поговорить с руководством Бюро, — сказал он, — к вашим услугам Кейл Айсхопф, региональный директор Бюро по юго-восточному округу. Итак, я вас слушаю.
      — Это я вас слушаю, — поправил Дин, — ваш инспектор хотел задать мне какие-то вопросы, но в силу его тупости и хамства разговор у нас не получился.
      — Вы, между прочим, тоже не явили собой образец корректности, — заметил Айсхопф. Но оставим это. Итак, мистер Снорри, похоже что вы разбираетесь в происходящем значительно лучше, чем мы.
      — Вы вообще не разбираетесь в происходящем, — поправил Дин.
      — Хорошо, пусть так. Мы не разбираемся. Мы наделали дурацких ошибок. Сейчас мы уже имеем целую кучу трупов и боимся даже лишний раз пукнуть, чтобы не получить еще столько же. Вы удовлетворены, или хотите еще кого-нибудь из нашей команды обозвать мудаком, прежде чем сказать что-нибудь по делу?
      — Прежде всего, я поеду домой, приму душ, переоденусь, просмотрю входящие месседжи, выпью чашечку черного кофе, съем булочку со сливками, а уж потом можно поговорить по делу.
      — Да поймите же, нет у нас времени на душ со сливками! — взорвался Айсхопф.
      — Да пошли вы на хуй, — спокойно ответил Дин и, уже отработанным движением, нажал кнопку на столе.
      — Не стыдно? — спросил Айсхопф, бросив взгляд на появившегося в дверях сержанта, — ведете себя, как какой-нибуь патлатый тинэйджер.
      Ладно, поехали к вам домой.
      — Что-то не припомню, когда я успел вас пригласить.
      — Для начала я просто вас подвезу. Ночью ваш «грассхоппер» отогнали к вашему дому, так что мы просто обязаны вас доставить. А по дороге я расскажу вам кое-что.
      — Что-то, после чего я захочу пригласить вас на кофе? — предположил Дин.
      — А вы догадливы, — заметил Айсхопф.

      — К сожалению, сегодняшним ночным шоу дело не кончилось, — сообщил Айсхопф, не без труда втискивая свою тушу за руль патрульного «мистрал-С», — к утру все стало еще гаже. Вся эта история попала в прессу. Пока все торговали лицом и прикидывали что к чему, четверо ваших местных ребят взяли помповые ружья и отправились на прогулку по окраине. И гуляли пока не наткнулись на патрульную группу. В итоге ребята сидят в каталажке с битыми мордами, у нас появилась еще дюжина тейлменов-покойников, а пресса уже называет все это "троянским кризисом".
      — Я же предупреждал, — заметил Дин, — кстати, вы бы ехали поаккуратнее. Здесь, все же, город, а не гоночный трек.
      — Предупреждал, — отозвался Айсхопф, пропустив мимо ушей справедливое замечание на счет езды, — только у нас нет столько людей, чтобы защищать одну половину населения города от другой.
      — И что тейлмены?
      — Молчат.
      — Понятно.
      — Что вам понятно?
      — Мне понятно, что они ждут от рилменов акта доброй воли, — пояснил Дин, и подумав, добавил, — пока ждут.
      — И в чем должна заключаться добрая воля? — спросил Айсхопф.
      — Скорее всего, в выплате компенсации.
      — Какой и кому?
      — Надо связаться с Ларсеном. Так что, я все-таки, приглашаю вас на чашечку кофе.
      — С Ларсеном? — переспросил Айсхопф, — это тот сумасшедший ученый, который имитировал свою смерть и теперь играет в индейцев, скрываясь от полиции?
      — Бред, — сказал Дин.
      — Что именно?
      — Все. Ларсен умер на самом деле и, соответственно, ни от какой полиции не скрывается. А кто сумасшедший и кто играет в индейцев — это еще большой вопрос.
      — И как же вы намерены с ним связаться, если он умер? Вызвать его дух и заняться столоверчением?
      — Приедем — покажу, — лаконично ответил Дин.
      Рядом с коттеджем Дина стоял разрисованный камуфляжными узорами армейский вездеход. Трое молодых ребят в комбинизонах и пятнистых беретах дефилировали между вездеходом и входной дверью. В кажущейся небрежности, с которой они держали свои автоматы читалась скрытая угроза.
      — Это еще что за цирк? — поинтересовался Дин, вылезая из машины — у нас что, военное положение?
      — Всвязи с беспорядками, ваш дом, находится под охраной группы спецназначения, — сообщил Айсхопф, — как, впрочем, и ряд других объектов.
      — Ладно, — сказал Дин, — под охраной, так под охраной. Пойдем в дом. Я обещал вам кофе.
      — И продемонстрировать вызывание духов, — напомнил Айсхопф.
      — Разумеется. Кстати, вы не в курсе, "Серебряные Холмы" до сих пор заблокированы по кабельной связи?
      — Пока да, хотя мы рассматриваем…
      — Я просто спросил да или нет, — перебил его Дин, — значит, придется как в прошлый раз. Садитесь к кросс-монитору. Когда будет надо, я вас подключу.
      Дин прошел в кабинет и погрузился в виртуализатор.
      … Уже знакомый Дину автосекретарь фирмы-душеприказчика снова вежливо сообщил о том, что связаться с Томасом Ларсеном невозможно по причине его смерти. Однако, стоило Дину представиться, как автосекретарь вежливо поинтересовался, не желает ли мистер Снорри добавить что-нибудь к эпитафии.
      У Дина, разумеется, такое желание было:
      — Смысл существования — это то, что дает разуму интерес и волю к жизни, — сказал он.
      — Ваши эпитафии обладают тем свойством, что нельзя определить, относятся они к живому или к мертвому, — заметил автосекретарь.
      — Сомнительна ситуация, когда человек мертв, — ответил Дин, — одни говорят, что его уже нет, другие — что он все еще есть. Иные говорят: "кто умер, но не забыт, тот бессмертен", иные же: " кто не теряет свою природу, вечен".
      — А каково ваше мнение по этому поводу, мистер Снорри?
      — Мое мнение просто. Для себя я есть, пока я могу задать себе вопрос: "кто я?" и убедить себя в том, что «я» — это я. А для окружающих, соответственно, если я и их могу убедить в том же.
      Раздался мелодичный писк и произошло включение.
      Вокруг от горизонта до горизонта простирался безжизненный морской берег. Сверкающие под ярким солнцем волны набегали на него с ритмичным шорохом, чуть-чуть не касаясь ног сидящего на песке обнаженного юноши с фигурой лайфсейвера и лицом Ларсена, каким он, наверное, был в молодости. В шагах в двадцати от него перебрасывались мячиком две такие же обнаженные и исключительно привлекательные девушки.
      — По крайней мере, меня ты убедил. Привет Дин.
      — Привет, Том. Как дела?
      — Бездельничаю, как видишь, — ответил Ларсен, швыряя в море подвернувшийся под руку камешек, — а ты, конечно, опять с какой-нибудь проблемой. Очередные переговоры о мире, не так ли?
      — Верно, Том.
      — И ты снова посредничаешь?
      — Нет. И больше, наверное, не буду. Так что можем поговорить о том — о сем, а потом, если ты, конечно, не будешь возражать, я приглашу на беседу одного человека.
      — Кого, если не секрет?
      — Некто Кейл Айсхопф. Крупная шишка из Бюро. Он торчит у меня в гостиной.
      — Ну, что ж, это будет любопытно.
      Одна из девушек повернулась и изящным движением бросила мяч Дину.
      Он автоматически поймал его, перебросил обратно и заметил:
      — Симпатичные девчонки.
      — В некотором роде, мои крестницы, — сказал Ларсен, — фантомы, как и я, но, в отличии от меня — синтетические, то есть никогда не имевшие биологического прототипа. По-моему, ты им понравился. Может быть, хочешь развлечься?
      — Как-нибудь в другой раз.
      — Дружище, так всю жизнь можно отложить на другой раз.
      — Глядя на тебя, начинаешь верить, что этот "другой раз" может оказаться не так уж плох.
      — У каждого раза своя специфика, — сказал Ларсен, — как ты понимаешь, эта жизнь, все же, весьма существенно отличается от той, которую принято называть "реальной".
      — Чем, кстати? — поинтересовался Дин.
      — Вот уж от кого не ожидал такого вопроса, так это от тебя.
      Хотя… Может быть, именно от такого человека, как ты, его и следовало ожидать. Знаешь, что самое любопытное?
      — Что же?
      — А то, — сказал Ларсен, — что я абсолютно уверен в наличии существенной разницы, между «той» и «этой» жизнью, но органически не могу понять, в чем она заключается. Это напоминает пробуждение, когда мгновенно забываешь сон, который только что видел. Где-то в глубине сознания болтаются ошметки каких-то неясных образов, но их никак не удается соотнести с реальностью яви.
      — Интересная аналогия, — заметил Дин, — и мне кажется, что она гораздо глубже, чем просто аналогия. Ты же не будешь отрицать, что при таком мгновенном стирании сна часть нашего «я» разрушается.
      — Но само «я» остается, — добавил Ларсен, — как ты сказал, для себя я есть, пока я могу задать себе вопрос: "кто я?" и убедить себя в том, что «я» — это я. Сам придумал?
      — В основном — да.
      — Очень интересно. Надо будет покрутить эту мысль так и сяк.
      — Я рад, что тебе понравилось. А сейчас, если не возражаешь, я приглашу мистера Айсхопфа.
      Ларсен кивнул. Дин исполнил символ присоединения и на песке появился кросс-монитор. Лицо Айсхопфа на экране сразу же приняло несколько удивленное выражение — он явно не привык вести переговоры с голым собеседником в присутствии голых девиц, играющих в мяч.
      — Добро пожаловать, — сказал Ларсен, — надеюсь, вас не очень смущает то, что я одет не по протоколу.
      — Не стоит беспокойства, мистер Ларсен.
      — Отлично. Тогда я весь внимание.
      — Надеюсь, — сказал Айсхопф, — вы в курсе, что происходит на белом свете.
      — Вполне.
      — И что вы намерены предпринять по этому поводу?
      — Да ничего. Разве что, могу снова предложить вам заплатить нашему сообществу компенсацию за ту скверную историю. Если вы поняли, что я имею в виду.
      — Мистер Ларсен, вы должны понять, что такие вопросы так не решаются. Мы согласны восстановить вашей общине тейлменов кабельную связь и, по возможности, обеспечить физическую безопасность, но вы должны гарантировать, что не будет эксцессов с вашей стороны.