Роберт Рождественский
      Стихи разных лет
      КОГДА ЛЮБИЛ... (из поэмы "До твоего прихода")
      Люб(Воздуха!
      Воздуха!
      Самую малость бы!
      Самую-самую...) лю! (Хочешь, -
      уедем куда-нибудь
      заново,
      замертво,
      за море?..) Люб(Богово -- богу,
      а женское -- женщине
      сказано,
      воздано.) лю! (Ты покоренная.
      Ты непокорная...
      Воздуха!
      Воздуха!) Люб(Руки разбросаны.
      Губы закушены.
      Волосы скомканы.) лю! (Стены расходятся.
      Звезды, качаясь,
      врываются в комнаты.) Люб(В загнанном мире
      кто-то рождается,
      что-то предвидится...) лю! (Где-то
      законы,
      запреты,
      заставы,
      заносы,
      правительства...) Люб(Врут очевидцы,
      сонно глядят океаны остывшие. лю! (Охай, бесстрашная!
      Падай, наивная!
      Смейся, бесстыжая!) Люб(Пусть эти сумерки
      станут проклятием
      или ошибкою...) лю! (Бейся в руках моих
      каждым изгибом
      и каждою жилкою!) Люб(Радостно всхлипывай,
      плачь и выскальзывай,
      вздрагивай,
      жалуйся!..) лю! (Хочешь -- уедем?
      Сегодня? -
      пожалуйста.
      Завтра? -
      пожалуйста!) Люб(Царствуй, рабыня!
      Бесчинствуй, учитель!
      Неистовствуй, женщина!) лю! (Вот и глаза твои.
      Жалкие,
      долгие
      и сумасшедшие!..) Люб(Чертовы горы уставились в небо
      темными бивнями.) лю! (Только люби меня!
      Слышишь,
      люби меня!
      Знаешь,
      люби меня!) Люб(Чтоб навсегда!
      Чтоб отсюда -- до гибели...
      Вот оно...
      Вот оно...) лю! (Мы никогда,
      никогда не расстанемся...
      Воздуха...
      Воздуха!..)
      x x x
      Приходит врач, на воробья похожий, и прыгает смешно перед постелью. И клювиком выстукивает грудь. И маленькими крылышками машет. -- Ну, как дела? -
      чирикает привычно. -Есть жалобы?.. -Я отвечаю:
      -- Есть. Есть жалобы. Есть очень много жалоб... Вот, -- говорю, -
      не прыгал с парашютом... Вот, -- говорю, -
      на лошади не ездил... По проволоке в цирке не ходил...
      Он морщится: -- Да бросьте вы! Не надо! Ведь я серьезно...
      -- Я серьезно тоже. Послушайте, великолепный доктор: когда-то в Омске
      у большой реки мальчишка жил, затравленный войною... Он так мечтал о небе -
      синем-синем! О невозможно белом парашюте, качающемся
      в теплой тишине... Еще мечтал он
      о ночных погонях! О странном, древнем ощущенье скачки, когда подпрыгивает сердце к горлу и ноги прирастают к стременам!.. Он цирк любил. И в нем -
      не акробатов, не клоунов, не львов, больших и грустных, а девочку,
      шагающую мягко по воздуху, спрессованному в нить. О, как он после представлений клялся: "Я научусь! И я пойду за нею!.." Вы скажете:
      -- Но это все наивно... -Да-да, конечно. Это все наивно. Мы -
      взрослые -
      мечтаем по-другому и о другом... Мечта приходит к нам еще неосязаемой,
      неясной, невидимой, неназванной, как правнук. И остается в нас до исполненья. Или до смерти. Это все равно. Мы без мечты немыслимы.
      Бессильны. Но если исполняется она, за ней -- как ослепление -другая!.. Исполнилось лишь самое начало. Любовь исполнилась и крик ребенка. Исполнились друзья,
      дороги,
      дали. Не все дороги и не все друзья, -я это понимаю!..
      Только где-то живут мечты -
      наивные, смешные, -с которых мы и начали мечтать. Они нам в спины смотрят долго-долго -вдруг обернемся и "спасибо!" скажем. Рукой взмахнем:
      -- Счастливо!..
      Оставайтесь... Простите за измену. Мы спешим... -Но, может, это даже не измена?!
      ...А доктор
      собирает чемоданчик. Молчит и улыбается по-птичьи. Уходит. И уже у самой двери он тихо говорит: -- А я мечтал... давно когда-то...
      вырастить
      овчарку... А после
      подарить погранзаставе... И не успел... -Действительно, смешно.
      x x x
      Савве Бродскому
      Я богат. Повезло мне и родом
      и племенем. У меня есть Арбат. И немножко свободного времени...
      Я подамся от бумажных
      запутанных ворохов в государство переулков,
      проспектов
      и двориков. Все, что я растерял, отыщу в мельтешении радужном. Где витой канделябр и бетонные глыбины -рядышком. Где гитары
      щекочут невест, где тепло от варений малиновых. Где колясок
      на каждый подъезд десять -детских и две -инвалидных. Там, где будничны тополя
      перед спящими школами. Там, где булькают, как вскипевшие чайники,
      голуби. Выхожу не хвалить, не командовать
      уличной вьюгою. Просто так улыбаться
      и плыть по Арбату седеющим юнгою.
      ЧУДО
      Так полыхнуло -
      сплеча,
      сполна -над ледяным прудом! .. (Два человека -
      он и она -были виновны в том...) В доме напротив полночный лифт взвился до чердака. Свет был таким,
      что мельчайший шрифт читался наверняка... Так полыхнуло, так занялось -весной ли, огнем -не понять. И о потомстве подумал лось, а заяц решил линять. Землю пробили усики трав и посверлили лучи. Тотчас, об этом чуде узнав, заспешили с юга
      грачи. На лентах сейсмографов стала видна нервная полоса... (Два человека -
      он и она -глядели друг другу в глаза...) Реки набухли. Народ бежал и жмурился от тепла. Кто-то кричал:
      "Пожар! ..
      Пожар! .." А это любовь была.
      x x x
      Все начинается с любви... Твердят: "Вначале
      было
      слово..." А я провозглашаю снова: Все начинается с любви!..
      Все начинается с любви: и озаренье,
      и работа, глаза цветов, глаза ребенка -все начинается с любви.
      Все начинается с любви, С любви! Я это точно знаю. Все,
      даже ненависть -родная и вечная сестра любви.
      Все начинается с любви: мечта и страх, вино и порох. Трагедия,
      тоска
      и подвиг -все начинается с любви...
      Весна шепнет тебе:
      "Живи..." И ты от шепота качнешься. И выпрямишься. И начнешься. Все начинается с любви!
      СКАЗКА С НЕСКАЗОЧНЫМ КОНЦОМ
      Страна была до того малюсенькой, что, когда проводился военный парад, армия
      маршировала на месте от начала парада и до конца. Ибо, если подать другую команду, -не "на месте шагом",
      а "шагом вперед...", -очень просто могла бы начаться война. Первый шаг был бы шагом через границу.
      Страна была до того малюсенькой, что, когда чихал знаменитый булочник (знаменитый тем, что он был единственным булочником в этой стране), -так вот, когда он чихал троекратно, булочники из соседних стран говорили вежливо:
      "Будьте здоровы!.." И ладонью стирали брызги со щек.
      Страна была до того малюсенькой, что весь ее общественный транспорт состоял из автобуса без мотора. Этот самый автобус -денно и нощно, сверкая никелем, лаком и хромом, опершись на прочный гранитный фундамент перегораживал Главную улицу. И тот,
      кто хотел проехать в автобусе, входил, как положено, с задней площадки, брал билеты, садился в удобное кресло и,
      посидев в нем минут пятнадцать, -вставал и вместе с толпой пассажиров выходил с передней площадки -
      довольный -уже на другом конце государства.
      Страна была до того малюсенькой, что, когда проводились соревнования по легкой атлетике,
      все спортсмены соревновались (как сговорившись!) в одном лишь виде:
      прыжках в высоту. Другие виды не развивались. Ибо даже дистанция стометровки пересекалась почти посредине чертой Государственнейшей границы, На этой черте
      с обеих сторон стояли будочки полицейских. И спортсмен, добежав до знакомой черты, останавливался, предъявлял свой паспорт. Брал визу на выезд. Визу на въезд. А потом он мучительно препирался с полицейским соседнего государства, который требовал прежде всего список участников соревнований -(вдруг ты -- хиппи, а не спортсмен!). Потом этот список переводили на звучный язык соседней страны, снимали у всех отпечатки пальцев и -предлагали следовать дальше. Так и заканчивалась стометровка. Иногда -представьте! -с новым рекордом.
      Страна была до того малюсенькой, что жители этой скромной державы разводили только домашнюю птицу и не очень крупный рогатый скот (так возвышенно я называю баранов). Что касается более крупных зверей, то единственная в государстве корова перед тем, как подохнуть,
      успела сожрать всю траву на единственной здешней лужайке, всю листву на обоих деревьях страны, все цветы без остатка
      (подумать страшно!) на единственной клумбе у дома Премьера. Это было еще в позапрошлом году. До сих пор весь народ говорит с содроганьем о мычании
      этой голодной коровы.
      Страна была до того малюсенькой, что, когда семья садилась за стол, и суп оказывался недосоленным, глава семьи звонил в Министерство Иностранных Дел и Внешней Торговли. Ибо угол стола,
      где стояла солонка, был уже совершенно чужой территорией со своей конституцией и сводом законов (достаточно строгих, кстати сказать). И об этом все в государстве знали. Потому что однажды хозяин семьи (не этой,
      а той, что живет по соседству), руку свою протянул за солонкой, и рука была арестована тут же! Ее посадили на хлеб и воду, а после организовали процесс -шумный,
      торжественный,
      принципиальный -с продажей дешевых входных билетов, с присутствием очень влиятельных лиц. Правую руку главы семьи приговорили,
      во-первых -- к штрафу, во-вторых (условно) -к году тюрьмы... В результате
      несчастный глава семейства оказался в двусмысленном положенье: целый год он после -одною левой -отрабатывал штраф и кормил семью.
      Страна была до того малюсенькой, что ее музыканты с далеких пор. играли только на флейтах и скрипках, лишь на самых маленьких скрипках и флейтах! Больше они ни на чем не играли. А рояль они видели только в кино да еще -
      в иллюстрированных журналах, Потому что загадочный айсберг рояля, несмотря на значительные старанья, не влезал в территорию этой страны. Нет, вернее, сам-то рояль помещался, но тогда
      исполнителю
      не было места. (А играть на рояле из-за границы -согласитесь -не очень-то патриотично!) Страна была невероятно крохотной. Соседи эту страну уважали. Никто не хотел на нее нападать. И все же
      один отставной генерал (уроженец страны и большой патриот) несколько раз выступал в Сенате, несколько раз давал интервью корреспондентам, центральных газет, посылал посланья Главе государства, в которых
      решительно и однозначно ругал профсоюзы и коммунистов, просил увеличить военный бюджет, восхвалял свою армию.
      И для армии требовал атомного оружия!
      СТИХИ, НАПИСАННЫЕ ВОСЬМОГО МАРТА
      Все равно что за снегом идти
      в Африку, а за новою книжкой стихов -
      в мебельный и уныло просить
      со слезой в голосе адрес господа бога
      в бюро справочном, все равно что ругать океан
      с берега за его невниманье
      к твоей личности, все равно что подснежник искать
      осенью и, вздыхая, поминки справлять
      загодя, все равно что костер разводить
      в комнате, а гнедого коня
      в гараже требовать, и упорно пытаться обнять
      облако, и картошку варить
      в ледяной проруби, все равно что на суше
      учить плаванью, а увесистый камень
      считать яблоком, все равно что от курицы
      ждать лебедя -так однажды решить,
      будто ты
      полностью разбираешься в женском характере!
      БАЛЛАДА О ТАЛАНТЕ, БОГЕ И ЧЕРТЕ
      Все говорят: "Его талант --от бога!" А ежели --от черта?
      Что тогда?..
      Выстраиваясь медленно в эпоху, ни шатко и ни валко
      шли года. И жил талант. Больной.
      Нелепый.
      Хмурый. Всего Гомера знавший назубок., Его считал
      своею креатурой тогда еще существовавший бог. Бог находил, что слог его прекрасен, что на земле таких -
      наперечет!..
      Но с богом был, конечно, не согласен тогда еще не отмененный черт. Таланту черт шептал: "Опомнись,
      бездарь! Кому теперь стихи твои нужны?! Ведь ты, как все, погибнешь в адской бездне. Расслабься! Не отягощай вины". И шел талант в кабак. И -
      расслаблялся. Он пил всерьез! Он вдохновенно
      пил! Так пил, что черт глядел и умилялся. талант себя талантливо губил!..
      Бог
      тоже не дремал! В каморке утлой, где --стол,
      перо
      и пузырек чернил, бог возникал раскаяньем наутро, загадочными строчками
      дразнил... Вставал талант, почесываясь сонно. Утерянную личность
      обретал. И банка
      огуречного рассола была ему нужнее, чем нектар... Небритый. С пересохшими губами. Упрямо ждал он
      часа своего...
      И строки
      на бумаге
      проступали, как письмена,-отдельно от него.
      И было столько гнева и напора в самом возникновенье этих строк!.. Талант, как на медведя,
      шел
      на бога! И черта скручивал
      в бараний рог!.. Талант работал. Зло.
      Ожесточенно. Перо макая в собственную боль. Теперь он богом был!
      И был он чертом! А это значит: был самим собой. И восходило солнце
      над строкою!..
      Крестился черт. И чертыхался бог. "Да как же смог он
      написать
      такое?!" ...А он еще и не такое мог.
      x x x
      Надо верить в обычное. Надо рассчитывать
      здраво.
      У поэтов с убийцами, в сущности, равная слава. Кто в веках уцелел? Разберись в наслоенье мотивов... Мы не помним царей. Помним: были Дантес и Мартынов. Бесшабашные, нервные, святые "блюстители долга"