Первая степень

Я показал, что Лори, совершив убийство, не могла сделать то, что ей приписывал Дилан, потому что это было абсолютно нелогично. Беда в том, что присяжные вряд ли ожидали логики от убийцы, который обезглавил и сжег свою жертву. В сущности, я утверждал: «Она не могла быть убийцей, потому что человек, так ловко подставивший давнего врага, просто не мог оставить в своем гараже одну улику и самостоятельно привести полицию к другой. Это, по меньшей мере, странно». Но в данном случае странное вполне соответствовало преступлению и могло быть воспринято скорее как признак вины, а не как оправдание.
      Последним свидетелем Дилана был капитан Рон Фрэнкс, отставной полицейский Паттерсона и, возможно, самый близкий друг Дилана среди полицейских. Несмотря на то, что Фрэнке ушел в отставку почти за два года до того, как Отдел внутренних расследований провел следствие, инициированное Лори, Дилан вызвал его не случайно. Он хотел представить жертву с хорошей стороны.
      Это было не лишено смысла. Мы поносили Дорси, как только могли, и Дилан, разумеется, знал, что это серьезная часть нашей защиты. Чем хуже будет выглядеть Дорси в глазах присяжных, тем меньше они захотят покарать его убийцу.
      Фрэнкс говорил только пятнадцать минут, однако тепло и восхищенно отзывался о Дорси и о годах его безупречной службы обществу, как в качестве солдата, так и особенно в качестве полицейского.
      Я задал ему всего несколько вопросов, сосредоточившись на том факте, что Фрэнкс ничего не знал о следствии Отдела внутренних расследований, а также о причинах, заставивших Дорси удариться в бега. Этот человек, кажется, искренне считал себя другом Дорси, и от этого мне было неприятно подвергать его нападкам.
      Дилан закончил свое выступление, я попросил позволения изложить версию защиты, но Топор отклонил мою просьбу. Поскольку был поздний вечер пятницы, он отпустил присяжных и сказал, что я могу начать защиту в понедельник утром. К сожалению, речь шла о ближайшем понедельнике.
 
      Едва мы сели за стол, чтобы насладиться очередным кулинарным шедевром Лори, как зазвонил телефон, и это, несомненно, означало крушение всех планов. Звонили из судейского офиса – это было селекторное совещание для нас троих: Топора, Дилана и меня. Дилан уже был на проводе, но у меня не было настроения вести светскую беседу, поэтому я дождался Топора.
      Через несколько минут Его Величество оказался на линии.
      – Джентльмены, я вынес решение по вопросу о ходатайстве защиты и подумал, что вам следует немедленно сообщить о нем, дабы вы могли скорректировать свои действия по подготовке к слушаниям в понедельник.
      Он выдержал паузу, но ни я, ни Дилан не проронили ни слова, и Топор продолжал:
      – Я тщательно изучил материалы ФБР и пришел к заключению, что они не содержат новой либо просто относящейся к делу информации. Лейтенант Дорси упомянут лишь косвенно, а мистер Кэхилл, он же Стайнз, не упомянут вовсе. В материалах расследования также не содержится никаких указаний на возможную личность другого лейтенанта полиции, с которым мог состоять в сговоре мистер Дорси. Поэтому мое решение таково: ценность данных документов в отношении слушаемого дела равна нулю, и нет никакого смысла мешать расследованию ФБР. Есть ли у вас какие-либо вопросы?
      Дилан, торжествовавший победу, откликнулся первым:
      – У обвинения нет вопросов, ваша честь. Я полагаю, что вы приняли верное решение.
      – Так и есть, – сухо ответил Топор. – Мистер Карпентер?
      – Желаю вам хорошо провести выходные, ваша честь.
      Отклонение нашего ходатайства не было для меня большой неожиданностью. У нас не было иного выбора, кроме как сбросить его со счетов, и мы с Кевином почти до одиннадцати вечера трудились над стратегией защиты. Мы планировали посвятить этой работе весь завтрашний день, а в воскресенье дать себе передышку и как следует отдохнуть перед битвой.
 
      Лори уже спала, я склонился над ней и легонько поцеловал в лоб. Я беспокоился за нее. Мы приближались к финишу, а у нее не очень-то твердая почва под ногами.
      Я уже почти задремал, когда снова зазвонил телефон. Я немедленно вскочил, готовый к бою. Когда мне в прошлый раз позвонили в столь поздний час, дело касалось финансовых документов Дорси и запустило цепочку событий, приведших к смерти Барри Лейтера. Мне ужасно хотелось просто не снимать трубку, но я заставил себя подойти к телефону.
      – Алло?
      Я сразу узнал голос на том конце провода – а как же иначе, ведь он чертову уйму раз звучал сегодня днем. Это был измененный с помощью компьютера женский голос, который звонил в службу 911 и называл Оскара Гарсию убийцей Дорси.
      – Мистер Карпентер, вы ищете не там, где нужно.
      Это и так было понятно.
      – А где надо искать? – спросил я.
      – Во Вьетнаме. Именно там все и началось. И именно там вы обнаружите эту связь.
      – Связь между кем и кем? Дорси и Кэхиллом?
      Ответа не последовало, и я с отчаянием понял, что сейчас она повесит трубку.
      – Пожалуйста, продолжайте, – умолял я. – Что именно я должен искать во Вьетнаме? Мне не хватает информации, я не знаю, откуда начать.
      И снова мне не ответили, из чего я мог заключить, что она уже отошла от телефона. Но затем она все же ответила с сомнением, словно не была уверена, стоит ли говорить мне еще что-либо.
      – Поговорите с человеком по имени Терри Мердек.
      – Кто это такой? Где его найти?
       Короткие гудки.
      Я не стал даже класть трубку, а сразу набрал номер Кевина.
      – Алло? – откликнулся он без тени сонливости в голосе.
      – В какое время подполковники ложатся спать? – спросил я.

* * *

      В шесть утра Кевин уже явился ко мне, чтобы дать нашим выходным высокий старт. Он сообщил, что собирался позвонить своему шурину сегодня утром, но не устоял и позвонил вчера ночью. И это было правильно, потому что колесо уже завертелось.
      Подполковник Прентис обратился в Военный архив в Форте Монмут и приказал его сотрудникам оказывать всяческое содействие в нашем расследовании. Он назначил там своего представителя, капитана Гэри Рейда, чтобы тот поддерживал с нами связь.
      Лори только поднялась, когда мы с Кевином уже были готовы ехать в Форт Монмут. Она пришла в возбуждение от новостей и открывавшихся в связи с этим возможностей и очень удивилась, что, пока она спала, произошло так много всего. Должен признать, ее угнетало то, что она не может поехать с нами, но ей пришлось предоставить это нам.
 
      Форт Монмут находится на побережье Нью-Джерси в окружении пляжей. Мы рано выехали, надеясь не завязнуть в пробках на дорогах, ведущих к пляжам, но это не помогло. Наша ошибка в том, что надо было выезжать в феврале.
      Этот феномен всегда поражал мое воображение. В летний зной люди садятся в машины и трясутся в них два или три часа, и все для того, чтобы провести день, валяясь на грязном песке, жарясь, потея и сгорая под прямыми лучами, вызывающими рак. Единственное спасение для них – это прыгнуть в воду, которую лучше всего описать как ледяную и соленую ванну в ночном горшке. А потом, несмотря на толстый-толстый слой мерзкой замазки, именуемой кремом против солнечных ожогов, проводят те же самые два или три часа в машине по дороге домой, наблюдая, как их кожа покрывается пузырями.
      Как вы уже, наверное, успели заметить, я пессимист, тип, для которого стакан наполовину пуст.
      Мы разыскали Форт Монмут, несмотря на то, что кроме надписи «Армия США» на главных воротах самой базы, никаких указателей нам не попалось. База представляла собой жилой массив, дополненный несколькими строениями из грязно-красного кирпича. На каждого солдата, которого мы заметили в округе, приходилось трое или четверо гражданских служащих. Кевин, чья голова была забита всякой неведомой информацией из неизвестных источников, поведал мне, что здание базы напичкано электроникой и что школа армейских капелланов недавно была переведена отсюда в Мэриленд.
      Мы направились к главному зданию. Капитан Рейд ждал нас там. Он был персонификацией военного, всегда застегнутого на все пуговицы, и выглядел так, будто стирает и гладит свой мундир, не снимая его. Капитан счел необходимым сообщить нам, что подполковник Прентис дал ему вполне внятный приказ: сделать все необходимое, чтобы содействовать нашему расследованию. И это хорошо, потому что этот человек, вне всяких сомнений, привык выполнять приказы.
      Капитан Рейд назначил четырех молоденьких солдатиков-срочников, чтобы они выполняли все наши распоряжения. У меня возникло непередаваемое чувство власти – было сильное искушение отправить их в Гватемальский залив спасать выдр. Однако прежде всего надо сделать дело – и мы запросили все военные документы, касающиеся Дорси и Кэхилла, а также любые записи о Терри Мердеке, учитывая, что о нем мы ничего не знали и могли лишь предполагать, что он тоже служил во Вьетнаме.
      Всего через несколько секунд у нас на руках оказались военные досье Дорси и Кэхилла. Записи были довольно подробные – здесь описывались все контакты, каждый приказ, каждая награда и даже каждое недомогание, которое у них было.
      И, разумеется, совпадений было немало. Оба служили в войсках особого назначения, оба прошли пехотные учения и считались незаурядными солдатами – и оба довольно долго прослужили во Вьетнаме. Дорси начал службу через два месяца после Кэхилла, и значит, время службы также практически совпадало.
      К сожалению, очевидных связей между ними не было. Это были два человека из разных концов страны, они учились в разных школах, проходили учения на разных базах и служили в разных подразделениях во Вьетнаме. Не было никаких указаний на то, что они знали друг друга – по крайней мере, мы их не нашли. Ничего такого, чтобы можно было объяснить взаимосвязь их смертей столько лет спустя.
      Капитан Рейд принес военные досье двух мужчин и одной женщины, все трое носили имя Терри Мердек. Все трое служили во Вьетнаме, но только один из мужчин был там в то же время, что Кэхилл и Дорси. Он тоже служил в войсках особого назначения, тоже в пехоте и тоже имел немало наград, но он тоже не имел никакой очевидной взаимосвязи с Дорси и Кэхиллом. Мердек закончил службу в 1975 году, и так же, как Кэхилл и Дорси, исчез из поля зрения армии.
      – Есть у вас какие-нибудь предположения, где бы мы могли разыскать его сейчас? – спросил я капитана Рейда.
      – Мы не храним эти записи, – сказал он, – но у нас есть несколько источников, куда мы можем обратиться, если встает крайняя необходимость.
      Его слова прозвучали таинственно и угрожающе, и я как-то побоялся спросить его, что он имеет в виду, – вдруг если он мне скажет, то затем ему придется меня убить? Кевин тоже не был храбрецом – он бы сейчас не открыл рот, даже если бы я предложил ему булочку с малиновым джемом.
      – Подполковник Прентис приказывал сделать все возможное, – сказал я.
      Рейд улыбнулся.
      – Верно.
      Он ушел, предложив нам спуститься в военную столовую на ленч. Я заказал только кофе и с интересом наблюдал, удастся ли Кевину найти здесь что-нибудь съедобное. В конце концов он возложил на свою тарелку нечто, напоминающее запеченный линолеум. Кевин отправлял в свой желудок вещи, которые я бы не рискнул запихнуть даже в мусоропровод.
      – Не такая уж и гадость, – сказал он и отправился на раздачу, чтобы выяснить, не удастся ли договориться насчет добавки. Раздатчик согласился – уверен, к нему впервые обратились со столь необычной просьбой. Кевин приканчивал вторую порцию, когда к нам подошел солдат и передал, что капитан Рейд ждет нас.
      – Ну как, наелись? – спросил Рейд, когда мы вернулись.
      – Я бы сказал, что каждый из нас съел столько, сколько хотел, – ответил я.
      – Ну вот и отлично. Терри Мердек не прибавил чести армии с тех пор, как вышел на гражданку.
      – Что вы имеете в виду? – спросил я.
      – В настоящее время он отбывает срок в Лэнсинге. Лэнсинг – это федеральная тюрьма в Пенсильвании, менее чем в сотне миль отсюда.
      – И что он совершил?
      – Фальшивомонетчик, – бросил Рейд, – от двадцати пяти лет до пожизненного, и как минимум двадцать пять он там просидит.
      – То есть он не выйдет оттуда раньше, чем в семьдесят пять лет? А вы не могли бы помочь нам попасть туда? Нам необходимо с ним поговорить.
      Рейд засомневался.
      – Подполковник Прентис ничего не говорил о необходимости связываться с руководством федеральной тюрьмы.
      – Уверен, он просто забыл об этом упомянуть, – сказал я и повернулся к Кевину. – Он же твой шурин, почему бы тебе не позвонить ему и не спросить?
      Капитан Рейд веско покачал головой. Фактически, что бы он ни делал, он делал это веско.
      – В этом нет необходимости, – сказал он. – Когда бы вы хотели отправиться туда?
      Был уже конец дня, а мы так и не подготовили стратегию защиты. Кроме того, мне нужно было немного времени подумать, какой подход лучше найти к Мердеку, поэтому я сказал:
      – Как насчет завтра во второй половине дня?
      – Согласен, – кивнул Рейд. – Он будет ждать вас. А захочет ли он говорить с вами – это уж будет зависеть только от него.
      Рейд сказал, чтобы я без стеснения обращался к нему, если мне еще что-нибудь понадобится, поэтому прежде, чем уехать, я проверил справедливость его слов, попросив предоставить нам копии досье на всех троих – Дорси, Кэхилла и Мердека. Через несколько минут копии были у меня. Эта власть была столь заразительна, что я решил стать подполковником. Когда вырасту.
      Мы добрались до дома, и прежде чем рассказать Лори, что мы нашли, мы с Кевином приступили к подготовке вопросов нашим собственным свидетелям. Эдна была на подхвате, дабы удостовериться, не нужны ли нам ручки, бумага, кофе и все, что еще может потребоваться. Когда все это закончится, мне понадобится некоторое время, чтобы осознать тот факт, что Эдна работает по выходным.
      Мы были убеждены, что важной составляющей защиты должна стать связь Дорси, Кэхилла и Мердека, но пока не имели никаких зацепок, чтобы вскрыть эту связь. Возможно, нам даже придется попытаться растянуть время, откладывая слушания, чтобы раскопать все это как следует. Единственная проблема в том, что Топор не любит тянуть время. У него скоро отпуск…
      Не желая терять ни минуты, а также желая произвести впечатление, я решил зафрахтовать за шесть тысяч долларов частный самолет и долететь до Лэнсинга. Когда в тюрьме узнают, что кто-то предпринял столько усилий и затрат, только чтобы увидеться с Мердеком, ему весь тюремный блок будет завидовать.
      Самолет для меня заказывала Эдна, и я был так сильно занят, что у меня в голове не зазвенел сигнал тревоги, когда она спросила почти бесцеремонно:
      – Сколько вы весите?
      Но когда на следующее утро я увидел то чудо техники, которое она заказала для меня, смысл ее вопроса стал очевиден, и я сразу же пожалел, что так мало занимался спортом в тренажерном зале Винса. Но Клайд, пилот, показался мне довольно неплохим парнем, и он поклялся, что мы долетим без проблем. И я взошел на борт.
      Полет мне понравился – это была первая передышка за последние несколько недель. Клайд позволил мне взять на себя управление, и я мысленно сбил около тридцати русских «МИГов», запоздало демонстрируя «грязным коммунякам», на что способны американцы.
      Когда мы приземлились в маленьком частном аэропорту недалеко от Лэнсинга, диспетчер передал пилоту, что руководство тюрьмы направило человека, чтобы встретить нас. Старый добрый капитан Рейд действительно мог сделать все как надо.
      Машина остановилась прямо около самолета, когда мы еще только садились. Я вышел, и меня поприветствовал тощий нескладный парень, который вяло пожал мне руку и представился как «Ларри из Лэнсинга». Я немедленно представил себе его на спортивном радио-ток-шоу:
      «Здравствуйте, это Ларри из Лэнсинга… Я звоню вам в первый раз… м-м… как вы думаете, как в этом году сыграют „Метс“?»
      Я сказал Ларри, что хочу немедленно увидеть Мердека, но он ответил:
      – Начальник тюрьмы послал меня, чтобы сказать вам, что у нас возникли проблемы.
      Вот черт!
      – Что за проблемы?
      – Он совершил самоубийство прошлой ночью. Перерезал себе горло в своей камере, – сказал Ларри из Лэнсинга с таким же выражением, с каким люди обычно читают телефонный справочник.
      Новости были одновременно поразительными, неприятными и еще больше подтверждающими, что мы на правильном пути. Я попросил Ларри из Лэнсинга отвезти меня в тюрьму, которая оказалась кучкой серых зданий, сгрудившихся посреди необъятного нигдеи никогдаи окруженных колючей проволокой.
      Начальник тюрьмы, Крейг Гриссом, едва ли был опечален смертью Мердека – вряд ли он не спал ночь, сочиняя покойному хвалебную эпитафию. Его эмоции едва ли шли дальше философской мысли «что ж, бывает».
      Я чудом выжал из Гриссома детали. Ночью охранник нашел Мердека в его камере во время обхода в полночь. Камера была закрыта. По медицинскому заключению тюремного врача, он был мертв уже как минимум час.
      – Откуда он взял нож? – спросил я.
      – Кто? – удивился Гриссом.
      – Мердек.
      – Вы думаете, у него был нож?
      – Ларри сказал, что он покончил с собой. Что он перерезал себе горло, – сказал я.
      Гриссом печально покачал головой.
      – Ларри – не самый острый ум в нашем захолустье. Вы много видели самоубийц, которые перерезают себе горло от уха до уха, а затем, упав на пол и истекая кровью, все еще сжимают нож в руке?
      – Значит, кто-то вошел к нему в запертую камеру посреди ночи и убил его? Но, мистер Гриссом, ведь Лэндинг считается самой хорошо охраняемой тюрьмой.
      Он кивнул.
      – Поэтому его не повесили в столовой во время обеда. – Он заметил, что я все больше и больше раздражаюсь. – Послушайте, у нас здесь не отряд бойскаутов. Здесь сидят убийцы, поэтому здесь случаются убийства. Мы делаем все возможное, но преступники есть преступники.
      – Он знал, что я собираюсь его навестить?
      – Я лично сообщил ему об этом, – кивнул Гриссом. – Кажется, он пришел в восторг от этой идеи. Возможно, кому-то другому она не понравилась.
      – Он звонил кому-нибудь?
      – Трудно сказать, – ответил Гриссом. – Мы отслеживаем звонки по платным телефонам, но они могут найти доступ к мобильным.
      – Мобильные телефоны в тюрьме?!
      Он пожал плечами.
      – У них есть деньги или вещи для обмена, они могут достать практически все, что им может понадобиться здесь. Это, если хотите, экономика каменного века – возврат к бартерной системе.
      По моей просьбе Гриссом проглядел досье Мердека и рассказал, что тот был осужден на длительный срок за изготовление фальшивых денег. Его арест был чистой случайностью – Мердеку просто крупно не повезло. У него загорелся дом, когда он был в отъезде, и когда пожарные вошли в дом, среди вещей, которые они вынесли из огня, оказались печатные формы с портретами американских президентов. Адвокат Мердека заявил, что эта улика должна быть изъята, поскольку у пожарных не было ордера на обыск, однако судья безошибочно указал на то, что у пожарных были достаточные основания войти в горящее здание.
      Возвращаясь к убийству Мердека, я спросил:
      – Вы собираетесь проводить расследование этого случая?
      Он коротко рассмеялся, затем кивнул. У меня было предчувствие, что расследование будет не самым интенсивным и вряд ли к чему-то приведет. Потому что с начальником тюрьмы Гриссомом любое дело ни к чему не приведет. Надеюсь, Берт Рейнольдс приедет сюда, соберет футбольную команду и надерет ему задницу.
      Я попросил Ларри из Лэнсинга отвезти меня обратно к пилоту Клайду, чтобы я мог снова излить свою ярость на воображаемых «грязных коммуняк».
      Рассказав Кевину по телефону о случившемся, я попросил передать Маркусу задание выяснить все, что только можно, о Терри Мердеке. А вернувшись домой, первым делом еще раз проштудировал все военные досье, ища хоть какую-нибудь взаимосвязь, любую зацепку, но ее там не было.
      Подготовка к допросу завтрашних свидетелей отняла не много времени, и мы с Лори рано легли спать. За последние пару недель мы говорили о деле и о суде только вне стен спальни. Однако сегодня Лори нарушила этот неписаный уговор.
      – Я хочу дать показания, – сказала она.
      – Я знаю. Мы пока не готовы решиться на это.
      – Я готова, и я уже приняла решение. Я не собираюсь садиться в тюрьму, не рассказав ни слова о себе. Говорю это тебе, просто чтобы ты мог это учитывать.
      – Считай, что уже учел, – сказал я немного раздраженно.
      Мне нужно было сосредоточиться на завтрашних свидетелях, а не на решении, которое, что бы ни говорила моя клиентка, было сейчас преждевременным.
      Беда в том, что эта мысль засела у меня в голове, и следующий час я не мог ее оттуда выкинуть. Как всякий адвокат защиты, практикующий на этой планете, я в большинстве случаев не хочу, чтобы мой клиент оказывался за свидетельской трибуной. Слишком многое может пойти прахом, и исправить это будет практически невозможно.
      Главная причина не позволять Лори давать показания, не считая подводных камней, неотъемлемо присущих такому поступку, была в том, что она не могла представить никаких улик. Она не могла заявить свое алиби на ночь убийства; все, что она могла, – это сказать, чего она не делала. «Я не убивала его, я не пыталась подставить Оскара, мне не принадлежит канистра с бензином» и т. д. и т. п. Это были самооправдания, которые ничего не будут значить для присяжных. Любые факты в ее защиту, которые она может назвать, я могу представить через других свидетелей, не подвергая ее убийственному перекрестному допросу.
      С этой точки зрения единственная причина, которая могла бы заставить меня согласиться на ее решение, – это дать присяжным представление о том, кто она такая. Лишний раз продемонстрировать вопиющее несоответствие между поведением Лори, ее личностью и преступлением, в совершении которого ее обвиняли. Задача Дилана, несмотря на перевес улик в его пользу, состояла прежде всего в том, чтобы убедить присяжных, что Лори способна совершить подобное. Чем больше они узнают ее, тем труднее им будет в это поверить.
      Если Лори будет давать показания, ее мы вызовем последней. Завтра утром слушания будут гораздо менее драматичными, но очень важно, чтобы мы взяли правильный тон. Я нисколько не сомневался, что если бы присяжные должны были принимать решение прямо сейчас, они бы вынесли обвинительный вердикт. А это означало, что нам предстояло склонить в свою пользу двенадцать некогда непредвзятых взглядов.

* * *

      Несмотря на то, что обвинение построило свою версию в логическом порядке, кирпичик за кирпичиком, мой стиль защиты предполагал беспорядочные атаки, перепрыгивание от факта к факту, чтобы никто не знал, откуда полетит следующий дротик. Тактика партизанской войны.
      Нашим первым свидетелем был лейтенант Роберт Франконе – офицер, который возглавлял следствие Отдела внутренних расследований по делу Дорси. С тех пор как Селия Дорси сказала, что ее муж был в сговоре с неким неизвестным лейтенантом, я подозревал всякого, кто имел это звание. Однако Франконе был исключительно надежным офицером, и Пит Стэнтон разделял эту точку зрения.
      Я попросил Франконе рассказать о подробностях следствия. Он говорил без враждебности, просто неохотно, поскольку считал, что эти материалы не предназначены для широкой публики. Однако информация в конце концов выплыла наружу, и портрет Дорси – продажного полицейского, наживавшегося на сделках с преступностью, которую он поклялся искоренять, – предстал во всей красе. Имена преступников, с которыми сотрудничал Дорси, не назывались согласно указу Топора.
      – Значит ли это, что мисс Коллинз была права в своем исходном рапорте Дорси?
      Он кивнул.
      – Да, права, хотя ее данные были крайне поверхностны. Большую часть этой информации мы получили в ходе дальнейшего расследования.
      – Как вы считаете, справедливо ли то, что наказание Дорси ограничилось выговором? – спросил я.
      – Это не в моей компетенции. Моя работа заключается в сборе фактов.
      – Тогда позвольте мне сформулировать вопрос иначе. Удивил ли вас тот факт, что он получил всего лишь выговор?
      – Да.
      – Как вы считаете, те люди, с которыми сотрудничал Дорси – я имею в виду преступников, которых вы упоминали, – они способны на убийство?
      Он быстро ответил «да», прежде чем Дилан успел возразить против не относящегося к делу вопроса. Поскольку присяжные и так уже слышали ответ, я отозвал вопрос, попросив не заносить его в протокол.
      Я также заставил Франконе упомянуть, что в адрес Лори никогда не поступало никаких жалоб в период ее службы в полиции, а затем предоставил Дилану вести перекрестный допрос.
      – Лейтенант Франконе, – начал Дилан, – поговорим о тех упомянутых вами преступниках, с которыми поддерживал контакт Алекс Дорси. Вам известно, что кто-либо из них когда-либо причинял ему какой-либо вред?
      – У меня нет такой информации.
      – И у них с Дорси было нечто вроде партнерства, правильно я понимаю? Обе стороны получали выгоду от взаимодействия?
      – Да.
      Затем Дилан задал ему несколько вопросов о типах насилия, которые в основном встречаются в среде организованной преступности, и он сказал, что отделение головы от туловища и сожжение довольно нетипичны.
      Дилан отпустил лейтенанта с кафедры, довольный тем, что тот нанес так мало ущерба версии обвинения. Он был прав: все, что нам удалось показать, это что Дорси не был невинным ангелочком и водил знакомство с опасными людьми. Не было ни одной улики, свидетельствующей о том, что эти люди имели какое-то отношение к смерти Дорси – но, к сожалению, немало улик, что к ней имела отношение Лори.
      Следующим свидетелем была Селия Дорси – гораздо менее важный для защиты свидетель теперь, чем она была несколько недель назад, когда мы предполагали, что Дорси все еще жив. Ее показания были самообвинением жены, которая отошла в сторону, тогда как муж опустился до криминальной деятельности и насилия.
      С поразительным достоинством она говорила об их совместной жизни, о том, как он все больше и больше утаивал от нее свои дела, о разговорах с таинственным лейтенантом, которые она случайно подслушала, и о том, что он украл все их деньги, прежде чем исчезнуть.
      – А исчез он за неделю до убийства? – спросил я.
      – Да.
      – Полиция искала его?
      Она кивнула.
      – Да. Я говорила им, что не знаю, где он. Но если уж Алекс не хотел быть обнаруженным, его никто не смог бы найти.
      – Почему вы так уверены в этом?
      – Он был слишком хитрой лисой. И нередко хвастался своим умением исчезать, смешиваться с толпой так, что его было невозможно заметить. Он говорил, что научился этому во Вьетнаме.
      – Но тот, кто его убил, все же нашел его, – заметил я.
      Она покачала головой.
      – Я так не думаю. Я предполагаю, что убийца не был тем человеком, от которого он прятался. Им мог быть человек, которому он доверял.
      Дилан выразил протест, мол, это догадки, и Топор поддержал его.
      – Что еще он говорил о своем умении исчезать? Может быть, называл какие-то способы?
      – Он говорил, что собирается сфальсифицировать свою смерть. Что его гроб сожгут, но его там не будет.
      Мы с Кевином немало спорили, следует ли мне выводить Селию на разговор о намерениях Дорси фальсифицировать свою смерть, и в итоге пришли к выводу, что надо это сделать. Пусть даже только для того, чтобы показать присяжным, что мы не из пальца высосали эту идею.
      Я уступил Дилану очередь задавать ей вопросы, и он отнесся к Селии весьма мягко, однако сделал упор на том, что у нее нет никакой реальной информации о том, что произошло с Дорси, одни догадки.
      Топор отпустил присяжных на обеденный перерыв, после чего нам тоже удалось урвать небольшую передышку. Один из присяжных заболел – не то желудочный грипп, не то отравился некачественной пищей. Топор распустил всех по домам на день, подарив нам еще немного драгоценного времени. Теперь ключевой стратегией нашей защиты стала надежда на то, что болезнь присяжного, чем бы она ни была, заразна.
      Но мне следовало предполагать, что случится самое худшее, – остальные присяжные не заболеют. Поэтому к допросу завтрашних свидетелей нужно было подготовиться сегодня, что обещало мучительно скучный вечер.
      Двое свидетелей, которых мы скорее всего вызовем завтра, – это эксперт, специализирующийся на анализе образцов крови, и отставной судебно-медицинский эксперт. Их показания, надеюсь, будут значимы, но обычно показания экспертов отличаются сухостью и сжатостью, так что важно не дать пропасть нюансам. Кевин знал эти материи куда лучше меня, и я предложил ему самому допросить по крайней мере одного из свидетелей. Но он считал, что я уже наладил взаимопонимание с присяжными, а коней на переправе не меняют, тем более, если речь идет об одном-единственном свидетеле.
      Он мучил меня до одиннадцати часов вечера, пока не удостоверился, что я достаточно овладел всеми деталями, и только тогда отбыл домой. Я не устал, поэтому, как обычно по ночам, обложился папками, которые перелистывал бессчетное количество раз, и снова принялся за них.
      Странно, но эта часть работы расслабляла. Я налил себе вина и устроился в гостиной с документами, и Тара лениво присоединилась ко мне на диване. Я надеялся, что найду что-нибудь важное, но не слишком на это рассчитывал, потому что слишком уж часто просматривал эти материалы за последнее время. Так что если раскопаю жемчужину в этой куче навоза – замечательно. Но если нет, не расстроюсь.
      Сегодняшняя программа внеклассного чтения включала военные досье на всех недавно убитых партнеров по фирме «Зеленый берет» – Дорси, Кэхилла и Мердека. Между этими троими просто не могло не быть связи, голос Матрицы из телефонной трубки был абсолютно прав.
      Интересно, она знает, что Мердека убили только потому, что она назвала мне его имя?
      Я был одновременно полон сил и нерешительности.
      Подробность отчетов просто поражала. Когда речь шла о Вьетнаме, перед моим мысленным взором профана рисовались джунгли, напалм, фугасы, снайперы и миссии бесстрашных автоматчиков. Однако судя по размерам папок, которые я держал в руках, по крайней мере половина людей, которых наше правительство посылало во Вьетнам, были машинистки. Каждая царапина, каждый результат тренировок, каждый замеченный враг, каждое движение, которое они совершали, – все это было добросовестно запротоколировано.