Хранители скрытых путей (№2) - Серебряный камень

Мимо сапожника в кожаном фартуке, срезавшего излишки кожи со свежей подметки для изящной дамской туфельки. Мимо худющего как скелет карлика, что толкал перед собой двухколесную тележку, доверху заваленную смрадными комьями конского навоза, от которой шарахались люди. Торри запомнилась улыбка этого человека — широкая, добродушная, гнилозубая — и его самодовольные комментарии по поводу пахучего груза…

Они шли, пока не добрались до того места, куда, судя по всему, и стремился отец — до каменщика-вестри, сосредоточенно тесавшего каменную глыбу. Вестри так захватила работа, он так увлеченно стучал массивной киянкой по долоту, что даже не сразу заметил подошедших.

Это был низкорослый толстяк с непропорционально длинными руками и со скошенным лбом. Если бы не широкая крестьянская рубаха и такие же штаны, не ухоженная бородка и аккуратно зачесанные назад волосы, он был бы неотличим от неандертальца, фигуру которого Торри однажды довелось видеть в антропологическом музее. Тот экземпляр древнего человека, к удивлению Торри, оказался коротышкой — даже если его выпрямить, он все равно был бы юноше по грудь.

В конце концов каменщик все же заметил их, повернулся, отложил инструменты и потер лоб.

— Чем могу услужить достойным господам? — осведомился он с характерным, чуточку шепелявым выговором.

— Мне нужна твоя помощь, — ответил отец на гортанном наречии вестри.

Возможно, отец выучил этот язык, когда жил в Срединных Доминионах, но скорее всего беглость его речи объяснялась необыкновенным лингвистическим даром, подобным дару Осии.

Глаза каменщика округлились. Для вестри, чей статус не поднимался выше раба или, в лучшем случае, вольноотпущенника — в зависимости от региона Тир-На-Ног, — люди, снизошедшие до изучения их родного языка, были более чем в диковинку, а такие, кто обращался на нем к вестри, — и подавно.

— Конечно, конечно, достопочтенный господин, — медленно и осторожно выговаривая слова, ответил он на берсмале. — Я готов быть вам полезным, однако… — Разведя руками, каменщик кивнул на глыбу. — День уже близится к вечеру, а дело не пойдет быстрее от того, что я сейчас беседую с вами. Вы позволите?

— Разумеется. — Отец жестом дал понять, что тот может продолжать работу. — Пожалуйста.

— Сын человеческий, — начал вестри на родном языке, снова застучав киянкой по долоту, — отчего ты решил обратиться ко мне? Я всего лишь Валин, каменотес, и вряд ли представляю интерес для такого важного господина.

Нагнувшись к нему, отец понизил голос.

— Нет у меня времени на поиски того, кого хотелось бы кое о чем расспросить, Валин. Мне необходимы знания, и, возможно, потребуется помощь. Взгляни на меня, — негромко, но с непривычной для Торри решительностью добавил отец. — Я — Ториан, сын Ториана, известный еще как Ториан Изменник.

Киянка выпала из рук Валина.

— Ты?.. Но как… ведь говорят, что ты давно уж погиб.

Отец продолжал невозмутимо смотреть на него.

Вестри, надо сказать, не принадлежат к числу умнейших людей на свете, хотя многие их представители отнюдь не глупее остальных. Валину потребовалось какое-то время, чтобы понять: такое появление в людных местах — ни с чем сравнимый риск для человека, только что отрекомендовавшегося Торианом Изменником, а не верить этому пришельцу у мастера-каменотеса не было никаких оснований.

Его глаза сузились.

Отец наклонился к нему, что-то прошептал на ухо. И будто щелкнул невидимым выключателем — вестри же минуту собрал свой нехитрый скарб и кинул инструменты в холщовый мешок, который повесил через плечо.

— Прошу вас, Друзья Отца Вестри, Отца Народа, следуйте за мной, — призвал он и, повернувшись, пустился чуть ли не бегом. Торри и остальные едва поспевали за ним.

Каменщик вел всех троих куда-то вниз по узеньким, извивавшимся улочкам, мимо стены, отделявшей само селение от хижин-времянок, где вместо гравия улицы покрывала грязь, а о сточных канавах и понятия не имели. Если в селении дома, как правило, представляли собой аккуратные мазанки на каменных фундаментах в полметра высотой, что придавало им вполне пристойный вид и предохраняло от гниения, то здесь дома с деревянными каркасами стояли прямо на грунте и подгнивали снизу.

В конце длинного ряда полу развалившихся строений Валин остановился, два раза стукнул в дверь, после чего жестом велел следовать за ним.

Шедший впереди Торри, наткнувшись на какие-то пропахшие пылью занавески, вскоре окунулся в кромешную тьму, где разило застарелым потом и еще кое-чем похуже. Мэгги невольно ахнула, изящными пальчиками цепко и больно ухватив Торри за руку.

Юноше даже не пришло в голову возмутиться. Первое, что он увидел, это множество глаз, как ему показалось, красновато и зловеще светившихся во мраке.

Когда Торри привык к темноте, он понял, что они находятся в какой-то комнатенке, куда свет проникал лишь через крохотное отверстие в стене. В комнатке было полно вестри; те лежали в гамаках, привязанных к балкам перекрытий. В углу помещения в очажке трепетали язычки пламени, и двое чумазых вестри колдовали над котелком с клокочущим варевом. Ясно, сообразил Торри: это ночлежка вестри.

Десятки глаз уставились на трех представителей человеческой расы, напряженное молчание затягивалось.

Валин со стуком опустил свой мешок на пол.

— Я — Валин Каменотес, сын Бурина Разорившегося, который был сыном Валина Одноухого, — представился он своим соплеменникам.

— Да, да, да, — отозвался седобородый вестри, выглядывая из-под ветхого одеяла. — Твое происхождение достоверно известно, а мы вот — несчастные ублюдки, довольные уже тем, что знаем имя своих матерей, а если бы вдруг узнали имена отцов наших, то, наверное, померли бы от радости. — Последовал приглашающий жест. — И коль вы явились сюда нюхнуть этой вонищи, то, должно быть, не без причины. — Старик, будто спохватившись, замолчал ненадолго. — Нет, я просто не соображаю, что мелю языком, простите великодушно. К нам в гости явились благородные господа. — Последние слова прозвучали как оскорбление. — Которые стоят тут, уставившись на нас, будто на немытый сброд. — Он едва слышно хохотнул. — А мы и есть немытый сброд.

Высказавшись, старик заехал кулаком в стену, отчего гамак, в котором он лежал, качнулся, да так, что седобородый, не удержавшись в нем, плюхнулся на пол, умудрившись, однако, ловко приземлиться на короткие волосатые ноги.

Сплюнув что-то не дожеванное на покрытую бурыми пятнами тыльную сторону руки, вестри небрежно отер ее одеяло. Время оставило отметины на его лице, о возрасте говорила и грязновато-седая борода. Он был стар, и судя по всему, жить ему оставалось недолго.

— Имя мое — Навозный Дурин, — представился карлик. — Происхождение мое неизвестно, навыков ремесла не имею. Живу как придется, зарабатываю на пропитание тем, что выношу горшки да чищу отхожие места и перевожу эти сокровища за городские стены, где сваливаю в кучи для удобрения. — Он отвесил глубокий поклон. — И, конечно же, я к вашим услугам, достопочтенные.

— Уймись ты, Дурин, — вмешался кто-то из вестри. — Валин ведь не так просто их сюда приволок. Ты не желаешь полюбопытствовать, зачем?

— Я, например, — заговорил еще один вестри, — только что с работы, вкалывал так, что все тело гудит, мне бы отоспаться. — Повернувшись на другой бок в гамаке, он натянул на голову истерзанное одеяло и почти сразу же захрапел.

Валин встал чуть ли не навытяжку.

— Всем говорю, что этот почтенный — наш друг…

— Да-да-да, нам известно, что почтенные — самые большие наши друзья и приятели, — ответствовал Дурин. — Что ни день, то они оказывают мне великую честь грести за ними…

— …и Друг Отца Вестри! — проорал Валин.

Все вдруг словно онемели. Тишина была такая, что Торри услышал, как булькает варево в котелке.

— Вон оно что… — произнес Дурин. — Тогда дело другое. — Подскочив к отцу, он с ног до головы оглядел его. — Рассказывают, будто однажды, много лет назад, Отца Вестри заперли в крохотной каморке и пытали там — и все только потому, что он слишком много знал.

— Верно, — кивнул отец. — Так и было. Связали вервием, свитым из кишок бога.

— Гм-м… и еще говорят, что один его друг помог ему смыться. — Старый карлик склонил голову набок. — Наверняка Отец Вестри дал такому преданному другу какой-нибудь знак…

Как и раньше на рынке, отец быстро наклонился к вестри и что-то прошептал ему на ухо.

Дурин моментально вытянулся.

— Тогда ладно, — сказал он уже совершенно серьезно, без намека на фамильярность. — Чего ты желаешь от меня, друг Отца Вестри? Хочешь, я вспорю нутро свое, чтобы ты в его тепле мог отогреть застывшие ноги?

Отец усмехнулся.

— Нет, вот это совершенно ни к чему. — Сняв с плеча рюкзак, он раскрыл его, извлек пакет свежезамороженной говядины и указал им на кипевший котелок. — Приглашаю вас поесть вместе, и вы расскажете мне о тех, кто недавно пришел сюда. Мне необходимо знать о них все — когда они пришли, где они сейчас, с кем встречались.

— Ага, понимаю, — кивнул Дурин. — Йен Сильвер Стоун, как говорят, Обетованный Воитель. Он со своими спутниками проследовал через деревню в сопровождении войск под командованием Однорукого. Вот и все, что мне известно достоверно, хотя слухов ходит множество.

— Мне необходимо знать все.

Дурин четырежды хлопнул в ладоши.

— Просыпайтесь, лежебоки!.. Валин, помоги-ка мне разбудить этих лентяев. — Кинувшись к одному из гамаков, он растолкал спящего там, потом устремился к следующему, награждая каждого не желавшего вставать карлика звучным шлепком по мягкому месту.

— Просыпайся, говорю! — требовательно звучал голос Дурина, силившегося поднять очередного карлика. — К нам пришел друг Отца, он вместе со своими спутниками окажет нам честь, разделив нашу трапезу и наши знания. — Дурин выпрямился; теперь это был не старый замухрышка, а исполненный достоинства человек. — Конечно, мы все нечистокровные ублюдки, поденщики, водоносы, грузчики и ассенизаторы, но мы были и остаемся Сынами Вестри.

Жаркое удалось на славу, а когда в него добавили говядины, моркови и приправ из дорожных запасов, получилось просто объедение. Немало времени занял сбор информации, а еще больше — перевод, но ведь и Мэгги должна была быть в курсе происходящего. Она достаточно времени провела в обществе Осии, чтобы подучиться берсмальскому, а до вестри все руки не доходили.

В конце концов Торри подытожил:

— Итак, посмотрим, что получается. Йен спешит к Престолу, где он намерен растолковать всем, что Вандескард не желает воевать с Доминионами. Ходят упорные слухи, что он и есть легендарный Обетованный Воитель, напротив, стремящийся развязать войну и повести вандестов в бой не только с Доминионами, но со всеми вообще.

Гул одобрения подтвердил правоту Торри.

— Ладно. Поскольку его не прикончат, как дурного вестника, дядя Осия, похоже, прав: за эту троицу можно не беспокоиться, пусть они делают свое дело. — Юноша повернулся к отцу. — Йен, конечно, мой друг, но раз ему не нужна помощь, зачем нам лезть на рожон?

В особенности если вспомнить, кем был отец Торри. Вряд ли в Вандескарде с распростертыми объятиями встретят Ториана Изменника.

Мэгги покачала головой:

— Здесь я вижу две сложности. Как, по-твоему, они установят, действительно ли Йен Обетованный Воитель?

— А разве его будут проверять? — смутился Торри. Отец тоже был сбит с толку.

— Не пойму что-то.

— Все потому, что вы невнимательно слушали, — отчитала их девушка. — Подумайте. Какому испытанию подвергают тех, кто вступает в это их военное общество, Дурин?

Карлик пожал плечами:

— Точно не знаю. Его называют «Испытание Болью», после которого все становятся однорукими, как Тюр, сунувший руку в пасть Фенрира. — И Дурин звучно щелкнул немногочисленными остававшимися у него во рту зубами.

— Думаешь, они на такое пойдут? — усомнился отец. — Испытание Болью проходят лишь представители элиты; не станут же подобным образом проверять так называемого Обетованного Воителя?

Валин покачал головой.

— Боюсь, что ты не понимаешь, — ответил он на вестри и тут же перешел на берсмальский, когда Дурин укоризненным взглядом напомнил ему, что Мэгги не знает языка. — Девушка права. Конечно, его непременно подвергнут испытанию — стать Тюрсоном великая честь.

Отец покачал головой:

— Вряд ли Йен согласится. Думаю, он вежливо откажется, рассыпавшись в благодарностях. Что же до некоторой потери репутации… ну, переживет.

— Нет, — не согласилась Мэгги. — Так нельзя.

Торри мотнул было головой и, тут же сообразив, что невольно скопировал жест отца, одернул себя.

— Почему? Только потому, что сильно облегчит все?

Она кивнула:

— Именно. С какой стати, если все так легко и просто, возникли слухи о трех странниках, двух мужчинах и женщине, замышляющих недоброе в Вандескарде?

Дурин развел руками:

— Я слушал внимательно и говорил взвешенно, почтенная, однако подобных слухов не слышал.

— Не слышал, так скоро услышишь. Может, мы… шпионы Доминионов или, скажем, наемные убийцы, подосланные расправиться с Обетованным Воителем, пока тот не успел доказать всем, кто он такой. Слухи пойдут, можете не сомневаться, и нас будут искать: преданные Престолу — из идейных соображений, все остальные — в надежде получить награду.

Отец покачал головой:

— Я думаю…

— Нет, не думаете, — спокойно, но жестко оборвала его Мэгги. — В этом ваша беда. Вы сильный и храбрый человек, мистер Торсен, и я не пожелала бы другого… — девушка нетерпеливо перебирала пальцами, подыскивая нужное слово, — другого напарника в тот день, когда мы одолели Сынов Фенрира. Даже в худшей своей форме вы владеете оружием так, как мне и мечтать не приходится. И, как и ваш сын, вы человек добрый и порядочный.

Но когда вы или Торри отключаете свои мозги — то ли потому, что вам куда легче думать другой головкой, поменьше, то ли потому, что вам слишком легко и удобно в вашем милом окружении, — тогда вас ничего не стоит околпачить.

Вашей жене это удалось без труда — и не потому, что она намного умнее вас. Вы бы ничего и не заподозрили, если бы не Дэйв Оппегаард, док Шерв, Минни и другие. В обществе незнакомцев вы внимательны и настороженны, но любой, кого вы считаете другом, играючи оберет вас до нитки, а если вы даже невзначай заметите, что вам залезли в карман, то свято будете уверены, что друг просто хочет отогреть замерзшие пальчики.

Торри растерялся. Откуда у Мэгги столько пыла и злости? До сих пор она никогда не говорила так резко.

— Мэгги… что на тебя нашло? Почему все непременно должно осложниться? Почему везде должен таиться подвох?

— Потому что если бы все было так просто, — ответила девушка голосом, дрожащим на грани срыва, — и если нет причин являться сюда, почему тот фрукт, прикинувшийся Осией, всячески старался остановить нас?

Глава 16

Река

Графский замок стоял на окраине города Йоттендаль, высоко над Джаттом. Если Гильфи стремительно несла свои воды, серой змеей извиваясь среди холмов и полей, то величавый Джатт неторопливо протекал меж прямых, широких берегов, хотя немногочисленные его изгибы глубоко проникали в материк.

— Ты снова молчишь, Йен, — обратилась к юноше сидевшая напротив Марта. — И грустишь.

— Нет, грустить не грущу… — Он покачал головой. — Просто задумался о реках.

— Эта река очень глубокая, — высказал свое мнение Ивар дель Хивал. — А также широкая и мокрая.

Ивар дель Хивал занял в карете место Арни, перебравшегося в фургон для слуг — там ему нравилось больше. Йен понимал: слуги всегда разговорчивее господ, и это устраивало Арни, обладавшего, кроме словоохотливости, куда более редким даром внимательного слушателя.

Марта удивленно подняла бровь.

— Что же именно ты думаешь о реках?

— Да ничего особенного, — беззаботно ответил молодой человек, глядя на груженную мешками баржу на реке, которая, похоже, безуспешно пыталась удержаться на стрежне.

— Понятно, — холодно отозвалась девушка. — Надеюсь, когда-нибудь твои мысли оформятся и ты все же найдешь возможность ко мне обратиться.

Когда Йен снова взглянул на реку, баржа уже скрылась из виду.

* * *

Местная стража обменялась несколькими ритуальными фразами с Агловайном Тюрсоном. После рукопожатия и кивка обыкновенное бревно, перекрывавшее въезд на уже опущенный мост, убрали, дозволив гостям попасть на территорию замка. Колеса экипажей со скрипом остановились — дорожка была вымощена камнями, посыпанными песком, на которых и пешком-то передвигаться без шума невозможно. Гостей уже ожидали.

В центре группы встречавших выделялся широкоплечий мужчина в ярко-розовой тунике, гетрах и коротком желтом плаще.

Его улыбка — белые как фарфор зубы на фоне коротенькой седоватой бороды — была не слишком теплой, пока он не повернулся от Агловайна Тюрсона к Марте.

— Марта, дорогая! — Мужчина шагнул к девушке и взял ее за обе руки. — Очень рад. Даже не припомню, когда я последний раз тебя видел. Нет, правда, тебе следовало бы почаще радовать нас своей изысканной утонченностью и милой улыбкой.

Он скользнул по Йену небрежным взглядом, затем спохватился.

— А вы, наверное, тот самый храбрец, заявивший, что он — Обетованный Воитель. — Нет, улыбку графа при всем желании нельзя было счесть ни оскорбительной, ни высокомерной, но его поза со скрещенными на груди руками, слегка надменный взгляд… — Новости добираются сюда быстро, куда быстрее коней… Вы уж не разите меня вашим копьем, прошу вас — это явно не к лицу дорогому гостю, а вы, несомненно, гость дорогой, хоть и ненадолго.

— Пэл, — обратилась к графу Марта, и в ее голосе отчетливо проскользнули холодные нотки. — Я имею честь представить вам Йена Сильвер Стоуна, доблестного воина и посланника известного вам Древнего по имени Харбард.

— Ах да, паромщик Харбард, тот трудяга, который, не щадя себя, приглядывает за шумным перекрестком путей на брегах зловонной Гильфи!.. Но ты совершенно права, дорогая, я слегка забылся. — Когда Пэл снова повернулся к юноше, всю его шаловливость как рукой сняло — щелкнув каблуками, он опустил ладонь на украшенную камнями рукоятку меча и отвесил церемонный поклон. — Я граф Пэл Пэлсон, ваш покорный слуга. Ваше присутствие в моем доме — большая честь для меня, Йен Сильвер Стоун.

Йен, покрепче сжав в руке Гунгнир, поклонился в ответ. Интересно, а что было бы, упади сейчас копье в толпу встречавших?.. Впрочем, нетрудно себе представить — яркая вспышка, конвульсии, вопли, смрад горелой плоти…

Хватит! У юноши стало уже почти манией рисовать себе подобные картины ужаса. Так и беду накликать недолго.

— Надеюсь, вы простите, что графиня не вышла навстречу. Роды уже совсем скоро, и повитуха-вестри уложила ее в постель.

— Очень жаль, — ответила Марта; в голосе девушки сквозила искренняя забота. — Граф, позвольте мне навестить ее хотя бы ненадолго.

— Как благородно с вашей стороны, — улыбнулся тронутый словами Марты граф. — Конечно, конечно, мы зайдем навестить ее. Ваши вещи перегрузят быстро, но не мгновенно же, так что время есть. Не сомневаюсь, она будет рада вас видеть.

Граф Пэлсон махнул двум молодым женщинам из своей свиты. Обе были одеты в непритязательные, без украшений короткие платья и почти одинаковые белые блузы и в таких нарядах напоминали учениц какой-нибудь католической школы. С другой стороны, ноги обеих были выбриты, а волосы собраны в пышные узлы, скрепленные драгоценными заколками. Нет, явно не школьницы-католички.

— Прошу вас, мои дорогие, проводите маркграфиню наверх к вашей матушке. И поживее, поживее, пожалуйста. У маркграфини мало времени.

Проводив взглядом уходящих женщин, граф повернулся к Йену и застыл перед ним, почтительно склонив голову, — явно в позе просителя, хотя юноша представления не имел, о чем его просят.

На секунду повисло неловкое молчание. Затем Ивар дель Хивал легонько ткнул Йена в спину, что граф воспринял как разрешение взять гостя под руку.

Помогая себе Гунгниром, как посохом, Йен в сопровождении графа прошел через вымощенный камнем двор к такой же мощеной дорожке, которая скорее огибала замок, нежели вела к нему. Свита Йена и графская челядь нестройной толпой следовали за ними.

— Баржа ждет, — сообщил граф. — Надеюсь, вы понимаете, что я с большим удовольствием провел бы с вами вечер, однако… некое влиятельное лицо дало мне понять, что неразумно задерживать ваше прибытие к Престолу.

— Тем не менее я очень вам признателен, — произнес Йен.

— Признательны? Мне? Как мило! — удивленно воскликнул граф, словно услышав замысловатый комплимент. — Был бы рад лично сопроводить вас к Престолу, но это не совсем удобно. — Граф на секунду выпустил локоть Йена и пальцами постучал по его левой руке. — Мы, то есть те, кто пока еще может сложить руки на груди, не имеем голоса при решении вопросов войны и мира. Наше присутствие у Престола нежелательно — Тюрсоны косо на это смотрят, а скажу вам откровенно, я не желаю дразнить гусей.

Указательный палец правой руки графа медленно поник, будто к золотому перстню с темно-зеленым кабошоном была привязана двухпудовая гиря.

Этот перстень кое-что напомнил Йену: как он в старших классах хотел купить школьное кольцо — за свои деньги, разумеется. И совершил непростительную глупость — поделился этим желанием с отцом.

Ерунда, дешевое манерное украшение, отрезал Бенджамин Сильверстейн, постукивая при каждом слове по столу перстнем гарвардской юридической школы — тяжелым, с красным камнем в центре и выгравированными под ним весами Справедливости.

С тех пор при виде этих весов Йена неизменно тошнило.

Школьное кольцо? — ядовито ухмыльнулся отец. Мишура! Вот к этому надо стремиться, а не корчить из себя Эррола Флинна! Получишь юридическое образование, тогда можешь считать себя человеком.

— А, вы заметили мой новый перстень? — осведомился граф, снимая украшение с пальца. — По-моему, весьма недурен. — И тут же сам надел его юноше прямо на перчатку. — Ну, как вам?

Даже сквозь перчатку Йен почувствовал тепло. Перстень оказался тяжелее, чем можно было предположить.

— Очень… очень симпатичный, — промолвил Йен.

Такого ответа требовала вежливость, хотя на самом деле тонкостью работы перстень не блистал. Надпись была выгравирована грубо, с массой царапин, которые следовало бы заполировать. Йен так критично его осматривал, что даже не сразу заметил рисунок с изнанки — вытянутую руку с растопыренными пальцами, будто поддерживавшую округлый зеленый камень.

— Невольно думаешь, что именно те из нас, у кого еще остаются две руки, и удерживают этот мир, не давая ему упасть в пропасть, — серьезно произнес граф, ничем не напоминая прежнего напыщенного аристократа.

Йен стянул с пальца перстень.

— Нет, нет, оставьте его у себя, прошу вас! — запротестовал Пэл, в полной мере обретя жеманные манеры. — Поглядывайте порой на камень, он располагает к размышлениям. А мне будет приятно сознавать, что у вас мой подарок. — Граф положил перстень юноше на ладонь и, не давая опомниться, быстро сомкнул его пальцы. — Я сочту это большой честью, Йен Сильверстейн, — прежним серьезным тоном вполголоса произнес он.

Йен медленно кивнул:

— Спасибо, граф Пэлсон. Я буду часто на него смотреть.

Не знаю, в чем тут смысл, граф, но намек понял.

А также понял и еще одно: только полный осел может, поверив первому впечатлению, принять хорошего человека за надутого придурка.

Едва поднявшись на баржу, Йен принялся искать подходящее место для хранения Гунгнира. И, отыскав его между сложенных рядами миткалевых мешков, попросил выставить охрану. Юноша мечтал о том дне, когда он наконец избавится от этого страшного оружия.

Плыть вниз по реке — дело не хлопотное. Агловайн Тюрсон вместе с половиной личного состава охраны рас положился на ночлег у кормы, а Арни Сельмо с Иваром дель Хивалом решили посудачить в компании свободных несения службы солдат на носу баржи.

Квартет музыкантов-вестри, достав из чехлов инструменты, начал импровизированный концерт; солировал дуэт флейты и чего-то похожего на волынку. Волынку эту обслуживали трое вестри — двое надували мешок, а третий орудовал клапанами.

Йен любил незамысловатое и откровенное звучание волынки. Он стоял у перил, поодаль от остальных, и слушал музыку. Хорошо иногда побыть одному!..

Двое солдат, отставив в сторону оружие, пустились в пляс; как показалось юноше, кренделя, выписываемые танцорами, отдаленно напоминали джиггу, хотя в их движениях явно проглядывался специфический местный колорит.

— Не знаю, как ты, а я обожаю волынку. — Рядом на перила оперся Арни Сельмо. Йен и не заметил, как тот подошел.

Молодой человек кивнул:

— Я тоже.

— Мне тут доложили, что уже завтра мы прибудем к Престолу. — Арни потер свой небритый подбородок — звук получился такой, будто котелок отдраивали наждаком. — Ты готов?

— Не знаю, — пожал плечами Йен.

— Правда? — Арни улыбнулся. — Сдается мне, твоему скромному и верному слуге, что ты молодцом. И не только в делах общественных.

— Послушай, насчет слуги…

Старик от души расхохотался.

— Ты что, извиняться собрался? — Он покачал головой, добродушно похлопывая Йена по плечу.

— И ты не злишься…

— Да ничуть! — улыбнулся Арни. — Я отлично знаю, кто я такой. — Его лицо помрачнело. — Вернее, кем был. — Старик уставился в пустоту, и Йен понял, о чем он сейчас думает. — А был я избранником, мужем моей Эфи. И этого, мальчик мой, вполне мне хватало. Вполне.

Арни снова расхохотался, на этот раз каким-то натужным смехом.

— Был у меня один знакомый. Малый служил по другой части — он был танкистом, а я-то в Седьмом кавалерийском, хотя на деле он так только назывался. Впрочем, черт возьми, война ведь различий не делает, мальчик мой, убийство всегда убийство, не важно, чем ты убиваешь — танком или винтовкой. — Облокотившись о поручень, старик секунду или две пристально смотрел на воду. — Дерьмовый это мир, парень. А там, зимой в Корее, это было замерзшее дерьмо…

Но я все это как-то пережил, вернулся домой, пошел учиться на аптекаря. А Адамс остался в армии и, кажется, дослужился до главного сержанта, потом уволился и занялся на гражданке… ну, уж не помню чем.

Дело было в середине шестидесятых. Жил он в Александрии и там не вылезал из собственного тира, где палил во все тяжкие из старого револьвера, с которым не расставался никогда. Потому что если с пару годиков потаскаешь эту штуковину и с десяток раз благодаря ей уцелеешь, то тебя с ней уже водой не разлить.

Арни взглянул на руку Йена, сжимавшую рукоять «Покорителя великанов».

— Конечно, не положено было ему хранить револьвер, но, черт побери, на войне много чего теряется. Короче, не хотели ребята сдавать оружие.

И вот однажды приходит он из тира и запирается в ванной, пушку почистить — в ванной, чтобы коты не приставали, а если случайно прольется машинное масло, то его и подтереть нетрудно. Ну и замечает, что под дверью вроде тень промелькнула.

Кот? Да нет, не кота это тень, к тому же кот ходит неслышно, а тут шаги.

И повел себя Адамс, как любой в такой ситуации, самым естественным образом: быстро собрал револьвер — поживи с ним пару лет — научишься собирать с завязанными глазами, хотя с пружиной надо быть поосторожней, не то улетит, — и взвел курок. Спору нет, держать револьвер со взведенным курком — дело опасное, если ты собираешься пускать его в ход, но Адамс ведь думал, к нему в дом влез грабитель, а мой приятель, надо тебе сказать, не для красоты форму много лет носил.

Выходит он, значит, из ванной, и тут сталкивается с каким-то типом, который как раз из его спальни вышел — под мышкой телевизор, под другой — пишущая машинка, а через плечо костюмы Адамса висят.

Не удивлюсь, если и пару смачных фраз добавил.

Вряд ли он хотел его прикончить. Если бы хотел, тот успел бы наброситься. А воришка именно набросился. Адамс и среагировал машинально — все семь пуль в него всадил, в упор.

Не забывай, дело было в шестидесятые, когда по поводу гражданских прав чернокожих просто с ума сходили. Нам-то в Хардвуде что, а по всей стране политики прямо кожи вон лезли. Короче, местный прокурор решил раскрутить Адамса на полную катушку. Глупее глупого — но такое уж время.

И вот стоит Адамс перед присяжными и рассказывает, как дело было.

Я, конечно, не знаю, чем раньше занимался прокурор; Адамс утверждал, будто знает, однако не верится мне, что и вправду может существовать такая организация — Эн-А-Эс-Пэ-Цэ-Эн. [3] Так или иначе, белый просвещенный обвинитель видит перед собой труп негра-подростка и живого южанина, выпустившего этому черному семь пуль в пузо, и ему, видите ли, до лампочки, что этот негритенок воровать начал раньше, чем говорить. Вроде бы тот прокурор куда-то избирался и хотел привлечь на свою сторону цветную общину, но божиться не буду, точно не знаю.

Значит, выставил обвинитель Адамса перед большим жюри и спрашивает у него: зачем, мол, вы семь раз стреляли, и одной пули хватило бы. А Адамс вежливо и честно отвечает:

— Сэр, меня так учили.

— Ага, — говорит тот тип, — вон оно что. Где же вас так учили?

— В армии США.

— В армии, говорите? — удивляется обвинитель.

— Так точно, сэр.

Тогда этот обвинитель и спрашивает его — не забывай, шла война во Вьетнаме:

— А вы не из тех ли убийц, которых нанял Эл-Би-Джей? [4]

Мне кажется, он почуял, что дело с тухлецой, вот и пошел присяжным на эмоции давить. Я имею в виду, где это видано, чтобы большое жюри штата Виргиния осудило ветерана, застрелившего подонка, который вломился к нему в дом с целью грабежа?

Адамс чуть ли не в струнку вытянулся.

— Нет, сэр, — ответил он ему. — Я из тех убийц, которых нанял Гарри Трумэн.

Арни поднял взгляд на Йена.

— Улавливаешь суть?