Глава 11

ВСЕОБЩИЙ СХОД

Ахира ядовито улыбнулся:

— Слушай, ты никогда не жалел, что освободил Хтона? Ну, не заметил бы его тогда, что ли…

— Нет. — Карл поиграл губами. — С чего бы? Оттого что у него такие же глиняные ноги, как у всех прочих? — Включая и меня самого, коли на то пошло.

И он отмахнувшись от протянутого разносчиком меха, занялся сандвичем.

Сход долины был событием наполовину политическим, наполовину праздничным — этакая всеобщая пирушка. Никто не работал по крайней мере полдня, так что сходы созывали бы куда чаще, не требуйся для этого петиция с подписями двадцати пяти процентов избирателей.

За помостом для выступлений — на нем стоял короб для голосования по грудь высотой — над кострами медленно вертелись шесть овечьих туш. Повара-добровольцы крутили вертела, поливали туши вином и маслом, срезали зажаренные куски, заворачивали их в свежие лепешки и раздавали готовые сандвичи.

Кто-то успел уже откупорить бутылки с виски и бочонки с пивом. Карл с удовлетворением отметил, что ни Инженеров, ни воинов не было среди тех, кто наполнял кружки жидким огнем.

Отлично. Пусть Объединители напиваются. Кто отключится — не сможет голосовать.

Как многие демократические собрания, Сход Приюта был в своем роде зверинцем. В защиту демократии можно сказать немало хороших слов, но опрятность в число ее достоинств не входит. За исключением часовых и нескольких фермеров, слишком занятых на своих полях, на Сход явились все избиратели — и большая часть остальных жителей.

Карл повернулся к гному.

— Кто-нибудь ведет свою игру? — Он похлопал по кошелю справа у пояса; все на месте — отлично.

Ахира покачал головой:

— Не могу сказать. А у меня ушки на макушке — насчет перешептываний по углам. Я все ж таки еще мэр. До заката по крайней мере.

Закон Приюта о выборах был ясен: «Никто не должен подвергаться давлению, а равно и подкупу, под угрозой штрафа, конфискации имущества либо иного наказания, налагаемого мэром в зависимости от оказанного воздействия».

Это касалось как избирателей, так и не голосующих. Было очень важно дать тем, кто не голосует, почувствовать вкус демократии. Возможность решать собственную судьбу быстро перевешивает заботу об урожае. Главной бедой издольщины на Той Стороне был вовсе не наемный труд сам по себе, не работа на кого-то за кусок хлеба, угол и часть урожая; порок был в том, что это очень быстро превращалось в долговое рабство.

Здесь лекарство от этого сыскалось — и быстро: уверенность в том, что плодородной земли больше, чем рук, способных обработать ее. Пусть лучше землевладельцы платят за труд, чем рабочие бьются друг с другом из-за работы.

— Все должно быть честно — если дела пойдут, как мы ждем. — Ахира впился зубами в сандвич. — Хотя по крайней мере один вызов нам бросят.

— Да?

— Видишь того паренька подле поваров?

Карл взглянул, куда показывал Ахира. Там мальчонка лет двенадцати, оборванный и грязный, с волчьей прожорливостью поглощал сандвич за сандвичем.

— Новичок? Какого черта, куда смотрят кладовщики?

— Он не новичок. Можешь не верить, но у него уже есть право голоса. Он здесь уже месяца три. Привел его Авенир; тебя тогда не было. Как бишь его… Петерс?.. Нет, Петрос — его зовут Петрос. Упертый парень. Работать на кого-то и копить себе же на будущее — не по нему; уболтал Станиша, тот выдал ему кое-какой старый инвентарь и выделил место под поле — в предгорьях, позади и чуть выше Инженерной Деревни. Не знаю, на что он живет, понятия не имею, как он сумел расчистить делянку без древесного ножа — но он это сделал. Потом… — Гном откусил еще кусок. — Потом он походил за телегой с семенами и пособирал то, что с нее просыпалось, — по крайней мере так говорит он. На мой взгляд — он просто спер пару фунтов семян, но поди попробуй это доказать.

— Не стоит и пробовать. — Кража пары фунтов семян мало заботила Карла; а вот двенадцатилетней парнишка, будто только что из голодной провинции — заботил. — Он что — один обрабатывает полномерное поле?

— Угу. Самое тощее из всех, какие я видел. Хорошо, если на нем родится хотя бы один кукурузный стебель на метр. Остальное — сорняки. Спит в землянке. Когда я в последний раз там был — взглянул на его хозяйство: корявый самодельный лук, стрелы да обожженное в костре копье. Думаю, кормится травами и кроликами. В том районе один горный лев точно есть, если не больше. Дело кончится тем, что одним прекрасным утром парень проснется у него в брюхе. А жаль.

— Плохо. — Карл покачал головой. — Думаешь, кто-нибудь попытается оспорить его право избирать?

Ахира кивнул:

— Он говорит — ему пятнадцать, но в это никто не верит. Я считаю — его место в школе, но кто возьмется ему это втолковать? Ты?

— И не подумаю. Прости — надо кое с кем встретиться. Позаниматься политикой.

Сквозь окружающую поваров толпу Карл пробился к мальчику. Особого труда это не составило: рядом с Петросом, особенно с подветренной стороны, не пожелал бы стоять никто.

— Привет, — сказал он.

Глаза паренька округлились.

— Ты тот, кто я думаю?

Карл протянул руку.

— Карл Куллинан.

Глаза Петроса забегали.

— Т’рар амали. — Карл улыбнулся. — Я просто хотел пожать тебе руку. Без подвоха.

Мальчик протянул руку. Карл на мгновение сжал ее и выпустил, подавив желание отереть ладонь о тунику.

— У меня к тебе предложение.

Петрос замотал головой:

— Я не стану пахать ни на кого. Мое поле — оно мое, и мой голос принадлежит мне. Помощь мне не нужна.

Тогда почему ты так похож на умирающего с голоду, малыш? И говорил ли тебе кто-нибудь, что значит мыться? Но вслух Карл этого не сказал. Бывший раб двенадцати лет от роду с такой гордостью, с таким упорством был истинным сокровищем. Фокус был в том, чтобы дать этому бесценному сокровищу возможность выжить, не задев его гордость.

— Тебе, может, и не нужна, зато нужна мне — твоя. И не в землепашестве. Знаешь Негеру?

— Кузнеца? Конечно. И что?

— Пройдемся. — Прихватив несколько сандвичей, Карл увлек паренька подальше от толпы.

Тот пожал плечами, но следом пошел.

— С Негерой трудно. — Карл дал один сандвич мальчику и откусил добрый кусок другого. — Никак он не свыкнется со свободой. Считает, что непременно должен кому-то принадлежать. И выбрал в хозяева меня.

— Бедный ты, бедный.

Карл добавил в голос стали.

— Думаешь, я владею людьми, парень? Или владел?

— Н-ну, нет. Я про тебя слышал.

— Так-то лучше. Так вот, я и говорю — никак мне его не переубедить.

— Чертовы гномы — паршивые рабы. Так говорил мой гос… тот, кто мной владел. Карл пожал плечами.

— Теория. Дух Негеры сломлен. И я не знаю, как возродить его. Я предлагаю это дело тебе — если пожелаешь.

— Чинить дух? — Петрос фыркнул. — И как же мне это сделать?

— Знай я — как, не просил бы тебя. Это твои заботы. Я хочу, чтобы ты изображал ученика — один день из трех. С Инженерами я договорюсь. Пока он будет учить тебя кузнечному делу, ты научишь его быть свободным. Берешься?

— Чем заплатишь?

— Немного. Сделаешь себе инструменты, и когда будешь учиться будешь и есть у Негеры. Может, даже чему и выучишься.

Петрос покачал головой:

— Работа в поле требует много времени…

— Чепуха. Сев прошел, а до урожая все, что тебе требуется делать, — время от времени полоть. Не трать ты столько времени на добычу еды — его у тебя было бы полным-полно.

Мальчик подумал.

— Может, и так. Это последняя цена?

— Чего ты хочешь?

— В следующую пахоту мне нужны будут лошадь и плуг.

Честная торговля или мальчишка просто испытывает его? Карл покачал головой:

— Только лошадь. Их у меня много. Плуг наймешь сам.

— Идет. — Паренек протянул ладонь. — По рукам.

— Еще только одно.

— Ну? — Подозрительный взгляд.

— Запах от тебя — как из помойки. — Карл показал на озеро. — Прими ванну. Сейчас же. Мыло возьмешь в школе. Скажешь Эйе — я так велел.

— Сделаю. Но к голосованию вернусь — непременно. Никто не отберет у меня право голосовать.

И мальчик, изо всех сил стараясь не улыбаться, пошел к озеру.

Карл и стараться не стал; он просто отвернулся. Давай-давай, Петрос, считай меня лопухом.

Ахира поднялся на помост и ударил кулаком в железный гонг.

— Прошу внимания! — выкрикнул он, и голос его перекрыл звон гонга. — Начинаем двадцать третий Всеприютский Сход. Снимите еду с огня, заткните бочки. Пришла пора принимать решения.

— …и предложение весьма выгодное, — в восемнадцатый раз повторил Хтон. В том, что раз именно восемнадцатый, Карл был уверен абсолютно. Что еще, кроме как считать, остается когда полулежа валяешься на травке и умираешь от скуки?

«Да. Пока не забыл. Ахира говорит — возле надела Петроса слоняется горный лев…» «Слоняется, куда денется».

«Хм… Было бы неплохо, если б он „делся“ в твое брюхо»

«Ладно — пожуем, увидим».

—  …и что мы такое? Горстка бедноты, кое-как сводящая концы с концами на клочках земли, — и за это мы должны проливать кровь и платить жизнями.

Все ясно. Хватит этой болтовни. «Слово правды, пожалуйста».

«Кто? Moi?»[1]

«Чак. И не пытайся говорить по-французски: у тебя хромает произношение».

«Это у тебя оно хромает. Я взял свое из памяти Энди-Энди».

— Прошу слова! — вскочил Чак.

Хтон попытался продолжать, но Ахира не позволил.

— Слово предоставлено. — Он кивнул Чаку. — Говори.

— Я что-то не помню, чтобы Хтон проливал кровь. Я не слишком хорошо его знаю, но считал — он просто фермер.

«Исправить — быстро!»

Взгляд Чака на миг затуманился.

— Прошу простить меня — я не хотел обидеть фермеров. Просто это неправильно, чтобы Хтон рассуждал о крови, которую проливают воины и Инженеры — не он.

Ахира покивал.

— Продолжай, Хтон, но впредь воздержись требовать плату по чужим счетам.

На какой-то миг Карлу показалось, что Хтон вот-вот лопнет — так он покраснел.

— Чужие счета?! А как же Вертан, его жена, их дочь? Они разве не фермеры? Или кровь фермера менее красна, чем воинская? Они были бы живы сегодня, а не лежали в холодных могилах, будь мы под защитой владыки Кораля!

Лицо Карла было спокойно, но руки его сами собой сжались в кулаки. Ребенок, тельце на дощатом полу, жизнь, лужицей крови вытекшая из него — ей не застыть вовек…

По толпе пробежал ропот.

«Лучше тебе ответить, Карл. Если это не выпад против тебя…»

Нет. На это ответа нет. Как нет прощения.

Поднялся Ихрик:

— Я отвечу ему, господин мэр.

— Ты? — Хтон ядовито хмыкнул. — Один из Куллинановых прихлебал?

— Я не помню этого яда в твоем голосе, когда Карл отнял нас с тобой у работорговцев, Хтон. И на строительстве дома Вертана я тебя тоже не помню. — Ихрик поднял кулак. — Но я скажу тебе так: если б не Карл Куллинан — Вертану и Анне носить рабские ошейники всю жизнь. И нам с тобой — тоже.

— Да, — тут же откликнулся Хтон. — Карл Куллинан благороден! Карл Куллинан велик! Карл Куллинан — богатейший в долине! Если мы объединимся с Терранджи — мы все станем богаты, как он. У нас будут слуги, как у него. Не это ли тревожит тебя, Карл Куллинан? Не потому ли ты против предложения владыки Кораля?

«Карл, по-моему — пора. Если он потребует голосования сейчас…»

«Знаю». Карл неспешно поднялся.

— Мне предъявили претензию. Прошу слова, господин мэр.

Ахира кивнул:

— Говори.

Карл двинулся к помосту — медленно, ибо, пойди он быстро, народ мог бы решить, что упреки Хтона задели его.

Он поднялся на грубо оструганные доски помоста и повернулся к толпе.

— Чертовски вовремя, Карл, — прошептал Ахира. — Постарайся быть убедительным.

— Буду. — Он возвысил голос. — Хтон сделал тут замечание — весьма резонное. Я… предполагается, мне должно стать стыдно. Да, разумеется, я потому против присоединения к Терранджи, что боюсь за свое положение. Это ведь было бы только логично, не так ли? Если всем станет лучше — значит, мне должно стать хуже…

Карл нахмурился:

— Погодите. Это какая-то бессмыслица. Если станет лучше всем — должно стать лучше и мне. — Он кивнул. — Хотя я понимаю, что имел в виду Хтон. — Он высмотрел в толпе знакомое лицо. — Харвен, я говорил с тобой об этом на днях, помнишь? Ты тогда объезжал коня. Я сказал, что мне удобней было бы ездить одновременно на Морковке и твоем жеребце.

По толпе пробежал тихий смешок.

— А Терний — ты ведь видел меня у кухонного костра? Как я провожал взглядом каждый чужой кусок? В конце-то концов — я ведь мог бы съесть и поболе, чем вместит мое брюхо, правда? — Он глянул на остатки жаркого. — Что ж, можно попробовать, но вряд ли мне это понравится.

Знаешь что, Хтон? Мне это попросту не под силу. Ну не могу я скакать сразу на двух конях и съесть больше, чем вместит мой живот, не могу тоже. И лежать одновременно с двумя женщинами…

Давай.

—  А вот это лучше и не пробуй, Карл Куллинан. — Энди-Энди вскочила на ноги.

— Что ты хочешь узнать?

— Ничего. Я хочу сообщить. Попробуй обмануть меня, Карл Куллинан, — мигом лишишься кое-чего, что тебе очень дорого. — Она вытащила из складок своего одеяния нож и принялась демонстративно его рассматривать.

Тихие смешки превратились в громовой хохот.

«Ну хорошо, ты рассмешил их — что дальше?»

«Это так — для начала. Смотри и учись».

В шутливом испуге он поднял руки вверх.

— Ты поймал меня, Хтон. На горячем. Сдаюсь.

— Послушай…

— Ты уже говорил; сейчас говорю я. — Карл коснулся кожаного кошеля у пояса. — Кораль хочет от нас немного — что есть, то есть. Всего лишь вассальной присяги — а взамен он чего только не даст! — Карл развязал кошель и теперь держал его обеими руками. — Меня сделает бароном и отдаст мне во владение всю эту долину… возможно. Если я не откажусь — а я, будьте уверены, откажусь. Тогда он отдаст долину Хтону.

Он пришлет нам работников. Все, у кого есть фермы, получат людей, которые будут вынуждены обрабатывать для них землю — или голодать. Как прекрасно это звучит! Как знакомо! Кораль наделит нас землей, и работники будут трудиться на ней — вместо нас. Нам даже не придется надевать на них ошейники — они или будут работать, или перемрут с голоду.

И чего же он хочет взамен? Поднимись, посланница Дара, поднимись и поведай, чего он хочет взамен!

Она встала — но Карл не дал ей ответить.

— Ему нужна от нас вассальная клятва. От всех и каждого. Ничего больше. Он даст нам золота, говорит он, и обещает, что налоги наши будут малы. А мы — всего лишь! — присягнем ему на верность. Признаем, что он, владыка Кораль, имеет большее право решать, как нам жить, чем мы сами. Как тебе эта мысль, Тивар, — по нраву? — обратился он к фермеру, про которого знал, что тот колеблется. — По нраву тебе мысль, что придется склониться перед эльфом?

— Н-нет…

— Погоди! — Хтон ринулся к Карлу. — Какая разница — подчиниться ли владыке Коралю или позволить вам с Ахирой и дальше править в долине, как в своих угодьях? Ты хорошо объясняешь; объясни-ка нам это.

Карл шагнул к коробу-урне и положил на него руку.

— Разница? Разница в этом, глупец. В возможности выбирать. Кораль хочет, чтобы вы продали ее — а знаешь, чем он заплатит вам?

— Золотом…

«Пора».

«Не учи ученого…»

— Золотом. В этом-то все и дело, да, Хтон? Тебе и твоим Объединителям хочется золота — а Кораль это золото предлагает. — Карл запустил руку в кошель. — Я принес немного этого самого золота. — Он вытащил руку.

Массивный золотой ошейник маслянисто поблескивал в ярком солнечном свете.

— Вы хотите, чтобы он сомкнулся на вашей шее?

— Нет! — Нестройные выкрики; в основном — Инженеров.

— Не слышу. Хотите вы этого?

— Нет! — Крик вырвался как из одной глотки, хотя воинов и Инженеров по-прежнему было слышней, чем всех остальных.

— Ну вот. — Теперь Карл говорил тихо, заставляя народ прислушаться. — Теперь о выборе. Вы можете отдать свой голос за мэра, можете отказать ему в доверии. Но даже если сейчас Ахира и останется мэром, потом вы всегда сможете передумать. Но это?.. — Он поднял над головой золотой ошейник. — Захлопнув его на своей шее — неужто надеетесь вы когда-нибудь снять его? Что, если он задушит тебя, Хтон?