Андреа кивнула сама себе и поманила нас за собой. Извилистая улочка с глинобитными домами резко сворачивала футах в ста позади нас и примерно в стольких же впереди. Дома были слишком высоки, чтобы поверх них что-нибудь рассмотреть — видно было только дальнее мерцание купола
      Фэйри на севере.
      Тишь да гладь — только грязь, дома да волшебные огоньки.
      — Все спокойно, — сказал я. — Даже слишком, кемо сабе.
      Ахира хмыкнул.
      — Заткнись, — сказал он беззлобно, и мы пошли к Энди, — Бери что дают.
      Тэннети медленно поворачивалась, словно кинокамера кругового обзора — чем-то подобным она в своем роде и была. Я не виню ее за желание охватить все — округа была совершенно обыденной, я ожидал увидеть Эвенор совсем не таким. Где мерцание? Улица, на которой мы стояли, была обычной и твердой, как всякая другая улица.
      Я собрался задать дурацкий вопрос, но Джейсон меня опередил.
      — Где же мерцание? Почему все так стабильно? — спросил он.
      Андреа не обернулась.
      — Мерцание — от неопределенности. Эвенор никогда сам не знает, что собой представляет, и эта неуверенность растет. Но чем бы он ни был, мы здесь, и это все определяет. Мы можем быть только в одном месте и времени.
      Моя реакция па разъяснения магии всегда одна и та же:
      — А!
      Есть три теории, как себя вести в незнакомых — и враждебных — городах. Моя любимая теория советует вообще туда не соваться: очень редко тебя могут убить там, где тебя нет. Вторая по приемлемости — разделить отряд надвое, чтобы каждая группа двигалась по своей стороне, прикрывая другую. Это ограничивает возможности стрельбы для тех, кто прячется в домах по сторонам улицы.
      Третья — шагать прямо посреди улицы: считается, что так вы успеете заметить и отразить любое нападение.
      Именно эта теория мне не очень нравится, так что я сдвинулся к приподнятому над улицей тротуару.
      — Нет, — сказала Андреа, не оборачиваясь. — Не надо. Ты можешь потеряться. А это нельзя.
      — Потеряться? Слушайте, я не из тех, кто теряется. У меня нет идеального чувства направления — но на городских улицах меня можно потерять, только сильно постаравшись.
       Верно, Уолтер — но что, если туман дойдет тебе до самого носа?
      Я остался со всеми.
      Ухабистый Тракт извивался и изгибался еще с четверть мили — пока возле крошечного скверика не разделился пополам: левый рукав вливался в мощеную улицу, правый вел вниз, в еще большую грязь.
      Я наклонился к Ахире:
      — Хочешь поспорим, куда нам дальше?
      — Сюда.
      Андреа шагнула в грязь — и тут же утонула в ней по самые икры.
      — Здесь недавно здорово лило, — заметил Ахира, шаря глазами по сторонам.
      — В самую точку, Шерлок.
      Мы двинулись по грязи следом за ней, сапоги наши чавкали и чмокали всякий раз, когда мы поднимали ногу и опускали ее...
      на горячую сухую пыль улицы. Нас окружал полуденный солнечный жар и разноголосый говор рыночной площади.
      — Люди, — сказал Ахира. — Как приятно видеть людей!
      Тут мне пришло в голову, что все они прекратят сейчас продавать и покупать, оскалят огромные клыки и бросятся на меня — но порой мне все же везет, и ожидания меня обмывают.
      В вышине, над головой, плясали и пересвистывались с дюжину деревянных флейт: ныряли во влажном воздухе, наигрывая высокими звенящими голосками сумасшедшую мелодию. Не ахти какая музыка: восьмитактная, без особых вариаций.
      Нам пришлось быстренько отпрыгнуть в сторону, уворачиваясь от пары коней — громадин вроде клайдсдейлов, только в яблоках, — тащивших тяжело груженный фургон.
      Мы сгрудились вокруг Андреа, как школьники вокруг учительницы. Что было не слишком далеко от истины.
      Ладно, я туповат, но в конце концов до меня дошло: Эвенор не знает не столько что он, сколько когда он. Обычно попасть из утра в вечер просто, но полудня при этом не миновать. Если только все — включая время — не встанет с ног на голову. Черт возьми, а ведь мы, может статься, шагнули из сегодня во вчера.
      Был базарный день, и торговля шла довольно бойко под посвистывание флейт.
      Неподалеку, над горой плетеных корзин, румяный продавец яблок вел бесконечный торг с высоким костлявым человеком в дорожном плаще и шляпе с обвисшими полями. За ними одна из нескладный тварей — ладно, я буду называть из уркхами или орками, пока вы для них лучшее имя не найдете, спасибо, — неуклюже жестикулируя, доказывала, что мясник слишком много запрашивает за бараний окорок. Во всяком случае, я надеюсь, что это была баранина -— ляжка вполне могла оказаться чабаньей.
      Над улицей возвышался купол Посольства Фэйри — от нас его отделяла всего пара-тройка перекрестков.
      — Сюда, и постарайтесь ни на что не наткнуться, — сказала Энди, ныряя в толпу; мимо, грохоча подковами и колесами, как раз проезжала запряженная тяжеловозами фура. Сложность передвижения в толпе — приходится все время подавлять боевые рефлексы. Я не люблю, когда меня пинают и подталкивают — предпочитаю пинаться и толкаться сам. Только так надо работать в толпе — а я, поверьте, не такой уж плохой карманник. Хотя сейчас не время было проверять, на уровне ли это мое мастерство.
      Мы шли по улице, вдоль забитых всякой всячиной торговых рядов, где толстый торговец яблоками бесконечно торговался с высоким покупателем в плаще и шляпе, мимо спорящего с мясником орка, мимо лавок, где свечники заливали Воск и вкладывали фитили в формы, а толстая старуха-корзинщица вплетала очередной прут в странной формы корзину.
      Что-то в этом меня тревожило, и я быстро коснулся плеча Ахиры, скользнул в хвост нашей группы и оглянулся. Да, разумеется, неприятности стоит оставлять позади, но обезьянье любопытство способствует выживанию — если не перебарщивать с ним.
      Они занимались все тем же. Все они. Орк по-прежнему торговался за мясо, высокий покупатель спорил с коротышкой-купцом, а корзинщица все еще не вплела...
      Тяжело груженная фура прогрохотала мимо, влекомая двумя похожими на клайдсдейлов тяжеловозами.
      И флейты плясали над головой, высвистывая все тот же восьмитактный мотив...
      Я пробился назад к Андреа.
      — Энди...
      Она предостерегающе подняла палец и пробормотала новое заклинание.
      — Нам сюда. — Локтями раздвигая толпу, она прошла между двух прилавков — в прохладу дня...
      ...и темноту ночи в самой середине квадратной — нет, треугольной площади. В нее вливались три улицы, каждая оканчивалась клинообразным домом, будто долькой каменного пирога. Ни окон, ни дверей у домов не было.
      В центре площади стоял пьедестал со статуей, хотя что это за статуя — я не понял.
      Никогда не пытались найти в глазу слепое пятно? Это просто. Ставите на листе бумаги две точки, зажмуриваете один глаз и смотрите на одну точку, приближая бумагу к лицу — другая должна быть видима боковым зрением.
      В какой-то момент эта другая точка пройдет через слепое пятно — место, где оканчиваются зрительные нервы. И она исчезнет, хоть вы и будете знать, что она есть, и вы непременно увидите ее, если чуть-чуть сдвинете бумагу или повернете голову. Но нет: смотреть надо перед собой.
      Именно так выглядела эта статуя. Точно ее Нельзя Видеть.
      Над ней и за ней, на вливающейся в площадь магистрали, вздымался, мерцая в ночи, купол Посольства Фэйри.
      — Быстрей, быстрей, — подгоняла нас Андреа, уводя к другой магистрали.
      Ахира поднял руку.
      — Нет, стой. То, что мы делаем...
      Она замотала головой, глаза расширились.
      — Нет. Останавливаться нельзя. Все рушится. — Губы ее шевелились, дыхание прерывалось. — Это уже не просто город. Он распадается. — Она показала на улицу, что вела к посольству. — Длань была права: это связано со всем миром. — Она махнула в сторону улицы. — Идите прямо туда, выйдете на Заброшенную Дорогу, но Заброшенная Дорога не приведет вас на Двойной Круг — сверните на север у первого поворота — и придете к ямам; восточная дорога выведет в точку на сто футов глубины на дне Киррика, неподалеку от Пандатавэя; западная зашвырнет на деревья на околице Салкета. Все это, — она покрутила пальцем, — связки, переходы. Но вы ведь не пойдете туда?
      Отлично. Многомерный план города забил Энди голову напрочь, и она забыла, насколько все остальные слабо себе представляют, что за чертовщина тут творится.
      — Давайте-ка выбираться отсюда, — сказал я.
      — Нет, это не все от Фэйри. Не в прочных местах. И только частично. Идем, пока он не добрался сюда. — Она схватила за руку Джейсона и бегом припустила к улице.
      О чем она говорила? Кто это — он? Я помчался за ней, Ахира и Тэннети — следом. За нашей спиной было нечто, нечто огромное — но я не оглянулся посмотреть. На пересечении площади и улицы мы почти нагнали ее.
      — Бойоардо? — спросил я, выворачивая шею, когда мы нырнули в ночь, и...
      ...и, заскользив, едва успели притормозить в двух футах от края нагретой плоской крыши. Я протянул руку и удержал Ахиру, чтобы он не врезался в Джейсона. Полдневное солнце сияло с небес, но их синеву рассекали тучи, черными полосами протянувшиеся от горизонта до горизонта.
      — Быстрей! — позвала Андреа. — Сюда.
      Мы спустились по пожарной лестнице в проулок, следом за Энди поспешили по нему...
 
      ...и оказались в крошечном парке, прохладном, зеленом, пахнущем перегретой на солнце мятой.
      Я сказал бы, что нас окружали дубы — вот только стволы их слегка серебрились, а листва, играя на ветерке, чуть позванивала, как серебряные колокольцы.
      Тэннети тяжело дышала, мне тоже не помешала бы передышка.
      Ахира огляделся.
      — Можно нам тут отдохнуть? — спросил он сквозь перезвон листвы. — Или надо бежать дальше?
      — Да, — сказала Энди. — Здесь мы отдохнем — недолго. Я достаточно запутала наш след.
      Древний дуб протянул над землей одну из своих ветвей — достаточно низко, чтобы ухватиться и повиснуть, восстанавливая дыхание. Что я и сделал. Кора под моей ладонью была шершавой, серебристая листва — прохладной.
      Джейсон протянул руку и щелкнул по листу ногтем. Лист зазвенел, как камертон.
      Ахира уселся на землю.
      — Просто на случай, если нам надо это знать — куда нам дальше?
      Энди прикрыла глаза и задумалась — как-то уж слишком надолго. Губы ее беззвучно шевелились.
      Нет, я за временем не следил. Просто прошло не меньше минуты, и Тэннети начала уже беспокойно ерзать, но Джейсон успокоил ее, легко коснувшись ее руки. Однако Джейсон навострился в легких касаниях; мне захотелось бы ее стукнуть. (Я бы не сделал этого, заметьте, но захотел бы. В присутствии магии я всегда нервничаю.) Наконец Энди открыла глаза.
      — Вам отсюда не видно, но ярдах в пятидесяти за тем старым дубом есть ступени, ведущие к дороге. Еще какое-то время по ним можно будет идти — только не наступайте на верхнюю ступеньку; она уводит от дорог.
      Я отпустил ветку и прислонился к стволу, позволив себе расслабиться; это мне легко удалось.
      Шершавый ствол, на который я опирался, дарил мне покой. Возможно, я черпал успокоение в его неизменности. Руки мои играли высокой травой — слишком высокой для парка, как мне подумалось: футов четырех в высоту, густая, мягкая и зеленая, как на лугу.
      Тэннети потрогала стеклянный глаз.
      — Что происходит?
      Андреа раскрыла рот, закрыла его, открыла опять.
      — У вас недостанет подготовки, чтобы понять.
      Мне никогда не нравились подобные объяснения. Беда, однако, в том, что порой в них кроется правда. Попробуйте объяснить принцип неопределенности Гейзенберга тому, кто не знает, что мельчайшая частица материи — это не пылинка, или начатки атомной теории человеку, уверенному, что если иметь достаточно острый нож, можно делить пополам куски глины до бесконечности. Я пробовал.
      Пальцы Андреа неуверенно пошевелились.
      — Мы живем по законам природы. Магия — часть этих законов. Гравитация притягивает материальные предметы друг к другу; магнетизм притягивает или отталкивает; слабая магия переносит информацию; сильная дает могущество. — Она махнула рукой на купол Посольства Фэйри. — Но те, они... они живут по законам Фэйри. Когда мы в Фэйри или хотя бы просто слишком близко к их границам — мы уподобляемся компании ньютонианцев, которые движутся в Эйнштейновом пространстве и удивляются, почему это им не удается преодолеть скорость света — с какой бы скоростью они ни бежали.
      Она обвела рукой парк вокруг — порывисто, словно разрывая путы.
      — Эвенор всегда был частью... окраин Фэйри. Добрый Народец не очень-то его жалует: здесь слишком много ограничений, слишком скучно. Но это меняется, и я вижу, слишком сильно... — Она поднялась, и напряжение ушло. — Это касается не только пространства, но и времени. Здесь и сейчас, — Она понизила голос. — Внутри Фэйри, в сингулярности его ядра, все в хаосе, все связано напрямую, там действуют все законы и не действует ни один из них.
      Она потрясла головой, словно чтобы прочистить ее.
      — Но здесь такого быть не должно. Те Трое могут навечно скрепить город с реальностью — но они не знают, где это должно сделать. Ваир — самый могущественный, но он не может решить, куда направить свой пламень; Нареен вложил в свои инструменты крепость и прочность своей расы, но больше почти ничего. — Она коснулась пальцем глаза Тэннети. — Им нужно ее зрение.
      Я поостерегся бы тыкать пальцами Тэннети в глаз, пусть даже и стеклянный, но она не отреагировала. Андреа шевельнула плечами, надевая рюкзак:
      — Так что пошли.
      — Почему сейчас?
      В голосе Ахиры слышалась нотка паники.
      — Я уже говорила почему: я увидела пути. Через пару секунд мы услышим его шаги, и...
      Тяжкие шаги загудели по земле. Мы сбежали по лестнице — перескочив верхнюю ступень — на ту сторону мощеной улицы, промчались проулком...
 
      ...и выскочили во тьму пасмурной ночи, освещенной лишь тусклым зеленоватым свечением вонючего ила вдоль края сточных канав.
      Ахира вытащил из поясной сумки заговоренную сталь — и искусственный свет разорвал мрак.
      Это был всего лишь переулок — узкая, склизкая улочка меж двумя рядами домов, что, исчезая вдали, высились в темноте. Позади нас не было слышно ни звука, но Энди покачала головой.
      — Здесь он слишком близко — нам придется срезать путь, пройдя через Фэйри. Сюда.
      Она шагнула в темноту дверного проема. Мы шагнули за ней, сквозь тьму...
 
      ...на пронизывающий, ледяной ветер Места, Где Кровоточат Деревья.
      Льдистый вихрь неустанно трепал алые листья, с которых при малейшем движении скатывалась багряная влага. Огромные ветви скрипели и стенали от боли. Лужи крови собирались под деревьями, темнели, густели на воздухе.
      — Никому не двигаться,— велела Андреа. — Я буду вас перемещать. — Здесь законы более... расплывчаты. Даже стабильность небезопасна — если не знаешь, куда шагнуть.
      Шагнув вбок — так быстро, что ноги ее, казалось, летят над влажной травой, — она чуть коснулась щеки Джейсона. Чуть слышный хлопок — и он исчез.
      — Иди прямо вперед.
      Она потянула Ахиру за рукав. Он, чуть запнувшись, сделал шаг — и тоже пропал.
      С ней остались лишь я да Тэннети, но я уже слышал позади тяжкую поступь. Один шанс — и тот неверный.
      Ладонь Энди коснулась моей щеки.
      — Не шевелились, Уолтер, — чуть слышно шепнула она. — Он сзади тебя.
      Тэннети извернулась, вскинула меч... но травы обратились змеями, обвили ее лодыжки, впились длинными клыками ей в ноги.
      Она завизжала. Не знаю, почему меня удивило, что это был высокий и жуткий звук — такой же, как у всех. Но у нее он обратился в рык, и она врубилась в змей, устилая землю вокруг крошевом кровавых, извивающихся ошметков змеиных тел.
      Голос был тот же самый.
      — Добрый всем день, — произнес Бойоардо.
      Лицо его было слишком правильным, слишком красивым, ямочка на подбородке — слишком глубокой. Он был весь в багряном и черном, от галуна на алом плаще, небрежно перекинутом через плечо, до черных сапог, блеск которых сделал бы честь любому офицеру СС. Красная бархатная куртка туго обтягивала широкие плечи, ремень на талии подчеркивал великолепную фигуру атлета.
      Он сел — прямо на воздух, словно забыв, что под ним нет стула. Но не упал — туча крохотных крылатых ящерок сорвалась с деревьев, образовав трон, на который он и уселся. Другие подхватили плащ Бойоардо и аккуратно положили его на спинку.
      Тэннети, не переставая рубить змей, снова зарычала.
      Бойоардо забросил ногу на ногу и разгладил и без того гладкие черные лосины.
      — Прошу вас. Зачем столько шума?
      По его знаку змеи исчезли, но кровь по ноге Тэннети продолжала бежать.
      Он расплылся у меня перед глазами — а когда я смог сфокусировать взгляд, на троне восседал худощавый человек моих лет и с меня ростом. Возможно — чуть старше, худощавее, с сединой только лишь на висках. Подбородок твердый, усы аккуратно подстрижены, у глаз едва-едва заметный восточный разрез. Он был во всем черном, и только стянутый черненой бронзовой пряжкой плащ выделялся бурым цветом.
      Да, да, я соображаю медленно.
      — Я красивей, — заявил я.
      Тэннети бросила на меня подозрительный взгляд — более подозрительный, чем обычно.
      — Чем я? — спросила она.
      Пальцы Андреа коснулись моих висков — и на миг Бойоардо замерцал, став Тэннети, потом Энди, потом снова мной. Понятное дело, он мной не был — он лишь отражал меня. По-своему.
      На миг Энди взглянула мне прямо в глаза. Ей не надо было ничего говорить: она должна доставить Око в Посольство Фэйри, а Бойоардо надо задержать здесь на время, достаточное, чтобы она смогла это сделать. Она знает дорогу; Тэннети несет Око. Таким образом, Энди невероятно важна, Тэннети — необходима, а мной можно пожертвовать.
      Но она этого не могла. Принести меня в жертву, хочу я сказать. Не могла — без моего согласия. В этом беда Андреа: ей недостает безжалостности.
      Все тот же кошмар. Только на сей раз Куллинан просит меня сделать все в одиночку, а я не знаю, смогу ли.
      Я замер — на какие-то полсекунды...

Глава 26,
в которой я нахожу Место, Где Лишь То, Что Ты Когда-то Любил, Может Помочь Тебе