Бывает такая вещь, которую одна моя подруга когда-то назвала «носорог в углу». Может, это она не сама придумала, но я слышал от нее.
      — Носорог в углу — это мысль, которая нависает над разговором, — говорила она, — но о которой не говорят. Эти самые носороги попадаются всюду и в любой ситуации.
      — Скажем, — улыбнулся я, — когда впервые ведешь девушку ужинать?
      Именно такая ситуация у нас сейчас и была.
      — Например. Вы с нею обсуждаете лекции, специальности, работу, кино, политику — все что угодно, — сказала она. — А думаете оба только о том, будете ли сегодня спать вместе.
      — Вот как?
      — Я в том смысле, что ты об этом думаешь, и она об этом думает, но об этом вы как раз и не говорите.
      — Ты в том смысле, что мы — нет?
      — Ну... — Она задумчиво отпила пива и улыбнулась: — Да.
 
      Ахира не собирался рассказывать мне, как выжил — если только я не спрошу; а я не собирался спрашивать. Обычное упрямство, но за долгие годы оно вошло у нас в привычку. Как правило, кто-то один сдается, но не стоит ставить последние деньги на то, кто именно.
      Палубу у носа обдавало брызгами. Ахира сидел на приступке у якоря, закинув одну руку за леер, и точил топор; я бездельничал, опершись на ограждение.
      Ахира мягко водил точилом по лезвию топора. Вж-жих, вж-жих, вж-жих.
      — Еще немного поточишь — и можно бриться, — заметил я.
      Он пожал плечами:
      — Топор не бывает слишком острым.
      Да, чересчур тонкая кромка может в бою выкрошиться от удара, но для Ахиры с его силищей это безразлично.
      Ахира по крайней мере со мной говорил, хотя и не о том, о чем мне бы хотелось. Для Баста и Кенды я был персоной нон грата, а Джейсон пока что не решил, то ли я действительно блестяще вышел из положения и всех спас, то ли из трусости и без толку предал все, ради чего существовал Приют. Я бы поспорил с ним, но и сам не знал, на чьей стороне правда. Энди спала в кубрике, Тэннети охраняла ее, Баста и Кенду.
      — Кажется, теперь идем быстрее, чем до поворота, — сказал гном.
      — Знаю, — отозвался я. — Это только кажется.
      Бежать по ветру быстро, но душно и скучно. Чем быстрее парусник, тем менее приятно на нем путешествовать: чем лучше корабль использует ветер, тем меньше обдувает вас. Все запахи остаются с вами. Ощущение такое, что двигаетесь не вы, а вселенная движется мимо вас. Медленно и тоскливо.
      Я предпочитаю идти бейдевиндом, чтобы ветер сек мне лицо, а брызги дарили свежесть.
      Волшебство и безумие таились где-то в ночи — и мы плыли навстречу им.
      Мы беседовали, неся ночную вахту. Не самое худшее занятие. Ночь ясная, на бархатисто-черном небе гордо сияют алмазные звезды. Слева, где кончалась игра звездного света на пологих холмах волн, вставал грозной громадой берег, мрак, в котором изредка мелькал огонек костра или вспыхивало окошко.
      Справа, взблескивая и переливаясь под звездами, сумрачно катились волны.
      Моряк видит только поверхность моря, и ему остается лишь гадать, что ждет его внизу. Много есть такого, чего мы никогда не узнаем.
      Наверное, я никогда не узнаю, что мне нужно было делать с Кирой. А может быть, мне и не нужно решать насчет того, что правильно — если говорить об эффекте. Может быть, все, что нужно, — это согласиться, что если я хочу наладить с ней отношения, то не должен удирать в экспедицию по Эрену, что, возможно, в Энделле все было прекрасно именно потому, что там я был с ней.
      А может — и нет. Может, долгая разлука — именно то, что нам с Кирой и нужно.
      Я все еще помнил ее — летящие по ветру волосы, податливое, теплое тело. Как давно это было...
      Приходит время, когда надо принять решение — перестать ходить вокруг да около, притворяясь, что размышляешь, взвешиваешь и ищешь единственно правильный путь, — и ты его принимаешь. И все.
      Я — решил. Хватит попыток, нытья, сомнений и копания во всяких «почему». Когда я вернусь — я улажу отношения с Кирой. Точка. Не важно как, не важно зачем. Я просто это сделаю.
      — О чем задумался? — спросил Ахира.
       Вж-жих. Вж-жих.
      — О том, что холодает.
      Над головой, быть может — в паре сотен ярдов, быть может — в паре сотен миль, неспешно кружили три волшебных огонька: водили хоровод, переливаясь на лету зеленью и голубизной. Они кружились все быстрее и быстрее, поднимались все выше и выше, становясь оранжевыми, алея и багровея — гонялись друг за другом, пока уже не могли удержать круг; и тогда сперва один, а за ним и два других огонька рассыпались ворохом огненных искр, что, голубея, упали в темные воды.
      — Волшебство и безумие таятся в ночи, — сказал я.
      — Это точно.
      — И мы плывем прямиком к ним.
      — Что есть, то есть. — Вж-жих, вж-жих, вж-жих.— Где бы ты сейчас хотел быть?
      — Мне и здесь хорошо.
      И правда ведь, хорошо: просто сидеть и болтать. И — думать.
      Эрол Линеан помешан на аккуратности. Якорный канат терранджийского плетения, из-за которого трос из железа и бронзы получается мягким и гибким, как пеньковая веревка, уложен плоской спиралью, а не просто скойлан бухтой.
      Впереди плясали в воде отражения звезд; вода мчалась мимо бортов. Над нашими головами, надувшись, как громадный призрак, ловил ветер кливер.
      К нам враскачку подошел матрос. Звали его Вертум Барр, был он низенький, костлявый, хорошо за пятьдесят, настолько худой, что, хоть и имел небольшое брюшко, на его груди проступали ребра. Сморщенный и смуглый, он был точно сушеный гриб — из тех моряков, каких полным-полно по всему Киррику. Все его имущество у него в мешке, но, пока он может работать, у него всегда найдется койка, под которую этот мешок закинуть.
      — Слегка приводится, когда ветер свежеет? — спросил я. Он ухмыльнулся щербатым ртом:
      — С чего ты взял?
      — Я тебя умоляю. Это очевидно: мы чуток кренимся. Рулевому приходится уваливаться. Это нам стоит скорости.
      — Хм-м... А что бы сделал ты, если бы тебе командовать?
      Я пожал плечами:
      — Проверяешь? У вас центр парусности слишком смещен к корме. Я бы вынес каретку на ветер, чтобы грот меньше ветра набирал. Или чуть привелся бы к ветру и взял рифы на гроте. Но я-то лентяй, а капитан, который гордится, что использует каждое дуновение ветра, либо распустит один из этих ваших добавочных парусов, для которых у вас есть рангоут, или — что вероятнее — поставит стаксель побольше.
      — И он так и сделает?
      — Капитан, который озаботился укрепить грот-мачту двойными штагами, не станет приводиться, а паруса сменить нелегко будет — человека четыре надо; и вы помощников ищете, чтобы поставить эту зверюгу — я про большой стаксель.
      — Честно говоря, спорить с тобой на деньги не стал бы, — ухмыльнулся он. — Помощь не помешает.
      — Нормально. С удовольствием поможем.
      Ахира тряхнул головой.
      — Доточу позже. — Он закрыл топор чехлом и прислонил его к кофель-нагелям. — Во что ты нас теперь втравил?
      — В работу. Надо кое-что сделать.
      Мне по-прежнему хотелось знать, как он сумел выжить, а ему — рассказать мне об этом, но мы позволяем друг другу упрямиться, когда дело не касается чего-то жизненно важного.
      Во тьме сверкнула его улыбка:
      — Это — всегда пожалуйста.
      Мы удивили их. Мы с Ахирой умудрились вдвоем вытащить тюк с большим стакселем — на Той стороне его назвали бы генуэзским стакселем, — хотя Ахира и ухнул от усилия, когда протягивал его через люк. Весил он добрых четыреста фунтов — но Ахире такой вес нипочем.
      Что до меня — я только поддерживал и направлял. Я в конце концов всего лишь человек.
      Такелаж у них немного другой, чем мне привычно, да и паруса они складывают и ставят по собственной оригинальной системе, так что даже займись я этим — у меня вряд ли бы что-то вышло; но Вертум Барр и Третан Верр свое дело знали, и очень скоро генуэзский стаксель был развернут, а малый кливер — спущен, свернут и убран.
      Мы с Ахирой вернулись туда, где сидели, генуэзский стаксель над нашими головами раздулся и слегка полоскал, пока команда выбирала шкоты.
      — Не понимаю, что ты в этом находишь, — заметил Ахира. Просто так, не критикуя.
      — Со вкусом к этому надо родиться, — улыбнулся я. — У меня на Той стороне был кое-какой опыт. — Очень небольшой. — Это хороший отдых.
      — Хм-м...
      — У тебя на уме что-то есть.
      Он кивнул.
      — Точно. Я вот думаю — не теряешь ли ты реакцию, Уолтер. — Ахира внимательно изучал кромку топора. — Кажется, вы все стали медлительнее — с годами.
      — А ты — нет? — бросил я, быть может, слишком резко. — Сегодня ты облажался.
      Не свались Ахира за борт, мы победили бы в первом раунде — вместо того чтобы рисковать во втором.
      По спине у меня пробежали мурашки. Местные умеют развязывать языки, и мне даже мысль, что мою обожаемую задницу могли бы прозондировать докрасна раскаленной кочергой, очень была неприятна. У каждого есть свои маленькие слабости — это одна из моих.
      Он покачал головой:
      — Я — нет. Я старею не как люди, не так быстро. — Ои одарил меня грустным взглядом. — Если бы я терял понемногу реакцию, то признал бы это. Перед собой.
      Я прислонился к перилам и закрыл глаза. Возможно, я и правда стал слишком стар для всего этого. Я твердил это десять лет — может, это и стало правдой.
      Чертовски не вовремя, однако. Магия вырвалась на волю, и мы плывем в Эвенор, навстречу сами-не-знаем-чему. Ситуация, когда требуется не только обретенная с годами мудрость, но и реакции юноши. Нам нужна комбинация Элвина Йорка, Натти Бумпо, Джорджа Паттона и Джека-из-Тени, а приходится обойтись мной.
      — Возможно, — сказал я. — А возможно, в этот раз нам всем просто не повезло. Не думаю, что мы сработали так уж плохо. Мы все ушли живыми — это может считаться как на десять ударов меньше пара в гольфе. Очень опасно было.
      — Нет, — твердо возразил гном. — Это всего лишь пар.
      Мы замолчали надолго.
      — Не сердись, — сказал он. — Это надо было сказать.
      — Может, да, а может, и нет.
      — Не знай ты этого — тебе было бы легче? — Мне на плечо легла широкая лапа. — Помнится, однажды в дождливую пятницу, много-много лет назад, кто-то сказал мне, что не стоит выезжать в коляске под дождь, потому что в моем положении мне нельзя простужаться. Я помню, он сказал еще, мол, да, это чертовски несправедливо, но мир вообще несправедив, и не стоит делать вид, что это не так.
      Я пожал плечами:
      — Тебе это было и вправду нельзя.
      Мне трудно было думать об Ахире, как об увечном Джеймсе Майкле Финнегане, — в частности, потому, что я никогда не считал Джеймса Майкла калекой — ум его всегда был острее моего, а на скрюченное тело обращать внимание перестаешь очень быстро — как только пообщаешься с человеком подольше. Это не главное.
      — И еще я помню, — негромко продолжал ои, — что в тот вечер ты отменил свидание ради игры в покер.
      — Слушай, мне же нужны были деньги! — Я улыбнулся. — И потом, свидание я не отменял, а просто перенес на неделю.
      Бетани тогда проявила себя отлично: она заменила Джеймсу Майклу руки при игре, и очень веселилась, что остальные игроки куда внимательнее смотрели ей в вырез, чем себе в карты. Приятная дама. В следующую субботу мы отлично поужинали — бифштексы и каберне «Серебряный дуб» — на то, что я выиграл.
      — Теперь мой черед, — сказал он. — А ты научись принимать жизнь как есть. — Он усмехнулся, чтобы смягчить укол, смех гулко зарокотал в его похожей на бочку груди. — Не можешь же ты позволить себе сломать шею?
      — Ни за что не стану лишать всех женщин мира моего обаяния. Только для таких разговоров пока рано. Я все еще в норме.
      Ахира кончил точить топор и тщательно, любовно обернул его промасленной тряпкой.
      — Возможно, — сказал он. — Даже наверняка. Но когда-нибудь ты окажешься слишком медлителен. Этот момент можно оттягивать, но настанет время, когда ты не сумеешь действовать сам. — Он принялся грызть ноготь. — Следующее поколение на подходе — Джейсон обретает хватку. И надо сделать так, чтобы у него было на кого опереться.
      — До каких пор?
      Ахира пожал плечами.
      — Пока что-нибудь не изменится. Как бы ни изменилось. Пока не вспыхнет революция, которую готовит Лу. Пока сборище холтских и бимских баронов не станет настоящим парламентом. Пока не вмешается Арта Мирддин и не перепохабит нам все, что мы делаем.
      Свет звезд плясал на воде; брызги обдавали не бодростью, а холодом.
      — А тем временем, — продолжал он, — ты должен делать две вещи.
      Я знал, что будет первой.
      — Тренироваться, тренироваться и тренироваться.
      — Угу. Начнем утром. Мы с тобой... я читаю твои мысли почти так же хорошо, как ты — мои. Тэннети слишком увлекается, а Джейсон свои действия не координирует ни с кем.
      Я пожал плечами:
      — Я все время думаю о нем, как о его отце. Карл отпрыгнул бы назад и посбивал половину солдат с ног еще до того, как ввязаться в драку, а потом перебил бы всех остальных.
      Ахира одарил меня долгим взглядом — он так смотрит всегда, если я ляпну какую-то глупость.
      — Вот это — вторая. Не слишком верь в эту легенду, не то начнешь считать себя столь же легендарным. — Он смотрел на воду. — Ты должен помнить, что ты — хитроумный Уолтер Словотский, и оставь свои попытки быть Карлом. Шататься по площади разведки ради поступок.
      — Ну, допустим, — не сказал я, так. Я это проделал по-своему.
      Но Ахира застрял на теме «ты-становишься-слишком-стар-для-этого», и мне не хотелось усложнять вопрос.
      И потом, он прав. У меня всегда лучше получалось прокрадываться и двигаться в обход, а не лезть напролом против шестерых мечников. Я должен был придумать обходной путь, а не устраивать «китайскую ничью» с Даэраном.
      — Постараюсь, — сказал я.
      — Вот и хорошо. — Он встал. — Тренироваться начнем с утра. А пока иди поспи. Эту ночь подежурю я. Отосплюсь завтра.
      А, черт!
      — О'кей, — сказал я. — О'кей, хрен с ним. Сдаюсь.
      — А?
                  — Сдаюсь. Ты победил. Если не скажешь — рухну на колени и спрошу.
      Он улыбнулся и щелкнул ногтем по якорному канату.
      — О чем спросишь?
      — Как вышло, что ты жив?
      Снова улыбка.
      — Ты о том, что гномы тяжелее воды и не могут плавать?
      — Именно. Так ты скажешь или мне предстоит умереть от любопытства?
      Он пожал плечами, взвесил якорный канат на ладони.
      — Надо бы попросить у Эрола Линеана кусок такого троса, как талисман. Кто-нибудь когда-нибудь тебе говорил, что гномы не умеют лазать по канату?

 
      Хорошо, когда старые друзья рядом. На эту тему есть пара историй — но с ними придется чуток подождать.
      Мы остановились в Артивене — поторговать. Бросили якорь на рейде, и шлюпка увезла на берег Эрола Линеана с кое-какими товарами — парой связок скифортского железного дерева, несколькими бочками невероятно вонючего фене-варского клея и пятьюдесятью с лишком фунтами приютского булата.
      Удивляться тут нечему — Артивен славится своими клинками, а сталь лучше приютской найти трудно.
      Думаю, однако, мы вполне могли бы и пройти мимо — если бы не две вещи. Первое: у экипажа кончались припасы. В Брэ их пополнить времени не хватило. Поспешное бегство всегда помешает чему-то важному, что неудивительно. Второе: Ахира хотел ссадить с корабля Баста и Кенду. Чтобы не путались под ногами.
      Эрол Линеан выспрашивал у меня подробности изготовления пороха, и я их сообщал.
      Баст куксился. У нас было мало бальзама, чтобы полностью поставить его и Кенду на ноги; а он от пережитых испытаний очень ослабел. Отдых и еда поправят дело, пусть и не сразу. Хотя отдыхать он не мог.
      Он перехватил меня, когда я брал у Вертума Барра очередной урок по такелажу и парусному вооружению кеча — я не дилетант, но никогда не упускаю возможности приобрести новые умения и отточить прежние. Тэннети и Джейсон тренировались на корме.
      Было приятно вновь ощутить себя моряком, ни о чем не беспокоиться, ходить в мешковатых штанах и больше ни в чем — ну, еще повязка на голове и нож, привязанный к правой икре под штаниной — и думать лишь о том, как растянуть парус, чтобы максимально его использовать, не пора ли откачивать из трюма воду или как управляться с кораблем под сложным набором парусов.
      Рангоут у «Делениты» был необычным даже по меркам своеобразных парусников Киррика: использовалось лакированное клееное дерево вместо железа (нормально) и бронзы (еще лучше); шкаторины кливера заякорены, а не скользят, лапы рифов — как медвежьи когти. Непривычно, но неплохо.
      Тэннети разделась до тонкой полотняной рубахи и шортов, а на Джейсоне были лишь поношенные приютские джинсы. Они кружили друг вокруг друга, выставив руки, чтобы ухватить противника за предплечья либо за пояс.
      — Ну, так, — прожевывал Вертум Барр пополам с вяленым мясом, — ты небось слышал, что бизани кечу ходу не прибавляют. Кое-что в этом есть. Но когда лавируешь в узкости, чем быстрей сменишь галс, тем дальше будешь от препятствия, потому-то мы и так внимательно бизань настраиваем. — Он хмуро оглядел горизонт, кожа на лбу пошла морщинами. — Если ветер неустойчивый, можно бизань-трисель поставить.
      Вдали собирался шторм. Всем штормам шторм.
      Тэннети позволила Джейсону ухватить себя за пояс и, когда он попытался провести бросок, пнула его пяткой в икру опорной ноги, сбив на палубу. Они повалились оба — Тэннети сверху, пальцы замерли в паре дюймов от мальчишкиных глаз.
      Она вскочила, хлопнув ладонью по палубе.
      — Еще раз.
      — Но почему кеч? — спросил я.
      Вертум Барр улыбнулся.
      — «Деленита» была рыбачьей посудиной, а рыбакам нужна не столько скорость, сколько маневренность. Если б решал я — я бы переоснастил ее в шлюп, но Эролу Линеану она нравится такой, а она ведь его, а не моя?
      Тэннети и Джейсон сошлись снова. На сей раз их руки и ноги мелькали так быстро, что я толком не понял, что происходит, но когда схватка кончилась — он по-прежнему стоял на ногах, а Тэннети, тяжело дыша, лежала на палубе.
      Если б решал я — корабль переждал бы шторм тут, стоя на якоре, но никто из экипажа, похоже, не считал его по-настоящему опасным. Можно много чему научиться, время от времени нанимаясь матросом на каботажные суда, но есть вещи, которые могут дать лишь долгие годы опыта.
      — Ну а если мы хотим обогнать бурю — мы сможем бежать быстрее и ничего не бояться, коли тут сзади у нас будет немного тряпки. Так?
      Я кивнул:
      — Похоже, что так.
      Я слышал, как ко мне со спины подходит Баст, но ничего не сделал. Пусть начинает сам. Разумеется, если он намерен воткнуть мне нож между ребрами, я пожалею об этом. Но так уж я устроен.
      Вертум Барр потер лоб согнутым пальцем и отошел.
      — Уолтер Словотский! — позвал Баст, и я обернулся. — Нам надо поговорить.
      — Можно и поговорить. Если ты намерен поспорить на счет плавания в Скифорт — обратись к гному.
      Ахира был на берегу, искал судно отправить Баста и Кенду, по поводу чего я, во-первых, не был настроен спорить и с чем, во-вторых, был совершенно согласен.
      — Не об этом, — сказал он. — Кое о чем более важном.
      Я помнил Баста голенастым пареньком с кадыком, что нервно подергивался на тонкой шее — мягкая редкая бороденка не могла его скрыть, как не могла и изменить невыразительного лица. В прежние дни он никогда не смотрел мне в глаза, вечно отводил взгляд.
      Теперь его черная борода топорщилась, как запущенная живая изгородь; кожа туго обтягивала скулы и переносицу; а немигающие глаза не отрывались от моих. Одет он был в холщовые моряцкие штаны, снизу подвернутые толстыми валиками: они были ему основательно велики. На плече у него висел мех для воды.
      Он еще не заговорил — а я уже знал, что он скажет. Сугубо личное мнение — но ученики Лу всегда казались мне склонными к фанатизму.
      — Мы должны заставить молчать всех на этом корабле, — заявил он. Голос его был решителен, упорен и ровен, в глазах горело упрямство, но фанатичного огня я пока не заметил. Перебросив мех через ограждение, он принялся выпускать плетеный кожаный шнур, пока мех не шлепнулся в воду. Тогда он подтянул шнур и привязал мех к ограждению: охлаждаться на ветерке.
      Охлаждение испарением. Об заклад бьюсь, ему известно даже, как это именуется по-научному.
      — Только потому, что они узнали секрет пороха? — спросил я наконец.
      — Да.
                  Как сказал бы Гассан ибн ас-Саббах, смерть фанатикам! Я покачал головой.
      — Когда-нибудь тайна все равно бы открылась. Так почему не сейчас? Если выбор — между раскрытием тайны и хладнокровным убийством капитана и его команды, так лучше пусть будет раскрыта тайна.
      Я полез в торбочку у пояса, вытащил пластинку вяленого мяса, разломил пополам и вежливо предложил ему выбирать первым. От него подобной вежливости я не ждал — да и поступи так он, обе половинки могли оказаться отравленными.
      Он немного подумал — взвешивал, стоит ли делить еду с величайшим из известных ему предателей, — потом решил, что, в случае чего, его руку это не остановит. И вгрызся в мясо.
      — Нет, — продолжал я, — наше преимущество всегда было — и будет — не в тайнах, а в том, что мы идем на шаг впереди. Не будь работорговый порох так дорог, тайна черного пороха не стоила бы ни гроша. Им стоило бы удешевить процесс; черт, может, это и возможно — я не разбираюсь в магии. — Я откусил мяса. Слишком соленое. — Нет, наше дело — идти впереди, а не тормозить других. Сейчас быть впереди означает сменить оружие, стреляющее черным порохом, на оружие, стреляющее порохом бездымным. Больше взрывная сила на единицу объема, дыма меньше. И горит медленнее.
      Баст слишком хорошо держал себя в руках, чтобы взгляд его отразил изумление — но что-то в нем все же мелькнуло. Мне не полагалось знать о преимуществах медленно горящего пороха в длинных стволах.
      Подошли Тэннети и Джейсон, оба потные от тренировки. Джейсон выглядел уставшим, но победительно-довольным — так нередко выглядят юнцы; Тэннети все еще тяжело дышала, а на шее ее часто билась жила. Вид у нее был совершенно выжатый.
      — Мы думаем сойти на берег, — сообщил Джейсон. — Разомнем ноги, поспрашиваем, что и как.
      Лицо его было отражением мыслей; я ясно видел, что ему прямо не терпится.
      — Тэннети! — Я склонил голову набок. — Что у него на уме?
      — Он сказал.
      — Не верится.
      — Ну, возможно, ему стоило бы уточнить. — На ее лице возникла улыбка. — Один из моряков вернулся и принес слух о каких-то тварях, лезущих из Эвенора. Мы думали выяснить, что говорят местные.
      Я повернулся к Джейсону, не спрашивая, почему он сам не сказал мне этого. Ему еще учиться и учиться — я не настаиваю, что все интересное должен делать сам. К тому же собирание сплетен — не такое уж интересное дело.
      — Ты спрашиваешь разрешения?
      Он подумал об этом. Сперва о том, что он меня не слишком любит, а потом о том, что вполне способен наделать ошибок.
      А потому, без всякого выражения, он сказал:
      — По крайней мере — совета.
      Он тщательно сохранял безразличное выражение лица. Про себя он понял, что принимать совет будет не обязательно.
      Тэннети спрятала улыбку. Молодец: мальчику не нужно видеть, как она одобрительно расплывается в ухмылке. Он может занестись так, что свернет шею.
      — Ты спрашиваешь гнома?
      Джейсон помотал головой.
      — Он занят, и Кенда тоже. — Он оглянулся на Баста. — Хочешь с нами?
      Баст качнул головой.
      — Нет.
      Очень вежливо. Баст напоминал мне одного приятеля с Той стороны: Брайан всегда отказывался от приглашения сходить пообедать, издавая единственный — очень характерный — горловой звук, считая само собой разумеющимся, что друзья не обидятся. Не слишком удачное поведение — в конце концов его перестали звать. Почти все.
      Джейсон ждал с демонстративным терпением.
      — Конечно, — сказал я. — Идите повынюхивайте, но не слишком усердствуйте. Купите что-нибудь, поешьте местной еды — в общем, держите глаза и уши открытыми, а рты — занятыми.
      Джейсон и Тэннети отошли. Баст продолжал пялиться на меня.
      Черный порох вовсе не был такой тайной, как он считал. Энди была с нами, когда мы с Лу смешивали первую порцию, и помогала растирать. Она знает формулу, и Ахира знает, и я уверен, Дория тоже знает, что входит в черный порох, хотя биться об заклад, что ей известны пропорции, не стану.
      Не то чтобы это имело значение — классический рецепт можно нарушить, и все же получить настоящий порох. Главная тайна в том, чтобы знать, что брать, заняться этим и сделать дело.
      Так что мой ответ вполне мог звучать так: «Баст, не волнуйся, что тайна выплывет наружу, потому что мы и так знаем ее долгие годы».
      Но Баст так стремился перерезать глотки всем, кто узнал тайну, что не стоило указывать ему новые мишени. Лучше попробовать его урезонить.
      — Ты сам-то знаешь?
      Он покачал головой.
      — Слышал... намеки, но вникать не стал. Мне нет необходимости знать, как делается порох, и я не хочу этого знать.
      — Мастер Ранэлла знает, и есть кое-какие... указания на случай, если и она, и Инженер умрут. Но я — нет, я не знаю.
      Он отвязал мех от ограждения и, прежде чем предложить его мне, вежливо глотнул сам.
      Я подумал, брать ли у него мех, и мне пришло в голову, что выпить — значит показать, что я ему доверяю, но потом я решил, что риск слишком велик, хоть смысла травить меня Басту нет. Но он-то этого не знал.
      Мы уже и так довольно навозились с ядами, пусть и фальшивыми.
      — Не стоит, Баст, — сказал я, возвращая ему мех.