Но жилистой миссис Догерти было семьдесят, а эта женщина по крайней мере в два раза моложе.
      Не считая глаз, которые, казалось, принадлежали очень старому человеку, хотя Йен не мог понять, почему они производят такое впечатление.
      - Йен хей'т Йен Сильверстейн, гуд фрекен, - произнес юноша формальное приветствие на берсмале; когда он заговорил, слова пришли к нему сами. Йег стор тилл динаб Дерес т'йецест. - Меня зовут Йен Сильверстейн, добрая госпожа, и я к вашим услугам. Странно: на берсмале эта фраза звучала естественно, а вовсе не глупо или напыщенно - как по-английски.
      Женщина кивнула.
      - Благодарю тебя за то, что ты посетил наше убогое жилище, - ответила она на том же языке нежным, мелодично звучащим контральто, глубоким и теплым: гобой, а не флейта. - Хотя, мнится мне, на твоем английском я тоже могу говорить не так уж плохо, Йен Сильверстоун, - произнесла женщина по-английски, переведя фамилию Йена так же, как в свое время - отец Торри. Ее голос повышался и понижался в тоне, отчего английские слова звучали... по-скандинавски, что ли?
      - И в самом деле... - ответил Йен, задумавшись, почему он совершенно не испытывает желания исправить ее акцент или объяснить, как правильно произносить его собственную фамилию.
      - Пожалуйста, говори по-английски, ежели тебе так привычнее. - Женщина на мгновение нахмурилась. - Быть по сему: я полагаю, что по-английски изъясняюсь вполне прилично. Тебе так удобнее?
      - Мне все равно, любой язык подойдет превосходно. - Йен кивнул. Спасибо вам за помощь. - И юноша выставил вперед ладони.
      До чего же слабое слово - "помощь". Он притащил сильно израненного Осию, ободрав руки и стерев ноги, а также причинив себе еще более значительные повреждения, настолько скверные, что провалялся в коме сколько бишь там времени?
      Женщина покачала головой:
      - Нет, это мы должны благодарить тебя. Ты доставил Орфинделя в безопасное место, а он давний друг нашего семейства.
      - Где... кто... - Йен никак не мог придумать подходящее начало. - А где ваше семейство?
      - Муж и твой спутник ушли к переправе, предоставив тебя моим заботам. - Хозяйка махнула рукой по направлению к столу со стулом. - Присаживайся, я дам тебе поесть; они скоро к нам присоединятся.
      - И как это я говорю на берсмале? - спросил Йен более у себя самого, нежели у кого-то еще.
      - А, дар языков, вот как это называется, - ответила женщина по-английски. - У Орфинделя он сильнее, чем у любого, о ком я слыхала. Только побудь рядом с ним, и это знание... - Тут она сделала паузу, склонив голову набок. - Переберется? Нет, перейдет к тебе. - Ее улыбка озарила комнату, когда женщина воздела палец. - Только смотри не потеряй свой акцент - он очень мил.
      Она отошла к железной плите и распахнула тяжелую дверцу. Волна жара коснулась лица и голой груди Йена.
      Потом взяла и вытащила из духовки пирог на глиняном противне.
      С полузадушенным криком Йен кинулся, чтобы помешать ей...
      Кожа на ее руках должна была немедленно лопнуть от жара, и даже если бы она ухитрилась уронить горячий пирог так, чтобы он не развалился на части, обрызгав ее голые ноги пузырящейся начинкой, ее руки уже пострадали бы непоправимо...
      Незачем было вмешиваться: женщина не кричала, корчась от боли. Она вообще не испытывала боли.
      Жар, исходивший из духовки, ощущался даже на расстоянии: волна горячего воздуха ударила в лицо Йену, а хозяйка засунула руки внутрь и вынула пирог. Однако вместо того, чтобы в муках корчиться на полу, она просто-напросто продолжала удерживать пирог на одной руке: воздух над противнем дрожал, будто над автострадой в жаркий летний полдень. Женщина сняла металлическую подставку-треножник с полки и, аккуратно опустив ее на стол, водрузила сверху пирог.
      Йен осознал, что варежка у него до сих пор распахнута, и подобрал челюсть.
      Хозяйка посмотрела на него и улыбнулась.
      - Ох, прости меня, пожалуйста. Я не хотела тебя пугать. - Она жестом указала на сиденье. - Мы с Харбардом по большей части живем одни, и я отвыкла делать все так, как делаете вы, юные.
      - Не так-то я и юн, - буркнул Йен, сам не зная почему. Это прозвучало как первая часть какой-то глупой выходки.
      Ее глаза сверкнули.
      - Это зависит, как я бы предположила, от точки зрения.
      Искоса глянув на Йена, хозяйка воспользовалась крюком, чтобы снять крышку с другого противня. Из-под крышки вырвалось облако пара; сильный запах тушеного мяса вызвал у молодого человека новый приступ слюноотделения.
      Откуда-то снаружи донеслись непонятные звуки: сначала низкое бум-бум-бум, а затем пару раз громкое хлоп. Потом снова что-то хлопнуло, раздался стук копыт, и зазвенели голоса.
      - А, вот и паром вернулся, - сказала хозяйка, держа в руках нечто напоминающее помесь треугольной лопаточки с охотничьим кинжалом и двумя быстрыми движениями разрезая пирог на четверти. - Выйдем им навстречу? спросила она, взглянув на Йена.
      - Конечно.
      Женщина приблизилась к двери, которая сама распахнулась перед нею, и вышла на улицу. Йен зашагал следом.
      Первое, что бросилось ему в глаза, - это река: серый поток неумолчно бежал с дальних гор. Широкая и быстрая Гильфи походила на змею, которая извивается по суше.
      Извилистая каменистая тропинка вела по крутизне вниз, к доку, где стоял паром. Переправа была устроена очень просто: через реку натянут канат, пропущенный сквозь петли на носу и корме баржи-парома. Веревочная петля, протянутая с одного берега на другой, цеплялась за вращающийся барабан лебедки, который, наматывая бесконечные круги, приводила в движение лошадь. Для перевозки более тяжелых грузов нашлась бы дополнительная рабочая сила: в загоне за лебедкой гарцевал, скучая от безделья, еще один конь.
      Было в этом животном что-то странное, но внимание Йена привлек Харбард, который как раз спустил трап с парома, а затем свел по нему запряженную лошадьми телегу. Возница с помощью Харбарда забрался на свое место, затем, щелкнув вожжами, направил повозку по дороге, которая шла параллельно реке, постепенно поднимаясь по склону.
      Паром опустел, Харбард и Осия заперли его в док, выпрягли лошадь из лебедки и только тогда двинулись вверх по длинной тропинке к дому, остановившись лишь на мгновение, когда Осия помахал Фриде рукой.
      - Что ж, - сказала хозяйка, уводя Йена обратно в дом, - примемся за трапезу. Садись-садись, - продолжала она. - Мы здесь не охотники до церемоний.
      К тому времени как перед Осией и Харбардом распахнулась дверь, Фрида, разложив густое варево в четыре глубокие миски, поставила на стол большие кружки, наполненные какой-то горячей жидкостью.
      Будучи на полголовы ниже Осии, Харбард почему-то казался слишком громоздким для этого помещения, словно в любой момент, потянувшись, мог, сам того не желая, пробить дыру в потолке или в стене или сотворить что-нибудь еще в этом роде. Он снял плащ и повесил его на крюк возле двери, под копьем. Грубые пальцы на мгновение бережно прикоснулись к копью.
      Осия улыбнулся, вешая свой плащ, и сел за стол рядом с Йеном.
      - Рад видеть тебя в добром здравии, - поздоровался он, кивнув. Сказать по правде, я рад, что вообще хоть что-то вижу.
      Харбард нахмурился, опускаясь на стул напротив Йена. Он наклонился вперед, не говоря ни слова и не сводя с юноши пристального долгого взора.
      Поразительно, но Йен с трудом вытерпел этот взгляд.
      Странно, однако в отсутствие физического сходства Харбардова манера держаться напомнила Йену актера Питера Фалька, который играл детектива Коломбо. Хотя голос Харбарда в отличие от голоса Коломбо звучал решительно, он наклонял голову и косил глазами очень похоже.
      Йен как раз пытался понять, что бы это значило, как Харбард выпрямился, покачав головой.
      - Я ничего про него не знаю, Орфиндель, - произнес он.
      - Зови меня, пожалуйста, "Осия", - сказал Осия - или он в самом деле Орфиндель? - Я уже давно известен под этим именем, и оно нравится мне больше многих других имен. У всех у нас есть свои любимые имена, не так ли, Харбард?
      Ответом ему было ворчание. Харбард снова повернулся к Йену.
      - Ну что ж, добро пожаловать в мой дом, гость, - произнес он несколько недовольно.
      - Я благодарю вас.
      Харбард взглянул на кружки, над которыми поднимался пар.
      - Чай? Жена, ты вроде бы выставила к обеду свежепроцеженный сидр?
      - А мне нравится чай, - сказала Фрида. - Я специально разогрела его с пряностями; травы помогут нашим гостям набраться сил и исцелиться.
      - А питье получше ты не пробовала?
      - Нет. - Ее губы сжались в прямую линию. - Попробуй сам, если желаешь.
      - Ба... - Харбард снял с полки на стене большой глиняный кувшин, откупорил его и с трудом наклонил. - Ах... Не самый лучший сидр, но с момента его созревания прошло лишь несколько дней. - Он плеснул напиток в оловянную кружку, которую поставил перед Осией, а затем поставил еще одну кружку перед Йеном.
      - Мне не надо, спасибо, - произнес молодой человек мгновенно пожалев о своих словах из-за свирепого взора Харбарда. - Я прошу прощения, продолжал Йен, - но я не пью... опьяняющих напитков. - Ему пришлось употребить английские слова, поскольку в берсмале подходящих не обнаружилось. - Я не хотел никого обижать.
      - И не обидел, - быстро вмешалась Фрида, бросив взгляд на мужа.
      Харбард перевел на нее насупленный взор, затем отмахнулся, тяжело опускаясь на стул.
      - Ладно, какие обиды... - Он взял обеими руками все еще дымящийся ломоть пирога, не обращая внимания на то, что горячая желтовато-коричневая начинка потекла по его пальцам, отхватил кусок, с усилием проглотил и улыбнулся. - И пусть никогда не говорят, жена, что твоя готовка несъедобна!
      Фрида улыбнулась.
      - Я-то надеюсь, что она не просто съедобна, муж.
      - Да-да, она очень хороша, - проворчал он. - Не имел в виду ничего обидного, совсем как Йен Сильверстоун.
      - Да я и не обиделась, муж.
      - Просто последнее слово за собой оставляешь, не так ли, жена?
      - Все может быть.
      Йен первым делом принялся бы за тушеное мясо, но раз попал в чужой монастырь... Он отломил ложкой небольшой кусок пирога и подул на него, прежде чем положить в рот.
      Ух ты! Пирог был настолько вкусен, что это даже причиняло боль. Корочка получилась в самый раз - хрустящая, притом не засохшая, однако начинка оказалась еще слаще: Йену не приходилось пробовать яблочного пирога сочней.
      Осия улыбнулся ему.
      - Фрида известна тем, что весьма искусна по части яблок.
      - Изумительно! - произнес Йен с набитым ртом. Харбард смахнул с бороды крошки, затем съел ложку тушеного мяса.
      - И это очень хорошо, жена, ничуть не хуже.
      - Спасибо.
      Харбард глянул на Осию.
      - Что ему известно?
      - Ему известно, что его друзья в беде. Харбард быстро проглотил тушеное мясо и насмешливо фыркнул:
      - Мертвы - ежели до Его Пылкости дойдет, что ты не схватишь наживку. Как ни крути, они покойники.
      - Я так не думаю.
      Йен кашлянул.
      - Но почему, Осия? Или Орфиндель?.. Не будете ли вы так любезны объяснить мне, в чем дело?
      - Хм... - Харбард поджал губы. - С чего же начать?
      - Может, с начала? - спросил Йен. Харбард ожег его свирепым взглядом.
      - Очень хорошо, - сказал Осия, лениво водя по столешнице указательным пальцем. - Только где бы нам взять это начало...
      - Мы можем начать со Скрытых Путей в Городах, - вмешалась Фрида. - Или с Брисингамена.
      Харбард последний раз поднес ложку ко рту, положил ее на стол, откинулся на стуле и сплел пальцы на животе.
      - Так я начну.
      * * *
      Есть вещи простые (рассказывал Харбард), а есть сложные. Нетрудно понять, что дитя вырастет из своих одежек. И узнает: то, что утешало его и согревало, слишком мелко, слишком ограниченно.
      Так же бывает, когда люди вырастают из мест, где жили.
      Давным-давно один из Старших Народов - назовем их Дети Даны, или Туата Дель Данаан, или просто Туата - обнаружил, что перерос свои маленькие городки и деревни и нуждается в более вместительных городах для себя и своих слуг.
      Дело не в том, что их было слишком много, это не так; Туата всегда были немногочисленны и не особенно плодовиты...
      - ...в отличие от некоторых, чьи имена я могу назвать, - вмешалась Фрида, решительно фыркнув.
      Харбард склонил набок свою львиную голову и сделал паузу, прежде чем продолжить:
      - Кто рассказывает эту историю, жена, ты или я?
      - Рассказывай, но правильно.
      - До тебя еще дойдет очередь, - заявил Харбард. - А пока молчи.
      Фрида снова фыркнула.
      И они никогда не были особенно плодовиты и не рожали много (продолжал Харбард). Сначала они правили полями и лугами, потом, довольно долго, деревнями и селами, затем повелевали замками с прилегающими посадами - а теперь возжаждали владеть городами.
      - Но они не хотели, каких попало городов - Туата желали для себя чего-то особенного, своеобычного, сообразного им, да вдобавок чтобы новые обиталища подходили Туата с каждым годом все больше и больше. Туата всегда были очень разборчивы. Или привередливы.
      Посему они поступили так, как поступали другие Старшие Народы в тех случаях, когда им надобилось нечто такое, что не могли создать ни они, ни их слуги. Они послали одного из своих с визитом к величайшему из... Часовщиков? Нет. Лудильщиков? Нет. Строителей? Да, назовем его Строителем. Или Обреченным Строителем, поскольку ничего великого не случалось ему построить, не заплатив за то великую цену.
      Его нелегко было найти, поскольку, как и все Древние, он умел менять обличья. Однажды, обернувшись великаном, он согласился возвести стену вокруг Асгарда, попросив только Фрейю* [Асгард - в скандинавской мифологии город богов, Фрейя - богиня плодородия, любви и красоты.] в жены в качестве вознаграждения, однако асы объединились, чтобы не платить ему обещанного.
      - Локи, - сказал Йен. - Я слышал эту историю давным-давно, в начальной школе, надо думать, на уроке, когда нам рассказывали про мифологию. Локи обернулся мухой и ужалил строителя в глаз, а потом он же превратился в кобылу в течке и увел прочь коня строителя.
      - Да, так рассказывают. - В глазах у Осии загорелся огонек. - Локи умел оборачиваться лучше всех из асов, но также поговаривают, что он был несколько медлителен. Жеребец... догнал его прежде, чем он успел изменить облик, так что Локи забеременел. И говорят, никто из асов не видел Локи, пока тот, спустя некоторое время, не объявился в компании чудесного коня, Слейпнира. - Осия улыбнулся. - Мне рассказывали,- что с тех пор Локи больше не случалось ходить как ни в чем не бывало.
      Харбард издал низкий рык.
      - Ты знаешь, Орфиндель, почему рассказывание истории сродни обладанию женщиной? Осия приподнял бровь.
      - Ну же, Харбард, так почему рассказывание истории сродни обладанию женщиной?
      - Потому что,- ответил тот, - ты получаешь гораздо больше удовольствия, если тебя не прерывают то и дело.
      - Приношу свои извинения.
      - В другом обличье, - продолжал Харбард; на мгновение его рот неодобрительно скривился, - в иное время - а все это случилось так давно, что трудно сказать, какие события произошли раньше, а какие позже, - он вместе со своим сыном построил лабиринт для чудовища, однако спастись удалось лишь самому Строителю. На сей раз, он улетел, а не бежал хромая.
      Он не всегда был хром, но однажды, когда Аса-Тор нес его, раненного, с холодного севера - это отдельная история, для другого раза, - стоял такой мороз, что один из больших пальцев промерз насквозь, поэтому когда Тор запихивал босую ногу обратно в корзину, палец, отломившись, остался в руке, и Тор закинул его на небо, где тот и по сей день горит созвездием ярких звезд. В другом обличье... Однако я уклоняюсь в сторону, и если я сделаю это еще раз, меня снова прервут.
      Строитель поклялся, что никогда больше не положит камня на камень, поскольку эта работа не принесла ему ничего, кроме боли и скорби, но Туата настаивали - как могут настаивать лишь они, - и, наконец, он согласился, по крайней мере, частично. Он не станет отрекаться от своей клятвы - насколько я понимаю, он просто не в состоянии это сделать, - однако он может высечь для Туата города из пиков Срединных Гор, высоко над Равнинами Ванов.
      И, на сей раз, цену он назначил умеренную: он хотел остаться один. А Туата обязывались проследить за этим: они должны охранять и защищать его, пока стоят его Города, так что он пробудет в одиночестве, сколько сам того пожелает.
      Стороны ударили по рукам, и Строитель начал работать. Пообещал он гораздо больше, чем в состоянии исполнить один, пусть и Древнейший - даже если бы он умел находиться в двух местах одновременно (я слышал, что прежде ему такое удавалось), а к тому времени он уже давно утратил эту способность, - потому он спарился с троллихой и породил расу маленьких созданий, низкорослых, но с золотыми руками и умных, если надо облупить камень, чтобы сделать туннель, или комнату, или статую.
      И они взялись за строительство. Много поколений его малорослых слуг сменилось, пока они вчерне придавали горам нужную форму, и еще больше прежде чем были вытесаны в камне первые комнаты, и еще больше - прежде чем конец увенчал дело... В те дни Туата были терпеливы и умели ждать.
      И вот настал день, когда работы завершились: последние плитки легли в свои каменные ниши, закончили последний дымоход для кухонной духовки, навесили последнюю дверь - аккуратно, чтобы она легко открывалась и закрывалась.
      Сияющие новые города ждали своих жителей. То были обиталища причудливые и странные, имей в виду, с множеством тайников и секретных переходов, неведомых Туата. Что привело их в ярость. "Скажи мне, я хочу знать все тайны!" - кричал один. "Нет, мне! - говорил другой. - Я хочу быть единственным обладателем этого знания".
      Строитель кивнул. Непременно, сказал он. После того, как вы выполните хотя бы часть условий сделки. Дайте мне побыть одному и охраняйте меня недолго, скажем, несколько тысячелетий, - и я расскажу вам все, что вы хотите знать. Кажется, это закон вселенной, что меня всякий раз обманывают с платой за работу, но теперь у меня будет хотя бы подобие одиночества, затворничество, купленное веками труда.
      Туата это не понравилось; Старшие Народы не любят, когда им перечат. Так что Туата собрались, поймали одного из сыновей Локи, убили его и сплели из его кишок нерасторжимое вервие. И связали Строителя вервием, свитым из кишок божества, и заперли в темницу в главном из своих Городов, и мучили днем и ночью, требуя ответа.
      Но они ничего не добились.
      - Я сомневаюсь, что они домогались лишь этого, - добавил Харбард. Думаю, Строитель знал много больше... Фрида махнула рукой, чтобы муж умолк.
      - Что он знал и чего не знал, только он мог сказать. Теперь моя очередь вести рассказ.
      - И похоже, что тебя будут прерывать реже, чем меня, жена.
      - Нисколько, если ты будешь вести себя так и дальше, муж.
      - Что ж, Йен, - продолжала Фрида, - по поводу Дальнейшего хода событий есть разные мнения. Когда эту историю рассказывают поздним вечером у камелька, она часто принимает иной оборот, и это зависит не только от повествователя.
      Иные говорят, что Строитель спасся из заточения и странствовал некоторое время по Тир-На-Ног, Новому Миру, чтобы, в конце концов, уснув Сном Богов, уйти в землю, или в деревья, или развеяться ветром. Такое случалось с иными из Старших Народов: с большей частью сидов, и не только с ними - это приключилось с Фригг, к примеру, и, вероятно, как я подозреваю, с Хеймдаллем.* [В скандинавской мифологии богиня Фригг - жена Одина, а Хеймдалль - бог-ас, страж богов.]
      Со временем этот рок постиг большую часть Туата - и их Города достались людям. Если ты думаешь, что в судьбе Туата неповинно Проклятие Строителя, тогда ты больший скептик, нежели я.
      Я однажды слышала, что Строителя спас сам Аса-Тор, чей молот по ходу дела уничтожил один из Городов, и в благодарность Строитель благословил Тора и его сыновей: и людей, и асов. Эта история на многое проливает свет, а именно, почему сейчас осталось всего пять городов из семи, но отложим эту повесть до лучших времен. Этот рассказ объяснил бы и груду обломков, которая возвышается - точнее, простирается - там, где некогда стоял один из Городов. Гнев Аса-Тора... был силен. Кроме того, этот рассказ внес бы ясность в историю о том, как Локи оказался в тех же самых узах некоторое время спустя. История может соответствовать истине, а может и не соответствовать; конечно, никто не слышал об этом от Тора, а он был великий хвастун, но притом более хитрый, чем о нем думали.
      Иные говорят, что Строитель не просто сотворил потайные переходы в горах, но что так или иначе он подсоединился к Скрытым Путям, встроенным в структуру мироздания, и упрочил их, так что наделенные Дарами способны путешествовать по ним.
      Есть и те, что говорят, будто от оков Строителя освободил обыкновенный человек, и в благодарность Строитель показал ему и его семье путь в Новейший Мир. Другие рассказывают, что он так и умер, связанный, и Туата открыли охоту на его сыновей, зная, что он должен был с кем-то поделиться своими планами.
      Еще передают, что пленение Строителя привело Туата к гибели - он проклял их, находясь в темнице, и именно это проклятие изгнало Туата из Городов в глушь, сделав их меньше, чем они были прежде.
      Что до меня, я полагаю, большая часть сказанного соответствует истине. Думаю, Строителю на время удавалось освободиться, потом он снова попадал в темницу, снова бежал - и снова оказывался в плену; вырвавшись на волю, он, ослабевший от старости, не имел сил совершить побег, когда его схватили люди, и он пробыл в темнице безмерно долго, пока не освободился совсем недавно и не бежал по Скрытому Пути в Новейший Мир.
      Вот вам мое мнение.
      Осия выпрямился.
      - Думаю, ты сказала больше, чем знаешь, и одновременно и больше, и меньше того, что тебе следовало бы сказать.
      Харбард фыркнул:
      - Да ну? Ты хочешь, чтобы мы заговорили о Брисингамене?
      Осия посмотрел куда-то вдаль.
      - Надо думать, Йену следует ознакомиться и с этой историей.
      - Ну так поведай ему сам. Пусть эта часть рассказа выпадет на твою долю.
      - Очень хорошо.
      - Имей в виду, Йен, - сказал Осия, - что в юности Фрейя была не просто самой красивой из асов, но и прекраснейшей из живущих. Собственно, она была из ванов - прежде чем те перешли, по большей части, в категорию асов. Тюр родился ваном, хотя позднее его усыновил Один - и, подобно отцу Фрейи, Ньёрду, и брату, Фрейру* [В скандинавской мифологии Тюр - бог-ас, Ньерд и его сын Фрейр - ваны. Ньёрд - бог моря и плодородия, Фрейр олицетворяет растительность, урожай, богатство и мир.], ваны были, в общем и целом, красивее асов, хотя зачастую и не такие смышленые.
      Фрида хихикнула.
      - Не такие самонадеянные, по большей части.
      - Тихо! - вмешался Харбард. - Иначе я уйду. Я уже слышал эту историю.
      - Угрозы тебе не к лицу, муж.
      - Цыц!
      - В то время как Один, - продолжал Осия, сурово поглядев и на Харбарда, и на Фриду, - пожертвовал своим глазом ради знания, Тюр...
      - Тюр был ас, - сказал Харбард. Нижняя челюсть у него напряглась, а голос прозвучал громче, чем того требовали размеры дома.
      - В конечном итоге, - негромко, едва ли не шепотом, ответил Осия. - В конечном итоге. Один сделал его своим приемным сыном, а Один никогда не делил сыновей на приемных и кровных, в особенности когда его сын - столь свирепый убийца, каким оказался Тюр, - родился все же ваном. - Осия улыбнулся. - Я догадываюсь, почему Одину так хотелось считать его асом; "Тюр" означает "победа", а Один всегда жаждал добиться победы.
      - Чего бы ему это ни стоило, - спокойно сказала Фрида. - Ты не всегда отдаешь Одину должное. Осия кивнул:
      - Да, верно.
      Харбард просто нахмурился.
      - Так вот, Тюр, как я сказал, - продолжал Осия, - лишился руки по причине неосторожного обращения с Волком Фенриром. Впоследствии, когда Тор смеялся над ним, Тюр уверял, что сам позволил Волку откусить свою руку. Видишь разницу? Отказаться от чего-то ценного ради чего-то еще более ценного - как Один, или просто остаться калекой?
      Ладно, Тюр бы ничего такого не сказал и не говорил - пока над ним не начали смеяться.
      Но я начал с Фрейи, сестры Фрейра.
      В Эддах, сагах, часто упоминается о том, как того или иного персонажа охватывало вожделение к ней: то великан украдет молот Тора и требует себе Фрейю в жены в качестве выкупа, то Строитель пожелает ее в уплату за постройку Асгарда. Известно, что на нее зарились Локи и Тюр. Фрейю часто путали с Фригг, первой женой Одина, и я не сомневаюсь: это происходило из-за того, что Один сам путал их по собственной воле.
      Сплетничали даже, что она встала между Тором и Сив, хотя в такое нелегко поверить. Трудно было бы поколебать обожание, которое Аса-Top питал к своей супруге.
      В общем, немало нашлось бы тех, кто повесил бы Вселенную на шнурок и подарил ее Фрейе носить как ожерелье - что, в некотором смысле, и было проделано.
      Почитай что-нибудь по астрономии, Йен. Спроси у астронома: где вся материя? С помощью лучших инструментов, какие в состоянии создать ваша наука, обнаружено лишь десять процентов от расчетного количества вещества, потребного для циклического обновления Вселенной, для того, чтобы со временем материя могла сжаться в монолит, из которого возникла, и начать все сначала.
      Нет, если ваши ученые все разузнали, Вселенная существует лишь один цикл: Гинунгагап* [Гинунгагап - в скандинавской мифологии первичный хаос, мировая бездна, в которой возникло первосущество Имир.] вовсе не разделяет циклы, это не более чем окончательная тепловая смерть. Последний Всхлип вместо неторопливого мерного ритма Больших Взрывов.
      Но это, конечно же, не соответствует истине; вещь, будь то цветочный горшок или Вселенная, не обретает бытие просто так. Вещь как-то да создается. После конца и в начале, когда был лишь Единый Бог и монолит, в течение невообразимо долгого и невообразимо короткого отрезка времени, Единый Бог отщипнул десятую часть материи и вдохнул в нее жизнь и движение, дабы она начала расширяться, раздвигая оболочку, а потом лениво слепил оставшееся в несколько комков, собираясь, вероятно, поиграть с ними попозже - может статься, точно так же, как с той десятой частью.
      Но он так и не взялся за них, и, наверное, никто не знает почему.
      Многие пытались взывать к Единому Богу, и еще больше тех, кто заявляет, будто услышал ответ, но эти ответы - просто общие места. Единый Бог, говорят они, велел им быть добродетельными или хорошими; он никогда не объясняет, насколько следует нагревать клинок, если вы хотите закалить его надлежащим образом. Он настоятельно рекомендует обуздывать плоть, но никогда не инструктирует, как делать аппендэктомию.
      Люди верят, что говорят с ним. Но, полагаю, он не слушает.
      Однако я увлекся. Я лишь хотел сказать, что вся прочая материя была... сжата в несколько - семь, если точно - отдельных комочков, которые так и остались лежать без дела. В конечном итоге, как большинство ценностей, они попали в руки вестри...
      Нет-нет, не надо думать, будто я настроен по отношению к ним слишком критически; я люблю цвергов и всегда их любил. Но отцом их был неуч, а матерью - троллиха, и, будучи умельцами, они вдобавок обладают привычкой тащить все себе, хранить сокровища - без всякой на то причины, как древесная крыса заделывает свои мусорные кучи кристаллизовавшейся уриной. Народ Двалина в этом отношении хуже всех прочих, хотя они вовсе не исключение.
      Рассказывают, что Фрейя наткнулась на трех вестри - назовем их Брисингами - и что они взяли семь камней и оправили их в ожерелье, которое мы можем именовать Бриcингамен. С камнями, конечно же, нелегко было работать, поскольку в каждый из них ушло столько материи, но эта материя... как бы это сказать... отброшена в другое измерение, точно так же, как Тир-На-Ног расположен в другом измерении по отношению к Новейшему Миру. Так что пока камни остаются камнями, содержащаяся в них материя существует несколько в другом месте, а наши цверги принадлежали к ранним поколениям вестри, и потому руки их сохранили нечто от волшебной сноровки отца, пусть сметливостью они и не блистали.
      Однако с похотью у Брисингов все было в порядке.
      Посмотрим на ситуацию с точки зрения Фрейи: трое сластолюбивых идиотов владеют ожерельем, которое не просто прекрасно, но и содержит достаточно материи, чтобы пересотворить Вселенную. Фрейя сделала бы ради ожерелья что угодно, а цверги потребовали всего лишь, чтобы она провела с ними в постели семь дней и семь ночей.
      Так она и поступила.
      Харбард почему-то свирепо уставился на Фриду, которая опустила лицо, чтобы не встречаться с мужем взглядами.
      Йен покачал головой:
      - Вы хотите сказать, что это ожерелье можно использовать для... для чего?
      Осия рассудительно посмотрел на Йена.
      - Чтобы завершить бытие Вселенной; чтобы снова сжать материю в единое целое, восстановить монолит. Сведущий в магии - несомненно, любой из Старших Народов, вероятно, даже человек - может использовать ожерелье, чтобы самому стать Единым Богом - или Единой Богиней - нового цикла. - Он улыбнулся. - Возможно, это было бы к лучшему; пусть уж Бог следующего цикла окажется поэтом, а не часовщиком, верно?
      Харбард нахмурился.
      - Чушь это все. Вселенная сожмется, когда настанет срок. Совершенно нет нужды торопить это время. Фрида склонила голову набок.
      - Это ты так думаешь... однако всегда водились те, кто придерживался иного мнения. - Она повернулась к Йену. - Вот почему ожерелье забрали у меня и отдали в более надежные руки.
      Больше всего Йена поразило то, что он не особенно удивился:
      - Фрейя?
      Та улыбнулась.
      - Да, Йен?
      - В самом деле?
      - Ах... - Ее улыбка сделалась шире. - Ты не веришь мне, юный. Что ж...
      Впоследствии Йен пришел к выводу, что все произошло, пока он мигает, поскольку не было момента, когда она менялась или изменилась, но внезапно она стала другой.