Тетя Мэгги рассмеялась и объяснила, что, во-первых, ей тогда придется убедить папу и маму родить второго ребенка, чтобы он вырос и завел своих детей, но даже тогда она будет "тетя Марианна", а не "тетя Мэгги".
      - Мой папа говорит, - ответила тогда малышка, решительно фыркнув, что когда я вырасту, я стану тем, кем пожелаю.
      И с того дня заставляла всех звать ее Мэгги.
      Десятки учителей забывали об этом, но путем неустанного повторения Мэгги удавалось вбить в них свое имя. Когда во время игры мальчишки окликали ее Марианной, она притворялась, что не слышит. Конечно, все изменилось в девятом классе, когда за одну ночь - так ей по крайней мере казалось - отпала надобность в зубных скобках, кожа стала чистой, грудь и бедра сделались по-женски округлыми, и презрительные насмешки сменились заиканием и плотоядными взглядами.
      С этим у нее проблем не было.
      Мэгги хотела не очень многого. Она желала только, чтобы все шло так, как ей надо, но "так, как ей надо" не подразумевало "с легкостью, без усилий". Она не возражала против работы, и ей было наплевать на цену, которую требовалось заплатить за желаемое, пусть даже это означало свидания с кретином, преподавателем английского, который никому не ставил "отлично", - потому что еще одно "хорошо" испортило бы ее средний балл; или поход по дюжине магазинов в поисках того оттенка губной помады, который подчеркивал бы цвет волос Мэгги, не заставляя их казаться крашеными; или часы, проведенные в гимнастическом зале вместе с другими новичками-фехтовальщиками, - когда стало ясно, что это единственный способ отбить Торри у его предыдущей девушки; или часы, проведенные в том же спортивном зале уже не из-за Торри и даже не потому, что у нее хорошо выходило, а потому - Мэгги сама удивлялась, - что ей понравилось фехтовать.
      - Хэлло, - раздался голос у нее за спиной. - Я вижу, ты не торопишься ложиться...
      Повернувшись, Мэгги совершенно не удивилась тому факту, что Карин Торсен одета в коротенький пеньюар явно от "Виктория Сикрет", сквозь который проглядывает черное кружевное боди. Нет, для женщины своего возраста она в прекрасной форме, однако это уж слишком...
      - Надеюсь, не я вас разбудила, - сказала Мэгги.
      Карин покачала головой, отбрасывая со лба прядь золотистых волос - они в самом деле золотистые, а не просто белокурые!
      - Нет, - произнесла она, улыбнувшись, - у нас в семье шутят, что я просыпаюсь, когда захочу. - Улыбка поблекла и стала чуть печальной. Ториану приходилось будить меня, когда я кормила грудью Торри. Я не просыпалась даже от крика младенца. - Она бросила на Мэгги короткий взгляд, затем встряхнула головой, словно прогоняя докучные мысли. - Но иногда я просыпаюсь сама по себе. Кажется, Ториан и Осия ушли, и Торри нет у себя он тоже с ними...
      "Постель Торри осталась несмятой. И может, ты проверяла, не согревает ли твой малыш мою постель..." - подумала Мэгги.
      - Йен тоже ушел с ними. В баре...
      - В "Пообедай за полушку"?
      - Да. Джефф Берке...
      - Бьерке.
      - Да, он говорил, волки таскают цыплят или что-то в этом роде. И что было бы очень хорошо, если бы волки отсюда ушли.
      - Из Джеффа вышел бы неплохой король, - усмехнулась Карин. - Торри вернулся домой, поднял Осию, а Осия разбудил Ториана, которому немедленно понадобилось выяснить, что тут можно сделать, хотя бы и посреди ночи, так?
      Мэгги не смогла не усмехнуться в ответ.
      - Что-то в этом роде. - Она приподняла кофейник. - Позвольте предложить вам выпить со мной чашечку вашего собственного кофе?
      Карин на мгновение задумалась.
      - Пожалуй. Но если мы собираемся ждать возвращения мужчин, я схожу наверх и надену что-нибудь более подходящее для бесед на кухне.
      "Чтобы не сидеть полуголой перед другой женщиной, да?"
      Карин повернулась и вышла из кухни, покачивая бедрами чуть меньше, чем обычно.
      Мэгги улыбнулась.
      Она довольно быстро разыскала сухие сливки - начатую банку "халф-энд-халф", из которой пахло вполне прилично: при хозяйке Мэгги не осмелилась проверять содержимое банки подобным образом. Но обнаружить сахар оказалось непростой задачей. Хрустальная сахарница со стеклышками была пуста, а к тому времени, как Мэгги нашла нужный шкафчик, открыла большой пластиковый контейнер и - попробовав на вкус, не соль ли это, - высыпала песок в сахарницу и стала искать ложки, Карин вернулась. На сей раз она облачилась в свободный черный с желтым пижамный костюм, который потянул бы на стиль "унисекс", если бы не тонкая талия, обвязанная шелковой лентой-поясом, отличающимся по оттенку от желтого цвета пижамы.
      Карин приняла от Мэгги чашку и села, лениво водя по столешнице пальцем с обкусанным ногтем.
      - Торри не очень много рассказывает о своей жизни, когда приезжает на каникулы.
      - И о доме, когда возвращается с каникул. - Мэгги села напротив хозяйки. - Так, бросит пару слов, и все.
      - Он такой, - усмехнулась Карин. - Непременная составляющая образа сурового скандинава. Интересно, а сколько времени вы двое...
      В гостиной зазвенело разбитое стекло, и по полу застучали многочисленные тяжелые шаги, сопровождаемые ужасным завыванием.
      Мэгги застыла на месте от изумления и страха, однако Карин Торсен вскочила на ноги. Двигаясь как танцовщица, словно она тренировалась перемещаться не просто эффективно, но и грациозно, она в два шага очутилась у раковины, затем протянула левую руку и схватила большой мясницкий нож с подставки, одновременно правой рукой сначала проведя по шкафу над раковиной, а потом хлопнув по нему. Боковина шкафа повернулась, за ней обнаружился револьвер нержавеющей стали, подвешенный на трех крюках; Карин немедленно его сняла.
      Вдруг мерзкое волосатое существо влетело в дверь и ударило ее по спине.
      Карин повернула револьвер и выстрелила.
      Отдаленный пистолетный выстрел разбудил Арни Сельмо, которому впервые за неделю удалось крепко уснуть.
      После сорока двух лет жизни с одной и той же женщиной мало одного год", шести месяцев и двух дней, чтобы привыкнуть делать все одному.
      Даже поход в бакалею причинял массу проблем. При жизни Эфи Арни не трудился ходить по магазинам, однако ему нравилось каждые две недели ездить с женой в Гранд-Форкс за покупками. Заниматься этим в одиночестве никакого удовольствия не доставляло. Не с кем перешучиваться насчет идиотских новых товаров, которые не перестают выпускать, как будто кому-то и в самом деле нужны пилюли, чтобы подсинить воду в туалетном бачке. Некому вздыхать над ребрышками, а потом, уже собираясь купить цыпленка, сказать "Эх, один раз живем!" и вернуться к ребрышкам.
      И магазины, и уборка - все было плохо: каждый катышек пыли напоминал об Эфи, но спать в одиночестве оказалось хуже всего. Нетрудно помочь горю парой глотков из бутылки "Четыре розы", которую Арни держал возле кровати, однако Арни Сельмо примет на сон грядущий свой обычный стаканчик и не подумает напиваться в постели Эфи.
      Хуже всего были сны. Каждую ночь Арни снилось одно и то же: Эфи спокойно лежит рядом с ним, не терзаясь болью, которая превратила ее последние дни в ад на земле и которую Арни и док Шерв прекратили, оборвав жизнь Эфи. Утром полусонный Арни, открывая глаза, видел распахнутую дверь ванной и пятна солнечного света на старинном шестиугольном кафеле, и ему казалось, что сейчас из ванной выйдет Эфи в своем старом махровом банном халате... Но в следующее мгновение он понимал, что это снова был всего лишь сон и что наступил еще один день без Эфи.
      Так что Арни открыл глаза в темноте почти довольный.
      В ночи прогремел еще один выстрел, за ним последовал вопль.
      Арни приходилось слышать странное о привычках горожан. Не то чтобы он поверил, но рассказывали, будто один грабитель зарезал женщину прямо на улице. Сотни людей слышали ее крики. Говорят, убийце понадобилось целых десять минут, чтобы прикончить жертву, - и никто даже пальцем не пошевелил. Чушь собачья, но ведь рассказывают!
      Не успев продрать глаза, Арни двинулся к оружейному шкафу в гостиной; одной рукой он схватил дробовик, а другой - коробку с патронами. Ружья не палят просто так посреди ночи, и вопли тоже просто так не раздаются в темноте.
      Прекрасно, когда есть повод чем-то заняться.
      Арни засунул ноги в ботинки, наплевав на носки, и опустил ружье и коробку на пол, чтобы завязать шнурки - совершенно незачем падать, наступая на собственные шнурки, - затем подхватил оружие и боеприпасы и накинул на себя длинное пальто.
      И нырнул в темноту, даже не закрыв за собой дверь.
      Снова грохнул выстрел - похоже, стреляли где-то у Торсенов. Хотя Торсены и странное семейство, вряд ли они станут ни с того ни с сего устраивать учения глубокой ночью.
      Через дорогу, у Дэйви Хансена, загорелся свет и отворилась дверь. Дэйви выскочил на улицу, в холодный ночной воздух, полуголым: на нем были только джинсы и рабочие ботинки, словно он уже собирался в постель.
      Дэйви захромал к Арни: часть его правой ноги осталась в рисовом чеке во Вьетнаме. В левой руке он держал вверх дулом винтовку, и Арни не сразу осознал, почему его вдруг охватила зависть к соседу. Дэйви нес АР-15, гражданский вариант винтовки, с которой воевал Арни. Руки Арни тосковали по прикладу старого "гаранда", которого не мог заменить дробовик.
      - Где? - выкрикнул Дэйви.
      - У Торсенов! - ответил Арни, устремляясь вперед вихляющейся рысью, которая, может, и не позволяла опередить более молодого спутника, зато заряжать ружье можно было прямо на ходу.
      Дом Торсенов стоял на самой окраине, за широкой лесополосой - та закрывала дом с трех сторон, в том числе и со стороны города. Натоптанная стежка вела мимо дома Бьорсенов, через лесок, сквозь высокую, по грудь, траву, росшую по краю обкошенной лужайки.
      Трава хлестала по рукам и по глазам, но Арни продолжал ломиться вперед, туда, где раздавались крики и вопли.
      И вой.
      Он выбежал на лужайку и застыл на месте.
      В дверях дома Карин Торсен, в порванной черно-желтой пижаме, с длинным окровавленным ножом в руке, билась с самым большим волком, какого только видел Арни, а еще трое или четверо волков, почти таких же здоровенных, теснились вокруг: выли, наскакивали, пытаясь цапнуть Карин. На крыльце валялся пистолет; Арни заметил его, только когда волчья лапа отбросила оружие на лужайку.
      В разбитое высокое окно-эркер выскочили из дому еще двое волков: они волокли полуголую девушку, не обращая внимания на то, что осколки стекла режут ее босые ноги. В руках у девушки был нож, она отбивалась им - как и Карин, без особого эффекта.
      Арни не мог стрелять из дробовика в направлении женщин, но слева от крыльца еще два волка ожидали своей очереди вступить в действие. Арни загнал патрон в патронник, упер приклад в плечо и выстрелил.
      Отдача сильно толкнула его назад, едва не сбив с ног. Арни не сразу сообразил, что дело не в старости, а в том, что впопыхах он схватил коробку, где хранились патроны, заряженные дробью разных размеров - от мелкой дроби для охоты на птиц до жаканов на оленей. Отдача была как от крупной дроби.
      Не зная, что стреляет жаканом, Арни наводил ствол не очень прицельно, но волка просто перевернуло. Снова раздался выстрел, потом еще один; в промежутках между грохотом дробовика слышалось сухое потрескивание винтовки Дэйви.
      Все это не имело ни малейшего смысла. Карин атаковали три волка, но ее всего-навсего стащили с крыльца и поволокли по лужайке. И хотя женщина продолжала работать ножом, а Арни, несмотря на крики и выстрелы, слышал, как нож с сочным чмоканьем входит в плоть, и видел, как блестит черная кровь в свете луны, ни один из волков не только не упал, но даже не завизжал от боли! Арни снова взвел курок и, нацелившись на волка с краю стаи, выстрелил, на сей раз приготовившись к мощной отдаче.
      Приклад сильно ударил в больное плечо; Арни моргнул, снова взводя курок.
      "Стар я становлюсь, - подумал он. - Господи, верни мне молодость хотя бы на пять минут!"
      Больше ему ничего не надо, а потом пусть Господь его приберет - лишь бы только к нему на пять минут возвратились юношеская сила и зоркость.
      Две группы волков тащили женщин прочь, а он ничего не мог с этим поделать. По крайней мере, он должен убить хоть кого-то из волков, облегчив жизнь тем, кто придет следом. Особенно гордиться, конечно, нечем.
      Но... но он выстрелил дважды, а Дэйви - с полудюжину раз, и где же мертвые волки?
      Арни знал, что попал первому волку прямо в грудь, однако тот и не думал смирно лежать на земле. Он поднялся и шел теперь к Арни: лапы напряжены, широкие челюсти раскрыты, в них сверкают очень неприятного вида зубы.
      Арни аккуратно взвел курок, прицелился волку в грудную клетку и нажал на спусковой крючок - настолько плавно и осторожно, что мысленным взором увидел, как улыбается старый сержант, обучавший новобранцев. Только это не могло быть правдой, поскольку сержант Гомер Абернати не улыбнулся бы и родимой матери, если даже у этого ублюдка была мать.
      Приклад снова толкнул его назад, еще сильнее, чем раньше, и волк упал. Жакан пятидесятого калибра должен был переломать ему достаточно костей, чтобы тот лежал и не рыпался, однако хищник медленно поднялся на ноги и рысью направился к Арни.
      Стрельба продолжалась: где-то за правым плечом снова сухо щелкнула винтовка, а двойной выстрел означал, что в игру вступили братья Ларсоны это хорошо. Возможно, им повезет больше, чем Арни.
      Волк покачивался на задних лапах почти смехотворно; потом, оттолкнувшись от земли, взлетел в воздух и бросился на Арни с широко распахнутой пастью, готовый рвать, кусать и убивать.
      Не было времени снова взводить курок; кроме того, пользы от стрельбы не наблюдалось.
      Ну и к черту. Арни отбросил ружье в сторону. Его рука скользнула туда, где почти полвека назад висел в ножнах штык, но пальцы нащупали лишь пустоту.
      К черту снова. И вообще, пошло все к чертовой матери.
      Капрал Арнольд Дж. Сельмо из взвода Псов Седьмого полка Первой Кавалерийской подтянулся и выпрямился. Капралу взвода Псов Седьмого полка Первой Кавалерийской не нужна лошадь: в Корее они сражались пешими. Капралу взвода Псов не нужна винтовка, капралу взвода Псов не нужен нож. Все, что ему надо, это руки и глотка врага, а руки у Арни, слава богу, пока не отсохли.
      И Арни Сельмо бросился вперед, молясь, чтобы успеть стиснуть волку глотку. А если он не сумеет крепко сжать пальцы, Господи Иисусе, то хотя бы зубами достать.
      Глава 4
      Скрытые Пути
      Пока "форд-бронко" прыгал по проселочной дороге по направлению к дому Торсенов, Йен цеплялся за ремень безопасности так, что побелели костяшки. Ему казалось, что он ощущает страх Торри, сидевшего на заднем сиденье рядом с ним.
      Торсен вел как безумный - или, точнее, как человек, который думает, будто удар по педали акселератора или более резкий, чем необходимо, поворот руля заставит машину двигаться быстрее.
      Из всех спокойным выглядел лишь Осия, который сидел на правом переднем сиденье, не выказывая никаких признаков тревоги.
      Машина выехала к дому.
      Торсен остановил пикап посреди бойни.
      Электрический свет издал на разбросанные по поляне тела. Кровь глянцевито поблескивала на траве, кости светились белизной, без движения лежали желтоватые черви кишок.
      Смерть была недостаточно милосердна к двоим: они еще стонали.
      Бородач с мощными руками, одетый в толстый пуховик, стоял на коленях возле одного из раненых; открытый черный чемоданчик, лежавший рядом с ним на земле, изобличал в бородаче доктора.
      Когда они распахнули заднюю дверцу пикапа, Джефф Бьерке уже ждал их снаружи. Его правая рука висела вдоль туловища словно чужая - кажется, Джефф не отдавал себе отчета, что сжимает в кулаке револьвер.
      - Ол Хансен и оба Ларсоны мертвы, но док Шерв говорит, что Арни выживет, - сказал Джефф неестественно спокойным голосом. Это шокировало тем сильнее, что на его щеках и в бороде поблескивали слезы. - Дэйви Хансен пошел по волчьему следу; они удрали почти прямо на юг. Я велел ему остаться, но вы ведь знаете, ему чихать на всех. Он взял с собой бобину моей желтой ленты, которой огораживают место преступления. Сказал, что пометит ею след.
      Рука Джеффа стиснула плечо Торсена.
      - Я чувствовал бы себя полным идиотом, если бы сказал это кому-то, кроме вас... но мне кажется, что вы и так все знаете: волки забрали вашу жену и подругу вашего сына. И от пуль волкам не было ни малейшего вреда.
      Торсен сделал шаг к доктору, который перевязывал пожилого человека, Арни Сельмо, как решил Йен.
      - Нет, - сказал Бьерке. - На это нет времени. Полиция будет здесь через час. Если хотите что-то делать, делайте скорее. Док и я вас прикроем.
      - Я должен поговорить с...
      Бьерке схватил Торсена за плечи и рывком повернул к себе. Пистолет его смотрел в лицо отцу Торри.
      - Не смей, - произнес Джефф. - И даже не рассчитывай. Со своей виной, мистер Торсен, будете разбираться как-нибудь после, покаетесь исповеднику или утопите ее в бутылке виски. Но это в другой раз. А сейчас вам следует иметь в виду, что ваши соседи погибли, пытаясь спасти ваших женщин. И ты, сукин сын, не будешь терять драгоценного времени, - докончил Джефф. Как ни странно, говорил он безо всякой истерики в голосе.
      Торсен мгновение молчал.
      - Вы просто не знаете всего.
      - Да я, наверное, знаю больше, чем ваш сын, - или вы думаете, старик Хонистед зря передал мне значок? - Джефф Бьерке поглядел Торсену прямо в глаза. - Займитесь делом.
      И он отошел прочь, отдавая приказы людям с носилками.
      - Так я и поступлю. - Торсен повернулся к Осии. - Ты мне нужен.
      Осия медленно покачал головой:
      - Надо действовать иначе, Ториан. Есть иной путь...
      - Ты знаешь, что сделают Сыны, если мы не последуем за ними, произнес Торсен ровным тоном.
      - Нет, не знаю. Я знаю только то, что их действия... это угроза, да, но не все держат свои обещания, явные или подразумеваемые.
      - Нет. Если мы не пойдем за ними - я пойду сам, даже без тебя.
      Осия потер переносицу кончиками пальцев.
      - Тогда делай, что должен, и я поступлю так же. Без единого слова Торсен развернулся и побежал к дому.
      Йен встал перед Торри.
      - Может, ты объяснишь мне, что происходит? Торри покачал головой:
      - Я... я не знаю.
      При слабом свете, лившемся из-за открытой двери дома, было трудно различить выражение лица Торри. Голос старика Осии казался тоньше, чем обычно:
      - Нет, знаешь, Ториан-младший. Ты слышал рассказы, лишь часть которых была выдумкой.
      - Что было правдой? Войны асов и ванов? Двалин и Сильвертоп? Вестри и Туата? Туарин?* [Асы и ваны - боги скандинавской мифологии; Двалин и Вестри - имена карликов, или цвергов, скандинавской мифологии. "Туата" древнеирландское "народ", обычно в выражении "Туата-де-Данан" - "племена Богини Дану", сиды ирландской мифологии.]
      - Все это достаточно хорошо соответствует истине, разве что чуть устарело. Осталось несколько асов, а ванов как таковых, наверное, больше совсем нет.
      - А Туата?
      - Те, что остались. - Высокий человек кивнул. - Но они вполне себе Туата.
      - А Брисингамен*... [Брисингамен (древнеисл. "Ожерелье Брисингов") - в скандинавской мифологии чудесное ожерелье, изготовленное карликами-Брисингами. Атрибут богини Фрейи.]
      - Разломан, камни его сокрыты. - Осия постучал длинным пальцем себе по виску. - Даже от меня.
      - Как насчет Нового Мира и Новейшего?
      - Это правда, как и о Путях, что ведут туда - под углом девяносто градусов к нашему пространству. Да, - Осия махнул рукой на юг, - мы с твоим отцом прошли по одному из Путей много лет назад: он начинается в нескольких милях отсюда, в месте, которое индейцы дакота почитали как священное. Проход не существует в нашем мире, его можно открыть и держать открытым только из Нового Мира. Это, конечно, ловушка. - Осия слабо улыбнулся. - Но ведь твой отец не остановится, верно?
      - Не остановится. - Торри прикрыл глаза. - Сыны хладнокровны и жестоки, а если дичь не идет на приманку, приманку можно съесть самим.
      - Ториан! - окликнул сына от двери Торсен-старший. Торри поймал первый из двух брошенных ему кожаных рюкзаков, а потом запихал оба мешка в машину.
      - Еще минутку. - И Торсен снова исчез в доме.
      Только в этот момент Йен осознал, что вокруг талии у Торсена застегнут пояс для холодного оружия. Даже с джинсами и клетчатой рубахой на Торсене это смотрелось естественно.
      Лицо Торри было бледным, когда он повернулся к Йену.
      - Прости меня за все это, но... - Торри пожал плечами. - Времени для объяснений нет - отец уедет без меня, если я не потороплюсь. Я... если все обойдется и если у тебя будет возможность, которой не будет у меня, скажи Мэгги, что мне очень жаль. Если бы... - Торри замолчал.
      - Ториан, не забывай, чему я тебя учил, - негромко проговорил Осия, многое может тебе помочь. - Два его длинных пальца прикоснулись на мгновение ко лбу Торри, а потом Осия сделал шаг и обнял юношу. - Будь осторожен.
      В дверях снова возник Торсен, держа под мышкой пару винтовок, а в руках - два меча в ножнах и с поясами.
      - Осия, я еще раз прошу тебя отправиться со мной, - произнес он. - У меня есть меч для тебя. Осия покачал головой, отпуская Торри.
      - Я не могу. Это не просто опасно, Ториан, но еще и бесполезно.
      Торсен молча повернулся и зашагал к машине.
      Торри на мгновение сжал руку Йена, а потом тоже бросился к пикапу. Он успел открыть дверь и прыгнуть на переднее сиденье как раз в тот момент, когда его отец включил зажигание.
      И они уехали.
      Йен стоял ошеломленный. Все это было сущим бредом: и трупы на лужайке - нечто подобное он видел летом, когда подрабатывал санитаром на "скорой помощи", - и волки, которые уволокли Карин и Мэгги. Все это полная ерунда.
      Осия наблюдал за ним.
      - Пойдем со мной, - сказал он, и его длинные пальцы потянули Йена за рубашку.
      Йен последовал за Осией сначала в дом, а потом вниз по лестнице в подвал. Их шаги отдавались слишком гулко в тишине дома.
      Осия протянул руку и дернул за веревочку - наверху загорелись флуоресцентные панели, - сложил на худой груди тонкие руки и оперся о верстак.
      - Младший был прав: это ловушка. Они не подходили к дому, пока я был тут, потому что здесь. Сыны не властны надо мной. И поэтому меня хотят выманить туда, где смогут справиться со мной.
      - Я совершенно ничего не понимаю. Осия кивнул:
      - И у тебя есть на это право, друг Йен, но нет времени. Знать тебе надо только одно: если нам повезет, мы поможем твоим друзьям - нашим друзьям - и через несколько часов благополучно возвратимся назад. Если нам повезет меньше, мы все равно поможем им, хотя путь будет длиннее и труднее.
      Осия прикоснулся к сучку в деревянной обшивке стены, и открылась квадратная панель: за ней обнаружились кожаный рюкзак и сложенный кусок бурой материи, которую Йен принял за одеяло, пока Осия не достал ее из тайника. Это был плащ.
      Осия положил плащ на пол и, снова нажав на обшивку, открыл другой тайник, в котором лежали два изогнутых лука и полный стрел колчан. Осия достал из него стрелу: ее острый кончик светился серебром.
      - Сыны не выносят серебра. У других проблемы со сталью. - На мгновение он поджал губы. - А стрелы, правильно закаленные в подходящей крови, убивают все и вся.
      Йен наклонил голову.
      - А почему не серебряные пули? Бред какой-то: задавать вопросы, как будто старик в своем уме!.. Самое разумное сейчас - уйти от спятившего старого негра и всех его друзей. Пусть власти разбираются.
      Старик махнул рукой в конец мастерской, где под пластиковым чехлом стоял пресс.
      - Полагаю, Ториан взял их с собой. Мы сами делали пули с серебряной оболочкой. Огнестрельное оружие пригодится, если он перехватит Сынов, прежде чем те достигнут Старого Пути. Но в Тир-На-Ног* [Тир-На-Ног (древнеирл. "Страна Вечной Юности") - чудесный потусторонний мир ирландской мифологии] ружья не будут стрелять.
      - Так ты хочешь, чтобы я вместе с тобой охотился на волков? С луком?
      - Нет. - Осия подошел к стене и снял со стойки меч. - Я... я предлагаю тебе держать их подальше от меня, пока я буду стрелять. Если нам повезет и мы быстро их обнаружим.
      И он протянул меч рукоятью вперед. Это была сабля с круглой гардой: заостренный кончик, узкий серебристый обоюдоострый клинок - как будто оружие предназначалось и для того, чтобы колоть, и для того, чтобы рубить, - но она казалась жесткой и легкой, как рапира или шпага. На прямом лезвии не было никаких гравировок, головка эфеса - простое серебряное навершие, предназначенное защищать руку, а не украшать оружие.
      Это был боевой клинок, а не спортивная сабля, приспособленная для того, чтобы набирать очки легкими и резкими касаниями. Это была не кавалерийская сабля, она предназначалась для сражений против меча, а не для того, чтобы рубить крестьян или индейцев с лошади.
      Йен несколько раз взмахнул саблей. В отличие от рапиры она не гнулась при ударе. Обмотанный шнурком эфес был на редкость удобен: казалось, что он сам сжимает кисть Йена.
      У Йена появилось странное ощущение: клинку самое место в его руке...
      - А если нет? - спросил он. - Если я не захочу сопровождать тебя?
      - Не знаю. Тогда я сам стану разыскивать их и посмотрю, что можно предпринять. - Осия покачал головой. - Но в конечном итоге всех счастливых и невезучих, динамичных и медлительных - ждет один конец.
      - И ты хочешь, чтобы я пошел с тобой? Но как? Куда? С чем?
      Наступила долгая пауза.
      - Для объяснений у нас будет либо много времени, либо мало.
      Осия опустился на колени на фехтовальную дорожку и, ударив по ней одной рукой, прижал кончики сложенных пальцев другой руки к поверхности дорожки так, будто поворачивал невидимую дверную ручку.
      И вся половина фехтовальной дорожки поднялась на бок, словно небывалая длинная дверь, открывшаяся в полу.
      Под ней была по большей части земля, не считая чего-то, на первый взгляд напоминающего дыру или нору.
      Но норы не бывают чистейшего, не отражающего света черного цвета.
      Выпрямившись, Осия взял с ближайшего стола малярную кисть, вернулся и ткнул кистью в черный круг - кончика как не бывало, его отхватило так аккуратно, что обрезанные волосы светились.
      - Будь осторожен, не касайся дыры, если не собираешься пролезть в нее, - сказал Осия. Старик привязывал смотанную в клубок бечевку к крюку, вбитому снизу в дерево фехтовальной дорожки. - Это вход, выйти отсюда нельзя.
      В его руках Йен увидел ранее не замеченный небольшой серебристый ножик. Осия разрезал бечевку, пропустил один конец через вбитое в потолок ушко и связал оба конца. Порывшись в коробке с пузырьками, стоявшей на верстаке, Осия вернулся, держа в руках стеклянную бутылку со стеклянной пробкой. Он очень осторожно вынул пробку и прикоснулся ею к бечевке возле ушка. Бечевка задымилась.
      Осия нахмурился и снова прикоснулся пробкой к бечевке. Дым повалил гуще.
      - Это поможет, - произнес Осия, затыкая бутылку и ставя ее на верстак. - У тебя будет всего несколько мгновений, прежде чем люк закроется, пояснил он. - Рюкзак, пояс и ножны для меча лежат в шкафчике за дверью. Следуй за мной, если сочтешь нужным. Нет ничего постыдного, если ты поступишь иначе. Ты не связан обещаниями и не был рожден для всего этого в отличие от юного Ториана. - Осия широко улыбнулся и шагнул к краю. - Но решай скорее.
      Эти слова повисли в воздухе.
      Осия исчез в черноте дыры, и Йен остался один.
      Йен знал, что сказал бы Бенджамин Сильверстейн и что, по его мнению, следовало бы Йену ответить на предложение Осии.
      Отправиться спасать кого-то с серебряным клинком в руке?..
      Не глупи, мальчик! Опять подражаешь этому идиоту Эрролу Флинну, а ведь пора бы и вырасти. Оканчивай школу и юридический колледж, будешь юристом, как отец. Все чудесно, я заплачу, только чтоб я больше не слышал насчет того, что ты собираешься стать адвокатом малолетних преступников. Найдешь себе занятие получше!
      Нет, ответил тогда Йен. Нет. Я буду делать то, что считаю нужным. И я не хочу быть юристом, которого заботят только интересы его фирмы. Я хочу защищать детей, с которыми плохо обращаются, я хочу привлекать к суду их родителей, чтобы они за все ответили. Чтобы ублюдки за все заплатили.
      К сожалению, Йен тогда не добавил: и жаль, что на тебя не нашлось такого адвоката. Клянусь Богом, если ты снова подымешь на меня руку, я проткну тебя насквозь! Бенджамин Сильверстейн не терпел возражений. И когда Бенджамин Сильверстейн двинулся вперед, чтобы силой заставить тебя подчиниться, ты не приставил к его груди кончик рапиры, с которого сточил наконечник, превратив спортивный клинок в боевой.
      Рука Йена сжала рукоять серебристого меча так же, как в тот день он сжимал рукоять рапиры. Бенджамин Сильверстейн сложением напоминал медведя и был силен как бык, но все равно: он больше не подымет руку на Йена.
      Пошел вон, сопляк, сказал Бенджамин Сильверстейн. Бросай свое барахло в рюкзак и катись отсюда. Тебе давно исполнилось восемнадцать. Если ты не уберешься из моего дома через пять минут, я вызову полицию.
      Бенджамин Сильверстейн его не одобрил бы. Не глупи, мальчик, сказал бы он. Опять эта твоя гребаная робингудовщина.
      Этого Йену было достаточно. Более чем достаточно. Он взял из шкафа рюкзак и продел руки в лямки. На полке лежал сложенный плащ - его Йен перебросил через плечо. Потом перепоясался ремнем с ножнами, не торопясь, однако, убирать в них клинок.
      - Пошел ты к черту, папаша, - сказал Йен, улыбнулся и шагнул в темноту.
      ЧАСТЬ ВТОРАЯ
      НОВЫЙ МИР
      Глава 5
      Сыны Волка
      Под округляющейся луной дорога, прямая и ровная, как натянутая лента, убегала вперед насколько можно было видеть, но выскочи из лесу олень, в чьих глазах отразился бы свет фар, - и "бронко" улетел бы в канаву.
      Однако отец все сильнее жал на акселератор.