Глава 22

Дуэлянт

Торри как раз закончил разминаться, когда в зал вошли трое секундантов.

Круглый фехтовальный зал находился в верхней части одной из башен, занимая весь уровень; в центре него вниз и вверх уходила спиральная лестница. Наверняка в полу под тонкими циновками из ротанга имелись потайные входы в пронизывавшие Город туннели, но поскольку Торри от пола отделяли вышеуказанные циновки, а сверху и снизу периодически заглядывали стражи, он никак не мог заняться поисками люка.

В зарешеченные окна солнечной стороны лился свет, окна с противоположной стороны были закрыты — вероятно, чтобы не допустить сильного сквозняка. Торри мог бы их открыть, но не собирался делать ничего такого: ведь от холодного ветра его влажное тело остынет и будет двигаться медленнее, а мышцы потеряют гибкость.

Торри поставил в стойку тренировочный меч и опустился на пол, чтобы, сохраняя спокойствие, продолжить разминку Ему уже ничем не помочь отцу с матерью и Мэгги, однако если он проиграет сегодня, то уже ничего и никогда не сможет для них сделать.

Разминки хватало как раз на то, чтобы расслабить и разогреть мышцы, не утомив их. Вот секрет предварительных упражнений, вне зависимости от того, что поставлено на кон: кубок — штампованная дешевка или передышка до завтра.

Однако сейчас все было не так, как всегда. Обычный турнир представляет собой серию схваток, каждая из которых длится не дольше нескольких минут: у вас достаточно времени поразмыслить перед очередным поединком и, может быть, посмотреть, как дерется ваш противник. Если вы проиграли бой, то у вас остается еще больше времени, чтобы наблюдать за остальными участниками, выискивая их слабые места.

Сегодня ничего такого не предвидится — потому-то Торри и попросил Ториана дель Орвальда себе в секунданты.

Секунданты появились все вместе: одетый в серое и черное Ториан дель Орвальд, его глазницу по-прежнему скрывал белый льняной лоскут, тот же, что и утром, похожий на медведя Ивар дель Хивал в коричнево-зеленой тунике, перехваченной на поясе ремнем; и Бранден дель Бранден, с подстриженной бородкой, элегантно одетый — на сей раз он облачился в светло-коричневую тунику поверх белоснежной сорочки.

Торри поднялся.

— Спасибо, что пришли.

Ториан дель Орвальд с улыбкой прислонился к обернутой циновкой колонне, пытаясь не выказать боли и сохраняя спокойный вид.

— Чего же ты желаешь от меня, Ториан дель Ториан-младший?

— Ну, во-первых, — сказал Торри, — мне бы хотелось, чтобы вы звали меня Торри, как мой де… как зовет меня отец моей матери. И все остальные тоже.

Ториан дель Орвальд опять улыбнулся, сохраняя самоконтроль, словно это его позабавило.

— Хорошо, конечно, Торри. Ты, верно, затем и выбрал меня в секунданты? — В его улыбке словно прибавилось искренности.

— Нет. — Торри покачал головой. — Мне нужна помощь. У меня не будет возможности… — в берсмале не было слова «проанализировать», — изучить технику Станара дель Брундена. Каковы его предпочтения, привычки, ошибки, которыми я мог бы воспользоваться?

Распорядитель дуэлей покачал головой.

— Ничего полезного. Впрочем, к характерным его особенностям можно отнести то, что он мыслит скорее стратегически, нежели тактически, однако это совершенно не означает, будто его можно взять обманными финтами. Что простые финты, что капрасианская атака не сработают. — Он провел по бороде двумя пальцами. — Я никогда не видел, чтобы, сражаясь в поединке до первой крови, Станар дель Брунден метил в корпус, если мог нанести укол в руку или в ногу; что касается более серьезных поединков, в них он действует скорее выжидательно. — Костлявые плечи приподнялись и опустились. — Я не видел его в смертельных поединках; такое редко бывает. Время от времени появляются молодые крестьянские парни, которые, наигравшись с палками, мнят себя фехтовальщиками и пытаются, бросив вызов, пробиться в Дом Стали. Но прошло уже больше дюжины лет с тех пор, как хоть кто-то из них был достаточно хорош или несносен, чтобы члену Гильдии понадобилось убивать его на поединке.

Ивар дель Хивал присвистнул сквозь зубы.

— Я фехтовал со Станаром дель Брунденом — да и вообще почти со всеми членами Гильдии, которые здесь бывали…

Распорядитель дуэлей улыбнулся.

— И редко одерживал верх над ними.

Ивар дель Хивал заворчал:

— Я ординарий Дома Пламени, и мне приходится присматривать за двумя деревнями. У меня даже нет времени найти себе новую жену, а не то что тратить целые дни на тренировочные бои, как велось у нас с вашим сыном.

— Увы. Вероятно, вам очень не повезло, что вы ввязались в это дело. — И Ториан дель Орвальд коснулся кончиком пальца сначала мочки уха, а затем уголка глаза.

Возможно, это случайность, но, возможно, это предупреждение Ивару дель Хиваяу вести себя поосторожнее на случай, если за ними наблюдают или если их подслушивают.

— Фу! Мне плевать. И если нас подслушивают, то пусть слышат и знают, что мне на это плевать. — Ивар дель Хивал повернулся к Торри. — Моя семья хранит верность Дому Пламени с тех пор, как горит огонь; я вполне могу послужить тебе секундантом, и я польщен оказанной честью.

Ивар дель Хивал церемонно поклонился; Торри ответил ему таким же церемонно-чопорным поклоном.

— Чего я не могу понять, так это зачем вы захотели видеть своим секундантом меня? — спросил Бранден дель Бранден.

Его лицо было бледнее обычного, и на верхней губе, над усами, проступили капельки пота.

Он боялся. Он пытался скрыть свой страх под раздражением или безразличием, но он боялся.

Чего же он боялся? Разве что…

Торри пожал плечами.

— Потому что я надеялся — еще до злосчастного поединка с Дакаром дель Региналом, — что мы могли бы стать друзьями. И я не сделал ничего такого… что можно расценить как предательство этой зарождающейся дружбы. — Торри взял тренировочный меч и несколько раз им взмахнул. — Меня пытались убить…

— Да-да, вы говорили…

— И раньше, — продолжал Торри громко, догадавшись, куда ветер дует, — я полагал, что это подстроил Его Пылкость. Но откуда Огненному Герцогу было знать, что его псы захватили не одного, а целых двух Торианов дель Торианов? Как бы Дакар дель Регинал успел получить соответствующие приказы от Огненного Герцога? Нет, бессмыслица. — Торри кинул тренировочный меч Ивару дель Хивалу и взял со стойки меч, выкованный дядей Осией: тонкий, как игла, но прочный кончик, а лезвие закалено в собственной крови Осии.

Это был не меч Торри — его молодой человек отдал Мэгги, надеясь, что оружие сослужит ей добрую службу, — но и этот клинок подойдет.

Торри вскинул меч в салюте.

— Я размышлял над случившимся, пытаясь понять, кто и почему пытался подстроить убийство. — Он опустил кончик клинка. — Мэгги ведь весьма хороша собой, не так ли? И, по местным стандартам, весьма экзотична: короткие волосы, вздернутый носик, остренький подбородок, неглупая голова на плечах…

Губы у Брандена дель Брандена побелели.

— К каким же выводам вы пришли?

— Я пришел к выводу, что это был бы не первый случай, когда мужчину убили из-за красивой мордашки. Предложив сделать это своему приятелю и умалив в его глазах мои фехтовальные навыки, полученные в Новейшем Мире. — Торри рубанул воздух, не глядя на Брандена дель Брандена. — Умри я, и Мэгги останется без защитника; хотя с ее статусом определенности нет, с ее привлекательностью дело обстоит с точностью до наоборот. Ее ранг можно будет обсудить потом с Его Пылкостью; а покамест единственным человеком, который станет защищать Мэгги, остается мой отец, а у него свои проблемы, верно? Если окажется, что статус Мэгги низок, ее можно будет бросить как крестьянку; но если вдруг окажется, что ранг высок, почему бы предприимчивому ординарию Дома Пламени не возвыситься, женившись на перспективной девушке?

— Думайте, что говорите, Ториан дель Ториан! — сказал Бранден дель Бранден.

— Я стараюсь, Бранден дель Бранден, — откликнулся Торри. — Очень стараюсь. Я не хотел бы никого обвинять в столь бесчестном поведении… не будучи совершенно уверен в своей правоте. — Он улыбнулся. — Я, правда, не думаю, что это очень бесчестно. Дакар дель Регинал, кажется, и сам горел желанием спровоцировать меня, а мы с Мэгги пытались делать вид, что поссорились. Порядочный человек мог прийти к выводу, что дама в беде и нуждается в помощи…

— А-а… — Ториан дель Орвальд кивнул. — Похоже, у тебя, юный Ториан дель Ториан, есть кое-какое представление о стратегии. Если Исключительная Мэгги недорога тебе, она не годится в качестве заложницы и рычага давления на тебя. — Распорядитель дуэлей поднял бровь. — А что ты собирался сделать, чтобы вывести подобным же образом из-под удара мать?

— Я ничего не смог придумать.

— Жаль.

Бранден дель Бранден уже взял себя в руки.

— Получается, вы выбрали меня в секунданты, чтобы бросить мне это обвинение? И все?

— Нет, — сказал Торри. — Я выбрал вас в секунданты, чтобы мы могли примириться.

У меня здесь и так мало друзей, а ты злишься на меня из-за того, что сам пытался навредить мне. Хочу, чтобы это кончилось. Так или иначе.

— А если нет? — спросил Бранден дель Бранден.

— Если нет, — промолвил Торри, — нас тут четверо. Назовите секунданта, берите меч — если не хотите принять мою руку и мою дружбу.

Бранден дель Бранден долгое время хранил молчание.

Торри с громким щелчком убрал меч в ножны и протянул руку.

— Выбирайте, Бранден дель Бранден.

Тот шагнул, словно сделал выпад, и его рука стиснула предплечье Торри.

— У тебя есть шанс одержать верх над Станаром дель Брунденом, — сказал он. — Я видел вас обоих в бою. Запястье у тебя двигается быстрее; я только единожды сталкивался с такой рукой.

Он взял тренировочный меч.

Ториан дель Орвальд приподнял бровь.

— Ординарий Дома Пламени знает о дуэлянте больше, нежели распорядитель? Чудеса в решете.

— Видите ли, Ториан дель Орвальд, — произнес Бранден дель Бранден, сделав замысловатый жест — не то поклонившись, не то отсалютовав, не то отстраняясь, — вы один на всю Гильдию, и у вас нет возможности обращать пристальное внимание на отдельных дуэлянтов. Но Станар дель Брунден — любимый боец Его Твердости, а у Его Твердости часто случаются размолвки с Его Пылкостью. Так что нет ничего удивительного в том, что ординарий Дома Пламени, не лишенный некоторых амбиций, весьма интересуется сильными и слабыми местами данного поединщика.

— Некоторых амбиций, — хмыкнул Ивар дель Хивал. — Держу пари, что не некоторых…

Бранден дель Бранден вскинул тренировочный клинок.

— Обычно начинает он так…

Сначала Торри подумалось, что, несмотря на цветочную эссенцию, разбрызганную щедрой рукой, арена смердит смертью; потом он решил, что излишне драматизирует ситуацию.

И все же он собирался сражаться с профессиональным дуэлянтом до смерти; наверное, можно позволить себе роскошь драматизировать.

Впрочем, особенного напряжения в атмосфере не ощущалось. Торри было страшновато, но кроме страха его наполняло некое знакомое чувство: та самая уверенность, с которой он выходил на фехтовальную дорожку; или забирался на дерево, чтобы подстеречь сверху оленя; или вставлял ногу в стремя, держась за луку седла — чтобы сесть верхом на Джесси. «Это я могу» — вот что это было за чувство: оно появлялось, когда Торри делал нечто не просто хорошо ему знакомое, но то, что он ощущал как часть себя самого.

Торри улыбнулся. Однажды он сказал дяде Осии об этом ощущении перед прогулкой верхом, и, конечно же, Джесси, напуганная сурком, в тот раз сбросила Торри.

Молодой человек разделся, оставшись в коротких штанах и ботинках; аккуратно потянувшись несколько раз, он нагнулся, чтобы проверить шнурки, не обращая внимания на Станара дель Брундена и его секундантов, которые застыли в ожидании посреди арены.

Держись как ни в чем не бывало, увещевал себя Торри. Да, шнурки на ботинках не хлопчатобумажные, а из нескольких слоев кожи, сшитых вместе умелыми руками вестри, но Торри все равно завязал их привычным узлом. Да, возможно, поединок кончится кровью на арене, однако исход сражения зависит от его глазомера, от его запястья, от упругости его мышц и более всего от состояния его разума. Фехтование — своего рода игра ума, в которой тело — инструмент. Разум должен быть ясен и свободен, спокоен, как зеркало воды, чтобы заставить тело реагировать прежде, чем тело успеет понять, что же оно такое делает.

Ториан дель Орвальд опытным взглядом окинул лезвие меча Торри.

— Великолепное оружие, — произнес он, сгибая клинок в широкую дугу. Похоже, старик сильнее, чем кажется на вид. Затем он отпусти кончик клинка и снова обозрел лезвие. — Нет, просто великолепное оружие. Сражайся как можно лучше, юный Ториан дель Ториан; ты, кажется, и сам прекрасный молодой человек, с добрым нравом и хорошими манерами. Я хотел бы, чтобы мне представилась возможность ближе узнать тебя.

Во рту у Торри пересохло, и улыбка упорно не желала появляться на лице.

— Спасибо тебе, дед.

— Не беспокойся ни о нем, ни обо мне. Вообще ни о чем не беспокойся. — Ивар дель Хивал, возвышавшийся над Торри как башня, нахмурился. — Не теряй голову, и ты своего добьешься.

Бранден дель Бранден решительно выставил вперед челюсть.

— Я поделился с тобой всем, чем мог. Удачи, друг!

Торри отошел от них, и ему вдруг остро захотелось сходить по малой нужде.

Он поднял свой меч, салютуя…

Наверху раздался скрежет металла, и что-то упало на арену. Кто-то — боже мой, да ведь это Йен! — выполз из отверстия в стене и сначала спустился в ложу как раз напротив ложи Его Пылкости, а затем спрыгнул на арену.

— Эгей, Торри, — крикнул он по-английски, — вот и кавалерия!

Одет Йен был как богатый крестьянин: в штаны, заправленные в черные башмаки, и в широченную рубаху тускло-бурого цвета, перетянутую, однако, таким же ремнем, как у Торри.

Отряхнув штаны, Йен повернулся к большой ложе: Его Пылкость уже поднялся на ноги.

— Меня зовут Йен Сильверстейн, — произнес юноша на берсмале, вид у него — он стоял, сложив на груди тощие руки — был скорее смешной, нежели серьезный, — хотя вам бы захотелось звать меня Йеном Сильверстоуном. Я защитник Ториана Торсена.

В толпе закричали и загикали.

Огненного Герцога это выступление, пожалуй, позабавило: он положил руку на латунные перила своей ложи и наклонился вперед.

— Я и не знал, что он просил защитника или нуждался в таковом, Йен Сильверстоун. Также мне неизвестно, чтобы вы просили допустить вас в Город.

Йен пожал плечами.

— Я пробрался в Город потайным ходом. Если вы просто отпустите моего друга, мы по нему же и уйдем.

Огненный Герцог поджал губы.

— Я не наблюдаю у вас привычной для меня почтительности в обращении и не припоминаю, чтобы Дому Сильверстоунов — если только такой Дом существует — случалось оказывать мне услуги. С какой мне стати соглашаться на вашу просьбу?

— Поскольку это может привести Вашу Пылкость к достижению желанной цели, — произнес дядя Осия, аккуратно спрыгивая из вентиляционного люка в ложу напротив ложи Огненного Герцога. — Поскольку добыча, за которой вы столь долго гонялись, здесь, и она станет ставкой в этом поединке. Если Йен Сильверстоун проиграет, я отдам себя в ваши руки, вместе со всем тем, что знаю, — в обмен на освобождение юного Ториана дель Ториана.

В уголке его правого глаза расплывалось пятнышко крови. Осия вытер его тыльной стороной ладони.

— А что в этом юноше такого, что заставляет тебя, Древний, пойти на риск? — насмешливо спросил Огненный Герцог.

— Я так поклялся — в тот день, когда он родился на свет. В день рождения Ториана его дед, который приютил нас, голодных и бездомных, заставил меня поклясться, что я буду защищать его внука не щадя жизни — покуда сам он не освободит меня от этой клятвы. — Осия с нежностью взглянул на Торри. — Кроме того, мне редко выпадала радость растить дитя от рождения до зрелости. Так чего же удивительного, что я привязался к юноше? Вам не понять этого. Для вас, Ваша Пылкость, мои речи — пустой звук, но слово «клятва» понимаете и вы. И я связал себя клятвой рассказать вам все, что мне известно, если ваш боец победит Йена Сильверстоуна.

Вот оно. Торри был прав: так или иначе, дело в дяди Осии, а не в самом Торри. Огненный Герцог вызнал, что дядя Осия где-то поблизости, и устроил все это, чтобы выманить его.

Но Йен? Йен в качестве защитника? Нет. Йен, конечно, лучший рапирист, нежели Торри, однако ни в свободном стиле, ни в реальной схватке ему не выстоять против опытного шпажиста, тем более против Станара дель Брундена.

Все не так. Драться должен Торри, не Йен. Торри готовили к этому с рождения. Йен, он просто… ну, обыкновенный парень. А Торри…

— Нет, — сказал Торри. — Я буду биться сам. Вызов мой.

Дядя Осия с печалью взглянул на него. Длинный палец прикоснулся к внешнему уголку левого глаза, смахнув темную каплю.

Каплю крови. У него что, ранка возле глаза?

— Ты веришь мне, юный Ториан? — спросил старик, как всегда, чуть неразборчиво. — Веришь ли ты мне настолько, чтобы остаться в стороне и дозволить другому защищать меня и тебя, вопреки всему, что ты знаешь и чему учился?

Йен шагнул вперед.

— А как насчет меня, Торри? Я друг тебе или так, бесплатное приложение? — Губы его исказила улыбка. — Возможно, твоя очередь настанет в следующий раз. Видишь ли, мне известно — из авторитетных источников, — что это мой бой, поединок для неудачника Йена Сильверстейна. Для человека, который ничего не умеет, кроме как драться рапирой и служить тебе выгодным фоном.

Торри открыл рот, чтобы возразить, но Йен поднял руку.

— В другой раз, ладно? — Возвысив голос, молодой человек произнес: — Так ты принимаешь меня в качестве своего защитника? — И добавил вполголоса: — Торри, не стоит меня динамить: я прошел через слишком многое.

Надо уметь полагаться на семью, соседей и друзей. Никто в Хардвуде ничего такого вслух не говорил: незачем было. Это как дыхание — дышишь, пока дышится.

Торри расстегнул пряжку ремня и уронил пояс с ножнами на арену.

— Да, принимаю. — Он свирепо взглянул на Огненного Герцога. — Йен будет моим защитником!

Огненный Герцог, кажется, не слышал его слов, а смотрел на дядю Осию.

— И ты предоставишь себя в мое распоряжение, если мой боец победит твоего поединщика, этого Йена Сильверстоуна?

Дядя Осия кивнул:

—Да.

Почему-то, отбросив в сторону накидку, Огненный Герцог стал выглядеть не таким жирным и более сильным.

— Твои условия приняты. Я сам стану биться за свой Дом.

Двигаясь легче, чем полагается человеку его сложения, он перепрыгнул через перила и легко опустился на песок арены.

Огненный Герцог вскинул меч.

— Начнем, Йен Сильверстоун.

И Йен услышал у себя в голове чей-то шепот: «Не мешай мне, неудачник, и тебя ждет легкий конец».

Глава 23

Фехтовальщик

Йен едва успел выхватить меч, прежде чем Огненный Герцог бросился на него.

«Сдавайся; пусть все будет, как будет», — шептал чей-то голос.

Вот дерьмо.

Йен отступал, едва успевая парировать пробные атаки Огненного Герцога.

«Я все сделаю быстро и незаметно. Не нападай, ты сам себе усложняешь жизнь».

Йен бился не с герцогом Срединного Доминиона: против него сражался Древний, Туата или Туарин, или как там их еще называют. Все Древние умеют менять обличье; и этот принял вид герцога Дома Пламени, чтобы…

Не было времени размышлять об этом; меч Йена парировал атаку в верхний уровень словно по собственной воле. Как только Огненный Герцог собрался атаковать снова, Йен попробовал сделать прямой выпад, который противник, однако, с легкостью отбил. Он вообще двигался слишком легко, словно мускулистый атлет, переодетый в надувную одежду, а не толстяк.

«Не смей подымать на меня руку, сопляк», — раздалось в голове.

Голос мог принадлежать и Бенджамину Сильверстейну.

Да нет же, это совершеннейшая чушь! Откуда здесь взяться старому козлу? Это Огненный Герцог забрался к Йену в мозги и нашел там голос и слова из кошмара, в котором жил Йен.

«Бросай меч, и всему этому придет конец. Никакой больше робингудовщины».

Боль кольнула руку, когда клинок Огненного Герцога прошел сквозь защиту Йена. Йен тоже почти достал противника, но тот успел парировать удар. Ритм и последовательность перемещений и жестов были натренированы до автоматизма; отработанные движения стали частью Йена. Ему не требовалось думать, как отбивать или наносить удары: тело двигалось само.

«Так и держи, облегчишь жизнь мне — и я облегчу твой конец, червяк. Ты все равно умрешь».

Огненный Герцог прав: шансов никаких. Это поединок для дуэлянта, а Йен — рапирист. В конце концов Осия обдурил его, выпихнул на арену, как пешку в центр доски, чтобы заставить противника раскрыться или чтобы защитить более ценную фигуру, а потом устроить какой-то хитрый размен…

И Йен всего-навсего фехтовальщик, просто пешка, просто…

Нет. Господи Боже, нет! Фрейя сказала, что и он чего-то стоит — а ей Йен верил.

Клянусь богом, я буду верить в себя! Йен не просто рапирист; он настолько хорош, насколько это вообще возможно для человека с его данными, и фехтование — не просто спорт, а суть бытия для него, и если был в статуэтке. Фрейи смысл, так ровно этот.

Он потом проанализирует, как бьется Огненный Герцог: тот фехтует как дуэлянт, не подставляясь, ощущая все свое тело мишенью для вражеского клинка; не атакуя, пока не отбил в сторону оружие противника — сражаясь на дуэли, бессмысленно наносить удар, если в то же время раскрываешь противнику уязвимое место.

Вот почему шпажисты почти всегда побеждали рапиристов на дуэли: фехтование рапирой — искусство, спорт, а фехтование шпагой моделировало именно дуэль. Да, конечно, фехтование рапирой тоже моделирует поединок. Поединок, но не дуэль, которая обычно ведется до первой крови или пока один противник не обездвижит другого множеством неглубоких ран и порезов.

Очко в поединке на рапирах полагается за такой удар, результатом которого в настоящем бою стало бы тяжелое или смертельное ранение.

Только все это ничего не значит, поскольку обычный клинок не способен причинить вреда Древнему — точно так же, как тебя не убить комком ваты, мальчик.

Но Йен был не шпажист и не дуэлянт, и как только Огненный Герцог открылся в достаточной мере, чтобы клинок достал его под мышку…

…уже не имело значения, что этот выпад оставил Йена без защиты с ног до головы вне зависимости от того, парирует ли Огненный Герцог удар или нет…

…и Йен сделал выпад, и кончик его клинка просвистел в воздухе…

Острие вошло в жир Огненного Герцога по меньшей мере на полдюйма, прежде чем клинок противника рубанул Йена в бок, чуть выше пояса.

Никогда ему не было так больно.

Йен, пошатываясь, отступил, прижав левую руку к ране, словно пытаясь удержать себя в целости и сохранности. Он крепко сжал челюсти, но с его губ сорвался полустон-полукрик.

Полуслепой от боли, он сделал секунду, однако его клинок всего лишь рассек воздух.

Надо вздохнуть, несмотря на дикую боль. Ему нужен кислород, он должен видеть и двигаться, а без воздуха в легких он покойник. И Йен сделал неровный вдох.

Почему он еще не валяется дохлый?

Йен с усилием сфокусировал глаза.

Огненный Герцог стоял футах в десяти от него: белая рубашка в крови. Кровь такая же алая, как и на кончике его клинка. Рот открыт, глаза на свинячьем личике широко распахнуты. На губах и щеках поблескивают капельки пота, а в уголке рта повис комок пены.

Преодолевая боль, Йен вскинул клинок и шагнул к Огненному Герцогу.

«Это не простой клинок, герцог, — подумал он и, увидев, как противник побледнел, догадался, что тот все еще читает его мысли. — Орфиндель сам его сковал».

Сам того не зная, сковал его для меня.

Для меня.

Это не жертва разменной фигуры; я именно тот, кто поимеет тебя, ты, задница. Я не просто дружок Торри; я тот, кто нужен здесь и сейчас.

Видишь, Огненный Герцог, или Туарин, или Туата, или огненный великан, в чем тут хитрость? Все просто: для моего папаши фехтование — гребаная робингудовщина, а для тебя — игра. Я ни в коем разе не лучший фехтовальщик на свете. Я выбрал этот вид спорта только затем, чтобы насолить старому недоноску, который презирал фехтование, и я уцепился за это дело, чтобы зарабатывать на жизнь.

Да, старый ты ублюдок, хотя я и не лучший фехтовальщик на свете, я сделал из себя лучшее, что мог, а это ровно то, что требуется.

Ты побьешь любого воина, потому что ты быстрее, потому что ты знаешь, как они дерутся, и потому что ты умеешь читать мысли. И потому что они не умеют открываться так, как рапиристы.

Да. Ты будешь изводить их уколами, пока они не сдадутся или не свалятся от потери крови.

Но со мной этот номер не пройдет.

Я рапирист, и мне наплевать, что твой клинок доберется до меня, — если я успею раньше. Меня не учили охотиться за дешевой победой, за уколом в ступню, колено или руку. Потому что я рапирист, слышишь, ублюдок? И когда я бью, я убиваю.

Я выдержу все раны, которые ты нанесешь мне, я вынесу все, что ты мне устроишь, и я могу дать тебе еще, пока…

Йен провел прямую атаку, которую не смог бы предвидеть ни один шпажист, и, растянувшись, как только мог, сделал выпад, не пытаясь парировать. Кончик его клинка прочертил идеальную прямую, оставив в стороне меч Огненного Герцога. Мышцы и тело Йена двигались быстрее мысли. Острие вошло в плоть Огненного Герцога и вонзилось в его сердце легко, как в масло.

И хотя полсекунды спустя острый меч Огненного Герцога ударил Йена в живот, окрасив мир в красный цвет невыносимой боли, что с того?

Он достал первым, как ни крути.

Очко его.

Йен лежал на горячем песке, боль сделалась… отдаленной? Смутной? Нет, не так. Больно, однако кажется, будто боль испытывает кто-то другой, кто-то близкий Йену, но не он сам.

— Не шевелись, Йен Сильверстейн, — проговорил Осия. — Я уже сделал, все что мог. Ты будешь здоров как раньше, обещаю.

Йен открыл глаза. Перед ним все расплывалось; на песке валялся чей-то труп, мертвые глаза устремлены в резной потолок…

— Ты победил. — Где-то над Йеном маячило темное лицо Осии. — Огненный Герцог был на самом деле огненным великаном; давным-давно он принял обличье Его Пылкости. — Чуткие пальцы коснулись лба Йена и прикрыли веки. — Спи теперь. Поговорим позже.

Нет. Ему надо…

Что ему надо? У него нет сил.

Осия склонился к уху Йена.

— Твой отец не стал бы гордиться тобой, — проговорил старик так тихо, что никто не смог бы его услышать, — но это только потому, что он глупец.

Горячие слезы побежали по лицу Йена, хотя он и не знал их причины. Раны болели уже не так сильно.

Глава 24