С этими словами Харбард поднялся из-за стола и подошел к двери. Голову он держал выше обычного, и в его осанке чувствовалась непреклонность, а в плечах — сила, которых Йен раньше не замечал. Голова Харбарда не коснулась балок, но почему-то чудилось, что он, стоя у двери, стал выше и значительнее.
В комнате, которая прежде казалась такой теплой и уютной, вдруг стало холодно. Лампы излучали неживой свет, отбрасывая резкие тени.
Создавалось впечатление, что Харбарду, повернувшемуся к двери, по душе происходящее.
— Харбард, Харбард, — пророкотал голос, — неужто ты пойдешь против нашей воли? Старый Бог, ты слишком стар для этого.
Харбард улыбнулся, и это было ужасающее зрелище.
— Немало лет минуло с тех пор, как со мной мерились силой.
По Йену прошла дрожь. Вот тебе и объяснение того, почему Харбард похож на одноглазого актера и почему у его коня слишком много ног. В книжках по мифологии говорится, что женой Одина была Фригг, а не Фрейя, но книжки, судя по всему, ошиблись не только в этом.
— Мой огонь против твоего, Харбард, — раздался грубый голос.
— Нет, — ответил Харбард, — не теперь, не сегодня. Поройся в памяти, Древний, вспомни предания: я погибну только с концом всего.
— Предания лгут, бог падали, почитаемый лишь мертвецами! — громыхнуло за дверью. — Ибо не в них ли Братец Лис — союзник Мороза, Огня и наш, чего никогда не бывало; разве в них не сказано, что Уку-Тор не погибнет, покуда не встретит в бою Змея — а ведь и самые его кости давно сгнили; разве не упомянуто в них о Хеймдалле и иных богах, что мертвы давным-давно? [25] — Последовало долгое молчание. — Предания лживы, ибо в них не говорится о нашей победе и о том, что мы пересотворим все по нашему образу и подобию… Повторяю: отдай мне Орфинделя и его любовника, и я оставлю тебя в покое.
— Я с тобой не согласен, — ответил Харбард, снимая копье. Дерево крякнуло, освободившись от тяжести оружия, но Харбард этого даже не заметил. Отдаленный рокот — словно где-то вибрировал некий мощный механизм — наполнил комнату.
— Ты не согласен? — спросил голос.
— Не согласен. Я полагаю, что Йен Сильверстоун вовсе не любовник Орфинделя, а его друг и союзник, хотя у паренька еще молоко на губах не обсохло. Еще я думаю, что ты всего лишь шумишь и грозишься — здесь-то, в месте моей силы, а не твоей, и что если ты вломишься ко мне в дом, ты отсюда уже не выйдешь.
Ответа не последовало. Харбард поднял копье правой рукой, повернув голову так, чтобы левый глаз смотрел на острие; мышцы на его плечах замерли в напряжении.
Двигаясь так быстро, что его одежда хлопнула, будто щелкнули хлыстом, Осия вскочил на ноги и очутился за спиной у Харбарда, предостерегающе положив руку тому на предплечье.
— Нет! — Осия сделал шаг к двери, его пальцы пробежали по дереву, как у слепца, который читает шрифт Брайля. — Он хочет, чтобы ты ударил копьем; он почему-то не боится Гунгнира.
— Дело не только в дереве, — ответил Осия и прикрыл глаза. — Оно там одно. Я чувствую его пыл, готовность. Чем бы оно ни было, чем бы ни притворялось, это существо ранено, однако готово к поединку точно так же… — Осия фыркнул, — точно так же, как оно было готово сражаться со мной на горе, поторопившись принять облик бергениссе. — Тут Осия повернулся к Йену. — Меч… что произошло, когда ты поразил тварь мечом? — требовательно спросил он.
— Я ослеп от боли, Харбард, и я благодарен тебе за чуткость и заботу. — Осия снова повернулся к Йену. — Ответь же.
Йен стиснул рукоять своего меча.
— Ага. — Харбард протянул руку. — Дай мне взаймы свой меч, Йен Сильверстоун, — спокойно произнес он, — и я верну его тебе обагренным кровью, как полагается.
Йен ничего не понял, и он скорее бы расстался с рукой, нежели с мечом, но по кивку Осии вынул клинок из ножен и подал его Харбарду, рукоятью вперед; Харбард принял меч и уже хотел отдать Йену копье, как…
Осия поспешно встал между ними и быстро оттолкнул копье в сторону, прежде чем Йен успел прикоснуться к оружию.
— Ты должен чувствовать себя польщенным, Йен Сильверстоун. На мгновение я забыл, что ты всего лишь человек, дитя; мне почудилось, будто прошлое вернулось и рядом со мной ас.
— Пусть так и будет, муж, — откликнулась Фрейя. — Я родилась от ванов, но достаточно долго прожила с тобой и твоим народом. Рядом с тобой встанет ас.
Йен опять не понял, когда она успела измениться, но теперь Фрейя была одета не в платье: с макушки до пят ее покрывали серебристые доспехи, голову венчал боевой шлем с серебряными крылами у висков. Казалось, доспехи сделаны из безмерно крохотных чешуек, потому что переливались при каждом движении Фрейи, а зеркально-яркая поверхность отражала свет ламп, разбрызгивая искры по всей комнате.
— Я буду защищать наш дом, муж, — произнесла она, принимая копье у Осии. Ее тонкие пальцы мягко, но решительно стиснули древко, и руки не дрогнули, когда Харбард выпустил копье.
Дверь открылась и закрылась, словно сама по себе, и Харбард исчез.
Возможно, это произошло несколько мгновений спустя, возможно, часом позже — Йен не мог сказать, сколько прошло времени. Фрейя застыла в ожидании, держа перед собой копье, пока Осия прислушивался, стоя у двери.
— Все кончено. Он возвращается.
Фрейя по-прежнему стояла неподвижно.
— Нет, Фрейя, это он; это его шаги.
Дверь отворилась, явив Харбарда. Его плащ и штаны выглядели так, будто их резали, а не рвали, и когда он ступил в дом, стало заметно, что он довольно сильно хромает. Его правую глазницу скрывала черная повязка.
— Готово, — сказал Харбард, возвращая клинок Йену. Лезвие было чистым; теперь оно словно стало еще чище, сияло еще ярче, прежде чем побывало в руках у Харбарда. У Одина.
Рукоять показалась Йену непристойно теплой.
— Что это было? — спросил Осия.
— Хлад, — ответил Харбард, — и притом старый и хитрый. Дрался хорошо. Я думал, мы их всех давным-давно перебили… Получается, нет.
— Ни один из Старших Народов не уничтожен до конца. Я бы знал.
— Инеистый великан, — произнесла Фрейя, ласково положив руку ему на плечо. Она снова была в платье, и ее низкий голос опять звучал мягко. — Из Старших Народов. Как Пламени, огненные великаны, как Туата — и как мы.
Харбард открыл сундук и достал оттуда одежду.
— Пойду искупаюсь в Гильфи. Вода холодная, а течение быстрое, но я не оскверню свое ложе телом, к которому прикасалась эта тварь. Ее удары попадали в цель чаще, чем следовало бы. — Он гулко фыркнул. — Я не дрался по-настоящему гораздо дольше, чем могу вспомнить. — Тут он посмотрел на Фрейю, крепко сжав челюсти. — А все же приятно вспомнить, какими мы некогда были, правда?
— Некогда? — Фрейя приблизилась к нему с улыбкой на устах. — Да, некогда — но мы и сейчас таковы, если есть в том нужда. — Ее тонкие пальцы обвились вокруг пальцев мужа, и она поднесла их переплетенные руки к губам. — А для меня ты всегда будешь тем, кем ты был и кто ты есть. — Нежно, ласково она поцеловала его широкие руки и окровавленные, размером с орех, костяшки пальцев.
Харбард снова кивнул, и его лицо осветила еле заметная улыбка.
— Будут и другие, — сказал Осия. — Теперь, когда известно, что я снова ступил на землю Тир-На-Ног, они пойдут по моему следу.
— Тогда собирай вещи, — откликнулся Харбард, выпуская руку жены, — поскольку вам надо будет уйти на заре.
— Да. Я настряпаю еды в дорогу и еще приготовлю тебе подарок, Йен Сильверстейн, — сказала Фрейя, на сей раз произнося его фамилию верно, не переводя ее на английский, как делал Харбард. — Просто безделушка, но я надеюсь, она поможет тебе в беде. — Богиня облизнула губы. — Да будет путь твой прям, а шаги — быстры.
— Да, — сказал Харбард. — Да будет так.
Глава 13
По дороге в Дом Пламени
После похода в компании Сынов вояж под конвоем солдат Дома Пламени означал немедленное и разительное улучшение условий путешествия. Торри и Мэгги усадили в один запряженный лошадями экипаж, а мать и отца — в другой. Так что, за исключением привалов и остановок, когда их охраняли, они оставались одни в экипажах; за каждым рысила небольшая группа перекинувшихся волками Сынов.
Для надежности по обе стороны экипажей скакали всадники, и Торри постоянно слышал позади стук копыт, что заставило его отказаться от наклюнувшейся идеи выбраться наружу, пробив пол.
Путь вел вверх, в горы, Гильфи осталась внизу и позади. Иногда дорога становилась настолько узкой, что, глядя из открытого окна, Торри просто ее не видел, и возникало ощущение, будто экипаж висит на самом краю и довольно слабого толчка, чтобы он полетел вниз по склону, к ленте дороги, бегущей глубоко в долине.
— Доброго вам дня, Ториан дель Ториан-младший. — Сквозь окно экипажа со стороны Торри заглянула перевернутая голова, покрытая густой черной шевелюрой, с подбородком, окаймленным черной бородкой. — Могу ли я?..
Торри постарался ответить без сарказма:
— Что именно?
— …присоединиться к вам? — докончил незнакомец, и, когда Торри кивнул, он, протянув руку внутрь, ухватился пальцами за верх дверцы и, ловко кувыркнувшись, оказался в экипаже, шлепнувшись на сиденье рядом с Мэгги. На его лице появилось выражение почти неприличного самодовольства.
— Бранден дель Бранден самый младший, ординарий Дома Пламени на службе Его Пылкости, — представился он на берсмале с акцентом, который показался Торри непривычным. — А вы, конечно же, Ториан дель Ториан.
— Ториан Торсен, — сказал Торри.
— Позвольте усомниться. — Бранден махнул рукой, словно отказываясь считаться со словами Торри. — Вы не похожи на крестьянина, пусть даже ваше платье свидетельствует об обратном.
Странно, что Торри вообще заметил его акцент. Торри раньше ничего не знал о языке, называвшемся берсмаль, и не говорил на нем — пока не услышал его. Это походило на языковую одаренность дядюшки Осии, и Торри задумался: неужели, если его теперь спросить по-немецки, он ответит на том же языке? Или на языке цвергов — если кто-нибудь из вестри заговорит с ним на своем родном наречии?
Новый знакомый, выпрямившись, снял тонкие кожаные перчатки и бросил их на сиденье рядом с собой; потом протянул руку Торри, который принял ее, рефлекторно сжав запястье Брандена дель Брандена, когда тот сжал запястье Торри. Визитер был, наверное, на дюйм ниже Торри и, возможно, чуть уже его в талии и плечах — наверняка сказать трудно, принимая во внимание, что широкая рубашка Брандена дель Брандена пузырилась на груди и в рукавах. Однако запястье у него оказалось крепким и мускулистым, как у Торри, а пальцы — сильными: рука фехтовальщика.
Бранден дель Бранден еле заметно кивнул, словно утвердившись в каком-то предположении, а затем протянул руку Мэгги. Несколько неловких мгновений девушка пыталась, как Торри, пожать запястье нового знакомого, но наконец позволила ему взять в руку свои пальцы. Бранден дель Бранден спокойно поднес ее пальцы к губам.
— А вы…
— Мэгги, — ответила девушка. — Мэгги дель Альберт, как у вас тут говорят.
Бранден дель Бранден улыбнулся, и Торри сразу решил, что улыбка эта ему вовсе не нравится.
— Я бы назвал вас Мэгги Восхитительная, или Мэгги Прекрасная, или Мэгги Необычайная и был бы рад возможности представить вас подобным образом третьим лицам. — Гость сделал жест, одновременно и принимая во внимание порванную одежду и неухоженный вид Мэгги, и отказываясь считаться с этим. — Как только у вас появится возможность… освежиться. — Бранден дель Бранден выглянул в окно. — К примеру, сегодня, если вам будет угодно, хотя дорога в Дом Пламени займет еще дня два.
— Ванна — это прекрасно, но есть ли у нас шанс получить ответы на кое-какие вопросы? — угрюмо произнесла Мэгги.
Ее собеседник сначала сделал вид, что шокирован, потом лицо его приняло прежнее выражение.
— Ах да, Сыны… Что ж, Его Пылкость находит, что они в высшей степени полезны, когда идет речь о странных поручениях. Точно так же думают и в других Домах, имейте в виду, даже в Доме Неба… но вряд ли можно назвать их утонченными созданиями, не так ли? — Он сделал выразительный жест, приложив палец поочередно ко лбу, губам и груди, затем, разведя пальцы в стороны, вскинул ладонь. — Конечно же, спрашивайте меня о чем угодно, и я постараюсь дать вам ответ, если… — тут он поднял палец, — если вы окажете мне честь и разделите со мной скромную трапезу.
Торри скривил губы:
— Мы к вашим услугам.
Это ничего, что во рту у него не было ни крошки, бог знает сколько времени, а последний раз он съел пару заплесневелых яблок и вялую морковь, которой кормили их Сыны.
Губы Брандена дель Брандена дрогнули.
— Позвольте усомниться, Ториан дель Ториан-младший… Могу ли я называть вас просто Торианом, не нанося тем самым обиды?
Торри кивнул.
— Примите мою благодарность.
Бранден дель Бранден улыбнулся, вставая, затем протянул руку за окно наверх, что-то нащупал на крыше и спустил в экипаж деревянный сундучок, держа его за ручку. Когда он открыл сундук, внутри обнаружились два отделения; в одном лежали бумажные свертки в жирных пятнах и темные хлебцы размером с ладонь, в другом — стаканы, тарелки и то, что Торри назвал бы столовым серебром, если бы оно не отсвечивало золотом.
Торри попытался не хмуриться. Нет смысла воровать тупой золотой нож, даже если представилась возможность — а с учетом того, что каждый стакан, каждая вилка, ложка и нож покоятся в собственном гнездышке, вряд ли у Торри это получится. Гнезда для столовых приборов выполняли ту же роль, что и силуэты инструментов под назначенными им крючками, прибитыми дома над верстаком.
Бранден дель Бранден улыбнулся.
— Надеюсь, ваше мнение обо мне не ухудшится, если я позволю себе по-ингариански сервировать нам всем трапезу?
Торри развел руками:
— Конечно, нет.
В бумажных свертках обнаружилось нарезанное деликатесное мясо и ломтики сыра, все это резко пахло уксусом, чесноком и другими специями, которых Торри не опознал. Тем не менее, его рот увлажнился.
Бранден дель Бранден, переложив еду с лежащей у него на коленях разделочной доски на тарелки, взял ножи и ложки. Сняв терракотовые крышечки с сосудов с соусами и паштетами, хозяин разложил по тарелкам их содержимое вслед за мясом и сырами. В качестве последнего штриха середину каждой тарелки он украсил зеленой розеткой, походившей на тонко нарезанный соленый огурец. И только тогда Бранден дель Бранден водрузил все три тарелки на доску и аккуратно сервировал их вилками и ножами.
Он поднес доску Мэгги:
— Сделайте одолжение, возьмите первая.
Когда она взяла тарелку, Бранден дель Бранден предложил выбор Торри.
Девушка подхватила вилку и уже потянулась к еде, как Торри вскинул руку:
— Погоди минутку, пусть Бранден… путь наш хозяин отведает первым. Невежливо начинать есть, не дожидаясь его.
Бранден дель Бранден указал на свою — третью — тарелку, которую с легкостью удерживал на колене.
— С удовольствием, Ториан. — Он наколол ломтик сыра, макнул его в густой желтый соус и поднес ко рту, ухитрившись не закапать себе бородку. — Боюсь, артишоковая приправа покажется вам слишком слабой, однако, — продолжал он, пробуя кусочек мяса с густым красным соусом, — «радость охотника» весьма лакомая. Если пожелаете, я могу отведать еду с ваших блюд.
И Бранден дель Бранден промокнул уголок рта кружевным платком, извлеченным из рукава.
Да к черту! Если Бранден дель Бранден собирался их отравить, у него это наверняка получится, и вообще, они сейчас во власти Дома Пламени, так что нет смысла проявлять сверхосторожность.
Торри взялся за еду, и Мэгги через мгновение последовала его примеру.
Сыры были выдержанные и пикантные, однако неперезрелые, а копченое мясо отдавало солоноватой пряностью. Хлеб, намазанный толстым слоем сливочного масла, оказался удивительно нежен внутри, по контрасту с крепкой, приятно хрустящей корочкой. Украшение в центре тарелки, похожее на нарезанные огурчики, ими же и оказалось, и чесночный привкус похрустывающего на зубах соленого огурца прекрасно дополнял легкую горечь паштета из печенки.
Голод, как говаривал отец, лучшая приправа, но густая подливка, в которую Торри обмакнул кружок чесночной колбасы, легко заняла второе место. Только через некоторое время до юноши дошло, что из-за специй, которые он поглотил, никому не составит труда идти за ним по следу несколько дней, пока все это не выйдет из него.
— Вы о чем-то глубоко задумались, Ториан, — произнес Бранден дель Бранден. Торри покачал головой:
— Просто наслаждаюсь едой. И думаю, что будет дальше.
Его собеседник улыбнулся.
— Ну, сегодня вечером мы разобьем скромный лагерь у дороги и получим возможность освежиться. — Он поджал губы. — В данный момент слуга-вестри подгоняет для вас, Ториан, мой костюм, пока другой слуга работает с платьем, которое я купил сестре и которое без труда можно переделать под вашу… более стройную фигуру, Мэгги.
Мэгги улыбнулась.
— Вы не расскажете нам, почему… зачем все это? Что вам так надо от Торсенов?
Бранден дель Бранден кивнул:
— Тут нет никакой тайны. Ториан дель Ториан был наследственным — и весьма преуспевающим — членом Дома Ст… то бишь Общества, как его называют его члены. Профессиональный поединщик на службе Дома Пламени, он представлял Дом, когда речь шла о делах чести, где от заинтересованных лиц требовались умения, которыми они не обладали.
— Как? — Мэгги наморщила лоб. Ее собеседник развел руками.
— Ну, вы же не станете ожидать, что старый вельможа сам выйдет против молодого хлыща, который, скажем, несерьезно отнесся к его дочери, или что командир ополчения встретится лицом к лицу с одним из своих подчиненных, верно?
— Конечно, нет, — ответила Мэгги, бросив на Торри непонимающий взгляд. Торри пожал плечами.
— Однако очевидно, что в первом случае должен найтись способ добиться удовлетворения, а во втором — указать молодому человеку на его место. Кроме того, поединки происходят не только из-за чести, но и из-за коммерческих дел; вряд ли благородный захочет по такому поводу марать свой клинок и проливать кровь. Тогда нанимают профессионала. — Бранден дель Бранден поджал губы. — И, конечно, в таких случаях вторая сторона чаще всего следует примеру первой. — Он внимательно посмотрел на Торри. — Этим-то и занимался Ториан дель Ториан, и делал свое дело хорошо — как прежде его отец и его дед, — причем настолько хорошо, что Торианам пожаловали жилье в Старом Городе и право свободно по нему передвигаться. Этой привилегией он воспользовался, чтобы предать Его Пылкость и похитить пленника.
— Осию.
— Возможно, что так он называет себя, но это не настоящее его имя. — Бранден покачал головой. — Орфиндель, вот как его зовут. Не исключено, что он имеет отношение к легендарному Орфинделю, хотя на то и не похоже. Конечно, Древнему было известно достаточно, чтобы найти Скрытый Путь в банк Его Пылкости, а потом скрыться в компании Ториана.
Рассказчик на мгновение выглянул из окна.
— Вскоре мы остановимся на ночлег. Завтра мы вернемся на дорогу, и путь до Фалиаса займет еще несколько долгих дней. — Он дотронулся своей вилкой до щеки. — А тогда, конечно, Его Пылкость решит, как поступить с вашим отцом.
— И как же?
Бранден дель Бранден загнул палец.
— Может казнить его без суда и следствия, — он загнул второй палец, — или отдать под суд Дома Стали, — третий палец, — или ничего не сделать. А может, сделает что-нибудь еще.
Торри так сжал свою вилку, что костяшки пальцев у него побелели.
— Казнить без суда и следствия… Только через мой труп.
Бранден дель Бранден улыбнулся:
— Какое интересное выражение вы выбрали.
Три экипажа и сопровождающий конный отряд остановились на приготовленном для лагеря месте на прибрежной поляне, и к тому времени, когда Торри и Мэгги выпустили из экипажа, лошадей уже увели к реке ниже по течению, а на пологом склоне, покрытом травой, спокойные слуги-вестри разбивали разноцветные шелковые шатры и навесы.
Все было тихо и мирно, если не обращать внимание на охрану.
Херольф, уже в человеческом облике, щелкнул пальцами и махнул рукой дюжине серых Сынов, которые немедленно рассыпались и направились вверх по склону, пронзительно взлаивая и подвывая, словно перекликались друг с другом и со своими вожаками — вероятно, так оно и было.
Подъехал и остановился третий экипаж, откуда выпустили мать и отца. Торри сделал к ним шаг, но страж опустил копье, направив острие в грудь молодому человеку.
— Не стоит, — проронил Бранден дель Бранден, отводя копье от груди Торри движением пальца. — Не вижу здесь ничего страшного. — Он повернулся к отцу Торри. — Я предлагаю дать мне слово чести; ваши дамы станут заложницами, а вы пообещаете не убегать и не брать в руки оружие.
— А что взамен?
Бранден пожал плечами.
— Взамен, Ториан дель Ториан, вам развяжут руки, и у вас будет такая же возможность помыться и привести себя в порядок, как у вашего сына, его дамы и вашей… жены.
Отец почти не раздумывал:
— На эту ночь я даю вам слово.
— Очень хорошо. — Бранден щелкнул пальцами. — Освободите Ториана дель Ториана от уз и не забудьте сковать его снова на рассвете.
Один из стражей — увидев нашивку на его плече, Торри решил, что это офицер, — сделал шаг вперед.
— Ториана Изменника? Вы поверите на слово Ториану Изменнику?
Торри вышел вперед.
— Что, приятно оскорблять человека, когда у тебя в руках меч, а он безоружен?
Он услышал, как позади задохнулась мать и отец издал низкий недовольный звук.
Стоявший сам по себе — никто из людей, казалось, не желал находиться подле него — Херольф улыбнулся, показав зубы слишком острые и желтые, чтобы походить на человеческие.
— А, хоть кто-то с характером по крайней мере! — Офицер неприятно улыбнулся и поклонился, не сгибая спину. — Я Данар дель Регинал, минор и коадъютант Дома Пламени. Лорд Бранден, даете ли вы позволение решить дело поединком сегодня вечером?
У Брандена был такой вид, будто он проглотил какую-то кислятину.
— Только до первого касания. Я не желаю видеть иной крови, кроме той, которая прольется после первого укола. — Он повернулся к Торри; на его лице, а в особенности — в глазах не осталось и следа улыбки. — Вы выросли не здесь, потому я прошу вас не обижаться, если я специально укажу вам: бой только до первой крови; я сам буду распорядителем дуэли и позабочусь об этом.
Торри кивнул, хотя шея у него, казалось, одеревенела.
— Я понимаю.
Бранден поджал губы.
— Что ж, слово дано, и в ожидании поединка вам бы лучше удалиться и освежиться. — Он протянул руку. — Вот ваши шатры; вашу даму проводят к реке вестри.
Внутри шатра мерцал один-единственный светильник, свисавший с крестовины над головой, как раз под укрытой колпаком отдушиной, проделанной в шелковой ткани. Полом шатра служил толстый ковер, постеленный прямо на мягкую траву; в углу лежали две скатанные в рулоны постели, каждая перехвачена лентой, завязанной сложным узлом.
Губы у отца побелели.
— Зачем ты это сделал?
Торри захотелось ударить его.
— Я устал сидеть и терпеть — в отличие от тебя!
У матери был такой вид, как будто Торри ударил ее.
— Неужели ты думаешь…
— Думает. — Отец покачал головой. — Надо было лучше его учить.
— Торри, — произнесла мать, — ты что, в самом деле считаешь, что твой отец — трус?
— Они так считают.
Отец улыбнулся.
Мать встряхнула головой.
— И почему же? Потому что, сдавшись, чтобы спасти нас с Мэгги, он ведет себя покорно?
— Да, он всегда жмется и…
— Думаешь, это спасет их от ножа в горло, — мать усмехнулась, — когда придет время?
— Если только это время придет… Я слишком долго ждал удобного момента, чтобы освободить Торри, Мэгги и тебя, — произнес отец. — Но я не видел возможности!
Мать похлопала его по руке.
— Все хорошо, — сказала она. — Мы и теперь найдем способ выбраться.
Они впервые за долгое время могли говорить, не боясь подслушивания.
— Мам, ты раньше знала обо всем этом?
Та сдержанно улыбнулись.
— Мне рассказывали… Только не всему хотелось верить.
Отец нежно сжал ее запястье.
— Думаешь, я не понимал, Карин? — спокойно спросил он. — Все эти счастливые годы меня огорчало, что ты не веришь мне. Но все равно, это было хорошее время.
— И этот туда же! — Она вырвала руку. — Похоже, тебе нравится происходящее.
— Таким меня вырастили, мин алсклинг, — спокойно ответил отец.
Мать открыла рот… и закрыла его.
Торри без труда читал ее мысли: друзья погибли, Торри убивал и убивал бы еще, а ты радуешься? Да как ты можешь?
Но что-то в отцовской манере держаться, в его взгляде говорило: «Я справлюсь, я уже взялся за дело». Так же он смотрел на бойню на лужайке перед домом.
Не самый приятный взгляд, даже если у вас крепкий желудок, но чем-то отец напомнил Торри дока Шерва, который опускается на корточки перед пациентом и открывает свой черный чемоданчик, или дядю Осию, который берет в руки отвертку и поднимает капот, или мать — когда она садится с пачкой листов перед компьютером.
— Слово для стратегии и фехтования в берсмале одно, — произнес отец бесстрастным тоном. Его губы на мгновение сжались в прямую линию. Затем он расслабился и пожал плечами. — Ладно, пусть будет, как будет. Что сделано, того не переделать; а тебя довольно ловко обвели вокруг пальца.
— Меня? Обвели вокруг пальца? Да они…
— Ториан! — Отец сделал паузу, потом покачал головой. — Сын, здесь тебе не Хардвуд. Ты знаешь о Тир-На-Ног только из рассказов Осии. Этого бы тебе хватило в каком-нибудь вандескардском городишке, но вырасти в Срединном Доминионе — нечто совсем иное. Эта жизнь сильно отличается от той, к которой ты привык: она стеснена правилами и обычаями и совсем непроста. Я рос здесь и знаю здешние нравы; ты воспитывался в других условиях.
Отец всегда любил простоту и терпеть не мог ничего заковыристого. Другое дело мать, которая просиживала за компьютером, извлекая смысл из происходящего на рынке ценных бумаг. Или дядя Осия, который выглядел счастливейшим из смертных, когда возился с каким-нибудь незнакомым механизмом, пытаясь вызнать его назначение или дефект. А отец блаженствовал, скинув рубаху, починяя забор.
— Возьмем, к примеру, Дакара дель Регинала. Ты думаешь, он просто так меня оскорбил? Дурно воспитанный хлыщ насмехается над пленником? Ничего подобного! Он хотел, чтобы я ответил ему, хотел заставить меня выйти с ним на бой — следовательно, он по крайней мере достаточно хороший боец, чтобы наблюдающие за боем поняли, насколько я в форме. — Отец покачал головой. — Ну, или ты, раз уж так получилось.
— Я одержу победу, — сказал Торри, надеясь, что говорит достаточно уверенно. Отец фыркнул.
— Очень смело, но откуда тебе знать? И даже если так — мудро ли это? — Он уселся по-турецки, сложив руки на животе. — Нет. Ты не должен победить. Ты проиграешь, притом совершенно определенным образом. Помнишь, как у тебя появилась дурная привычка отрываться от противника?
Торри не нравился оборот, который принял разговор, а еще меньше ему нравилась критика, однако он кивнул.
— Чего плохого в том, чтобы отрываться от противника? — небрежно произнес юноша. — Если у человека крепкое запястье, а у меня оно крепкое…
— Когда ты отходишь, ты отпускаешь клинок противника. Так вот: как можно раньше — прежде чем он успеет оценить твой глазомер и силу запястья — отступи, причем так, чтобы твой клинок ушел в сторону…
— Может, мне ему просто так запястье подставить?
— О том и речь. Не двигайся вперед, просто замедли руку. — Отец мгновение помолчал, размышляя. — Да, это пойдет: ты горяч, но побаиваешься укола и не сближаешься с противником. Он целит тебе в запястье — осторожно, если ему случалось попасться на эту удочку, — а ты опаздываешь с защитой. — Отец кивнул, словно соглашаясь сам с собой. — Должно получиться.
Торри поразмыслил немного.
— Я никогда не поддавался.
Это была обычная тактика: притворяешься, будто у тебя есть привычка, скажем, притоптывать ногой перед выпадом или всегда выходить в рипосту после удачного парирования — и ждешь, что противник заглотит наживку, а затем ловишь его на этом. Но Торри никогда не заходил слишком далеко, боясь потерять хотя бы одно очко, — и теперь ему не улыбалось играть в поддавки.
Но отец, конечно, знал, о чем говорил. Торри посмотрел ему в глаза.
— У меня еще будет возможность показать себя. У меня еще будет возможность подраться, а не просто пропустить удар.
Отец кивнул:
— Несомненно. В подходящем месте, в подходящий момент.
После легкого ужина, состоявшего из маринованных овощей и ломтиков копченой рыбы, которые Торри запивал водой, а не вином, и купания в ледяной горной реке прошел час — вполне достаточно, чтобы расслабить мышцы с помощью упражнений и силы воли.
Торри разделся до позаимствованных у Брандена дель Брандена дуэльных брюк, по колено длиной. Однако молодой человек отклонил предложение Брандена прислать слугу-вестри, чтобы тот забинтовал ему бедра; Торри решил надеть под низ свои все еще мокрые плавки.
Во рту ощущался металлический привкус, и Торри поймал себя на том, что слишком много думает о дыхании, походке и жестикуляции. Часть его разума словно забилась в раковину — точно так же болезненно сжалась его мошонка, — но другая, аналитическая, часть разума Торри мыслила холодно и отстранение, словно его тело стало механизмом с собственным дистанционным управлением, а глаза превратились в автоматические кинокамеры.
Так вот на что похож страх: все казалось таким далеким. Не так уж и плохо, гораздо хуже была широкая ухмылка сидевшего в стороне Херольфа: у Сынов это отнюдь не дружелюбное выражение, они скалят зубы, готовясь терзать и рвать.