Перед работником на железном столе было уложено множество серебряных полосок-строчек буквами кверху. Из всех этих строчек получилась серебряная доска величиной с целый газетный лист.
      Папа сразу нашел на этой доске название газеты, сложенное из больших, особенно красивых букв.
      "Московский железнодорожник", - догадался папа. А маленькие буквы прочесть было очень трудно: буквы были такие, как если посмотреть на газету в зеркало. Работник взял папины строчки и вставил их в свободное место собранной серебряной доски. Потом он начал вставлять над папиным объявлением одну за другой крупные буквы.
      "Пропал мальчик", - перевел папа на обыкновенный язык.
      Вся собранная из серебряных строчек доска была уложена в железную раму. Работник покрепче подвинтил винты на углах рамы, чтобы строчки не могли рассыпаться, и сказал громким голосом:
      - Верстка готова! Берите набор в машину!
      Этот работник был здесь самый главный.
      Подошли двое рабочих, передвинули раму с набором на столик на колесах и повезли ее к печатной машине.
      Было двенадцать часов ночи.
      Папа подумал: "А вдруг Травка уже дома, а я тут задерживаю занятых людей? Завтра начнутся телефонные звонки, и придется всем отвечать, что зря они беспокоились, что Травка сам явился еще вечером, и что все благополучно, и что объявление в газете напечатано зря..."
      Он пошел в кабинет редактора и оттуда позвонил по телефону домой.
      Мама спросила испуганным, тихим голосом:
      - Кто говорит?
      Мама боялась, что Травка попал под трамвай или под поезд. Она вздрагивала от каждого телефонного звонка. Ей все казалось, что по телефону она узнает о Травке что-нибудь ужасное.
      Папа понял по маминому голосу, что Травки дома нет. Но он постарался говорить как можно веселее, чтобы успокоить ее:
      - Это говорю я, папа. Я в типографии. Я сам слежу, как печатается объявление. Завтра мы наверняка все узнаем. Ложись-ка спать.
      Было двенадцать часов ночи, а Травки не было дома. И неизвестно, где он был.
      Конечно, мама не могла заснуть. Она то включала радио, то выключала его: ведь по радио ничего не могли сказать о Травке. Телевизор тоже кончил работать.
      Она пробовала заниматься, взяла книгу, но никак не могла понять, что она прочла и что нужно запомнить.
      Она вспомнила, что сегодня так и не пошла на занятия хорового кружка. Она хотела попеть здесь, дома. Но ей приходила в голову все одна и та же песня. Она сама когда-то сочинила ее для Травки:
      Спи, малышка мой курносый,
      Баюшки-баю!
      Я на все твои вопросы
      Песенку спою...
      Спят котенок, галка, ежик
      Видно, время спать.
      Ты ложись скорее тоже
      В мягкую кровать!
      Будешь в школе ты учиться
      Много-много дней,
      Незаметно становиться
      С каждым днем умней.
      Но всегда останься с мамой
      Сердцем и душой,
      Даже если будешь самый
      Умный и большой.
      ГАЗЕТА ПЕЧАТАЕТСЯ
      Раму с серебряным набором вложили в машину. В машине был валик, намазанный краской. Валик прокатился по набору, и все буквы из серебряных стали черными.
      Потом машина опустила набор на большой лист белой бумаги, и все буквы, рисунки, цифры и линии отпечатались на бумаге черной краской. Сразу стало удобно читать.
      Так получилась газетная страница.
      Папа подошел к машине и увидел в самом углу газетной страницы свое объявление: "Пропал мальчик".
      А дальше было напечатано, как зовут этого мальчика и по каким телефонам нужно звонить, если кто-нибудь его увидит.
      Папа попросил позволения взять один газетный лист, чтобы показать маме. Ему позволили.
      Главный работник посоветовал ему:
      - Сегодня наша газета будет готова раньше, чем обычно. Пойдите и попросите, чтобы ее выпустили из типографии вместе с большой газетой. Тогда она попадет на места с первой утренней почтой. А иначе она может задержаться здесь, в типографии.
      Большая газета печаталась не в этом цехе, не на этих плоских машинах. Разве эти машины успели бы напечатать целый миллион газет за одно утро? Да нет, куда им! Такой машине нужно секунд десять, чтобы отпечатать один только газетный лист.
      А большая газета печаталась на ротационной машине.
      Папа пошел к ротационной машине. Она помещалась в огромном светлом зале, величиной чуть ли не с трехэтажный дом. Чтобы наладить или поправить что-нибудь в этой машине, рабочие ходили вокруг нее по лесенкам и балкончикам. Зато и машина работала так, как не смогли бы работать и полторы тысячи человек сразу.
      Но ведь сами люди изобрели и построили эту машину и поручили ей свою работу! Электрические моторы приводили ее в движение. Но ведь и моторы были построены тоже людьми!
      К ротационной машине подкатывались рулоны бумаги -бумажные катушки величиной с громадную бочку.
      Машина разматывала рулон, и белое бумажное полотно шириной с классную доску исчезало в машине. Там оно проходило между вертящимися валами газетного набора. Валы были смазаны краской. На белой бумаге одновременно и сверху и снизу отпечатывались газетные страницы.
      Валы вертелись без остановки, и бумага обращалась в сплошную ленту газет. Машина резала бумагу на отдельные газетные листы, сама складывала их, и из машины выползали готовые сложенные газеты. Было похоже, что из машины течет газетная речка. И таких речек вытекало несколько сразу.
      Папа подумал: "А ведь и правда - эту газету будут читать по всему нашему необъятному Союзу, в каждом городе, на каждом заводе, на каждой фабрике, на каждой электростанции, в каждом колхозе. И, конечно, в ней должны описываться события самые важные и самые интересные для всех". Он был рад, что о его сыне напечатано только в маленькой газете московских железнодорожников, которые и на самом деле могли встретить Травку и могли помочь ему вернуться домой.
      Папа сказал заведующему отправкой газет, что газета "Московский железнодорожник" отпечатана уже вся целиком. Ему обещали, что скоро она будет отправлена куда полагается.
      Тогда папа поехал домой, в Петровский парк.
      * * *
      В корпусе "Б" лифт был выключен на ночь.
      И когда папа поднимался пешком по лестнице, ему вдруг в голову пришла такая мысль: а ведь могло же случиться, что за это время Травка вернулся домой? Конечно, могло. Например, его встретили железнодорожники и помогли ему добраться до станции Пролетарская - посадили на какой-нибудь добавочный поезд или даже на паровоз. На Пролетарской он дорогу знает. Ну, он пришел к Измайловым, а их нет дома. Он, конечно, не растерялся, а подождал у соседей. Вечером Измайловы вернулись домой, увидели Травку и, конечно, сейчас же отвезли его обратно в Москву. И теперь Травка дома. Он спит. И мама спит.
      И все благополучно, и все спокойно.
      Папа даже пошел на цыпочках и отпер дверь, стараясь не щелкнуть замком, чтобы не разбудить Травку.
      В квартире горел свет.
      Но там была одна только мама.
      Она не спала и все еще ждала Травку.
      - Ты был в цирке? - спросила мама.
      0т удивления папа даже изменился в лице:
      - Нет, я был в типографии. Видишь, газета "Московский железнодорожник". Завтра мы обязательно все узнаем.
      И он протянул маме свежий газетный лист, еще пахнущий типографской краской.
      Мама сказала:
      - А я видела тебя по телевизору в цирке вместе с Травкой. Вы сидели среди зрителей. Травка так весело смеялся.
      - Ну, это, наверно, тебе показалось. И как мы могли пойти в цирк без тебя? Ты об этом подумала? Успокойся, милая мама, и постарайся поскорее заснуть. Завтра наш сынок, наверно, найдется.
      А ТРАВКА УЖЕ ДАВНО ПРИЕХАЛ В МОСКВУ
      Электрический поезд, на котором ехал Травка, прибыл в Москву точно по расписанию, даже немного раньше.
      Как только поезд остановился, перрон наполнился приехавшими пассажирами. Не успела толпа пассажиров схлынуть, как пришел еще поезд, на этот раз обыкновенный, с паровозом. Опять пошли пассажиры.
      Машинист электропоезда Вася приводил в порядок свое хозяйство. Помощник машиниста ушел. А Травка терпеливо дожидался в углу кабины.
      Наконец машинист открыл дверь и вывел Травку на перрон. На другом пути, на той стороне перрона, стоял только что прибывший поезд. Черный громадный паровоз фыркал паром и тяжело дышал, будто ему было очень трудно везти за собой столько вагонов и он страшно устал.
      - Что, запыхался, старик? - насмешливо крикнул машинист Вася. - Знай наших! - Потом он нагнулся к Травке и сказал по секрету: - Ты видел, как я его по дороге обогнал? Я из-за него на две минуты раньше расписания прибыл. Только ты никому не говори. Тебя как?..
      - Травка...
      - Очень приятно! Будем знакомы, мужичок Травка! А меня зовут Вася. Можно звать и дядя Вася, но не стоит. По званию я техник-лейтенант тяги, а по образованию - ученик капитана Калашникова.
      - Будем знакомы, - согласился Травка, снял варежку и пожал протянутую ему руку.
      - Сейчас придет моя смена, - сказал Вася. - Поедем с тобой куда хочешь, хоть на Луну. Полетишь со мной на Луну?
      - Потом, может быть, и полечу, - ответил Травка. - Когда подрасту немного. А сейчас, дядя Вася, поедемте поскорее в Петровский парк.
      - Ну что же, можно и в Петровский парк, - согласился Вася. - Тоже хорошее место.
      - Очень хорошее! Там меня ждет мама. И папа, наверно, тоже ждет. Вы только, товарищ техник-лейтенант тяги, пожалуйста, не снимайте погоны, когда приедете к нам.
      Вася не успел ничего ответить. К нему быстрыми шагами подошел человек в форме железнодорожника и тоже в погонах.
      Вася вытянулся по-военному:
      - Здравия желаю, товарищ инженер-майор!
      - Зравствуйте, товарищ техник-лейтенант. Вот какое дело: ваш сменщик заболел. Придется вам сделать еще один рейс, пока мы вызовем запасного.
      - Слушаюсь, товарищ инженер-майор! Разрешите отлучиться на минутку?
      Вася отвел Травку в сторону и сказал:
      - Вот беда! Слышал? Но здесь я ничего не могу поделать. Приказ, сам понимаешь.
      - Да я один доеду, - сказал Травка. - Подумаешь - беда!
      - А ну, говори точный адрес. Как поедешь?
      - Очень просто. На метро до той станции, где бронзовые фигуры.
      - Это до "Площади Революции", что ли?
      - Ну да. А оттуда на троллейбусе. Петровский парк, Новые дома, корпус "Б", шестой этаж, квартира шестьдесят восемь.
      - Великолепно! Теперь я вижу, что с тобой мимо Луны не пролетишь. Деньги-то у тебя на дорогу есть? Тебе и сейчас путь не близкий.
      - Есть. Целый рубль, - деловито ответил Травка.
      - Неразменный?
      - Почему неразменный? Самый настоящий!
      - Ну, пусть он у тебя останется неразменным. Вот тебе на метро и на троллейбус. Может быть, еще какие-нибудь расходы будут. - И Вася дал Травке горсточку серебряных монет.
      Это было как раз кстати. Травке очень хотелось еще раз попробовать, как будет действовать билетный автомат.
      - Но только как я вам отдам эти деньги?
      - А вот на Луну вместе полетим, ты и отдашь.
      - Это еще когда будет... - сказал Травка. Он понял, что Вася шутит. Я лучше попрошу папу, пусть он пошлет деньги капитану Калашникову, а капитан Калашников отдаст вам.
      Вася обрадовался:
      - Да ты, я вижу, малый сообразительный! С тобой и правда не пропадешь.
      Конечно, техник-лейтенант Вася проводил бы Травку домой и постарался бы и сам не пропасть и Травку не потерять. Но, как нарочно, им приходилось расставаться. Ничего не поделаешь: заболел товарищ. А поезда должны ходить по расписанию во что бы то ни стало.
      * * *
      Травка стоял перед кассой-автоматом. Он только что опустил в щелочку четыре монеты и ждал, когда же выпадет билет.
      Но автомат молчал и упорно не выдавал Травке билета.
      Травка постучал кулаком в стенку автомата. И опять -ничего.
      Что же делать?
      И пожаловаться было некому.
      Травка хотел уже идти в обыкновенную кассу, где сидела кассирша, но тут проходивший мимо пассажир сказал:
      - Что, мальчик, застрял билет? Так ты нажми кнопку.
      Травка раньше и не замечал на шкафчике кнопку, рядом с которой было написано, что ее нужно нажать в случае отказа автомата. Он нажал кнопку, и в корытце что-то упало с легким звоном. Травка стал пальцами доставать билет, но в руке у него оказались четыре монеты по двадцать копеек, только что опущенные в автомат им самим.
      - Как же это я сразу не догадался! - громко воскликнул Травка. - Этот автомат не умеет давать сдачи. Если опустишь больше пятидесяти копеек, он просто отдает деньги обратно.
      И Травка, сообразив, в чем дело, быстро насчитал из тех денег, которые были у него в кармане, ровно пятьдесят копеек - три гривенничка и двугривенный.
      Мальчик опустил в автомат эти монетки и получил билет без всякого отказа.
      НОВЫЕ ДОМА
      Без всяких приключений он доехал до станции "Площадь Революции".
      Здесь его подхватила толпа пассажиров, и не успел он хорошенько посмотреть на знакомые статуи, как вместе с толпой пошел куда-то вниз. Он и не думал, что если находишься под землей, то можно опуститься и еще ниже.
      Он шел вместе со всеми и попал как будто бы на другую станцию. Это был светлый зал, весь из белого мрамора. Здесь у самого потолка были вделаны фигуры танцоров и музыкантов. Кто играл на дудочке, кто на балалайке, а кто еще на каком-то инструменте - Травка не знал, на каком. Каждая фигура была ростом с большую куклу. Все они были сделаны из белого фарфора и подкрашены золотом.
      Подошел поезд.
      Какая-то тетя спросила:
      - Тебе куда, мальчик?
      - Мне в Новые дома.
      - Так садись же скорее, а то сейчас двери закроются! -крикнула тетя, схватила Травку за руку и втащила в вагон.
      Двери действительно сейчас же закрылись, и поезд тронулся. Пассажиры в вагоне оттеснили Травку от тети.
      Когда поезд остановился, Травка невольно вышел вместе с теми пассажирами, которые выходили на этой станции.
      Здесь не было никаких фигур. Не было и таких колонн, как на станции у дома-великана. Здесь были громадные арки, похожие на серебряные радуги. Между арками стены были облицованы красным самоцветным камнем.
      Когда пассажиры ушли, станция стала такой просторной, что Травке захотелось, чтобы здесь оказалось побольше ребят. Тогда можно было бы поиграть в салки или в палочку-выручалочку под серебряными радугами.
      Но самое интересное было, очевидно, на потолке.
      Посередине станции ходили люди и, запрокинув головы, смотрели на потолок.
      Травка тоже начал смотреть.
      Над его головой оказалась как бы громадная опрокинутая овальная ваза, и он видел ее дно. На дне вазы он увидел картину необыкновенной красоты. Картина блестела и сверкала так, будто была сделана из драгоценных камней. На ней был изображен лыжник в красной фуфайке, как у дяди Левы Измайлова. Будто он на лыжах прыгает с горы. Ты глядишь на него снизу, а он через тебя перепрыгивает. А над ним видно синее зимнее небо.
      "Эх, жаль, что я не окликнул его тогда! - подумал Травка. - Ну, да ладно! Зато я загадаю ему загадку: как я видел, что он ел шоколад на Московских горах? А потом расскажу, что видел его на картине, на потолке".
      Травка видел над собой мозаику - картину, выложенную из кусочков разноцветного стекла.
      Он пошел дальше и в следующей вазе увидел самолет, прорывающийся сквозь облака, потом дальше - остроносый планер, летающий без мотора, пловца, прыгающего с вышки, цветущую ветку яблони, потом ту же ветку, но уже с крупными румяными яблоками.
      Он шел все дальше и рассматривал все новые картины, пока у него не заболела шея. Он отдохнул немного и снова принялся смотреть.
      Травка увидел рабочих, кладущих кирпичи на высокой стене, колхозников, убирающих машиной золотистую пшеницу, самолеты, летящие в виде букв "СССР", и, наконец, гордое красное знамя, развевающееся по ветру.
      Он посмотрел бы и еще немного, но ему было пора ехать домой. Он давно уже догадался, что попал не туда, куда нужно, и лучше всего ему вернуться на станцию "Площадь Революции". А оттуда сесть на троллейбус - вот он и дома.
      Поезд в противоположную сторону только что ушел. Травка решил дожидаться следующего поезда на том месте, где висела вывеска "Посадка пассажиров с детьми".
      Он взглянул налево, где высоко на стене были вделаны часы. Большая и маленькая стрелки столкнулись около цифры "9".
      Рядом с этими часами были другие, но уже совершенно необыкновенные. На этих часах не было ни стрелок, ни цифр. Вернее, цифры были, но какие!
      На часах стояла цифра "1", составленная из светящихся точек.
      А вокруг этой большой цифры выскакивали одна за другой, по кругу, светящиеся маленькие цифры: О, 5, 10, 15, 20, 25, 30, 35.
      "Что это за часы такие?" - подумал Травка. А цифры все выскакивали дальше по кругу: 40, 45, 50, 55... Потом сразу все исчезли, и вместо них появилась цифра "2", тоже из точек. А вокруг нее сейчас же начали выскакивать маленькие цифирки: 5, 10, 15, 20...
      - Ты что, мальчик, гуляешь или едешь куда? - услышал Травка.
      Он обернулся и увидел девушку в красной фуражке, но не ту, с которой познакомился раньше, а другую. В руке у нее тоже был желтый сигнальный диск.
      - Еду. Мне нужно на площадь Революции, а оттуда на троллейбусе к Новым домам.
      Она начала ему объяснять:
      - Так ты сейчас сядешь на поезд, проедешь одну остановку, там слезай и поднимайся по движущейся лестнице, где висит вывеска "Площадь Революции". Ты читать-то умеешь?
      - Умею, - нетерпеливо сказал Травка. - А это что за часы?
      - Обыкновенные интервальные часы. Показывают интервалы между поездами. Сколько минут прошло и сколько секунд от поезда и до поезда. Обыкновенная вещь... Отойдите от края! -вдруг по-начальнически крикнула она пассажирам.
      А пассажиры и так не заходили за белые квадратики, накрашенные вдоль платформы. Разве уж кто-нибудь очень нетерпеливый выскочит посмотреть, не подходит ли поезд.
      Когда поезд подходил, интервальные часы показывали четыре с секундами. Поезд остановился, и цифры на часах разом исчезли.
      Травка вошел в вагон и целую остановку думал о том, что обязательно нужно будет изобрести такие же часы, но только чтобы их носить на руке. Они, конечно, электрические. Вставишь штепсельную вилочку - и сразу видно, сколько сейчас часов и сколько минут. (Вместо секунд пусть лучше будут минуты!)
      Поезд остановился.
      Травка ничего не перепутал. Он поднялся на эскалаторе с вывеской "Площадь Революции", потом увидел другой эскалатор с такой же вывеской, опустился по нему и попал-таки на свою знакомую станцию с бронзовыми фигурами. И тут спросил у первого же гражданина, который показался ему особенно добрым:
      - Скажите, пожалуйста, где садиться на троллейбус к Новым домам?
      - Да зачем же тебе на троллейбус? - удивился гражданин и даже развел руками. - На метро же гораздо проще. Поедешь со мной. Я тебе покажу, где сходить.
      Травка знал, что к Новым домам можно проехать и на метро. Правда, идти до них от метро подальше, чем от троллейбуса или от трамвая, но Новые дома видны отовсюду, и он ни за что не заблудится.
      Он проехал с добрым гражданином три остановки, и гражданин сказал:
      - Вот ты и приехал, слезай. А ты говоришь: троллейбус! Зачем тебе троллейбус?
      Травка вышел и попал на новую станцию. Полукруглый потолок здесь был весь усеян яркими электрическими лампами.
      При выходе висела мраморная доска с гордыми словами: "Сооружено в дни Великой Отечественной войны".
      Травка распростился с этой станцией и пошел домой.
      Он поднялся на эскалаторе, вышел на улицу и удивился: Новые дома высились совсем рядом - стоило только перейти площадь, и ты во дворе Новых домов. Это были величавые, стройные семиэтажные дома. Все их окна светились, и сами они были освещены снаружи. Они выделялись на темном небе и были видны отовсюду.
      Но это были не те Новые дома, в которых Травка жил с папой и мамой...
      К Травке подошел милиционер. Он был в темно-синей шинели с красными кантами. На плечах его рдели красные погоны. На голове была черная барашковая шапка с синим верхом и с золотой кокардой. За спину был закинут синий башлык с красным кантиком, а на груди сияли золотые пуговицы и вился красный шнур. Справа у него висел грозный пистолет в кобуре, а слева висела сумка.
      Такой встанет перед самым страшным нарушителем порядка, и нарушитель сразу испугается. Но он стоял перед Травкой, а Травка не испугался ничуть.
      Милиционер спросил:
      - Ты что здесь делаешь, мальчик? Куда едешь?
      - Мне нужно в Новые дома.
      Милиционер прикоснулся рукой к своей шапке и вежливо указал:
      - Так вот же тебе Новые дома! Площадь перейдешь - и там. Переходи только где указано и при зеленом свете.
      - Да это не те Новые дома. Мне нужно Петровский парк, Новые дома.
      - А, Петровский парк... Так садись на трамвай. Вот трамвай идет как раз в Петровский парк без пересадки. Деньги-то у тебя есть?
      - Есть.
      - Ты входи смело через переднюю площадку и садись прямо на детские места. Скажи, что я велел.
      Трамвай уже подходил к остановке.
      Травка крикнул "Спасибо!" и побежал садиться.
      ТРАМВАЙ ИДЕТ В ПАРК
      С передней площадки сходило очень много народу. Ждать, пока все сойдут, было рискованно: только сойдет последний пассажир, вагон и тронется. Так часто бывает. А садиться на ходу нельзя - Травка это хорошо знал. Поэтому он побежал к задней площадке.
      Здесь толпилось тоже много народу. Но садились далеко не все. Трамвайная кондукторша стояла на задней площадке и объявляла громким голосом:
      - Трамвай идет в парк! Трамвай идет в парк!
      "Отлично!" - подумал Травка, схватился за поручни и вошел в вагон.
      Другим пассажирам, видимо, нужно было не в парк, и поэтому внутри вагона пассажиров оказалось немного. Травка протянул кондукторше тридцать копеек.
      - Мальчик, трамвай идет в парк, - предупредила кондукторша.
      - А мне и нужно в парк, - сказал Травка.
      Сразу было видно, что он разбирается, куда едет. Кондукторша дала ему билет.
      Он подошел к передней площадке, где обыкновенно сидят дети. Детей здесь не было. Кто-то из взрослых уступил ему место в самом уголке. Он взобрался на скамейку, стал на колени и начал смотреть в окно.
      Громадные дома с сияющими окнами казались волшебными замками. Они уходили в самое небо, в темноту. Но это, конечно, не были дома-великаны высотные здания, как их называют в Москве. Это были просто обычные московские дома в восемь, десять и двенадцать этажей. Травка начал считать этажи в домах, но это оказалось очень трудно: дома проплывали мимо. Жаль, нельзя было ставить заметочки, мимо каких домов уже проехал трамвай. Поэтому из счета ничего не выходило.
      Вагон спускался на какую-то большую площадь. В темноте были видны разноцветные огоньки трамваев (у каждого номера свои два цвета), огни светофоров, автобусов и автомобилей. Все это издали было похоже на упавшие на землю огоньки салюта или на пышное украшение новогодней елки, рассыпанное по земле.
      Травка вспомнил такой замечательный запах елки, темно-зеленой, с серебряными звездочками, и ему почему-то стало немного грустно. Мама так любит украшать елку! А Новый год с елками уже прошел, дожидаться следующего очень-очень долго.
      - Государственный цирк! - объявила кондукторша, и остатки пассажиров стали сходить на остановке.
      Травка увидел белое здание, освещенное большими круглыми фонарями. На здании висели большие картины с рисунками львов, прыгающих в горящие кольца, и акробатов, высоко кувыркающихся над натянутой сеткой.
      "Хорошо бы побывать в цирке, - подумал Травка, - или хотя бы посмотреть цирковое представление в телевизор. Жаль, мама не позволяет поздно ложиться спать!"
      Травка вспомнил Ниночку в телевизоре, ее приветливую улыбку, вспомнил Солнечку, как она его поддразнивала, когда они на плечах ехали на Московскую гору, и сам улыбнулся.
      Травке стало больно стоять на коленях. Скамейка оказалась очень твердой. Травка спустил ноги со скамейки и уселся поудобнее.
      "...А как мама смешно пела:
      Спи, малышка мой курносый,
      Баюшки-баю!..
      ...А у братика Коли есть ученая галка, еще ничему не выученный белоногий котенок Алешка и ежик. Ежик спит чуть ли не с тех пор, как мы переехали в Новые дома. Интересно, проснулся он или все еще спит?
      Спят котенок, галка, ежик
      Видно, время спать.
      Ты ложись скорее тоже
      В мягкую кровать!..
      Хорошо бы сейчас в мягкую, удобную кроватку!.."
      Травка подогнул под себя одну ногу.
      В глазах у него поплыл ослепительный потолок, сплошь покрытый сияющими лампами, засверкала мозаика - пловцы, лыжники, самолеты, каменщики на высокой стене, ветка цветущей яблони, красное знамя, развевающееся на ветру... Откуда-то взялся рояльный волк и защелкал черными и белыми зубами...
      - Уходи, волк! - крикнул Травка и взмахнул ножичком с костяной ручкой. - Уходи! Уходи! Все равно не отдам тебе Солнечку!
      Волк зашипел змеей: ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш... - повернулся и поехал куда-то на своих трех сосновых лапах, царапая когтями мозаичный пол. С резким звоном полетели из-под когтей цветные стекляшки: "тррррррннннн... трррррнннн..." Волк исчез...
      Травке стало тепло и уютно, только дуло в ноги. Травка говорил маме: "Мама, закрой форточку!.." Мама закрывала форточку, и снова становилось тепло.
      Травка спал.
      ГДЕ НОЧУЮТ ТРАМВАИ
      Оказывается, вагон шел не в Петровский парк, где жил Травка, а в трамвайный парк, куда собираются трамвайные вагоны на ночь.
      Был еще только вечер, а этот вагон кончил работу раньше других. Так выходило по расписанию.
      Как только вагон вошел в парк, кондукторша поспешила в контору сдавать билетные деньги. Трамвайный вожатый взял ключи от моторного управления и ушел, даже не заглянув внутрь вагона. Обоим им хотелось поскорей освободиться. Было воскресенье. У вагоновожатого был билет в театр, и он хотел успеть хоть на второе действие. Кондукторша торопилась в клуб: она сама сегодня участвовала в спектакле.
      А Травка в вагоне крепко спал, свернувшись на лавочке. Снаружи его не было видно.
      * * *
      Ночью в парк стали собираться вагоны.
      Пришла ночная смена рабочих.
      Уборщица Марья Петровна выметала вагоны и тряпкой протирала стекла окон. Она первая увидела спящего Травку:
      - Батюшки, что же это такое? Мальчик в вагоне спит! Кто же его здесь оставил? Вставай, мальчик! Мальчик!
      Травка повернулся и сквозь сон пробормотал:
      - Мамочка, я никуда больше не поеду. Только дай мне поспать...
      Марья Петровна взяла Травку за плечи и сильно потрясла.
      Травка открыл глаза, увидел незнакомую женщину в сером платке, испугался и громко закричал:
      - Мама! Мама!
      - Ну что ты, мальчик, не бойся! - ласково сказала Марья Петровна. - С мамой ехал? Как же она тебя забыла?
      - Нет, я один ехал, - сказал Травка и всхлипнул.
      Ему вдруг стало очень жалко себя. Он вспомнил, что потерялся еще утром, подумал, что никогда уже больше не увидит маму и папу, и горько заплакал:
      - Хочу домой!.. К маме...
      Марья Петровна забеспокоилась: что делать с мальчиком глубокой ночью?
      Травка плакал все сильней и сильней.
      Тогда Марья Петровна сказала:
      - Ах ты, горе ты мое! Ну, не плачь! Утром найдем твою мамочку. Как звать-то ее, знаешь?
      - Зна-а-а-аю...
      - Вот утром встанешь, спросим адрес в справочном бюро, и я отвезу тебя к мамочке.
      - Да я сам знаю адрес! - чуть не закричал Травка от обиды. - Что же я, совсем глупый, что ли? Петровский парк, Новые дома, корпус...
      - И, батюшки, - перебила его Марья Петровна, - теперь повсюду новые дома. Которые и старые были, и те обновляются. Разве уж совсем подряхлели, так те на слом, а жителей переселяют опять же в новые дома... Пойдем, милый! Ты у меня сейчас отдохнешь...
      И она повела Травку по трамвайному парку.
      Травке очень хотелось спать, но, когда он вышел из вагона, и сон и слезы прошли совершенно.
      Ему никогда не приходилось видеть столько трамвайных вагонов сразу.
      Вагоны стояли длинными рядами. Куда ни поглядишь - всюду вагоны и вагоны.
      Высоко над ними была стеклянная крыша. Над крышей чернело ночное небо. Но в парке было светло, как днем. Под крышей висели громадные фонари. Они светили так, что на них было больно смотреть.
      На земле, между трамвайными рельсами, чернели глубокие канавы.
      Травка заглянул в одну такую канаву. Там стоял рабочий.
      Рабочий крикнул:
      - Давай!
      Трамвайный вагон двинулся и наехал на рабочего сверху. Травка нагнулся под колеса вагона посмотреть, что будет дальше. Рабочий стоял под трамваем. В одной руке у него была электрическая лампа в проволочной клетке, а в другой - молоток на длинной ручке. Он постукивал молотком, словно доктор, выслушивающий больного.
      - Что это он там делает? - спросил Травка.
      - Механизмы проверяет, - ответила Марья Петровна. -Проверяет по звуку, не треснуло ли что, не износилось ли, не нужно ли лечения - ремонту, по-нашему говоря... И пойдем-ка мы с тобой, сынок, в тепло, ляжешь ты спать... А то гляди остынешь и сам потребуешь ремонта... А виновата будет Марья Петровна. Недоглядела, скажут, за ребенком.
      Она провела Травку в сторожку. Там было очень жарко. В углу сидел сторож и курил папироску.
      - Вот, приемыша к тебе привела, - сказала Марья Петровна. - Пусти переночевать.
      - Откуда ты его взяла-то? В трамвае, что ли, кто забыл? Надо бы позвонить в милицию.
      - А что ребенка ночью по милициям таскать? Проспит здесь до утра, а там видно будет. Утро вечера мудренее.
      - Ну что ж, - согласился сторож, - пусть переночует. Погода нынче не очень морозная, мне моя одежина не потребуется. Вот мы сюда его положим, возле печки.
      Сторож постелил прямо на пол свой огромный тулуп.
      Марья Петровна сняла с Травки валенки и курточку. Травка лег на тулуп и положил голову на подушку, сделанную из валенок и курточки. Марья Петровна покрыла его своим большим теплым платком, сказала: "Ну, спи!" - и ушла.