Тогда по проводу побежал электрический ток, и вокзальный телефон соединился с телефоном папиной квартиры.
      Провода всех московских телефонов подходят к автоматической телефонной станции. Здесь, на автоматической станции, люди только наблюдают за работой автоматов. А соединение происходит само собой, если только на телефонном аппарате поворачивать диск так, как нужно, то есть, как говорится, правильно "набрать" номер.
      Папа услышал в трубке гудки, будто громадный шмель пожужжал-пожужжал и перестал. Потом снова принялся жужжать и опять перестал. Папа понял, что соединение произошло правильно. А эти шмелиные гудки показывали, что в их квартире раздаются звонки.
      Мама взяла трубку, и между ней и папой начался разговор:
      - Я слушаю.
      - Скажи, пожалуйста, ты Травку уже накормила?
      Мама не узнала папиного голоса. Она подумала, что говорит ее брат (Травкин дядя), и ответила:
      - Травки нет дома. Он уехал с папой на дачу кататься на лыжах.
      Папин голос:
      - Да нет... Он решил вернуться... Встретил знакомых... Вспомнил, что ты без него скучаешь... Захотел кушать... Мало ли что могло случиться... Это говорю я - папа!
      - Он не возвращался... Как же ты отпустил его одного? -прошептала мама очень испуганно и чуть не выронила трубку из рук.
      Папа хотел рассказать всю правду, объяснить, что Травка потерялся нечаянно. Но мама не откликалась.
      Папа еще и еще нажимал рычаг, потом начал колотить по нему так, что телеграфистка заступилась за телефонный аппарат:
      - Гражжжжжданин!..
      Папа присмирел, посмотрел на телеграфистку виноватыми глазами и тихонечко продолжал слушать.
      В трубке раздавались какие-то шорохи и тихие стуки. Вдруг ему представилось, что как раз в это время в их квартиру в Новых домах вернулся Травка. Поэтому мама и не отвечает. А может быть, он и не сам вернулся, а его привели... или даже... принесли...
      Папа быстро положил трубку на рычаг и бегом бросился из комнаты.
      * * *
      У железнодорожного склада стоял грузовой автомобиль. Рабочие уложили на платформу грузовика много мешков с мукой. Погрузка кончилась. Рабочие закрывали железными крюками откидной борт платформы.
      Папа подбежал к рабочим. Он очень волновался. От волнения он с трудом выговаривал слова:
      - Братцы! Товарищи! Вы не в Петровский парк?
      - Ну да, в Петровский, - ответил один рабочий. - Муку везем на хлебозавод.
      - Может быть, меня подвезете? - попросил папа. - На трамвае очень долго, от метро квартира далеко, такси, как на грех, возле вокзала нет. А у меня несчастье, видите ли...
      Наверно, и впрямь было видно, что у папы случилось несчастье. Старший рабочий сказал:
      - Ну, садись, что ли. Довезем.
      Папа залез на мешки.
      Шофер сошел со своего места, завел ручкой мотор, потом сел за руль. Рядом с ним была рукоятка с круглой черной головкой. Шофер передвинул эту рукоятку, нажал ногой педаль, и машина тронулась. Вскоре она понеслась по улице, широкой, как река. Улица до самых берегов была наполнена мчащимися автомобилями.
      Через двадцать минут папа уже звонил у дверей своей квартиры. Он нажимал кнопку еще, еще и еще.
      Никто не откликался.
      Тогда папа своим ключом отпер дверь и вошел.
      Все три комнаты были пусты.
      Мамы не было нигде.
      ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С МАМОЙ
      Когда папа спрашивал по телефону про Травку и мама поняла, что Травка пропал, она очень испугалась. Она чуть не выронила трубку из рук, да так и сидела с трубкой в руке.
      Потом она немного оправилась от испуга, положила трубку на место и решила, что Травка, конечно, поехал к дяде. Она часто возила его туда в гости. Особенно по воскресеньям. Там у Коли, Травкиного двоюродного брата, был очень интересный живой уголок. Коля учился уже в третьем классе, и Травка любил бывать у него в гостях. Жили они недалеко от вокзала.
      И если папа с Травкой опоздал на поезд, то вполне естественно, что он должен был отправить сына к дяде. Но только почему же папа спрашивал, не вернулся ли Травка домой и покушал ли он? Неужели папа думал, что у дяди Травку не покормят?
      Телефон разъединился. Откуда звонил папа - неизвестно. А у Травкиного дяди (маминого брата) телефона в квартире не было.
      Она подождала, не позвонит ли папа еще раз.
      Однако никто не звонил.
      Вдруг снизу, со двора, донесся такой шум и треск, будто стреляли сразу из десяти пистолетов.
      Мама открыла дверь на балкончик. Ключ от балкончика она всегда носила с собой, чтобы он не попал в руки Травке.
      Внизу, на дворе, комсомолец Володя налаживал свой мотоцикл.
      - Володя! - крикнула мама. - Подождите меня минуточку!
      Она оделась и спустилась во двор.
      - Ну что, работает ваш мотоцикл? - спросила мама.
      - Работает! - с гордостью ответил Володя. - Вот, собираюсь его обкатать, чтобы он не застаивался.
      Володя только недавно получил премию на заводе, добавил к ней свои сбережения и купил мотоцикл. Он каждую свободную минуту разбирал свою машину, чистил ее и обкатывал.
      - У меня к вам просьба, Володя, - нерешительно начала мама. - Вам ведь все равно, куда ехать. Не съездите ли вы в Дорогомилово, не отвезете ли записку? Дело в том, что там, очевидно, Травка...
      - Пожалуйста! - с готовностью воскликнул Володя. - Да зачем записку! Садитесь, у меня вместо багажника второе седло. Я вас с удовольствием доставлю и туда и обратно. Далеко ли здесь! Всего каких-нибудь восемь километров. А я развиваю шестьдесят. За двадцать минут обернемся.
      - А ничего? - робко спросила мама.
      Володя стал ее уговаривать:
      - Конечно, ничего. Великолепное ощущение! Правда, это не автомобиль "Москвич", но и в мотоцикле есть своя прелесть. Главное - сидите совершенно спокойно. Можете держаться за мои плечи. Я вот получу еще премии три и обязательно куплю "Москвич". Но и это тоже машина.
      Мама поудобнее уселась на "второе седло". Володя нажал педаль, начал вертеть ручки, послышались взрывы, и мотоцикл осторожно выехал со двора.
      Ехать было не страшно. Маму слегка подбрасывало на мягких пружинах седла, и это было только занятно.
      Но вот мотоцикл вышел на шоссе, по которому ходили троллейбусы. Володя повернул ручки. В моторе мотоцикла стали все чаще раздаваться взрывы. Мотор заработал быстрее. Володя повернул еще, и мотоцикл взревел так, что не стало слышно отдельных выстрелов и хлопков - один сплошной дикий вой.
      Ветер рванулся маме в лицо. Шапку с нее сорвало, волосы растрепались; с непривычки ей стало трудно дышать. Душа ушла в пятки.
      Мама забарабанила кулаком Володе в спину и барабанила до тех пор, пока Володя не остановил машину.
      Мама спрыгнула с запасного седла и запросила пощады:
      - Я больше не могу! Вы уж, Володя, лучше отвезите записочку.
      - Как хотите, - обиделся Володя. - Правда, это не "Москвич"...
      Мама написала на клочке бумаги красивым почерком, нарочно поразборчивее, чтобы мог прочесть Коля: "Нет ли у вас Травки? Ответьте немедленно".
      Мама не была трусихой. Она поехала бы и дальше, разве только попросила бы Володю ехать не так быстро. Но она подумала: "Вдруг Травка сейчас уже вернулся, а квартира заперта! А вдруг его привели чужие люди... или даже... принесли..." Она сказала:
      - Поезжайте, Володя, скорее. А то у меня сердце не на месте. Но только, Володя, если он там, ни за что не берите его с собой. Пусть он просит, обещает сидеть спокойно, а вы не берите. Скажите: "Мама не разрешила", и все.
      - Ладно, не возьму, - успокоил ее Володя. - Хотя он у вас, кажется, не трус. Не такой, как... - Володя замялся немного, покраснел и продолжал: - Вы уж извините, что мотоцикл вам не понравился. Правда, конечно это не "Москвич", но и это тоже вполне машина...
      - Помните, Володя! - перебила его мама. - Вы дали слово!
      Володя только кивнул, нажал педаль; мотоцикл затарахтел, заурчал и помчался так быстро, что вскоре скрылся из глаз.
      А мама быстренько пошла домой.
      По дороге она подобрала свою шапку.
      ТРАВКА, КАЖЕТСЯ, НАШЕЛСЯ
      Бледный и взволнованный, папа встретил маму в дверях. Он был весь в муке. Он не мог выговорить ни слова. Все не знал, как начать.
      Мама хотела его поругать за то, что он так неосторожно отпустил Травку одного, но увидела, что папа очень расстроен, и промолчала. Она только произнесла печальным голосом:
      - Ты хоть бы почистился! - и дала папе щетку.
      А когда папа рассказал все по порядку, рассказал про телеграмму, про то, что лыжи исчезли, мама опять сильно заволновалась: что же, наконец, случилось с Травкой?
      Вдруг на дворе раздался такой стук и треск, будто стреляли сразу из десяти пистолетов. Мама вышла на балкончик, взглянула вниз и увидела Володю на мотоцикле. Она сказала, немного повеселев:
      - Это ответ от дяди. Сейчас мы все узнаем.
      И действительно, послышался гул поднимающегося лифта. Лифт остановился. Не дожидаясь звонка, мама бросилась к дверям и впустила Володю.
      - Все в порядке! - сказал Володя. - Получите ответ.
      И он протянул маме бумажку, на которой не очень красивыми, но разборчивыми буквами было написано:
      Травка ест сколько угодно. Завтра утром привезу.
      Коля.
      - Ну вот, я же говорил, что он проголодался! - сказал папа с невольной радостной улыбкой. - Нагулял на воздухе аппетит. Я всегда говорил, что загородные прогулки полезны.
      - И как это тебе не пришло в голову купить ему по дороге хоть пирожок! - сказала мама и обратилась к Володе: - Ну, как он там? Видели вы его? Он ничего на словах не передавал?
      - Да нет, я его не видел, - ответил Володя. - Там столько собралось ребятишек вокруг машины, что я никак не решился ее оставить. Это не то что у нас: сдал машину Вовке-морячку или тому же Травке с Ваней - и спокоен. А там - кто их знает, какие они. Но услужливые. Записку чуть не все бросились относить. Я хотел, чтобы и Травку вызвали, да ведь вы сами сказали, что не надо... Вот если бы у меня был "Москвич"...
      Володя ушел.
      Ждать до завтра было невозможно. Папа и мама посмотрели друг на друга и без слов решили: нужно ехать к дяде сейчас же.
      - Едем? - спросила мама.
      Папа ответил: "Хорошо", и оба они начали спешно надевать калоши. Мама все попадала правой ногой в левую калошу и очень сердилась, что калоша не надевается. Папа не смел сказать ни слова.
      - Это все ты! - сердито проговорила мама, нагнулась и надела наконец калоши как следует.
      На шоссе троллейбуса очень долго не было.
      Недалеко от троллейбусной остановки стоял серый автомобиль, опоясанный полосой из белых и черных шашечек. За стеклом, рядом с шофером, горел небольшой зеленый фонарь.
      Папа сказал:
      - Хочешь, поедем на такси? Это гораздо скорее и не очень дорого.
      Мама кивнула головой. Она любила ездить на такси.
      Они подошли к автомобилю.
      Шофер открыл им дверцу. Они уселись, сказали, куда ехать. Шофер включил счетчик, и сразу потух зеленый фонарь, показывая этим, что автомобиль занят.
      Тогда шофер завел мотор. Ему не нужно было для этого вылезать и крутить ручку. В его автомобиле был маленький электрический моторчик, так называемый "стартер". Шофер нажал кнопку стартера. Стартер провернул большой мотор, а дальше большой мотор стал работать сам собой. Шофер передвинул рукоятку с круглой белой головкой, нажал педаль. Колеса автомобиля завертелись. Автомобиль проезжал километры, а колесико в счетчике отщелкивало цифры.
      Когда папа и мама садились на такси, в окошечке счетчика были видны белые цифры и буквы: "00 руб.". А когда подъезжали к дядиному дому, появились новые цифры, и получилось: "12 руб.".
      Это счетчик показал, сколько нужно платить за проезд.
      УЧЕНИК ТРЕТЬЕГО КЛАССА
      Дядя был дома и читал газету. Коля работал в своем живом уголке. Он красил ящик с какими-то всходами. Ученая галка Галина Карковна посматривала на него то одним, то другим белесым глазом. Ежик Махрютка проснулся сегодня в первый раз за два месяца и, не обращая ни на кого внимания, похрюкивал и уплетал из блюдечка молоко с белым хлебом.
      Раздался звонок.
      - Коля, отопри! - сказал дядя.
      Коля побежал отпирать, и следом за ним заковыляла галка, помогая себе на ходу одним крылом. Другое у нее было подшиблено.
      - Галина Карковна, на место! - крикнул Коля.
      Галка послушно заковыляла обратно и принялась таскать куски хлеба из-под носа у ежа. Махрютка удивленно поднял на нее свою свиную мордочку, ничего не сказал и пошел, стуча коготками, в свое гнездо, сделанное из газет. Наверно, снова спать.
      Коля отпер дверь. В переднюю торопливо вошли Травкины папа и мама. Еще не раздеваясь, мама спросила:
      - Ну, как Травка?
      - Сейчас, сейчас! - ответил Коля, будто только и ждал этого вопроса.
      Он побежал к себе и через некоторое время торжественно вынес аккуратный, только что выкрашенный ящик, в котором росла густая, высокая, ярко-зеленая трава.
      - Сам растил! - сказал Коля, сияя от удовольствия. - Вы, наверно, хотите подарить ее кому-нибудь на рождение? Пожалуйста!
      Он был рад услужить, и вообще он был хороший мальчик.
      - А Травка? Травка где? - проговорила мама с последней надеждой.
      Коля почувствовал, что он что-то напутал.
      - Так это вы про братика-матика писали? - испуганно догадался он.
      Когда Травка был малюткой, он никак не мог выговорить "мальчик", а говорил "матик". Так Коля и привык звать его -"братик-матик".
      - Ну конечно, - объяснил папа. - Ты ведь и сам пишешь: "Травка ест сколько угодно..." Посмотри записку.
      "Травка есть, - прочел Коля. - Сколько угодно". У меня и правда ее сколько угодно. Еще три таких же ящика осталось. Скоро все они покроются голубыми цветочками.
      - Так где же здесь "есть"? Где же здесь точка после твоего "есть"? - с отчаянием в голосе спросил папа, потрясая запиской.
      Коля понял все.
      - Это я пропустил мягкий знак! - в ужасе прошептал он. -Не поставил точку... А после точки нужно заглавную букву! Три ошибки! Да за это дело в школе верная двойка!
      Тут из комнаты вышел дядя. Папа и мама стояли в передней и не раздевались. Они были очень расстроены. Большие мамины глаза наполнились слезами и от этого казались еще больше. А слезы все прибывали, и первые слезинки дрожали уже на ресницах.
      Даже и дядя растерялся.
      Он взял записку, понял, в чем дело, и укоризненно сказал своему сыну:
      - Хорош, нечего сказать! Не видел, что ли, ты в тетиной записке "Травка"-то с большой буквы! И это ученик третьего класса! Вы подумайте только: третьего класса!
      Потом он обратился к папе и маме:
      - Во-первых, успокойтесь. Во-вторых, раздевайтесь. Мы сейчас все разберем и все обсудим. Вы сообщили в милицию? Нужно немедленно сообщить.
      НА ПАРОВОЗЕ
      Паровоз с Травкой шел в это время к станции Пролетарская.
      Машинист Беляков рассказывает:
      - Оттого и называется паровоз, что паром возит.
      - Это-то я знаю... - говорит Травка.
      - Внутри машины котел. В котле - вода. Вода кипит, из нее получается пар. Пар хочет вырваться, идет по трубам, попадает к поршням. И вот выталкивает то один поршень, то другой. Как пробку из деревянного пистолета, только гораздо сильнее. Поршни соединены с колесами и вертят колеса. Вот паровоз и идет, глупенький!
      - Понимаю, - говорит Травка очень решительно. Ему совсем не хочется быть глупеньким. - А электрические паровозы бывают?
      - Да нет! Говорил я тебе: паровоз - он паром работает. А если работает электричеством, это будет электровоз. Бывают электровозы, конечно бывают. Но только там, где линия оборудована. Вот у нас на главной-то линии провода протянуты, электричество пущено. Там ходят электропоезда - "электрички" называются. А эта, Пролетарская, ветка - новая. Недавно построена. Но и по этой ветке скоро пойдут электрические поезда. Планом твердо намечено. Как же иначе? Вокруг всей Москвы электрички пойдут. Москве без этого нельзя.
      - А электрокар? - спрашивает Травка. - Над ним и проводов-то никаких нет.
      - Электрокар - это на вокзалах. По гладкому полу. Он запас электричества возит с собой. Не очень большой ящик, но тяжелый - страсть! Главные части в нем все как есть свинцовые. Аккумулятор называется. Его электричеством заряжают. А от аккумулятора и моторчик работает. Вот тебе и электрокар! А ты небось думал: "кар", "кар" - ворона на хвосте электричество носит? - посмеивается Беляков. - А слово "кар" обозначает маленькую каретку - тележку, попросту говоря.
      - Понимаю, - смущенно говорит Травка.
      На поворотах Беляков поворачивает рукоятку. Паровоз ревет, и рев его отдается в зубах. Зубы дребезжат по-прежнему. Но Травка уже привык.
      Из-под паровозных колес вырывается пар: пафф-паф-паф! Пафф-паф-паф! На маленьких станциях паровоз ревет и не останавливается. Телеграфные столбы бегут мимо паровоза, словно кто-то тянет их веревочками. А веревочки - это провода. Сзади столбов вертятся белые снежные поля. А совсем далеко стайки домиков несутся с паровозом наперегонки.
      Вот перед станцией Пролетарская поднялся семафор. Пожалуйте! Есть для вас свободный путь.
      Беляков передвинул рукоятку, повернул колесо на машине, и паровоз плавно остановился.
      Травке не хотелось уходить с паровоза: уж очень интересно Беляков про все рассказывал. Помощник машиниста был тоже хороший, хотя с виду и сердитый. Он дал Травке в дороге стакан теплого чая из жестяного чайника, маленький кусочек сахару и большущий ломоть ароматного серого хлеба.
      Травка положил сахар в рот и запивал чаем. А хлеб съел весь, без остатка. Было гораздо вкуснее, чем дома.
      Травке нужно было сходить с паровоза. Помощник машиниста был уже на земле. Он подхватил Травку на руки и поставил на землю.
      - Спасибо, - сказал Травка и потом крикнул: - Прощайте, товарищ Беляков!
      - Прощай, прощай, мальчуган! Дорогу-то знаешь?
      - Знаю!.. Прощайте, товарищ помощник машиниста!
      Беляков был высоко на паровозе, и ему Травка сделал пионерский салют. Помощник стоял рядом. Травка протянул ему руку. Помощник снял черную кожаную рукавицу, пожал Травкину руку и погладил его по щеке. Рука помощника была жесткая, как железо, и от нее пахло паровозом.
      Но Травке было приятно.
      ВОЛК
      Травка быстро прошел мимо деревянного здания станции и направился по дачной дороге.
      Здесь все было не так, как летом. Вместо широкого песочного тротуара вдоль забора вилась узенькая, протоптанная по снегу тропинка. Дачи были заколочены и совсем не похожи на летние дачи. Летом на террасах висели белые занавески. Летом многих дач совсем не было видно из-за зелени акаций, сирени и жасмина. А теперь все было голо и пустынно.
      Травка отошел довольно далеко от станции. Ларька нигде не было. Пруда тоже. Туча затемнила солнце. Подул ветер. Стало холоднее.
      Травке сделалось неуютно и тоскливо.
      Он прислонился к дереву. Посмотрел направо - никого. Посмотрел налево - никого. Он крепился, крепился, да и заплакал.
      Вдруг раздался тоненький голосок:
      - Как тебе не стыдно, мальчик! Такой большой, а плачешь! Вот стыдно!
      Травка протер глаза и увидел прямо перед собой девочку, тоже не очень маленькую, а среднюю. Неизвестно, откуда подошла девочка. Она тащила за веревочку игрушечные санки, а в санках сидела кукла.
      У Травки сразу высохли слезы. Он шмыгнул носом и ответил:
      - И вовсе я не плачу! А потом, может быть, я волка видел!
      - Здесь волков нет, - сказала девочка довольно громко. Потом помолчала и спросила шепотом: - А какой волк, большой?
      - Громадный! Больше рояля! - сказал Травка и уже представил себе, как прямо на них ковыляет на трех ногах волк больше рояля ростом, открывает широченный рот, и зубы у него, как клавиши рояля, черные и белые. - Но ты не бойся, я тебя защищу! - проговорил Травка и похлопал себя по карману: в кармане у него был маленький перочинный ножичек с костяной ручкой.
      Девочке очень понравилось, что Травка такой бесстрашный. Она решила с ним поближе познакомиться и спросила:
      - А что ты тут делаешь?
      - Я приехал в гости к знакомым.
      - К каким знакомым?
      - К Измайловым.
      - А Измайловы ушли на лыжах. Да-да! Они ждали гостей, а к ним никто не приехал. Вот они и ушли кататься на лыжах. Ушли на целый день и дачу на замок заперли.
      - А где их дача?
      - Их дача дальше по дороге.
      - А где же пруд?
      - Пруд - вот он. Только сейчас он под снегом;
      И девочка указала на большую белую полянку, вокруг которой стояли невысокие темные сосны. На их широких ветвях лежали маленькие сугробы снега. Совсем как зайцы с поджатыми ушами.
      - Подожди минуточку, - сказал Травка. - Я только сломаю ветку для мамы. Тут снег глубокий?
      - Порядочный.
      Травка начал пробовать снег. Если в валенки немножко набьется - не страшно. Травка смело направился к соснам.
      Девочка подумала-подумала и пошла за ним, стараясь ставить ноги точно в его следы. Куклу в санях она оставила на тропинке.
      Травка выбрал сосновую ветку с хорошим, пушистым зайцем. Но только он ухватился за нее - заяц рассыпался и обдал ему лицо холодной снежной пылью. Но Травка и виду не показал, что ему неприятно. Наоборот, он скинул варежки, схватился за ветку покрепче и начал ее ломать. Потом раскрыл ножичек и стал резать ветку, пилить ее, рубить. Пальцы у него закоченели, ладошки запачкались липкой сосновой смолой, но ветка не поддавалась.
      - Это очень толстая ветка, - сказала девочка. - Давай лучше отломим просто лапочку.
      - Да я и сам думаю - лучше лапочку, - согласился Травка. - Куда же я понесу такую громадину!
      Он обернулся.
      Девочка всплеснула руками:
      - Батюшки мои! Да у тебя все лицо мокрое! И глаза!
      - Это вовсе не слезы, - сказал Травка. - Это снег. И не думай, пожалуйста...
      - Я не думаю. Давай-ка я тебя вытру.
      Девочка достала чистенький платочек с кружевцами по краям и старательно вытерла Травке лицо. Потом она полюбовалась на свою работу и сказала:
      - Хочешь, пойдем к нам в гости?
      - Пойдем, - сказал Травка. - Только сначала я отломаю лапочку для мамы.
      Он отломил пышный кончик сосновой ветки, и вправду похожий на лапу какого-то большого мохнатого зверя.
      СОЛНЕЧКА
      Они сложили лапочку, чтобы она не кололась. Травка упрятал ее в карман и сказал:
      - Тебя как зовут? А то как же я пойду в гости и даже не знаю к кому!
      - Меня зовут Сонечка. А тебя?
      Травка не успел ответить. Туча ушла с солнца, и на лицо девочки вдруг упал яркий солнечный луч. Он защекотал ей глаза и нос. Сонечка сощурилась и чихнула так громко, что с веток даже посыпался снег:
      - А-а-а-апчхи!
      Травка засмеялся и сказал:
      - Солнечка, как тебя солнышко чихать заставляет! - А потом засмеялся еще громче: - Как у меня вышло-то смешно: Солнечка! Ну, я тебя так и буду звать - Солнечка.
      - Откуда ты узнал? - удивилась девочка. - Меня папа и мама правда часто так зовут.
      - А меня зовут Травкой.
      - Папа и мама?
      - Нет, все.
      Девочка засмеялась:
      - Травка!
      Травка тоже засмеялся:
      - Солнечка!
      Дети взялись за руки и пошли к Солнечке в гости.
      Куклу в санях вез Травка.
      * * *
      Через некоторое время Солнечкина мама услышала звонкий голос:
      - Мамуся! Мамуся!
      Она вышла на крыльцо и увидела такую картину, что ей показалось сначала, что она видит сон: ее единственная дочь Сонечка сидела на заборе; недалеко от нее сидел неизвестный мальчик в шапке с ушами и в зимнем пальтишке с меховым воротником.
      - Уезжаем! Уезжаем! Обедать не приедем! До свиданья! - крикнула дочь и вдруг двинулась и поплыла вдоль забора, как на лодке, помахивая своей маме на прощанье рукой.
      Неизвестный мальчик тоже помахал рукой и двинулся вслед за девочкой. Он раскачивался так, будто греб веслами.
      Сонечкина мама выбежала за калитку, поняла, что происходит, рассмеялась, тоже замахала рукой и закричала:
      - Ужинать обязательно приходите! Товарищ капитан, я вас жду! Обязательно!
      Она долго еще качала головой и смеялась над тем, что не сразу поняла, в чем дело.
      А нам с вами и совершенно этого не понять, если мы не узнаем, что произошло немного раньше.
      А раньше произошло вот что.
      НОВОЕ ЗНАКОМСТВО
      Травка и Солнечка шли и всю дорогу болтали. Было похоже, что чирикают воробьи.
      - Твою куклу как зовут?
      - Машка-замарашка. Видишь, какие у нее щеки грязные. И нос. Уж я их мыла, мыла - и водой и слюнями, а они все не отмываются.
      - А у нас есть кукла Мальвина. Волосы у нее оранжевые. Глаза с настоящими ресницами. Она их открывает и закрывает. У нее кружевное платье, а в платье веревочка с фарфоровой горошиной. Дернешь - она говорит: "Папа! Мама!"
      У Солнечки разгорелись глаза. Она тяжело вздохнула. Травка понял, что ей, наверно, очень хочется иметь такую куклу. Он сказал:
      - Но твоя Машка гораздо лучше. Что Мальвина! С ней и играть-то нельзя: она бьющаяся. А потом, разве она разговаривает? Вместо "папа" - "ква-ква"! Как лягушка. А вместо "мама" - "мяяяу"! - Травка мяукнул котенком.
      Солнечка рассмеялась.
      - А твоей Маше, хочешь, я выкрашу волосы в любой цвет? Я все цвета знаю. И рожицу ей выкрашу белым, а щечки розовым. Краски есть? Мы с Ваней хотели сделать, чтобы Мальвина разговаривала как следует. Попробовали... Теперь она совсем молчит. Сколько ни дергай.
      Солнечка опять засмеялась.
      - А ты на каком поезде приехал?
      - Я не на поезде приехал, а на паровозе. Вот страшно было! Но я ничего не боялся. У меня есть знакомый машинист, Беляков. А потом еще начальник станции знакомый, Николай Иваныч.
      Травка все это рассказывал очень важно.
      Но Солнечка ничему не удивлялась:
      - У меня самой папа начальник станции. Я всегда здесь живу и знаю все поезда. Да, да! - вдруг она вскрикнула: - Папа! Папа! - и бросилась куда-то в сторону.
      У Травки екнуло сердце. Он посмотрел туда, куда побежала Солнечка, но вместо своего папы он увидел двух лыжников в лыжных костюмах, с ремнями, биноклями на груди и полевыми сумками через плечо. Лыжники шли Солнечке навстречу. Она бросилась на шею сначала одному, потом другому и крикнула:
      - Травка! Травка! Иди скорее сюда!
      Оказывается, это был Солнечкин папа с товарищем. Дети рассказали им, как они встретились, и все Травкины приключения.
      Солнечкин папа внимательно посмотрел на Травку и сказал:
      - Так ты, значит, и есть тот мальчик, который потерялся? По линии была телеграмма. Родители о тебе беспокоятся.
      - Нет, это не я потерялся, - ответил Травка, немного обидевшись. Это папа потерялся. А я - вот он.
      И он, чтобы было понятней, ткнул себя пальцем в грудь.
      Солнечка постаралась все объяснить:
      - Ну да. Папа потерялся у него, а он - у папы.
      Солнечкин папа раздумывал вслух:
      - Как же мне с тобой быть? Поезд в Москву пойдет только в семь часов вечера... Измайловы ушли на Московскую гору, это ясно... А ты небось кушать хочешь?
      - Пусть он идет к нам, - решительно сказала Солнечка.
      Но Травка начал отказываться:
      - Да что ты! Я вовсе не обедать шел к вам. Я на паровозе почти что пообедал.
      Тут вмешался другой лыжник:
      - Разговаривать больше не о чем. Идем все на Московскую гору. Разыщем там Измайловых. А оттуда до моей электростанции рукой подать. Пообедаем у меня. Забирайте, лейтенант, свою дочку, а я - этого мужичка.
      Солнечкин папа взглянул на Травку и спросил:
      - А вам не тяжело будет, капитан?
      - Забыли, дорогой, как на фронте ходили: с винтовкой за плечами, с вещевым мешком, с запасом гранат, да еще, бывало, и пулемет на себе. По сорок километров делали, и никто не говорил, что тяжело! А теперь двое ребятишек для нас тяжелы? Да не за них ли мы и воевали?
      - Есть, капитан! - сказал Солнечкин папа. - Ну, дочура, прячь свою Машку. Или ты с собой ее возьмешь?
      - Пусть тут остается, - решила Солнечка. - Только бы не простудилась!
      Она потеплее завернула Машку в одеяльце, засыпала ее вместе с санками снегом и нарисовала на снегу букву "М".
      - А здесь ее никто не возьмет? - забеспокоился Травка.
      - Нет, что ты! - убежденно сказала девочка. - Все же знают, что она у меня живет. Если нечаянно кто-нибудь ее найдет, сразу отвезет ко мне домой.
      - Ну-с, занимайте места согласно взятым билетам! - весело сказал тот лыжник, которого Солнечкин папа называл капитаном.
      Он схватил Травку, поднял его высоко над головой и посадил себе на плечи.
      ПОХОД НА МОСКОВСКУЮ ГОРУ
      И они вышли в поход. Впереди - Солнечкин папа с дочкой на плечах. А за ним неизвестно чей папа; известно только, что капитан. А на плечах у него - Травка.
      По дороге они остановились у забора Солнечкиного дома, чтобы сказать Солнечкиной маме, что они уходят. Вот тогда-то и напугали ее. И удивили и рассмешили. И пошли дальше, громко смеясь.
      Но вот дачи кончились, и они вышли в чистое поле. Здесь был хорошо накатанный лыжный след. Солнечкин папа, лейтенант, быстро шагал, помогая себе палками. Капитан не отставал от него.
      Ехать было весело, легко и совсем не страшно.
      Солнечка то и дело оборачивалась, что-то кричала Травке и смеялась тоненьким голоском. Видно, она уже давно привыкла ездить на плечах у лыжников. Но и Травка смеялся тоже, хоть ему и приходилось держаться за наушники капитановой шапки, как Иванушке-дурачку за уши Конька-горбунка.
      Вдруг лыжные дорожки разделились: одна пошла правее и скрылась в лесу, а другая шла все дальше и дальше, в чистое поле. Путешественники остановились в раздумье. Куда идти? Измайловы могли вернуться и по той и по этой лыжне. Было бы досадно разминуться с Измайловыми по дороге.