- Папочка, - попросил Травка, - давай посидим здесь на скамейке. Здесь всем можно?
      - Конечно, всем, - ответил папа. - Всем, кому нужно чего-нибудь ждать. А нам с тобой нужно торопиться. Посмотрим лучше, как выглядит дом-великан. Кстати сказать, он почти твой ровесник, хотя и моложе тебя. Когда ты родился, московских домов-великанов еще не было на свете. Ты рос, а они строились. Вот интересно: маленький мальчик, а старше великана!..
      - Папочка, пойдем! - нетерпеливо произнес Травка и схватил папу за руку.
      Лестница эскалатора вынесла их наверх.
      ДОМ-ВЕЛИКАН
      Дом-великан, "высотное здание", как их называют в Москве, находился поблизости от станции метро. Вот это была громадина! Правда, он напоминал замок какой-то сказочной феи, но что сказочный замок по сравнению с этим домом! Пустяки, детские игрушки.
      Осмотреть его сразу, стоя на одном месте, Травка никак не мог, как ни старался. Он был выше всех самых высоких домов, которые Травка видел в своей жизни. Яркое солнце освещало его сильнее и ярче, чем смогли бы осветить все фонари подземных станций метро. Он весь сиял стеклами, розовым полированным мрамором и гранитом.
      Обежать дом вокруг нельзя было и думать. Вереницы автомобилей мчались наперегонки вокруг него, да, наверно, так и не могли объехать. Ни один проехавший автомобиль не возвращался обратно.
      У его стены неподвижно в ряд стояли "Москвичи", "ЗИСы", "ЗИМы" и еще разные машины, одна красивее другой. Наверно, они ждали здесь своих хозяев, которые работали в доме-великане.
      Травка стоял как зачарованный. Он даже забыл сосчитать, сколько этажей в великане.
      - Смотри, - сказал папа, - и гордись тем, что ты старше дома-великана. Он должен тебя уважать, как старшего. Ты, наверно, сейчас кажешься ему меньше самой маленькой козявки, а он смотрит на тебя, улыбается и помалкивает.
      Травка задумался. Он припомнил все подходящие к случаю мамины рассказы и уверенно сказал:
      - Ты шутишь, папа. Дома и замки никогда не улыбаются, даже в сказках. Папа не стал спорить:
      - Ну, люди улыбаются, которые сейчас, наверно, смотрят сверху на тебя.
      - А как они туда попали? На лифте - правда?
      - Конечно, на лифтах. И эти лифты ходят гораздо быстрее, чем наш. Пешком туда разве дойдешь!
      - Я пойду, - поспешно сказал Травка. - Шестнадцать ступенек поворот, двенадцать ступенек - площадка... - И он потащил папу за собой.
      - Нет, дорогой, погоди. Сейчас нас с тобой туда вряд ли пустят. Пойдем-ка лучше посмотрим здание, тоже высотное, куда тебя пустят наверно.
      - Сейчас?
      - Нет, тоже не сейчас.
      - Ну-у! - протянул Травка.
      - А ты разве забыл, товарищ, про дачу Левы Измайлова?
      - Нет, не забыл, ни капельки.
      ЕЩЕ ВЫСОТНОЕ ЗДАНИЕ
      Они пошли по широкому мосту, украшенному серыми колоннами.
      - Это мост через Москву-реку, - сказал папа. - Под нами река Москва, видишь? Сейчас она покрыта льдом и снегом.
      - Вон лыжники! - крикнул Травка.
      И верно, по снеговому покрову реки одна за другой, цепочкой, быстро шли черные фигурки, разом взмахивая палками.
      - А под ними, под рекой, проложен туннель метро, - сказал папа. - В нем, наверно, сейчас идет поезд, который привез нас сюда... Вернее, он уже до шел до вокзала и сейчас возвращается обратно.
      Травка посмотрел вниз. Никакого поезда не было видно. Впрочем, верно: он ведь шел под землей, а над ним текла река.
      Река, чистая и белая от снега, как простыня, уходила вдаль. А там, далеко, белело ярче снега здание, тоже сказочное. На своем золотом шпиле оно поднимало в самое небо венок с золотой звездой.
      Травка вопросительно посмотрел на папу.
      - Да, да, - сказал папа, - это высотное здание -Московский университет. Ты будешь в нем учиться, когда окончишь школу. Конечно, если окончишь с пятерками или по крайней мере с четверками. Ты будешь там жить высоко, где-нибудь в комнате на тридцать втором этаже. Комнатка у тебя будет отдельная и очень удобная, только учись.
      - А чему я буду учиться?
      - Всему, чему захочешь. Мы с мамой будем ходить к тебе в гости.
      - Конечно, приходите почаще, а то я соскучусь... А лифты там быстрые? А то ведь когда вы доберетесь до тридцать второго этажа!
      - Лифты там еще быстрее, чем в доме-великане, который мы с тобой видели.
      - Папа, так ты приходи ко мне в гости, когда будешь свободен от работы, и один, без мамы. Вот мы с тобой покатаемся! Управлять-то лифтом я уже сейчас умею.
      - Конечно, конечно, - сказал папа. - Только ведь это еще не скоро будет.
      - А сейчас нам нужно на вокзал, - подхватил Травка. -Пойдем побыстрее.
      Папа и Травка быстрым шагом отправились на вокзал.
      НА ВОКЗАЛЕ
      На вокзале была суета. Люди вбегали в здание вокзала, обгоняя друг друга. Входили носильщики и несли по пяти чемоданов, а некоторые и еще больше.
      Но только они недолго несли. Подъехала тележка, и носильщики сгрузили на нее все чемоданы. Тележку никто не вез - она сама везла работницу в белом фартуке. Работница стояла на краю тележки. Сзади нее были две ручки вроде маленьких оглобель. Держась за эти ручки, она управляла тележкой и пускала ее в ход. А ногой она настойчиво нажимала большую кнопку звонка, чтобы ей уступали дорогу.
      На тележку нагрузили целую гору ящиков, чемоданов и мешков. Работница позвонила и отправилась в путь.
      - Что это за машина такая? - спросил Травка.
      У него разгорелись глаза. Он раньше никогда не видел таких самоходных тележек на низеньких пузатых колесах, обтянутых толстой резиной. Главное, что можно стоять на самом краю тележки, видеть весь путь перед собой и нестись куда хочешь. Вот бы ему такую!
      - Это электрокар, - сказал папа.
      - Почему "электро"? - удивился Травка. - А где провода?
      Он твердо знал, что электричество идет по проводам. Как же оно попало в этот необъяснимый "кар"? По воздуху, что ли? Но тогда обязательно было бы видно, как в него прыгают искры.
      Папа хотел ему объяснить, но кругом так шумели, волновались и спешили, что папа посмотрел на вокзальные часы и тоже заспешил. Маленькая стрелка на часах показывала почти десять, а большая - девять.
      Папа поставил Травкины лыжи к стене и строго сказал:
      - Стой здесь и жди меня. Никуда не уходи. Я пойду брать билеты.
      И он быстрыми шагами, чуть не бегом, направился к кассе.
      * * *
      Травка стоял около лыж и тоже начал смотреть на вокзальные часы. Большая стрелка скакнула, как на пружинке, с одной черточки на другую. Потом постояла минутку на месте и опять -скок!
      Травка никогда не видел таких часов, у которых стрелки скачут. Он решил обязательно спросить у папы про это.
      Тут заработало радио, и отчетливо послышалось:
      Продолжается посадка
      на поезд номер пятьдесят семь
      до станции Пролетарская!
      Отправление
      в десять часов пятьдесят три минуты.
      Народу стало еще больше. Травка увидел папину меховую лыжную куртку и бросился за ней. Папа шел под руку с незнакомой тетей и о чем-то с ней разговаривал. Они спешили. Травка сказал:
      - Папа, а как же лыжи?
      Папина спина что-то буркнула в ответ, и папа еще быстрей зашагал вместе с тетей на перрон, где все садились на поезд. Травка уцепился за папину куртку и побежал за ними.
      Когда дошли до свободного вагона, папа сказал не своим голосом:
      - Ну, Петька, лезь!
      Он взял Травку за руку и хотел подсадить на ступеньку. Но тут Травка увидел, что это вовсе не папа, а какой-то чужой дядя с рыжей бородой и без очков. Дядя сказал довольно сердито:
      - Откуда ты, мальчик? И где же Петька?
      Сзади стояла полная женщина - наверно, няня. У нее на руках сидел мальчик ростом чуть-чуть поменьше Травки. Няня заговорила нараспев:
      - Петечка - вот он! А я смотрю - вы мальчика ведете. Думаю: знакомый, что ли, какой?
      Мальчик, сидевший на руках, почему-то заплакал.
      Травка не успел ничего сказать и, конечно, не стал плакать. Он только подумал, что очень стыдно такому большому мальчику сидеть на руках у няни.
      В это время раздался свисток и в ответ загудел паровоз. Поезд двинулся и ушел. На поезде уехали рыжий дядя, его знакомая, Петя с няней и все остальные пассажиры.
      На перроне остались только начальник станции в серебряных погонах и Травка.
      ТРАВКА ПОТЕРЯЛСЯ
      Папа взял билеты и вернулся на то место, где оставил Травку. Лыжи валялись под лавкой, а мальчика не было. У папы сразу упало сердце. Он посмотрел под лавку, потом залез на нее, чтобы ему было лучше видно сверху, и крикнул громко:
      - Травка! Травка!
      Некоторые пассажиры обернулись и засмеялись. Важный швейцар в синей шубе с золотым галуном на воротнике подошел к папе и сказал:
      - Гражданин, а ну, слазьте с ореховой мебели! Ногами становиться не положено.
      - Я мальчика потерял. Понимаете, сына! Маленький такой, на ладошке родинка, и рот испачкан чернильным карандашом. Вы его не видали?
      - Нет, не видал, - огорченно сказал швейцар. - Вот ведь какое происшествие... А вы посмотрите на площади. Может быть, он туда вышел, ваш мальчик. Да вы не волнуйтесь, найдете сынишку...
      Папа бросился на площадь.
      На площади перед вокзалом все так же спешили люди. Пришел поезд, и толпа пассажиров с кульками, чемоданами и вещевыми мешками за спиной выходила из вокзала.
      Папа спрашивал пассажиров, троллейбусных вожатых, трамвайных кондукторов. Он догонял мальчиков и даже девочек и заглядывал им в лицо.
      Но Травка ему не попадался.
      Тогда папа снова побежал на вокзал. На том месте, где он оставил Травку, не было ни Травки, ни лыж.
      "Он в детской комнате! - вдруг подумал папа. - Как же это я раньше не догадался! Сначала он спрятал лыжи под лавку и пошел туда на минуточку без лыж, а потом и лыжи захватил..."
      И папа через весь вокзал помчался к детской комнате.
      На дверях детской комнаты висело объявление:
      +------------------+
      | КОМНАТА МАТЕРИ И РЕБЕНКА |
      | ЗАКРЫТА НА РЕМОНТ |
      | Для пассажиров с детьми |
      | временно отведен зал ожидания № 1 |
      +------------------+
      Папа бросился в этот зал ожидания.
      У самого входа в зал он чуть не сбил с ног мальчика лет четырех, в вязаных рейтузах, в полосатом свитере, похожем на Травкин, и со спутанными светлыми кудряшками на голове.
      Мальчуган задрал кверху мордочку и спросил:
      - Дядя, вам кого? Здесь никого нет, дядя. Здесь только одни матери и ребенки. А я еду к бабушке в Киев.
      Папа обратился к пассажирам. Все это были мамы с маленькими детьми. Был, правда, один военный, да и тот с грудным ребеночком на руках.
      Папа сказал:
      - Товарищи! Не приходил ли сюда мальчик чуть побольше этого? (Он указал на стоявшего рядом с ним мальчугана.) С детскими лыжами...
      Военный ответил:
      - Нет-нет, не приходил сюда мальчик. Ни с лыжами, ни без лыж. Я здесь уже часа два сижу.
      И остальные пассажиры подтвердили, что не видели Травки.
      Папа еще раз взглянул на детей в зале ожидания. Самый старший из них, тот самый мальчонок с светлыми кудряшками, смело бегал по всему залу и всем рассказывал, что он едет в Киев, к бабушке. Он только изредка подбегал к своей маме.
      Травка был гораздо старше этого мальчонки и гораздо самостоятельнее.
      "Уж не уехал ли он один? - подумал папа про Травку. -Конечно, уехал! Дорогу от станции до дачи Измайловых он ведь знает. Вот и уехал, не дождавшись меня!"
      И папа чуть не бегом поспешил на перрон.
      - Ваш билет! - обратился к нему контролер, как только он добежал до решетчатой двери перрона. - Не видите разве надпись: "Приготовьте билеты"?
      Папа дрожащей рукой протянул контролеру билеты - свой и Травкин.
      - Вам на Пролетарскую? - спросил контролер. - Ваш поезд давно ушел.
      - А вы не заметили, здесь не проходил мальчик? - спросил папа, стараясь сделать приятное лицо. - Маленький такой, ротик в чернилах... точнее - в чернильном карандаше. Вот его детский билет.
      - Здесь много мальчиков проходило, - ответил контролер. - И я, право, не обратил внимания.
      Папа осмотрел через решетку весь перрон. Травки не было видно.
      "Он, конечно, уехал на поезде, - решил папа. - Нужно скорее отправить телеграмму вдогонку поезду".
      Он подошел к окошечку телеграфа. Телеграфистка дала ему синий листок бумаги. Папа написал на нем все, что нужно, заплатил за каждое слово и стал смотреть, как телеграфистка отправляет телеграмму.
      Она подошла к маленькому столику, на котором стояло двойное колесо. Внутри колеса, как на катушке, была намотана узкая бумажная лента. Около колеса были круглые металлические коробочки и небольшой аппаратик с деревянной головкой. Телеграфистка взялась за деревянную головку и начала выстукивать: "цик, цик, циик, цик, циик, циик, цик, цик, циик, циик, цик, цик..."
      По проволоке, которая протянута на высоких столбах вдоль железной дороги, быстро-быстро побежал невидимый электрический ток. Быстрее поезда, быстрее автомобиля, быстрее самолета, быстрее ветра...
      На железнодорожной станции, где сидела другая телеграфистка и стоял такой же телеграфный аппарат, с катушки поползла бумажная лента. На ней стояли черточки и точки. Это электричество, посланное телеграфисткой из Москвы, то прижимало маленькое перышко к ленте, то отпускало его. Прижмет, подержит немного и отпустит - получалось тире. Прижмет только на секундочку - получалась точка.
      У телеграфистов своя азбука. Одна точка и одна черточка (.-) обозначают букву "А". Одна черточка и три точки (-...) - букву "Б". И так каждая буква обозначается только черточками и точками.
      Телеграфистка, принимавшая телеграмму, стала смотреть на бумажную ленту и писать на бланке вместо телеграфных букв обыкновенные.
      Получалось вот что:
      "ПО ВСЕМ СТАНЦИЯМ ПОЕЗДОМ ПЯТЬДЕСЯТ СЕМЬ СЛУЧАЙНО УЕХАЛ МАЛЬЧИК ВЕРНИТЕ РОДИТЕЛЯМ"
      ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С ТРАВКОЙ
      Когда поезд ушел и Травка остался один, он почувствовал беспокойство: а вдруг папа уехал на дачу и оставил его одного? Да нет, быть этого не может! Папа никогда бы так не сделал!
      В это время к Травке подошел начальник станции в серебряных погонах и спросил:
      - Послушай, мальчик, ты что же, провожал кого-нибудь? Такой маленький - и вдруг один! Вот что значит настоящий пионер!
      Для пионера Травка был еще мал. Но он почувствовал себя совсем большим. Он заложил руки в карманы своей лыжной курточки и важно ответил:
      - Я не очень маленький. Я средний. Папа говорит, что я старше дома-великана. Шутит, конечно. Он даже взял меня с собой кататься на лыжах. Но только потерялся.
      Начальник станции широко раскрыл глаза, поднял кверху брови и наклонился к мальчику. Издали его можно было принять за вопросительный знак.
      - Кто потерялся?
      - Мой папа.
      Начальник станции почему-то улыбнулся, но не обидно, а по-хорошему. Потом он задумчиво помычал: "Мм-мм-мм-мм..."
      - Ну, мы сейчас его разыщем, - сказал он наконец, взял Травку за руку и повел через калитку с вывеской, на которой было написано:
      +---------+
      | СЛУЖЕБНЫЙ ПРОХОД |
      +---------+
      Он провел его через несколько комнат и довел до двери с другой вывеской:
      +-------------------+
      | СЛУЖЕБНЫЙ КАБИНЕТ НАЧАЛЬНИКА СТАНЦИИ |
      | Посторонним вход воспрещается |
      +-------------------+
      Начальник станции смело отворил дверь.
      А Травка волей-неволей остановился. Ему приходилось ждать, хоть и не хотелось оставаться одному.
      Но начальник обернулся к нему и сказал:
      - Ну, иди! Что же ты стал? Иди, не бойся.
      - А здесь написано: "Посторонним вход воспрещается".
      Начальник станции опять улыбнулся:
      - Со мной никто не посторонний. Иди!
      Травка вошел в комнату. Там стояли странные машины. Таких Травка раньше никогда не видел. Он хотел спросить у кого-нибудь, зачем они, но все были очень заняты.
      То и дело раздавались негромкие звонки и гудки. Железнодорожник в форме распоряжался по телефону:
      - Двадцать шестой примите на девятый путь. Маневровый отведите в тупик...
      Начальник станции взял телефонную трубку с другого аппарата и приложил ее к уху. Крючок, на котором висела трубка, поднялся, концы проводов в телефонном аппарате соединились, и по ним побежал электрический ток прямо на вокзальную телефонную станцию. Там стояла большая черная доска с крошечными гнездышками. К этим гнездышкам подходили провода всех вокзальных телефонов.
      На доске загорелась малюсенькая лампочка. Перед доской сидела телефонистка. На голове у нее был обруч со слуховыми наушниками и черной трубкой, в которую она говорила. Телефонистка увидела горящую лампочку, присоединилась к телефону начальника станции и сказала;
      - Центральная.
      В ответ она услышала голос начальника станции:
      - Дайте радиоузел.
      Телефонистка взяла шнур с блестящим наконечником. В этом шнуре оканчивался провод телефона, по которому говорил начальник.
      Перед телефонисткой на доске было сто шестьдесят четыре гнездышка. Это очень много. Но она отлично знала, в каком именно гнездышке оканчивается провод каждой комнаты вокзала, и, почти не глядя, вставила наконечник шнура в нужное гнездышко. Потом она нажала кнопку, и в комнате радиоузла раздался звонок.
      Этот радиоузел был устроен для того, чтобы пассажиры, находящиеся на вокзале, могли слышать разные железнодорожные справки и распоряжения.
      Здесь был служащий - диктор, который говорил по радио все, что нужно было услышать пассажирам.
      Диктор взял телефонную трубку. С ним заговорил начальник станции:
      - Мм... мм... Видите, какая штука, я подобрал на перроне мальчика. Он говорит: папа у него потерялся. Нельзя ли этого папу разыскать? А мальчик у меня здесь, в кабинете.
      - Сейчас я дам оповещение, - сказал диктор, положил трубку и подошел к маленькой коробочке - микрофону.
      Диктор начал говорить, и заработали громкоговорители, установленные на вокзале.
      Начальник станции взял Травку за руку и вышел с ним за дверь. Из большой посеребренной трубы радио послышался усиленный голос диктора:
      Внимание! Граждане пассажиры!
      Отставший от родителей мальчик
      находится в кабинете начальника станции...
      Травка слушал и ничего не понимал: какой мальчик? От каких родителей?
      Радио будто знало, что с первого раза Травка ничего не поймет, и заговорило опять:
      Внимание! Повторяю! Граждане пассажиры!
      Отставший от родителей мальчик
      находится в кабинете начальника станции...
      - Это о тебе говорят, - сказал начальник станции.
      "Верно ведь! - подумал Травка. - Если папа уехал без меня, значит я от него отстал. А папа - мой родитель".
      Во всех помещениях вокзала были такие же трубы -громкоговорители. Голос диктора раздавался и в первом, и во втором, и в третьем зале, на перроне и в вокзальных коридорах.
      Пассажиры, сидевшие с детьми в зале ожидания, порадовались за папу: вот и нашелся пропавший сынишка. Даже тот мальчонок со светлыми кудряшками и то порадовался.
      Остальные пассажиры слышали голос диктора и при встрече осматривали друг друга. Каждый будто хотел спросить другого: "Скажите, не от вас ли отстал мальчик?"
      А Травкин папа отправил телеграмму и снова бегал в это время по вокзальной площади - все искал своего сына. Он совсем не слышал извещения по радио о мальчике, отставшем от родителей.
      Если бы работала мощная московская радиостанция, начинающая передачу певучими колокольчиками: "Широка страна моя родная..." - ее голос был бы слышен по всей Москве и даже по всему СССР. Невидимые электромагнитные волны несутся с нее во все стороны без всяких проводов. Они задевают антенны и заставляют звучать радиоприемники, соединенные с этими антеннами.
      А на вокзале работал совсем маленький радиоузел. Голос диктора передавался по проводам и был слышен только внутри вокзала. И даже на площади перед вокзалом из-за городского шума его было слышно плохо.
      Травка стоял рядом с начальником станции. Они ждали.
      Но никто не шел в кабинет начальника отыскивать отставшего мальчика.
      Травке стало скучно. Ему надоело все ждать да ждать. Он заговорил с начальником станции:
      - А скоро он придет, как вы думаете?
      - Ммм... не знаю.
      - А я придумал! - сказал Травка. - Знаете что? Пойдемте к нему навстречу. Он будет идти сюда, а мы - в его сторону и первые увидим его по дороге.
      Начальник внимательно посмотрел на Травку, опять улыбнулся, но согласился с ним:
      - Ну что ж, пожалуй, пойдем. Я только скажу здесь, что мы пошли на вокзал.
      НАПАЛИ НА СЛЕД
      Травке было очень приятно, что такой важный человек провел его через служебный проход и даже впустил в свой кабинет, куда посторонним вход воспрещается.
      Он решил стать совершенно самостоятельным. Когда они вышли из кабинета, Травка шел с гордо поднятой головой. Но все-таки он незаметно поглядывал по сторонам, не покажется ли где-нибудь папа.
      Они пришли на вокзал. Травка без труда узнал то место против вокзальных часов, где он стоял с лыжами и дожидался папу. Он остановил начальника станции и попросил его минуточку подождать, чтобы посмотреть на часы.
      Большая стрелка прыгала по-прежнему. Она подходила к цифре "б". Маленькая стрелка застряла где-то между цифрами "10" и "11".
      Около лавки не было ни папы, ни лыж.
      Начальника станции все знали и здоровались с ним. Он спросил швейцара с золотым галуном про Травкиного папу.
      - Да-да! Точно, товарищ начальник. Бегал гражданин, искал мальчика. А вот куда он делся - право, не могу знать. Что же вы мне раньше-то не сказали? Я бы спросил, куда он пойдет.
      Другой служащий, сторож, долго прислушивался, как Травка рассказывал про папу и про лыжи, и наконец вмешался в разговор:
      - Видел я твоего папу. Лыжи он взял в охапку - и бегом на поезд. Я уж подумал: свои ли лыжи он взял? Он все смотрел по сторонам. Теперь понятно: видно, он искал тебя. Не нашел и уехал.
      Травке стало обидно, что папа все-таки уехал один.
      Но нужно было действовать решительно и быстро. Вот поэтому-то Травка очень решительно обратился к своему другу -начальнику:
      - Товарищ начальник, у меня есть рубль и еще гривенник из автомата. Дайте мне, пожалуйста, билет до станции Пролетарская. Оттуда я дорогу знаю. По правой стороне, как пруд пройдешь, против колхозной палатки, дача номер шестнадцать.
      Начальник улыбнулся и сказал:
      - Билетами я не торгую. И поезд туда идет только вечером.
      - Как же нам быть? - спросил Травка, закинул голову и посмотрел начальнику прямо в лицо.
      Начальник станции почесал кончик носа, подумал, помычал и наконец решил эту задачу:
      - Ну, да ладно. Хоть это не по правилам и не полагается, но раз уж такой случай... Скоро туда идет служебный паровоз. Посажу тебя - к обеду успеешь. Не боишься ехать на паровозе?
      - Я даже на автомобиле рядом с шофером не боюсь. И потом, я сегодня сам ездил на эскалаторе и дожидался папу в метро. И прямо ни капельки не испугался.
      Делать нечего, начальнику станции приходилось помочь Травке.
      ТРАВКА ПУСКАЕТСЯ ВДОГОНКУ ПАПЕ
      И вот начальник станции повел Травку куда-то в сторону от перрона. Идти было трудно. Один раз Травка больно ударился ногой о рельс. Хотелось заплакать, но Травка не заплакал, а только потер ногу.
      - Почему так много рельсов? - спросил он. - То и дело попадаются под ноги.
      - А это потому, что тут много поездов собирается. Для каждого поезда свой путь. Видишь, сколько паровозов стоит?
      - Вижу. А скоро наш паровоз?
      - Да вот он.
      Они подошли к громадному черному паровозу. В паровозе что-то громко шипело. Пахло раскаленным металлом и горячим смазочным маслом.
      Травке сделалось немножко страшно. Он крепко схватил начальника за руку.
      - Ну-ну, не бойся, малыш! - ласково сказал начальник, совсем как папа, и громко закричал: - Эй, Беляков.
      Травка только хотел сказать, что он ничуть и не боится, как в паровозном окошке показался человек, с виду совсем не похожий на Белякова. Травка думал, что Беляков должен быть обязательно белым, а на этом человеке были черная кожаная куртка, черная фуражка, в руках он держал тряпку с черными пятнами, и даже лицо у него было не белое, а загорелое, красноватое, с черными усами.
      - Что скажете, товарищ начальник? - закричал черный Беляков, стараясь перекричать свою машину.
      - Вот, пассажира тебе привел. Возьми его с собой. На Пролетарской ссадишь. Только смотри не потеряй его по дороге, как родной папаша потерял. Скоро отправляетесь?
      - Семафора ждем, товарищ начальник. Пока полную протирочку сделал своему красавцу.
      - Ага... мм... - промычал вместо ответа начальник и протянул Травке руку. - Ну, прощай, брат! - сказал он. - Да как тебя звать-то?
      - Травка.
      - Травка? Чудно что-то. В честь кого же тебя так назвали?
      - Не знаю. Просто так. А вас как зовут?
      - Меня Николай Иванычем зовут, - ответил начальник станции.
      Он взял Травку под мышки, высоко поднял на руках и посадил на паровоз:
      - Ну, прощай, брат Травка. Не забывай! Кланяйся своему папаше.
      Травка решил никогда не забывать Николая Ивановича и даже подумал: как жаль, что он раньше не познакомился с этим хорошим человеком! Вот было бы интересно! Мама никогда ничего не позволяет и всего боится. Папа редко когда бывает свободен. Травка ходил бы к Николаю Ивановичу в гости и все-все узнал бы про железную дорогу.
      На площадке паровоза было темно и жарко. Прямо перед Травкой оказалась громадная черная машина с ручками, с ярко начищенными медными трубками и кранами, с круглыми коробками вроде часов. Все это сияло, шипело и полыхало жаром. Железный пол трясся. Травка стоял перед машиной и боялся пошевельнуться.
      Вдруг сзади него раздался громкий голос:
      - Ну-ка, с дороги! Зашибу!
      Травка и не заметил, что, кроме Белякова, на паровозе был еще один человек, наверно помощник Белякова. Он подошел откуда-то сзади. В руках у него была большая черная лопата, похожая на совок. Он открыл круглую чугунную дверь машины, и Травку обдало таким светом и жаром, что он поневоле отскочил, закрыл лицо руками и отвернулся.
      Незнакомый человек стал быстро подхватывать лопатой черный блестящий каменный уголь и бросать его в топку машины. Запахло чем-то вроде газа из кухонной газовой плиты на новой Травкиной квартире. От скрежета и лязга у Травки зазвенело в ушах. Наконец круглая дверь с грохотом закрылась, и Травка осторожно обернулся.
      Незнакомый человек смотрел на стрелку машинных часов и постукивал по ним пальцем. Беляков вытер руки тряпкой, высунулся наполовину из паровозного окошка и совсем как будто забыл о Травке.
      Травка подошел к Белякову и решился заговорить. Он тронул Белякова за ногу. Беляков склонился к нему.
      - А это ваш красавец? - спросил Травка, незаметно показывая на незнакомого человека. - Вы говорили, полную протирку ему сделали.
      - Да нет, что ты! - улыбнулся Беляков. - Это мой помощник. Он же и за кочегара ездит. А красавец - вот он! Видишь, как блестит! Видишь, как сияет! - И он любовно хлопнул тряпкой по машине.
      Потом он выглянул еще раз в окошко и сказал:
      - Ну, можно отправляться. Есть семафор.
      - Вы быстрее поезжайте, - попросил Травка. - А то мы не догоним папу.
      Беляков повернул рукоятку. Паровоз заревел так, что у Травки даже задребезжали зубы. Беляков повернул какое-то колесо, потом потянул к себе рукоятку, и паровоз медленно тронулся со станции.
      ПАПА ДЕЙСТВУЕТ РЕШИТЕЛЬНО И БЫСТРО
      В это самое время папа ходил быстрыми шагами мимо телеграфного окошка. Он очень волновался. По телеграфу должен был прийти ответ со станции Пролетарская.
      Но ответа все не было.
      Папа хотел уже посылать вторую телеграмму, но аппарат перед телеграфисткой вдруг застрекотал, и из него поползла узкая бумажная лента. Тут папа не выдержал. Он открыл дверь с надписью:
      +----------------+
      | ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩАЕТСЯ |
      +----------------+
      и бросился к аппарату. Он схватил ленту в руки, но на ней стояли только точки и черточки, черточки и точки.
      Телеграфистка удивленно посмотрела на папу и сказала:
      - Гражданин, прочли? Нашелся ваш мальчик?
      - Но я не понимаю... по-вашему, - произнес папа. - Прочтите мне, пожалуйста.
      - А... Не понимаете, тогда подождите, - сказала папе телеграфистка, положила перед собой ленту и начала писать, ворча себе под нос: - Привыкли к буквопечатающим аппаратам... А здесь железнодорожный телеграф... Здесь азбуку Морзе знать нужно.
      Она говорила так потому, что существуют телеграфные аппараты, печатающие на ленте вместо точек и черточек сразу обыкновенные буквы. Тогда каждый может легко прочесть, что напечатано на ленте.
      - Вот вам ответ! - громко сказала она и протянула за окошко сложенный листок.
      Папа вышел из комнаты, стараясь ничего не задеть на ходу, и взял с полочки у окошка листок. Это был телеграфный бланк. На нем было написано:
      "ОБЫСКАЛИ ВЕСЬ ПОЕЗД ПОИСКАХ СЛУЧАЙНЫХ МАЛЬЧИКОВ ТОЧКА ТАКОВЫХ НЕ ОБНАРУЖЕНО ТОЧКА НАХОЖДЕНИИ ВЫШЛЕМ ТОЧКА"
      Ответ был написан непонятно. Но папа все-таки понял, что Травки в поезде нет.
      "Уж не поехал ли он домой? - подумал папа. - Соскучился по маме, захотел кушать, встретил знакомого... мало ли что еще могло случиться... вот он и решил поехать домой. Ведь он у меня самостоятельный... Нужно позвонить домой по телефону".
      Он просунул голову в телеграфное окошко и попросил тихим и жалобным голосом позволения поговорить по телефону. Телеграфистка видела, что папа очень расстроен, и позволила.
      Папа снова вошел в комнату, взял с рычага телефонную трубку и приложил к уху. В трубке раздался гудок.
      На телефонном аппарате был черный диск с отверстиями. В каждом отверстии виднелась цифра, а на самом диске стояли выпуклые буквы. Папа вставил палец в отверстие возле буквы "Д" и повернул диск. Только он вынул палец - диск сам собой повернулся обратно. Тогда папа вставил палец туда, где была цифра "4", повернул, отпустил, и диск снова встал по-старому. Так папа поворачивал диск у цифр "1", "8", "б", "8", пока не набрал номер телефона своей квартиры: Д 4-18-68.