И.". Кто такой Солженицын, в сообщении ТАСС не указывалось. Впрочем, уже с 15 февраля все газеты стали публиковать письма и заявления как известных деятелей культуры, так и рядовых рабочих и служащих в поддержку Указа Президиума Верховного Совета СССР о лишении Солженицына советского гражданства. Ничего не зная о книгах Солженицына, которые в последние 8 лет публиковались только за границей, эти люди считают своим гражданским долгом послать ему вдогонку самые отборные ругательства и даже прокля
      174
      тья. И в эти же дни тысячные толпы простых граждан и почитателей Солженицына встречали его в городах Европы с возгласами: "Браво Солженицын!", а сотни корреспондентов преследовали его по пятам, стараясь поймать каждое его слово. Главы почти всех стран Запада уже заявили о готовности предоставить Солженицыну политическое убежище. Поистине "нет пророка в своем отечестве".
      Некоторые из зарубежных друзей и почитателей писателя, осуждая в принципе решение Советского правительства, говорят и о том, что, узнав об этом решении, они все же вздохнули с облегчением. Несомненно, вздохнули с облегчением и многие из руководителей СССР; им кажется, что они сумели, наконец, вырвать столь болезненную для них занозу. И хотя рана еще долго будет кровоточить и причинять беспокойство, они надеются, что она постепенно заживет и забудется.
      Публикуя "Архипелаг ГУЛАГ", Солженицын знал, что это вызовет негодование в правящих кругах СССР, и что он идет на большой риск. Он заявил, что он и его семья готовы ко всему. Любое наказание за взгляды и убеждения, изложенные в художественном, публицистическом или научном произведении, незаконно. Но если бы Солженицын имел бы возможность выбора, он предпочел бы, несомненно, не изгнание, а ссылку в Сибирь или даже тюрьму. Но это означало бы и длительное молчание, тогда как высылка за границу при всей болезненности этой акции и для всех нас, и для самого писателя, не закрывает ему дороги к дальнейшему творчеству. Ошибаются те западные газеты, которые пишут, что Солженицына ждет на Западе духовная смерть.
      Высылка Солженицына за границу - это моральное поражение нашего руководства, которое не могло ответить на брошенное ему обвинение, но и не решилось на привлечение Солженицына к судебной ответственности, хотя бы и при закрытых дверях.
      Но, конечно, трудно считать эту акцию и победой Солженицына; он стал жертвой произвола, над ним совершено насилие, он потерял возможность ходить по родной земле, слышать вокруг себя русскую речь, общаться с друзьями. И, конечно, голос Солженицына будет звучать из Швейцарии, Франции или Норвегии гораздо слабее, чем он звучал из Москвы. Высылка Солженицына - это невосполнимая потеря для внутренней оппозиции всех направлений. Но это также важный выигрыш для российской эмиграции, которая в последние годы все более пополняет
      175
      ся за счет людей, имеющих не только друзей, но и немалый авторитет на своей родине - обстоятельство, последствия которого сегодня трудно предсказать.
      Нетерпимое к оппозиции советское руководство не слишком часто высылало за границу своих политических противников, критиков и оппозиционеров, предпочитая просто лишать их свободы (а в прежние времена и жизни) или вынуждая к молчанию одной лишь угрозой лишения свободы или работы. Но еще более редки в нашей стране случаи, когда человека, активно выступающего против власть имущих и предпочитающего тюрьму, ссылку или даже насильственную смерть, силой выдворяют за границу. Пожалуй, в нашей истории был один случай, сходный с выдворением Солженицына. Я имею в виду судьбу Л. Д. Троцкого, отправлен-ного сначала в Казахстан, а затем на Принцевы острова в Мраморном море.
      Западная печать уже давно называла Солженицына "видным лидером оппозиции в СССР". Но на этом, пожалуй, и кончается его сходство с Троцким. Ибо Солженицын не возглавлял никакого политического движения, никакой группы, никакой организации. Однако со своим могучим талантом, несравненным мужеством, твердостью характера, со своей поразительной трудоспособностью Солженицын один заменил собой целую партию или движение; он бросил вызов самому сильному государству на земном шаре и в течение многих лет вел единоборство, за которым с вниманием и волнением следил весь мир.
      У Троцкого в 1928 году было еще много последователей и приверженцев внутри нашей страны, особенно среди партийной интеллигенции и молодежи. Когда в Москве распространился слух о возможной высылке Троцкого, тысячи людей собрались у Ярославского вокзала, и некоторые из них ложились на рельсы. Пришлось отложить на несколько дней высылку этого опального политика. Но у Солженицына не так уж много приверженцев в нашей стране, так как его главные книги практически неизвестны советскому читателю. Но он сумел завоевать себе мировую аудиторию, его читают и чтут десятки миллионов людей доброй воли во всем мире, и с этим нельзя было не считаться. Главным оружием Солженицына было слово, и он владел этим оружием с поразительным искусством. Судьба Солженицына показывает огромную роль и большие возможности слова в наше время, но она показывает также силу тех барьеров, которые стоят на пути свободного слова в нашей стране, барьеров, через которые не
      176
      смог проникнуть и столь могучий голос. По степени отрицания существующих в нашей стране политических институтов и господствующей идеологии Солженицын стоял на самых радикальных позициях. Он был сторонником "Вех" или веховцем только в своих оценках революционных деятелей и революционных партий прошлых эпох. Применительно к сегодняшним условиям и порядкам в нашей стране как раз Солженицын больше всего похож на самых неистовых революционеров, тогда как большинство из нас является всего лишь скромными реформистами.
      Лично я не разделяю ни политических, ни религиозных убеждений Солженицына. Я думаю, что с солженицынских позиций невозможно создать реальную альтернативную политическую и нравственную платформу для развития нынешнего советского общества. Но я не только отношусь к взглядам Солженицына с уважением и пониманием, но считаю даже, что его позиция позволяет ему видеть и критиковать многие из тех недостатков, которых мы не видим или с которыми мы привыкли мириться. Главное в книгах Солженицына это тема несвободы. Как писал недавно один из друзей Солженицына, именно ему удалось лучше других высказать то, чего не сказали миллионы умолкших: казненных, убитых, замученных пытками, каторжным трудом, чего не говорят миллионы безмолвных: - обманутых, запуганных или скованных вязкой рутиной.
      Уже "Один день Ивана Денисовича" и несколько рассказов Солженицына, опубликованных "Новым миром", составили важный этап не только в литературной, но и в политической жизни Советского Союза. Конечно, Солженицын сказал тогда лишь малую часть того, что он хотел сказать и что он сумел сказать позднее, но в книгах, опубликованных только за границей. Если бы все эти книги были опубликованы в нашей стране, они несомненно оказали бы огромное воздействие на сознание всего народа. Однако и в этом случае книги Солженицына, как я уверен, не побудили бы подавляющее большинство советских людей отказаться от социализма и социалистической идеологии. Перемены, которые произошли в нашей стране после Октября, необратимы. Мы видим сегодня, что насильственная революция это не только благо, но и зло для страны, в которой она происходит. Эта революция вызывает к жизни не только созидательные силы, и она разрушает не только устаревшие и отжившие институты и взгляды. Она уничтожает нередко и важные национальные традиции, она разрушает порой и те материальные и духов
      177
      ные ценности, которые составляют важное достояние народа и которые могли бы служить людям и в новом обществе. Революция поднимает наверх нередко недостойных людей, которые продолжают творить несправедливость и произвол, порой даже в больших масштабах, чем прежде. Но она означает также социальный и экономический переворот, переход общества в новое качество, на новую ступень развития, она создает новые реальности, которые нельзя игнорировать. "Извержения революции, - как писал один из западных публицистов, - создали в России новый ландшафт". И это верная мысль. Можно, конечно, переделывать этот ландшафт, улучшать его, но его нельзя устранить. Неразумно также ждать или стараться породить какое-то новое извержение.
      Неверно, что наша страна и наше общество находятся в тупике. Советский Союз может развиваться и двигаться вперед, но такое развитие возможно лишь на основе уже произошедших социальных, экономических и идеологических сдвигов. У нашей страны есть только два возможных пути: или создавать казарменный лжесоциализм или строить социализм "с человеческим лицом", т. е. демократический социализм. Солженицын, как и многие из нас, отвергает первый путь, но он не верит и в возможность второго пути. Однако его критика, его деятельность, его мужество и его произведения увеличивают возможности для победы именно этого демократического социализма.
      Что будет делать Солженицын за границей? Конечно же, он будет жить интересами и судьбами своей Родины, он будет продолжать писать о ней, он будет по-прежнему влиять на наши мысли и чувства. Его книги будут по-прежнему интересны и важны для нас, хотя их путь к читателю в Советском Союзе будет гораздо более трудным, а чтение их будет для многих из нас сопряжено с опасностью и риском. Но Солженицын покинул свою страну не навсегда. Не исключено, что он вернется на родную землю еще при своей жизни, и мы сможем устроить ему почетную и дружескую встречу. Но при любых обстоятельствах и поворотах судьбы Солженицын вернется в нашу страну в своих книгах, и он по праву займет место в рядах самых великих сыновей России.
      17 февраля 1974 года. Москва
      178
      Что нас ждет впереди?
      (О "Письме" А. И. Солженицына)
      Опубликованное А. И. Солженицыным "Письмо вождям Советского Союза" документ разочаровывающий. Полемизировать с автором в данном случае нетрудно - уж очень нереальны и ни с чем несообразны многие его предложения.
      Однако как ни велико первое чувство недоумения и разочарования, как ни явственно, что с этими утопическими и некомпетентными предложениями согласиться невозможно, - все же от этого нового документа Солженицына нельзя просто отмахнуться, как от наивных рассуждений "реакционного романтика и националиста". Не все так просто в этом документе. Нельзя не видеть, что письмо Солженицына - пусть в крайне искаженной форме - отражает многие реальные и острые проблемы нашего общества и государства. Да и то мироощущение, которое в предельно заостренной, даже гротескной форме выражено в этом письме, присуще многим людям в нашей стране. Вот почему мы считаем необходимым остановиться на некоторых затронутых в этом документе действительно серьезных проблемах современности и ближайшего будущего.
      О национальной жизни русского народа
      А. Д. Сахаров уже справедливо критиковал национализм и изоляционизм Солженицына. Последний пишет только о "русской надежде на выигрыш времени и выигрыш спасения", заявляя, что "с нас после всего перенесенного хватит пока заботы - как спасти наш народ". Судьба других наций Советского Союза мало волнует Солженицына. Как можно судить по одному из примечаний, он считал бы желательным отделение "окраинных наций" от СССР, за исключением лишь Украины и Белоруссии.
      Я не могу разделить ни этих взглядов, ни этих настроений. Но они не случайны. Их, хотя и не в столь резкой форме, высказывают многие русские люди.
      Конечно, самый многочисленный и самый мощный русский народ занимает в Советском Союзе весьма видное место. Его и сегодня называют в печати "старшим братом"; русский язык и русская культура быстро распространяются по всей территории СССР. И все же собственно национальная жизнь рус
      179
      ского народа, как это ни странно, затруднена гораздо больше, чем, скажем, армянского, грузинского или узбекского народов.
      Так, села и деревни основных русских областей несравненно более запущены, чем, например, села Украины, Молдавии, Закавказья или Прибалтики. К тому же русский народ фактически лишен своей столицы. Москва, ставшая столицей многонационального Союза, почти утратила черты национального русского города, центра собственно русских земель, каким она была до революции, когда столицей империи являлся более европеизированный, чиновный и промышленный Петербург. Это превращение Москвы в интернациональный центр, лишенный четких национальных очертаний, нельзя считать положительным для русской нации.
      Наблюдающееся ослабление русских национальных начал не является в настоящее время ни закономерным, ни прогрессивным. Конечно, во всем мире происходит сейчас частичное слияние всех наций. При этом некоторые небольшие нации, не имеющие старой развитой культуры, постепенно ассимилируются, сливаясь с нациями более крупными и развитыми. Но, как правило, национальная культура, самосознание и обычаи представляют огромную ценность, которую нужно развивать и лелеять - отнюдь не в ущерб, конечно, интернациональной экономической, научной и технической интеграции. Еще до революции Ленин писал, что "целью социализма является не только сближение наций, но и слияние их". Пожалуй, это было слишком поспешное суждение. Во всяком случае, за прошедшие 57 лет основные национальности СССР, безусловно, не исчерпали возможностей развития своей национальной культуры и национальной жизни - и трудно сказать, произойдет ли это вообще, по крайней мере в ближайшие столетия.
      Каким образом следовало бы способствовать не только сохранению, но и развитию национальной самобытности русского народа? Это вопрос, требующий специального рассмотрения. Во всяком случае, следует отметить, что давнее предложение о разделении столиц СССР и РСФСР (за которое при Сталине было осуждено немало людей) не является столь уж беспочвенным. И, безусловно, необходимо принять широкие и срочные меры для поднятия сельского хозяйства и культуры в коренных русских областях - особенно в центре и на севере Европейской части РСФСР.
      У Солженицына есть, однако, иное предложение. "Наш вы
      180
      ход один, - пишет он, - ... перенести центр государственного внимания и центр национальной деятельности (центр расселения, центр поисков молодых) с далеких континентов и даже из Европы, и даже с юга нашей страны - на ее Северо-Восток" (Северо-восток Европейской части, север Азиатской части и главный массив Сибири). "Построение более чем половины государства на новом свежем месте, - продолжает свою мысль Солженицын, - позволяет не повторить губительных ошибок XX века - с промышленностью, с дорогами, с городами". На громадных просторах Северо-Востока Солженицын предлагает создавать небольшие предприятия, основанные на "дробной, хотя и высокой технологии" и на "принципах стабильной, непрогрессирующей экономики". Но главной задачей переселенцев из Европейской России было бы "на пространствах Северо-Востока ставить (с большими затратами, конечно) такое сельское хозяйство, которое будет кормить своим естественным экономическим ходом".
      Несколько лет мне довелось жить и учительствовать в небольшом поселке на Северо-Востоке. Это был богатый поселок, в нем жили в основном рабочие соседнего золото-платинового прииска. На сотни километров вокруг простирались нетронутые леса. Большинство семей имело небольшие огороды и скот. Однако главная часть продуктов питания завозилась сюда с юга, так как для сельского хозяйства вся наша зона была мало пригодна: последние заморозки случались в июне, а первые - уже в августе. Но ведь это типично для всего Северо-Востока; этот край наименее приспособлен для ведения сельского хозяйства, да еще "естественным экономическим ходом". Солженицын предлагает, правда, "растеплить и отморозить Северо-Восток", использовав для этого часть военного и весь космический бюджет. Но даже если бы это было возможно, какой же разумный государственный деятель согласится расходовать десятки миллиардов народных денег на сельскохозяйственное освоение северо-восточной целины, когда так еще запушено сельское хозяйство в Смоленской, Псковской, Вологодской, Новгородской, Кировской, Калужской, Рязанской областях? Когда так еще неблагоустроенны десятки старинных русских городов - Тула, Калуга, Калинин, Вологда, Смоленск, Астрахань, где целые районы состоят из покосившихся деревянных домов, построенных еще в начале век; Можно ли вкладывать миллиарды в создание какой-то фантастической "новой цивилизации" на Северо-Востоке, не добившись
      181
      процветания экономики в Европейской части СССР, не наладив здесь сносную жизнь для всего населения?
      Конечно, постепенно осваивать Северо-Восток необходимо, и кое-что в этом направлении делается. Но это освоение не может быть самоцелью, природные богатства этого громадного края следует использовать преимущественно для улучшения жизни в старых районах заселения: в Европейской части России, на Украине, в Прибалтике, Белоруссии, в Средней Азии, в Закавказье. И все республики СССР должны принять участие в освоении богатств Сибири и иметь право использовать эти богатства в своей экономике.
      Да вряд ли под силу будет поднять это дело одним только русским добровольцам! Так ли уж много людей согласится добровольно уехать из Москвы и из других центральных городов (тяготы жизни в столице Солженицын явно преувеличивает) на постоянное жительство в северо-уральскую тайгу или в Якутию? Крупные города притягивают людей из деревни не только более высокими заработками, не только театрами. Немалую роль играет и то, что в городах люди имеют несравненно большие возможности общаться с теми, кто близок им по духу и настроениям. Эта тяга к людям не в последнюю очередь предопределяет исчезновение крошечных деревень "в три избы", о судьбе которых так сокрушается Солженицын.
      О положении православной церкви
      Я не разделяю религиозных взглядов Солженицына. Но его тревога по поводу положения церкви в СССР не беспочвенна.
      Православная церковь в течение тысячи лет была важным элементом русской национальной жизни, и нелепо было бы отрицать, что она для многих продолжает им быть. В стране и сегодня живут десятки миллионов верующих, для которых религия составляет главную часть их духовного мира, выполняет функцию утешения и, выражаясь научно, регулирующую и коммуникативную функции.
      Известна драматическая судьба православной церкви после революции. Известно и то, что церковь не была нейтральной в развернувшейся тогда жестокой политической и военной борьбе и в основном выступала против советской власти. Тем не менее значительная часть обрушившихся на нее репрессий была не
      182
      оправданной и излишней. Еще более достойны осуждения те репрессии, которым подверглась церковь уже в мирное время, в конце 20-х годов и в 1937-1938 годы, в результате чего в РСФСР осталось всего несколько сот действующих храмов. Положение православной церкви изменилось к лучшему лишь в годы войны. Однако в начале 60-х годов снова были закрыты, а то и разрушены многие храмы. К счастью, эти вопиющие акты произвола вскоре прекратились. Однако разнообразные утеснения православной (как, впрочем, и других) религии, а также ряда сект все еще продолжаются, и это причиняет страдания многим верующим.
      Как марксист, я считаю церковь пережитком прежних эпох. Я убежден, что нравственное и духовное возрождение и развитие русского народа (как и других народов нашей страны) произойдет не на основе христианства, вообще - не на религиозной основе. Мои надежды связаны с развитием политической свободы, свободы слова и информации, т. е. с развитием социалистической демократии. Однако в понятие этой демократии для меня входит и свобода совести. Пока у нас в стране есть верующие, они должны иметь возможность беспрепятственно выполнять все предписанные их религией обряды. И поскольку верующие такие же граждане нашей страны, как и неверующие, притеснения церкви, открытые и скрытые подавления свободы совести граждан есть одна из форм нарушения демократии - тем более непростительная, что все религиозные организации в стране давно уже отказались от вмешательства в политическую жизнь общества. Марксизм не должен в этом отношении брать пример с самой церкви, которая в прежние века упорно и жестоко преследовала все формы инакомыслия.
      Сейчас можно наблюдать известный рост влияния церкви, и, возможно, в ближайшие годы это влияние возрастет. Несомненно, это является реакцией на антидемократические процессы, происходящие в нашем обществе. Есть люди, много лет считавшие себя атеистами, которые теперь обращаются к религии, стараясь заполнить образовавшийся у них духовный вакуум. Для многих интеллигентов обращение к церкви представляет легальную форму протеста против усиления политического и идеологического давления. Для атеистического государства - это серьезная проблема. Но ее нельзя решить, усиливая гонения на церковь: эта проблема решается только идейным, нравственным соревнованием, без малейшего административного давления. Зафиксированное в Конституции отделение церкви от государства означает
      183
      не только обязательства церкви не вмешиваться в политические дела, но и обязанность государства не вмешиваться в дела церковные. Везде, где этого просят верующие, нужно возвратить церкви отобранные у нее храмы и разрешить (опять же, если этого просят верующие) строительство новых церквей там, где их нет. Государство должно отказаться от вмешательства в процедуру назначения, избрания и рукоположения духовных лиц. Церковные общины должны сами распоряжаться церковными доходами, которые следует освободить от налогов (как не облагаются налогами, скажем, пожертвования на Красный Крест). Нужно облегчить издание и продажу религиозной литературы. Родителям-верующим надо предоставить легальные возможности организовать (конечно, на собственные средства) религиозное обучение своих детей. Разумеется, это повысит моральную ответственность школы за воспитание юных граждан, но можно быть уверенными, что при хорошем школьном воспитании мало кто из детей последует примеру своих родителей. Усвоение атеистического или религиозного мировоззрения должно быть результатом свободного выбора, а не принуждения с той или другой стороны. Должна быть обеспечена и свобода сект - разумеется, кроме изуверских.
      Я уверен, что у православной церкви в нашей стране нет будущего, как уверен, что будущего - далекого будущего - нет у религии вообще. Но религиозные убеждения могут быть у людей еще сотни лет, и сотни лет может еще просуществовать на Руси православная церковь. Если ей суждено умереть пусть это будет естественная смерть.
      Военно-промышленный комплекс и угроза войны
      Я согласен, что угроза войны с Запада почти исчезла, хотя никак не могу согласиться с Солженицыным, что западный мир как единая весомая сила перестает противостоять СССР. Совсем еще недавно холодная война, таившая в себе угрозу "горячей" термоядерной войны, была реальностью, с которой нельзя было не считаться. Тогда многие политики и граждане западных стран искренне думали, что главная угроза исходит от тоталитарного сталинского режима, а многие советские политики и советские граждане были не менее искренне уверены, что главная угроза исходит от западного империализма.
      С уравнением стратегического ядерного потенциала как те,
      184
      так и другие опасения явно уменьшились. Это и проложило путь к разрядке и экономическому сотрудничеству и обмену, закрепляющему разрядку. Эти позитивные процессы развиваются - правда, с большими перерывами - уже с 1955 года, однако решительный перелом к лучшим отношениям наметился только с 1970 года.
      Конечно, процесс разрядки мог бы идти быстрее и сопровождаться более заметным сокращением армии и стратегических арсеналов. Этому мешают не только накопившееся недоверие, различные предрассудки, возникновение (не без вмешательства великих держав) опасных кризисов на Ближнем Востоке, в Юго-Восточной Азии и в Центральной Европе. Явно мешает разрядке и давление военно-промышленных комплексов как в США, так и в СССР. Роль военно-промышленного комплекса в США широко известна. Что же до советских военных и военно-промышленных кругов, то, хотя их влияние на принятие основных политических решений после смерти Сталина несомненно возросло, его все же не следует не только преуменьшать, но и преувеличивать. Не думаю, чтобы давление отдельных консервативных военных лидеров помешало продолжению разрядки, включая и жизненно важную проблему сокращения военных бюджетов и стратегических ядерных потенциалов.
      Уже сегодня большая часть советских дивизий, расположенных западнее наших границ, служит не столько щитом от возможной агрессии западных стран, сколько гарантом сохранения советского влияния в странах Восточной Европы. Гораздо более прочной, дешевой и эффективной гарантией экономического и политического сотрудничества и союза всех социалистических стран послужило бы расширение социалистической демократии в СССР и в самих странах Восточной Европы.
      Более серьезна в настоящее время угроза советско-китайской войны. Но и эту угрозу не следует преувеличивать. Военно-техническое превосходство СССР пока еще настолько велико, что война была бы гибельной прежде всего для Китая. Поэтому можно надеяться, что ни нынешние китайские лидеры, ни те, кто скоро придет им на смену, не решатся спровоцировать войну с СССР. У Китая еще много неосвоенных земель и вряд ли он рискнет на попытку решать свои демографические проблемы за счет Сибири. Тем более не может вспыхнуть эта война из-за каких-либо идеологических разногласий. Конечно, военная необходимость должна стимулировать более энергичное заселение
      185
      советских областей, примыкающих к границам Китая (эти районы, кстати, и более пригодны для заселения, и для ведения сельского хозяйства). Но было бы неразумным расточительством, ссылаясь на "китайскую угрозу", бросать громадные средства на "растепление и отморожение" русского Северо-Востока.
      Я - не военный, но и для меня ясно, что в случае войны с Китаем, ни советская, ни китайская армии не могли бы долго вести военные действия на территории противника. Даже при успешном прорыве к основным жизненным центрам Китая наши армии вскоре должны были бы уйти опять на советскую территорию. Но и китайская армия, даже если бы ей вначале сопутствовал успех, не могла бы долго вести военные действия в малонаселенных и обширных пространствах Сибири, Казахстана и Дальнего Востока - и ей пришлось бы вскоре уйти обратно в Китай. Поэтому советско-китайская война, если она, к несчастью, возникнет, будет очень мало напоминать вьетнамскую. Эта война отнюдь не будет сыграна по нотам, написанным Амальриком или Солженицыным.
      Я полностью, однако, согласен с Солженицыным, что надо сделать все возможное, чтобы избежать этой войны. И я согласен также, что и при нынешних отношениях с Китаем у нас есть достаточный запас сил, чтобы не бояться значительного сокращения военных бюджетов. Нужно иметь в виду также, что разрядка на Западе уменьшает угрозу войны на Востоке.
      Развитие социализма и развитие демократии
      Солженицын предлагает сохранить в России на будущее время "устойчивый и покойный" авторитарный строй, ибо "и воля большинства не защищена от ложного направления". Высказываясь за свободу искусства, литературы и философии, Солженицын не желает, однако, свободного издания политической литературы, свободных выборов и прочих свобод, к которым будто бы не готов русский народ. По существу Солженицын отвергает для СССР - даже в перспективе - не только социалистическую демократию, но и всякую демократию вообще. Между тем социалистическая демократия - это единственная разумная альтернатива и единственный возможный путь положительного жизнеустройства для всех наций нашей страны.
      Конечно, нельзя не признать, что существующая ныне в на
      186
      шей стране экономическая и социальная система существенно отличается от идеалов, которыми воодушевлялись русские революционные партии, включая большевиков. Но ведь и буржуазное общество XIX века существенно отличалось от идеалов просветителей и революционеров XVIII века. И так же, как нереально было бы пытаться "лечить" капитализм XIX века воскрешением дореволюционных феодальных структур, так же безнадежно искать выход из создавшегося у нас положения в переносе на советскую почву экономических и социальных структур, существующих в капиталистических странах, или в возвращении к национальным и религиозным ценностям России XVII века.
      При всех планах и прогнозах исходить следует лишь из возможностей того общества, которое реально имеется в СССР и которое не является ни обществом государственного капитализма, как заявляют одни, ни обществом "развитого" или "зрелого" социализма, как утверждают другие. И при этом необходимо учитывать то общественное сознание, которое уже сложилось у нашего народа и которое не повернуть ни к капитализму, ни к древнему православию. Подавляющее большинство советских граждан безусловно стоит за социалистический путь развития, хотя представления о социализме у многих людей различны. Поэтому у Советского Союза нет другого реального пути развития, кроме совершенствования социалистического общества, кроме перехода от примитивных бюрократических вариантов лжесоциализма к подлинному социализму, к социализму с человеческим лицом.
      Социализм - общественный строй, при котором свободное развитие каждого человека является условием развития всего общества. Это - азбучная истина научного социализма. И неверно, что социалистическое общество преследует только цели материального порядка. Задача социализма - обеспечить человеку человеческое существование, т. е. максимально удовлетворить не только материальные, но и духовные потребности людей, причем развить эти духовные потребности и у тех, кто их лишен, ибо занят борьбой за то, чтобы выжить. Это означает, что в социалистических странах должны быть обеспечены не только все экономические и социальные права трудящихся (в этом отношении прогресс в социалистических странах очевиден), но и все политические и гражданские права.
      Для меня, как и для всякого мыслящего марксиста, социалистическая демократия означает гарантию прав не только боль
      187
      шинства, но и меньшинства, в том числе и права меньшинства формулировать и отстаивать свои взгляды и убеждения. Без права на оппозицию не может существовать никакая демократия, и социалистическая демократия также немыслима при преследовании инакомыслия и оппозиции. Однопартийная система может быть лишь временным эпизодом в развитии социалистического общества, а его постоянным и характерным свойством должна быть предоставленная всем гражданам свобода собраний и демонстраций и возможность объединяться в различные ассоциации и организации, включая и политические.