Аркадий: Я пробовал выяснить у Лореты и Людмилы характер работы Володи с социальным телом и очень мало что понял из их объяснений. И мне было очень грустно, что никто мне толком не передал смысл работы Володи. То, что было сказано, выглядит очень топорно. Ну, пересказывать этого я не хочу, я сам поговорю с Володей и думаю, что откроются некоторые моменты, которые здесь были упущены. Так или иначе, речь идет о том, что у человека есть социальное тело, что оно проявляется в социальных связях и что каждое воздействие на социальное тело вызывает резонанс во всем объеме социальных связей. Извините, но ничего больше из ваших слов я не понял. Для чего нужно работать с социальным телом? Для того, наверное, чтобы понимать этот резонанс, понимать себя и, очевидно, гармонизировать. Если кто-то хочет уточнить смысл, то пожалуйста.
       Томас: Когда мы в компании становимся переливающимися сосудами, то образуется локальное социальное тело…
       Аркадий: Понятно, но самое главное, когда вы говорите о социальном теле в терминологии Володи, вы говорите о социуме как о нормальном поространстве. Для меня социум, который нас окружает, это социум слепой, больной и безнадежный. В этом озере, пользуясь терминологией Игоря, болтаются сплошные консервные банки, т.е. абсолютно безнадежные, загубленные люди. И поэтому взаимодействие с этим социумом оказывается игрой "кто кого". Либо он тебя сожрет, либо ты его сожрешь. Либо ты его переваришь, либо он тебя переварит. Обычно он тебя переваривает, и только единицы, о которых говорит Игорь, о которых говорит Валентас, ухитряются настоять на своем и создать свой мир по своим идеям и принципам. Вот и все.
      Давайте посмотрим на это несколько с другой стороны. Я говорил вам о том, что есть три компонента у того, с чем мы работаем здесь. Есть вершина горы Аналог – освобождение, просветление. Есть путь к нему. Путь этот воспринимается нами в основном как прямой путь. Что значит прямой путь? Значит путь без технологий, без перехода от одной методики к другой. Технологически-методологический путь тоже хорош, но мы здесь рассматриваем прямой путь, который связан с прямой концентрацией на вершине, с прямым движением без всяких увлечений техническими моделями, системами, методиками, пантомимами и социальными играми. Мы говорим о прямом пути. Есть вершина, есть прямой, напролом, краткий путь к вершине. И третий момент, который я постоянно подчеркиваю, это экспедиция.
      Вопрос, который я хочу сейчас задать, это вопрос о том, какая связь между психологическим аспектом и аспектом социальным? Я, честно говоря, не знаю, что такое социальное тело. После разговора с вами я так и не понял, что это такое. Я знаю, что у человека есть внутренний мир, внутренние переживания и есть внешние связи, внешние игры. Допустим, мы здесь играем во внешнюю игру. Мы собрались здесь, у нас образовались какие-то фракции, какие-то отношения, как-то мы это структурировали. Допустим, мы построим наши отношения по времени: мы знаем, когда обед, когда прогулка, когда что происходит. Спрашивается, какая связь между психологическим и социальным аспектами? И о каком социуме идет речь? Речь идет, конечно, не о внешнем социуме, в котором, по нашему разумению, нет и не заложено никакой программы выхода из него. Социум не дает никакого выхода из социума, он безнадежен. С ним можно бороться, с ним можно обниматься, но ожидать от него ответов на наши бытийные вопросы не приходится. Вот, это одно из положений Игоря, которое я принимаю целиком: в социуме нет программы освобождения от социума и выхода из социума, кроме смерти. Кроме как превращения в калеку, в идиота, когда ты будто бы выходишь и становишься уже асоциальным. Каким образом работа в социуме может резонировать с психической работой индивида? Естественно, она резонирует лишь тогда, когда речь идет не обо всем социуме, а об отдельных необычных структурах. Вот такой структурой является наша структура здесь. Она временная, она возникла пару недель назад, она рассыплется через несколько дней. Если социум представляет собой машину, которая препятствует пробуждению человека, то эти структуры представляют собой среды, пространства, которые способствуют пробуждению человека. Если социум представить как треугольник, направленный вниз, то такие структуры являются треугольником или пирамидой, направленными вверх. Получается, что в большую пирамиду социума затесалась малая пирамида, которая движется в противоположную сторону. Представьте себе остров в огромном океане, который со всех сторон заливают океанские волны, рвут шквалы. Представьте себе лодку, которая плывет против течения. Социум несет нас в направлении нашего сна, нашего разрушения, а эта лодка гребет к нашему пробуждению, к просветлению.
      Здесь начинаются очень интересные взаимодействия между традиционной и нетрадиционной моделями мира. Мы живем в нетрадиционном мире. Этот мир посткатастрофический. Катастрофа произошла в XIX-XX веках во всем мире. Эта катастрофа представляла собой простую вещь: рухнула традиционная система ценностей, которая до XX века существовала в виде иерархической пирамиды. В XIX веке эта иерархия была уже декадентской, но все равно хотя бы по своей идее традиционной: в традиционном обществе внизу располагаются низшие классы, а наверху – высшие классы, внизу – низшие состояния, а наверху – высшие состояния. Сегодня и наверху, и внизу, и посредине находятся низшие классы. Низшие классы означают очень низкий уровень организации и очень низкие состояния. Это нетрадиционная модель. А традиционная модель существовала в большем или меньшем приближении, в том или ином виде и с переменным успехом на Западе, и на Востоке, во всех культурах на протяжении всей истории человечества. В традиционном обществе были поставлены нормальные акценты, и человеку со дня рождения прививались нормальные ценности, ему говорилось, что высокое – наверху, а низкое – внизу. И если человек стремился к высокому, то социальное продвижение значило и духовное продвижение. Продвижение по социальной лестнице означало и духовный рост. Если ты становился умнее, талантливее, светлее, то ты мог перейти в более высокую касту даже в рамках этой инкарнации, не говоря о следующей. Буддизм, как будто бы, разрушил кастовое сознание, но тем не менее создал свою систему, согласно которой женщина стремилась в следующей инкарнации родиться мужчиной, а мужчина – монахом. А монах – это человек, стремящийся к просветлению. Т.е. была создана новая форма традиционной модели. И вот этот традиционный мир рухнул. Рухнул глобально. Победили глобальные маги. Победили силы, которые стремились к разрушению социальной иерархии. Разрушилась иерархия и в человеке. В современном человеке нет иерархии, и непонятно, что в нем важнее: голова, сердце или живот. В современном обществе очень ценятся навыки, которые любыми средствами позволяют человеку подняться наверх. Это – агрессивность, хитрость, бесстыдство, слепота. Слепота, тупость, покорность, конформизм – сегодня великие социальные достоинства. Чем больше у вас хитрости, ловкости и бесстыдства, тем больше надежды на благополучное существование в этом мире. А то, что создаем мы в самих себе здесь, то, что создали с вашим участием Игорь и Виргиния, – это островки традиционного мира, где есть понятие тайны, где есть понятие посвящения, где есть понятие внутреннего роста и где есть структура, пирамида, направленная вверх, а не вниз. Но каким образом лодка может плыть против течения? Каким образом в гравитационном поле, где все тянется вниз, выстраивается пирамида, которая рвется вверх? Разве силы гравитации, силы глобальных магов не повернут эту пирамиду? Разве не постараются они создать такую ситуацию, при которой вы будете думать, что эта пирамида смотрит вверх, а она уже давно вверх ногами. Повторяю, что этой пирамидой является каждый человек, этой пирамидой является группа людей, монастырь, школа, любая структура, которая гребет против течения. Эта структура находится в конфликте с обществом, эта структура находится в резонансе с иными энергиями и идеями. Вот, простая схема. А дальше давайте посмотрим, что происходит. Мы говорим с вами не о социуме и социальном теле, а мы говорим с вами о двух социумах: социуме и противосоциуме, о граде и противограде. Как у Августина: град земной и Град Божий. Идет речь о том, как построить этот противоград и укрепить наше движение. Проблема простая: если пирамида, направленная вверх, находится в пирамиде, направленной вниз, если традиционная пирамида живет внутри нетрадиционной, то как она может удержать направление? Повторяю, что этой традиционной пирамидой в какой-то мере является каждый из нас, а также мы вместе. Давайте просто посмотрим, как это делает система, которая работает здесь. Я иронически изобразил это в своем предисловии к нашей книге: "Каждое утро и каждый вечер Аркадий поднимал планку на полмиллиметра", и "каждое утро и каждый вечер планка опускалась на полмиллиметра". Традиционная система держится за счет усилий, усилий лидера или элиты, т.е. группы людей, которая ведет других, или же усилиями круга друзей. Только усилиями держится традиционная система в нетрадиционном мире. Совсем простая картинка: мы сидим в лодке, река сносит эту лодку, и нужно грести, чтобы плыть против течения. Можно ли выгрести? Иногда можно, иногда нельзя. Можно ли сбалансировать эту систему, можно ли создать свою противосистему, когда каждый из нас выброшен во внешний социум? Ну, посмотрите на свои собственные жизни, и вы увидите, что практически этого сделать нельзя. Нельзя изменить университет, где вы учитесь, контору, где вы служите, социальную группу, частью которой вы являетесь. Нельзя их изменить – они работают по принципам, противоположным традиции. И в то же самое время можно сохраниться только через усилия. Можно попробовать найти союзников и тем самым усилить свое противостояние в той нетрадиционной системе, в которой вы живете и боретесь и которая не дает никаких шансов и никакой поддержки для роста, для качества. И можно объединяться для того, чтобы усилить свою пирамиду, свою лодку, свое асоциальное движение. В принципе, так работала система Авраама, так работала система Иисуса, Мухаммеда. Они вышли из консервативного социума, они начали грести против течения. В этом смысле, особенно наглядно работало христианство в первые века христианской эры внутри нравственно разлагающегося, гниющего социума, который пробовали спасти его лидеры. Мы чаще говорим об императорах Калигуле, Нероне и им подобных, которые сами конвульсировали и тянули за собой вниз сотни тысяч людей. Но были и другие императоры, такие как Октавиан Август, Клавдий, Марк Аврелий, императоры, которые пробовали вернуть Риму его мудрость, учили скромности и простоте, мужеству древних римлян, но все это не работало. Внутренний развал каждого человека был катастрофический, конечно, не такой как сегодня, но он был очень серьезный. И христианство, которое пришло в первом веке, совершило чудо. Спонтанно, вот это самое поразительное. Иисуса распяли, двенадцать апостолов покинули Иудею, начали проповедовать в чужих землях и повернули колесо истории. Возникли сотни спонтанных традиционных групп, возникла структура, которую потом стали называть церковью. Сначала это были общины. Одна община в Вильнюсе, другая в Питере, третья в Москве, а также в Киеве, в Кишиневе, в Самаре, я называю наши города, хотя это были Медиолан, Рим, Александрия и так далее. Папы римского не было. Петр был римским епископом, но не было централизованной христианской системы. Были отдельные общины, связанные друг с другом посредством странников, которые переходили из одной общины в другую, впадали в экстазы, говорили странными языками, проповедовали, писали наставления друг для друга. Раз в неделю они встречались за общим обедом, это называлось агапе,это была встреча любви к Богу, друг к другу. Давайте сравним внутренний мир древнего христианина, человека, принявшего христианство, и человека, который был плотью от плоти древнего мира. Христиане ощущали приблизившееся Царство Небесное, поэтому они жили чисто, они ждали конца социальной лжи, они готовы были умереть за эту веру. В то же время обычный гражданин Римской империи занимался развратом, грабежом ближних, занимался обогащением, использовал свое социальное тело для социального успеха. С одной стороны – цельность, с другой – суета и ложь. С одной стороны была воля и движение небольшой группы, в достаточной мере спонтанной, с другой стороны был инертный социум. Я сейчас говорю вам об этом для того, чтобы вы мысленно сравнили это с вашей системой, с тем, что у вас есть, а чего нет. У вас есть взаимная поддержка, есть стремление помогать друг другу, есть ответственность и уважение друг к другу, есть понимание мотивов другого – это очень много. Но и очень мало для общей работы. То, что есть, – это не работа, а времяпровождение, затянувшаяся учеба. Для того, чтобы организовать экспедицию и построить свою лодку, нужно закончить школу, так? Получается, что вы – школьники. И когда вы закончите школу, получите аттестат зрелости, то вы можете начинать экспедицию. Но может быть, кому-то не нужно получать аттестата зрелости? Петр Демьянович Успенский, ученик Гурджиева, был исключен из четвертого класса гимназии. Он сам выучил шесть языков, отправился в кругосветное путешествие, искал и нашел учителей, создал свою систему, свой мир, помог тысячам людей в России, Англии, Америке. Повторяю свой вовсе не отвеченный вопрос: каким образом можно серьезно грести против течения, каким образом можно создавать свою экспедицию, свою лодку, которая плывет не туда, куда ее гонят волны? Этот вопрос звучит еще и так: как я один могу плыть против течения, против родственников, друзей, сослуживцев, СМИ, социальной инерции? Они ведь не часть нашей системы. Но вопрос можно сформулировать и следующим образом: как превратить нашу систему в экспедицию? Ну, хорошо, я перехожу из класса в класс, я был в первом классе, во втором, непонятно в каком я классе сейчас, может быть, в десятом, а может, в третьем, и мне еще учиться и учиться, я еще ничего не понимаю. Как преодолеть это иждивенческое состояние ученика: "вы меня поучите – я вас послушаю" в ситуацию экспедиции, в ситуацию риска и самостоятельного движения? Мы говорили с вами, что есть путь воина, героя,который один встает и пробует удержать поток или идет сражаться с драконом. Есть путь хитрого человека,который надевает маску социально мертвого человека, хотя внутри он живой. Общество состоит из духовно мертвых людей, духовно безнадежных людей, из утопленников. Хитрый человек надевает маску утопленника: "Смотрите, я уже утонул, я уже распух, от меня пузыри не идут, не волнуйтесь, я вас не буду беспокоить, я такой же, как вы, мертвый". Эта маска иногда становится лицом человека, когда человек прирастает к этой маске. Но эта маска является очень хорошим убежищем, прикрытием, и на какой-то период дает человеку социальное алиби. Никто к нему не пристает. Действительно, он такой, как все мы. Я вспомнил моего нью-йоркского приятеля, одного из самых талантливых русских людей, попавших в Нью-Йорк в семидесятые годы, Генриха Худякова. Это – поэт, художник, артист. Первые шесть лет он отсиживался на социальном пособии, потом его согнали с пособия, и он устроился работать в ту контору, которая ему выдавала пособие. Все эти шесть лет он занимался живописью, естественно, работал с утра до ночи, т.е. занимался нормальным делом, и все было правильно. А когда его прогнали с пособия и он устроился в эту контору, ему поручили вытаскивать из стеллажей папки с делами, которые шли на ликвидацию. В первый рабочий день он собрал пятьдесят папок, принес своему начальнику. Начальника чуть удар не хватил. Он сказал, что невозможно столько собрать за день. На следующий день он снова принес начальнику пятьдесят папок и понял, что его прогонят с работы, потому что работать надо в сто раз медленнее. В день надо было найти и проверить две-три папки. Его производственные темпы грозили ему серьезными последствиями. Сообразив это, он стал вытаскивать две-три папки с утра, а остальное время прятался за стеллажами, дремал, курил и впадал в трансы. И все стало прекрасно: он стал примерным служащим и прослужил там шесть лет, пока не нашел спонсоров и не начал снова заниматься живописью. Обществу не нужно пятьдесят папок, обществу не нужны люди, которые функционируют в нормальном ритме. Общество поощряет тупость и дебильность. Поэтому он надел маску мертвого человека и стал жить со скоростью утопленников. Однако, при первой же возможности, он снял ее, и она не приросла к нему. У него была хорошая закалка жизнью в русском подполье. Другая социальная ситуация потребует от вас, наоборот, превращения в конвейерного подергунчика, и вы сведетесь к пальцу, который нажимает одну и ту же кнопку. И это еще более страшная форма духовной летаргии. Для того чтобы внутренние усилия человека были продуктивны, ему нужна большая энергия, большая сила для того, чтобы развить динамику духовного делания. Для того чтобы у него была эта сила, он должен быть окружен друзьями, которые с ним вместе делают это, и он должен находиться в пространстве традиции, в традиционном космосе. Он должен создать ракету-носитель, которая поднимет его наверх. Этих ракет сейчас нет на земле. Нужны усилия, чтобы их создать, а вы находитесь в очень инертном пространстве – в "убежище". Чудо, что "убежище" вообще существует, но это инертная система, которая внушает вам психологию иждивенцев: "А ты меня научи, а я не знаю, а я пойду еще послушаю какой-нибудь курс. Вот, Аркадий говорит так, а Володя – так, у Володи есть сущность, личность и индивидуальность, а у Аркадия – сущность и личность, а как оно на самом деле?" Не имеет никакого значения, на каком языке один называет корову, а другой барана. Единственное, что имеет значение, – это ваша судьба, ваша способность построить лодку, собрать команду и плыть в вашем направлении. Что имеет значение, так это ваша способность, во-первых, захотеть этого, определить свое желание, сформулировать свое желание, как сформулировали это герои в "Горе Аналог". Сформулировать желание – это значит найти метафору, потому что то, чего мы хотим, – это "то, не знаю, что" – этого нет в языке сегодняшнего социума. И потому для того, чтобы было легче двигаться, нужна метафора. Христос говорил о Царстве Небесном, Мухаммед – об Аллахе, Будда – о Нирване. Это все метафоры. Никто не знает, что такое Царство Небесное, Аллах или Нирвана. Можно заниматься всю жизнь изучением флоры, фауны, лингвистики, соционики, физики, химии и психологии. Успенский занимался не изучением человека, а изучением психологии возможного развития человека,он рассматривал человека как зерно, которое может прорасти, может сформироваться. И тем самым создавал динамику. Можно тысячу жизней потратить на изучение человека, его ногтей, его ушей, его болезней, его мыслей. Но Успенский пришел прямо к центральной проблеме – к психологии возможного развития человека. Этого не сделал ни Фрейд, ни Юнг, ни Маслоу, никто другой. Успенский дал несколько достаточно простых идей, связанных с ростом человека, которые очень нам полезны.
      Итак, путь воинаи путь хитрого человека.Какие способы балансирования вашей жизни в окружающем социуме вы еще знаете? Что за сила нам противостоит? Сила, которая отнимает нас от самих себя. И она очень злобная, очень целенаправленная и очень хорошо работает. Прекрасно устроенная сила, а мы все плохо устроены в нашем противостоянии этой силе. Мы сидим здесь уже час и говорим о том, как противостоять этой хитрой, мощной силе, которая нам вредит. Как создать условия для того, чтобы реализоваться? Мой ответ звучит очень просто: перестать быть школьниками, перестать быть иждивенцами. Мне не интересно, в каком вы классе. Может быть, это интересно вашим учителям. И это должно быть интересно на каком-то уровне. Безусловно, нужно заниматься воспитанием школьников. Но нельзя всю жизнь быть под опекой. Докажите себе, что вы – зрелые люди. Снарядите экспедицию, сорвитесь несколько раз, постарайтесь не разбить себе голову, рискните, очень сильно пожелайте реализоваться, реализовать себя духовно. В чужой экспедиции, если вы зацепитесь и будете грузиками, вам очень мало будет от этого пользы. Здесь среди нас есть много грузиков, которым мало от этой экспедиции пользы. В конечном счете, получается очень интересно, что те люди, которые отправились вверх по горе Аналог как цельная экспедиция, окажутся в разных местах. Это мое представление о дальнейшем развитии сюжета. Кто-то из них дойдет до вершины, большинство спустится вниз, остальные разбредутся по склонам горы и будут там блуждать долгое время.
      То же самое случилось с Камелотом, с королем Артуром. Когда рыцари сидели за круглым столом, вдруг появились два ангела, которые несли чашу Грааля. Эта чаша проплыла над столом, и те, мимо кого она проплывала, насыщались такой благодатью и такой полнотой, какой они не знали никогда в жизни. Это была чаша традиции, это была чаша откровения и просветления. И когда чаша исчезла из вида, мелькнув перед рыцарями как дразнилка, сэр Галаад сказал: "Клянусь Богом, завтра я отправляюсь в поход, и если я не найду чашу, и не выпью из нее, и не узнаю, что внутри, то я никогда не вернусь сюда и всю жизнь проведу в экспедиции". И все рыцари, один за другим, повторили эту клятву. Видите, никто не начал никого организовывать. Каждый говорил только о себе. На другое утро, распрощавшись с королем Артуром, они отправились искать чашу Грааля. И дальше мы узнаем о судьбе каждого рыцаря. Один рыцарь скитался месяцами по лесам и не мог встретить никаких знаков, никаких приключений. Все было глухо для него, лес был мертв. Другие сразу оказывались в беде. Третьи нападали друг на друга в темноте, полагая, что это разбойники или драконы, и убивали друг друга. Четвертые попадали в болота или оказывались на безлюдном острове посреди океана. Они не ели много дней, страдали от жары и холода. Очень интересно, что они иногда встречались вдвоем, втроем и какое-то время путешествовали вместе, а потом снова расходились. Они знали, что вся их компания ищет чашу Грааля, и только трое из них – сэр Галаад, сэр Боре и сэр Парсифаль – сподобились быть допущенными к чаше Грааля. Не потому, что они были самыми сильными или умными, а потому, что они были самыми целеустремленными и без сомнений. Рыцарями без сомнений и упрека. Очень немногие из тех, кто отправился искать чашу Грааля, вернулись живыми в Камелот к королю Артуру. Те, кто вернулись, были старыми, разбитыми, больными. И только троим: Галааду, Парсифалю и Борсу – была дана участь встречи. Тот Артур, о котором я рассказывал вам, строится по тому же принципу. Когда Галаад говорит, что он отправляется искать чашу, он никого с собой не приглашает, но рядом с ним на этой энергии отправляются и другие, зная, как опасен путь, как серьезно предприятие и как мало шансов победить. Поэтому из тех, кто поднимается на гору Аналог, большинство осядет в Обезьяньем Порту. Лишь небольшая группка начнет подъем, из этой небольшой группки большинство останется на первом перевале, на первой стоянке и потом спустится вниз.