ГЛАВА 5

Эта женщина в юности была прекрасна. Даже сейчас, когда на ее лице оставили след шестьдесят зим и черные волосысменились ржаво-седыми, в ней еще чувствовался тот пыл, который обычно исчезает вместе с безвозвратно ушедшеймолодостью. Ее серо-зеленые глаза горели честолюбиеми нескрываемым злорадным юмором. Абсолютная уверенность в конечном успехе делала ее вдвое моложе. Тело ее оставалось худощавым и стройным, хотя стремительная юношеская грация сменилась элегантностью зрелости. Онастала величественной, знающей себе цену женщиной, которой подобало править обширной страной, а не крошечнымпоселком, затерянным в отдаленном горном ущелье. Нов этих глазах застыла уверенность, что ждать осталось недолго: близок день, когда она и в самом деле будет властвовать — но не каким-то жалким государством, а всем континентом.

Сумерки в горах Вереш были прохладными. Женщина чего-то ждала, поглядывая на пирамиду, венчавшую восточную арку каменного круга. Скалы были окрашены последними лучами заходившего солнца; вскоре прямо над ними должны были появиться первые звезды. Ей доставляло удовольствие собираться на закате; быстрое наступление темноты и внезапное появление звезд здесь превращалось в захватывающую драму. Пусть фарадимы утешаются своим солнечным светом, своими деревьями и тремя лунами. Она и подобные ей знали силу неисчислимых поколений камней и звезд, знали другой источник Огня.

Узкую долину опоясывал кольцом полный круг из девяноста девяти человек, стоявших по ту сторону от плоских гранитных камней; они держались за руки и боялись дышать, чтобы не нарушить священную тишину. Раньше было трудно собрать столько народу, но этой весной слухов было больше, чем новорожденных ягнят, и эти слухи заставляли людей стремиться сюда. Дожидаясь, пока не исчезнет последний луч солнца, она дивилась силе магии многократно умноженного числа три, считавшегося священным со времен создания этого мира. Три луны на небе; три года, проходящие между спариванием драконов, три великих разделения суши на Горы, Пустыню и Заливные Луга. Принцы тоже встречались раз в три года. Древние почитали трех божеств: Богиню, Отца Бурь и Безымянного, который обитал в самом сердце этих гор. Много лет назад глупые фарадимы уничтожили ту силу, которую она собиралась вызвать сегодня вечером. Тем хуже для них. Потому что источников света было тоже три: солнце, луны и звезды. С девяноста девятью присутствующими она сама становилась сотой — представительницей того Безымянного, который правил всем.

И сыновей принцессы Янте тоже было трое. Круг был разделен на три части стоявшими перпендикулярно камнями высотой по пояс, и у каждого из камней стоял один, из принцев. Она чувствовала их сырую, необработанную силу, доставшуюся мальчикам от бабки, которая была одной из последних чистокровных диармадимов. Лалланте, эта глупая курица, которая отказалась от принадлежавшего ей по праву наследия, тем не менее воспользовалась своим даром, чтобы обольстить верховного принца Ролстру. От этого брака произошла Янте, которая в свою очередь произвела на свет трех мальчиков, одновременно и честолюбивых, и податливых. Они были краеугольным камнем той силы, которую ей предстояло призвать сегодня вечером, и главной причиной ее уверенности в неминуемом триумфе.

С того события, которое все остальные называли победой, прошло четырнадцать зим. Для нее эти годы были годами выживания, но что они значили по сравнению с сотнями лет борьбы за существование, прошедшими с тех пор как на континент из своей ссылки на остров Дорваль возвратились фарадимы и уничтожили диармадимов, их силу, их язык и образ жизни? Изгнанные в отдаленные горы, они были затравлены и перебиты безжалостными «Гонцами Солнца», ведомыми тремя — снова это число, печально улыбнулась она — чьи имена запрещено было упоминать из страха, как бы их рожденные ветром духи не отыскали последние убежища гонимых диармадимов.

Но она тут же напомнила себе, что сейчас у нее есть собственная троица. К ней пришли юные, сильные сыновья Янте. Эти мальчики сделают свое дело, выполнят ее волю, и она отпразднует победу. В тот день, когда их привезли в это горное убежище, к ней снова вернулась юность.

Солнечный свет погас, и в наступившей темноте зажглась первая звезда. Женщина вытянула руки, и единственный луч света толщиной с булавку прошел между ее раздвинутыми пальцами. Сияние звезд заструилось по ее предплечьям: она сжала кулаки, прикрыла глаза и принялась прясть холодный огонь, постепенно накрывая камни образовывавшейся тканью из света звезд.

Ее надежда, сыновья Янте, начали дрожать всем телом. Их дрожь передавалась по кольцу рукам и телам тех, кто стоял рядом, и сила женщины, впитывавшей в себя энергию девяноста девяти жизней, объединенных звездным огнем, возрастала с каждой секундой. Она направила эту силу в круг из камней, и сразу стало ясно, за что ее племя получило свое имя. Диармадимы. «Зажигающие Камни».

Она сама превратилась в каменистую скалу, следя за картиной, которая возникала в язычках тонкого белого пламени. Первым, что она увидела, были длинные, красивые пальцы, протянутые к камину. На этих пальцах красовалось десять колец со вставленными в них самоцветами; тонкие серебряные и золотые цепочки прикрепляли кольца к браслетам на изящных запястьях. Следом показалось гордое, аристократическое лицо, когда-то светлые волосы и все еще пронзительно-голубые глаза, слегка прищуривавшиеся, когда огонь охватывал новое полено и начинал гореть особенно ярко. Но худые руки придвигались все ближе к пламени и терлись друг о друга, стараясь согреться. Леди Андраде из Крепости Богини было холодно.

Мужчина немногим моложе ее набросил на плечи Андраде тяжелый меховой плащ. Этот мужчина был лордом Уривалем, главой «Гонцов Солнца» и сенешалем леди Андраде. Прекрасные глаза странного каре-золотистого оттенка выделялись на его треугольном и вовсе не красивом лице. Он принес стол, поставил его между двумя креслами, сел, потер свои девять колец и тщательно расправил складки коричневой шерстяной рясы.

Они обменялись несколькими словами, не слышными тем, кто стоял в круге, а затем дружно повернули головы. В пламени показался высокий, широкоплечий, черноволосый «Гонец Солнца», который два дня назад чудом избежал гибели по дороге в Крепость Богини. Его лицо было искажено усталостью и болью. Он неловко прижимал локоть к боку, инстинктивно защищая забинтованное плечо. Фарадим поклонился, что-то сказал и поставил на низкий стол две седельные сумки.

Следившая за этой троицей женщина зашипела от досады. Ее приспешники не сумели остановить этого человека. О Безымянный, как бы ей хотелось хоть одним глазком заглянуть в драгоценные свитки; лежавшие в потертых кожаных сумках! Она жадно смотрела на них. Когда женщина сумела отвести взгляд, раненый «Гонец Солнца» уже ушел. Лорд Уриваль открыл сумки и вынул из них четыре длинные коробки цилиндрической формы. Мгновение спустя он раскатал на столе первый свиток и повернулся, давая взглянуть на него леди Андраде. Увидев чудесный почерк, женщина в каменном круге затаила дыхание. Многое из старого языка было утеряно, но она была одной из тех нескольких людей, которые знали его по-настоящему. Если дать этим дилетантам время, они сумеют перевести свиток, чего нельзя допустить ни в коем случае.

Леди Андраде внимательно рассмотрела рукопись и покачала головой. Затем она что-то сказала Уривалю, тот кивнул и куда-то исчез, вскоре вернувшись в сопровождении юноши зим двадцати с виду, носившего четыре кольца, в каждое из которых был вделан крошечный рубин. Молодой человек сразу же обратил внимание на свитки и склонился над ними как зачарованный. Через мгновение он выпрямился, потер глаза и скорчил смешную гримасу, которая вызвала у Андраде слабую ответную улыбку.

Внезапно лорд Уриваль стремительно развернулся, судорожно потирая пальцами свои кольца, и уставился в пламя, казалось, глядя прямо в глаза женщине, стоявшей посреди залитого звездным светом круга. Юноша тоже поднял голову, и его голубые глаза под шапкой светло-русых волос изумленно расширились.

Отчаянно торопясь, женщина сняла заклятие и принялась расплетать звездную ткань. Огонь в круге потух, и только на секунду ярко вспыхнула пирамида. Затем и она потемнела, превратившись в обыкновенную кучу обломков гранита.

Когда видение внезапно оборвалось, кое-кто из стоявших в круге зашатался и застонал. Женщина нахмурилась, напомнив себе, что в следующий раз придется проверить каждого на обладание даром, поскольку готовности сделать что-то из страха здесь было явно недостаточно.

— Привезите мне молодого человека по имени Масуль из поместья Дасан, что в Марке. Как, это ваше дело, но непременно живым, здоровым и не повредившимся в рассудке. Я не хочу, чтобы вы причинили ему вред.

Все девяносто девять, за исключением троих, поклонились ей и растаяли в де ревьях; при этом многие опирались на своих товарищей. Женщина подвигала онемевшими руками и потерла друг о друга слегка обожженные ладони. Это помогло: ей требовалось время, чтобы прийти в себя.

— Зачем он тебе понадобился? — возмущенно спросил старший из сыновей Янте. — У тебя есть я.

— Мы, — вкрадчиво поправил его средний брат.

— Ваше время еще не настало, — твердо ответила она. Младший из братьев слегка улыбнулся.

— Да, миледи Мирева. Конечно.

Мирева внимательно посмотрела на них, вспоминая трех грязных маленьких варваров, которых она превратила в юных принцев. Девятнадцатилетний Руваль, старший из братьев, уже перестал расти, но для полной зрелости ему требовалось нарастить мышцы. Темноволосый и голубоглазый, он чертами напоминал покойного деда, верховного принца, но глаза ему достались от Янте. Маррон, годом младше, был неуклюж, костляв и довольно инфантилен. Он больше остальных походил на мать, получив в наследство от отца тяжелые веки и ярко-рыжую шевелюру. Младшему, Сегеву, едва исполнилось шестнадцать, и был он мальчишкой во всех отношениях. Глаза у него были серо-зеленые (как у самой Миревы), их разрез напоминал глаза Янте, но волосы были такими же черными, как у Ролстры. Он бул самым умным из троих и, как ни странно, самым послушным. Мирева понимала и ценила это — он доверял ее мудрости и делал то, что она велела; однако в нем скрывалось проницательно замеченное и умело возбужденное ею честолюбие, превосходившее амбиции старших братьев.

— Зачем понадобился? — внезапно спросила она, эхом повторяя заданный Рувалем вопрос. — Потому что вы еще маленькие. Сначала научитесь владеть той силой, которую получили от бабки. А этот Масуль всего лишь забавный врун, но он создаст Рохану серьезные трудности.

— Особенно если ты приложишь к этому руку, — с улыбкой заметил Маррон.

Мирева предпочла не заметить скрывавшейся за восхищением насмешки.

— На самом деле сейчас важнее всего свитки. Конечно, вы не чета остальным и обратили на них внимание. Пока здесь правили наши люди, фарадимы сидели на своем острове и бездельничали. А затем явились сюда без всякого предупреждения и вытеснили нас. Они годами тайно следили за нами, изучали наше искусство, чтобы воспользоваться им в своих целях, и применили его против нас же. Они лишили нас власти и загнали в эти горы. А потом уничтожили всякую память о нас и обрекли наше искусство на забвение. Но все, что фарадимы успели узнать о нас, они записали. А сейчас кто-то нашел эти свитки и передал их в руки леди Андраде.

— Похоже, она не понимает в них ни слова, — прокомментировал Руваль.

— Но поймет. Она умна… и безжалостна. Она захочет, чтобы фарадимы овладели той силой, которая некогда была подвластна нам.

— Значит, свитки должны быть уничтожены, — догадался Маррон. — Это легко сделать, даже на таком расстоянии. Стоит лишь верно направить небольшой кусочек звездного пламени, и…

— Нет! Я должна знать все, что в них написано! Я должна знать все, что мы утратили!

— Тогда их нужно украсть, — сказал Сеген. — Так же, как в свое время у нас украли это знание. А что, если…

Мирева, освещенная звездным светом, прищурилась.

— Что «если»? — требовательно спросила она.

— Если кто-нибудь наделенный дором учиться в Крепость Богини, завоюет их доверие и украдет свитки?

— Кого это ты имеешь в виду? — вкрадчиво спросил Маррон.

— Не тебя, — отрезал младший брат. — У тебя хитрости столько же, сколько у самого тупого из драконов.

— Думаешь, у тебя ее больше? — окрысился Руваль.

— Ровно столько, чтобы справиться с этим делом. И я с ним справлюсь. — На его остром лице заиграла злобная улыбка. — А заодно и расквитаюсь с нашей дорогой тетей Пандсалой за предательство деда во время его войны с принцем Роханом.

— Единственной твоей задачей будут свитки, — сказала Мирева. — Оставь принцессу-регента мне… и Масулю, который ей то ли брат, то ли нет . — Она довольно рассмеялась, — Отлично, Сегев! План, достойный принца и сына диармадима. Но до отъезда тебе придется кое-чему поучиться. Завтра вечером придешь ко мне домой.

Они поняли это как разрешение уйти и оставили ее. Мирева слышала, что они сели верхом и, позвякивая уздечками, углубились в лес. Издалека донесся насмешливый голос Маррона, дразнившего брата, который решился стать слабаком-фарадимом. Когда отголоски спора утихли, она пустилась в неблизкий путь к дому, наслаждаясь прикосновением пробивавшегося сквозь листву звездного света.

Мирева жила в маленьком каменном домике, который был намного больше, чем казался снаружи. Он стоял на склоне холма, но на самом деле уходил вглубь него благодаря стараниям многих поколений предков. Наружу выходили лишь две комнаты, но в обшитой досками задней стене была потайная дверь, которая вела в наиболее важную часть дома. Мирева задержалась, чтобы растопить камин и согреть помещение, а потом подошла к стене из плохо оструганных досок и нажала на скрытый в пазе между планками рычаг. Затем, слегка застонав от усилия, она налегла на дверь, та протестующе заскрипела и открылась. В протянувшемся за ней коридоре было так же темно, как и за окнами дома. Мирева ударила кресалом по кремню (при желании она могла вызвать Огонь, но предпочитала не пользоваться способами фарадимов, если этого можно было избежать), и фитиль послушно вспыхнул. Держа в руке тонкую восковую свечу, женщина пошла по утоптанному земляному полу, не глядя на ходы с низкими потолками, убегавшие в стороны от главного коридора. Наконец она открыла нужную дверь и вставила свечу в подсвечник.

Комната тут же наполнилась отблеском золотых и серебряных украшений и радужным сиянием драгоценных камней. В углу стояло тяжелое зеркало, оправленное в полночно-синий бархат, на котором были вышиты серебряные звезды. Вся комната была уставлена огромными сундуками и лежавшими на столах ящиками. Мирева взяла маленький ларец и открыла его, вынув сложенный кусок пергамента, в который было завернуто что-то мелко накрошенное и ломкое. Она заметила, что в ларце осталось только пять таких упаковок; скоро надо будет снова идти высоко в горы, где растет самая сильная и могучая трава…

Затем она вернулась в наружные комнаты. Тяжелая дверь скользнула на место, не оставив и намека на то, что она существует. Взяв бутылку и чашу, Мирева села в стоявшее у камина мягкое кресло, высыпала содержимое пергамента в бутылку, подождала, пока трава не растворилась, затем налила вино в чашу и осушила ее тремя жадными глотками. Сегодня она уже выпила одну такую чашу, но действие ее давно кончилось, а Миреве хотелось еще. Когда зелье проникло в кровь женщины, на ее лице показалась блаженная улыбка. Какими дураками были фарадимы, что боялись этого! Хотя, возможно, их магия солнца и луны была слишком уязвимой для драната. Древние считали его источником неиссякаемой силы, а привычку к нему — свидетельством всемогущества…

Мирева глубоко вздохнула, ощутила легкое, приятное головокружение и закрыла глаза. Нет, «Гонцы Солнца» определенно были слишком хилыми, чтобы вынести хорошую порцию драната. Ролстра попробовал было приучить к зелью одного из них, но тот сгорел всего за несколько лет. Она прекрасно помнила день, когда принесла последней любовнице Ролстры леди Палиле эту травку и рассказала о ее свойствах. Тогда Мирева была молода и только притворялась мудрой старухой с холмов. Стоявшее в спальне зеркало показывало, что теперь ей не понадобилось бы столько усилий, чтобы принять свой тогдашний облик; наоборот, завтра вечером ей придется употребить все свое искусство, чтобы выглядеть молодой и красивой… Мирева вздохнула, а затем пожала плечами. 3а все надо платить. Но эти затраты окупятся. «Гонец Солнца», совращенный и использованный Ролстрой, был всего лишь забавой. Однако сейчас пойдет игра всерьез. Гамбит с Масулем даст ей возможность проверить силы противника, затем Сегев украдет для нее свитки, а через несколько лет Руваль принесет ей полную победу.

Вызванное дранатом возбуждение росло, концентрируясь в чреве. Она слегка заерзала в кресле, ощущая чувственное наслаждение. Несмотря на свои десять колец и титул главы фарадимов, леди Андраде не знала, что такое избыток сил и ясность мысли, которые дарил дранат. И никогда не узнает… Мирева достала перо, лист пергамента и закрыла глаза, стараясь вспомнить слова, которые увидела на свитке. Через несколько мгновений перо задвигалось, изображая то, что вспыхнуло в ее мозгу.

Уриваль принял поданный Андри бокал вина, благодарно кивнул и жадно выпил. Поставив чашу, он сел в кресло, тяжело вздохнул и принялся с отсутствующим видом потирать кольцо на левом большом пальце.

— Я слишком стар, — пробормотал он. — Я утратил свою силу…

— По крайней мере, ты что-то почувствовал, — сказала Андраде. — Я вообще ничего не заметила. — Она посмотрела на своего внучатого племянника, названного в ее честь. — Ты тоже?

— Нет, миледи. — Андри уставился на свои четыре кольца с маленькими рубинами, означавшими его ранг сына могущественного атри. Цвета Чейна присутствовали и в одежде юноши; воротник его туники был украшен красно-белой вышивкой. — Я думал, что увидел вспышку пламени, но…

— Это не имеет ничего общего с тем, что я почувствовал, — сказал Уриваль, — кто-то следил за нами. Очень скрытно, но все-таки заметно. И это был не огонь, — по крайней мере, не Огонь «Гонца Солнца». Сейчас ночь, лун нет — только звезды.

— Ты сказал, что это не огонь, — проворчала Андраде. — Тогда что же это, по-твоему?

Андри сел на корточки, съежился и повернулся спиной к камину. Гибкое, худое тело, слишком длинные волосы и по-детски припухлое лицо делали бы юношу намного младше его двадцати зим, если бы не умные, сообразительные голубые глаза, более яркие, чем у Андраде.

— Мы можем вызывать Огонь, который показывает то, что мы хотим видеть, но не умеем следить за происходящим, кроме как с помощью полета на сотканном солнечном или лунном луче. А Уриваль говорит, что кто-то следил за нами. Если это делалось каким-то другим способом, то каким именно?

Длинный палец Андраде постучал по свитку.

— Не нашим, Андри. Вот… — Она снова провела пальцем по титульной строке с двумя зловещими словами, окаймленными незнакомым орнаментом. — Посмотрите сюда и скажите мне, что это значит, — мрачно добавила она.

Уриваль вгляделся в свиток.

— Невероятно!

— Сьонед делала такое, — напомнила ему Андраде. — Она пользовалась звездным светом. — Она встретила его взгляд, и оба вспомнили ту ночь, когда Рохан убил Ролстру в поединке. Соперники были защищены от постороннего вмешательства куполом, сотканным Сьонед из сверкающего серебристого звездного света. Она и Уриваль были захвачены мощной магией. В ловушке оказались и присутствовавшая при этом Пандсала, и Тобин, которая вместе со Сьонед была в Скайбоуле, за тридевять земель отсюда. И даже спектр Поля, которому был всего день от роду, был вплетен в эту опасную, запретную световую ткань.