Пальцы Киле погладили лежавшую на столе золотую диадему. Конечно, это была далеко не корона, но даже ее леди не смела надевать в присутствии принца. Ее прелестные губы сжались при мысли о возможности когда-нибудь все же водрузить на себя корону. Есть ли у нее шансы на это? Практически никаких. Слишком много людей должно было умереть ради этого. Клута был хотя и стар, но отменно здоров. Так же, как и его сын Халиан. Кровная связь между Лиеллом и родом принца была весьма отдаленной, да и то по женской линии, так что надеяться унаследовать власть над Луговиной не приходилось.

Самое большее, на что она могла рассчитывать, это выдать замуж за Халиана одну из своих сводных сестер. Несколько лет назад она была близка к цели, задумав женить наследного принца на прекрасной Киприс, но та внезапно умерла от какой-то странной лихорадки. Халиан был искренне привязан к Киприс, но это не помешало ему завести для утешения новую любовницу. Любовница родила ему нескольких детей. Все они были девочками, за что Киле неустанно благодарила Богиню. Родись у него сын, он мог бы унаследовать Луговину, и это лишило бы Киле последних надежд.

Халиан был совершенно доволен такой жизнью и не собирался вступать в законный брак. Но теперь его любовница умерла. Киле улыбалась, подписывая письмо своей сводной сестре Мосвен. В этом письме содержалось приглашение провести лето в Визе. Мосвен была бы Халиану отличной женой, и Киле смущало только одно: ей не хотелось содействовать возвышению дочерей ненавистной леди Палилы. Но затем она пожала плечами. Надо было пользоваться тем, что есть. Мосвен была в самом подходящем возрасте, довольно хороша собой и благодарна Киле за поддержку, которую та оказывала ей раньше. Кроме того, Мосвен тоже была неравнодушна к власти. Она с детства привыкла к драгоценностям, красивой одежде, знакам уважения и страстно желала всего этого. О другой стороне жизни принцев и принцесс она не имела понятия и не желала об этом думать. Вот поэтому Киле и остановила на ней свой выбор: такой женщиной будет легко руководить. Когда Клута умрет, а Лиелл с Халианом освободятся от стариковского надзора, реальная власть над Луговиной перейдет в руки Киле, а уж она не преминет ею воспользоваться. Халиан относился к тому типу мужчин, которые считали мозги отнюдь не главным своим украшением, а Лиелл ничем не отличался от него. Значит, можно было надеяться, что Мосвен будет управлять Халианом, а она, Киле, будет управлять Мосвен…

Ее внимание отвлек отразившийся в зеркале свет. Дверь за спиной Киле открылась, и на пороге показался Лиелл — угловатый, мертвенно-бледный мужчина, голубые глаза и почти бесцветные светлые волосы которого казались еще более тусклыми на фоне одежды, выдержанной в традиционных красно-желтых цветах лордов Визских. Киле слегка нахмурилась: она велела оруженосцам приготовить для мужа зеленый костюм, в тон ее собственному платью. В таком же случае они составили бы хорошую пару, да и Клута был бы польщен тем, что они носят его цвет. Но Лиелл был помешан на фамильной чести и демонстрировал свои цвета при каждом удобном случае. Впрочем, иногда упрямство Лиелла оборачивалось Киле на пользу. Особенно на первых порах, когда она едва не наделала непоправимых ошибок, и спасала ее только смешная приверженность Лиелла к чопорному соблюдению традиций. Эти воспоминания заставили Киле ощутить к мужу что-то вроде благодарности; к тому времени, когда Лиелл пересек комнату и встал рядом, она сменила гнев на милость и встретила его улыбкой.

— Как ты прекрасна… — пробормотал он, прикасаясь к обнаженному плечу жены.

— Спасибо, мой повелитель, — притворно застенчиво ответила она. — Я думала приберечь это платье для Риаллы, но…

— Надень его и на Риаллу. Ты затмишь в нем саму верховную принцессу Сьонед.

У жены Рохана были огненно-рыжие волосы и глаза цвета лесной листвы, поэтому зеленое шло ей куда больше… Это соображение окончательно убедило Киле отказаться от мьхсли надеть это платье на Риаллу.

— Ты что-то хотел мне сказать?

— Тебе письмо от кого-то из Эйнара. Ты говорила, что не любишь, когда тебе мешают одеваться, поэтому я сам распечатал его. — Он вынул из кармана сложенный лист пергамента.

Когда Киле узнала знакомый почерк и остатки темно-голубой восковой печати, с ее губ едва не сорвалось проклятие. Она заставила себя успокоиться, благоразумно отложила письмо в сторону и сказала:

— Это письмо от моей няни Афины, которая вышла замуж за эйнарского купца. — Это была правда; однако Киле не добавила, что после смерти сестры от чумы. Афина оставалась ее единственной служанкой. Афина хотела переехать в Виз, но Киле удалось доказать, что она будет намного полезнее в оживленном порту Эйнар, где сможет служить ее тайным информатором. Купцы слышат все и чаще всего делятся услышанным со своими женами.

— Там нет ничего интересного. Обычные семейные новости. Не понимаю, Киле, что у тебя общего с какой-то бывшей служанкой…

— Когда я была маленькой, она была очень добра ко мне. — Пытаясь отвлечь его от действительно странного факта переписки леди Визской с женой простого купца, она сжала руки, чтобы ложбинка между грудей стала еще более соблазнительной. Как она и рассчитывала, руки Лиелла, дотоле спокойно лежавшие на плечах жены, тут же передвинулись ниже.

— Давай спустимся к обеду чуть попозже, — предложил он.

— Лиелл! Я потратила на одевание весь день!

— Зато раздеть тебя можно всего за несколько секунд…

— Не следует сердить Клуту, — притворяясь строгой, проворчала она. — Выбирай любой другой вечер…

— Самый подходящий вечер именно сегодня. Я поговорил с твоими служанками. Они считают, что нам пора произвести на свет еще одного наследника.

Киле поклялась немедленно выгнать болтунью, кем бы она ни оказалась. Она давно привыкла к тому, что стоит забеременеть, как муж начинает ей изменять; отец не выносил вида своих пузатых любовниц. Киле уже выполнила свой долг, подарив Лиеллу сына и дочь. Если бы она сегодня зачала нового ребенка, это означало бы, что к концу лета, когда Киле понадобится весь ее ум и красота, она не будет пролезать в дверь. И случится это именно тогда, когда все остальные женщины мобилизуют свои чары в погоне за самыми богатыми и знатными женихами. Лиелл был для нее средством вырваться из опостылевших стен замка Крэг; она не любила его и никогда бы не полюбила. Но он был полезен, он принадлежал ей, и Киле ни за что не согласилась бы делить его с другими женщинами. Вот когда она сведет Мосвен с Халианом и благодаря этому будет править Луговиной, пусть Лиелл заводит себе столько любовниц, сколько захочет. Но не сейчас. Она улыбнулась мужу.

— Ожидание только усиливает наслаждение, Лиелл! А сейчас будь добр, поищи мои зеленые туфли, ладно? Ведь именно ты прошлой ночью затолкал их под кровать.

Он поцеловал Киле в плечо и повиновался. Тем временем Киле спрятала письмо Афины в шкатулку для драгоценностей и сунула ключ в карман нижней юбки. Лиелл вернулся из спальни как раз в тот момент, когда она натягивала зеленые чулки. Он опустился на колени и стал надевать на нее бархатные туфельки.

— Если ты немедленно не опустишь юбки, я забуду про существование Клуты, — игриво сказал он. Она нарочно приподняла подол платья.

— В самом деле?

— Киле!

Но она быстро вскочила, ускользнула от его объятий и со смехом надела на туго заплетенные черные косы золотую диадему.

Обед в пиршественном зале показался ей вечностью. Принц Клута был полон стремления сделать эту Риаллу еще более роскошной, чем предыдущая, хотя — Богиня свидетельница — последняя Риалла обошлась в такую сумму, что Киле полгода не на что было купить себе новое платье. Сгорая от гнева, она молча сидела и с улыбкой прислушивалась к тому, как Лиелл соглашается с очередной затеей, которая грозит превратить его в нищего. Конечно, большинство расходов ложилось на плечи принцев, причем львиную долю, как обычно, брал на себя Рохан, но за призы для скачек и представление во время Пира Последнего Дня полностью отвечал Лиелл; помощь Клуты была здесь чисто номинальной. Киле пообещала себе, что когда Халиан станет принцем Луговины, а Мосвен — его женой, всей этой унизительной бедности, наступающей раз в три года, придет конец.

Клута привез в Виз своего «Гонца Солнца» — хрупкого, высохшего старикашку с темными глазами, чересчур внимательно следившими за любым движением Киле. Та знала, что каждый раз после приезда Клуты в Виз леди Андраде получает от своего шпиона подробный отчет. Когда обед кончился, в столовую вошел страдающий одышкой старый фарадим. Рядом с ним шагал один из оруженосцев Клуты. Молодой человек изящно поклонился Киле, но его темные глаза неодобрительно вспыхнули при взгляде на диадему леди, чересчур напоминавшую корону. Она приподняла бровь, раздумывая, стоит ли отвечать оскорблением столь ничтожному существу, стоящему на самой низкой ступеньке социальной лестницы.

Клута оторвался от перечня расходов.

— Что, Тиль, с последним солнечным лучом тебе сообщили важную новость?

— Вы правы, ваше высочество. Только что мы с Рияном узнали, что умер принц Айит Фиронский. Сообщают, что его хватил апоплексический удар.

Киле выразила приличествовавшие случаю удивление и скорбь, но мозг ее лихорадочно заработал. У Айита не было прямого наследника. Она пыталась вспомнить побочные ветви рода принцев Фирона и то, не находится ли она в каком-нибудь родстве или хотя бы свойстве с ними.

Клута тяжело вздохнул и покачал лысой головой.

— Плохая новость. Сколько раз я говорил ему, что нам, старикам, следует щадить себя!

Киле закашлялась, пытаясь скрыть смешок: принц Айит собирался подыскать себе на Риалле новую жену — седьмую по счету. Халиан перехватил ее взгляд и усмехнулся.

— На этот раз в Последний День будет одной свадьбой меньше, — заметил он. Отец тут же взорвался.

— Дерзкий щенок, потрудись с уважением отзываться о покойном кузене!

— Я не сказал ничего обидного, — возразил Халиан, но что-то в выражении его глаз подсказало Киле: он мечтает избавиться от опеки отца, желает ему смерти и хочет, чтобы старика побыстрее сожгли на погребальном костре. Она подарила ему сочувствующий взгляд и быстро опустила глаза. Да, он созрел: если Мосвен окажется достаточно умна и хитра, она сумеет сыграть на его нетерпении. Клута обращался с сыном так, словно тот был двадцатилетним несмышленышем, а не мужчиной под сорок лет. Надо будет только подсказать Мосвен слабое место Халиана, и не успеет настать осень, как сестра станет женой наследного принца.

Скорбная новость заставила Лиелла остудить пыл, чему Киле была несказанно рада. Пока муж спал в огромной супружеской постели; она вернулась в туалетную комнату и зажгла на столе свечу. Пламя ее отражалось в зеркале; этого света было достаточно, чтобы читать. Она быстро пробежала глазами письмо Афины.

«Наверно, вы помните мою сестру Айлех, которая во времена вашего детства служила в замке Крэг — правда, не в столь почетном месте, как я, а на кухне. Мы никогда не были с ней особенно близки, потому что она завидовала моему положению. Но после многих лет я наконец получила весточку о ее семье. Как вы, должно быть, знаете, она ездила в Виз вместе с леди Палилой. Обе они были на сносях, и случилось так, что она принесла сына — красивого мальчика с черными волосами и зелеными глазами. Вскоре после его рождения Айлех умерла, а вслед за ней умер и ее муж. Масуля воспитали мои родители, которые доживают свой век в поместье Дасан, неподалеку от замка Крэг. Масуль напоминает птенца коршуна, попавшего в гнездо воробья: его черные волосы и зеленые глаза совершенно не похожи на светлые волосы и карие глаза всей нашей родни. Муж Айлех тоже был темноглазый и маленький, вроде нас, но говорят, что Масуль ростом с вашего покойного батюшку. Однако я болтаю о делах, которые вам вовсе не интересны…»

Афина никогда не писала того, что не представляло для Киле интереса, и обе они знали это. Киле просила бывшую служанку использовать все связи, сохранившиеся у той с Маркой, чтобы собрать надежные сведения о мальчике, которого называли сыном Ролстры. Она всю зиму играла с этой мыслью, на первых порах чисто умозрительно, а вот теперь оказалось, что стрела, пущенная наугад, неожиданно попала прямо в цель. Едва не рассмеявшись от удовольствия, она подняла голову и посмотрела на дверь спальни. Оттуда не доносилось ни звука.

Та ночь во время Риаллы всегда привлекала внимание Киле. Четыре новорожденных разом; ссылка одной принцессы и возвышение другой; любовница, сожженная в собственной постели… Одним из четырех младенцев оказалась невыносимая девчонка Чиана. Если у Киле и было что-то общее с Пандсалой, то оно заключалось в отвращении к их сводной сестре.

Но была ли Чиана дочерью Ролстры? Киле тихонько фыркнула, поднося письмр к огню и следя за тем, как оно превращается в рассыпавшийся по бронзовой тарелке пепел. Афине не нужно было дважды писать про зеленые глаза. Именно такого цвета были глаза Ролстры. Кроме того, Масуль и ростом пошел в Ролстру, верно? Киле закусила губу, чтобы не рассмеяться в грлос.

Она достала перо, лист пергамента и торопливо написала Афине. В письме содержалась благодарность и просьба делиться семейными новостями, которые позволяют леди Визской отвлечься от хлопот, связанных с проведением Риаллы. Она закончила письмо, выразив желание получить подарок — какую-нибудь безделушку, которыми Афина часто развлекала ее: что-нибудь раскрашенное в черное и зеленое. Если она правильно поймет намек, то пришлет к ней самого Масуля. Когда Киле подписала и запечатала письмо, ей в голову пришла другая мысль. Она тут же написала другое письмо, в котором содержалось любезное приглашение дорогой младшей сестре Чиане посетить Виз и помочь Киле придумать, чем развлечь гостей предстоящей Риаллы. Мысль о том, что самой Чиане предстоит стать главным развлечением, вызвала у нее еще один приступ смеха. Киле сложила пергамент и запечатала его.

Потом она взяла письмо, адресованное Мосвен, и несколько секунд взвешивала его на ладони, думая, не сжечь ли его. Если сюда приедет Чиана, то Мосвен не понадобится. При воспоминании о Чиане она снова чуть не захохотала. Что могло быть более смешным, чем возбудить в Чиане надежду выйти замуж за Халиана, а потом дать принцу возможность резко отвергнуть эту дрянь, когда всем станет ясно ее низкое происхождение? Пока письмо корчилось в огне, Киле поздравляла себя с удачной идеей и тряслась от сдерживаемого хохота.

Однако вскоре Киле стала серьезной. Она знала, что придется соблюдать осторожность. Физическое сходство, о котором писала Афина, сыграет свою роль даже в том случае, если мальчишка не имеет никакого отношения к Ролстре. Как только Масуль окажется у Киле, она поймет, хватит ли этого сходства для того, чтобы всерьез претендовать на престол Марки. У Палилы были каштановые волосы; если волосы Масуля окажутся слишком черными, она, Киле, с помощью краски придаст им нужный каштановый оттенок. Сыграет свою роль и соответствующая одежда. И украшения. Она порылась в своих шкатулках и достала аметистовую брошь. Ее было легко переделать в кольцо, которое намекало бы на власть над Маркой. Она смешает его с остальными украшениями, которые должны быть переделаны к Риалле. Даже если мальчишка окажется ни к чему не пригодным, у нее будет новое кольцо.

Но если люди поверят в то, что Масуль сын Ролстры, то даже низкое происхождение не помешает использовать его на тысячу ладов. Чего стоит одна возможность публично унизить Чиану и подвергнуть сомнению ее благородное происхождение! Пусть ищут доказательства те, кому выгодно считать Масуля простолюдином. Ничего они не найдут, потому что вся тогдашняя ночь превратилась в сплошной хаос.

Но если слухи верны, и Масуль действительно приходится ей сводным братом… Киле улыбнулась своему отражению, с удовольствием представляя себе изгнанную из замка Крэг Пандсалу, лишенного наследства Поля и униженного Рохана. Она рисовала себе картину того, как Лиелл станет защитником Масуля, а она сама, Киле, будет учить его искусству быть принцем и его руками управлять Маркой.

Она еще раз посмотрела на два письма. Одно уйдет в Эйнар и приведет сюда Масуля, другое отправится в Порт Адни и доставит Чиану. Она будет прятать Масуля до самой Риаллы, будет учить его, приучать к мысли о том, что является его единственной надеждой на успех. Надо будет только не дать ему столкнуться с Чианой до прибытия принцев.

Но все будет зависеть от того, сумеет ли мальчишка держать себя как сын Ролстры. Киле еще раз посмотрела на свое отражение в зеркале, озаренное пламенем свечи, и спросила себя, может ли это быть правдой и хочет ли она, чтобы это оказалось правдой. Наконец она решила, что не хочет. Самозванца, которому есть что скрывать, держать в руках было бы куда легче, чем настоящего сына покойного верховного принца. Она слишком хорошо знала, какими чертами характера снабдил отец всё свое многочисленное потомство.