— Миледи, что с тобой? — Что ты собираешься делать?
— Это неважно. Теперь наблюдай и чувствуй, чтобы суметь найти ее на солнечном луче.
Она сконцентрировалась, передавая «Гонцу Солнца» яркие и милые цвета Тобин. Уверившись, что он сможет узнать принцессу и установить с ней контакт, Сьонед прервала соединявшие их нити света, пока Клеве не успел задать ей новые вопросы.
— Похоже, сеанс закончился? Тогда можешь уйти с этого пекла, — сказал ей Оствель.
Она подняла глаза, удивленная его присутствием.
— Да… Вальвис скоро узнает, что помощь с юга не придет. Ему придется самому руководить защитой Тиглата. — Сьонед осмотрела двор. Множество людей, шум и яркий свет вызвали у нее головокружение. — Оствель… отведи меня в замок, пока я не упала, — прошептала она.
Он сделал вид, что поддерживает Сьонед за локоть только из вежливости, и повел ее по лестнице. Принцесса не могла показать свою слабость. Бесконечные ступени оказались позади; она очутилась в своих покоях и рухнула в мягкое кресло у окна. Когда Сьонед развязала плотный шарф и распустила волосы, Оствель принес воды и смочил в ней кусок ткани.
— Ему всего семнадцать, — прошептала она. — Вальвис слишком юн, чтобы командовать армией, Оствель… О Богиня-Вседержительница, что я с ним делаю?
— Ничего. Если бы ты не попросила, его об этом, он чувствовал бы себя опозоренным. А сейчас дай мне снять с тебя сапоги.
— Для этого есть служанки, они помогут, — запротестовала Сьонед.
— Ты же не хочешь, чтобы кто-нибудь видел тебя в таком состоянии, — напомнил Оствель. Не ожидая ответа, он обтер ей влажной тканью лицо и шею и помог снять сапоги. — А теперь отдыхать. До захода солнца.
— Если так, то сначала пришли мне Маэту. Он бросил на Сьонед подозрительный взгляд.
— Зачем тебе понадобился командир телохранителей?
— Я отвечаю за оборону Стронгхолда, — уклончиво ответила она.
— Нет, — поправил он. — За оборону отвечаю я. Ладно, так и быть, я пришлю ее. Но только на закате, и ни на минуту раньше.
Оствель ушел, однако Сьонед так и не пошла в спальню, не желая смотреть на кровать, которую делила с Роханом. Вместо этого она села в кресло; подаренное покойной свекровью, закрыла глаза и принялась расслаблять тело — от пальцев ног до кончиков пальцев рук. И все же отдохнуть по-настоящему Сьонед не удалось: она планировала нападение на Феруче.
Когда пришла Маэта, принцесса встретила ее стоя. Командир телохранителей унаследовала этот пост от своей матери, грозной Мирдали, которая до сих пор имела огромное влияние на войска, хотя уже много лет не командовала стражами. Поговаривали, что Мирдаль была сводной сестрой покойного принца Зехавы, однако уважение, с которым люди относились к ней и к ее дочери, было связано не столько с этим, сколько с их репутацией великих воинов. Сьонед предложила Маэте присесть и освежиться, гадая, многое ли известно этой женщине.
Казалось, она знает все. Это выяснилось с первой же фразы.
— Имея на одном фланге меридов, а на другом верховного принца, нам придется сильно постараться, чтобы освободить Рохана.
Объяснять было нечего. Сьонед облегченно перевела дух.
— Я вижу, что мужчины любят сплетни куда больше женщин. Оствелю это зачтется… Ладно. Маэта, мне нужен самый сильный и быстрый конь, бурдюк с водой, еда и абсолютная тайна. И все это понадобится сегодня ночью.
Маэта прожевала кусок болотного яблока, проглотила его, а затем ответила:
— У грота есть калитка, которой можно воспользоваться. Тропа оттуда ведет к скалам. Один всадник сможет проехать по ней незамеченным.
Сьонед удивленно заморгала.
— Рохан никогда не рассказывал мне о…
— Он сам не знает о ней. Как-нибудь мы с матерью покажем вам все изменения, сделанные Зехавой. Милар не единственная, кто оставил свой след в Стронгхолде.
Сьонед поразило, каким образом можно было тайно пробить в скалах столь обширный тоннель; впрочем, Зехава до сих пор казался ей фигурой весьма загадочной.
— Непременно воспользуюсь.
— А что касается времени, то лучше всего сделать это перед рассветом. Все мы будем крепко спать. Никто не проснется в такую рань.
— Я оставлю тебе распоряжения.
Маэта кивнула.
— Миледи, я уже обо всем подумала. Есть возможность повоевать с меридами не только в Тиглате.
— Да? — спросила ошарашенная и заинтригованная Сьонед.
— Оставим в Стронгхолде только лучших лучников, а всех остальных под покровом ночи отошлем в Ремагев. Мериды сочтут, что мы все отправились к Феруче или на юг, к лорду Чейналю. — Она улыбнулась, как дракон, почувствовавший легкую добычу. — Сделаем вид, будто нас можно взять голыми руками. Они не вынесут соблазна.
Сьонед засмеялась.
— Они кинутся на Стронгхолд как бешеные, и мы сбросим их со скал! А когда они станут перегруппировываться, мы ударим по ним с востока войсками, посланными в Ремагев!
— Отлично, миледи, — одобрила Маэта. — Мы сделаем из вас воина. Так отдавать мне этот приказ?
— Да, конечно! Завтра изложи этот план Оствелю. Я знаю, он придется ему по душе. — Сьонед с удовлетворением подумала о том, что этот план не только поможет Вальвису и Эльтанину, но и помешает Оствелю увязаться за ней. И тут она кое-что вспомнила. — Маэта, значит, ты не возражаешь против моего отъезда?
— Вы здесь хозяйка, а потому можете делать все, что вам хочется. Лишь бы это доставляло вам удовольствие. — В черных глазах женщины-воина, произносившей эти благочестивые слова, искрился смех, и Сьонед удостоверилась, что они отлично поняли друг друга. — Никто не рассчитывает на, фарадима, — добавила Маэта.
— Кроме Рохана.
— Но Янте нет. Поэтому я и не возражаю, хотя когда об этом узнает Оствель, он живьем сдерет с меня кожу. Я знаю «Гонцов Солнца»… и знаю вас, миледи. — Она помедлила, а затем улыбнулась снова. — О Феруче я тоже догадываюсь.
Сьонед внимательно посмотрела на нее и задумчиво кивнула.
— Верно…
Внезапно дверь распахнулась настежь, в комнату влетел Риян и припал к плечу Сьонед. Она крепко прижала мальчика к себе, пытаясь понять, что он бормочет; тем временем Маэта благоразумно скрылась, не желая отвечать на вопросы Оствеля, который неминуемо должен был прийти за сыном.
— Риян, успокойся и говори помедленнее! — Сьонед по садила малыша на колени и поглядела ему в глаза, так напоминавшие прекрасные очи Камигвен, что на них было боль но смотреть. Она убрала со лба его мягкие волосы, грустя о покойной подруге. Ками поняла бы ее. — Теперь скажи, что случилось.
— Тилаль дома! — Он соскочил с ее коленей, выбежал из комнаты и через минуту возвратился, таща за собой Тилаля. — Быстрее, быстрее! — торопил он.
Оруженосец выглядел таким же измученным, как и Сьонед. Она поднялась, нежно обняла племянника, а затем сделала шаг назад, чтобы рассмотреть его. Тилаль больше не был ребенком: перед ней стоял юноша. Сьонед подвела его к креслу, заставила сесть и жестом велела Рияну успокоиться.
Сначала Тилаль говорил размеренными фразами, словно репетировал их всю дорогу от Скайбоула. Сейчас он был отдающим рапорт солдатом, а не испуганным и разгневанным мальчиком. Однако позже его загорелые щеки покрылись густым румянцем, зеленые глаза засверкали, а паузы между словами удлинились.
— … и мы вернулись в Скайбоул, и я сделал карту, как велела Фейлин. — Он вытащил из грязной туники кусок пергамента. — Вот она, крепость. Такая, как мне запомнилось. Это страшное место, миледи, там все пропахло ею! Фейлин велела начертить все как можно подробнее, чтобы ты знала, где что находится.
— Тилаль протянул ей чертеж, Сьонед расправила его и с первого взгляда поняла, что ее план никуда не годится. Заметив, что она нахмурилась, оруженосец продолжил:
— С достаточным количеством войск… ты — «Гонец Солнца», и мы могли бы…
— Пока что от тебя требуется только одно: принять ванну и лечь спать, — проговорил Оствель, стоя в дверях. Все трое оглянулись, пораженные до глубины души. Интересно, и давно он слушает их?
— Папа, я еще не все слышал! — запротестовал Риян.
— Услышишь завтра. А сейчас мальчикам пора спать. Тело Тилаля напряглось; Сьонед многозначительно кивнула Оствелю и сказала:
— Нам с Тилалем надо договорить. Я должна о многом расспросить его и кое-что рассказать сама. Риян, ты можешь задать свои вопросы завтра. А сейчас, пожалуйста, иди с папой.
Строгий взгляд отца заставил мальчика замолчать, и он неохотно выбрался из комнаты. Оствель вышел следом и закрыл за собой дверь. Оставшись наедине с Тилалем, опечаленная Сьонед еще раз вгляделась в лицо племянника. На нем виднелись следы усталости, плохого обращения и переживаний, слишком тяжелых для столь нежного возраста.
— На юге я встретилась с твоим отцом, — начала Сьонед. — Верховный принц расположился лагерем вместе с молодым принцем Ястри Сирским. Они притворяются, что это всего лишь военные маневры, но твой отец мудр. Он сразу раскусил, что Ролстра и Ястри готовятся напасть на Пустыню, прибыл в поместье лорда Байсаля, предупредил и присоединился к нам вместе со своими людьми.
Зеленые глаза мальчика широко открылись.
— Но… что будет с мамой и остальными домашними?
— Никому еще не удавалось взять Речной Поток, Тилаль. Кроме того, он будет далеко от места сражения. Племянник обдумал это и кивнул.
— Командовать будет лорд Чейналь, а отец ему поможет. Но что же будет с принцем Роханом? Она схватила его!
— Не надолго, — мрачно пообещала Сьонед. — Эта карта — именно то, что мне нужно, Тилаль. Прекрасная работа.
— Когда мы отправимся в Феруче?
— Мы туда, не отправимся. — Она моментально пожалела о своей резкости, когда мальчик вскочил. Его мужскому достоинству было нанесено оскорбление. — Тилаль, ты должен поверить мне и подчиниться. Пожалуйста, дай мне честное слово.
Глаза Тилаля упрямо сверкнули, но затем он кивнул и опустил голову.
— Хорошо, миледи, — прошептал он. — Но поторопись. Она убьет его.
— Нет. Если бы она хотела его смерти, мериды не стали бы брать принца в плен, а просто убили бы его.
Во взгляде мальчика проснулась надежда. Видно, эта мысль раньше не приходила ему в голову.
— Правильно! Они ведь всю дорогу заботились о том, чтобы он остался жив, хотя принц был связан и потерял сознание.
От этой картины Сьонед бросило в дрожь, но она постаралась взять себя в руки и сказала:
— Я хочу, чтобы завтра ты представился Маэте и сказал ей, что я приказала тебе быть ее оруженосцем и выполнять все ее приказы.
— Хорошо. А что мне придется делать?
— Она объяснит. У нее есть очень интересный план, как отплатить меридам за твои синяки и за их участие в заговоре принцессы Янте. И обязательно передай Маэте, что я назначаю тебя заместителем Вальвиса во всем, что касается Ремагева.
Тилаль нахмурился, пытаясь все обдумать, а затем выпрямился и улыбнулся.
— Ты собираешься отдать ему крепость, да? Поэтому и хочешь, чтобы о ней как следует позаботились?
— Да. И ты будешь отвечать за то, чтобы все там осталось в порядке. Глаз у тебя острый, поэтому наблюдай за меридами и записывай, какой вред они причинили крепости. — Что ж, подумала Сьонед, она польстила гордости мальчика и придумала ему полезное дело. А Ремагев будет для Тилаля самым безопасным местом, потому что никто не позволит ребенку принять участие в битве.
— Ты должна поспать, — сказал Тилаль и галантно встал — точь-в-точь юный рыцарь, заботящийся об отдыхе своей дамы. Но через мгновение он обхватил тетку руками и прижался к ней, снова став маленьким мальчиком. — Извини, — горестно прошептал он. — Я должен был помочь ему, но не сумел…
— Ты сделал все, что мог. И дал мне бесценные сведения, которые помогут освободить принца. — Сьонед погладила племянника по голове. — Неужели ты думаешь, что я бы доверила будущее поместье Вальвиса трусу… или глупцу?
Тилаль горделиво высвободился из ее объятий и сделал шаг назад.
— Я не подведу тебя, миледи. Спокойной ночи.
***
Оставшись одна, Сьонед подошла к двум креслам, стоявшим у окна в сад, и медленно опустилась в одно из них. Кресло Рохана пустовало, и эта пустота отдавалась в ней болью. Они провели здесь так много времени, мечтая и прикидывая, как претворить эти мечты в жизнь… Янте не убьет его, но есть много способов убить душу, не причиняя вреда телу.
Сьонед дождалась восхода лун. Холодный серебряный свет упал на ее лицо и руки. Она стала сплетать лучи, зная, что может направиться куда угодно, увидеть что угодно, поговорить с любым фарадимом по ее выбору. На свете был лишь один человек, которого ей следовало избегать. Если Андраде узнает о ее планах, она запретит их под угрозой вечного отлучения. Но Сьонед, собиравшейся ради мужа подвергнуть себя смертельному риску, непременно была нужна связь с кем-то из коллег.
Умело сплетя лунный свет в безопасную тропу, она отправилась на север. Позади осталась отливавшая серебром огромная чаша озера Скайбоул. Она летела все дальше и дальше, пока не увидела гордые башни Феруче. На месте бывшего гарнизона было темно и пустынно, но окна крепости были ярко освещены.
Обе дороги действительно тщательно охранялись. Слабых мест в обороне не было. Ей следовало исходить из этого, а не полагаться на высокомерие и беспечность Янте. Может быть, отвлечь внимание охраны и слуг, напугать их с помощью доступных ей заклинаний Огня и Воздуха и попытаться незаметно проникнуть внутрь? Но когда Сьонед пересчитала часовых и понаблюдала за их действиями, то убедилась, что это невозможно.
«За каким окном может скрываться Рохан?» — подумала она, паря на луче света. И было ли вообще окно там, где он спал? Где он — наверху или внизу, в каменном мешке без света? Охватившая Сьонед злоба едва не заставила Сьонед потерять контроль над собой, и понадобилось несколько мгновений, чтобы восстановить его. Она наугад заглядывала в окна, замечая, в каких комнатах спали слуги, а какие стояли пустыми, не забывая сопоставлять увиденное с картой Тилаля, которая навечно запечатлелась в ее мозгу. Она могла побывать только там, куда падал лунный свет, но и этого было достаточно. В одной комнате стояли три резные кровати, в каждой из которых спал ребенок. Сыновья Янте, подумала Сьонед. Как и материнское, их лица даже во сне оставались властными и лживыми. Ролстра должен был бы дорожить ими: в отсутствие сыновей у него были внуки, которых Янте воспитает по образу и подобию своего отца.
Она осмотрела почти все окна, выходившие в сторону лунного света, и все больше и больше склонялась к выводу, что Рохан действительно заперт где-нибудь в подвале или что окна его комнаты выходят на другую сторону, куда Сьонед было не добраться. И все же она наконец нашла его. «Рохан!» — вскрикнула она. Но никто ее не слышал.
Принц был погружен в сон. Его лицо носило следы боли и лихорадки, под закрытыми глазами залегли глубокие тени. Прекрасные сильные надбровья, скулы и подбородок заострились, рот крепко сжался от изнурения. Темная шелковая простыня сбилась до талии, а когда Рохан повернулся на бок, она увидела перевязанное плечо. Кожа его была влажной, золотистые волосы потемнели от пота. Он был вне досягаемости лунного света, заливавшего ковер около кровати, но не касавшегося ни его тела, ни лица. Если бы хоть один луч упал на Рохана, Сьонед постаралась бы прорваться к нему, достучаться до той части мозга, в которой хранились следы дара фарадима. Но это было невозможно.
В полосе света появилась какая-то неясная тень, нагота которой была едва прикрыта волной темных волос, достигавших бедер. Сьонед задрожала, почувствовав, как кольца впиваются в ее сцепленные пальцы. Скорее назад, к ее телу, оставшемуся в Стронгхолде! Янте медленно скользнула под простыню, тесно прижалась к телу Рохана, затем оперлась на руки, встряхнула волосами, которые накрыли его обнаженную грудь и живот, и крепко прижалась губами к его губам.
— Нет!
Собственный дикий крик заставил Сьонед слишком быстро вернуться в ее тело. Вокруг нее колесом кружились хаотичные цвета, отказывавшиеся принять знакомые формы. Ее кольца горели огнем, прожигая плоть до самой кости; в лопавшихся от боли глазах полыхали изумруд, сапфир, янтарь и оникс. Большой изумруд пульсировал, переполненный светом. Он увеличился в размерах и стал единственным предметом, который видела Сьонед. Она рыдала от черного ужаса, погружаясь в его сияющие зеленые глубины.
А в бриллианте она снова увидела себя, обожженную собственным Огнем, держащую новорожденного мальчика с золотыми волосами Рохана.
Сына Рохана. И Янте.
***
Много-много времени спустя Сьонед вспомнила, кто она такая. Принцесса поднесла руки к глазам. Под кольцами не было никаких ожогов. Холодное серебро и золото охватывало пальцы и смеялось над ней. «Гонец Солнца» мог наблюдать, но этого искусства оказалось. недостаточно, чтобы предотвратить то, что собиралась сделать Янте.
Сьонед закрыла лицо руками и зарыдала.
Ласковые, опытные пальцы вернули его к жизни. Он едва видел ее в свете лун, но чувствовал знакомое нежное прикосновение рук, шелк кожи и волос.
— Сьонед… — выдохнул он.
— Люби меня! Рохан, люби меня… сейчас!
Огонь вспыхнул между ними. Ее бедра раздвинулись, груди напряглись, и он растворился во вкусе, запахе и тепле, испуганный этой отчаянной настойчивостью… Ладно, потом будет время ласкать ее, возобновить магическое слияние, которого он хотел и знал только с ней. Наполнить ее тело, наполнить себя самого желанием, наполнить ночь поющим, реющим полетом влюбленного дракона…
— Да… о да… сейчас! — воскликнула она, выгибая спину дугой… и он не почувствовал, что тело, содрогавшееся в его объятиях, было слишком пышным, груди слишком тяжелыми, талия слишком широкой, а бедра слишком гладкими. Он слепо ласкал нежные ляжки, пил рот, который высасывал из него жизнь. Ее густые надушенные волосы казались живым существом, обвивавшим и притягивавшим его к этой женщине… Он резко отдернулся и с тоской простонал имя Сьонед.
— Нет, маленький принц, — засмеялась Янте-ликующая, еле переводящая дух, обвившаяся вокруг него, как змея. — Ты знаешь, кто я и чего я хочу… чего ты хочешь! Дай мне это! Дай мне сына!
От этих слов плоть его тут же увяла, но он знал, что уже поздно: она победила. Она позволила ему уйти. Он вскочил, схватился за столб кровати и отдернул висевший на металлических кольцах полог-гобелен, изображавший жестокие и похотливые ласки драконов.
Янте слабо пошевелилась. Ее ноги были широко раздвинуты, голова откинута назад, но руки баюкали груди, словно она уже кормила своего будущего ребенка. Жадное, плодовитое лоно радовалось его бессознательному дару: в нем уже встречались, сочетались и начинали делиться клетки, создающие жизнь, одна часть которой принадлежала — ему, а другая — Янте. Теперь он понял, почему для нее столь важно было время, почему ее так волновало, чтобы он не стал евнухом…
Длинные ресницы поднялись, открывая глаза цвета палой листвы.
— Иногда бывает достаточно одного раза, — промурлыкала она. — Но я не хочу рисковать. Иди ко мне, князек. Убедимся, что мы действительно зачали сына.
Сын.
— Я убью тебя, — прошептал он.
— Не думаю. — Она смеялась над ним. — Ну, же, Рохан!
Ты уже изменил ей. Какая разница, если это случится еще раз? Я рожаю сыновей, а она не может даже выносить ребенка!
Ее бедра раздвинулись, руки протянулись к нему, с губ сорвался ликующий смешок. Что-то страшное зашевелилось в нем: ненависть, стремление к убийству. Янте опять засмеялась, и он вцепился ей в горло. Она извивалась под ним, ее жадные руки обнимали и направляли его. Ярость бушевала в Рохане; он склонился над Янте и еще сильнее сдавил ей шею. Безрассудный гнев заставил его поднять руку и ударить Янте по лицу. Безумный смех овладел принцем при виде крови, брызнувшей из ее губы. Она вскрикнула; этот хриплый, испуганный крик был одновременно исполнен неистовой похоти. Рохан снова засмеялся.
— Ты хотела меня, Янте? Посмотрим, как тебе захочется этого!
Он осквернил себя, расщедрившись на месть, которая была ее победой над ним. Он знал это, но не мог остановиться. Рохан продолжал избивать ее, оставляя на теле женщины знаки своей ненависти. Когда принц насытил гнев, то упал на бок, чувствуя тошноту и отвращение к собственному телу, ненавидя себя за то, что не смог убить ее, лежащую в постели. Но она сказала то, что делало убийство невозможным. Она говорила о сыне.
Прошло много времени, прежде чем она поднялась — вся в синяках, окровавленная, и слезла с кровати. Рохан видел, как пальцы Янте погладили ее выпуклый живот. Она улыбнулась ему, убирая со лба растрепанные волосы, и облизнула кровь с разбитых губ.
— Мой отец делает только девочек, — насмешливо сказала принцесса; голос ее был грубым и хриплым, — но твоя фарадимская ведьма не может и этого. О, она получит тебя назад, Рохан. Невредимым… и даже с целым языком. Мне нужно, чтобы ты остался жить и подтвердил, что этот ребенок твой. — Она засмеялась вновь, радуясь его оторопи. — Ты хотел меня. Все эти годы, начиная с той ночи на Риалле, ты хотел меня. Не отрицай: мы оба знаем, что это правда. Но твоей Избранной стала Сьонед. Скажи мне, Рохан, сможешь ли ты прикоснуться к ней после того, как был со мной?
— Нет, — прошептал он, хотя и совсем по другой причине, не приходившей Янте в голову. Он больше никогда в жизни не сможет прикоснуться к Сьонед, поскольку изменил ей с Янте. Он все еще чувствовал запах тела принцессы, ощущал себя вошедшим в ее лоно.
Дверь со стуком захлопнулась. На этот раз Янте победила. Если она вернется, Рохан убьет ее. Обязан убить.
Глава 24
Большую часть зимы в Крепости Богини шли дожди. Плотные облака закрывали бее небо, делая связь фарадимов в лучшем случае нерегулярной. Андраде, раздраженная необходимостью использовать обычные способы передачи информации, подвергала всех приезжающих в крепость таким тщательным расспросам, что они уходили в ужасе. С наступлением весны крепость окутал густой туман, и «Гонцы Солнца» оказались такими же беспомощными, как ястребы с подрезанными крыльями. Устав от чтения, игры в шахматы, занятий и общества друг друга, они единодушно избегали Андраде с усердием, достойным религиозного обряда.
Когда наконец туман рассеялся и засияло солнце, крепость моментально опустела. Многие жители окрестных полей и лесов, проводившие в ее стенах зиму, разъехались по домам. Фарадимы, ученики и местные работники заполнили склоны холмов, опьяненные солнечным светом. Андраде., стоя на крепостной стене, подождала, пока все они не скрылись в лесах или на скалистых тропинках, а потом распустила свои медно-золотые косы и провела ладонью по волосам, наслаждаясь теплом весеннего солнца. Когда она была здесь несколько дней назад, вся крепость была окутана туманом — прощальной маленькой шуткой Бога Штормов после долгой и скучной зимы. Но сейчас Богиня-Вседержительница восстановила справедливость и отвоевала у него небо.
Заплетая волосы, она поморщилась, заметив в них серебряные нити. Можно было поклясться, что виноваты в них дочери Ролстры. Андраде часто жалела о необдуманном поступке, совершенном ею шесть лет назад.
Пандсала, тогда двадцатитрехлетняя, несмотря на свое высокое происхождение, была полностью невежественна. Принцесса обладала кое-каким умом, спасавшим ее от окончательного отупения, но успехи девушки в обучении были равны нулю. Ей не нравилось сидеть в одном классе с юными учениками, однако Андраде была непоколебима. Эта тактика приносила двойную выгоду: с одной стороны, в голову принцессы вдалбливали кое-какие знания, а с другой — успешно лечили от вызывающего высокомерия.
В двадцать девять лет это дало свои плоды. Оставив попытки корчить из себя принцессу-узницу, она сильно изменилась к лучшему и была теперь почти сносной. Потрясающее открытие в ней дара фарадима тоже сделало свое дело. Принцесса увлеклась учебой и прошлым летом заработала свое третье кольцо.
Трудности с Чианой были совсем иного рода. Все женщины крепости не чаяли в ней души, жалели и отчаянно баловали. Девочка росла очень живой и сообразительной; никто не знал, что она вытворит в следующий раз. К аристократическим чертам Ролстры и пышным рыжеватым волосам Палилы Чиана добавила собственное обаяние и пару хитрых зелено-карих глаз, на которых в любой момент могли появиться слезы. Андраде и Уриваль продолжали внимательно наблюдать за ней, ибо лукавство Чианы и ее страсть к обману могли быстро перейти в самое низкое коварство.
Ближайшим опекуном Чианы была Пандсала. Видя в сестре причину собственного заточения, она была единственной, кого этой девочке не удавалось ни обольстить, ни обмануть. Как ни странно, Чиана вела себя так, словно дорожила мнением' старшей сестры, и между ними возникло что-то вроде взаимной привязанности. Этой зимой Пандсала учила Чиану читать и, казалось, была довольна ее успехами.
Андраде гадала, сколько времени ей придется держать у себя эту пару. Несмотря на обстоятельства ее рождения, Чиане рано или поздно придется выйти замуж, а когда Ролстра сделает всем большое одолжение и соизволит умереть, Пандсала сможет выйти на свободу.
Мысль о верховном принце напомнила Андраде, что она поднялась сюда совсем не для того, чтобы дышать весенним воздухом. Надо было узнать, что делается на свете. Она откинула волосы и закрыла глаза; мозг снова заработал подобно Ткацкому станку, и Андраде вздохнула от наслаждения, занявшись любимым делом после ежегодного долгого перерыва. Она пронеслась над зелеными низинами Оссетии, затем свернула на восток, к Гиладу, где восстанавливались поместья, пострадавшие от привычного весеннего паводка, бросила взгляд на холмы Каты, на богатых пастбищах которой паслись тучные стада, и одобрительно кивнула при виде белых парусов. Сезон бурь миновал, и корабли Ллейна вновь бороздили морскую гладь, выполняя регулярные торговые рейсы. Удовлетворенная Андраде улыбнулась: дела на юге шли неплохо.
Настал черед севера. Она летела над серебристыми лентами рек, чувствуя, как солнечные лучи наливаются их прохладой. Вот и Великий Вереш. Она слегка помедлила, любуясь горными вершинами, покрытыми вечными снегами, а затем с досадой опустила глаза на замок Крэг. Там царило спокойствие, и тревога Андраде тут же уступила место любопытству. Наверно, Ролстра уехал по делам или прохлаждался в одном из своих охотничьих домиков. По саду вяло разгуливало несколько его дочерей, копошилась горстка слуг, а солдат было так мало, что в случае нападения они едва ли смогли бы отстоять ворота замка…
Андраде пролетела над горами, ослепленная бриллиантовым сверканием снегов, и направилась на запад, в Фессенден. Видно, зима здесь выдалась трудной: снег все еще покрывал землю, рыбачьи лодки теснились в гаванях, а город-порт Эйнар продолжал дрожать от холода даже на весеннем солнце. Надо будет связаться с приписанным к местному двору «Гонцом Солнца» и выяснить, какая помощь требуется вдове лорда Кутейна, чтобы восстановить пострадавшие за зиму земли.
Быстрый взгляд на Кирст-Изель окончательно успокоил ее: стоявшие вдоль границы гарнизоны, каждую весну приходившие в боевую готовность, на этот раз были тихи. Воспоминание о давнем предложении Рохана установить законные границы заставило ее улыбнуться. Похоже, Волог и Саумер решили покончить дело миром. Перелетев через широкий залив Брокуэл, отделявший остров от материка, она оказалась над Луговиной, промокшей от весенних ливней. Обычно ее удивляли фантазии древних фарадимов, которым пришло в голову построить Крепость Богини на туманном побережье, но теперь Андраде была рада этому: туманы все же лучше, чем звенящие от комариного писка болотистые низины, не пересыхающие даже летом.
Дальше, дальше, в зажатый между реками Сир! Внизу раскинулись плодородные, только что распаханные поля; она бросила тоскливый взгляд на свою родину, вольную область Ката, испокон веков принадлежавшую лишь их семье, члены которой не преклоняли колено ни перед одним из принцев. После смерти отца область отошла к Сиру, так как Милар была замужем за Зехавой, у Андраде и без того хватало обязанностей, а Ката была слишком далеко от Пустыни, чтобы Зехава мог успешно править ею. В долине между невысокими холмами гордо вздымалась белая башня из простого камня, расположенная в пределах видимости (для парящего в воздухе фарадима) от родины Сьонед — Речного Потока. Она помедлила, чтобы осмотреть огромное поместье Давви, и нахмурилась: там тоже было пусто…
Оставалось посетить только одно место: тонущие в снегах Фирон и Кунакса подождут до другого раза. Ей хотелось взглянуть на Пустыню, увидеть Стронгхолд и Долгие Пески, полюбоваться мудрым правлением тех двоих, в которых она не сомневалась… На прощание Андраде еще раз обвела глазами Сир. А это что? Палатки. Лошади. Выстроившиеся в четкие колонны воины с мечами. А на холме два огромных шатра, бирюзовый и фиолетовый. Армии Сира и Марки, стоящие лагерем в дне марша от границ Пустыни.
Андраде поспешила к Долине Фаолейна, землям лорда Байсаля, где кипела бурная деятельность и, развевалось красно-белое боевое знамя Чейналя. Леди охватил гнев. Почему никто ничего не сообщил ей? Где собственные цвета Рохана? И кому принадлежит странный черно-зеленый стяг, водруженный над разбитым у поместья военным лагерем?
Как. ни хотелось Андраде найти Сьонед и потребовать объяснений, она вернулась в Крепость Богини. Нужно было срочно известить о происходящем других принцев через придворных фарадимов. Однако пролетая над озером Кадар, она вскрикнула от изумления. По дороге маршировали вооруженные отряды, сопровождаемые конными офицерами. Судя по красно-желтым флагам, это были солдаты молодого лорда Лиелла Визского. Они направлялись к Крепости Богини…
К ночи тревога Андраде сменилась яростной злобой. Она созвала всех в зал и в гнетущей тишине ждала, пока люди не заняли свои места. Рядом с ней сидели Уриваль и глава фарадимов; по другую сторону стола расположились все остальные в соответствии с рангом.
— В лагере неподалеку от наших ворот подняли свой флаг войска лорда Лиелла Визского, помолвленного с дочерью верховного принца Киле. Нам говорят, что это сделано для нашей защиты. Нам говорят, что лорд Лиелл заботится о нашей безопасности, поскольку верховный принц и принц Ястри Сирский расположились лагерем недалеко от границы с Пустыней, а мериды осаждают Тиглат. Нам говорят, что лорд Лиелл взял Крепость Богини под свою защиту, поскольку знает, что фарадимам запрещено убивать, даже защищаясь…