Фарид засмеялся, и через минуту юмор победил в Рохане злость. Правда, это чувство проснулось в принце при мысли о том, какую шутку он сыграет с Ролстрой, так как вместо того, чтобы разориться самому, обобрать своих вассалов или вступить с верховным принцем в гнусное соглашение, он получал возможность вскоре пополнить сундуки, дочиста выпотрошенные из-за безумной цены, назначенной Ролстрой за дранат. Но в этом смехе присутствовала и горечь, ибо Зехава, даже зная о ценности драконов, продолжал убивать их. Рохан подозревал, что его отец считал свою репутацию воина более важной, чем выживание драконов; видимо, отец рассчитывал, что Рохан, придя к власти, найдет способ сохранить их численность, а значит, и выход золота.

Зехава был человеком умным и безжалостным, но он не учел одного: чумы… Рохан опять покачал головой и вышел из ванной. Он позволил ветру просушить его волосы, надел тонкую шелковую мантию и прошел в спальню. Как всегда, эта светлая комната, созданная матерью для него и Сьонед, успокоила Рохана. От его родителей не осталось здесь ничего, если не считать огромной кровати, в которой были зачаты, произведены на свет и испустили последний вздох многие поколения принцев. Богатые яркие краски времен Зехавы уступили место глубоким зеленым и голубым, которые шли огненным волосам Сьонед и золотистой шевелюре Рохана. Шкафы, столы и стулья из тяжелого темного дерева сменились мебелью более легкой, более элегантной. Рохан удивился тому, как быстро эта комната стала его убежищем: при жизни родителей она не казалась ему уютной. Здесь он и Сьонед любили друг друга ночами напролет, делились секретами, планами и мечтами о будущем. И здесь же они вместе рыдали, когда теряли своих детей.

В первый раз это случилось зимой после их свадьбы, во второй — на следующую осень. Сьонед носила каждого ребенка довольно долго, пока это не становилось заметно… Она была беременна и в то лето, когда пришла чума, но на этот раз ребенка погубил дранат. Огромная доза, необходимая, чтобы спасти ей жизнь, привела к тому, что Сьонед лишилась дара фарадима и чуть не привыкла к наркотику. Это количество зелья вызывало страшные галлюцинации, которых Рохан не мог забыть со времен своей недолгой болезни. Они со Сьонед выжили, но ребенок нет, и с тех пор прошло три года, а беременность все не наступала.

Рохан сел за накрытый шелковой скатертью стол, сервированный серебром и кубками из фиронского хрусталя — теми самыми, которые Сьонед купила. шесть лет назад во время Риаллы. Ту ночь им испортила Янте. При воспоминании о принцессе Рохан насупил брови. У нее было трое прекрасных сыновей от разных любовников, и она сумела защитить их и свой замок, сбрасывая на скалы любого, у кого появлялись признаки болезни. Положа руку на сердце, Рохан не мог винить ее за это. Он знал, что сделал бы то же самое, если бы был шанс спасти мать, Камигвен или Яни, избавить Сьонед от страданий или сохранить их ребенка. Он собственным мечом казнил семерых прятавших дранат, чтобы сбыть его по бешеным ценам. Однако закон оправдывал его, в то время как Янте совершала умышленное убийство. И тем не менее он не осуждал ее. Он понимал.

Маленький ураган ворвался в открытую дверь и забыл закрыть ее. Рохан прижал к груди маленькое тельце и тоскливо вздохнул.

— Папа велел, чтобы я извинился, — объяснил мальчик. — Извини!

— Извиню, если ты не задушишь меня! — Рохан засмеялся и посадил Рияна на одно колено. Прекрасные глаза Камигвен смотрели на него с шаловливого детского личика, и когда в дверях появился Оствель, Рохан скрыл свою боль еще одной улыбкой.

— Не брани его. Он только пришел извиниться.

— Он должен был сделать это, но позже. А сейчас он прервал ваш обед. — Впрочем, Оствель тут же усмехнулся и поднял руки вверх, показывая, что капитулирует. — Сьонед велела начинать без нее.

— Я так и сделал. — Рохан разжал руки. — Но раз настал час моего обеда — значит, юному сэру пора спать. Считай это приказом твоего принца.

Ребенок вздохнул.

— С тобой куда интереснее играть в дракона, — пожаловался он.

— Я уже слышал такие речи от одного маленького мальчика. Тогда это не помогло, не поможет и сейчас. Быстро в постель.

Он опустил мальчика на пол, и Риян пошел к отцу. Когда маленькие пальчики исчезли в руке Оствеля, Рохану пришлось отвернуться.

— Милорд…

Принц встретил взгляд друга еще одной принужденной улыбкой. Оствеля это нисколько не обмануло, но о сострадании к принцу говорили только его глаза. Вслух же он сказал следующее:

— Сьонед что-то говорила про незаметный приход в темноте…

На сей раз губ Рохана коснулась неподдельная улыбка.

— Так и сказала?

— Это такая игра? — нетерпеливо спросил Риян. — А мне можно в нее поиграть?

Оствель подмигнул Рохану.

— Непременно поиграешь, когда подрастешь! Пожелай принцу спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — послушно повторил Риян. — Не забудь про драконов!

— Не забуду. Спи спокойно.

Когда дверь закрылась, Рохан накинулся на еду с аппетитом, который одобрил бы сам Вальвис. Они со Сьонед вели постоянную борьбу со стремлением Рохана работать очень много, а есть очень мало. Когда он все съел, то лениво откинулся в кресле, держа в руках кубок с вином. Подчиняясь шутливому обещанию, данному им Сьонед, он часто встречался с ней в саду под покровом темноты. Домочадцы усмехались, притворяясь, что ничего не замечают, и строго следовали правилу: куда бы ни исчезли принц с принцессой, беспокоить их нельзя, даже если на Пустыню двинется армия Ролстры. Именно такая изысканная глупость была нужна Рохану сегодня ночью. Когда стемнело, он вынул из шкафа бутылку вина и два кубка.

Босой, одетый только в тонкую шелковую мантию, он спустился по потайной лестнице и через пустынный сад двинулся к гроту. Сьонед, шептало ему волнение, разлившееся по всему телу; Сьонед, повторял прохладный ветерок; Сьонед, музыкой звучало в ушах… Рохан стоял перед водопадом, закрыв глаза, и ощутил присутствие жены еще до того, как ее руки обвили его талию, тело прижалось к спине, а губы — к затылку.

Однако первые слова жены чуть не испортили ему все удовольствие.

— Ты закрылся с бумагами на весь день. У нас неприятности, да?

— Ничего такого, что не могло бы подождать. Она отпустила мужа, и тот повернулся к ней лицом.

— Скажи мне, Рохан.

Он уныло поднял бутылку и кубки.

— Я думал, мы собирались…

— О, конечно, — заверила она и подкрепила обещание поцелуем. — Но я не видела тебя весь день. Поговори со мной, милый.

Они уселись на мягкий мох. Голова Сьонед покоилась на его плече; бутылка вина стояла в стороне, ожидая своей очереди. В ее объятиях он находил радость, в ее любви черпал силу. И все же больше всего Рохан ценил в ней разум. У остальных принцев были просто жены; Сьонед же была ему больше чем женой. Рохан нашел в ней настоящую принцессу, стоившую той диадемы, которую он когда-то надел на ее голову.

Он рассказал Сьонед о драконах и прижал к себе, пытаясь по непроизвольным движениям тела определить ее мысли. Она умела управлять лицом не хуже Андраде, но их обеих выдавало постукивание пальцев по столу или чему угодно. Стоило прикоснуться к руке жены, как он почувствовал, что Сьонед напряжена.

— Нужно отменить встречу вассалов, — сказала Сьонед, едва он умолк. — Тогда и требовать Избиения будет некому.

— Я тоже подумал об этом. Фейлин прав, в этом году драконы в Ривенрок не прилетят, так что развлечения не будет, но встречу вассалов провести все же придется. Это первая Риалла за шесть лет. Всем нам есть о чем поговорить, а с теми, кто унаследовал свои поместья в результате Великого Мора, побеседовать просто необходимо.

— Ты собираешься рассказать им о драконьем золоте? Видишь ли, они уже удивлялись, откуда взялись деньги на дранат. Когда Фарид был здесь в прошлом году, он рассказывал, что его люди знают, откуда берется золото…

— Но они даже мне ни словом не обмолвились об этом в течение двадцати лет, — напомнил Рохан.

— Это естественно. Однако те, кто ни разу не бывал в пещерах, могут принять их за копи и никак не свяжут с драконами. Может быть, так и сказать вассалам?

— Меня заботят не столько вассалы, сколько Ролстра. — Упоминание о верховном принце заставило Сьонед сжаться, и Рохан бережно погладил ее по спине. — В Скайбоул были отправлены опытные наблюдатели из числа купцов, путешественников и охотников. Они вернулись, ничего не узнав. Фарид — опытный старый лжец, будь благословенно его имя. Но у Ролстры было три года, чтобы догадаться, откуда я взял столько золота. И он ни за что не поверит, что я хотел спасти драконов лишь из сентиментальности.

— Пусть верит во что хочет! Пока никто не найдет доказательств, какое это имеет значение? У твоего отца была правильная мысль. Пусть люди думают, что богатство объясняется успешными войнами и знатной добычей.

— Откуда она возьмется? Когда мы отбросили меридов на север, у них не было гроша за душой. А сколько денег ушло на то, чтобы закопать подохших во время чумы животных?

— Мы были бережливы, — возразила она. — Расточительность нам не свойственна. Мы могли бы сказать, что нашу казну пополнило восстановление торговли.

— Или что я знаменитый скряга! — Рохан рассмеялся. — Нет, любовь моя. Вся беда в том, что торговля-то как раз и не восстановлена. Слишком мало времени прошло, чтобы разбогатеть на ней. На нынешней Риалле этот вопрос станет главным. Слишком многие принцы и атри умерли, на их места сели молодые, власть сменилась почти повсюду, и похоже на то, что большинство их стоит на стороне Ролстры. Единственное, что могло бы изменить расстановку сил, это драконье золото.

— Чтобы купить их? — с кислой миной спросила она. — Как они могли перебежать на сторону Ролстры, если ты да вал им дранат?

— Я мог бы сказать, что они помнят смерти лучше, чем спасенные жизни, и это было бы верно. Мог бы сказать, что они с подозрением относятся к тому, откуда у меня взялся этот запас, и тоже был бы прав. Но настоящая причина…

— В том, что методы Ролстры более понятны молодым лордам. Они признают только такой тип власти. Нам придется переучивать их.

— Мы это сделаем. Но подкупать их я не собираюсь.

— Ладно, об этом можно будет подумать позже. Сейчас нужно найти причину запрета убийства самцов драконов, иначе вассалы не поймут этого.

— Знаю, — вздохнул он. — Благодаря моему отцу у людей сложилось превратное представление о том, в чем заключается мужественность.

У Сьонед затряслись плечи, и Рохан проклял себя за неосторожность.

— В этом есть и моя вина… — прошептала она.

— Сьонед, я родился, когда отцу было сорок лет. У нас еще много времени.

Она высвободилась из объятий мужа и посмотрела ему в глаза.

— Я ни разу не сумела выносить ребенка, а не беременела с самого Великого Мора. Я не смогу дать тебе сына, Рохан, и мы оба знаем это.

— Перестань. Мы оба молодые и сильные.

— Тебе нужен наследник. Он тяжело вздохнул.

— Я верю, что все будет в порядке, но если дойдет до этого, моим наследником станет Мааркен. Перестань терзать себя, Сьонед…

— Как я могу? Рохан, я изучила закон о престолонаследии. В нем ничего не сказано о том, что наследник должен быть непременно сыном твоей законной жены… Достаточно и того, чтобы ты официально признавал его своим сыном.

— Сьонед! — Он грубо схватил ее за плечи. — О чем ты говоришь?

— Я не отказываюсь быть твоей женой и принцессой. Но тебе нужен наследник.

Рохан пристально посмотрел на жену.

— Значит, ты готова послать ко мне в постель какую-нибудь девушку, а потом следить за тем, как она носит моего ребенка? Неужели ты способна на это, Сьонед?

— С меня достаточно твоей души и твоего ума…

— И моего тела. Всегда. Только ты. Скажи мне, что ты никогда не пойдешь на это!

— Пойду… — прошептала она сквозь слезы.

— А что будет после того, как родится ребенок? Ты отошлешь его мать прочь? Или оставишь здесь и будешь наблюдать за тем, как мать моего сына берет над тобой верх? Ты подумала об этом, глупышка? Хочешь сделать из меня второго Ролстру?

— Подумала. Рохан, я не смогла бы отдать тебя…

— Вот нехорошо. Мне этого достаточно. Однажды мы подарим друг другу сына. Сьонед, я не хочу ребенка от другой женщины. Я не смог бы смотреть на сына, у которого не было бы твоего лица и твоих глаз;. — Он заглянул в эти прекрасные, сомневающиеся зеленые глаза и тут же утонул в них. — Неужели ты не понимаешь, что все остальное не имеет значения? Мне достаточно тебя. Ты дороже всего, что у меня есть. Ты моя жизнь.

Решив доказать это единственно возможным способом, он опустил Сьонед на мох и овладел ею под журчание близкого водопада. Она немного поплакала. Слезы были сладкими от любви к Рохану и горькими от мысли о том, что она не может родить ему ребенка. Потом принц прижал ее к груди; рыжие волосы Сьонед окутывали их обоих, словно покрывало. Когда жена наконец успокоилась, Рохан приподнялся на локте и посмотрел на нее. Годы жизни в Пустыне покрыли ее кожу золотистым загаром, а волосы слегка выгорели. Все это делало ее глаза еще выразительнее, чем прежде. Каждая черта ее царственного лица дышала гордостью, уверенностью в его любви и в себе самой как принцессе. В девушках Сьонед была очень хорошенькой, но зрелость превратила ее в одну из самых прекрасных женщин, которых он когда-либо видел. Рохан провел пальцем по изящному изгибу ее плеча и нежно улыбнулся.

— Женщина, кто сказал тебе, что я могу лечь в постель с кем-нибудь другим? Мне трудно угодить. Я люблю только рыжих, длинноногих и зеленоглазых…

— Ну и дурачок, — с осуждением сказала она.

— Я знаю, — согласился он, довольный тем, что на лице Сьонед вновь появилась улыбка. — Ты помнишь то лето? Я много раз пытался затащить в постель одну девушку… — Сьонед насмешливо фыркнула. — Перестань смеяться!

— буркнул Рохан. — Никогда не забуду твоих издевательств! Неужели ты могла бы еще раз подвергнуть меня такому унижению?

— Могла бы. Ты стал слишком зазнаваться, милорд принц-дракон!

— Сьонед, перестань щекотать меня! Сьонед!

Наконец они успокоились, и у Рохана отлегло от души. Они открыли бутылку вина и осушили фиронские кубки, слушая шум водопада и любуясь звездами. И все же принц продолжал ощущать смутное беспокойство. Законность сына волновала его меньше, чем способность управлять страной. В самом деле, законный сын принца мог оказаться полным тупицей, а незаконный — обладать всеми талантами, необходимыми государю… Но Рохан не допускал и мысли о другой женщине, тем более о том, чтобы произвести с ней сына…

Нет, решено: его наследником будет Мааркен. А если Чейн и Тобин решат, что их первенцу лучше править Радзином, то на этот случай остаются двое младших племянников — Сорин и Андри. Что бы ни случилось, но после Рохана Пустыней будет править принц из дома Зехавы.

Гораздо позже, когда они со Сьонед уже поднялись наверх, Рохан понял, что смирился с неизбежным. Скорее всего, у него никогда не будет собственного сына…

Принцесса Янте сорвала с пергамента печать отца, поглядела на дату, нахмурилась, но тут же вспомнила о безвременно почившей Палиле, боявшейся морщин, и постаралась разгладить лицо. Однако подавить досаду оказалось не так легко: письмо шло из замка Крэг целых десять дней! То зимние снега, то весенние разливы рек, то летняя жара, то осенний дождь, не говоря о горных обвалах, бандитах или простом невезении… Как бы ни торопились курьеры, они никогда не могли угодить ей. Вето, наложенное Андраде на замки Крэг и Феруче, было большим неудобством. Но Янте напомнила себе, что послания, которыми обменивались отец и дочь, все равно нельзя было доверить никакому «Гонцу Солнца» — даже отравленному дранатом, вроде Криго.

Как обычно, Ролстра не тратил времени на семейные новости. Ни он, ни Янте не беспокоились о ее сестрах. Кроме того, у нее были шпионы в замке Крэг, а у него хватало соглядатаев в Феруче, и скрыть что-либо было почти невозможно. Это было частью забавной циничной игры, в которую они играли, притворяясь, что доверяют друг другу. Обращение «дражайшая дочь», которым начиналось письмо, было из той же оперы.

«Мор обернулся для нас множеством выгод; наиболее значительные из них — возможность прибрать к моим рукам Эйнар, а к твоим — Тиглат. Оставшемуся в живых сыну Кутейна Эйнарского всего десять зим, а вдова Кутейна — полное ничтожество, неспособное руководить даже своими служанками. Всплыли кое-какие документы, недвусмысленно говорящие о том, что когда-то эти земли принадлежали Марке. Пиманталь Фессенденский, также претендующий на эту территорию, будет вне себя. Мои притязания поддержит Саумер Изельскш, ты будешь рада у знать, что недавно мы заключили с ним секретное соглашение, предусматривающее передачу Эйнара под власть верховного принца. Можешь сообщить об этом его послу при твоем дворе. И послу Волога тоже; Принц Кирста сам решит, кого ему выгоднее поддерживать — меня или Фессенденского. Когда заставила чума, он научился находить общий язык даже с Саумером. Пусть совершенствуется.

Теперь о Тиглате. Ты, конечно, хорошо знаешь, что Эльтанин потерял свою светловолосую жену при родах, а первого сына — во время Мора. Второй мальчик растет, но сообщают, что сам Эльтанин сильно сдал после постигших его потерь и медленного выздоровления от болезни. Остальные также ослаблены, но об этом в следующий раз.

Наши союзники мериды сообщают, что они дожидаются отъезда Рохана на Риаллу, чтобы в это время устроить набег на Тиглат. ЭТОГО НЕ ДОЛЖНО СЛУЧИТЬСЯ. Мы обязаны твердо следовать нашему изначальному плану. И я предупреждаю тебя, дражайшая дочь, что потворство своим слабостям в это время может оказаться роковым».

Губы принцессы искривила саркастическая усмешка. Не было необходимости напоминать о ее многочисленных любовниках. До нее никто не дотрагивался с начала зимы, и Янте сделала так, чтобы все в доме знали, что она спит одна. В Феруче было достаточно приезжих, которые засвидетельствуют, что именно в это время она соблюдала целомудрие, а их мнение немало значило в той крупной игре, которую они с отцом собирались начать со дня на день…

«При ближайшей возможности поговори со своим щенком меридом. Не позволяй их горячей крови разрушить наши планы, связанные с Роханом и его фарадимской ведьмой. Скажи им в самых сильных выражениях, что если они не послушаются, то окажутся в тесных камерах подвала замка Крэг и будут тосковать там по своим землям.

Относительно твоих неясных намеков на будущее твоих сыновей. Если они похожи на нас с тобой, а я подозреваю, что это так-то разговор о том, кем они станут, когда вырастут, не приведет ни к чему хорошему. В настоящее время Русалка и Киле воюют за лорда Лиелла Визского, которому нужна невеста. Это не менее забавно, чем твоя старая война с сестрами из-за Рохана. Дочери соперничают друг с другом из-за мужчин, а сыновья сражаются за крепости и власть. Давай посмотрим, какими они станут, а уж потом будем что-нибудь обещать им.

Во всяком случае, Янте, если нам улыбнется удача, кто-то из них со временем станет править Пустыней. А остальные могут подождать и взять то, что им захочется».

Она уныло вздохнула. Янте не понравился этот ответ, хотя она и не ждала, что отец с радостью откликнется на ее предложения. Было бы неплохо иметь письменную дарственную на замок и земли, но Ролстра был во многом прав: это кончится тем, что сыновья перегрызутся, за лакомый кусок. Янте хотелось, чтобы они держались заодно так долго, как только позволят их честолюбивые натуры. В отношении передавшихся им по наследству инстинктов у нее не было никаких иллюзий. Четырехлетний Руваль и Маррон, которому едва исполнилось три, уже вовсю соперничали друг с другом, а годовалый Сегев с большим интересом наблюдал за их борьбой.

Их отцы были благородного происхождения, принадлежали к лучшим семействам Марки и отличались выдающейся красотой. Янте опять вздохнула при мысли о своих любовниках. Где горящие глаза и прекрасное тело Челана, необыкновенная изобретательность в постели Эвайса, эротические игры Атиля? Бедный Атиль… Ему было мало одежды, драгоценностей — прекрасных лошадей, которыми удовлетворялись другие; он жаждал жениться на любимой дочери верховного принца. Золотые волосы Атиля напоминали ей о Рохане, и было ужасно трудно приказать убить юношу, когда его требования стали переходить все границы. По крайней мере, у Челана и Эвайса хватало здравого смысла отправиться куда сказано. Янте забавляла мысль, что если бы она оставалась в замке Крэг, то с удовольствием воспользовалась бы возможностью выйти замуж за любого из них. Годы абсолютного правления научили принцессу, что замужество не для нее.

Однако воспоминания о любовниках растревожили ее, и Янте прокляла план, требовавший от нее продолжительного воздержания. Шпионы в замке Крэг сообщали ей, что отец все эти годы волочился за любой юбкой, но детей у него больше не было… даже дочерей. Янте засмеялась: в донесениях намекалось на то, что Ролстра стал импотентом. Что ж, поделом старому развратнику…

Письмо отца заканчивалось предупреждением, что теперь переписку следует надолго прекратить. Янте ничуть не жалела об этом. Она сожгла пергамент и отправилась в свои покои, довольная, что не придется ломать голову над ответом. В отношениях с отцом приходилось сдерживать свой норов, а за шесть лет она отвыкла от этого. Требования железной дисциплины раздражали ее.

В комнате для рукоделия прилежно трудились служанки. Огромный гобелен, наволочки для подушек и балдахин над кроватью были почти готовы. Янте с возрастающим волнением следила за их работой. Гобелен изображал различные стадии ритуала спаривания драконов. Впечатляющие сцены были вышиты нитками ярких, контрастных цветов, выбранных самой принцессой. Одна полоса изображала борющихся на песке самцов с красными и оранжевыми когтями; из разинутых пастей и ран на боках капала кровь. Следующая полоса была не менее зловещей: десять беременных самок собралось вокруг скалы, на которой непристойно мужественный самец исполнял ритуальный танец.

На третьей полосе были вышиты самец и самка во время полового акта: оскаленные зубы, вывалившиеся языки, зримо корчащиеся тела; золотистый песок, вихрем кружащийся в жаркой темноте пещеры… В этом возбуждении было страшное очарование, заставившее Янте улыбнуться.

Последняя полоса была близка к завершению: оставалось лишь заполнить стежками намеченный контур. Здесь были изображены юные драконы, только что вылупившиеся из яиц и сражающиеся друг с другом. Белая скорлупа контрастировала с голубым, темно-алым, бронзовым и медным цветом их шкур. Сильный молодой дракон вонзил когти в брата и готовился пожрать его. А в тени стоял еще один брат, только что вылупившийся из яйца и с горящими красными глазами наблюдавший за схваткой в ожидании своего часа.

Наволочки также украшали изображения сражающихся, спаривающихся, вылупляющихся и пожирающих друг друга драконов. Янте хотелось, чтобы на них были вышиты зубастые малыши, плюющиеся огнем, но она отказалась от этого замысла в пользу другого гобелена. На балдахине были изображены сцены безудержного спаривания; стоило задернуть его края, и кровать превращалась в маленькую пещеру, где царила эротическая жестокость.

Янте одобрительно улыбнулась и вышла из комнаты. Думая о любовнике, для которого все это и предназначалось, она поднялась на зубчатую стену. Сухой легкий ветерок ерошил ее волосы и играл подолом платья. Внизу проходила граница, за которой расположился гарнизон Рохана. Он занимал укрепления, выдолбленные в скалах. Трижды за последние годы Янте приглашала к себе его начальника, прося помощи в борьбе с меридами, напавшими на торговый караван. Она сама тщательно планировала эти нападения, когда было нужно довести до сведения Рохана, что у нее родился очередной сын. Янте рассмеялась и прислонилась к розовой каменной стене, вспоминая удовольствие, которое она испытывала, хвастаясь сыновьями — сыновьями, которых никогда не даст ему эта фарадимская сука… Следующий вызов начальнику гарнизона был отправлен всего лишь пятнадцать дней назад, но на этот раз нападение было организовано совсем по другому поводу. Когда капитан прибыл, Янте, как обычно, пригласила его отобедать. Разговор зашел о драконах. В горах неподалеку от замка были древние пещеры, которые крылатые бестии могли облюбовать в этом году для спаривания. Рохана интересовало все, что касалось драконов; вероятно, ему уже сообщили об этих пещерах. Однако на тот случай, если принц не прибудет, чтобы обследовать их самолично, у Янте имелись другие планы. Суровая школа, пройденная в замке Крэг, научила ее тому, что в запасе всегда должен быть по крайней мере еще один вариант.

Услышав требовательный зов старшего сына, она обернулась и увидела, что няня ведет к ней всех троих мальчиков. Она по очереди поцеловала сыновей, села на принесенный няней складной стул и посадила младшего к себе на колени. Сыновья были сильными, здоровыми, длинноногими и красивыми, как их отцы, умными и сообразительными, как она сама. Рувалъ и Марров, как обычно, толкаясь и перебивая друг друга, болтали о том, что они делали днем, кто из них дальше бросил мяч и быстрее пробежал от стены до стены. Она родила троих, в то время как «Гонец Солнца» не смогла выносить хотя бы одного… Янте прекрасно знала о неудачах Сьонед и радовалась, что эти трудности носили естественный характер и ей не пришлось прикладывать к этому руку…

Интересно, что сделала Пустыня с этой женщиной за шесть лет? Наверняка она теперь тощая и увядшая, — презрительно сказала себе Янте, а кожа у нее морщинистая и грубая. Едва ли проклятая фарадимка станет особенно следить за собой. То ли дело Янте! Материнство способствовало расцвету ее красоты, превратило стройную девушку в женщину с восхитительно пышными формами. Правда, принцесса тщательно следила за тем, чтобы талия оставалась тонкой, оберегала кожу и волосы от жаркого солнца и ветра и использовала уловки Палилы, позволявшие беременностям никак не отразиться на ее теле. Для затеянной игры потребуются все ее прелести, а Янте знала, что теперь была безупречно красива.

Маррон забрался ей на колени, чуть не столкнув Сегева. Тот пронзительно закричал, обхватил ее одной рукой и стал отталкивать Маррона второй. Янте прижала обоих к груди, наслаждаясь своим триумфом. Когда они вырастут, то будут править Пустыней. А ведь есть еще и Марка… Женщины правят миром через принадлежащих им мужчин. Играя со своими сыновьями, Янте громко смеялась. Земли и крепости могут числиться за ними, но принадлежать будут ей, и только ей!

Тобин обхватила себя руками и взглянула на мужа. Утренний свет сиял на его темных волосах, в которых появились легкие серебряные нити. Чейн был одет в кожаный костюм для верховой езды, плотно облегавший мускулистые бедра; рубашка с отложным воротничком открывала сильную грудь, загорелую от долгого пребывания на воздухе. Он стоял перед ней насупившись, крепко упершись каблуками в песчаный берег.

— Ты опять хмуришься, — укорила она.

— А ты опять бродишь неизвестно где.

— Я всегда здесь, любимый.

— Телом — да… — Он сел рядом, уперся локтями в колени и устремил взгляд на Восточные Воды. — Интересно, где в это время бродит твоя душа? — Чейн пожал плечами. — По крайней мере, теперь ты всегда возвращаешься. Я все думаю о той ночи во время похорон Зехавы, когда мы чуть было не потеряли тебя.

Тобин посмотрела на свои руки. На среднем пальце правой руки красовалось первое кольцо «Гонца Солнца», присланное ей Андраде два года назад. В колечко был вделан необработанный янтарь. Талисман от опасности, напомнила она себе и вздохнула. Да, защита ей сейчас не помешала бы…

Они с Чейналем рано выехали из замка: надо было опробовать двух недавно объезженных кобылок. Перед ними раскинулся берег моря, позади высились крепостные стены. Волны накатывались на песок и оставляли на нем клочья белой пены. В мере к северу раскинулась гавань, где разгружалось множество разномастных кораблей. Паруса были свернуты, и высоко вздымавшиеся голые мачты напоминали осенний лес. Хорошо, что в порт вернулись суда. Это означало, что после трех страшных лет начинает возобновляться торговля. Радзин был единственной безопасной якорной стоянкой на всем побережье, и предки Чейна разбогатели на торговле задолго до того, как занялись разведением лучших на континенте лошадей.

Они привязали кобыл к лежавшему неподалеку бревну, но как только Тобин вынула прихваченные из дому слоеные пирожки с мясом и фруктами, случилось то, к чему за последние годы она успела привыкнуть: нежный шепот коснулся ее сознания, а вместе с ним пришло ощущение цветов Сьонед. И снова Тобин охватило странное и чудесное чувство причастности к тайне, которой обучила ее невестка. И каждый раз, когда они общались подобным образом, ясные цвета Сьонед приводили ее в восторг. Правда, временами тени сгущались — это означало, что жена брата чем-то обеспокоена или несчастна — но сам спектр всегда был ярок и сиял красотой ее духа. Тобин очень дорожила этим прикосновением.

Она подняла взгляд на Чейна, и другая улыбка коснулась ее губ. Его спектр состоял из рубина, изумруда и сапфира — глубоких, сильных цветов, прекрасно сочетавшихся с ее янтарем, аметистом и бриллиантом. Сьонед была потрясена тем, что Тобин видит спектры исключительно в цветах драгоценных камней. Так воспринимали мир только древние фарадимы, считавшие, что драгоценные камни олицетворяют собой силу и определенные качества духа. Тобин было приятно, что первое кольцо, присланное Андраде, было именно с янтарем. И тут мысль о защите от опасности заставила ее вернуться на землю.

— Рохан собирается искать драконов у Скайбоула, а то и дальше на севере, до самого Феруче, — сказала она, Чейн уставился на нее.

— Ты шутишь! Я же говорил этому идиоту, чтобы он не подходил к Феруче ближе, чем на пятьдесят мер!

— Разве он когда-нибудь слушал, что ему говорят? — задала риторический вопрос Тобин. Она сунула пальцы в песок, почувствовав прохладу и сковавшую руки тяжесть. — Но Сьонед волнует другое.

— Ах, вот как? Нетрудно догадаться, что именно. — Чейн покачал головой. — До нее дошли слухи. Есть несколько вассалов, которые хотят, чтобы Рохан отказался от нее ради другой жены или, по крайней мере, взял любовницу, которая даст ему наследника.

— А она так глупа, что слушает это. Чейн, она никогда не откажется от него, а он никогда не отпустит ее.