— Да, милый, видела. Ты у меня замечательный воин. А теперь, надеюсь, вы не рассердитесь на дракона, если он минутку поговорит со мной, правда?
Дракон встал и начал отряхиваться.
— Я слышал, что эти звери любят похищать принцесс, особенно молодых и красивых.
— Только не эту принцессу, — решительно заявила Тобин, но рассмеялась, когда Рохан двинулся к ней, растопырив плащ. — Прекрати немедленно! — Двойняшки завопили от восторга, когда Рохан бросился вперед, накинул на нее плащ и, не обращая внимания на протесты сестры, бесцеремонно швырнул в бассейн, из которого поили лошадей. Тобин чуть не захлебнулась, а потом стала брызгать водой на брата.
— Жарко, как в пещере, где драконши высиживают яйца, — глубокомысленно заметил он и тоже залез в бассейн.
Тобин провела расчетливую подсечку, и Рохан с воплем рухнул в бассейн, где было по колено воды.
— Никогда не видел утонувшего дракона? — нежным голоском спросила она и быстро опрокинула Рохана на спину, когда тот сделал попытку схватить ее.
— Про драконов не знаю, а вот принца ты чуть не утопила! — отшутился он, выжимая влажные волосы.
Тобин приподняла мокрые юбки и выкарабкалась из бассейна.
— Хотите, чтобы с вами случилось то же? — в шутку припугнула она сыновей.
Этого оказалось достаточно. Близнецы тут же бросили своих пони, прыгнули в бассейн и начали возню. Она с удовольствием помогла им с головой макать Рохана в воду. В конце концов запыхавшиеся, насквозь промокшие мальчишки одержали полную победу и ушли, ведя в поводу своих пони. Рохан с трудом поднялся, вылез из бассейна и улыбнулся Тобин.
— Ну вот! В последние дни ты была слишком важной и чопорной, зато теперь снова стала человеком! Она дала брату подзатыльник.
— Балбес! Пошли сушиться в сад — там нас никто не увидит. Мать будет вне себя, если увидит, во что мы превратили новую одежду!
Рохан дружески обнял ее за плечи, и они двинулись к воротам сада. Вся растительность была в буйном цвету поздней весны, и Тобин в который раз подивилась тому, что в Пустыне растут розы. Это превращение началось, когда она была ребенком, и сейчас Тобин с трудом припоминала, что Стронгхолд не всегда был таким красивым и таким удобным. Роскошь Радзина оставляла ее равнодушной: душа Тобин по-прежнему тянулась к Стронгхолду, вотчине ее предков, и радовалась красоте, появившейся здесь благодаря стараниям матери.
Она выбрала каменную скамью, стоявшую на самом солнцепеке, и расправила юбки, чтобы поскорее просушить их. Рохан помог ей расплести длинные черные косы и расчесал их пятерней.
— Помнишь, как отец играл с нами в дракона? — спросил он.
— Конечно. Ты всегда давал мне возможность первой накинуться на него, — с любовью глядя на брата, ответила Тобин. — Правда, плащом он при этом не размахивал. Ты прирожденный актер!
— Надеюсь, — почему-то мрачно ответил Рохан.
— Яни и Мааркен обожают тебя, — продолжала Тобин, делая вид, что не заметила его тона. — Из тебя вышел бы замечательный отец.
— И ты туда же, — пробормотал он. — Мать всю весну только об этом и твердит. В Риаллу она женит меня на какой-нибудь знатной безмозглой телке, с которой мне придется плодить детей.
— Никто не заставит тебя жениться на нелюбимой. Ты сам выберешь себе невесту.
— Мне двадцать один год, а я так и не видел ни одной девушки, с которой мог бы провести даже два дня, не то что всю жизнь. Вам с Чейном повезло: вы нашли друг друга еще в юности…
— Хвала Богине, — кивнула Тобин. — Но сознайся, ты ведь толком никого и не искал…
— Мать с отцом собираются сделать это за меня, — вздохнул Рохан. — И в этом вся сложность. Мать мечтает о невестке столь знатного рода, чтобы та даже платье не умела надеть без помощи двух-трех служанок. А отец грезит о какой — нибудь плодовитой милашке — говорит, что хочет красивых внуков. — Рохан уныло рассмеялся. — А вот чего хочу я…
— Хватит корчить из себя невинного агнца, — сурово оборвала она. — Я тебя знаю, братишка. Если ты не захочешь жениться, то и не женишься, что бы ни говорили мать с отцом.
— Но рано или поздно мне придется вступить в брак не с той, так с другой… Слушай, ты уже высохла? Отец вот-вот вернется со своим драконом.
— На этот раз дракон должен был стать твоим.
— Нет уж, спасибо. Предпочитаю изучать драконов, а не убивать их. Тобин, в их умении летать что-то есть. Как и в том реве, который они издают во время охоты… — Он пожал плечами. — Да, я знаю, они доставляют неприятности. Но без драконов Пустыня станет беднее.
Тобин нахмурилась. Все знали, что драконов следует убивать. Они не только доставляли неприятности, но были серьезной угрозой. Этой весной благодаря драконам в Радзине недосчитались шести породистых кобыл и восьми прекрасных годовалых жеребят, да и караваны, пересекавшие Пустыню, никогда не чувствовали себя в безопасности. Крылья драконов веками вздымали ветер на всем континенте — от Гилада до гор Вереш. А стадам и полям эти твари наносили неисчислимый урон.
— Я знаю, ты не согласна со мной, — с улыбкой сказал Рохан, правильно истолковав выражение ее лица. — Но ты никогда не изучала драконов, никогда не видела их танцев. Они так прекрасны, Тобин! Гордые, сильные, свободные…
— Ты романтик, — сказала она и убрала со лба брата прядь высохших волос.
— Драконов следует убивать, и оба мы знаем это. Чейн говорит, что стоит уменьшить их численность, как остальное доделает за нас природа. Они просто не смогут размножаться и исчезнут.
— Надеюсь, что этого никогда не случится. — Он поднялся на ноги и потрогал свою влажную рубашку. — Кажется, мы так и не просохли. Придется вернуться в замок и подготовиться к вечернему пиршеству.
— И к штопанью дыр в шкуре Чейна, — состроила недовольную гримасу Тобин.
— Он специально получит несколько царапин, чтобы ты могла поворчать на него. Никогда не видел мужчину, который лучше него умел бы угодить сварливой жене!
— Я очень нежная, кроткая и миролюбивая, — нравоучительно сказала сестра.
Рохан кивнул. В его голубых глазах плясали веселые искорки.
— Такая же, как и вся наша семья.
Тем временем в ворота сада один за другим влетели двойняшки, прося мать разрешить их спор. Тобин вздохнула, Рохан подмигнул сестре, и оба отправились восстанавливать мир между ее буйными отпрысками.
Леди Андраде, преднамеренно напугав сестру, а потом успокоив ее, предложила сыграть в шахматы, чтобы скоротать время до возвращения Зехавы. Женщины ушли с веранды в богато убранные просторные покои, на полу которых валялиcь игрушки Яни и Мааркена. Нет, не зря легенда гласила, что эту крепость в незапамятные времена высекли в скале драконы. Стронгхолд был прекрасен с самого начала, но свой нынешний благородный вид он приобрел благодаря стараниям Милар, и Андраде хорошо знала это. В окнах, когда-то затянутых грубой слюдой, которая плохо пропускала свет, теперь красовались чистые, прозрачные, хорошо отшлифованные стекла. Грубые полы, в лучшем случае прикрытые домоткаными половиками, нынче устилали толстые, пушистые ковры, на которых при желании можно было даже спать. Стены были отделаны панелями из резного дерева, к природному аромату которого добавлялся запах благовонных масел, придававших ему блеск и предохранявших от действия климата. В застекленных витринах лежали красивые изделия из золота, хрусталя и керамики. Милар доставляло наслаждение расточать богатства Зехавы, и она поощряла купцов привозить ей как можно больше предметов роскоши; эти купцы разносили до всему свету молву о богатстве некогда захолустной крепости. Так что с этой стороны трудностей для Рохана не предвиделось: любая девушка с радостью согласилась бы жить в роскошном Стронгхолде.
Андраде уже собиралась объявить сестре мат, когда ее внимание привлек раздавшийся снаружи шум.
— Что там за кутерьма?
— Это Зехава возвращается с драконом! — воскликнула вскочившая Милар. Щеки ее пылали, глаза горели, как у молоденькой.
— Быстро он управился с чудовищем. Я ожидала его только на закате. — Андраде присоединилась к сестре и выглянула в окно.
— Если он снова притащит эту тушу во двор, как было в прошлый раз, комнаты не проветрятся несколько недель, — проворчала Милар. — Но я не вижу ни дракона, ни Зехавы…
Стронгхолд располагался в ложбине между холмами, и к нему вел длинный тоннель, вырубленный в скалах. Потом путники попадали в передний двор, отделенный от главного каменной стеной с воротами. Увидев темноволосую голову и красную тунику Чейналя, Андраде решила, что Зехава и дракон следуют за ними, но только более медленно.
— Давай спустимся и поздравим их, — предложила она.
— Ваше высочество! Ваше высочество! — Навстречу им Торопился сенешаль. Его хриплый голос действовал Андраде на нервы. — Ох, скорее, пожалуйста, скорее!
— Что, принц ранен? — спросила Милар. Она слегка ускорила шаг, но вовсе не встревожилась. В самом деле, было бы чудом, если бы Зехава в бою с драконом не получил ни одной царапины.
— Да, ваше высочество, похоже на то…
— Андраде! — донесся снизу голос Чейна. — Проклятие, скорее найдите ее!
Милар оттолкнула сенешаля и бросилась бежать по лестнице. Андраде спешила следом. Принцесса вылетела во двор, но Андраде успела схватить Чейна за руку.
— Что, очень скверно? — лаконично спросила она.
— Очень. — Он не смотрел ей в глаза. Андраде со свистом втянула в себя воздух.
— Тогда несите его наверх. Только осторожно. А потом найди Тобин и Рохана.
Она поспешила назад, в покои Зехавы, и занялась тем, что стала стелить раненому постель. Принц умрет в ней, печально подумала она. Чейн не был глупцом: он участвовал во многих битвах и умел с первого взгляда определить смертельную рану. Правда, при хорошем уходе Зехава мог и выжить. Андраде хотелось надеяться на это, но когда принца принесли наверх и положили на белые шелковые простыни, она поняла, что Чейн был прав. Андраде сняла с его могучего тела одежду и самодельные повязки и чуть не ахнула при виде ужасной раны на животе. Не обращая внимания на стоявшую рядом Тобин и безмолвную Милар, в ужасе припавшую к изножью кровати, она трудилась из последних сил, готовя воду, чистые полотенца, иголки с шелковыми нитками и болеутоляющую мазь. Но в глубине души Андраде знала: все тщетно.
— Мы думали, что дракон вот-вот падет, — безжизненно произнес Чейн. — На нем не было живого места, все вокруг дымилось от крови. Зехава приблизился к дракону, чтобы нанести ему последний удар, но тот успел схватить зубами коня и вонзить когти в живот принца. — Он сделал паузу, и в тишине послышалось бульканье. Андраде надеялась, что вино было крепким. — Все, что мы могли cделать, это броситься к дракону и вырвать принца из его когтей. Мы положили его на моего коня, однако через три меры пришлось остановиться. Зехава придерживал руками кишки, но делал вид, что все прекрасно…
Андраде промывала и зашивала рану, догадываясь, что это бесполезно. Сейчас, когда кровь смыли, стали видны ужасные следы: драконьи когти пронзили кожу, мышцы и вырвали целые куски из вылезавших наружу внутренностей. Единственное, что было в ее силах, это уложить Зехаву поудобнее и избавить его от приступов нестерпимой боли. Рохану предстояло взойти на престол в лучшем случае через несколько дней. Эта мысль заставила ее обернуться. Рохана в комнате не было.
— Мы обмыли его и перевязали как могли, — продолжил Чейналь, — а потом поскакали изо всех сил. Он ни разу не открыл глаз и не промолвил ни слова. — И только тут в голосе молодого лорда послышалось глубокое горе. — Тобин… прости меня…
Принцесса, трудившаяся бок о бок с Андраде, едва подняла глаза, на секунду оторвавшись от дела.
— Ты сделал все, что мог, любимый, — промолвила она и вытерла глаза испачканной кровью рукой.
Андраде почти закончила сшивать рану. Она очень торопилась, не думая о том, чтобы шов получился ровным, и зная, что для Зехавы это уже не имеет значения. Приложив к шву салфетку, смоченную болеутоляющей жидкостью, Андраде перебинтовала живот принца. У нее ныла спина, едкий пот заливал глаза. Никогда раньше ей не удавалось так быстро справиться со столь сложной работой. Она выпрямилась и обернулась к сестре. Голубые глаза Милар не отрывались от пепельного лица Зехавы. Андраде вымыла руки в ванночке с мутной от крови водой, вытерла их и перебросила через плечо свою длинную косу.
— Мил… — тихо окликнула она.
— Нет, — прошептала сестра. — Оставьте меня наедине с ним.
Андраде кивнула, обвела взглядом присутствовавших и глазами указала на дверь. В прихожей она махнула рукой суетившимся слугам, приказывая им уйти.
— Он умирает, да? — тихо спросила Тобин, по щекам которой градом катились слезы. Она вытирала глаза, но на лице оставались мокрые дорожки.
Из горла Чейналя вырвался какой-то сдавленный звук, и молодой лорд быстро вышел в коридор.
— Да, — наконец ответила Андраде.
— Бедная мама. И бедный Рохан.
— Мне нужна твоя помощь, Тобин. Скорбь может подождать. Ты знаешь, я обладаю тем, чего нет у твоей матери. Эти способности иногда передаются по наследству — например, ты тоже родила двойню, как бабушка, а Милар не сумела этого. То, что есть во мне, есть и в тебе.
Глаза принцессы расширились от изумления.
— Ты хочешь сказать, что я…
— Да. Я устала, и мне нужна сила, которой ты обладаешь, но не умеешь пользоваться. — Андраде провела Тобин в свои покои и заперла за собой дверь. Косые лучи солнца падали на мебель и балдахин над кроватью. Андраде стояла рядом с племянницей у окна, выходившего на запад. — Наверно, я должна была сказать тебе об этом раньше и научить пользоваться даром Богини. Но ты была довольна тем, что у тебя есть, а того, кто не нуждается в этой силе, невозможно сделать фарадимом.
— Ты хочешь использовать меня так же, как пользуешься всеми остальными, — сказала Тобин, но в голосе ее не было осуждения. — Что от меня требуется?
— Только слушать. Не смотри на солнце, девочка, не то ослепнешь. Лучше смотри на землю — на лощины, заполняющиеся светом, как Вода накрывает прибрежные камни во время прилива, как Воздух просачивается в драконьи пещеры, как Огонь наполняет домашний очаг. Свет движется, — прошептала она, — ласкает Землю как любовник, согревает Воздух, мерцает в Воде и оплодотворяет Огонь. А все на свете состоит из этих четырех стихий. Тобин, прикоснись со мной к солнечному свету, почувствуй его пряди, оплетающие твои пальцы, его цвета, подобные бусам из драгоценных камней… да, так. А сейчас следуй за мной. Стань солнечным светом, отрешись от земли…
Глава 2
Когда Сьонед исполнилось три года, смерть родителей сделала ее пятнадцатилетнего брата Давви лордом Речного Потока. Через несколько лет он женился. Женой брата стала девушка, у отца которой не было других детей, и когда этот человек умер, все принадлежавшее ему перешло к дочери. Давви стал а три двух прекрасных замков и поместий, которые простирались на двадцать мер вдоль берегов реки Каты. Но новая леди Речного Потока была особой властной и сумела лишить Сьонед не только доли богатства, которая должна была составить ее приданое, но и любви брата. Затем она сделала вклад (величина коего сильно уступала сумме, которую пришлось бы выложить за то, чтобы выдать Сьонед за подходящего лорда) в Крепость Богини, и Сьонед, не знавшая дома счастья, с радостью уехала в огромный замок, располагавшийся в холмистой Оссетии. Там она подружилась с другими воспитанниками и утолила лютый голод к учению. Выяснилось, что небольшие странности, которые ее невестка называла не иначе как «придурью», объяснялись наличием дара фарадимов. Это давало девочке право со временем стать «Гонцом Солнца».
Не каждый приезжавший в Крепость Богини становился фарадимом, но леди Андраде железной рукой боролась как с высокомерием тех, кто обладал даром, так и с завистью тех, кто этого дара был лишен. Единственным отличием того, кому предстояло стать «Гонцом Солнца», были кольца, выдававшиеся за успехи и усердие, да еще нечастые посещения сосновой рощи неподалеку от крепости. В 693 — м году, когда Сьонед исполнилось шестнадцать лет и девушка заслужила свое первое серебряное кольцо, носившееся на среднем пальце правой руки, она посетила эту рощу. Там — если бы дар ее оказался достаточно сильным и если бы Богиня была расположена к откровениям — Сьонед предстояло заглянуть в свое будущее.
После пешего пути через лес она вышла на поляну. Яркий солнечный свет согрел ее тело и заплясал на видневшихся далеко внизу волнах. Высокие мачтовые сосны стояли кольцом вокруг невысокой пирамиды из обломков скал, с которой стекал устремлявшийся к морю ручей. Сьонед постояла рядом с кругом, сняла с себя одежду и легко пошла к источнику по ковру из голубых и пурпурных цветов.
У каждой из пяти сосен было свое имя: Дерево Девочек, Девичье Дерево, Женское Дерево, Материнское Дерево и Дерево Старух. Одетая лишь в плащ из своих длинных рыже-золотистых волос, Сьонед встала на колени у пирамиды, набрала в ладони воду, вылила несколько капель под два первых дерева, а потом повернулась к Женскому Дереву. Она приходила сюда дважды: в первый раз маленькой девочкой, чтобы предложить дереву немного воды и прядь своих волос, а затем через год, когда первые месячные показали, что она больше не ребенок. Сейчас она была готова к новой ступени: объявить себя женщиной. В предыдущую ночь она впервые познала объятия мужчины.
Сьонед вернулась к источнику и преклонила колени, обернувшись лицом к Женскому Дереву. Негромкий шелест накатывавшегося на холмистые берега прибоя напоминал ей тихий звук соприкосновения двух тел, соединившихся прошлой ночью. Они не сказали друг другу ни слова, а полная темнота так и не дала узнать, каким был ее первый мужчина. Впрочем, зачем? Ни одна девушка не знала и не пыталась узнать это: на сей счет существовала могущественная клятва, которую они давали перед обрядом. Принимались все предосторожности, чтобы от этой связи не было потомства: перед выходом замуж Сьонед должна была прийти в рощу и попросить Материнское Дерево послать видение детей, которых ей предстояло выносить.
Но это еще нескоро… Должно пройти несколько лет: ведь ей только-только исполнилось шестнадцать. Улыбка появилась на лице Сьонед при воспоминании о безмолвном свидании, о нежности, возбуждении и мужской силе того, кто ласкал ее в темноте. И все же здесь было что-то не так. Да, она ощущала влечение, испытывала радость познания и наслаждение, но не хватало того единства с возлюбленным, которое ее подруга Камигвен испытывала со своим Избранным, Оствелем. Сьонед мечтала о том же. Возможно, Женское Дерево покажет ей мужчину, с которым она будет счастлива.
Зачесав волосы назад, она посмотрела на дерево и подумала о том, что чувствуют мальчики и юноши Крепости, тоже проводившие здесь свои ритуалы. Они называли эти сосны по-другому: Дерево Мальчиков, Юношеское Дерево, Мужское Дерево, Отцовское Дерево и Дерево Седобородых. Никто никогда не рассказывал о том, что происходило с ними, но Сьонед надеялась, что и другие слышали песню ручья и свои имена, шелестевшие в соснах. Она улыбнулась этим звукам, а потом подняла руки вверх.
Только вчера Сьонед получила свое первое кольцо, означавшее, что она умеет вызывать Огонь; как бы в подтверждение этого, на ее призыв откликнулись крошечные язычки пламени, загоревшиеся на вершине пирамиды. Ее собственное дыхание было Воздухом, заставившим пламя стать ярче, взметнуться выше и наконец отразиться в Воде. Сьонед вырвала из головы один-единственный волосок, символизировавший Землю, из которой было сделано человеческое тело, и опустила его в тихую воду, в которой отражалось ее собственное лицо — бледное, большеглазое, девически нежное, обрамленное копной огненных волос. Она погрузила руки в воду и затаив дыхание поглядела на Женское Дерево.
Яркая вспышка Огня, охватившего камни, напугала ее. У Сьонед задрожали погруженные в воду руки. Ее лицо изменилось: щеки слегка запали, скулы стали более высокими, а подбородок — более гордым. Зеленые глаза потемнели, посуровели, а губы потеряли детскую пухлость. Такова была женщина, которой ей предстояло стать. Самолюбие Сьонед было польщено, хотя девушка и осудила себя за тщеславие.
Сьонед навеки запомнила лицо этой женщины, его гармоничные черты и смелые глаза. Но пока девушка смотрела на отражение ее будущего. Огонь вспыхнул снова. Теперь в воде виднелось другое лицо, светившееся собственным светом, который затмевал мелькавшие в хрустальной влаге отблески пламени. Это было лицо мужчины со светлыми волосами, падавшими на высокий лоб, и глазами цвета речной волны, лицо с крутыми скулами и неулыбчивым ртом. Однако в очертаниях губ читалась нежность, а упрямый подбородок уравновешивало благородство черт.
Огонь скользнул по скалам, зажег озерцо, и Сьонед испуганно вскрикнула, закинув назад волосы. Единственный красно-золотой волосок, плававший в воде, свернулся и стал тонкой полоской пламени, охватившей лоб незнакомца подобием обруча, который носят короли, а затем вытянулся и стал такой же короной на голове женщины…
Прошло очень много времени, прежде чем Сьонед поднялась с колен. Огонь давно умер, картинка в Воде исчезла, Воздух отправился свистеть в соснах, Земля у озерца остыла, а широко открытые глаза девушки все еще не могли оторваться от пирамиды и родника. И только когда холод приближавшегося вечера коснулся обнаженного тела и Сьонед задрожала, чары наконец развеялись…
На следующий день она пошла к леди Андраде, до глубины души потрясенная увиденным.
— Это правда? — настойчиво спросила она. — То, что я видела вчера, сбудется?
— Возможно. Если видение пришлось тебе не по душе, его можно изменить. Это ведь не высечено в камне, дитя. А даже если бы и было высечено, камни тоже можно разбить. — Леди задумчиво поглядела на разливавшийся снаружи яркий солнечный свет. — Когда я была в твоем возрасте, то тоже посмотрела в Воду и увидела лицо суженого. Это был не тот человек, которого бы мне хотелось сделать своим Избранным, и я приложила все усилия, чтобы заставить видение измениться. Теперь я знаю: то, что показала мне Богиня, было предупреждением, а не обещанием. Возможно, она предупредила и тебя.
— Нет, — пробормотала Сьонед. — Это было обещанием.
Усмешка заиграла на губах леди.
— Пусть так. Но помни, что мужчина — нечто большее, чем лицо, тело и имя. Иногда он носит в себе целый мир, не будучи ни знатным лордом, ни принцем.
— Я видела в его глазах целый мир, — хмуро возразила Сьонед. — Вы ведь это имели в виду?
— Как ты молода… — снисходительно промолвила леди Андраде, и девушка вспыхнула.
Теперь, пять лет спустя, Сьонед знала, что ее лицо изменилось и стало очень похожим на то, которое она видела в тот памятный день. Не хватало только обруча и мужчины из плоти и крови. Все последние годы она тщательно осматривала каждого прибывавшего в Крепость молодого человека, ища своего голубоглазого блондина, но не находила среди них никого похожего. Кто же он?
Ответ пришел неожиданно. В тот день она помогала леди Андраде укладывать вещи для поездки в Стронгхолд. Светлые волосы, голубые глаза, выступающие скулы… Сьонед изумилась и испугалась: как же она не сообразила этого раньше? И тут до нее дошло, что раньше этого и не могло быть, поскольку для такого знания еще не настало время. Но уловив сходство мужского лица с лицом леди Андраде, она тут же вспомнила обруч. О Богиня, племянник леди Андраде — принц! И хоть она ничего не сказала, Андраде увидела ее потрясенные открытием глаза и безмолвно кивнула, подтверждая, что это правда.
Но Сьонед смущала еще одна мысль. Этот королевский обруч, соткавшийся из волоска, брошенного ею в Воду… Ведь племянник леди Андраде уже был наследным принцем; что общего у нее с будущим правителем Пустыни? Однажды днем она думала об этом, гуляя по залитым солнцем парапетам башни Богини. Под безоблачным небом расстилалось тихое голубое море, солнечные лучи глубоко проникали в воду, согревая возникавшую там новую жизнь, а в скалах гулко хохотали выдры, игравшие со своими детенышами. Сьонед зачаровывала любая вода, будь это океан у Крепости Богини или тихая Ката, на берегах которой прошло ее детство. И все же она относилась к воде с осторожностью истинного «Гонца Солнца», поскольку среди фарадимов было всего несколько человек, которые могли ступить ногой на что — нибудь плавучее и не испытать при этом приступа тошноты, достойного объевшегося дракона.
Сьонед расплела косу и провела рукой по волосам, ощущая каждую прядь, нагретую солнцем. Скоро надо будет возвращаться и помогать готовить вечернюю трапезу. Нет, никто никогда не подпустит ее к плите и кастрюлям: дело Сьонед
— снимать пробу. Она была абсолютно бездарна в поварском искусстве, которому с пылом предавалась Камигвен, и даже никогда не училась тому, как смешать травы и приправу для какого-нибудь незатейливого салата. Девушка грустно посмеивалась над собой: конечно, ей, полной неумехе, надо выходить только за принца. Обо всем будут заботиться слуги, и…
— Сьонед…
Она резко обернулась, посмотрела на восток, откуда донесся зов, и инстинктивно открыла мозг отразившимся в нем цветным лучам. Один из «Гонцов Солнца» всегда дежурил, принимая сообщения, посланные с помощью света, но сегодня была не ее очередь. Кто-то вызывал именно ее.
Она соткала лучи света и послала их назад, через поля и долины, через реки и безбрежное море травы, называвшееся Луговиной. Нити встретились, и ее собственные цвета переплелись с цветами леди Андраде. Такое было с ней во второй раз в жизни, но оно мало напоминало то, что было раньше: некоторые оттенки казались смутно знакомыми, однако большинство цветов Андраде было совсем другим. Иногда, когда света было мало (особенно на рассвете или закате), фарадимы работали вместе. Но Сьонед не относилась к числу постоянных напарниц Андраде, хотя обладала несомненным даром: особенно хорошо она воспринимала яркие цвета — янтарный, аметистовый и сапфировый.
— Спасибо за то, что пришла мне на встречу, девочка. Но мне нужна ты, ты сама. Сьонед, возьми с собой эскорт из двадцати человек. Это не будет увеселительной поездкой. Ты должна быть здесь через шесть дней. Но прежде чем ты вступишь в Стронгхолд, приведи себя в порядок. Ты едешь сюда в качестве невесты.
Хотя она ждала этого пять лет, потрясение оказалось слишком сильным. Единственный вопрос, который догадалась задать Сьонед, заключался в следующем:
— Он знает?
— Еще нет, но узнает сразу же, как только увидит тебя. Торопись ко мне, Сьонед. К нему.
Андраде и ее таинственный помощник отозвали дрожащие лучи солнечного света, и Сьонед заторопилась к себе, в башню Богини, не останавливаясь, как делала обычно, чтобы полюбоваться красотой лежавшей внизу земли. Внезапно она снова оказалась на парапете крепости и моментально восстановила равновесие — как физическое, так и умственное. Внизу, в полях, выпрягали из плугов широкогрудых волов; солнце готово было исчезнуть за морем. Сьонед объял трепет: еще чуть-чуть, и она стала бы «затерявшейся в тени», вместе с солнцем упала бы в Западные Воды, которые здесь называли Темными…
— Сьонед? Что ты делаешь здесь, наверху? Что-нибудь случилось?
На лестнице появилась встревоженная Камигвен. Сьонед догадывалась, что подруга все поняла по ее лицу. Они прибыли в Крепость Богини одновременно, подружились с первого дня. Разница в их возрасте составляла всего лишь год. Камигвен была единственной — кроме Андраде — кто знал о том, что видела Сьонед в Воде и Огне, и поэтому девушка ограничилась тем, что просто сказала:
— Ками, пора. Я еду к нему.
Кровь прилила к оливково-смуглым щекам старшей из подруг. В ее огромных темных глазах со слегка приподнятыми к вискам уголками горела сотня вопросов. Но она только сжала руки Сьонед.
— Ты и Оствель поедете со мной? — умоляюще спросила Сьонед. — Я не знаю, что мне следует делать и что говорить…
— Я посмотрю на этого человека во что бы то ни стало, даже если на моем пути встанет тысяча драконов! Сьонед нервно хихикнула.
— Ну, тысячу я тебе не обещаю, однако драконы будут… — Значит, это Пустыня? Но кто…
— Наследный принц, — поспешно ответила Сьонед, чувствуя, что не в силах произнести его имя.
Камигвен ошеломленно посмотрела на подругу, не в силах вымолвить ни слова. Но когда девушка наконец открыла рот, у нее вырвался лишь отчаянный стон.
— О Богиня, мы же не успеем сшить свадебное платье! Все напряжение как рукой сняло. Сьонед рассмеялась и обняла Ками за плечи.
— Только ты могла в такой миг вспомнить о прозе жизни!
— Кто-то должен подумать об этом, пока ты стоишь здесь, колода колодой… Ох, Сьонед! Это чудесно! — Камигвен отпрянула на шаг и, прищурившись, посмотрела на подругу. — Ты ведь тоже так думаешь, правда?
— Да, — прошептала Сьонед. — О да… Камигвен удовлетворенно кивнула.
— Я сейчас же скажу Оствелю, чтобы он готовил эскорт. Как по-твоему, сколько понадобится человек?
— Леди Андраде сказала, что двадцать. И мы должны быть там через шесть дней.
— Через шесть? — Она застонала и покачала головой. — Это невозможно! Но мы обязаны справиться, иначе не видать мне своего шестого кольца, а Оствеля из второго сенешаля Крепости разжалуют в помощника конюха! Выезжаем завтра на рассвете. Сегодня вечером я буду кроить, а платье сошью дорогой!
Напор Камигвен и распорядительность Оствеля сделали свое дело; все было закончено так быстро, что у Сьонед закружилась голова. Задолго до рассвета девушка уже сидела верхом на лошади и ехала в Пустыню. Она обернулась всего лишь раз и бросила прощальный взгляд на замок, высившийся на вершине холма. Его окутывали клубы голубовато-серого тумана, а небо над морем было еще по-ночному темным. Ей следовало сходить в рощу и спросить о будущем у Материнского Дерева, но было уже поздно. Правда, Сьонед не чувствовала особых угрызений совести: Крепость Богини оставалась в прошлом, а ее ожидало будущее.
Будущее с человеком, которого она даже не знала…
Перед закатом они остановились на свой первый ночлег, разбив лагерь на берегу одного из притоков реки Кадар. За день они покрыли немалый кусок дороги; правда, долгая скачка была изнурительной. Ее окружали старые друзья Антоун, Меат, Мардим, Палевна, Хилдрет — однолетки, с которыми она училась искусству фарадимов — а также несколько других, имевших по дороге гостеприимную родню, которая жаждала увидеться со своими родственниками-фарадимами и с удовольствием предоставила бы им стол и кров. Кроме того, с ними ехали юноши и девушки, отвечавшие за лошадей и провизию. Общее их число не превышало оговоренных двадцати человек. Сьонед удивило, что так много людей изъявило желание по первому ее зову присоединиться к каравану, направлявшемуся на другой край света.