Глава 14

Вопреки всем прогнозам, следующее утро началось проливным дождем, который продержал всех в шатрах до полудня. Большинство высокородных проснулось от первого удара грома, услышало шум дождя, поежилось и опять уснуло. Слуги сделали то же самое — за исключением бедолаг, в обязанности которых входило разведение костров. Деваться им было некуда: вс„ равно рано или поздно от них потребовали бы кипяток для водных процедур…

Слугам леди Палилы повезло больше. Им не нужно было разводить огонь под дождем, а посему леди и ее ранней гостье был предложен полный горячий завтрак, приготовленный на борту барки. Если они и были удивлены тем, что трапезу с их госпожой пришла разделить принцесса Пандсала, то говорили об этом только шепотом и только друг другу на ухо.

— Итак, прошлой ночью Янте решила податься в шлюхи, — сказала чрезвычайно довольная Палила. В глазах ее гостьи светилось лишь скромное удовлетворение.

— Насколько я поняла, наш златовласый герой не из тех мужчин, которые в состоянии оценить сей славный подвиг.

— Знала бы ты, в каком виде она вернулась в шатер! Волосы всклокочены, ноги в грязи! — Пандсала рассмеялась. — Она сидит там до сих пор. Притворяется, что ходила на прогулку, простудилась и не может ни с кем видеться. Представляю, как ей тошно от лекарств Найдры!

— И от умных бесед Леналы. Замечательно, что ты решила сегодня составить мне компанию. Сала, признаюсь, все эти годы я была к тебе несправедлива. Нам давно следовало подружиться.

— Обеим нам есть что терять и за что бороться. Вдобавок мы ненавидим Янте. Все это делает нас естественными союзниками.

— Ну, теперь ей крышка! Даже если об этом не узнает Ролстра, наш гордый принц Рохан никогда не женится на ней. По-моему, дорогая, победа осталась за тобой.

— Не совсем… — Пандсала крутила в руках золотую ложечку, украшенную аметистом. — Меня настораживает эта девчонка-фарадимка. Он почти не разговаривает с ней, а она очень холодна с ним. Но ее вовсю поддерживают Тобин и Андраде. Если они как следует возьмутся за Рохана, принц может не выдержать. Кажется, он слишком мягкосердечен.

— Не думаю, что Рохан настолько глуп, — промурлыкала Палила. — Кроме того, Андраде с Тобин недооценивают тебя, дорогая. Они и не догадываются о твоей цели. А девчонка-фарадим — без роду, без племени, что бы там ни говорили о ее cвязях с принцами Сирским и Кирстским. Ей нечего предложить ему, не то что тебе.

— Тем не менее, я предпочла бы, чтобы она не путалась под ногами.

Она вновь наполнила чашки и передала одну Палиле.

— И все же напрасно ты приехала сюда, напрасно пустилась в такой дальний путь накануне родов. Не хотелось бы, чтобы ты разрешилась от бремени раньше срока, да еще в месте, где мы не сможем управлять событиями.

— По-твоему, я выжила из ума? Ты забыла, что все наши курочки здесь, с нами? Я часами убеждала твоего отца, что мне позарез необходима их забота и компания. Жаль только, что одна из них забеременела в другое время.

— Тебе рожать еще дней через тридцать, — сказала Пандсала, критически оглядывая ее тело. — Хотя должна сказать, ты настолько раздобрела, как будто перехаживаешь.

При этих словах Палилу передернуло.

— Богиня не позволит, чтобы я переносила ребенка!

— Даже сына? — цепко поинтересовалась Пандсала. — Я нашла все снадобья, которые нам необходимы. Это было нетрудно. Здесь достаточно купцов, поэтому я купила одно здесь, другое там и никому не бросилась в глаза. Глоток-другой вина со снадобьем, и у них начнутся схватки почти одновременно. Мы подумали обо всем.

— Единственное, что может нам помешать, это только если все четверо родят дочерей. — Палила нахмурилась и принялась рассматривать свои ногти. — Для полной безопасности надо было взять с собой тех двоих.

— Невозможно. Даже отец счел бы это подозрительным, хотя он смотрит на беременных как на существа неодушевленные.

Палила не оценила юмора принцессы. Все и так знали, что Ролстра терпеть не может женщин в положении.

— Я сказала ему, что мне нужна их компания… Все бы ничего, если бы не скука смертная! Будь моя воля, я с наслаждением вырезала бы им языки сейчас, а не потом. Слушать их — настоящая пытка. Но мне необходимо находиться в их обществе несколько часов ежедневно, чтобы сохранять видимость. Серьезные разговоры я могу вести только с тобой.

— Еще бы! Кто лучше меня расскажет о том, что происходит на Риалле? Жаль, что ты почти не можешь бывать там.

Это тоже была больная тема, и Палила перестала скрывать раздражение. Ролстра разрешил ей присутствовать лишь на наиболее важных мероприятиях вроде вчерашнего пира или церемонии Последнего Дня, да и то чувствовал себя явно не в своей тарелке. На прошлых Риаллах она постоянно была рядом с ним. Ею восхищались, за ней ухаживали, ей завидовали. Но прошлым вечером было слишком много женщин, которые осмеливались кокетничать с Рол-строй даже в присутствии Палилы. Ах, как противно быть огромной, толстой и ленивой! Ничего, сын вознаградит ее за все…

— И все же у меня из головы не идет эта Сьонед, — сказала Пандсала, возвращаясь к теме. — На вид в ней нет ничего особенного, однако…

— Это ты уже говорила, — нетерпеливо прервала ее Палила. — И я тебе ответила: Сала, не волнуйся из-за нее. Сейчас, когда Янте погубила ее собственная глупость, тебе нечего беспокоиться. На пиру Последнего Дня я увижу тебя стоящей рядом с принцем Роханом в качестве его невесты.

Должно быть, эта картина вдохновила принцессу, потому что Пандсала радостно засмеялась.

— Я говорила тебе, что он вчера сказал о моих глазах? Ожерелье невесты будет из бриллиантов!

— Замечательно… — сказала Палила. Несмотря на все усилия, голос ее прозвучал кисло. — А сейчас, когда твое новое положение практически решено, мы должны кое-что обсудить. Я заставлю отца дать тебе в качестве свадебного подарка замок Феруче, и тогда со временем в наших руках окажется большая часть торговых путей. Наши сыновья будут очень богатыми людьми.

— Очень богатыми принцами, — мягко поправила Пандсала. — И к тому же лучшими друзьями.

Палила улыбнулась самой сладчайшей из своих улыбок.

— Естественно, моя дорогая! Но сейчас мы должны подумать над тем, что ты наденешь на церемонию Последнего Дня…

Эти две страшные и чрезвычайно опасные женщины, волей судьбы ставшие союзницами, провели остаток утра, обсуждая свадебный наряд Пандсалы.

Сьонед повезло куда меньше. Вместо сухой каюты на борту барки Ролстры — удобства которой «Гонцу Солнца» оценить было не дано — ей пришлось сидеть внутри протекающего шатра. Как только она, Камигвен и Хилдрет затыкали одну щель, тут же находилась другая. Постель была мокрой, а запах влажного ковра

— просто непереносимом. Но деваться было некуда, и когда Ками предложила сыграть в шахматы, Сьонед с радостью согласилась. Однако мысли ее были заняты чем угодно, только не игрой. Она не могла не думать о том, что увидела прошлой ночью. Рад ли был Рохан приходу Янте? Успел ли Огонь вовремя прервать их любовную игру? Неожиданный ответ тела Сьонед на ухаживания Ролстры стал ей горьким уроком. Неужели Рохан тоже мог испытать нечто подобное?

Проиграв Ками на пятнадцатом ходу, Сьонед поднялась, взяла плащ и опустила капюшон.

— Пойду прогуляюсь.

— Ты простудишься! — всполошилась Камигвен.

— Этот плащ мне одолжила Тобин. Погляди сюда. — Она раскрыла полы и показала меховую подстежку. — Я не замерзну.

Когда Ками запротестовала, Сьонед воскликнула:

— Я должна выйти отсюда!

Она отбросила мокрый полог и шагнула наружу. Плащ, сшитый для невысокой Тобин, был ей по колено. Конечно, это выглядело смешно, но кто сейчас заметит, что под богатым плащом скрывается простой костюм для верховой езды? Стражники прятались под навесом; навстречу друг другу по каким-то неотложным делам бежали двое слуг. Сьонед направилась к реке, пересекла мост и пришла на ярмарку. На дожде мокли пустые палатки; их яркие навесы увлажнились, дерево потемнело от сырости. Купцы увезли товар на склады за холмом, сидели там и на чем свет стоит кляли погоду, лишившую их заработка. Пустынная и тихая, ярмарка напоминала поле битвы. Не хватало только трупов и чернокрылых стервятников. Сьонед вздрогнула от неприятного предчувствия и направилась к небольшому леску у холма, где можно было укрыться от ливня. Будьте вы прокляты, дырявые шатры Рохана! И сам Рохан впридачу…

Мокрые папоротники хлестали Сьонед по ногам, а она не замечала этого. Ее не слишком тревожило то, что случилось ночью: теперь девушка понимала, что каждый может испытать минутное желание. Если она почувствовала его с отцом Янте, то чего требовать от Рохана? Нет, все было гораздо хуже. Она с горькой улыбкой посмотрела на свои кольца.

Что бы сказала Андраде, знай она про убийство мерида? Ее колдовство должно было только напугать, но привело к гибели человека. Однако страшнее всего было то, что она не чувствовала ни капли раскаяния. Этот мерзавец пытался убить Рохана и заслужил свою участь!

Сьонед пыталась поверить, будто винит в этом Рохана, но правда состояла в том, что ей следовало ненавидеть за случившееся только самое себя. И виночерпию она не желала смерти, но это оказалось неизбежным, поскольку его сознание разорвалось между двумя боровшимися за него «Гонцами Солнца», одним из которых была она сама. Часть ответственности за его гибель падала на Сьонед, однако и этого человека ей было ничуть не жаль. Она убила во имя Рохана, уже двоих, а ведь сама даже не была принцессой! Что же будет, когда у нее появится официальное оправдание? Рохан приобрел над ней неимоверную власть, но она сама вручила ему эту власть вместе со своим сердцем и умом.

Она может быть только его принцессой… Но отказаться от фарадимства означало потерять половину самой себя. Значит, остается только одно: найти равновесие между долгом «Гонца Солнца» и долгом принцессы. Если бы это было невозможно, Андраде не решилась бы предложить ее в жены Рохану. Ни один принц, ни одна принцесса никогда не были фарадимами: такое сочетание могло взорвать мир.

Девушка плотнее закуталась в плащ и закрыла глаза. Почему Андраде так уверена, что Сьонед сумеет справиться с искушением употребить свой дар в интересах мужа и своего народа? Сьонед никого не собиралась убивать, но это не может служить ей оправданием. Защищая Рохана, она нарушила один из важнейших обетов фарадимов. И тут она ахнула. А что, если именно на это и рассчитывала Андраде?

Открытие потрясло ее. Да, леди Крепости Богини была коварна, деятельна, властолюбива и самонадеянна. Едва ли она могла предположить, что Сьонед осмелится нарушить запреты фарадимов на использование силы. Нет, ей не хватило бы жестокости, чтобы свалить всю ответственность на свою ученицу!

Хотя… С чего она это взяла? Может быть, именно в этом и состоял расчет Андраде — заставить Сьонед нарушить закон из любви к своему принцу. Ни приказать ей, ни даже намекнуть на то, чего она ждет от Сьонед, леди не могла.

Да, теперь во всем появлялся смысл. Андраде молчала, но Сьонед догадалась, в чем состоит ее просьба! Задача ее заключается не столько в том, чтобы родить сына-фарадима, сколько в том, чтобы поломать старые законы и установить новые, по которым будет жить ее сын.

А Рохан… Что он попросит у нее? Можно ли доверять его мудрости? Можно ли надеяться, что он не будет раз за разом пытаться с ее помощью прошибить лбом стену, если потерпит неудачу? Тяжелый меховой плащ не спас от дрожи, сотрясшей ее тело при мысли о том, что выбора нет. Рохан. Она сделает для него все, что должна. И как фарадим, и как принцесса.

Нет, не напрасно она пришла сюда. Сидя под деревом, Сьонед нашла ответ на еще один занимавший ее вопрос. Весть о том, что Андраде собирается женить Рохана на одной из своих «Гонцов Солнца», привела бы принцев в ярость. И если это еще не произошло, то только благодаря хитроумному плану Рохана насчет дочерей Ролстры… Она вытерла мокрое лицо и злорадно усмехнулась. Ох, и шуму будет! А когда у них с Роханом появятся дети, принцы упадут в обморок…

Сьонед мечтала и ведать не ведала о том, что за ней наблюдают. Притаившийся за деревом Вальвис был почти невидим. Мальчик с головы до пят закутался в плащ, но это не мешало ему дрожать от холода. Меата же не замечал ни оруженосец, ни Сьонед. Он следил за ней с тех пор, как Хилдрет сообщила, что Сьонед ушла. Проклятие, если ей приспичило посидеть одной и подумать, почему бы не выбрать для этого теплый, сухой шатер? Почему надо непременно бродить по окраинам ярмарки? Пробормотав ругательство, он еще ближе приник к дереву.

А Рохан тем временем вывалил на головы ничего не подозревавших принцев самую заветную из своих идей. Несмотря на дождь, встреча продолжалась. Рохан допустил серьезную, даже непростительную ошибку, вызванную усталостью. После ухода Янте он не спал всю ночь и чуть было не отправился на поиски Сьонед, чтобы еще раз испытать чувства, которые пробудила в нем темнокудрая принцесса. Мысль об этом была ему отвратительна; тем не менее он так и не сомкнул глаз, потому что пытался разгадать, какой расчет скрывался за безрассудным поступком Янте… К усталости прибавился нудный дождь, действовавший ему на нервы. Но он был слишком честен, чтобы искать себе оправдание. Слушая споры, разгоревшиеся после его выступления, принц готов был вырвать себе язык.

Начал он неплохо, невинно заявив, что хотел бы знать границы своего государства. Действительно, какими землями и народами он правит? Целесообразность этого была ясна даже такому недалекому принцу, как Саумер Изельский. А нападение мерида послужило основанием поднять тему спорных территорий. Рохан делал вид, будто хочет выяснить свои права, но на самом деле его интересовало, на владение какими землями имеет право претендовать исконный враг жителей Пустыни. Однако принцы ни о чем не догадались. Их формальное подтверждение того, что все земли Пустыни принадлежат Пустыне, дало Рохану моральное право на будущее вторжение. Теперь ни один принц не осмелится оказать помощь меридам, поскольку, согласно сегодняшнему договору, Рохан лишь защищает свои собственные земли.

Впрочем, были у юного принца и более отдаленные планы. Он пытался создать прецедент. Сначала нужно было проложить границу между Пустыней и другими государствами, а уж затем заставить других принцев последовать его примеру. Но к нему сразу полезли с вопросами, которые он хотел оставить до следующей Риаллы. Проблема была чересчур острой. Он не учел, насколько сложными были взаимоотношения Саумера Изельского и Волога Кирстского, давнее перемирие между которыми так и не кончилось настоящим миром, в результате чего границы пересматривались каждый год, иногда явочным порядком. Когда Рохан заявил о границах его собственных земель, оба набросились на него как драконы, обнаружившие беззащитного лосенка.

— У кого из присутствующих имеются друг к другу территориальные притязания? — вмешался в дискуссию Ролстра, и в шатре тут же начался гвалт. Притязания были у каждого. До прапрапращуров. Именно из-за этого возникали все войны на континенте. И только тут Рохан понял, какого свалял дурака. Новая война готова была разгореться прямо сейчас. Но винить в этом он должен был только себя.

Рохан посмотрел на великого принца, удивляясь, что тот не пытается навести в шатре порядок, и многое понял. Ролстре только и нужно было, чтобы все они вцепились друг другу в горло! Насмотревшись на Саумера с Вологом, в спор вступили принцы Фирона и Фессендена. Лицо Ролстры было серьезным, но глаза смеялись. Раздоры принцев не только были ему на руку, но и доставляли живейшее удовольствие. Основой его личного могущества был старый принцип «разделяй и властвуй». Рохан откинулся на стуле, кусая губы. Раньше он не понимал, как Ролстре удается заставлять принцев делать то, что ему хочется. Теперь все встало на свои места. Ролстра искусно стравливал принцев между собой, дожидался момента, когда соперники готовы были растерзать друг друга, и предлагал компромисс. В результате обе стороны чувствовали себя в долгу перед ним. Вот такой он «миротворец»…

Рохан принялся разглядывать свои руки, лишь бы не дать Ролстре увидеть полыхавшее в его глазах отвращение. Его целью был мир. Пустыня была обязана процветанием взаимной заботе, дружбе и пониманию. Чтобы выжить, его вассалам приходилось трудиться день и ночь; у них не оставалось времени на пустые споры. Но в богатых землях все шло по-другому. Фрукты и цветы в Марке, Оссетии или Кирст-Изеле росли сами собой, у тамошних лордов и принцев оставалось время для других вещей, и в течение многих лет Ролстра старался, чтобы их энергия уходила на бесполезные распри. Все силы, все знания, все богатства тратились впустую. Рохан чувствовал такую лютую злобу, словно поймал кого-то из своих сограждан за просверливанием дырок в цистернах с драгоценной водой…

Власть была искусством создавать гармонию, а закон — тонким и подвижным искусством устанавливать такую власть. Больше всего на свете Рохан желал мира, который бы управлялся законами, понятными всем… но Ролстра сделает все, что в его силах, чтобы помешать этому. Юный принц понял это раз и навсегда. Более того, он решил загадку, над которой бился прошлой ночью. Янте толкнуло к нему стремление получить власть. Единственное, чему она научилась в замке Крэг. Перед глазами у нее был пример отца, пример подлости, предательства и желания добиться своего любой ценой.

Внезапно Рохан вспомнил о Сьонед, и у него заныло сердце. Он и не подозревал, что сам играет в те же игры! Он стравливал Сьонед с принцессами так же, как Ролстра стравливал принцев, а сам сидел в сторонке и наслаждался этим зрелищем. Это тешило его мозг, но он совсем забыл про собственное сердце. Нет, так нельзя! Ему нужна Сьонед — прямая, честная, свободная… А сам он — хвастливый мальчишка, игравший в опасную игру и причинивший боль не только ей, но и себе самому…

Рохан заметил, что за ним наблюдает принц Ллейн. Выцветшие голубые глаза подмигнули ему, и старик встал.

— Милорды… — сказал он, затем покашлял и повторил громче:

— Милорды! — Тут все затихли. — Я поздравляю принца Рохана, подавшего всем нам прекрасную мысль. Однако мне кажется, что без карт и документов мы только понапрасну потратим время.

— Ты знаешь, как решить все наши проблемы, кузен? — любезно спросил Ролстра.

— Полагаю, да. Мы должны обратиться за помощью к леди Андраде.

— За чем? — спросил Саумер, уместив в эти два, слова целое море подозрений.

— Не для руководства, конечно, — успокоил его Ллейн. — До начала следующей Риаллы ей придется собрать все документы, подтверждающие права на те или иные земли, составить карты и обозначить на них границы между государствами. А в течение этих трех лет я предлагаю сохранять существующие границы и искать компромиссы, приемлемые для обеих сторон.

— Поддерживаю, — сказал принц Ролстра. — Твои слова, кузен, мудры, как вcегда. Вдохновленный ими, я хочу предложить кое-что новенькое. До тех пор, пока не будет подписано соглашение о границах, станем считать законными те границы, в которых Мы живем сейчас. По истечении трех лет они могут быть пересмотрены, если в том возникнет необходимость. Далее я предлагаю, чтобы любой принц, который нападет на другого, был наказан всеми остальными.

Саумер нахмурился.

— Дай подумать, Ролстра. Если, скажем, Халдор вторгнется на несколько миль во владения Чейла, то…

— То я приду туда со всей своей армией. Скоро, как только возможно, чтобы защитить права Чейла. И остальные принцы — Луговинный, Крибский и даже ты, принц Рохан, тоже придете на защиту Чейла. Это сделает ведение войны невыгодным, и мы перестанем тратить силы на бесполезное дело.

— Это мне нравится, — заявил Айит Фиронский.

— Мне тоже, — сказал Саумер, глядя на улыбавшегося Волога.

— Можно мне сказать? — услышал Рохан собственный голос.

— Пожалуйста, кузен, — вежливо ответил Ролстра.

— Я думаю, что главным арбитром в серьезных спорах должен стать принц Ллейн. Это не те вопросы, которые придется решать леди Андраде. Ллейн живет на острове и не имеет никакой выгоды от распрь, которые происходят на континенте.