Криго сел и сжал голову руками. На столе около его кровати стоял кувшин с вином. Выпив из прохладного сосуда вино, смешанное с наркотиком, он откинулся на подушки и вздрогнул от облегчения.
Криго ничего не помнил о путешествии, но единственное место, где он мог находиться, было Визом. Шатер, голоса снаружи, запах травы и реки — все это только подтверждало его догадку. Но он должен был помнить путешествие из замка Крэг вниз по Фаолейну. Разве что отсутствие наркотика, которого его специально лишили, заставило фарадима надолго потерять сознание. Отсутствие наркотика или близость смерти в ту ночь, когда он сплел лунную тропинку в Стронгхолд.
Ночь в Стронгхолде… Ему не хотелось об этом думать.
Особенно когда он вспоминал цвета фарадима, яркие и, без сомнения, принадлежавшие женщине: огненно-золотые, чтобы сжечь его, голубые как река, чтобы утопить, зеленые как лето, чтобы подчинить его своей воле, и черные — цвета яростной защиты и неотвратимого наказания. Заставляя себя восстановить эту сцену, он увидел глазами виночерпия собрание вассалов в Стронгхолде. Он делал подобное и прежде, используя глаза и уши этого человека, чтобы наблюдать за всем и рассказывать Ролстре. Но его наконец поймали. Он задохнулся, когда вновь увидел это лицо: гордые черты, слишком сильные, чтобы быть прекрасными, яростные зеленые глаза, рыже-золотистые волосы. Но память о захвате его сознания ужаснула Криго больше, чем облик этой девушки. Как мастерски она сплела лунный свет в западню и держала его в ней, пока он не воззвал к леди Андраде и не потерял сознание…
Он помедлил, чтобы успокоить биение сердца, и погрузился в наркотическое опьянение. Теперь Криго знал цвета девушки, а она, возможно, знала его. Но кто она? Виночерпий в начале пира был на кухне, поэтому Криго не видел, когда и почему она появилась за главным столом. Остальные фарадимы сидели в другом конце знаменного зала. Почему ее выделили?
— Вставай, хватит…
Звук голоса Ролстры заставил его сесть. В центре ковра стоял верховный принц, облаченный в фиолетовую тунику, величественный, властный и злой. Криго, заикаясь, произнес:
— Мой г-господин!
— Ты валялся без памяти два дня, потом очнулся, но от тебя так и не удалось добиться толку. А потом ты опять потерял сознание. Говори, что случилось той ночью!
— Я не знаю. — Он подтянул к груди худые коленки и обхватил их руками. — Я помню, что вы отдали мне приказ. Там была девушка…
— Какая девушка? Как она выглядела?
— Зеленые глаза, рыжие волосы. Из фарадимов. — Он нахмурился и постарался вновь восстановить картину. — Семь колец. Нет, шесть и изумруд, но не от Андраде. Мы… они… не носят много драгоценностей. Она была могущественна, мой господин, она поймала меня.
— Ее имя?
Криго покачал головой.
— Я не знаю.
— Не так уж много лет прошло с тех пор, как ты уехал из Крепости Богини. К тому моменту она должна была ходить в учениках. Думай, черт тебя побери! Как ее зовут?
И вдруг без всякого принуждения в его мозгу всплыл образ рыжеволосой девушки из Крепости Богини и его самого — тогда молодого «Гонца Солнца». Он помнил ее!
— Сьонед… — прошептал он.
— Сьонед, — повторил Ролстра. — Если бы убрать ее от Андраде…
— Леди здесь? — выдохнул Криго.
— Не твое дело.
Верховный принц подошел и заглянул в полупустой кувшин.
— Пей, Криго, — сказал он с холодной улыбкой. «Гонец Солнца» схватился за кувшин, как только Ролстра вышел из шатра. Андраде здесь! Но охвативший его ужас вдруг сменился радостью. Он мог уничтожить верховного принца, сообщив, что фарадим, которого давным-давно считали мертвым, жив. Эта мысль заставила Криго тихо рассмеяться. Он ухватился за нее, как наконец дождавшийся свидания любовник, но тут же снова задрожал от страха. Дранат! Ролстра никогда не привез бы его сюда, если бы боялся предательства. Криго не имел над ним власти, он был жалок и слаб. Как всегда, игру вел только верховный принц.
Утром Тобин поцеловала мужа так крепко, что он, не открывая глаз, попытался снова затащить ее в постель. Она засмеялась и стала отбиваться. Чейн поднял ресницы, и у него изумленно расширились глаза. Она была полностью одета, волосы собраны в пучок, на поясе пухлый кожаный кошелек… Чейн застонал.
— О Богиня! Ты опять разоришь меня…
— Зато прекрасно проведу время! — поддразнила она. — Успокойся, и встань, пожалуйста. Ты пропустишь восход солнца. Сам прекрасно знаешь — то, что я потрачу на ярмарке, ты выиграешь, когда придешь первым на скачках. Аккаль никому не позволит обогнать себя!
— Ты тратишь так много, что у меня просто не остается другого выхода, — засмеялся муж.
— Как ты меня хорошо знаешь! Но тут не все наше. Кое-что дала мать, да и Рохан не поскупился. Он сказал, что я могу тратить деньги как хочу, но попросил кое-что купить для Сьонед.
— Она идет с тобой?
— Конечно. — Тобин снова поцеловала его. — Опять угадал. Это означает, что я становлюсь предсказуемой. Тебе скоро станет скучно со мной, милый.
Выходя из шатра, Тобин бросила ему одежду. Теплый солнечный свет и аромат незнакомых запахов заставили ее чихнуть. Принцесса пошла к шатру, в котором ее ждали Сьонед и Камигвен. С ними был молодой фарадим, представленный ей как Меат.
— Если ваше высочество согласны, то я буду сегодня сопровождать вас, — сказал он с поклоном, не менее элегантным, чем у Чейна.
— Очень мило с вашей стороны, — ответила Тобин. — Вы будете нести покупки. Меат вздохнул.
— Именно это и имела в виду Ками, ваше высочество…
— Мне бы очень хотелось, чтобы вы обращались ко мне по имени, называли на «ты» и забыли о титулах, — сказала Тобин, когда они направились в путь.
— Спасибо, — застенчиво сказала Камигвен. — Друзья называют меня Ками… Клянусь Богиней, если Сьонед не пообещает купить себе что-нибудь, я расскажу, как ее дразнили в детстве!
— Не смей! — со смехом запротестовала Сьонед. — Учти, я о тебе знаю не меньше. И перестань волноваться: я собираюсь потратить все до последней монеты. Я никогда не была на ярмарке. Неужели все, о чем нам говорили, случится, ва… Тобин? — с улыбкой поправилась она.
— И даже больше, — пообещала принцесса.
Они присоединились к веренице людей, ожидавших очереди, чтобы пройти по мосту на ярмарку. У пристани покачивалась на воде барка верховного принца. Как ни странно, фиолетовые паруса не были спущены. Тобин отвела взгляд, чтобы какие — нибудь политические соображения не испортили первый день Риаллы.
— Пожалуйста, девочки, присмотрите что-нибудь для моих сыновей. У нас в Радзине тоже хватает товаров, но я хочу подыскать для них что-нибудь особенное.
Меат принялся плечом прокладывать им дорогу сквозь толпу в передний ряд, но Тобин объяснила, что сегодня все равны и не имеет смысла тратить время на глупые прения о достоинстве и престиже. Такие формальности уместны в других местах, а на ярмарке все равны. Когда они пересекали мост, мрачная Камигвен не смотрела ни вправо, ни влево. Заметив это, Тобин улыбнулась.
— С тебя достаточно одного вида воды, верно?
— Не могу смотреть без содрогания, как волны ударяются о скалы.
— А как ты, Сьонед?
— Вы никогда не заставите ее признаться, — хихикнул Меат.
— Я привыкла к этому, когда жила дома!, — объяснила девушка. — Имение моего отца называлось Речной Поток, поэтому я все детство провела у воды.
У Тобин поползли вверх брови. Речной Поток был имением семьи принцев Сира: таким образом, кровь Сьонед была намного благороднее, чем думала леди Радзинская. Для нее это не имело особого значения, но в глазах вассалов невеста благородного происхождения была намного предпочтительнее безродной фарадимки. Она напомнила себе, что не мешало бы широко распространить важную новость, и удивилась, почему Рохан и Андраде до сих пор не сделали этого.
Меат оказался превосходной вьючной лошадью. На ярмарку везли товары отовсюду, и у Тобин разбегались глаза. Камигвен тоже внесла свою лепту. Иголки, нитки для вышивания, свечи, посуда, фиронский хрусталь, ларцы, оловянные коробочки для специй… Обе женщины без устали покупали все подряд и передавали упакованные покупки Меату. Вначале он рассовывал их по карманам, но вскоре там уже не было места, и фарадим достал мешок. Тот быстро заполнился, и пришлось купить другой. В конце концов Тобин приказала купцам отправлять покупки прямо в шатры принца Рохана, и в глазах Меата вспыхнула горячая благодарность.
Сьонед перебирала товары, но ничего не покупала. Правда, в полдень она угостила всех вкуснейшей едой: свежим хлебом, фруктами, сыром — и вручила каждому по маленькой бутылочке вина из моховики. Они присели поесть под навесом у реки, смеясь над рассуждениями Меата, поддерживается ли свод деревянными балками или покоится на цветущих виноградных лозах.
Сьонед открыла вино, сказав:
— Такое вино делают в нашей части Сира. Я не пробовала его с тех пор, как была девочкой. — Она сделала хороший глоток, прикрыла глаза и счастливо рассмеялась:
— Замечательно!
— Тогда поскорее откройте мою бутылку, — сказал Меат. — У меня в глотке сухо, как в Пустыне!
Они засиделись под навесом, наслаждаясь прохладным ветерком с реки, напоенным запахом росших над их головами красных и голубых цветов. Мимо то и дело проходили знатные посетители, и Тобин, отвечая на приветствия, объясняла своим попутчикам, кто есть кто. Сьонед многое узнала о людях, с которыми ей придется общаться в качестве хозяйки замка Стронгхолд. А три было мало — разве что самые знатные, те, кто был в фаворе у своих принцев, или молодые, искавшие себе невест — как лорд Эльтанин из Пустыни. Тобин спросила Сьонед, почему здесь нет ее брата, крупнейшего из вассалов принца Сирского.
Девушка высокомерно улыбнулась. — Давви покидает Речной Поток только раз в год, чтобы заплатить подати принцу Халдору в Верхнем Кирате. Я думаю, его жена боится, что в их отсутствие все растащат по зернышку. Она довольно прижимиста.
— Прижимиста! — фыркнула Ками. — Скажи лучше, что скупее леди Вислы нет никого на континенте! Она пожалела приданого, и поэтому тебя отправили в Крепость Богини. И с тех пор от нее не поступало ни одного приглашения посетить родной дом, — объяснила она Тобин.
— Я слышала, что Речной Поток — прекрасное имение, — сказала принцесса, думая про себя: слава Богине, что Сьонед не имеет связей с Сиром. Тем беззаветнее она отдастся делам Пустыни и Стронгхолда… Тобин встала и расправила юбки. — Мне все-таки надо найти что-нибудь для мальчиков. И Сьонед ничего не купила, кроме завтрака.
Камигвен тронула за плечо лежавшего ничком Меата.
— Просыпайся, нам надо идти.
— Гм-м… — Он очнулся от дремоты. — О, простите. Ведите меня, леди. У старой лошади еще остались силы, но вечером ее нужно будет хорошо накормить и напоить.
— А заодно и причесать. Попробуй убедить в этом Хилдрет, — поддразнила Сьонед, и Меат попытался скрыть краску, в которую его вогнало упоминание о хорошенькой фарадимке.
Вернувшись на ярмарку, Камигвен вскрикнула от удовольствия при виде лютен и сразу купила одну, украшенную инкрустацией из копыт лося. Тобин подошла к другому прилавку, восхищаясь многоцветием шелковых лент, но ее отвлек взволнованный возглас Сьонед, донесшийся из лавки с игрушками. Она присмотрела пару вырезанных из дерева всадников, один из которых был одет в красную тунику и белый плащ, а другой — в противоположное сочетание цветов.
— Седла настоящие кожаные, — сказала ей Сьонед. — Посмотри, подпруга застегивается, мечи вытаскиваются из ножен, а головы и руки двигаются! Это ли не чудо?
Каждый всадник был высотой в две ладони, качество работы — лучше не бывает. Тобин знала, что близнецы придут в восторг;
— И к тому же цвета Чейна! Спасибо, что нашла их, Сьонед! — Взглянув на зардевшегося от похвалы игрушечных дел мастера, она спросила:
— Сколько ты хочешь за них?
Пока они торговались, Сьонед облюбовала другую игрушку. Тобин краешком глаза наблюдала, как девушка восхищалась прекрасной глиняной куклой, одетой по последней моде. Большие голубые глаза смотрели с хорошенького личика, обрамленного короной волос из прекрасных шелковых нитей, заплетенных в золотистые косы.
— Жаль, что у меня нет знакомых, у которых была бы маленькая дочка, — грустно сказала Сьонед.
— Ты и сама могла бы… — как можно мягче ответила Тобин.
— Разумная цена, миледи, — сказал игрушечных дел мастер, предчувствуя еще одну покупку. — Удовольствие для любого ребенка. У меня есть для нее запасное платье. Видите? — Он вытащил из коробки розовое шелковое платье, украшенное кусочками хрусталя. — Посмотрите, как оно подходит к ее ожерелью,
— сказал он. — Какой же маленькой леди не понравится такая кукла? Если сейчас у вас нет девочки, то когда-нибудь будет. Вы только представьте себе дочку, играющую этой замечательной куклой.
Улыбка тронула уголки губ Сьонед. Но не успела девушка ответить, как кто
— то толкнул ее сзади, и кукла упала. Слава Богине, она осталась цела. Сьонед ахнула и обернулась, сердито нахмурив брови.
— Ах, как неловко! — воскликнул резкий голос. Но ледяное выражение лица Тобин сделало свое дело: тон невежи сразу стал масляным и медоточивым. — Прости меня, кузина! Кто-то толкнул нас.
— Ничего страшного, — ответила Тобин, глядя в большие карие глаза Пандсалы. — Мои кузины, — после паузы, прозвучавшей, как оскорбление, представила она попутчикам Пандсалу и Янте. Она познакомилась с ними вчера на пристани и невзлюбила с первого взгляда. Представить кого-нибудь из них женой Рохана было немыслимо.
— Как мудро ты поступила, что взяла в помощь служанку, — сказала Янте, бросив быстрый взгляд на Сьонед. — Мы с Салой думали только пройтись, но увидели столько замечательных вещей, что нагрузились, как вьючные лошади.
Тобин выпустила шипы, но голос ее остался таким же медовым.
— Я знаю, что в замке Крэг вы жили очень уединенно, — ответила она Янте,
— но все же вам следовало узнать кольца фарадима. Позвольте представить вам леди Сьонед.
— О, простите, — сказала Янте. — Я не разглядела ваши пальцы за одеждой куклы.
Это была наглая ложь, поскольку изумруд сиял так, что его невозможно было не заметить. Девушка приветливо улыбнулась, но в глазах ее загорелся опасный блеск. А Тобин между тем продолжала:
— Мы как раз выбирали подарки детям. Может быть, вы что-нибудь посоветуете нам? У вас ведь столько маленьких сестер. Несомненно, вы привыкли играть их игрушками… с целью развлечь детей, разумеется.
Удар был нанесен метко, но Янте быстро предприняла контрвыпад.
— Сьонед? — повторила она. — О, разумеется! «Гонец Солнца», подобранный леди Андраде в качестве невесты для принца Рохана. Вся Риалла только об этом и говорит.
Пандсала подтолкнула сестру.
— Янте, ты смущаешь ее.
— Ничуть, — холодно ответила Сьонед. — Некоторые связывают нас, однако… Принцесса Тобин обожает своего брата, но, похоже, у нас разные вкусы. — Она замолчала, изящно пожав плечиком, что можно было понимать как угодно.
Тобин восхитилась ее инстинктом самосохранения, но все-таки решила прийти на помощь.
— Да, мужчины такие недалекие! Учить их мудрости приходится женщинам, и ты, Сьонед, могла бы сделать это лучше, чем кто-нибудь другой. Но нехорошо сплетничать о пристрастиях собственного брата, — добавила она, давая понять, что могла бы сказать очень многое.
— Похоже, принц Рохан — главная достопримечательность Риаллы, — с притворной застенчивостью сказала Янте. — Надеюсь, что вы найдете игрушки, которые вам понравятся. Пойдем, Сала.
Пара направилась дальше и исчезла в толпе. Тобин сосчитала до десяти, чтобы перевести дух, и шепотом произнесла ругательство, которое могло бы вогнать в краску ее мужа, если бы принцесса научилась ему не от него… Улыбка Сьонед застыла, густые ресницы нависли над гневно расширившимися глазами.
— Обе они сучки, — сказала Тобин. — Мы им отплатим, не сомневайся.
— Он не сможет жениться на одной из них и долго прожить после рождения сына. Но… О Богиня! Тобин, они так прекрасны…
Камигвен подошла, с триумфом неся лютню, и Сьонед принялась лихорадочно восхищаться инструментом. Тобин, поклявшаяся не позволить принцевым сучкам испортить Сьонед праздник, быстро придумала план. Она заплатила за двух всадников, приказав завернуть их и отправить в шатер Рохана.
— Заверни также и куклу, — велела она мастеру. — Сьонед, Ками, сейчас мы идем к ювелирам, а затем…
— Нет, спасибо, — пробормотала Сьонед, ставя куклу на прилавок. — Я уверена, что какая-нибудь маленькая девочка очень ее полюбит. Я постарше, и игрушки у меня другие… Ками, кажется, ты купила то, о чем мечтала.
Планы Тобин развеялись как полуденный ветерок, когда они с Камигвен двинулись за Сьонед. Меат молча шел следом. Они миновали палатки, наполненные коврами, изделиями из меди, покрывалами, седлами, пергаментами… В каждом шаге Сьонед чувствовалась целеустремленность. Она остановилась только один раз, купила голубую свечку, а затем продолжила путь, не обращая внимания ни на выставленную мебель, ни на изделия из кожи, ни на цветное стекло. Наконец она подошла к лавке продавца шелка, осмотрела его товар, а затем властно указала на рулон, едва видневшийся в конце палатки.
— Я хочу взглянуть на этот, — сказала она купцу. Он смерил девушку взглядом, обескураженный ее простой одеждой. Тобин, стоявшая позади Сьонед, подала ему знак, подняв палец и кивнув. Купец пожал плечами и достал шелк.
Тяжелый, плотный, он был кремового цвета и казался еще плотнее от серебряных цветов и лепестков, разбросанных по полю. При солнечном свете шелк казался ослепительным; при свете лампы он будет ярким, словно сотканным из звезд…
— Да, — подтвердила Сьонед. — Я его беру. Но платье должно быть готово к пиру Последнего Дня.
— Это невозможно… — пробормотал мужчина.
— Все возможно. Я пришлю кого-нибудь с фасоном, и только Богиня поможет тебе, если ты в точности не последуешь ему.
Она молча протянула руку, и Камигвен положила в нее кошелек. Сьонед отсчитала золотые монеты, взвесив их в руке.
— Остальное получишь, когда закончишь платье. Надеюсь, за эту плату стежки будут такими мелкими, что их нельзя будет увидеть.
— Да, миледи, — вздохнул купец, когда она пересыпала монеты в его жадную ладонь.
— Я тоже так думаю.
Она направилась к следующей палатке, где купила белое льняное белье — настолько же простое, насколько роскошным был шелк. Его завернули и передали Меату, который принял сверток с философским смирением и сунул его в мешок. Следующая остановка была у шатра с искрящимся фиронским хрусталем. Тамошняя уроженка, Ками торговалась с большим знанием дела, и Сьонед ушла с парой искусно гравированных кубков. У другого купца были куплены туфельки в тон платью, а когда Сьонед раздобыла бутылку отличного сирского вина, было решено, что на сегодня достаточно. Когда они возвращались по мосту, Меат притворялся, будто хромает под тяжестью поклажи.
— Нет, решено: после сегодняшнего дня подаюсь в отшельники! Подальше от женщин и еще дальше от купцов! Но должен признаться, леди, сегодня вы доставили мне громадное удовольствие. Тем, что тратили не мои деньги.
Он пошел относить покупки в шатер Тобин, а женщины направились к реке и уединились под деревом. Камигвен демонстративно села спиной к воде, держа в руках лютню.
— Ты не забыла, что Оствель не знает нот? — спросила Сьонед.
— Зато у него прекрасный голос, и он сам однажды сказал, что всегда мечтал научиться играть. Это будет ему свадебным подарком. — Ками подмигнула. — Оствель еще не знает об этом, но церемония Последнего Дня без нас не обойдется!
— Я рада, — тепло сказала Тобин. — Мы с Чейном выпьем за вас обоих. Как и за Рохана со Сьонед. И черт бы побрал этих мокрохвостых сучонок!
Фарадимы обменялись улыбками, и Камигвен сказала:
— У Сьонед есть большое преимущество перед принцессами. Они девственницы.
— До кончиков ногтей, — подтвердила Сьонед.
— Всю жизнь просидевшие взаперти в замке Крэг, — присоединилась Тобин. — Драгоценные цветочки, у которых даже брата нет, чтобы показать им разницу между девочкой и мальчиком…
— А если бы даже они и знали разницу, то не имели бы представления, что с этим знанием делать, — с лукавой улыбкой заключила Камигвен.
— Мой отец всегда говорил, что можно отличить женщину от девушки по движениям бедер, — задумчиво заметила Тобин. — Могу поклясться, что уже на следующее утро он знал, когда Чейн и я… — Она покраснела и умолкла.
— Я полагаю, это случилось до свадьбы? — не моргнув глазом, поинтересовалась Сьонед.
— Незадолго, — призналась Тобин. — Но какое имеет значение, когда ты совратишь моего брата, если все равно выйдешь за него замуж? Ох, Сьонед, это такое облегчение!
— Я всегда знала, что ты просто притворяешься, будто не хочешь выходить за Рохана! — засмеялась Камигвен и игриво подтолкнула Сьонед.
— Ничего ты не знала! Во всяком случае, не была уверена. Не разочаровывай меня, скажи, что я умею врать, а то как же я смогу одурачить остальных?
— Можешь не волноваться, меня ты почти обманула, — успокоила ее Ками. Затем она обратилась к принцессе и пояснила:
— Нет, здесь речь идет не просто об обольщении. Существуют сложные заклинания, которым никто не собирался нас обучать, пока у нас не будет по крайней мере восьми колец, и Андраде понятия не имеет о том, что мы их уже знаем. — Она вздохнула. — Я никогда не пробовала их на Оствеле, а жаль! Это было бы так забавно…
— В этом нет никакой опасности, Тобин. Просто немного Огня, сплетенного здесь и там — вот для чего нужна свеча… и ничего ты не сделаешь с человеком против его желания. Вино, и то сильнее действует… — И Сьонед подмигнула Камигвен.
— Скажи мне, чем я могу помочь? — спросила Тобин.
— Кто еще спит в его шатре?
— Оруженосец Вальвис.
— О, он не помешает. Этот, во всяком случае, на моей стороне. Если ты сможешь устроить так, что стража будет смотреть в другую сторону, я сделаю все остальное.
— Решено! — Принцесса оглянулась, чтобы увериться, что их никто не подcлушивает, а затем наклонилась поближе и сказала:
— Богиня тебе в помощь и мое благословение впридачу, но я не прочь кое-чему научиться.
Камигвен засмеялась.
— А как же ты объяснишь лорду Чейналю, где этому научилась?
— Он не осмелится спросить, — промурлыкала Тобин.
После обеда в узком кругу с принцем Клутой Луговинным и лордом Джервисом Визским, местными хозяевами, Ролстра вернулся на барку и некоторое время провел с любовницей и дочерьми. Первый день Риаллы всегда был скучным, так как никакие важные дела не делались, а весь народ толпился на ярмарке. Ролстра остановился в шатре, куда к нему приходили принцы, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Единственным преимуществом этого скучного времяпрепровождения было то, что иногда кто-нибудь намекал на важное дело, давая Ролстре пищу для размышлений. Но его шпионы работали не покладая рук, а посему ничего нового для себя он сегодня не услышал.
Однако когда в женском окружении он сел за стол, на котором стояли вино и сладости, то долгожданные новости появились, и верховный принц подумал, что сегодняшний день прошел не зря. Как было приказано, Пандсала и Янте сходили на ярмарку и Вернулись на барку со свежими впечатлениями от знакомства с леди Сьонед.
— Тощая, — фыркнула Янте, когда Палила спросила о внешности девушки. — Кожа да кости… Веснушчатая и загорелая, как головешка. Еще бы, все лето провести в Пустыне!
— Да нет, по-моему, вполне хорошенькая, — не согласилась Пандсала. — И никаких веснушек.
— Тогда, значит, пятна от грязи. Найдра оторвалась от вышивания.
— Чего еще ожидать от «Гонца Солнца»?
— Это правда, что она собирается замуж за Рохана? — задала вопрос Палила, когда Ролстра подал ей знак.
— Моя служанка разговаривала с их грумом, — отозвалась Гевина. — Они там совсем запутались. Эта девушка прибыла по приказу леди Андраде, чтобы стать невестой Рохана, но он, кажется, вовсе не горит желанием на ней жениться. Более того, она и сама не в восторге от этой затеи!
Ленала прочистила горло.
— А ведь он очень интересный молодой человек… Ролстра терпеливо посмотрел на нее.
— Как ты все замечаешь, моя дорогая…
— Гевина права, — вставила Пандсала. — Девчонка сама сегодня сказала, что еще ничего не решила. Вот дура!
— Он очень красив, — сказала Ленала, осмелевшая от поддержки отца.
Янте поднялась и сунула подушку за спину Палилы, лежавшей на бархатном диване.
— Так легче? — заботливо спросила она.
Палила застыла на месте. Ролстра обожал наблюдать за распрями своих любовниц; отношения его дочерей с Палилой были почти так же забавны. Аладра была первой действительно хорошей женщиной, которая привлекла его после смерти жены, но Ролстра слишком хорошо знал себя и понимал, что вскоре она ему наскучит. Аладра умерла… Что ж, оно и к лучшему. По крайней мере, он сохранил об этой девочке самые лучшие воспоминания. Если бы ей удалось установить в замке мир и покой, Ролстра зачах бы со скуки.
— Кажется, принцесса Тобин на ее стороне, — сказала Янте, пересев поближе к окну. — Сьонед подчеркнула это.
— Она также сказала, что Рохан не в ее вкусе, — добавила Пандсала. — Я думаю, это важнее. Не похоже, чтобы, она легко подчинилась приказу Андраде, если сама думает по-другому. По-моему, она упряма как осел.
— Она начинает мне нравиться, — медленно произнес Ролстра, следя за реакцией женщин. На губах Янте застыла презрительная улыбка, глаза Палилы сузились, а другие хором запротестовали, уверяя, что упрямая женщина непременно глупа как пробка. Принц поднял руку, призывая к молчанию. — Это не относится к вам, мои дорогие. Вы действительно преданы мне. Ее упрямство сильно облегчит нам жизнь, поскольку принц Рохан сравнит ее с вами и поймет, что иметь дело с покорной женой намного приятнее.
Палила вяло махнула рукой, и Ролстра заметил, какими толстыми и пухлыми стали ее пальцы.
— Самолюбие Рохана уязвлено равнодушием этой гордячки, — сказала она девушкам, — и ваш искренний интерес к принцу придется ему по душе. Вы должны помнить, что женщине следует быть мягкой, мои дорогие. Мужчины не любят вздорных. А Рохан очень молод. Ему хочется, чтобы его обожали, восхищались им. Все это польстит его самолюбию.
— Мне нравится, как он выглядит, — наконец додумалась Ленала.
— Мы уже все поняли, мое сокровище, — ответил ей Ролстра.
Дочери сошли на берег и разбрелись по своим шатрам, а Ролстра задержался в каюте Палилы. Вид ее вызывал у него отвращение, но чутья она не потеряла.
— Ну, и что ты об этом думаешь? — спросил он, приподняв бровь.
— Пандсала явно хочет его. Янте делает вид, что ей все равно, но переигрывает. Я бы сделала ставку на Салу.
— А ума у нее хватит?
— Она не дурочка, мой повелитель. А Янте слишком показывает свой ум… Рохан чересчур молод, чтобы по достоинству оценить умную женщину.
Ее огромное тело пряталось под покрывалом, пальцы были без колец, поскольку она не могла надеть их, а браслеты впились в запястья. Она игриво улыбалась принцу. Лицо Палилы было по-прежнему прекрасно, и Ролстру позабавила мысль о том, каким Добразом он мог бы насладиться ею даже в этом положении. Но тут он подумал о стройной загорелой девушке с рыжими волосами, которую еще не видел. Ничего, скоро увидит…
— Ты останешься со мной, мой повелитель? — спросила Палила.
— К сожалению, у меня есть дела, а то я остался бы на всю ночь, — улыбаясь, солгал принц. Он подошел к дверям, но вдруг обернулся. — Почему Пандсала?
— А почему нет?
— Раньше ты горой стояла за Янте.
— Я изменила мнение, увидев Рохана. Он не так умен и не так горд, как мне казалось.
— Возможно, ты и права. Спокойной ночи.
Глава 12
Рохан устал играть наивного принца уже на следующий день. Его раздражала эта роль, а то, что он сам придумал и поставил ее, только усугубляло раздражение. Замысел, который в начале лета казался таким многообещающим, потребовал куда больших усилий, чем он предполагал. И дело было не только во внезапном вмешательстве Сьонед. Он обдумывал этот план с детства, когда был мальчиком, привыкшим держаться незаметно (что при властном отце было легче легкого), но прислушивавшимся ко всему и учившимся у каждого встречного. После стольких лет притворства одурачить верховного принца было совсем несложно.
Но одно дело придумать что-то, а другое — воплотить его в жизнь. До момента воплощения прошло слишком много времени. Когда он отомстил дракону, убившему отца, то понял, что наделен не только изворотливым умом, но и кое — каким умением, проснувшимся в минуту смертельной опасности. Встреча со Сьонед раскрыла ему глаза на другое: существование Огня, связавшего их и готового спалить его душу. Погребальный костер, встреча с вассалами и пир в знаменном зале заставили его почувствовать вкус власти, а путешествие в Виз наделило неведомым раньше ощущением свободы. Родители больше не опекали его, он сам принимал решения, правил огромной страной… И после этого разыгрывать из себя идиота?
Рохан притворялся, что во всем слушается своих вассалов. Ничего дурного в этом не было, потому что плохих советов они не давали, но ему постоянно приходилось сдерживать себя, чтобы продолжать казаться тем, маску которого он так упорно носил. Другие принцы считали его бычком на веревочке, и слава Богине… Но постоянное напряжение изматывало его силы.
Ролстра все время демонстрировал ему своих дочерей, и это выбивало Рохана из колеи. Когда началась утренняя встреча в шатре Ролстры, на ней присутствовали Ленала и Найдра. Они подавали ему вино и смущали пристальными взглядами. Другие принцы подмигивали и подталкивали друг друга. Когда во время перерыва появились с прохладительными напитками Янте и Гевина, ухмылок и подталкиваний локтями стало еще больше. Рохан покраснел до ушей и успокоился только тогда, когда понял, что это ему на пользу. Классический дурачок не мог вести себя по-другому.