Лиан пробудил в ней желание найти способ принести благосостояние в Керри, и она подумала, что без помощи мистера Дрисбера ей бы не удалось сделать и половины. Но от Лиана она не хотела принимать никаких благодарностей, - все, что она сделала, было ради людей Керри, а не только ради главы рода Ардулиана, - она бы не вынесла, если бы он пришел к заключению, что чувства к нему явились побудительной причиной ее действий. Джорджина уронила голову на руки и дала волю слезам. Грустно, но ее мало успокаивало сознание того, что благодаря ей сотни человек обретут свое счастье.
      Она успокоилась от приступа жалости к себе, когда комната утонула в сумраке наступившего вечера. Усталая и безразличная, она стала собираться домой. С окончанием рабочего дня опустевшие кабинеты наполнила оживленная армия уборщиц, которые радостно перекликались друг с другом, перекрывая шум пылесосов. Ей показалось, что у дверей спорят: кто-то хотел войти в кабинет, но его не пускали. Вспомнив, что распорядилась не беспокоить ее, она распахнула двери сказать, что кабинет свободен, но тут же отступила назад, когда увидела одного из спорящих.
      - Дядя Майкл! - только и смогла выговорить она от удивления.
      Он прошел мимо разгневанной уборщицы с веселым восклицанием:
      - Вот видите, не говорил ли я вам, что я ее дядя! - и повел Джорджину обратно в кабинет, плотно закрыв за собою дверь.
      Тысячи вопросов пронеслись у нее в голове в течение тех нескольких секунд, что они смотрели друг на друга. Но она только спросила:
      - Что ты здесь делаешь, дядя Майкл? Я думала, 182 ты решил навсегда остаться в Ирландии.
      Майкл прищурился и, не отвечая, стал беспечно бродить по комнате; он брал в руки предметы, долго изучал их и ставил на место. Ее взвинченные нервы не выдерживали молчания. Она вынуждена была поторопить его с ответом:
      - Ну, дядя Майкл?
      Он перестал расхаживать и повернулся к ней лицом.
      - Я приехал занять денег - и довольно крупную сумму.
      Джорджина от неожиданности села.
      - Но зачем? Что ты будешь с ними делать в Ирландии?
      - Мне предложили партнерство с большой коневодческой фермой, Джорджина, о чем я всегда мечтал: ты знаешь, как я люблю лошадей. Я верну тебе весь долг до последнего цента, клянусь честью, верну. Это очень выгодное предложение, я могу представить тебе доказательства, все, что требуется, - вложить большой капитал, и тогда ферма станет лучшей во всей Ирландии. Мне нужна твоя помощь, Джорджина. Это, может, единственное по-настоящему интересное для меня дело, которое, кроме того, обеспечит мою старость.
      - Но, дядя Майкл! - расстроенное лицо Джорджины, казалось, взывало к пониманию. - Мне ужасно жаль, но это невозможно. Все деньги находятся в деле, ты ведь знаешь.
      Он выглядел разочарованным.
      - А что с деньгами, оставленными тебе моей матерью? Я думал, ты можешь свободно распоряжаться ими.
      Джорджина смутилась. Она очень хотела помочь дяде, но сейчас это была невозможно, как невозможно назвать причину отказа.
      - Мне жаль, дядя Майкл. Я не могу тебе все объяснить, - нерешительно сказала она, - ты должен поверить мне на слово, я не имею возможности помочь тебе. Неожиданно он склонился над ней и засмеялся, глядя в смущенное лицо.
      - Верно, не можешь, да, крошка, потому что ты вложила каждый свободный доллар, которым владеешь, в Керри, не так ли?
      - Откуда ты узнал?., что ты имеешь в виду? - запинаясь спросила она.
      - Я так и подозревал, - торжественно объявил Майкл. - Но даже моя хитрость не помогла мне разузнать все до конца. Я был ужасно зол на тебя за бегство с Орлиного перевала, но теперь, кажется, начинаю понимать...
      Он еще больше смутил ее, неожиданно оборвав речь на полуслове и сменив тему разговора.
      - Ты отлично поступаешь, детка, - охрипшим голосом сказал он, - и я горжусь тобой.
      - Опять ты провел меня! - вспыхнула Джорджина. - Как ты можешь!.. Лицо Майкла приняло озабоченное и виноватое выражение, и она смягчилась.
      - Ладно, забудем. Не думаю, что это имеет теперь значение. Но обещай мне, - она схватила его за лацканы пиджака и встряхнула, - обещай, что никогда ни одной живой душе не расскажешь того, что сейчас узнал!
      Дядя по-мальчишески лизнул указательный палец и провел им поперек горла.
      - Никогда, - торжественно пообещал он. Джорджина не доверяла запрятанному в глазах веселому блеску, но ей пришлось удовлетвориться его обещанием. Майкл взял свою шляпу и направился к двери; она попыталась его задержать:
      - Дядя Майкл! Ты до сих пор не рассказал, что здесь делаешь, и потом, я хочу о многом тебя расспросить.
      Но со способным вывести из себя кого угодно безразличием он махнул на прощание рукой и, закрывая за собой дверь, бросил через плечо:
      - Это подождет.., до завтра!
      Весь вечер оставаясь одна в квартире, в которой жила вместе с матерью, Джорджина размышляла над последними загадочными словами Майкла, Почему надо ждать до утра ответов на свои вопросы? Что же такое неотложное нашлось у дяди, если он не смог провести с ней еще несколько минут?
      Ответы не приходили все следующее утро и половину дня, в течение которых она механически исполняла свои обычные дела. Даже изучая корреспонденцию, она не переставала прислушиваться к телефонным звонкам, нетерпеливо ожидая дядиного. Конечно, телефон звонил десятки раз, но ни разу ей не ответил радостный голос Майкла.
      Последний звонок был от мистера Дрисбера. Без всякого интереса она выслушала новость о том, что министр промышленности и торговли Ирландии прибыл в Нью-Йорк в начале недели и звонил утром узнать, может ли она принять его и если да, то нельзя ли встретиться сегодня днем, так как завтра рано утром он должен улететь обратно в Ирландию. Ее первой мыслью было отказать, она хотела оставшуюся часть дня оставить свободной на случай, если дядя объявится, но затем чувство приличия победило, и она неохотно попросила мистера Дрисбера сообщить министру, что увидится с ним в удобное для него время.
      Следующий час тянулся бесконечно долго, и ни одного слова от дяди. Наконец вошла Сьюзен и доложила, что прибыл ирландский министр.
      - Проводи его сюда, Сьюзен, - рассеянно ответила Джорджина, размышляя над проблемой, которую в другое время решила бы за секунды.
      Несколько мгновений спустя она почувствовала, что в комнату вошли, и, подняв глаза от стола, встретилась взглядом с изумленными голубыми глазами Лиана Ардулиана! Она поднялась навстречу, затем, потрясенная, снова села, потеряв дар речи.
      - Джина! - он тоже, казалось, был поражен. Он сделал несколько шагов. Высокий, безупречно сложенный, он хорошо вписывался в окружающую обстановку, чувствовал себя здесь так же уверенно, как дома. С удивлением она отметила кожаный кейс, который он держал в руках, строгий галстук в полоску, безукоризненную белую рубашку и, наконец, от нее не ускользнуло напряженное выражение его лица, которое было гораздо бледнее, чем она помнила, крепко сжатые губы, а в глазах поселилась не то боль, не то горечь. У нее заныло сердце.
      - Лиан, что ты делаешь здесь, в Нью-Йорке? Он растерянно провел рукой по волосам, нарушив тем самым прическу, и приведенные в беспорядок волосы легли непослушными волнами, сделав его похожим на того Лиана, которого она помнила.
      - Я здесь по делу. Мне поручено связаться с мистером Дрисбером, что я и сделал, а он сообщил, что меня ждут в "Электроник интернейшнл", где состоится деловая встреча с одним человеком. Не спрашивай у меня имени, потому что я и сам его не знаю: она желает остаться неизвестной. Знаю только, что она вкладывает большие средства в промышленность Керри, и мы в таком долгу перед ней, что не сможем отблагодарить за всю жизнь.
      - Но мне сказали, что прибудет министр... - прошептала Джорджина. Лиан гордо выпрямил голову.
      - Этот министр - я, мне казалось, ты знаешь... Последние слова прервались возгласом изумления: он вдруг все понял! Мгновение Лиан пытался справиться с открытием. Наконец он широко улыбнулся и сказал тихо и мягко:
      - Я должен был знать, но мне, дураку, ни разу и в голову не пришло!
      Избегая нежного взгляда, Джорджина отвернула свое раскрасневшееся лицо и призвала на помощь всю свою храбрость.
      - Так вот что имел в виду дядя, когда говорил, что я получу сегодня ответы на все свои вопросы! Лиан нахмурился.
      - Ты уже видела Майкла? Ты хочешь сказать, что старый негодник знал все и не сказал мне ни слова?
      - Есть еще кое-что, о чем он не посчитал нужным сказать и мне, - она едва сдерживала слезы. - Например, то, что ты находишься на государственной службе.
      Не оставалось никакого сомнения в том, что его удивление совершенно искренне.
      - А разве ты не знала, когда гостила у меня в Керри? Парламент был на каникулах, а я всегда провожу свободное время на Орлином перевале. Кто-то же должен был обмолвиться, Кейта, например?..
      Она отрицательно покачала головой, пристыженная, вспоминая свои обвинения в его адрес. Она не заметила, когда он сделал несколько шагов и оказался совсем рядом. Со странным блеском в глазах он посмотрел на нее и спросил:
      - Но в таком случае, если ты ничего не знала о моей работе, как же, ты думала, я зарабатываю себе на жизнь? Вопрос был задан с такой обманчивой мягкостью и замаскирован такой деликатностью, что она, смутившись, едва нашлась что ответить:
      - Присматривая за поместьем.., арендаторами... Объяснения замерли на губах, когда его руки опустились ей на плечи.
      - Несчастный! - проговорил он сквозь зубы. - Ты считала меня бездельником, паразитом - ничего удивительного, что не доверяла мне!
      С мучительными рыданиями Джорджина оттолкнула его.
      - Извини, но никто не сказал мне, ни ты, ни Кейта, ни даже дядя Майкл...
      - Я сам сказал об этом твоей матери, - сердито сообщил он, - тем вечером, когда мы вернулись с праздника.
      Она закрыла глаза, чтобы легче перенести боль от предательства матери.
      - Она, наверное, забыла мне передать. Лиан приблизился, и она задрожала. Он мягко спросил:
      - Это что-нибудь меняет? То, что ты узнала сегодня, поможет ли это довериться мне, ибо без доверия не может быть любви .. - его голос дрогнул. А мне отчаянно нужна твоя любовь, моя любимая.
      Она не могла этого больше вынести. Его близость, теплота голоса, подкупающая искренность и полные особого смысла слова снова очаровали ее, и если она уступит его магической силе, то снова испытает несчастье. Однажды она поверила ему - с губительными для себя последствиями. Она отодвинулась, так чтобы он не почувствовал ее слабость и дрожь в теле, и попыталась придать твердость голосу.
      - Я тебе однажды предложила свою любовь, а ты швырнул мне ее назад!
      Рыдания замерли у нее в груди, когда он подошел к ней и крепко обнял слабое дрожащее тело. Джорджина стала вырываться, но он удержал ее.
      - Не сопротивляйся! Обопрись на меня и успокойся.
      Он молча прижимал ее к сердцу, тихонько покачивая, пока сухие отрывистые рыдания не перестали сотрясать ее. Потом, когда она затихла, Лиан упрекнул с отчаянной нежностью в голосе:
      - Разве ты не понимаешь, моя глупышка, что мужчина не может сдерживать себя бесконечно? - Он наклонился, провел губами по ее теплой щеке и прошептал на ухо:
      - Никогда тебе не узнать, каких усилий стоило мне отказаться от радости, которую обещали твои объятья той ночью. К счастью, я почувствовал твою невинность; ты отвечала мне так трогательно, и я был бы свиньей, если бы воспользовался случаем.
      Девушка судорожно вздохнула, и он, улыбнувшись продолжал:
      - Мне потребовалось собрать всю волю, но я обуздал свои чувства, и слава Богу! Если бы я не сдержался, ты могла потом навсегда возненавидеть меня.
      Прижавшись головой к его груди, она заставила себя задать мучительный вопрос:
      - Но если ты любил тогда меня, то почему этого не сказал?
      - Потому что ты не верила мне, - просто ответил он. - Я страдал, как в аду, эти последние три месяца, мучаясь и сотни раз задавая себе вопрос, не ошибся ли я тогда, может быть, следовало подчиниться случаю в надежде, что ты научишься доверять позднее. Я обзывал себя дураком за то, что позволил Уолли и твоей матери повлиять на твое решение и увезти тебя. Но то, что ты чувствовала ко мне, было недостаточно. Любовь - не только физическое влечение, мне нужна твоя любовь, основанная на полном доверии. Рискуя потерять тебя навеки, я все-таки ждал, что ты поверишь мне. Ты доверяешь мне теперь?
      Ее застывшие сердце оттаяло, тело вновь затрепетало от проснувшейся любви. Джорджина чувствовала, как он напряженно ждет ответа. Когда она подняла свои серые глаза и позволила увидеть в них счастье, ему не потребовались никакие слова, он обнял ее еще крепче и наклонился, чтобы встретиться с ее ждущими губами.
      Ее сердце трепетало, когда он страстно целовал ее губы, глаза, мягкую ямочку на шее и наконец снова губы, будто никак не мог утолить жажду. Она ослабела от восторга и, словно в бреду, счастливо прошептала:
      - Лиан, любимый, может быть, это только сон? Он отстранился от нее только чтобы заверить тоном, не допускающим сомнений:
      - Это не сон, родная. Все кошмары прошли, вместе с сомнениями и недоверием, которые нас разлучили. - Он поднял ее подбородок, чтобы пристальными синими глазами еще раз взглянуть на ее лицо:
      - Они ушли, не так ли, любовь моя?
      Он ждал ответа, настороженный, взволнованный, его ирландская гордость готова была вспыхнуть при первом намеке на сомнение. Она больше не колебалась и не задавала вопросов. Ей не требовались объяснения о взаимоотношениях с Дейдрой, потому что больше не сомневалась в его любви - она полностью доверяла ему. Джорджина прошептала, коснувшись ладонью сжатых губ:
      - Да, они прошли...
      Объятия его сильных рук стали еще крепче, а бьющееся под ее щекой сердце привело ее в трепет. Он наклонился, чтобы найти ее губы, и перед тем как поцеловать, сказал победным, проникновенным голосом:
      - Тогда, любимая, это не сон. Ты здесь, ты моя, и я люблю тебя!