Посреди комнаты на полу стоял большой чемодан. Несмотря на откинутую, словно в ожидании чего-то, крышку, чемодан был почти пуст, если не считать мешанины из старого белья, конфет, пустых чернильниц и сломанных перьев на дне. Рядом с чемоданом валялась лиловая листовка, исписанная роскошной вязью:
 
       — ОПУБЛИКОВАНО ОТ ИМЕНИ МИНИСТЕРСТВА МАГИИ —
       Защита вашего дома и семьи от тЁмных сил
       В настоящее время колдовское сообщество находится под угрозой со стороны организации, именующей себя «Пожиратели смерти». Соблюдение следующих простых мер безопасности защитит Вас, Вашу семью и Ваш дом от нападения:
       1. Советуем Вам не выходить из дома в одиночку.
       2. В тёмное время суток следует быть особенно внимательным. По возможности, постарайтесь завершить любые перемещения до наступления темноты.
       3. Проверьте системы безопасности вокруг Вашего дома и убедитесь, что все члены семьи осведомлены о чрезвычайных мерах — таких, как Ограждающие заклятья и заклинания Разнаваждения, и, в случае если в доме есть несовершеннолетние, — о совместной телепортации.
       4. Согласуйте с близкими друзьями и семьёй проверочные вопросы, которые позволят выявить Пожирателей смерти, маскирующихся под других с помощью Многосущного зелья (см. стр. 2).
       5. Если Вы почувствуете, что член семьи, коллега, друг или сосед ведут себя как-то странно, немедленно свяжитесь с Отрядом волшебников особого назначения. Не исключено, что они попали под заклятье Империус (см. стр. 4).
       6. Если над любым жилищем или другим зданием появится Знак Мрака, НЕ ЗАХОДИТЕ ВНУТРЬ и немедленно свяжитесь со Штабом ауроров.
       7. Согласно неподтверждённым данным, Пожиратели смерти в настоящее время могут использовать инфери (см. стр. 10). Обо всех замеченных инфери и столкновениях с ними следует НЕМЕДЛЕННО уведомлять Министерство.
 
      Гарри всхрапнул во сне, отчего его голова съехала ещё ниже, а очки перекосились ещё сильнее, но не проснулся. Будильник, отремонтированный им несколько лет назад, громко тикал на подоконнике, показывая без одной минуты одиннадцать. Рядом, прижатый расслабленной рукой юноши, лежал лист пергамента, покрытый узкими наклонными буквами. С тех пор, как Гарри получил это письмо три дня назад, он перечитывал его так часто, что из туго свёрнутого свитка оно превратилось в совершенно ровный лист.

      Дорогой Гарри!
      Если тебе удобно, я загляну на Бирючинный проезд, дом четыре, в эту пятницу в одиннадцать вечера, чтобы сопроводить тебя в Нору, куда ты приглашён провести остаток школьных каникул.
      Если ты согласишься, я также был бы рад твоей помощи в одном деле, которым надеюсь заняться по пути в Нору. Подробности расскажу при встрече.
      Ответ прошу отослать с этой совой. Надеюсь, в пятницу увидимся.
      Искреннейше твой,
Албус Дамблдор

      И хотя Гарри уже выучил послание наизусть, он украдкой бросал на него взгляды каждые несколько минут, начиная с семи часов вечера, когда он впервые занял наблюдательную позицию у окна спальни, из которого сносно просматривались оба конца Бирючинного проезда. Он знал, что перечитывать слова Дамблдора бессмысленно. Гарри выслал своё «да» с совой, доставившей послание, как и просили, и всё, что ему оставалось делать — это ждать: либо Дамблдор придёт, либо нет.
      Но вещи Гарри собирать не начал. Он провёл у Дёсли всего две недели, и то, что его собираются отсюда вытащить так скоро, казалось сказкой. Он не мог отделаться от предчувствия, будто что-то пойдёт не так — например, его ответ на письмо Дамблдора потеряется; или директору помешают забрать его; а может окажется, что письмо и не от Дамблдора вовсе, а какая-то хитрость, или шутка, или ловушка. Гарри не мог заставить себя начать собираться, боясь потом разочароваться и опять распаковывать вещи. Единственное, что он сделал в свете возможного путешествия, — запер в клетку свою полярную сову Хедвиг.
      Минутная стрелка будильника достигла отметки «двенадцать» — и в тот же самый миг фонарь за окном погас.
      Гарри проснулся, словно внезапно наступившая темнота была сигналом тревоги. Поспешно поправив очки и отклеив щёку от стекла, он прижался к окну носом и, щурясь, взглянул вниз, на мостовую. По садовой дорожке двигалась высокая фигура в длинной развевающейся мантии.
      Юноша вскочил, будто его током ударило, попутно уронил стул, и принялся хватать с пола всё и вся, до чего только мог дотянуться, закидывая в чемодан. Едва он швырнул через всю комнату комплект мантий, два учебника заклинаний и пакетик хрустящего картофеля, зазвенел дверной звонок. Внизу, в гостиной, дядя Вернон завопил:
      — Кого там нелёгкая несёт в такое время?
      Гарри застыл с латунным телескопом в одной руке и парой кроссовок в другой. Он совсем забыл предупредить Дёсли о Дамблдоре. Охваченный паникой и одновременно давясь со смеху, он перелез через чемодан и дёрнул на себя дверь спальни как раз в тот момент, когда глубокий голос произнёс:
      — Добрый вечер. Вы, должно быть, мистер Дёсли. Полагаю, Гарри известил вас о том, что я должен прийти за ним?
      Гарри поспешил вниз, перескакивая через ступеньку, но, не добежав до конца лестницы, резко затормозил, так как богатый опыт научил его оставаться по возможности вне пределов досягаемости дяди. В дверях стоял высокий худой мужчина с седыми волосами и бородой до пояса. На его крючковатом носу сидели очки в форме полумесяцев, одет он был в длинный чёрный дорожный плащ и остроконечную шляпу. Вернон Дёсли в халате кирпичного цвета, с усами почти такими же густыми, как у Дамблдора, но чёрными, вытаращился на гостя, словно не мог поверить своим крошечным глазкам.
      — Судя по вашему ошеломлённому и полному неверия взгляду, Гарри не предупредил вас, что я должен прибыть, — любезно заметил Дамблдор. — Впрочем, давайте предположим, что вы сердечно пригласили меня войти. Слишком долго торчать на пороге в такое неспокойное время — не самое мудрое решение.
      Он бодро шагнул через порог и закрыл за собой входную дверь.
      — Со времени моего последнего визита прошло много времени, — Дамблдор уставился поверх крючковатого носа на дядю Вернона. — Должен отметить, ваши африканские лилии буйно разрослись.
      Вернон Дёсли ничего не ответил. Гарри не сомневался, что речь вернётся к нему, и весьма скоро — пульсирование вены на дядином виске почти достигло опасного предела, — но в Дамблдоре, видимо, было нечто, от чего у дяди на некоторое время перехватило дыхание. Может, это был облик, с головой выдававший волшебника, а возможно, даже дядя Вернон ощутил, что этого человека будет очень трудно застращать.
      — А, Гарри, добрый вечер, — поздоровался Дамблдор, глядя на него с очень довольным выражением сквозь очки-полумесяцы. — Превосходно, превосходно.
      Эти слова, похоже, встряхнули дядю Вернона. Было ясно, что в его понимании любой, кого угораздит взглянуть на Гарри и сказать «превосходно», — это человек, с которым он никогда не сойдётся во взглядах.
      — Не хочу показаться грубым… — начал он тоном, предвещавшим грубость в каждом слоге.
      — …но увы, грубость часто случается ненамеренно, — с серьёзным видом закончил предложение Дамблдор. — Лучше вообще ничего не говорите, милейший. Ага, а это, должно быть, Петуния.
      Кухонная дверь открылась, и на пороге показалась тётя Гарри: поверх ночной рубашки накинут халат, на руках натянуты резиновые перчатки — её явно прервали посреди обычного натирания всех поверхностей в кухне на сон грядущий. На лошадином лице Петунии не отражалось ничего, кроме потрясения.
      — Я — Албус Дамблдор, — сказал волшебник, когда дядя Вернон не удосужился представить его. — Мы, помните ли, переписывались с вами.
      Гарри пришло в голову, что со стороны Дамблдора достаточно странно напоминать таким образом тёте Петунии о присланной однажды вопилке, но она такого пояснения не оспорила.
      — А это, должно быть, ваш сын Дадли?
      Дадли как раз выглянул из гостиной. Его большая светловолосая голова, торчащая из полосатого воротника пижамы, казалась неестественно отделённой от тела, рот был широко открыт от удивления и испуга. Дамблдор выждал секунду-другую — убедиться, не собираются ли Дёсли что-нибудь сказать, — но никто не нарушил тишину, и он улыбнулся.
      — Давайте предположим, что вы пригласили меня в гостиную?
      Дадли отшатнулся с дороги, когда Дамблдор прошёл мимо. Гарри, всё ещё сжимая телескоп и кроссовки, перепрыгнул оставшиеся ступеньки и проследовал за ним. Директор устроился в кресле возле самого камина и осматривался с выражением кроткой заинтересованности. Выглядел он здесь совершенно не к месту.
      — Разве… Разве мы не уходим, сэр? — с волнением поинтересовался Гарри.
      — Да, разумеется, но сначала нам надо обсудить несколько вопросов, — ответил Дамблдор. — И я предпочёл бы не делать этого на улице. Мы ещё немного злоупотребим гостеприимством твоих тёти и дяди.
      — Вы так и сделаете, я правильно понял?
      В комнату вошёл Вернон Дёсли, за ним следовала Петуния, позади крался Дадли.
      — Да, — сказал Дамблдор просто, — так и сделаю.
      Он достал волшебную палочку настолько быстро, что Гарри едва успел её заметить; лёгкий взмах — диван поехал вперёд и ударил всех троих Дёсли под коленки так, что они рухнули на него вповалку. Ещё один взмах палочкой — и диван вернулся на своё первоначальное место.
      — Можно же и поудобнее устроиться, — радостно объявил Дамблдор.
      Когда он опускал палочку в карман, Гарри увидел, что его рука почернела и усохла; плоть будто огнём спалило.
      — Сэр, что случилось с вашей?..
      — Позже, Гарри, — прервал его директор. — Сядь, пожалуйста.
      Гарри сел в оставшееся кресло, предпочитая не смотреть на Дёсли, которые будто онемели от потрясения.
      — Я мог бы ожидать от вас предложения чего-нибудь выпить, — обратился Дамблдор к дяде Вернону, — но судя по всему, это было бы оптимистично до идиотизма.
      Третий взмах палочкой, и в воздухе повисли запылённая бутылка и пять стаканов. Бутылка наклонилась и налила щедрую порцию жидкости медового цвета в каждый из стаканов, которые затем поплыли к присутствующим в комнате.
      — Лучший мёд мадам Розмерты, выдержанный в дубовой бочке, — заметил Дамблдор, поднимая стакан в сторону Гарри, который поймал свой и отпил маленький глоток. Ему никогда не доводилось пробовать ничего подобного, но понравилось ужасно. Дёсли, быстро и испуганно переглянувшись, попытались не обращать на стаканы ни малейшего внимания, но это давалось им нелегко, потому что стаканы время от времени тыкались им прямо в головы. Гарри показалось, что Дамблдор просто развлекается.
      — Видишь ли, Гарри, — произнёс директор, оборачиваясь к нему, — возникло затруднение, от которого, надеюсь, ты поможешь нам избавиться. Нам — это Ордену Феникса. Но, прежде всего, должен тебе сказать, что неделю назад обнаружили завещание — последнюю волю Сириуса. Он оставил тебе всё, чем владел.
      При этих словах сидевший на диване дядя Вернон повернул голову, но Гарри не глядел на него. Он смог выдавить из себя только:
      — О… Понятно.
      — В основном с наследством всё довольно просто, — продолжал Дамблдор. — На твой счёт в Гринготтсе поступает умеренная сумма золотом и, кроме того, в твоё владение переходит вся личная собственность Сириуса. Несколько проблематичная часть наследства…
      — Его крёстный мёртв? — громко вопросил дядя Вернон с дивана. Дамблдор и Гарри развернулись и посмотрели на него. Стакан мёда теперь стучал дядю Вернона по виску весьма настойчиво, и тот попытался отбить его прочь. — Он умер? Его крёстный?
      — Да, — ответил директор. Он не спросил Гарри, почему тот не поделился этой новостью с Дёсли. — Загвоздка в том, — продолжал он, обращаясь к Гарри, словно никто его и не прерывал, — что Сириус также оставил тебе дом номер двенадцать по площади Угрюмолд.
      — Ему оставили дом? — алчно осведомился дядя Вернон. Его глазёнки сузились, но никто ему не ответил.
      — Вы можете и дальше использовать его как штаб, — сказал Гарри. — Мне всё равно. Забирайте его, мне он, по правде, и не нужен.
      Будь на то воля Гарри, он в жизни не переступил бы более порога дома номер двенадцать по площади Угрюмолд. Юноша думал, что воспоминания о Сириусе, в одиночку шатавшемся по его тёмным затхлым комнатам, о Сириусе, заточённом в четырёх стенах, которые тот так отчаянно хотел покинуть, будут вечно преследовать его.
      — Это щедро с твоей стороны, — признал Дамблдор. — Впрочем, мы временно съехали оттуда.
      — Почему?
      — Ну, — начал директор, игнорируя ворчание дяди Вернона, которого в это мгновение старательно лупил по голове настойчивый стакан мёда, — традиция семьи Блэков предписывает, чтобы дом передавался по прямой линии, следующему лицу мужского пола по фамилии Блэк. Сириус был самым последним из рода, так как его младший брат Регул умер ещё раньше, и у обоих не было детей. Хотя в его завещании совершенно недвусмысленно выражено желание передать дом тебе, вполне возможно, что на это место наложены какие-либо чары или заклятия, не позволяющие никому, кроме чистокровного волшебника, стать его владельцем.
      Гарри ярко представил себе визжащий, брызжущий слюной портрет матери Сириуса, который висел в прихожей дома номер двенадцать по площади Угрюмолд.
      — Уверен, что так оно и есть, — сказал он.
      — Вполне возможно, — согласился Дамблдор. — И если такое заклятие существует, то владение домом, вероятнее всего, переходит к старшему из живущих ныне родственников Сириуса, а именно — к его двоюродной сестре Беллатрикс Лестранг.
      Не осознавая, что делает, Гарри вскочил на ноги; телескоп и кроссовки, лежавшие у него на коленях, покатились по полу. Беллатрикс Лестранг, убийца Сириуса, унаследует его дом?!
      — Ни за что! — заявил он.
      — Ну, мы, само собой разумеется, тоже предпочли бы, чтобы она его не получила, — невозмутимо подтвердил Дамблдор. — Положение чрезвычайно запутанное. Теперь, когда Сириуса больше нет, неизвестно, будут ли продолжать действовать чары, которые на дом накладывали мы, делая его, к примеру, Ненахождаемым. Согласись, может случиться, что Беллатрикс в любой момент ступит на порог дома. Мы съехали оттуда до того времени, пока ситуация не прояснится…
      — Но как вы собираетесь узнать, перешёл ли он ко мне?
      — К счастью, есть простой способ это проверить, — сказал Дамблдор.
      Профессор поставил пустой стакан на столик рядом с креслом, но прежде чем он успел что-нибудь сделать, дядя Вернон завопил:
      — Да заберёте вы от нас эти проклятые штуковины или нет?
      Гарри оглянулся; все трое Дёсли заслонялись руками от стаканов, которые отбивали дробь на их головах, разбрызгивая содержимое во все стороны.
      — О, прошу прощения, — вежливо ответил Дамблдор и опять поднял палочку. Все три стакана исчезли. — Но, знаете ли, воспитанные люди продемонстрировали бы хорошие манеры, выпив угощение.
      Казалось, дядя Вернон сейчас сорвётся, но он только сильнее вжался в диванные подушки и ничего не сказал, уставившись поросячьими глазками на волшебную палочку Дамблдора.
      — Понимаешь, — Дамблдор обернулся к Гарри и продолжил беседу, точно дядя Вернон не открывал рта, — если ты действительно унаследовал дом, то твоей собственностью будет также и…
      Он взмахнул палочкой в пятый раз. Раздался громкий хлопок, и на полу возник домовой — с рыльцем вместо носа, громадными, как у летучей мыши, ушами и огромными налитыми кровью глазами, одетый в грязные тряпки. Увидев, как он припал к ворсистому ковру, тётя Петуния испустила душераздирающий вопль; никогда на её памяти ничто столь омерзительное не попадало к ней в дом… Дадли подобрал с пола босые ноги, большие и розовые, и задрал их чуть ли не выше головы, словно считал, что эта тварь может вскарабкаться по его пижамным штанам, а дядя Вернон проревел:
      — Что это, чёрт побери, за?..
      — …Хрычер, — закончил Дамблдор.
      — Хрычер не будет, Хрычер не будет, Хрычер не будет! — проквакал домовой почти так же громко, как и дядя Вернон, топая длинными шишковатыми ногами и дёргая ушами. — Хрычер принадлежит мисс Беллатрикс, о да, Хрычер принадлежит Блэкам, Хрычер хочет к своей новой хозяйке, Хрычер не пойдёт к этому щенку Поттеру, Хрычер не будет в неволе, не будет, не будет…
      — Как видишь, Гарри, — громко произнёс Дамблдор, перекрывая непрекращающееся хрипенье Хрычера «не будет, не будет, не будет», — Хрычер определённо сопротивляется тому, чтобы ты стал его хозяином.
      — Мне всё равно, — повторил Гарри, с отвращением глядя на извивающегося и топающего ногами домового. — Мне он не нужен.
      — Не будет, не будет, не будет, не будет…
      — Ты предпочтёшь передать его в собственность Беллатрикс Лестранг? Учитывая, что он жил в штабе Ордена Феникса весь прошлый год?
      — Не будет, не будет, не будет, не будет…
      Гарри уставился на Дамблдора. Он знал, что Хрычера нельзя отпускать к Беллатрикс Лестранг, но сама мысль стать владельцем домового и нести ответственность за тварь, предавшую Сириуса, не укладывалась у него в голове.
      — Отдай ему приказ, — предложил Дамблдор. — Если он перешёл в твою собственность, он будет вынужден подчиниться. Если нет, то нам придётся изыскать другой способ, чтобы держать его подальше от законной хозяйки.
      — Не будет, не будет, не будет, НЕ БУДЕТ!
      Голос Хрычера перешёл в визг. Гарри не придумал ничего лучше, как рявкнуть:
      — Хрычер, заткнись!
      Какое-то мгновенье казалось, что Хрычер сейчас задохнётся. Он схватился за горло, губы продолжали шевелиться, глаза выпучились. Через несколько секунд отчаянного сглатывания он уткнулся лицом в ковёр (тетя Петуния застонала) и начал колотить по полу руками и ногами в яростной, хоть и абсолютно безмолвной, истерике.
      — Ну что ж, это упрощает дело, — весело заявил Дамблдор. — Кажется, Сириус знал, что делал. Ты являешься полноправным владельцем дома номер двенадцать по площади Угрюмолд и Хрычера.
      — А я… я должен держать его всё время при себе? — спросил Гарри, в ужасе от вида Хрычера, бьющегося на полу у его ног.
      — Если не хочешь — нет, — успокоил его директор. — Если позволишь дать совет, ты мог бы отослать его в Хогвартс работать на кухне под присмотром наших домовых.
      — Ну да, — вздохнул Гарри с облегчением, — да, я так и сделаю. Э-э… Хрычер… Я хочу, чтобы ты отправился в Хогвартс и стал там работать на кухне вместе с другими домовыми эльфами.
      Хрычер, который теперь лежал на спине, размахивая в воздухе руками и ногами, бросил на Гарри полный глубочайшей ненависти взгляд и с громким хлопком исчез.
      — Хорошо, — одобрил Дамблдор. — И ещё остался вопрос насчёт гиппогрифа Конклюва. Хагрид ухаживает за ним с тех пор, как умер Сириус, но Конклюв теперь твой, так что, если ты предпочтёшь распорядиться иначе…
      — Нет, — сразу же ответил Гарри, — он может остаться с Хагридом. Думаю, так будет лучше.
      — Хагрид придёт в восторг, — улыбнулся Дамблдор. — Он так радовался, что Конклюв снова с ним. Кстати, мы пока решили, в интересах безопасности Конклюва поменять ему имя на Сизокрыл, хотя вряд ли Министерство когда-нибудь догадается, что это тот самый гиппогриф, однажды приговорённый к смерти. Ну что, Гарри, твой чемодан собран?
      — Э-э…
      — Сомневался, что я приду? — проницательно предположил Дамблдор.
      — Я сейчас пойду и… э-э… закончу, — торопливо пообещал Гарри, спеша подобрать упавшие телескоп и кроссовки.
      Ему потребовалось чуть больше десяти минут на сборы; наконец он умудрился извлечь из-под кровати плащ-невидимку, завинтил крышку чернильницы с цветосменными чернилами и, придавив котёл, закрыл чемодан. Затем, сгибаясь под тяжестью чемодана в одной руке и держа клетку с Хедвиг в другой, он потащился вниз по лестнице.
      Однако, спустившись, Гарри с разочарованием обнаружил, что директор не ждёт его в прихожей и придётся возвращаться в гостиную.
      В гостиной было тихо. Дамблдор едва слышно напевал себе под нос, явно чувствуя себя как дома, но атмосфера сгустилась так, что её можно было резать ножом, и Гарри, не осмелившись даже посмотреть в сторону Дёсли, произнёс:
      — Профессор… Я готов.
      — Хорошо, — сказал Дамблдор. — Тогда последний вопрос.
      И он ещё раз обратился к Дёсли.
      — Как вам, несомненно, известно, Гарри через год станет совершеннолетним…
      — Нет, — отозвалась тётя Петуния, впервые с момента прибытия Дамблдора вступая в разговор.
      — Прошу прощения? — вежливо переспросил Дамблдор.
      — Нет, не станет. Он на месяц младше Дадли, а Дадлику исполнится восемнадцать только через два года.
      — Понятно, — довольно сообщил директор, — но в мире волшебников становятся совершеннолетними в семнадцать лет.
      Дядя Вернон пробормотал «Чёрт знает что!», однако Дамблдор не обратил внимания на его слова.
      — Сейчас, как вам уже известно, в мир возвратился волшебник, называющий себя Лордом Волдемортом. Колдовское сообщество в настоящее время находится в состоянии войны. Гарри, которого Лорд Волдеморт уже пытался убить множество раз, сейчас грозит даже большая опасность, чем в тот день, пятнадцать лет назад, когда я оставил его у вас на пороге. Тогда же я оставил и письмо, в котором рассказал об убийстве его родителей и выразил надежду, что вы будете заботиться о нём, как о собственном ребёнке.
      Дамблдор сделал паузу. Хотя голос его оставался мягким и тихим и очевидных признаков гнева заметно не было, Гарри ощутил нечто вроде холода, исходившего от директора, и заметил, что Дёсли очень тесно придвинулись друг к другу.
      — Вы не выполнили мою просьбу. Вы никогда не относились к Гарри как к сыну. Он не видел от вас ничего, кроме презрения и, зачастую, жестокости. Лучшее, что можно о вас сказать — он, по крайней мере, избежал ужаснейшего вреда, который вы нанесли несчастному мальчику, сидящему между вами.
      Тётя Петуния и дядя Вернон машинально оглянулись, будто ожидали увидеть кого-то, кроме стиснутого между ними Дадли.
      — Это мы-то плохо обращались с Дадликом? О чём вы?.. — с яростью в голосе начал дядя Вернон, но Дамблдор остановил его призывающим к молчанию жестом; воцарилась тишина, словно дядю Вернона лишили дара речи.
      — Волшебство, к которому я обратился пятнадцать лет назад, обеспечивает Гарри мощной защитой, пока он может называть это место родным домом. Каким бы несчастным, каким нежеланным он себя здесь ни чувствовал, как бы плохо вы с ним ни обращались, но вы хотя бы, скрепя сердце, предоставили ему кров. Это волшебство перестанет действовать в тот момент, когда Гарри исполнится семнадцать; другими словами, в тот миг, когда он станет мужчиной. Я прошу только одного: чтобы перед его семнадцатым днём рожденья вы позволили ему последний раз вернуться в этот дом, благодаря чему до этого времени защита останется в силе.
      Никто из Дёсли ничего не сказал. Дадли слегка хмурился; похоже, он старался припомнить, когда же это с ним плохо обращались. Дядя Вернон выглядел так, словно у него в горле что-то застряло; на щеках тёти Петунии, однако, вспыхнул странный румянец.
      — Ну, Гарри, время идти, — наконец сказал Дамблдор, поднимаясь и поправляя свой длинный чёрный плащ. — До встречи, — бросил он Дёсли, весь вид которых свидетельствовал о том, что они согласны отложить следующий визит навсегда.
      Приподняв шляпу в прощальном жесте, Дамблдор покинул комнату.
      — Пока, — поспешно бросил Гарри семейству Дёсли и последовал за Дамблдором, задержавшимся у чемодана, на котором громоздилась клетка с Хедвиг.
      — Пожалуй, нам не стоит обременять себя вещами, — сказал директор, снова вытаскивая палочку. — Я отправлю их в Нору, и пусть они ждут нас там. Впрочем, мне бы хотелось, чтобы ты взял свой плащ-невидимку… Просто на всякий случай.
      Гарри не без труда выудил свой плащ из чемодана, стараясь, чтобы Дамблдор не заметил, какой беспорядок царит внутри. Когда он запихнул плащ во внутренний карман куртки, директор взмахнул палочкой, и чемодан, клетка и Хедвиг исчезли. Дамблдор опять махнул палочкой, и парадная дверь отворилась в холодную туманную тьму.
      — А теперь, Гарри, давай шагнём в ночь и последуем за ветреной искусительницей, имя которой — приключение!

Глава четвёртая. Гораций Хорохорн