Внизу снова раздался громкий звонок. Все посмотрели на миссис Уэсли.
      — Оставайтесь здесь, — решительно сказала та под завывания миссис Блэк и подхватила мешок с крысами. — Я принесу сэндвичи.
      Она вышла из комнаты и аккуратно прикрыла за собой дверь. Все немедленно бросились к окну смотреть, кто стоит на пороге, и увидели нечёсаную рыжую макушку и шаткую пирамиду из котлов.
      — Мундугнус! — воскликнула Гермиона. — Зачем он приволок сюда котлы?
      — Наверно, ему нужно спрятать их в надёжном месте, — высказал предположение Гарри. — Разве не ими он занимался, когда должен был следить за мной? Не котлами?
      — Да, точно! — сказал Фред. Входная дверь открылась, Мундугнус с трудом поднял котлы и скрылся из виду. — Чёрт, маме это явно не понравится…
      Они с Джорджем подошли к двери и встали около неё, внимательно прислушиваясь. Крики миссис Блэк прекратились.
      — Мундугнус разговаривает с Сириусом и Кинсли, — пробормотал Фред, морща лоб от напряжения. — Не слышу толком… как думаете, рискнуть с подслушами?
      — Наверно, стоит, — решился Джордж. — Я схожу наверх, принесу парочку…
      Однако, тут же стало ясно, что подслуши не понадобятся. Все и так услышали, о чём именно благим матом вопит миссис Уэсли.
      — У НАС ЗДЕСЬ НЕ СКУПКА КРАДЕНОГО!
      — Обожаю, когда мамуля кричит на других, — с довольной улыбкой проговорил Фред и немного приоткрыл дверь, — такое приятное разнообразие.
      — …УДИВИТЕЛЬНАЯ БЕЗОТВЕТСТВЕННОСТЬ, КАК БУДТО НАМ БЕЗ ЭТОГО НЕЧЕМ ЗАНЯТЬСЯ, ТАСКАТЬ В ДОМ ВОРОВАННЫЕ КОТЛЫ…
      — Вот идиоты, дали ей раскочегариться, — Джордж покачал головой. — Её надо вовремя остановить, а то она так и будет весь день кричать. И вообще, она давно ждала повода как следует наподдать Мундугнусу, с тех самых пор, как он ушёл с дежурства… А вот и Сириусова мамочка проснулась…
      Крик миссис Уэсли заглушили разноголосые стенания портретов.
      Джордж хотел закрыть дверь, но, прежде чем он успел это сделать, в гостиную протиснулся домовый эльф, совершенно голый, если не считать засаленной набедренной повязки.
      Он был невероятно стар и, казалось, кожа велика ему на несколько размеров. Как все домовые эльфы, он был лыс, но из огромных, как у летучей мыши, ушей росли большие пучки белых волос. Кроме того, его отличали водянистые, в кровавых прожилках глаза и мясистый, похожий на свиное рыло, нос.
      Эльф не обращал никакого внимания ни на Гарри, ни на кого-либо другого и вёл себя так, как будто никого не видит. Пошатываясь из стороны в сторону, он зашаркал в дальний конец комнаты, безостановочно бормоча себе под нос хриплым, низким голосом, напоминающим кваканье лягушки-быка:
      — …воняет как сточная канава, бандит до мозга костей, только и она не лучше, жалкая предательница, загадила вместе со своими ублюдками дом моей дорогой хозяйки, бедная, бедная моя хозяйка, если бы она только знала, если бы знала, кого они понатащили в дом, что бы она сказала старому Шкверчку, о, позор, позор, мугродье, оборотни, воры, выродки, бедный, старый Шкверчок, что он мог поделать…
      — Привет, Шкверчок, — очень громко сказал Фред, громко хлопнув дверью.
      Домовый эльф замер на месте, прекратил бормотать и очень неубедительно вздрогнул от удивления.
      — Шкверчок не заметил молодого хозяина, — проговорил он, поворачиваясь и кланяясь Фреду. И, не поднимая глаз от ковра, отчётливо добавил: — мерзкого отпрыска предателей нашего дела.
      — Что-что? — переспросил Джордж. — Не расслышал последних слов.
      — Шкверчок ничего не говорил, — ответил эльф, кланяясь Джорджу, и, вполголоса, но очень внятно произнёс: — а вот и его гадкий близнец. Пара вонючих мартышек.
      Гарри не знал, смеяться ему или плакать. Эльф распрямил спину, обвёл всех злобным взглядом и, очевидно, убеждённый, что его никто не слышит, продолжил:
      — …а вот и отвратное, наглое мугродье, стоит, как будто так и надо, о, если бы об этом узнала моя хозяйка, о, сколько слёз она бы пролила, а вот ещё новый мальчишка, Шкверчок не знает его имени. Что ему здесь надо? Шкверчок не знает…
      — Шкверчок, познакомься, это Гарри, — без уверенности в успехе представила Гермиона. — Гарри Поттер.
      Блёклые глаза эльфа расширились, и он забормотал ещё быстрее и яростнее:
      — Мугродье разговаривает со Шкверчком так, словно они друзья, о, если бы хозяйка увидела Шкверчка в подобном обществе, о, что бы она сказала…
      — Не смей называть её мугродьем! — хором выкрикнули Рон и Джинни, очень гневно.
      — Ничего страшного, — прошептала Гермиона. — Он не в своём уме, он не знает, что гово…
      — Не обманывай себя, Гермиона, он прекрасно знает, что говорит, — перебил Фред, смерив Шкверчка неприязненным взглядом.
      Шкверчок, уставившись на Гарри, безостановочно бормотал:
      — Неужто это правда, неужто это Гарри Поттер? Шкверчок видит шрам, значит, это правда, это тот мальчишка, который помешал Чёрному лорду, Шкверчку интересно, как ему это удалось…
      — Всем интересно, — перебил Фред.
      — А вообще, что тебе тут надо? — полюбопытствовал Джордж.
      Огромные глаза эльфа метнулись в его сторону.
      — Шкверчок проводит уборку, — неопределённо протянул он.
      — Свежо предание, — сказал голос за спиной у Гарри.
      Это вернулся Сириус. Он стоял у двери и с необычайной гадливостью смотрел на эльфа. Шум в холле прекратился — видимо, Мундугнус и миссис Уэсли решили перенести свои распри на кухню. При виде Сириуса Шкверчок молниеносно согнулся в гротескно низком поклоне, слегка вдавив рыльце в пол.
      — Встань прямо, — нетерпеливо приказал Сириус. — Говори, что затеял?
      — Шкверчок убирается, — повторил эльф. — Цель жизни Шкверчка — служить благородному дому Блэков…
      — Отчего благородный дом становится всё грязнее, — перебил Сириус, — и всё больше походит на неблагородный хлев.
      — Хозяин такой шутник, — Шкверчок снова поклонился и добавил чуть слышно: — Хозяин — неблагодарная свинья, разбившая материнское сердце…
      — У моей матери не было сердца, — ледяным голосом сказал Сириус, — она жила одной только злобой.
      Шкверчок опять поклонился и гневно проговорил:
      — Как скажет дорогой хозяин. — И продолжил вполголоса: — Хозяин не достоин вытирать пыль с ботинок своей матери, о, бедная моя хозяйка, что бы она сказала, если б знала, что Шкверчок вынужден служить тому, кого она ненавидела, кто так разочаровал её…
      — Я задал тебе вопрос: что ты затеял? — холодно прервал его бормотание Сириус. — Всякий раз, когда ты притворяешься, что занят уборкой, ты утаскиваешь что-нибудь к себе, чтобы не дать нам это выкинуть.
      — Шкверчок никогда не позволил бы себе забрать какую-либо вещь с её законного места в доме хозяина, — патетически воскликнул эльф и быстро-быстро залопотал: — Хозяйка никогда не простила бы Шкверчку, если бы они выкинули гобелен, семь веков он находится в доме, Шкверчок обязан его спасти, Шкверчок не позволит хозяину, выродкам и мерзкому отродью расхищать то…
      — Я так и думал, — бросил Сириус, с презрением поглядев на противоположную стену. — Не сомневаюсь, что и тут мы имеем дело с неотлипным заклятием. Ох уж эта мамочка! Непременно избавлюсь от этого гобелена, если только это вообще возможно. Ступай, Шкверчок.
      Судя по всему, Шкверчок не смел ослушаться прямого приказания, однако, выходя из комнаты, он с глубочайшим презрением смотрел на хозяина и не переставая бормотал:
      — …сам только что из Азкабана, а указывает Шкверчку, что ему делать, о, бедная моя хозяйка, что бы она сказала, увидев, во что превратился её дом, здесь живут грязные выродки, они выбрасывают наши богатства, она его прокляла, сказала, он ей больше не сын, а ведь говорят, он ещё и убийца…
      — Ты сам побольше говори, тогда я точно стану убийцей! — раздражённо крикнул Сириус и с треском захлопнул дверь за эльфом.
      — Сириус, у него с головой не всё в порядке, — умоляюще произнесла Гермиона. — По-моему, он не понимает, что мы его слышим.
      — Согласен, он слишком долго жил один, — сказал Сириус, — выполняя безумные приказы портретов моей матери и разговаривая сам с собой, но при этом он всегда был препротивным мелким…
      — Вот если бы ты его отпустил, — вдохновенно заговорила Гермиона, — может быть, тогда…
      — Мы не можем его отпустить, ему слишком многое известно об Ордене, — оборвал Сириус. — И потом, он умрёт от потрясения. Вот сама ему предложи покинуть дом и посмотри, как он на это отреагирует.
      Сириус пересёк комнату и подошёл к гобелену, предмету особенного беспокойства Шкверчка. Гарри и все остальные подошли следом.
      Гобелен был невероятно старый, выцветший, проеденный мольфейками. Тем не менее, золотые нити, которыми он был вышит, сверкали достаточно ярко, чтобы можно было разглядеть обширное генеалогическое древо, уходящее ветвями (насколько понял Гарри) далеко в средние века. По верху шла надпись большими буквами:
      Древнейший и благороднейший дом Блэков
      «Чисты навеки»
      — Тебя здесь нет! — воскликнул Гарри, внимательно изучив древо.
      — Раньше был, — ответил Сириус, показывая на маленькую круглую, словно выжжённую сигаретой дырочку. — Но после того, как я убежал из дома, моя милая мамочка вырвала меня с корнем — кстати, эту историю обожает рассказывать Шкверчок.
      — Ты убежал из дома?
      — Мне тогда было примерно шестнадцать, — сказал Сириус, — и я понял, что с меня хватит.
      — А куда ты убежал? — уставившись на него широко раскрытыми глазами, спросил Гарри.
      — В дом твоего отца, — ответил Сириус. — Твои бабушка с дедушкой очень хорошо ко мне отнеслись, можно сказать, усыновили. Так вот, школьные каникулы я прожил у них, а в семнадцать лет обзавёлся собственным домом. Я получил порядочное наследство от дяди Альфарда — видишь, его тоже отсюда убрали, наверно, именно за это — так или иначе, с того времени я стал сам себе хозяин. Впрочем, я всегда мог рассчитывать на воскресный обед у мистера и миссис Поттер.
      — Но… почему ты?…
      — Ушёл из дома? — Сириус горько усмехнулся и провёл пальцами по длинным непричёсанным волосам. — Потому что ненавидел их всех: родителей, с их манией по поводу чистоты крови, с их убеждённостью, что «Блэк» практически означает «король»… братца-идиота, который во всё это верил… вот он.
      Сириус ткнул пальцем в самый низ древа, где стояло имя «Регулюс Блэк». Рядом с датой рождения была проставлена и дата смерти (около пятнадцати лет назад).
      — Он был младше меня, — продолжил Сириус, — и он был хорошим сыном, о чём мне никогда не уставали напоминать.
      — Но он умер, — сказал Гарри.
      — Да, — кивнул Сириус. — Болван… он примкнул к Упивающимся Смертью.
      — Не может быть!
      — Да брось, Гарри, ты что, мало здесь видел? Не понял, какими колдунами были мои предки? — бросил Сириус.
      — А… твои родители… они тоже были Упивающимися Смертью?
      — Нет-нет, но, можешь мне поверить, идеи Вольдеморта они считали вполне разумными, они тоже были за очищение колдовской расы, за избавление от муглорождённых и за то, чтобы правительство состояло только из чистокровных колдунов. Собственно, они не единственные, кто — до того, как Вольдеморт показал своё истинное лицо — думал, что его идеи во многом верны… Это потом все испугались, когда поняли, что он вот-вот захватит власть. Но, я уверен, родители искренне считали Регулюса настоящим героем за то, что в самом начале он примкнул к Вольдеморту.
      — Его убили авроры? — робко спросил Гарри.
      — О, нет, — ответил Сириус. — Нет. Его убил Вольдеморт. Или, скорее, кто-то по его приказу. Едва ли Регулюс был такой важной персоной, чтобы Вольдеморт стал пачкать об него руки. Насколько я смог выяснить после его смерти, он довольно глубоко увяз, потом понял, чего от него ждут, запаниковал и попытался выйти из игры. Можно подумать, он не понимал, что Вольдеморт не принимает прошений об отставке. Ему служат всю жизнь — либо умирают.
      — Ланч, — раздался голос миссис Уэсли.
      Высоко поднятой волшебной палочкой она вела перед собой по воздуху огромный поднос, нагруженный сэндвичами и пирожными. У неё всё ещё было очень красное лицо и сердитый вид. Все радостно бросились к еде, но Гарри остался возле Сириуса, склонившегося к гобелену.
      — Я его так давно не рассматривал… Вот Пиний Нигеллий, видишь?… мой пра-прадедушка… самый нелюбимый из всех директоров «Хогварца»… Вот Арамина Мелинорма… кузина моей матери… пыталась протащить в министерстве билль о разрешении охоты на муглов… Дорогая тётя Элладора… это она начала милую семейную традицию рубить головы домовым эльфам, когда они становятся слишком дряхлыми и уже не смогут носить подносы с чаем… Естественно, в семье рождались и приличные люди, но родственники быстренько от них отказывались. Вот Бомс, например, здесь нет. Наверное, поэтому Шкверчок её не слушается — по идее, он должен повиноваться всем членам семьи…
      — Вы с Бомс родственники? — удивился Гарри.
      — Да, её мать Андромеда — моя любимая двоюродная сестра, — подтвердил Сириус, не отводя глаз от гобелена. — Кстати, и Андромеды тут нет, смотри…
      Он показал Гарри на ещё одну прожжённую дырочку между «Беллатрикс» и «Нарциссой».
      — А вот её родные сестры никуда не делись: они были достаточно благоразумны, чтобы выйти замуж в приличные, чистокровные семьи, в то время как бедняжка Андромеда полюбила муглорождённого, Тэда Бомса, и, следовательно…
      Сириус изобразил, что прожигает гобелен волшебной палочкой, и горько расхохотался. Гарри, между тем, смеяться совсем не хотелось; он внимательно смотрел на имя справа от бывшей Андромеды. Двойная золотая вышитая линия соединяла Нарциссу Блэк с Люциусом Малфоем, а от них, в свою очередь, отходила вниз одинарная линия, под которой было написано «Драко».
      — Ты в родстве с Малфоями?!
      — Все чистокровные семьи в родстве друг с другом, — пожал плечами Сириус. — Если твои дети могут вступать в браки только с чистокровными колдунами, то выбор весьма ограничен; нас осталось совсем мало. Мы с Молли — двоюродные, Артур мне тоже какой-то там троюродный. Но здесь их искать бесполезно — если и есть на свете семья выродков, так это Уэсли.
      Но Гарри уже перевёл взгляд на имя слева от Андромеды: Беллатрикс Блэк. Двойная золотая линия вела от неё к Родольфу Лестрангу.
      — Лестранг, — вслух произнёс Гарри. Что-то зашевелилось в памяти, где-то он это слышал, только не мог вспомнить, где, в любом случае, при звуке этого имени ему почему-то стало жутко.
      — Они оба в Азкабане, — отрывисто произнёс Сириус.
      Гарри с любопытством посмотрел на него.
      — Беллатрикс и Родольфа посадили одновременно с молодым Сгорбсом, — сказал Сириус всё тем же равнодушным тоном. — И с братом Родольфа, Рабастаном.
      И Гарри вдруг вспомнил. Он видел Беллатрикс Лестранг в Думбльдоровом дубльдуме, занятном приборе, в котором можно хранить мысли и воспоминания. Беллатрикс — та высокая черноволосая женщина с тяжёлыми веками, которая на суде во всеуслышанье объявила о своей непоколебимой приверженности лорду Вольдеморту! Она гордо заявила, что уже после падения своего господина пыталась его разыскать, и выказала глубокую убеждённость, что в один прекрасный день он непременно вознаградит её за преданность.
      — Ты ни разу не говорил, что она твоя…
      — А что, это очень важно, кто она мне? — огрызнулся Сириус. — Я от своей семьи отрёкся. А от неё тем более. Я не видел её с тех пор, когда мне было примерно столько же, сколько тебе сейчас, разве что один раз, мимолётно, когда их привезли в Азкабан. Может, ты думаешь, что я горжусь родством с нею?
      — Прости, — поспешил извиниться Гарри. — Я не то… я просто удивился, вот и всё…
      — Да ладно, не извиняйся, — пробормотал Сириус. Он уже отвернулся от гобелена и стоял, глубоко засунув руки в карманы. — Мне тут очень плохо. Никогда не думал, что снова окажусь в этом доме.
      Гарри прекрасно его понимал. Он хорошо представлял себе, что чувствовал бы сам, если бы уже взрослым оказался вновь вынужден жить на Бирючиновой аллее, особенно если бы до этого считал, что отделался от неё навсегда.
      — Для штаба здесь, конечно, идеальное место, — сказал Сириус. — Мой отец защитил его всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Проникнуть в дом просто так невозможно. Он надёжно спрятан от муглов — можно подумать, они сюда так и рвутся… А теперь, когда ко всему этому добавилась охрана Думбльдора, едва ли в мире найдётся более безопасное место. Знаешь, Думбльдор — Хранитель Секрета Ордена, никто не может найти этот дом, если только сам Думбльдор не назовёт ему адреса. Записка, которую вчера показал тебе Хмури, была от Думбльдора… — Сириус коротко, лающе хохотнул. — Если бы мои родители видели, для каких целей используется их дом… Впрочем, ты слышал портрет моей мамочки, так что имеешь некоторое представление…
      Он помолчал с хмурым видом, а потом глубоко вздохнул.
      — Если бы только я мог время от времени выходить и делать что-то полезное. Знаешь, я попросил у Думбльдора разрешения пойти с тобой на слушание — под видом Шлярика, разумеется… Нужно же поддержать тебя морально. Ты что по этому поводу думаешь?
      Душа у Гарри сразу ушла в пятки (а скорее, провалилась на нижний этаж прямо сквозь пыльный ковёр). Со вчерашнего ужина он ни разу не вспоминал о слушании; он был так рад снова оказаться рядом с самыми своими любимыми людьми, на него обрушилось столько новостей, что он совсем забыл о предстоящем испытании. А после слов Сириуса гнетущий страх моментально вернулся. Гарри посмотрел на Гермиону, на братьев Уэсли, с аппетитом вгрызавшихся в бутерброды, и попытался вообразить, что почувствует, если все они отправятся в «Хогварц» без него.
      — Не бойся, — сказал Сириус. Гарри поднял глаза и понял, что Сириус всё это время наблюдал за ним. — Я уверен, что тебя оправдают, в Международном Статуте Секретности точно есть какой-то пункт о возможности применения колдовства с целью самозащиты.
      — Но если меня всё-таки исключат, можно мне будет поселиться с тобой здесь? — пылко попросил Гарри.
      Сириус грустно улыбнулся.
      — Посмотрим.
      — Мне было бы намного легче на слушании, если бы я знал, что к Дурслеям возвращаться не придётся, — настойчиво уговаривал Гарри.
      — М-да, каковы же они, если ты предпочитаешь жить здесь? — невесело проговорил Сириус.
      — Эй, вы двое! Поторопитесь, а то вам ничего не останется, — крикнула миссис Уэсли.
      Сириус ещё раз тяжко вздохнул, сурово поглядел на гобелен, и они с Гарри направились к остальным.
      После обеда, всё то время, пока они чистили шкафы со стеклянными дверцами, Гарри прилагал все усилия, чтобы не думать о предстоящем слушании. К счастью, работа требовала большой сосредоточенности — большинство предметов проявляло упорное нежелание покидать насиженные места. Одна вздорная серебряная табакерка сильно покусала Сириуса, и за несколько секунд укушенная рука покрылась неприятной хрусткой коркой, похожей на тесную коричневую перчатку.
      — Ничего страшного, — сказал Сириус, с интересом изучив свою руку, прежде чем постучать по ней волшебной палочкой и вернуть в нормальное состояние, — судя по всему, бородавочный порошок.
      Он бросил табакерку в мешок для мусора. Пару минут спустя Гарри увидел, что Джордж, обмотав руку тряпкой, схватил табакерку и переправил её к себе в карман, и без того полный мольфеек.
      Они наткнулись на отвратительного вида серебряный инструмент, похожий на многоногие щипцы, которые, стоило Гарри их взять, напрыгнули ему на руку и попытались прокусить кожу. Сириус схватил щипцы и разбил их тяжёлой книгой под названием «Истоки благородства: колдовская генеалогия». Также, среди прочего, им попалась музыкальная шкатулка. Её завели, она начала издавать зловещее позвякивание, и всеми овладела беспомощная сонливость; к счастью, Джинни догадалась захлопнуть крышку. Ещё там был тяжёлый медальон, который никто не смог открыть, и, в пыльной коробке, орден Мерлина первой степени — награда, выданная деду Сириуса за «особые заслуги перед министерством».
      — Подарил им гору золота, вот и все заслуги, — презрительно бросил Сириус и швырнул орден в мусорный мешок.
      Периодически в комнату просачивался Шкверчок и пытался что-нибудь вынести под набедренной повязкой. Будучи пойман на месте преступления, он всякий раз разражался страшными проклятиями, а когда Сириус вырвал у него из рук большое золотое кольцо с гербом семьи Блэков, Шкверчок разрыдался от злости и, громко всхлипывая, выбежал из комнаты, обзывая Сириуса такими словами, которых Гарри никогда в своей жизни не слышал.
      — Оно принадлежало моему отцу, — сказал Сириус, бросая кольцо в мешок. — Шкверчок был не до такой степени ему предан, как он предан моей матери, и тем не менее на прошлой неделе хотел своровать его старые брюки. Но я его застукал.

* * *

      Следующие несколько дней ребята, под бдительным наблюдением миссис Уэсли, очень усердно трудились. На уборку гостиной ушло три дня. Наконец, там осталось лишь два нежелательных предмета: гобелен с генеалогическим древом, выстоявший перед всеми попытками снять его со стены, и грохочущий письменный стол. Хмури пока не появлялся, и что находится внутри, было по-прежнему неизвестно.
      После гостиной они переместились на первый этаж, в столовую, где нашли в шкафу огромных как блюдца пауков (Рону срочно захотелось чаю, он вышел налить себе чашечку и не возвращался в течение полутора часов). Фарфоровая посуда, украшенная фамильным гербом и девизом семьи Блэков, была бесцеремонно выброшена Сириусом в мусорный мешок, и та же судьба постигла старые фотографии в потускневших серебряных рамках, обитатели которых отчаянно вопили, когда разбивались стекла.
      Злей мог называть подобную работу «уборкой», но Гарри скорее назвал бы это беспощадной войной с домом, который оказывал весьма активное сопротивление — при содействии и подстрекательстве Шкверчка. Стоило ребятам где-то собраться, домовый эльф всегда был тут как тут, и с каждым днём его попытки утащить что-нибудь из мусорного мешка становились всё наглее, а ворчание — всё оскорбительнее. Сириус дошёл до того, что пригрозил эльфу одеждой, но Шкверчок, вперив в Сириуса водянистый взгляд, сказал в ответ: «На всё воля хозяина», отвернулся и громко забормотал: «хозяин не может выгнать Шкверчка, потому что Шкверчку известно, что они затевают, да-да, они строят козни против Чёрного лорда, да-да, он, и мугродье, и выродки, и прочая гнусь…»
      Сириус, не обращая внимания на протесты Гермионы, схватил Шкверчка сзади за набедренную повязку и вышвырнул его вон из комнаты.
      Несколько раз на дню в дверь звонили, и, как по сигналу, портрет матери Сириуса начинал верещать, а Гарри и компания предпринимали очередную попытку подслушать, с чем пожаловал посетитель. Впрочем, взгляды украдкой и обрывки фраз не позволяли узнать много, а окрик миссис Уэсли быстро возвращал ребят к работе. Злей появлялся в доме несколько раз, но на короткое время, и поэтому, к большому облегчению Гарри, они так и не встретились лицом к лицу. Однажды Гарри мельком видел преподавательницу превращений профессора Макгонаголл, выглядевшую в мугловом платье и шляпке необычайно странно. Она явно очень торопилась и не задержалась надолго. Впрочем, кое-кто из визитёров оставался помогать с уборкой. Бомс была с ними в тот памятный день, когда в туалете на верхнем этаже обнаружился весьма агрессивный вурдалак; Люпин, живший в доме, но нередко таинственно исчезавший на несколько дней по делам Ордена, помог починить напольные часы, которые обзавелись неприятной привычкой кидаться в проходящих тяжёлыми деталями; а Мундугнус сумел чуть-чуть реабилитировать себя в глазах миссис Уэсли, спасши Рона от старой-престарой фиолетовой робы, которая попыталась задушить его, когда он достал её из гардероба.
      В общем, несмотря на плохой сон и продолжающиеся кошмары, Гарри впервые за лето наслаждался жизнью. Пока он был занят, он был вполне счастлив; однако, стоило остаться без дела, а уж тем более устало плюхнуться в постель и посмотреть на размытые, шевелящиеся на потолке тени, как защита ослабевала, и его мгновенно охватывала паника. При мысли, что его могут исключить, страх иголками вонзался в тело. Эта мысль была настолько ужасна, что он не осмеливался поделиться ею даже с Роном и Гермионой, а те в свою очередь, хотя Гарри нередко замечал, как они шепчутся и бросают беспокойные взгляды в его сторону, тоже никогда не заговаривали о слушании. Иной раз воображение Гарри против воли рисовало безликого представителя министерства, ломающего пополам его палочку и приказывающего вернуться к Дурслеям… Нет, к ним он не пойдёт. Это он решил твёрдо. Он вернётся на площадь Мракэнтлен и будет жить у Сириуса.
      В среду вечером, за ужином, миссис Уэсли повернулась к Гарри и тихо сказала:
      — Я погладила на завтра твою лучшую одежду. И пожалуйста, вымой сегодня голову. Всё-таки, что ни говори, а встречают по одёжке.
      Гарри словно придавило каменной плитой. Рон, Гермиона, Фред, Джордж и Джинни замолчали и уставились на него. Гарри кивнул и попытался дожевать котлету, но во рту так пересохло, что о еде больше не могло быть и речи.
      — А как я туда доберусь? — спросил он у миссис Уэсли, стараясь казаться невозмутимым.
      — Пойдёшь вместе с Артуром на работу, — мягко ответила миссис Уэсли.
      Мистер Уэсли ободряюще улыбнулся Гарри с противоположной стороны стола.
      — Подождёшь слушания у меня в кабинете, — сказал он.
      Гарри взглянул на Сириуса, но миссис Уэсли предупредила его вопрос:
      — Профессор Думбльдор считает неразумным, чтобы Сириус сопровождал тебя, и я должна сказать…
      — … что он совершенно прав, — сквозь зубы процедил Сириус.
      Миссис Уэсли поджала губы.
      — Когда он тебе это сказал? — спросил Гарри у Сириуса.
      — Он заходил вчера поздно вечером, когда вы уже легли, — сказал мистер Уэсли.
      Сириус злобно воткнул вилку в картошку. Гарри опустил глаза и уставился в тарелку. Оттого, что Думбльдор был здесь накануне слушания и не повидался с ним, он почувствовал себя намного хуже, чем раньше — хотя хуже, кажется, было уже некуда.

Глава 7
МИНИСТЕРСТВО МАГИИ