Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Гарри Поттер (народный перевод) - Гарри Поттер и философский камень

ModernLib.Net / Роулинг Джоан / Гарри Поттер и философский камень - Чтение (Ознакомительный отрывок) (Весь текст)
Автор: Роулинг Джоан
Жанр:
Серия: Гарри Поттер (народный перевод)

 

 


Джоан Кэтлин Роулинг.
Гарри Поттер и философский камень

 
 

Глава первая Мальчик, который уцелел

 
      Мистер и миссис Десли, из дома номер четыре по Бирючинному проезду, могли бы с гордостью сказать, что они, слава богу, совершенно нормальные люди. Они были бы последними, от кого вы могли бы ожидать участия в чем-нибудь странном и таинственном, потому что они совершенно не одобряли подобной чепухи.
      Мистер Десли работал директором фирмы Граннингз, которая выпускала сверла. Он был крупный, крепкий мужчина с очень короткой шеей и очень большими усами. Миссис Десли была худой и светловолосой, зато ее шеи с лихвой хватило бы на двоих. Этим подарком природы она усердно пользовалась, большую часть времени шпионя за соседями через садовые изгороди. У Десли рос сын Дадли, и они были уверены, что лучшего мальчика не сыщешь на всем свете. У Десли было все что нужно, но кроме того, у них была тайна, и больше всего они боялись, что кто-нибудь раскроет её. Они с ужасом представляли, что случится, если кто-то вдруг узнает о Поттерах. Миссис Поттер приходилась миссис Десли сестрой, которую та не видела вот уже несколько лет; по правде говоря, миссис Десли делала вид, что у нее вообще нет сестры, потому что сестра и ее никчемный муж были не похожи на Десли настолько, насколько можно. Десли содрогались от мысли, что скажут соседи, если увидят Поттеров. Десли знали, что у Поттеров тоже есть маленький сын. Это было еще одной причиной держаться подальше от Поттеров: они не хотели, чтобы Дадли общался с подобными детьми.
      Наша история началась в серый пасмурный вторник. Когда миссис и мистер Десли проснулись, по облачному небу на улице никак нельзя было предположить, что вскоре по всей стране начнут происходить странные и таинственные события. Мистер Десли мурлыкал себе под нос, пока выбирал на работу свой самый скучный галстук, а миссис Десли радостно болтала, водружая орущего Дадли на высокий стул. Никто из них не заметил большой золотисто-коричневой совы, промелькнувшей за окном.
      В половине девятого мистер Десли взял свой чемоданчик, чмокнул миссис Десли в щечку и попытался поцеловать Дадли на прощание, но безуспешно, потому что Дадли в приступе плохого настроения швырялся кашей.
      «Ах ты разбойник», – усмехнулся мистер Десли выходя из дома. Он сел в машину и выехал на улицу. Только поворачивая за угол, он заметил первый признак чего-то особенного – это была кошка, изучающая карту. Несколько секунд он осознавал, что только что видел, потом резко повернул голову, чтобы взглянуть опять. Полосатая кошка стояла на углу Бирючинного проезда, но никакой карты поблизости не было. О чем он подумал? Должно быть, игра света. Мистер Десли моргнул и посмотрел на кошку. Кошка смотрела на него. Пока мистер Десли поворачивал за угол, он следил за кошкой в зеркало. Сейчас она читала вывеску, которая гласила «Бирючинный проезд» – нет, смотрела на вывеску, ведь кошки не могут изучать карты и вывески. Мистер Десли встряхнулся и выкинул кошку из головы. Пока он ехал в город, он не думал ни о чем, кроме большого заказа на сверла, который собирался получить сегодня.
      Но на въезде в город новое происшествие вытеснило сверла из головы. Он ждал в обычной утренней пробке и просто не мог не заметить огромного количества странно одетых людей. Людей в мантиях. Мистер Десли не переносил людей, носящих экстравагантную одежду – что только не напяливает молодежь! Он предположил, что это какая-то глупая новая мода. Он барабанил пальцами по рулю, когда его взгляд упал на группу этих чудаков поблизости. Они что-то возбужденно шептали друг другу. Он пришел в бешенство, увидев, что некоторые совсем даже не молоды; да этот мужчина, вероятно, старше его, а одет в изумрудно-зеленую мантию! Что за наглость! Но тут он решил, что это какой-то глупый трюк: скорее всего, они собирают деньги на что-нибудь, ну разумеется. Движение тронулось, и несколько минут спустя мистер Десли прибыл на автостоянку перед своим офисом, опять думая только о сверлах. В своем офисе на девятом этаже мистер Десли всегда сидел спиной к окну. Если бы не это, ему было бы трудно сконцентрироваться на сверлах этим утром. Он не замечал, как все утро мимо окон мелькали совы, но люди на улице видели; они показывали пальцами и глазели, раскрыв рты, как над их головами совы летают туда-сюда. Большинство до этого никогда не видело ни одной совы, даже ночью. Однако у мистера Десли было совершенно обычное утро безо всяких сов. Он наорал на пятерых человек. Он сделал несколько важных телефонных звонков и еще немного поорал. Он был в прекрасном настроении до обеда, когда решил размять ноги и прогуляться через дорогу купить свежую булочку с изюмом. Он абсолютно забыл о людях в мантиях, пока не столкнулся с одной группой около булочной. Он со злостью посмотрел на них, проходя мимо. Непонятно почему, но он чувствовал себя неловко. Эти тоже возбужденно перешептывались, но он не заметил ни единой коробки для пожертвований. Возвращаясь обратно с большим пирогом, он услышал обрывок разговора:
      «Поттеры, это правда, и как я слышал, их сын, Гарри…» Мистер Десли замер. Его охватил ужас. Он обернулся, желая что-то сказать шептавшим, но передумал.
      Он ринулся через дорогу и наверх, в свой офис, велел секретарше не беспокоить его, схватил телефон и кинулся набирать домашний номер, но внезапно передумал. Он положил трубку и подергал себя за усы, раздумывая… нет, это было глупо. Поттер не такая уж редкая фамилия. Наверняка есть куча Поттеров с сыновьями по имени Гарри. Если подумать, он совсем не был уверен, что его племянника зовут Гарри. Он никогда даже не видел мальчика. Возможно он Гарви. Или Гарольд. Нет смысла беспокоить миссис Десли, она всегда огорчается при упоминании о сестре. Он не винил ее – если бы у него была такая сестра… но все равно, эти люди в мантиях… Сегодня думать о сверлах было значительно труднее, и, покидая здание в пять часов, он был все еще так обеспокоен, что столкнулся с кем-то, едва выйдя на улицу.
      «Извините», – пробормотал он, когда маленький старичок споткнулся и чуть не упал. Через несколько секунд мистер Десли осознал, что старичок одет в фиолетовую мантию. Он не казался расстроенным от того, что его чуть не уронили. Наоборот, он расплылся в улыбке и тонким голосом, при звуке которого прохожий обернулся на них, сказал:
      «Не извиняйтесь, мой дорогой сэр, потому что сегодня меня ничто не огорчит! Веселитесь, потому что Сами-Знаете-Кто наконец-то исчез! Даже магглы вроде вас должны праздновать этот радостный день!» Старичок обнял мистера Десли за талию и быстро убежал прочь. Мистер Десли прирос к полу. Его только что обнял абсолютно незнакомый человек. И кроме того, его обозвали магглом, что бы это ни было. Он был ошеломлен. Он поспешил к машине и помчался домой, надеясь, что ему мерещатся разные глупости, чего с ним никогда не случалось, потому что не одобрял воображение. Когда он свернул на подъездную аллею к дому номер четыре, первое что он увидел – и это совсем не улучшило его настроения – была полосатая кошка, с которой он столкнулся этим утром. Сейчас она сидела на стене его сада. Он был уверен, что это та самая кошка, потому что у нее были точно такие же квадратные метки вокруг глаз.
      «Брысь!» – громко сказал мистер Десли, но кошка не двинулась с места. Она сурово посмотрела на него. Разве это нормальное поведение для кошки? Мистер Десли очень удивился. Пытаясь собраться с мыслями, он вошел в дом. Он решил все равно пока ничего не говорить жене.
      У миссис Десли был обычный приятный день. Она рассказала ему за ужином, что у миссис Соседки проблемы с дочерью, а Дадли выучил новое слово («Не буду!»). Мистер Десли пытался вести себя как обычно. Когда Дадли уложили в постель, он вернулся в гостиную как раз вовремя, чтобы услышать последний репортаж вечерних новостей.
      «И, наконец, орнитологи повсеместно отметили необычное поведение сов. Хотя они охотятся ночью, и днем их сложно увидеть, сегодня сотни человек наблюдали сов после рассвета. Эксперты не могут объяснить, почему совы вдруг изменили своим привычкам, – диктор позволил себе усмехнуться. – Очень странно. А теперь Джим Мак-Гаффин расскажет вам о погоде. Ну что Джим, как насчет совиного дождя сегодня вечером?»
      «Оставим это орнитологам, Тед, – сказал метеоролог, – хотя смею заметить сегодня не только совы вели себя странно. Наблюдатели в Кенте, Йоркшире и Данди звонили сказать, что вместо дождика, который я обещал вчера, у них был настоящий звездопад! Наверное, люди уже празднуют Иванов день, но он лишь на следующей неделе! Сегодня вечером скорее всего, опять будет сыро». Мистер Десли замер в кресле. Падающие звезды над всей Великобританией? Совы средь бела дня? Таинственные люди в мантиях? И шепот, шепот о Поттерах… Миссис Десли вошла в гостиную с двумя чашками чая. Ничего не поделаешь. Он должен ей сказать. Он нервно прочистил горло:
      «Гм… Петуния, дорогая… ты давно не получала писем от сестры?» Как он и ожидал, миссис Десли выглядела потрясенной и разозленной. В конце концов, они ведь делали вид, что у нее вообще нет сестры.
      «Нет, – сказала она резко. – А что?»
      «Странные новости в вечернем выпуске, – пробормотал мистер Десли. – Совы… падающие звезды… и в городе сегодня была толпа смешных чудаков…»
      «И что?», – огрызнулась миссис Десли.
      «Ну, я просто подумал… может быть… это имеет какое-то отношение к… ну ты знаешь… ее компании». Миссис Десли сделала глоток чая сквозь сжатые губы. Мистер Десли думал, сможет ли он сказать, что слышал фамилию
      «Поттер». Он решил не пробовать. Вместо этого он сказал, как можно небрежнее:
      «Их сын сейчас, должно быть, одного возраста с Дадли?»
      «Возможно и так», – ответила миссис Десли жестко.
      «А как его зовут, я забыл? Говард, нет?»
      «Гарри, ужасно простонародное имя, если хочешь знать мое мнение».
      «О, да, – согласился мистер Десли с упавшим сердцем. – Да, ты совершенно права». Он не сказал ни единого слова на эту тему, пока они поднимались наверх, в спальню. Когда миссис Десли принимала ванну, мистер Десли подошел к окну и выглянул в сад. Кошка все еще сидела там. Она смотрела вниз на Бирючинный проезд, как будто что-то ждала. Может ему просто мерещится? Разве может это иметь какое-то отношение к Поттерам? Если да… если выйдет наружу, что их родственники – нет, он не мог даже думать об этом. Десли улеглись. Миссис Десли заснула сразу же, но мистер Десли лежал в постели, обдумывая все снова и снова. Его последней утешительной мыслью перед тем как он провалился в сон, была та, что если Поттеры и замешаны в этом, ни у кого нет причин связывать их с Десли. Поттеры очень хорошо знали, что он и Петуния думают о таких как они… Он не видел способа, как он и Петуния могут быть замешаны во что бы там у них не происходило… он зевнул и перевернулся на другой бок… к ним это не имеет ни малейшего отношения… Как же он ошибался.
      Мистер Десли уже вероятно видел сны, но кошка на стене не выказывала никаких признаков сонливости. Она сидела неподвижно, словно статуя, а ее глаза, не мигая, следили за поворотом Бирючинного проезда. Она даже не вздрогнула, когда на соседней улице хлопнула дверца машины и когда над ее головой промелькнули две совы. На самом деле, была уже почти полночь, когда она, наконец, шевельнулась. На том углу улицы, куда смотрела кошка, появился человек, появился так внезапно и тихо, что можно было подумать, будто он вырос из-под земли. Кошка шевельнула хвостом и прищурилась. Такого человека еще не видели в Бирючинном проезде. Он был высок, строен и очень стар, судя по серебристым волосам и бороде, длина которых позволяла подоткнуть их под пояс. Он был одет в длинный балахон, сиреневая мантия касалась земли, а на ногах были ботинки с пряжками на высоком каблуке. Его светлые голубые глаза сверкали за очками в форме полумесяца, а нос был длинный и такой кривой, точно он был сломан как минимум дважды. Человека звали Албус Дамблдор. Казалось, Албус Дамблдор не понимал, что он только что прибыл на улицу, где все – от его имени до ботинок – вызвало бы осуждение. Он усердно обшаривал свой плащ, что-то ища. Но, вероятно, почувствовал, что на него смотрят, потому что внезапно поднял голову и взглянул на кошку, которая все еще наблюдала за ним с другого конца улицы. По какой-то причине вид кошки развеселил его. Он усмехнулся и пробормотал:
      «Мне следовало бы знать». Он нашел то, что искал во внутреннем кармане. На первый взгляд это казалось серебряной зажигалкой. Он откинул крышку и щелкнул – ближайший фонарь погас с легким хлопком. Он щелкнул опять – и следующий фонарь погрузился во тьму.
      Двенадцать раз он чиркал Гасилкой, пока единственным светом на улице не остались два маленьких уголька – глаза кошки, следившей за ним. Если бы кто-то выглянул сейчас в окно, даже востроглазая миссис Десли, она не увидела бы ничего происходившего на тротуаре. Дамблдор положил Гасилку обратно в карман и двинулся по направлению к дому номер четыре, где уселся на стене рядом с кошкой. Он не смотрел на нее, но через некоторое время произнес:
      «Не ожидал встретить вас здесь, профессор Мак-Гонагалл».
      Он повернулся, чтобы улыбнуться полосатой кошке, но она исчезла. Вместо этого он улыбался строгой женщине в очках точно такой же формы, как метки вокруг кошкиных глаз. Она тоже носила мантию, но изумрудного цвета. Ее черные волосы были стянуты в тугой пучок. Она выглядела заметно раздраженной.
      «Как вы узнали, что это я?» – спросила она.
      «Мой дорогой профессор, я никогда не видел, чтобы кошка сидела так прямо».
      «Вы бы сидели прямо, если бы провели на кирпичной стене весь день», – заметила профессор Мак-Гонагалл.
      «Весь день? Когда же вы праздновали? Я видел дюжину банкетов и вечеринок, пока добирался сюда». Профессор Мак-Гонагалл фыркнула.
      «О да, все празднуют, это замечательно, – сказала она не терпящим возражений тоном. – Можно бы ожидать, что они будут осторожнее, но нет – даже магглы заметили, что что-то происходит. Это было в их новостях, – она кивнула головой в сторону темного окна гостиной Десли. – Я слышала. Стаи сов… падающие звезды… Они ведь не совсем тупицы и вполне могут что-нибудь заметить. Падающие звезды в Кенте – держу пари это Дедалус Диггл. У него никогда не хватало здравого смысла».
      «Вы не должны их винить, – сказал Дамблдор мягко. – У нас было так мало праздников за последние одиннадцать лет».
      «Я знаю, – отозвалась профессор Мак-Гонагалл раздраженно. – Но это не повод, чтобы потерять голову. Люди абсолютно беззаботны, ходят по улицам средь бела дня, даже не переодевшись в одежду магглов, это вызовет слухи, – при этом она бросила резкий взгляд в сторону Дамблдора, как будто надеясь, что он что-нибудь скажет ей, но он не сказал, и она продолжила. – Было бы просто замечательно, если бы в тот самый день, когда Сам-Знаешь-Кто наконец-то исчез, магглы узнали о нас. Я предполагаю, он и в самом деле исчез, Дамблдор?»
      «Это, несомненно, так, – сказал Дамблдор. – Нам есть за что благодарить судьбу. Хотите лимонную дольку?»
      «Что?»
      «Лимонную дольку. Это такие магглские конфеты, я их очень люблю».
      «Нет, благодарю, – сказала профессор Мак-Гонагалл холодно, как будто думала, что сейчас неподходящий момент для конфет. – Как я уже сказала, если бы Сам-Знаешь-Кто и в самом деле исчез…»
      «Мой дорогой профессор, неужели такой здравомыслящий человек как вы не может называть его собственным именем? Вся эта Сам-Знаешь-Кто чепуха – я одиннадцать лет пытался убедить людей называть его нормальным именем: Волдеморт, – профессор Мак-Гонагалл вздрогнула, но Дамблдор был чрезвычайно занят, пытаясь разлепить две лимонных дольки и, казалось, не заметил. – Все так запутается, если мы продолжим звать его Сам-Знаешь-Кто. Я никогда не видел причины бояться имени Волдеморта».
      «Я знаю, вы и не боялись, – сказала профессор Мак-Гонагалл, в ее голосе раздражение смешивалось с восхищением. – Но вы не такой как все. Все знают, что вы единственный, кого Сам-Знаешь-, ну, хорошо, Волдеморт, опасался».
      «Вы мне льстите, – спокойно отозвался Дамблдор. – У Волдеморта была такая сила, которая мне и не снилась».
      «Только потому, что вы слишком – гм – благородны, чтобы использовать ее».
      «Какая удача, что здесь темно. Я давно так не краснел, наверное, с тех самых пор, как мадам Помфрей сказала, что ей нравятся мои новые наушники». Профессор Мак-Гонагалл бросила на него быстрый взгляд и сказала:
      «Совы разносят слухи. Вы знаете, что все говорят? О том, почему он исчез? О том, что его остановило?»
      Казалось, профессор Мак-Гонагалл подвела разговор к теме, которую ей хотелось обсудить больше всего, из-за которой она весь день провела на холодной кирпичной стене, потому что ни одна кошка и ни одна женщина не смогли бы наградить его таким пронзительным взглядом. Было ясно, что что бы «все» не говорили, она не поверит, пока Дамблдор не скажет, что это правда. Дамблдор однако, занимался следующей конфетой и не ответил.
      «Они говорят, – с нажимом сказала она, – что вчера вечером Волдеморт появился в лощине Годрика. Он пришел, чтобы найти Поттеров. И говорят о том, что Лили и Джеймс Поттеры… они… они умерли». Дамблдор кивнул. Профессор Мак-Гонагалл всхлипнула.
      «Лили и Джеймс… Я не могу поверить… Я не хочу верить… Ох, Албус…» Дамблдор похлопал ее по плечу:
      «Я знаю… Я знаю…» – сказал он грустно. Голос профессора Мак-Гонагалл дрогнул, когда она продолжила:
      «Это не все. Говорят, он пытался убить их сына Гарри. Но – не смог. Не смог убить этого малыша. Никто не знает почему или как, но говорят, что когда он не смог убить Гарри Поттера, силы Волдеморта были сломлены – и поэтому он исчез». Дамблдор хмуро кивнул.
      «Это… это правда? – запнулась профессор Мак-Гонагалл. – После всего, что он сделал… стольких людей убил… не смог убить маленького мальчика? Это невероятно… из всех вещей, которые могли его остановить… Но как Гарри выжил?»
      «Мы можем лишь догадываться, – ответил Дамблдор. – Но никогда не узнаем». Профессор Мак-Гонагалл вытащила кружевной платочек и промокнула глаза под очками. Дамблдор хмыкнул, вынул из кармана золотые часы и тщательно изучил их. Это были очень странные часы. Двенадцать стрелок, но ни одной цифры: только по краю двигались маленькие планеты. Однако для Дамблдора это все же что-то означало, потому что он положил часы обратно в карман и сказал:
      «Хагрид опаздывает. Я полагаю, это он сказал вам, что я буду здесь?»
      «Да, – согласилась профессор Мак-Гонагалл. – И думаю, вы не скажете мне, почему выбрали это место из всех возможных?»
      «Я пришел сюда, чтобы отдать Гарри его дяде и тете. Они теперь – его единственная семья».
      «Вы не… Вы имеете в виду людей, которые живут здесь? – воскликнула профессор Мак-Гонагалл, вскакивая на ноги и показывая на дом номер четыре. – Дамблдор – вы не посмеете! Я наблюдала за ними целый день. Вы не смогли бы найти парочку более непохожую на нас. И у них есть сын – я видела, как он скандалил всю дорогу в магазин, требуя конфет. Чтобы Гарри Поттер здесь жил!»
      «Это лучшее место для него, – сказал Дамблдор твердо. – Его дядя и тетя объяснят ему все, когда он подрастет. Я написал им письмо».
      «Письмо? – слабым голосом повторила профессор Мак-Гонагалл, усаживаясь обратно на стену. – Дамблдор, вы в самом деле полагаете, что можете объяснить все письмом? Эти люди никогда его не поймут! Он будет знаменит – легендарен – я не удивлюсь, если когда-нибудь сегодняшний день назовут Днем Гарри Поттера – о нем напишут книги – каждый ребенок в мире будет знать его имя!»
      «Совершенно верно, – согласился Дамблдор, серьезно глядя поверх своих очков в форме полумесяца. – Этого будет достаточно, чтобы вскружить голову любому мальчишке. Знаменит еще до того, как научится говорить и ходить! Знаменит по причине, которой он даже не помнит! Разве вы не понимаете, что для него лучше подрасти, пока он не будет готов к этому?» Профессор Мак-Гонагалл открыла рот, передумала, сглотнула и сказала:
      «Да – да, вы правы, конечно. Но как вы принесете его сюда, Дамблдор?» Она посмотрела на его мантию, как будто вдруг подумала, что он прячет Гарри под ней.
      «Его принесет Хагрид».
      «Вы считаете – возможным – доверять Хагриду такое важное дело?»
      «Я бы доверил Хагриду свою жизнь».
      «Я не говорю, что у него сердце не на месте, – сказала профессор Мак-Гонагалл неохотно. – Но вы-то знаете, что он довольно беспечен. Он старается, конечно, но – что это было?» Низкий грохочущий звук разорвал окружавшую их тишину. Он становился все громче, пока они смотрели вверх и вниз по улице, ища свет фар; он перешел в рев, когда они вдвоем посмотрели вверх – и огромный мотоцикл возник из воздуха и приземлился перед ними. Хотя мотоцикл и был огромен, он смотрелся миниатюрно по сравнению с человеком, который сидел на нем. Тот был в два раза выше любого обычного мужчины и почти в пять раз шире. Он казался очень большим и несуразным: длинные пряди густых черных волос и борода практически скрывали его лицо, его руки были размером с крышку мусорного бака, а его ноги в кожаных ботинках походили на маленьких дельфинов. В своих огромных сильных руках он держал охапку одеял.
      «Хагрид, – сказал Дамблдор облегченно, – наконец-то. Где ты раздобыл этот мотоцикл?»
      «Одолжил, профессор Дамблдор, сэр, – сказал гигант, осторожно слезая с мотоцикла. – Молодой Сириус Блэк дал его мне, сэр».
      «Никаких проблем?»
      «Нет, сэр – дом был почти разрушен, но я вытащил его оттуда, пока не начали собираться магглы. Он заснул, когда мы летели над Бристолем». Дамблдор и профессор Мак-Гонагалл склонились над свертком одеял. В нем, едва видный, спал младенец. Под прядью блестящих черных волос на его лбу они могли увидеть чудной шрам – в форме молнии.
      «Это куда…?» – прошептала профессор Мак-Гонагалл.
      «Да, – сказал Дамблдор. – Этот шрам останется у него навсегда».
      «Вы не могли бы что-нибудь сделать с ним, Дамблдор?»
      «Даже если бы я мог, то не стал бы. Шрамы могут пригодиться. У меня самого есть шрам над левой коленкой – прекрасная карта лондонского метро. Ну, Хагрид – давай его сюда – нам пора заканчивать с этим». Он взял Гарри из рук Хагрида и повернулся к дому Десли.
      «Могу я… могу я попрощаться с ним, сэр?» – спросил Хагрид. Он склонил свою большую, волосатую голову к Гарри и наградил мальчика колючим поцелуем. Потом, внезапно, взвыл, как раненая собака.
      «Шшшш! – прошипела профессор Мак-Гонагалл. – Ты разбудишь магглов!»
      «С-с-сожалею, – всхлипнул Хагрид, вынимая огромный грязный платок и вытирая им лицо. – Но я н-н-не могу вынести – Лили и Джеймс мертвы – а, бедняжка Гарри будет жить у магглов…»
      «Да, да, это очень печально, но, Хагрид, возьми себя в руки, а то нас обнаружат», – прошептала профессор Мак-Гонагалл, робко хлопая Хагрида по руке, когда Дамблдор перебрался через стену и пошел к парадной двери. Он мягко опустил Гарри на крыльцо, вынул из плаща письмо, положил его внутрь свертка и вернулся к ним обратно. Целую минуту они втроем стояли и смотрели на маленький сверток; плечи Хагрида дрожали, профессор Мак-Гонагалл яростно моргала, а обычно горевший в глазах Дамблдора огонек, казалось, пропал.
      «Ну, – наконец сказал Дамблдор. – Вот и все. Нам больше незачем здесь оставаться. Мы можем с тем же успехом пойти и присоединиться к празднику».
      «Да, – глухо согласился Хагрид. – Надо вернуть Сириусу мотоцикл. Доброй ночи профессор Мак-Гонагалл… Профессор Дамблдор, сэр». Вытирая льющиеся слезы рукавом куртки, Хагрид оседлал мотоцикл и нажал на газ; тот с ревом поднялся в небо и исчез в ночи.
      «Я ожидаю вскоре увидеть вас, профессор Мак-Гонагалл», – сказал Дамблдор, кивая ей. Профессор Мак-Гонагалл шмыгнула носом в ответ. Дамблдор повернулся и пошел вниз по улице. На углу он остановился и достал серебряную Гасилку. Он чиркнул ей один раз, и все двенадцать фонарей вспыхнули разом так, что Бирючинный проезд внезапно озарился оранжевым светом, и ему было видно, как полосатая кошка исчезает за углом на противоположном конце улицы. Ему было видно и сверток одеял на крыльце дома номер четыре.
      «Удачи, Гарри», – прошептал он. Он повернулся на пятках, взмахнул плащом и пропал. Легкий ветерок ерошил изгороди Бирючинного проезда, который лежал, тихий и опрятный, под черным небом – самое последнее место, где могли бы произойти удивительные вещи. Гарри Поттер пошевелился в одеялах, не просыпаясь. Маленькая ручка сомкнулась на письме, лежавшем рядом с ним; он спал, не зная, что он особенный, не зная, что он знаменит, не зная, что через несколько часов его разбудит крик миссис Десли, когда она откроет парадное, чтобы выставить бутылки из-под молока, не зная, что следующие несколько недель его будет щипать и тыкать его кузен Дадли… Он не мог знать, что в этот самый момент, люди, тайно встречающиеся по всей стране, поднимали бокалы и тихо говорили друг другу:
      «За Гарри Поттера – мальчика, который уцелел!»
 

Глава вторая. Исчезнувшее стекло

 
      Почти десять лет прошло с тех пор, как Десли проснулись и обнаружили племянника на своем крыльце, а Бирючинный проезд ни капельки не изменился. Солнце поднималось над такими же аккуратными садиками и освещало латунную табличку с номером четыре на парадной двери дома Десли; оно прокрадывалось в гостиную, которая осталась почти такой же, как и в тот вечер, когда мистер Десли смотрел роковой репортаж о совах. Лишь по фотографиям на каминной полке можно было определить, сколько времени прошло. Десять лет назад здесь было множество фотографий чего-то похожего на большой розовый мяч в разноцветных чепчиках – но Дадли Десли уже вырос, и теперь на фотографиях можно было увидеть большого светловолосого мальчика на его первом велосипеде, на ярмарочной карусели, играющего с отцом на компьютере, в обнимку с матерью. В комнате не было намека, что в доме живет и другой мальчик. Хотя Гарри Поттер все еще жил там: в данный момент он спал, хотя спать ему оставалось недолго. Тетя Петуния проснулась, и ее резкий голос был первым, что он услышал в этот день.
      «Вставай! Вставай сейчас же!» Гарри сел в постели. Тетя колотила в дверь.
      «Вставай!» – крикнула она. Гарри слышал, как она ушла на кухню и ставила на плиту сковородку. Он перекатился на спину и попытался вспомнить свой сон. Это был отличный сон. С летающим мотоциклом. У него было странное чувство, что когда-то он уже видел этот сон. Тетя за дверью вернулась.
      «Ты уже встал?» – требовательно спросила она.
      «Почти», – ответил Гарри.
      «Давай, поднимайся, я хочу, чтобы ты последил за беконом. И только попробуй его сжечь, в день рождения Дадли все должно быть безупречно». Гарри застонал.
      «Что ты сказал?» – крикнула тетя из-за двери.
      «Ничего, ничего…»
      День рождения Дадли – как он мог забыть? Гарри медленно вылез из-под одеяла и начал искать носки. Он нашел парочку под кроватью, снял с них паука и надел. Гарри привык к паукам, потому что в чулане под лестницей, где он спал, их было полно. Он оделся и прошел по коридору в кухню. Стола было почти не видно под грудой подарков для Дадли. Похоже Дадли получил новый компьютер, который хотел, не говоря уже о втором телевизоре и спортивном велосипеде. Гарри не мог понять, зачем Дадли велосипед: он был толст и ненавидел физические упражнения – единственное, что он любил – это кого-нибудь бить. Больше всего Дадли любил бить Гарри, но обычно не мог его поймать. Гарри был очень быстрым, хотя на первый взгляд этого нельзя было предположить. Возможно из-за того, что он жил в темном чулане, Гарри всегда был невысок и легок для своего возраста. Он выглядел даже меньше и тоньше, чем на самом деле, потому что вся его одежда доставалась ему от Дадли, а Дадли был в четыре раза больше его. У Гарри было узкое лицо, острые коленки, черные волосы и яркие зеленые глаза. Он носил круглые очки, перемотанные огромным количеством скотча, потому что Дадли обожал бить его в нос. Единственной вещью в своей внешности, которую Гарри одобрял, был тонкий шрам на лбу в форме молнии. Он был у него всю жизнь, сколько он себя помнил, и первый вопрос, который он задал тете Петунии: откуда взялся шрам.
      «Ты заработал его в автомобильной катастрофе, когда погибли твои родители, – сказала она. – И не задавай вопросов». Не задавай вопросов – это было первое правило спокойной жизни в семье Десли. Дядя Вернон вошел на кухню, когда Гарри переворачивал бекон.
      «Причешись!» – гавкнул он в качестве утреннего приветствия. Примерно раз в неделю, дядя Вернон отрывал нос от газеты и объявлял, что Гарри требуется стрижка. Вероятно, Гарри стригли больше всех мальчишек в классе вместе взятых, но безрезультатно. Его волосы было бесполезно укладывать – они торчали во все стороны, словно солома. Гарри уже поджаривал яичницу, к тому времени как Дадли и его мать появились на кухне. Дадли рос очень похожим на дядю Вернона. У него было круглое розовое лицо, маленькие, блекло-голубые глаза; толстые светлые волосы гладко лежали на его большой круглой голове. Тетя Петуния часто говорила, что Дадли похож на ангелочка – Гарри часто говорил, что Дадли похож на хрюшу в рюшах. Гарри поставил тарелки с яичницей и беконом на стол, это было трудно, потому что на нем оставалось мало места. В это время Дадли подсчитывал свои подарки. Его лицо вытянулось.
      «Тридцать шесть, – сказал он, глядя на отца и мать. – На два меньше, чем в прошлом году».
      «Дорогой, ты не посчитал подарок от тетушки Мардж, посмотри, он здесь под большим от Папочки и Мамочки».
      «Хорошо, тогда тридцать семь», – сказал Дадли, багровея. Гарри, видя, что Дадли готов впасть в ярость, начал жевать свой бекон со скоростью землеройки, боясь, что Дадли перевернет стол. Тетя Петуния, очевидно, тоже почувствовала опасность, потому что сказала:
      «И мы купим тебе еще два, когда поедем в город сегодня. Как тебе это, солнышко? Еще два подарка. Все в порядке?»
      Дадли немного подумал. Это было трудно. Наконец, устав от усилий, он медленно произнес:
      «Тогда у меня будет тридцать… тридцать…»
      «Тридцать девять, мой сладкий», – сказала тетя Петуния.
      «О, – Дадли тяжело уселся и схватил ближайший сверток. – Тогда хорошо». Дядя Вернон усмехнулся:
      «Этот разбойник не прогадает, весь в меня. Так держать, Дадлюша!» – он потрепал Дадли по голове. В этот момент зазвонил телефон, и тетя Петуния ушла взять трубку, пока Гарри и дядя Вернон наблюдали, как Дадли разворачивает спортивный велосипед, видеокамеру, радиоуправляемую модель самолета, шестнадцать новых компьютерных игр и видеомагнитофон. Он снимал оберточную бумагу с золотых наручных часов, когда тетя Петуния вернулась. Выглядела она одновременно злой и озабоченной.
      «Плохие новости, Вернон, – сказала она. – Миссис Фигг сломала ногу. Она не сможет приглядеть за ним», – она кивнула головой в сторону Гарри. Дадли в ужасе открыл рот, а у Гарри екнуло сердце. Каждый год на день рожденья Дадли родители везли его с другом в город: в парк приключений, в ресторанчик гамбургеров или в кино. Каждый год Гарри оставляли с миссис Фигг, сумасшедшей старой дамой, которая жила через две улицы. Гарри ненавидел ее дом. Он весь пропах капустой, а миссис Фигг заставляла его разглядывать фотографии всех кошек, какие у нее когда-либо были.
      «Что теперь?» – спросила тетя Петуния, гневно глядя на Гарри, как будто это он был виноват. Гарри знал, что ему нужно сожалеть о том, что миссис Фигг сломала ногу, но это было нелегко, особенно, когда он напомнил себе, что пройдет еще один год до того, как он будет вынужден смотреть на Тиббла, Снежка, Лапушку и Пуфика снова.
      «Мы можем позвонить Мардж», – предложил дядя Вернон.
      «Не говори глупостей, она ненавидит мальчишку». Десли часто говорили о Гарри вот так, как будто его здесь не было – или как будто он был чем-то противным, вроде слизняка, и не понимал их.
      «А как насчет как-там-ее-зовут, твоей подруги – Ивонн?»
      «В отпуске на Майорке», – ответила тетя Петуния.
      «Вы могли бы оставить меня дома», – сказал Гарри с надеждой (он смог бы посмотреть телевизор, если захочет, и, может быть, даже поиграть на компьютере Дадли). Тетя Петуния скривилась так, как будто съела лимон.
      «А потом вернуться и обнаружить дом в руинах?» – огрызнулась она.
      «Да не взорву я дом», – возразил Гарри, но его не слушали.
      «Я думаю, мы могли бы взять его в зоопарк, – сказала тетя Петуния медленно. – … и оставить в машине…»
      «Машина новая, а он будет в ней один…» Дадли начал громко плакать. На самом деле, он не плакал – прошли годы с тех пор, как он плакал по-настоящему – но он знал, что если он скорчит рожу и повоет, мать даст ему все что угодно.
      «Дадли, маленький, не плачь. Мамуля не позволит ему испортить твой день рождения!» – воскликнула она и заключила сына в объятия.
      «Я… не хочу-у-у.. чтобы… о-он… ехал! – выкрикнул Дадли между громкими ненатуральными всхлипами. – Он всегда все портит!» – он мерзко усмехнулся Гарри, выглянув из материнских объятий. В этот момент зазвонил дверной звонок.
      «О боже, они уже здесь!» – сказала тетя Петуния в отчаянии – и минуту спустя, лучший друг Дадли, Пирс Полкисс, вошел на кухню со своей матерью. Пирс был тощим мальчишкой с крысиным лицом. Он обычно держал людей за руки, пока Дадли их бил. Дадли сразу же перестал притворяться, что плачет. Через полчаса, Гарри, который не мог поверить в свою удачу, сидел на заднем сиденье машины Десли вместе с Дадли и Пирсом по дороге в зоопарк первый раз в жизни. Тетя и дядя не смогли придумать ничего лучше, но перед тем как выехать дядя Вернон отвел Гарри в сторону:
      «Я предупреждаю тебя, – сказал он, опуская свое большое красное лицо вровень с лицом Гарри. – Я предупреждаю тебя сейчас, парень – какие-нибудь шуточки, что угодно – и ты будешь сидеть в чулане до Рождества».
      «Я не собираюсь ничего делать, – сказал Гарри. – Правда…» Но дядя Вернон не поверил ему. Никто никогда не верил. Дело в том, что вокруг Гарри часто происходили странные вещи, и было бесполезно убеждать Десли в том, что не он их причина. Однажды, тетя Петуния, устав от того, что Гарри приходит из парикмахерской как будто никогда там не был, взяла пару кухонных ножниц и постригла его почти наголо, оставив только челку, «чтобы спрятать этот ужасный шрам». Дадли хихикал весь вечер, а Гарри провел ночь, думая о завтрашней школе, где над ним и так смеялись за мешковатую одежду и очки, перемотанные скотчем. Однако, когда он проснулся на следующее утро, его волосы были точно такой же длины как до стрижки. За это он неделю просидел в чулане, хотя и пытался объяснить, что не знает, как они отросли так быстро. В другой раз тетя Петуния пыталась надеть на него отвратительный старый свитер Дадли (коричневый с оранжевыми помпонами) – чем сильнее она пыталась натянуть его через голову Гарри, тем, казалось, меньше он становился, до тех пор, пока не стал впору кукле, но уж никак не Гарри. Тетя Петуния решила, что он сел при стирке, и, к большому облегчению Гарри, его не наказали.
      С другой стороны у него были большие неприятности, когда он оказался на крыше школьной кухни. Банда Дадли гонялась за ним как обычно, когда, к всеобщему удивлению, он оказался сидящим на трубе. Десли получили гневное письмо от директора, в котором говорилось, что он взбирается на школьные здания. Но все, что он пытался сделать (и об этом он кричал дяде Вернону через закрытую дверь чулана) это прыгнуть за большой мусорный бак около черного входа на кухню. Гарри предполагал, что ветер подхватил его в прыжке и поднял на крышу.
      Но сегодня все шло отлично. Это даже стоило того, чтобы провести день с Дадли и Пирсом где-то вне школы, чулана или пахнущей капустой гостиной миссис Фигг. Пока они ехали, дядя Вернон жаловался тете Петунии. Он вообще любил жаловаться: на служащих в офисе, на Гарри, на Совет, на Гарри, на банк, на Гарри – это были его любимые темы. Сегодня утром туда попали мотоциклы.
      «…пролетают с ревом мимо, как сумасшедшие, эти молодые хулиганы», – сказал он, когда их обогнал мотоцикл.
      «Мне снился сон про мотоцикл, – внезапно вспомнил Гарри. – Он летал». Дядя Вернон чуть не врезался в машину впереди. Он повернул к Гарри лицо, похожее на отбивную с усами, и заорал:
      «МОТОЦИКЛЫ НЕ ЛЕТАЮТ!» Дадли и Пирс захихикали.
      «Я знаю, – сказал Гарри. – Это был просто сон». Он жалел, что вообще открыл рот. Если и было что-то, что Десли ненавидели больше его вопросов, то это когда он говорил о вещах, которые вели себя не так, как следует, неважно, был это сон или даже мультик – вероятно, они думали, что у него могут появиться опасные идеи. Стояла очень солнечная суббота, и в зоопарке была куча народу. Десли купили Дадли и Пирсу по большому шоколадному мороженому на входе и потом, потому что улыбающаяся дама в киоске спросила Гарри, что он хочет, до того как они успели утащить его прочь, они купили ему дешевое лимонное мороженое. Это было совсем неплохо, думал Гарри, облизывая его, когда они смотрели на почесывающуюся гориллу, очень похожую на Дадли всем, кроме цвета шерсти.
      Гарри наслаждался этим утром впервые за долгое время. Он осторожно шел чуть в стороне от Десли, чтобы Дадли и Пирсу, которым уже начали надоедать животные, не взбрело в голову заняться их любимым делом – его избиением. Они поели в ресторанчике в зоопарке, и когда Дадли вдруг разозлился, что на его
      «Славе Никербокеров» слишком мало мороженого, дядя Вернон купил ему другое, а Гарри разрешили доесть это. Уже потом Гарри понял, что все шло слишком хорошо, чтобы продолжаться в том же духе.
      После обеда они пошли в павильон рептилий. Там было холодно и темно, только окна светились на стенах. За стеклом всевозможные ящерицы и змеи ползали и скользили по веткам деревьев и камням. Дадли и Пирс хотели посмотреть на ядовитых кобр и мощных питонов. Дадли моментально нашел самую большую змею в террариуме. Она могла бы два раза обернуться вокруг машины дяди Вернона и сжать ее до размеров мусорницы – но выглядела не в настроении. На самом деле, она крепко спала. Дадли стоял, прижав нос к стеклу, глядя на блестящие коричневые кольца.
      «Заставь ее ползти», – хныкал он. Дядя Вернон постучал по стеклу, но змея не пошевелилась.
      «Еще раз», – приказал Дадли. Дядя Вернон опять постучал по стеклу костяшками пальцев, но змея продолжала спать.
      «Какая скука», – простонал Дадли и пошаркал прочь. Гарри пододвинулся к аквариуму и пристально посмотрел на змею. Он не удивился, если бы она умерла от скуки – никого, кроме глупых надоедливых людей стучащих по стеклу целый день. Это даже хуже, чем спать в чулане, где единственным посетителем была тетя Петуния, будившая его каждый день; по крайней мере, он мог еще ходить по дому. Змея внезапно открыла маленькие глазки. Медленно, очень медленно она подняла голову так, чтобы ее глаза находились на одном уровне с глазами Гарри. Она подмигнула.
      Гарри смотрел на нее. Он быстро оглянулся, взглянуть, если кто-нибудь смотрит на них, но никто не смотрел. Он повернулся к змее и тоже подмигнул ей. Змея качнула головой в сторону дяди Вернона и Дадли и подняла глаза к потолку. Гарри стало абсолютно понятно, что она хотела сказать:
      «Вот так все время».
      «Я знаю, – прошептал Гарри сквозь стекло, хотя и не был уверен, что змея его услышит. – Наверное, очень раздражает». Змея энергично кивнула.
      «Откуда ты?» – спросил Гарри. Змея показала хвостом на маленькую табличку рядом со стеклом. Гарри всмотрелся. Удав, Бразилия.
      «Как там, в Бразилии?» Удав опять показал хвостом на табличку, и Гарри прочел дальше: этот образец был выведен в зоопарке:
      «А, понятно – значит, ты никогда не был в Бразилии?» Удав покачал головой, но в этот момент раздался оглушающий вопль Пирса, так что они вдвоем подпрыгнули от неожиданности:
      «ДАДЛИ! МИСТЕР ДЕСЛИ! ИДИТЕ, ВЗГЯНИТЕ НА ЗМЕЮ! ВЫ НЕ ПОВЕРИТЕ, ЧТО ОНА ДЕЛАЕТ!» Дадли вразвалочку заспешил к вольеру.
      «С дороги, ты», – сказал он, ударив Гарри в бок. Застигнутый врасплох Гарри упал и ударился о бетонный пол. Все следующее произошло так быстро, что никто не видел, как это случилось – секунда, Пирс и Дадли склонились к стеклу и сразу отпрыгнули с воплями ужаса. Гарри сел и охнул; стекло вольера исчезло. Огромная змея быстро скользила на пол. Люди по всему павильону рептилий кричали и бежали к выходу. Когда змея двигалась мимо, Гарри мог бы поклясться, что низкий шипящий голос произнес:
      «Бразилия, я иду… С-с-спасибо, амиго». Служащий террариума был в шоке.
      «Но стекло? – повторял он. – Куда делось стекло?» Директор зоопарка сам сделал тете Петунии чашку горячего сладкого чая, он извинялся, извинялся и снова извинялся. Пирс и Дадли могли лишь невнятно бормотать. Насколько Гарри понял, змея ничего им не сделала, только играючи укусила за пятки, когда ползла мимо, но когда они вернулись в машину дяди Вернона, Дадли убеждал всех, как она почти откусила ему ногу, а Пирс клялся, что она пыталась задушить его насмерть. Но хуже всего, по крайней мере, для Гарри, было то, что когда Пирс немножко успокоился, он сказал:
      «Она ведь разговаривала с тобой, правда, Гарри?» Дядя Вернон подождал, пока Пирс покинет дом, перед тем как наброситься на Гарри. Он был так зол, что почти не мог ничего сказать. Ему удалось все же выдавить
      «Иди – в чулан – сиди – без еды», до того как он упал на стул, а тете Петунии пришлось бежать ему за большим стаканом бренди. Немного спустя Гарри лежал в темном чулане, мечтая иметь часы. Он не знал, сколько времени и не был уверен, что Десли уснули. А пока они не уснут, он не мог рискнуть проскользнуть на кухню и поесть. Он жил у Десли почти десять лет, десять ужасных лет, сколько он себя помнил, с тех пор как его родители разбились в той автокатастрофе. Он не знал, был ли в машине, когда родители погибли. Иногда, когда он долго напрягал память в своем чулане, он видел странную картину: ослепляющая вспышка зеленого света и горящая боль в голове. Это, как он полагал, было автокатастрофой, хотя и не мог вообразить, откуда взялся зеленый свет. Он абсолютно не помнил родителей. Его дядя и тетя никогда не говорили о них, и, конечно, запрещали ему задавать вопросы. В доме не нашлось ни одной их фотографии. Когда он был младше, Гарри мечтал, что приедет какой-нибудь неизвестный родственник и заберет его, но этого не случилось; Десли оставались его единственной семьей. Хотя иногда он думал (или надеялся), что незнакомцы на улице знают его. Правда, очень необычные незнакомцы. Маленький человек в высокой фиолетовой шляпе поклонился ему однажды в магазине, где он был с тетей Петунией и Дадли. Спросив у Гарри, знает ли он этого человека, тетя Петуния пулей вылетела из магазина ничего не купив. Странная старушка, одетая во все зеленое, однажды весело помахала ему в автобусе. Лысый мужчина в пурпурной мантии пожал ему руку на улице и ушел, не сказал ни слова. Сверхъестественно, но все эти люди куда-то пропадали в ту же секунду, когда Гарри хотел рассмотреть их попристальнее. В школе у Гарри не было друзей. Все знали, что банда Дадли ненавидит этого странного Гарри в мешковатой одежде и замотанных скотчем очках, и никто не хотел переходить дорогу банде Дадли.
 

Глава третья. Письмо от никого

 
      Побег бразильского удава вылился для Гарри в самое длинное в его жизни наказание. К тому времени, когда его опять выпустили из чулана, начались летние каникулы, и Дадли расколотил свою новую видеокамеру, сломал радиоуправляемый самолет и, первый раз катаясь на велосипеде, сбил миссис Фигг, когда она переходила Бирючинный проезд на своих костылях. Гарри был рад, что школа закончилась, но ему не удалось избавиться от банды Дадли, которая бывала в доме каждый день. Пирс, Деннис, Малколм и Гордон все были большими и глупыми, но поскольку Дадли был самым большим и самым глупым, он задавал тон. Остальные были только рады присоединиться к его любимому виду спорта: охоте на Гарри.
      Поэтому Гарри проводил как можно больше времени вне дома, шатаясь по округе и думая об окончании каникул, в котором он видел тоненький лучик надежды. Когда наступит сентябрь, он пойдет в среднюю школу, и, в первый раз в жизни, он не будет с Дадли. Дадли приняли в Смелтинг, старую частную школу, где учился еще дядя Вернон. Пирс Полкисс тоже будет учиться там. А Гарри пойдет в Стоунволл Хай, местную государственную школу. Дадли думал, что это забавно.
      «В Стоунволле новичков суют головой в унитаз, – сказал он Гарри. – Пошли наверх, потренируемся?»
      «Нет, спасибо, – сказал Гарри. – В бедный унитаз никогда не пихали такой ужасной вещи, как твоя голова – вдруг он засорится?». И Гарри убежал, пока Дадли не понял, что он сказал. Как-то раз в июле тетя Петуния и Дадли уехали в Лондон, чтобы купить Дадли школьную форму Смелтинга, оставив Гарри с миссис Фигг. Оказалось, что она сломала ногу, споткнувшись об одну из своих кошек, и теперь уже не обожала их так, как прежде. Она разрешила Гарри посмотреть телевизор и угостила его шоколадным тортом, вкус которого наводил на мысль, что она хранит его долгие годы.
      В этот вечер Дадли разгуливал по гостиной в своей новой униформе. В Смелтинге мальчики одевались в коричневые пиджаки, оранжевые бриджи и плоские соломенные шляпы-канотье. Они носили трости с набалдашниками, чтобы лупить друг друга, когда учителя отвернутся. Считалось, что этот опыт пригодится им во взрослой жизни. Глядя на Дадли в новой униформе, дядя Вернон сказал, что он гордится этим моментом. Тетя Петуния разрыдалась и сказала, что не может поверить, что это ее маленький Дадлик, такой красивый и взрослый. Гарри ничего не сказал из опасения, что его подведет голос. Он боялся, что лопнет от смеха. Когда Гарри пришел завтракать следующим утром, на кухне стоял ужасающий запах. Он исходил от большой металлической бадьи в раковине. Гарри заглянул туда. В ней было что-то больше напоминающее грязные лохмотья в серой воде.
      «Что это?» – спросил он у тети Петунии. Она поджала губы, как делала всегда, когда он осмеливался задать вопрос.
      «Твоя новая школьная форма». Гарри снова заглянул в таз.
      «О, – сказал он, – я не думал, что она будет такой мокрой».
      «Не глупи, – рявкнула тетя Петуния. – Я перекрашиваю кое-что из старых вещей Дадли в серый цвет. Она будет такой же, как у всех, когда я закончу». Гарри сильно сомневался в этом, но счел за лучшее не спорить. Он сел за стол и попробовал не думать о том, как он будет выглядеть в первый день в Стоунволл Хай – наверное, как будто он напялил старую слоновью шкуру. Вошли Дадли и дядя Вернон, морща носы из-за запаха новый формы Гарри. Дядя Вернон, как обычно, уткнулся в свою газету, а Дадли стукнул по столу своей новой тростью, которую он таскал повсюду.
      Они услышали, как открылась щель для почты, и письма упали на дверной коврик.
      «Возьми почту, Дадли», – сказал дядя Вернон из-за газеты.
      «Пусть ее возьмет Гарри».
      «Гарри, забери почту».
      «Пусть ее возьмет Дадли».
      «Дадли, ткни его своей новой тростью». Гарри увернулся от трости и побежал за почтой. На коврике лежали три вещи: открытка от Мардж, сестры дяди Вернона, которая отдыхала на острове Уайт, коричневый конверт, вероятно счет и – письмо для Гарри. Гарри подобрал его и смотрел, не веря своим глазам; стук его сердца мог бы заглушить оркестр. Никто, за всю его жизнь, не писал ему. Кто бы мог? У него не было ни друзей, ни других родственников – он не ходил в библиотеку, поэтому никогда не получал записок с требованием вернуть книжки. Но, не смотря на все это, он держал в руках письмо, с адресом написанным так четко, что не могло быть ошибки:
      Мистеру Г. Поттеру Чулан под Лестницей Бирючинный проезд, 4 Литтл Вингинг Сюррей
      Конверт из желтого пергамента был толстым и тяжелым, а адрес написан изумрудно зелеными чернилами. Марки не было.
      Перевернув конверт дрожащими руками, Гарри увидел пурпурную восковую гербовую печать с изображением льва, орла, барсука и змеи по краям большой буквы Х.
      «Эй, парень, поторопись! – крикнул дядя Вернон из кухни. – Чем ты там занимаешься, проверяешь, нет ли бомбы?» Он рассмеялся своей собственной шутке. Гарри вернулся на кухню, все еще разглядывая письмо. Он протянул открытку и счет дяде Вернону, сел и стал медленно открывать желтый конверт. Дядя Вернон вскрыл счет, скривился от отвращения и прищелкнул по открытке.
      «Мардж разболелась, – сообщил он тете Петунии. – Что-то съела».
      «Пап! – внезапно сказал Дадли. – Пап, Гарри пришло письмо». Гарри уже собирался открыть письмо из такого же тяжелого пергамента, как и конверт, когда дядя Вернон внезапно выхватил его.
      «Это мое», – сказал Гарри, пытаясь отобрать письмо.
      «Кто же тебе напишет?» – усмехнулся дядя Вернон, открывая письмо и читая. Его обычно красное лицо стало зеленым быстрее светофора. Но не перестало бледнеть. Через несколько секунд оно приобрело цвет бледно-серой, старой овсянки.
      «Пе-пе-петуния!» – прошептал он.
      Дадли попытался отобрать письмо, но дядя Вернон держал его высоко, и Дадли не мог дотянуться. Тетя Петуния взяла его и с любопытством прочитала первую строчку. Несколько секунд казалось, что она упадет в обморок. Она сглотнула и поперхнулась.
      «Вернон! О, боже мой, Вернон!» Они посмотрели друг на друга, забыв, что Гарри и Дадли все еще в комнате.
      Дадли не привык к тому, что о нем забывают. Он резко стукнул отца своей тростью.
      «Я хочу прочитать письмо», – громко заявил он.
      «Я тоже хочу его прочитать, – сказал Гарри разъяренно. – Потому что оно мое!»
      «Убирайтесь, оба!» – прокаркал дядя Вернон, запихивая письмо обратно в конверт. Гарри не двинулся с места.
      «Я ХОЧУ ПИСЬМО!» – крикнул он.
      «Дай мне посмотреть!» – требовал Дадли.
      «ВОН!» – заорал дядя Вернон, хватая Гарри и Дадли за загривки, вытаскивая в коридор и захлопывая за ними дверь. Гарри и Дадли молча схватились друг с другом, решая, кто будет подслушивать в замочную скважину; Дадли выиграл, поэтому Гарри в очках, зацепившихся за одно ухо, лежал на полу и слушал в щель под дверью.
      «Вернон, – сказала тетя Петуния дрожащим голосом, – посмотри на адрес – как они вообще могли узнать, где он спит? Ты не думаешь, что они следят за домом?»
      «Следят – шпионят – преследуют нас», – прошептал дядя Вернон злобно.
      «Что нам делать, Вернон? Написать ответ? Сказать им, что мы не хотим?» Гарри видел, как начищенные туфли дяди Вернона ходят по кухне.
      «Нет, – наконец сказал он. – Нет, мы их проигнорируем. Если они не получат ответ… Да, так будет лучше… Мы ничего не будет делать…»
      «Но…»
      «Петуния, я не потерплю такого в доме! Разве мы не решили, когда брали его, что раз и навсегда выбьем из него эту ерунду?» В этот вечер, когда дядя Вернон вернулся с работы, он сделал то, что никогда не делал: зашел к Гарри в чулан.
      «Где мое письмо? – сказал Гарри в ту же минуту, как дядя Вернон протиснулся в дверь. – Кто мне писал?»
      «Никто. Вышла ошибка, – сказал дядя Вернон коротко. – Я сжег его».
      «Никакой ошибки не было, – горько произнес Гарри. – В нем было написано про мой чулан».
      «МОЛЧАТЬ!» – рявкнул дядя Вернон, и парочка пауков свалилась с потолка. Он несколько раз глубоко вздохнул и попытался улыбнуться, правда, весьма неудачно.
      «Гм – Гарри – насчет этого чулана. Твоя тетя и я подумали… ты уже довольно большой для него… Думаю, будет неплохо, если ты переедешь в спальню по соседству с Дадли».
      «Почему?» – спросил Гарри.
      «Не задавай вопросов! – рявкнул дядя Вернон. – Перенеси все наверх, сейчас же». В доме Десли было четыре спальни: дяди Вернона и тети Петунии, гостевая (обычно там спала сестра дяди Вернона, Мардж), спальня Дадли и еще одна, где Дадли хранил все вещи и игрушки, которые не помещались в его собственную. Гарри за один раз перенес наверх все, что у него было. Он сел на кровать и огляделся. Почти все в этой комнате было сломано. Видеокамера с последнего дня рождения лежала на маленьком танке, которым Дадли однажды переехал соседскую собаку; в углу стоял его самый первый телевизор, который он разбил ногой, когда отменили его любимую программу; там стояла большая клетка для попугая, которого Дадли обменял на настоящее духовое ружье, лежавшее на верхней полке; его ствол расплющился, когда однажды Дадли уселся сверху. На другой полке стояли книги. Это был единственный предмет в комнате, до которого, казалось, никогда не дотрагивались. Снизу доносился крик Дадли:
      «Я не хочу, чтоб он там жил… Мне нужна эта комната… пусть убирается…» Гарри вздохнул и вытянулся на кровати. Вчера он дал бы все, чтобы оказаться здесь. Сегодня он бы с большим удовольствием сидел в чулане со своим письмом, чем здесь без него.
      На следующее утро за завтраком все молчали. Дадли был в шоке. Он вопил, лупил отца тростью, притворился заболевшим, ударил мать, разбил крышу оранжереи черепахой и все еще не получил обратно свою комнату. Гарри думал о вчерашнем дне, горько спрашивая себя: почему он не открыл письмо в коридоре? Дядя Вернон и тетя Петуния бросали друг на друга мрачные взгляды. Когда пришла почта, дядя Вернон, который, казалось, пытался вести себя с Гарри повежливей, послал за ней Дадли. Они слышали, как он лупит по всему подряд своей тростью по дороге в холл. Потом он закричал:
      «Здесь еще одно письмо! Мистеру Г. Поттеру, Самая Маленькая спальня, Бирючинный проезд 4…» Сдавленно вскрикнув, дядя Вернон подскочил и ринулся в холл, Гарри следом за ним. Дяде Вернону пришлось повалить Дадли на пол, чтобы отобрать у него письмо, а это было трудно, потому что Гарри висел у него на шее. Через минуту, вырвавшись из свалки, в которой всем досталось тростью, дядя Вернон поднялся, глотая ртом воздух и сжимая в руке письмо Гарри.
      «Пошел в чулан – я хотел сказать, в спальню, – он прохрипел Гарри. – Дадли, убирайся – сгинь».
      Гарри кружил по своей новой комнате. Кто-то знал, что он переехал из чулана и что он не получил первое письмо. Тогда, наверное, они попробуют снова? На этот раз, он был уверен, что их затея удастся. У него был план.
      Отремонтированный будильник зазвонил в шесть часов утра. Гарри быстро встал и оделся. Он не должен разбудить Десли. Он проскользнул вниз, не включая свет. Он собирался подождать почтальона на углу Бирючинного проезда и забрать письма для дома номер четыре. Его сердце громко стучало, когда он пересекал темный холл…
      «ААААААА!»
      Гарри подпрыгнул от неожиданности – он наступил на что-то большое и мягкое на дверном коврике – что-то живое. Включился свет, и Гарри с ужасом понял, что это большое и мягкое – лицо его дяди. Дядя Вернон спал на пороге в спальном мешке, чтобы быть уверенным, что Гарри не сделает то, что он как раз пытался. Он кричал на Гарри примерно полчаса, а потом сказал ему пойти и приготовить чаю. Гарри прошмыгнул на кухню, а к тому времени, как он вернулся, почта уже пришла, прямо на колени дяде Вернону. Гарри увидел, что на этот раз писем с зелеными чернилами было три.
      «Я хочу…» – сказал он, но дядя Вернон рвал письма на мелкие кусочки. В этот день он не пошел на работу; он остался дома и забил отверстие для писем гвоздями.
      «Увидишь, – прошамкал он тете Петунии с полным гвоздей ртом, – если они не смогут доставить письма, они бросят это дело».
      «Не уверена, что это сработает, Вернон».
      «О, эти люди думают совсем не так, как мы с тобой, Петуния», – сказал дядя Вернон, пытаясь забить гвоздь куском фруктового кекса, который она ему принесла.
      В пятницу не меньше двенадцати писем пришли для Гарри. Так как их нельзя было пропихнуть в отверстие для почты, то их засунули под дверь и в щели между косяком и бросили в маленькое окошко в ванной на первом этаже. Дядя Вернон опять остался дома. Он сжег все письма, взял молоток и гвозди и забил все щели между косяками парадного и черного входа так, что никто не мог выйти. Работая, он напевал
      «Шагая по тюльпанам» и подпрыгивал от малейшего шума.
      В субботу процесс вышел из-под контроля. Двадцать четыре письма для Гарри попали в дом, скрученные и спрятанные в две дюжины яиц, которые недоумевающий молочник передал тете Петунии в окно гостиной. Пока дядя Вернон звонил на почту и в молочный магазин, пытаясь гневно пожаловаться на кого-нибудь, тетя Петуния искрошила их на кухонном комбайне.
      «Интересно, кому же все-таки ты так нужен?» – спросил Дадли у Гарри с удивлением. В воскресенье утром дядя Вернон уселся завтракать, выглядя усталым и совсем больным, но счастливым.
      «По воскресеньям почту не носят, – заявил он радостно, размазывая джем по газете. – Никаких чертовых писем сегодня». Пока он это говорил, что-то просвистело в трубе и попало ему в затылок. В следующий момент, тридцать или сорок писем пулей вылетели их камина. Десли пригнулись, а Гарри подпрыгнул в воздух, пытаясь поймать хоть одно.
      «Вон! ВОН!» Дядя Вернон схватил Гарри поперек туловища и выкинул в коридор. Когда тетя Петуния и Дадли выскочили из кухни, он захлопнул дверь. Они слышали, как письма все еще падают в комнату, отскакивая от стен и пола.
      «Хватит, – сказал дядя Вернон, пытаясь говорить спокойно и не чувствуя, как выдирает пучки из усов, – через пять минут чтобы все были готовы. Мы уезжаем. Просто упакуйте немного одежды. И без споров!» Он выглядел так дико без половины усов, что никто не посмел спорить. Через десять минут, взломав забитые гвоздями двери, они сидели в машине по дороге к скоростной магистрали. Дадли всхлипывал на заднем сиденье: отец ударил его за то, что он всех задержал, пытаясь упаковать телевизор, видеомагнитофон и компьютер в спортивную сумку. Они ехали. И ехали. Даже тетя Петуния не посмела спросить, куда они едут. Время от времени дядя Вернон разворачивал машину и ехал в противоположном направлении:
      «Оторваться… оторваться от них…» – бормотал он себе под нос. Они не останавливались, чтобы поесть. К вечеру Дадли уже выл. У него был самый ужасный день в жизни. Он проголодался, он пропустил пять передач по телевизору, которые хотел посмотреть, и не разнес положенного количества монстров на компьютере. Наконец, дядя Вернон остановился около унылого отеля на окраине большого города. Дадли и Гарри досталась комната с двумя кроватями и затхлыми сырыми простынями. Дадли храпел, а Гарри сидел на подоконнике, смотрел вниз на огни проезжающих машин и думал… Они завтракали безвкусными кукурузными хлопьями и холодными помидорами, с металлическим привкусом, на тостах. Они почти закончили, когда к столу подошла хозяйка отеля:
      «Извините, среди вас нет мистера Г. Поттера? У меня на конторке сотня писем».
      Она протянула одно, чтобы они смогли разобрать адрес, написанный зелеными чернилами:
      Мистеру Г. Поттеру, Комната 17, Гостиница
      «У железной дороги», Город Коксовик
      Гарри потянулся за письмом, но дядя Вернон ударил его по руке. Женщина смотрела на него с удивлением.
      «Я возьму их» – сказал он, быстро вставая и следуя за ней к выходу из ресторана.
      «Не лучше ли просто поехать домой, дорогой?» – предложила тетя Петуния робко через несколько часов, но, казалось, дядя Вернон не услышал. Никто не понимал, что он ищет. Он привез их в лесную чащу, вышел из машины, огляделся, покачал головой, залез обратно, и они поехали дальше. То же самое произошло на вспаханном поле, на подъемном мосту и на верхнем ярусе многоуровневой автостоянки.
      «Папа сошел с ума, да, мам?» – спросил Дадли со скукой в голосе позже в тот день. Дядя Вернон остановился на побережье, запер их в машине и исчез. Пошел дождь. Большие капли стучали по крыше. Дадли захныкал.
      «Сегодня понедельник, – сказал он матери. – Великий Гумберто сегодня вечером. Я хочу быть рядом с телевизором».
      Понедельник. Что-то шевельнулось у Гарри в голове. Если сегодня понедельник – а Дадли обычно точно знает, какой день недели из-за телевизора – тогда завтра, во вторник, у него одиннадцатый день рождения. Конечно, нельзя сказать, что у него были веселые дни рождения – в прошлом году Десли подарили ему крючок для одежды и пару старых носок дяди Вернона. Но ведь не каждый же день тебе исполняется одиннадцать лет. Дядя Вернон вернулся, улыбаясь. Он принес длинный тонкий пакет и не ответил, когда тетя Петуния спросила, что он купил.
      «Я нашел идеальное место! – сказал он. – Пошли! Выходите из машины!»
      Снаружи было очень холодно. Дядя Вернон кивнул в сторону острова, похожего на кусок скалы в море. Ютившаяся наверху этой скалы хижина казалась самой убогой из всех, что можно было себе представить.
      «Сегодня вечером обещают шторм! – сказал дядя Вернон ликующе, хлопая в ладоши. – А этот джентльмен был так добр, что одолжил нам свою лодку!» Беззубый старичок вразвалочку подошел к ним, указывая с довольно неприятной усмешкой на старую гребную лодку, подпрыгивающую внизу на серых волнах.
      «Я достал немного еды, – сказал дядя Вернон. – Свистать всех наверх!» В лодке было холодно. Ледяная морская вода, дождь, стекающий за шиворот и промозглый ветер, бьющий в лицо. После, казалось, нескольких часов они достигли утеса, где дядя Вернон, оступаясь и поскальзываясь, повел их наверх к несчастной хижине. Внутри было просто ужасно. Пахло водорослями, ветер свистел в щели в деревянных стенах, а в очаге было сыро и пусто. К тому же в хижине было всего две комнаты. Немного еды в понимании дяди Вернона оказались пакетом чипсов для каждого и четырьмя бананами. Он попытался зажечь огонь, но пакеты только дымили и сжимались.
      «Парочка писем сейчас бы пригодилась, а?» – сказал он радостно. Он был в очень хорошем настроении. Вероятно, он думал, что никто не сможет добраться к ним в шторм и доставить почту. Гарри был согласен, и эта мысль его не радовала. Когда наступила ночь, разразился обещанный шторм. Брызги высоких волн разбивались о стены хижины, и яростный ветер стучал в грязные окна. Тетя Петуния нашла несколько заплесневелых одеял в соседней комнате и сделала постель для Дадли на изъеденном молью диване. Она и дядя Вернон улеглись на слежавшиеся комками матрасы во второй комнате, а Гарри предоставили возможность найти самый мягкий кусочек пола и съежиться под самым тонким и рваным одеялом. Шторм становился сильнее и сильнее. Гарри не мог уснуть. Он дрожал и ворочался, пытаясь устроиться поудобнее, его желудок сжимался от голода. Храп Дадли тонул в низких раскатах грома, который начал греметь ближе к полуночи. Светящийся циферблат часов Дадли, которые свисали с края дивана вместе с его толстой рукой, сказал Гарри, что через десять минут ему исполнится одиннадцать лет. Он лежал и смотрел, как приближается его день рождения, любопытствуя, а вспомнят ли Десли о нем вообще, думая, где сейчас тот, кто писал письма. Осталось пять минут. Он услышал, как снаружи что-то скрипнуло. Он надеялся, что крыша не обрушится, хотя, может быть, если она обрушится, станет теплее. Четыре минуты. Может быть, дома будет так много писем, когда они вернутся, что удастся как-нибудь утащить одно. Три минуты. Почему море так громко бьется об остров? И (две минуты) что это был за странный хруст за дверью? Может, скала рушится в море?
      Одна минута и ему будет одиннадцать. Тридцать секунд… двадцать… десять… девять… – может, разбудить Дадли, чтобы позлить – три… две… одна… БУМ. Хижина вздрогнула, и Гарри резко сел, уставившись на дверь. Кто-то был снаружи и стучался, чтобы его впустили.
 

Глава четвертая. Хранитель ключей

 
      БУМ. Опять постучал кто-то. Дадли проснулся.
      «Где пушка?» – растерянно спросил он. Сзади раздался грохот и дядя Вернон влетел в комнату. В руках он держал винтовку – теперь все поняли, что же было в длинном, узком свертке, который он привез.
      «Кто там? – крикнул он. – Предупреждаю – я вооружен!» Последовала пауза. И вдруг как громыхнуло… удар был настолько силен, что дверь аккуратно слетела с петель и с оглушительным треском приземлилась на пол. В дверном проеме появился настоящий великан. Лицо его было почти полностью закрыто длинными косматыми волосами и спутанной бородой, но похожие на темных блестящих жуков глаза сверкали сквозь все эти заросли. Великан протиснулся в хижину, пригнувшись, потому что его голова почти касалась потолка. Он наклонился, легко поднял дверь и повесил ее на прежнее место. Шум грозы стал тише… Великан оглядел всю компанию.
      «Не могли бы вы предложить мне чашечку чая? Это было нелегкое путешествие…»
      Он прошагал к дивану, где сидел Дадли, скованный страхом.
      «Подвинься, толстяк», – проговорил незнакомец. Дадли пискнул и побежал к матери, замершей от ужаса позади дяди Вернона.
      «А, вот и Гарри», – обрадовался великан. Гарри взглянул в дикое лицо и увидел, что в глазах-жуках притаилась улыбка.
      «Когда я видел тебя в последний раз, ты был совсем еще младенцем, – сказал великан. – Ты похож на отца, но у тебя глаза матери». Дядя Вернон издал странный дребезжащий звук.
      «Я требую, чтобы вы ушли, сэр! – сказал он. – Вы нарушаете право частной собственности!»
      «А, заткнись, Десли», – сказал великан; он перегнулся через спинку дивана, выхватил ружье из рук дяди Вернона, завязал его узлом, как будто оно было резиновым, и бросил его в угол комнаты. Дядя Вернон пискнул, как раздавленная мышь.
      «Ладно, Гарри, – как ни в чем не бывало продолжал великан, поворачиваясь спиной к Десли, – с Днем Рождения. Вот кое-что для тебя – я слегка помял его, но на вкус он замечательный». Из внутреннего кармана своего черного пальто он достал немного раздавленную коробку. Гарри дрожащими пальцами открыл ее. Внутри был большой, липкий шоколадный торт с надписью зеленой глазурью:
      «С Днем Рождения, Гарри». Гарри взглянул на великана. Он собирался поблагодарить его, но слова где-то потерялись, и вместо этого он сказал:
      «Кто вы?» Великан усмехнулся.
      «И правда, я не представился. Рубеус Хагрид, хранитель ключей и земель Хогвартса». Он протянул свою огромную ладонь и потряс Гарри руку.
      «Итак, как насчет чая? – сказал он, потирая руки. – Я бы не отказался от очень крепкого». Его взгляд упал на пустоту за каминной решеткой со скрученными пакетами из-под чипсов. Великан фыркнул. Он склонился над камином; что он сделал, никто не разглядел, но когда он отошел секундой позже, там пылал огонь. Он наполнил сырую хижину мерцающим светом, и Гарри почувствовал проникающее тепло, точно оказался в теплой ванне.
      Гигант вернулся на диван, заскрипевший под его тяжестью, и начал доставать из карманов всякую всячину: медный котелок, мягкую упаковку сосисок, кочергу, чайник, несколько отбитых кружек и бутылку с какой-то янтарного цвета жидкостью, из которой он отхлебнул, прежде чем запустить процесс приготовления. Скоро хижина наполнилась звуками и запахом жареных сосисок. Никто не сказал ни слова, пока великан готовил, но когда он снял первые шесть сочных, чуть подгорелых сосисок с кочерги, Дадли заерзал. Дядя Вернон сказал резко:
      «Не трогай ничего, чтобы он тебе ни дал, Дадли». Великан усмехнулся.
      «Тебе, пончик, и твоему сыночку, толстеть дальше некуда, поэтому не волнуйся».
      Великан передал сосиски Гарри, который так проголодался, что ему казалось, он не ел ничего вкуснее, и он никак не мог отвести глаз от великана. Наконец, так как никто, видимо, не собирался ничего объяснять, Гарри сказал:
      «Извините, но я еще не знаю кто же вы все-таки такой». Великан сделал глоток чаю и утер рот тыльной стороной ладони.
      «Зови меня Хагрид, – сказал он. – Как все. И как я сказал, я хранитель ключей в Хогвартсе. Ты в курсе про Хогвартс, конечно».
      «Гм – нет», – сказал Гарри. Хагрид был шокирован.
      «Извините», – быстро сказал Гарри.
      «Извинить? – пролаял Хагрид, поворачиваясь к Десли, отступившим обратно в
      тень. – Это они должны извиняться! Я знал, что ты не получил письма, но чтобы ты не был в курсе про Хогвартс! Ты никогда не интересовался, где твои предки всему научились?»
      «Научились чему?» – спросил Гарри.
      «ЧЕМУ? – прогремел Хагрид. – Погоди минутку!»
      Он поднялся на ноги. Казалось, он в гневе заполнил всю хижину. Десли жались к стене.
      «Вы хотите сказать, – прорычал он Десли, – что этот мальчик – этот мальчик! – ничего не знает – ни о чем?»
      Гарри подумал, что Хагрид зашел слишком далеко. Он ведь учился в школе, и его оценки были очень даже ничего.
      «Я кое-что знаю, – сказал он. – Математику, например, или там еще что». Но Хагрид просто махнул рукой и произнес:
      «Про наш мир, я хочу сказать. Твой мир. Мой мир. Мир твоих родителей».
      «Какой мир?» Казалось, Хагрид сейчас взорвется.
      «ДЕСЛИ!» – взревел он. Очень бледный дядя Вернон прошептал что-то вроде
      «Мимблвимбл». Хагрид дико взглянул на Гарри.
      «Но ты должен знать про отца и мать, – сказал он. – Я хочу сказать, что они знамениты. И ты знаменит».
      «Что? Мои мама и папа не были знамениты, разве нет?»
      «Ты не знаешь… Ты не знаешь…» – Хагрид запустил пятерню в свою шевелюру, устремив на Гарри дикий взгляд.
      «Ты не знаешь, кто ты такой?» – спросил он наконец. Внезапно дядя Вернон подал голос.
      «Немедля прекратите! Я запрещаю вам рассказывать мальчику что бы то ни было!» Даже более храбрый человек, чем дядя Вернон дрогнул бы от того взгляда Хагрида; когда великан заговорил, в каждом слоге звучала ярость:
      «Вы никогда не говорили ему? Никогда не говорили, что было в письме, которое ему оставил Дамблдор? Я был там! Я видел, как он его оставил, Десли! И вы не сказали ему ничего за все эти годы?»
      «Не сказали чего?» – спросил Гарри нетерпеливо.
      «СТОЙТЕ! Я ВАМ ЗАПРЕЩАЮ!» – пролаял дядя Вернон в панике. Тетя Петуния задохнулась от ужаса.
      «А – идите вы оба к черту, – сказал Хагрид. – Гарри – ты волшебник». В хижине наступила тишина. Только шумело море, и свистел ветер.
      «Я – кто?» – выдохнул Гарри.
      «Волшебник, конечно, – сказал Хагрид, усаживаясь на диван, который заскрипел и просел еще ниже. – И будешь очень хорошим волшебником, когда подучишься. С такими родителями, как у тебя, кем ты еще можешь быть? И я думаю, сейчас как раз пора прочитать твое письмо». Гарри вытянул руку и взял наконец желтоватый конверт с изумрудно зеленой надписью:
      Мистеру Г. Поттеру, Пол, Хижина-на-Скале, Море. Он вытащил лист и прочитал:
      ШКОЛА ВОЛШЕБСТВА И КОЛДОВСТВА ХОГВАРТС Директор: АЛБУС ДАМБЛДОР
      (Орден Мерлина, Великий Волш. Первого Класса, Главн. Колдун, Верховн. Чародей Международной Конфед. Магов) Дорогой мистер Поттер! Мы рады сообщить Вам, что Вы приняты в школу волшебства и колдовства Хогвартс. Пожалуйста, прочтите прилагаемый список необходимых учебников и оборудования. Семестр начинается первого сентября. Ждем от вас совы не позднее тридцать первого июля.
Искренне Ваша, Минерва Мак-Гонагалл, Заместитель директора
      В голове Гарри роились вопросы, и он не знал, какой задать первым. Через несколько минут он произнес, запинаясь:
      «Что значит, они ждут сову?»
      «Старый дурак, чуть не забыл», – сказал Хагрид, хлопая ладонью по лбу с силой, которая могла бы свалить лошадь, и вытащил из какого-то кармана сову – настоящую, живую, немного взъерошенную сову – длинное перо и свиток пергамента.
      Высунув кончик языка, он нацарапал записку, которую Гарри прочитал вверх ногами:
      Дорогой профессор Дамблдор, Передал Гарри письмо. Отвезу его завтра все купить. Ужасная погода. Надеюсь, у Вас все о’кей.
Хагрид
      Хагрид свернул записку, отдал ее сове, которая зажала ее в клюве, подошел к двери и выбросил сову в шторм. Потом он вернулся и снова сел, как будто это было такое же обычное дело, как поговорить по телефону. Гарри понял, что стоит с открытым ртом, и быстро закрыл его.
      «На чем я остановился?» – сказал Хагрид, но в этот момент, дядя Вернон, все еще бледный, но очень злой, подошел к камину.
      «Он не поедет», – произнес он. Хагрид хрюкнул.
      «Я бы хотел посмотреть, как маггл вроде тебя, его остановит», – сказал он.
      «Кто?» – спросил Гарри с интересом.
      «Маггл, – сказал Хагрид. – Так мы зовём не магический народ, вроде него. И тебе жутко не повезло, что ты вырос в семье самого большого маггла из всех, которых я когда-либо видел».
      «Мы поклялись, когда взяли его, что положим конец этой чепухе, – сказал дядя Вернон. – Мы поклялись, что выбьем из него эту дурь! Волшебник!»
      «Вы знали? – сказал Гарри. – Знали, что я волшебник?»
      «Знали! – внезапно взорвалась тетя Петуния. – Знали! Конечно, мы знали! Как ты мог не быть, когда моя дорогая сестрица была тем, чем была? Она получила такое же письмо и исчезла в эту – эту школу – и приезжала домой каждые каникулы с полными карманами лягушачьей икры, и превращала чашки в крыс! Только я понимала, что она – выродок! А мои отец и мать, о нет, Лили то, Лили сё… Они гордились, что у них в семье ведьма!» Она остановилась набрать воздуха и продолжила. Казалось, она готовила эту речь всю жизнь.
      «Потом она встретила этого Поттера в школе, они поженились, и появился ты, и конечно, я знала, что ты будешь таким же, таким же странным, таким же – ненормальным – и потом она взлетела на воздух и предоставила нам разбираться с тобой!» Гарри побледнел. Когда он снова смог говорить, он произнес:
      «Взлетели на воздух? Но вы всегда говорили мне, что они погибли в автокатастрофе!»
      «В АВТОКАТАСТРОФЕ! – взревел Хагрид, подпрыгнув так яростно, что Десли торопливо отступили обратно в угол. – Как могли Лили и Джеймс Поттеры погибнуть в автокатастрофе? Это невероятно! Скандал! Гарри Поттер не знает своего прошлого, когда каждый ребенок в мире знает его имя!»
      «Но почему? Что же случилось?» – спросил Гарри настойчиво. Ярость на его лице сменилась на озабоченность.
      «Я никогда не ожидал такого, – сказал он обеспокоено. – Я не думал, когда Дамблдор обещал трудности, как мало ты знаешь. Эх, Гарри, я не знаю, тот ли я человек, чтобы объяснить тебе – но кто-то должен – не можешь же ты поехать в Хогвартс, не зная». Он бросил нехороший взгляд на Десли.
      «Ну так вот, было б лучше, если б ты знал столько, сколько я могу тебе сказать… да я не так уж много и знаю, так, частично, потому что это большая тайна…» Он сел, несколько минут смотрел на огонь и наконец сказал:
      «Я думаю, все начинается с человека, которого звали – просто невероятно, что ты не знаешь его имени, в то время как все знают…»
      «Кто?»
      «Ну – я не люблю называть его по имени, если только по необходимости. И никто не любит».
      «Почему?»
      «Гадкие горгульи, Гарри, люди все еще напуганы. Чтоб мне провалиться… Видишь ли, был волшебник, который стал… темным. Насколько вообще возможно. Ужасным. Самым ужасным. Его звали…» Хагрид сглотнул, но слова не пришли.
      «Может, запишете?» – предложил Гарри.
      «Неа, не знаю я как это пишется. Хорошо – Волдеморт, – Хагрид поежился. – И не заставляй меня повторять. Итак, этот – этот волшебник, примерно двадцать лет назад начал искать сторонников. Они появились – некоторые просто боялись, некоторые хотели заполучить его силу, потому что он был очень сильным, вот. Темные дни, Гарри. Не знаешь, кому доверять, нельзя по-дружески общаться с другими волшебницами и магами… просто ужасные вещи происходили. Он брал вверх. Кто-то выступил против него – и он убил их. Ужасно. Единственным безопасным местом был Хогвартс. Представь, Дамблдор был единственным, кого Сам-Знаешь-Кто боялся. Он не пытался пробраться в школу, даже тогда.
      «Твои предки, мама и папа, были самыми лучшими волшебниками, которых я знал. Главные префекты в год выпуска! Представь, почему Сам-Знаешь-Кто не пытался перетащить их к себе… наверное, знал, что они слишком близко к Дамблдору, чтобы перейти на Темную Сторону.
      «Может, он думал, что сможет убедить их… может, просто хотел убрать с дороги. Все знают, что он оказался в деревне, где вы все жили, в Хэллоуин десять лет назад. Тебе был всего годик. Он пришел в дом и… и…» Хагрид внезапно вытащил очень грязный носовой платок и громогласно высморкался.
      «Извини, – сказал он. – Но это очень грустно – я знал твоих родителей – очень хорошие люди – и вот…
      «Сам-Знаешь-Кто убил их. А потом – и это самая большая тайна – он попытался убить тебя. Хотел сделать все шито-крыто, а может, ему тогда уже нравилось убивать. Но не смог. Ты не спрашивал, откуда у тебя шрам на лбу? Это не обычный порез. Такая штука появляется, если тебя коснулось очень могущественное проклятье… оно позаботилось о твоих родителях и даже о доме, но не сработало на тебе, и поэтому ты очень знаменит, Гарри. Никто не выжил после того, как он решил его убить, никто, кроме тебя, а ведь он убил некоторых лучших магов и волшебниц века – Мак-Киноннов, Бонсов, Преветтсов – а ты был совсем крохой – и уцелел». Что-то очень болезненное шевелилось у Гарри в голове. Когда история Хагрида подошла к концу, он опять увидел ослепительную вспышку зеленого света, отчетливее, чем когда-либо – и вспомнил еще кое-что: холодный, жестокий смех. Хагрид с грустью смотрел на него.
      «Забрал тебя из разрушенного дома по приказу Дамблдора. Притащил тебя к этим…»
      «Е-рун-да», – сказал дядя Вернон. Гарри подпрыгнул; он почти забыл, что Десли все еще здесь. К дяде Вернону вернулось мужество. Он свирепо смотрел на Хагрида, сжимая кулаки.
      «Послушай меня, парень, – оскалился он. – Я думаю, ты немножко не такой, но вероятно, это можно выбить хорошей поркой – а что касается твоих родителей, так они это заслужили, и мир без них стал лучше, я так думаю – как я и говорил, если общаться со всякими там волшебниками, все это плохо кончится, что и случилось…»
      Но в этот момент, Хагрид спрыгнул с дивана и вытащил потрепанный розовый зонт из складок плаща. Направив его как меч на дядю Вернона, он сказал:
      «Я предупреждаю тебя, Десли – я тебя предупреждаю – еще одно слово…» Возможность быть нанизанным на зонт бородатым великаном, опять поубавила храбрости дяде Вернону, он оперся на стену и умолк.
      «Вот так-то лучше», – сказал Хагрид, тяжело дыша и усаживаясь обратно на диван, который на этот раз просел до пола. У Гарри тем временем, появилась куча вопросов:
      «А что случилось с Вол-, то есть Сам-Знаешь-Кем?»
      «Хороший вопрос, Гарри. Исчез. Испарился. В ту же самую ночь, когда пытался убить тебя. Делая тебя еще более знаменитым. Это самая большая тайна, понимаешь… он становился все сильнее и сильнее, зачем ему пропадать?
      «Кто-то говорит, что он умер. Я думаю, он исчез. Не знаю, много ли в нем осталось человеческого, мог ли он вообще умереть? Кто-то говорит, что он выжидает своего часа, но я им не верю. Все, кто были на его стороне, перешли на нашу. Они как бы вышли из транса. Не думаю, что они смогли бы, если бы он собирался вернуться».
      «Большинство считает, что он все еще среди нас, просто каким-то образом потерял большую часть своей силы. Что-то в тебе прикончило его, Гарри. Что-то пошло не так, как он рассчитывал той ночью – я не знаю, никто не знает – но что-то в тебе остановило его, вот как». Хагрид посмотрел на Гарри, его глаза лучились теплотой и расположением, но Гарри, вместо того, чтобы чувствовать себя польщенным и гордым, думал, что здесь какая-то ошибка. Волшебник? Он? Как он может быть? Всю жизнь его шпынял Дадли, третировали дядя Вернон и тетя Петуния; если он и в самом деле был волшебником, почему они не превращались в бородавчатых лягушек каждый раз, когда запирали его в чулане? Почему, если он однажды он нанес поражение великому волшебнику, почему Дадли мог пинать его как футбольный мяч?
      «Хагрид, – сказал он тихо, – я думаю, ты ошибся. Я не думаю, что я волшебник». К его удивлению Хагрид рассмеялся.
      «Не волшебник? Никогда ничего не происходило, когда ты боялся или злился?» Гарри посмотрел в огонь. Теперь он вспоминал… обо всех вещах, которые приводили в ярость его дядю и тетю, когда он пугался или злился… преследуемый бандой Дадли, он вдруг оказался вне их досягаемости… боясь идти в школу с ужасной прической, он отрастил волосы… а в самый последний раз, разве он не отомстил, не понимая, что делает? Разве он не натравил на Дадли удава? Гарри посмотрел на Хагрида, улыбаясь, и увидел, что Хагрид с удовлетворением смотрит на него.
      «Вот видишь? – сказал Хагрид. – Гарри Поттер не волшебник – подожди, ты будешь знаменитым в Хогвартсе». Но дядя Вернон не собирался сдаваться без боя.
      «Разве я не сказал, что он не поедет? – прошипел он. – Он пойдет в Стоунволл Хай и будет благодарен за это. Я прочитал эти письма, ему нужен весь этот мусор – книги с заклинаниями, волшебные палочки…»
      «Если он захочет, никакой маггл его не остановит, – прорычал Хагрид. – Запретить сыну Лили и Джеймса Поттеров учиться в Хогвартсе! Ты с ума сошел. Его имя всем известно, с тех пор, как он родился. И он будет учиться в лучшей школе волшебства и колдовства в мире. Семь лет и он себя не узнает. Он пообщается с ребятами своего сорта, у него будет замечательный директор Албус Дамблд…»
      «Я НЕ СОБИРАЮСЬ ПЛАТИТЬ ЗА ТО, ЧТОБЫ КАКОЙ-НИБУДЬ СТАРЫЙ ДУРАК УЧИЛ ЕГО МАГИЧЕСКИМ ШТУЧКАМ!» – выкрикнул дядя Вернон. Но он зашел слишком далеко. Хагрид вытащил свой зонт и поднял его над головой:
      «НИКОГДА, – прогремел он, – НЕ – ОСКОРБЛЯЙ – АЛБУСА – ДАМБЛДОРА – В МОЕМ – ПРИСУТСТВИИ!» Он взмахнул зонтом, кончик которого указал на Дадли – вспышка сиреневого света, треск, короткий визг, и в следующую секунду Дадли подпрыгнул на месте, держась руками за толстую задницу и воя от боли. Когда он повернулся спиной, Гарри увидел кучерявый свиной хвостик сквозь дыру на штанах. Дядя Вернон зарычал. Втащив тетю Петунию и Дадли в соседнюю комнату, он бросил последний испуганный взгляд на Хагрида и захлопнул дверь. Хагрид посмотрел вниз на свой зонт и пригладил бороду.
      «Не стоило выходить из себя, – сказал он печально. – Но ведь все равно не прокатило. Хотел превратить его в свинью, но, полагаю, он был так похож на свинтуса сам, что сделать оставалось немного». Он искоса посмотрел на Гарри из-под своих кустистых бровей.
      «Буду в долгу, если ты никому не расколешься в Хогвартсе, – сказал он. – Мне – гм – не положено заниматься магией, вообще-то говоря. Мне разрешили чуть-чуть поколдовать, пока я буду искать тебя и передавать письмо – одна из причин, почему я делал это с таким рвением».
      «Почему тебе нельзя использовать магию?» – спросил Гарри.
      «Я тоже учился в Хогвартсе, но – гм – меня исключили, такие вот пироги. В третьем классе. Сломали волшебную палочку и все дела. Но Дамблдор разрешил мне остаться лесником. Классный мужик, Дамблдор».
      «Почему тебя исключили?»
      «Уже поздно, а у нас куча дел назавтра, – заявил Хагрид, делая вид, что не слышал Гарри. – Надо будет смотаться в город, купить тебе книги и все такое». Он снял свой черный плащ и бросил его Гарри.
      «Можешь спать под ним, – сказал он. – Не бойся, если он вдруг зашевелится, думаю, в каком-то кармане все еще живет парочка мышей».
 

Глава пятая. Диагон аллея

 
      На следующее утро Гарри проснулся рано. Он мог бы сказать, что уже светло, но боролся с искушением открыть глаза.
      «Это был сон, – сказал он себе твердо. – Мне приснилось, что великан по имени
      Хагрид пришел ко мне и сказал, что я буду учиться в школе для волшебников. Когда я открою глаза, я окажусь дома в своем чулане». Внезапно он услышал громкий стук.
      «Это тетя Петуния стучит в дверь», – подумал Гарри с упавшим сердцем. Но он не открыл глаза. Это был такой приятный сон. Тук. Тук. Тук.
      «Хорошо, – пробормотал Гарри, – я встаю». Он сел и тяжелый плащ Хагрида свалился с него. Хижина была полна солнечного света, шторм закончился, а Хагрид спал на просевшем диване; за окном сидела сова, стуча в стекло когтем и сжимая в клюве газету.
      Гарри подпрыгнул от радости. Он чувствовал себя таким счастливым, как будто у него внутри раздувался воздушный шарик. Он подбежал к окну и распахнул его. Сова влетела внутрь и уронила газету на Хагрида, который продолжал спать. Потом сова села на пол и атаковала его плащ.
      «Перестань!»
      Гарри попытался прогнать сову, но она угрожающе нацелила клюв в его сторону и продолжила трепать плащ.
      «Хагрид! – громко сказал Гарри. – Здесь сова».
      «Заплати ей», – проворчал Хагрид с дивана.
      «Что?»
      «Она хочет получить деньги за доставку газеты. Посмотри в карманах». Казалось, плащ Хагрида сделан из одних карманов – связки ключей, жетончики для автоматов, мотки бечевки, мятная жвачка, чайные пакетики… наконец Гарри вытащил горсть странных монет.
      «Дай ей пять кнутов», – сказал Хагрид сонно.
      «Кнутов?»
      «Это маленькие бронзовые монетки».
      Гарри отсчитал пять маленьких бронзовых монет, и сова вытянула лапу, чтобы он мог положить их в привязанный к ней маленький кожаный мешочек. Потом она выпорхнула в открытое окно. Хагрид громко зевнул, сел и потянулся.
      «Думаю, нам пора, Гарри, сегодня куча дел, надо смотаться в Лондон и прикупить тебе все для школы». Гарри вертел в руках волшебные монетки и разглядывал их. Он только что вспомнил кое о чем, и воздушный шарик внутри как будто прокололи.
      «Гм – Хагрид?»
      «Ммм?» – сказал Хагрид, натягивая свои огромные ботинки.
      «У меня ведь совсем нет денег – ты слышал, что сказал дядя Вернон вчера вечером? Он не будет платить за мое обучение в школе».
      «Об этом не волнуйся, – сказал Хагрид, вставая и почесывая голову. – Ты думаешь, твои предки ничего тебе не оставили?»
      «Но ведь если дом был разрушен…»
      «Они не хранили золото в доме, парень! Не, сперва мы наведаемся в Гринготтс. Волшебный банк. Возьми сосиску, они ничего, даже холодные – а я бы не отказался от кусочка твоего тортика».
      «У волшебников есть банки?»
      «Только один. Гринготтс. Им владеют гоблины». Гарри уронил кусок сосиски.
      «Гоблины?»
      «Да – только совсем ненормальный ломанётся их грабить, я думаю. Никогда не порти отношения с гоблинами, Гарри. Гринготтс – самое безопасное место в мире, если хочешь что-нибудь спрятать – может, кроме Хогвартса. Мне по любому надо в Гринготтс. Для Дамблдора. И Хогвартса, – Хагрид гордо выпятил грудь. – Он обычно просит меня достать что-нибудь важное для него. Если поручил притащить что-то из Гринготтс, значит доверяет, понятно?»
      «Все взял? Ну, тогда пошли». Гарри последовал за Хагридом на свежий воздух. Небо очистилось, и море искрилось в солнечных лучах. Лодка, нанятая дядей Верноном, все еще стояла у причала, полная воды.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.

  • Страницы:
    1, 2, 3