Глава 10

Нарумяненная, с заплетенной косичкой, окуренная благовониями и закрепленная на подставке голова лежала на земле. У мужчины, наверное, лет сорока, были тяжелая челюсть, густые щетинистые брови, большой весь в крупных порах нос и выбритое темя. Остекленевшие глаза смотрели прямо перед собой, за толстыми приоткрытыми губами белели неровные зубы. Лицо выражало потрясение, которое мужчина, должно быть, испытал, когда на него напал убийца.

Сано стоял на дамбе — длинной затененной ивами насыпной дороге, которая вела на запад от реки Сумида к кварталу развлечений Ёсивара. Он оказался здесь через час быстрой езды в северном направлении от банте. Известие об убийстве разнесли гуляки, возвращавшиеся в Эдо после ночной пирушки. Убийца дерзко оставил бундори посреди дороги. Охватившее Сано горькое чувство вины отодвинуло на второй план ужас находки. Несмотря на все меры предосторожности, опять произошло убийство. Никто не мог обвинить Сано в бездействии, однако он казнил себя за то, что плохо служит сёгуну и что ценой этой плохой службы стала жизнь незнакомого человека.

Сано повернулся к члену отряда службы безопасности Ёсивары, который встретил его по приезде, и указал на голову:

— Кто это?

— Не знаю, сёсакан-сама. — Офицер, одетый в короткое кимоно и штаны, был кряжистым простолюдином, на поясе висела деревянная дубинка. В отличие от полицейских в Эдо он явно хотел услужить. Основная работа местных блюстителей порядка — разнимать драки и укрощать буйных пьяниц. Их не готовят для разбора убийств, кроме, быть может, самых простых случаев, происходящих во время уличных драк или скандалов из-за женщин. — Но я выяснил, прошлой ночью он посетил «Великое наслаждение».

«Великим наслаждением» называлось одно из самых больших увеселительных заведений в квартале.

— Кто обнаружил останки? — спросил Сано, опасаясь, что ценный свидетель уже покинул место преступления.

К его облегчению, офицер сказал:

— Голову нашел самурай; он там, на дороге. Он поднял стражу у ворот, она-то и вызвали нас. — Офицер показал на себя и на четырех коллег, те образовали круг, сдерживая толпу любопытных. — Мы обнаружили тело.

Сано огляделся. В утренний час по дороге двигалось много людей. Одни самураи и простолюдины ехали в сторону квартала развлечений, другие, проведшие там ночь, небольшими группами возвращались в Эдо. В юго-восточном направлении, за ивовой рощей, справа от Сано, блестел под солнечными лучами канал. Дикие гуси летели над вспаханными, но еще не засеянными и не обводненными рисовыми полями. Впереди, вдоль подъездного пути к воротам, выстроились чайные домики. А дальше поднимались стены и крыши Ёсивары.

— Кто-нибудь видел, как произошло убийство? — спросил Сано.

— Нет, сёсакан-сама.

Похоже, поиски свидетелей опять займут много времени. Сано пожалел, что оставил Хирату в Эдо. Сейчас как никогда ему не хватало людей. Будь проклят канцлер Янагисава!

— Я переговорю с человеком, который обнаружил голову, — сказал он офицеру, — а потом вы покажете мне тело.

Он нагнулся и снял с косички трофея ярлык. Та же рука, что и в случае с Каибарой.

«Эндо Мунэцугу», — прочел Сано.

Версия о том, что убийца испытывал ненависть к клану Каибара, лопнула. Как и Араки, Эндо Мунэцугу сражался на стороне Оды Нобунаги. Но, насколько знал Сано, семьи Эндо и Араки-Каибары не были связаны между собой. Они даже служили разным правителям — Эндо воевал под началом не Иэясу Токугавы, а Тоётоми Хидэёси, генерала, к которому перешла власть после смерти Оды Нобунаги. Надежда сменилась отчаянием. Рамки дела снова расширились, исторический аспект опять усложнил расследование! Не является ли убитый потомком Эндо Мунэцугу? Не вселился ли в убийцу самурай из прошлого, а если так, то почему?

Сано убрал ярлык за пояс, намереваясь позже поразмышлять над ним. Взял коня под уздцы и в сопровождении офицеров направился по дороге к Ёсиваре. Вскоре они добрались до чайных домиков. Красные фонари сообщали названия увеселительных заведений. Возле каждого домика стояла очередь тех, кто хотел или купить сакэ или заказать свидание с понравившейся проституткой. К задней стенке крайнего со стороны канала домика привалился самурай лет двадцати. Заметив приближение Сано, он постарался выпрямиться.

По случаю посещения Ёсивары самурай разоделся согласно последнему крику моды во все белое. Рукояти мечей украшала слоновая кость. Конь тоже был светлый. Но все великолепие не производило должного впечатления, потому что сам самурай выглядел очень неважно. Лицо краснело от выпитого сакэ, ноги неуклюже вытянуты, кимоно на груди коричневело от пятен: парня явно тошнило.

— А, сёсакан-сама его превосходительства, — сказал он, пренебрежительно растягивая слова и поднимая на Сано затуманенные глаза. — Как раз вовремя. Я жду вас несколько часов. — Несмотря на прискорбное состояние, в руке он держал бутылку сакэ.

— Ваше имя? — спросил Сано.

— Нисимори Сабуро. Я служу господину Куроде. — Он попытался сесть ровнее, застонал, схватился заживот и несколько раз быстро кивнул. — Прошу меня простить, я столько пережил. Эта голова... — Дрожащей рукой он поднес к губам бутылку, сделал большой глоток, передернулся, закашлялся и вытер рот рукавом. — Не хотите глоток? — Протянул бутылку Сано.

— Нет, спасибо. — Сано внутренне содрогнулся от запаха спиртного и блевотины. — Расскажите, как вы нашли голову.

Нисимори скорчился, будто его замутило, ему очень не хотелось вспоминать, взгляд уперся в герб Токугавы на одежде Сано.

— Ладно. Я ушел из Ёсивары на рассвете, первым прошел через ворота. Нужно было возвращаться на службу, да к тому же мое время вышло. — Существовало правило, в соответствии с которым посетителям не позволялось оставаться в Ёсиваре больше двух дней. — Я с радостью покидал это место, правда. Все, что не истратил на женщин (они здесь чересчур дорогие), спустил в кости. Потом я выбираюсь сюда и нахожу... Спрашивается, есть ли худший способ завершить то, что задумывалось как приятное времяпрепровождение? — Мокрые губы недовольно надулись.

— Вы знаете этого человека? — Сано запасся терпением.

— Вряд ли. Встречаешь так много людей, но все они выглядят по-другому.

— Вы никого не заметили поблизости, когда нашли голову?

Нисимори прикрыл глаза. По подбородку струйкой стекала слюна:

— Нет.

Убийство произошло прошлой ночью. Убийца подбросил бундори после того, как ворота Ёсивары закрылись. Но что делал на дороге потерпевший? Может, убийца каким-то образом заманил его туда? А откуда пришел убийца? По насыпи из Эдо, из какой-нибудь расположенной рядом деревни или из Ёсивары? Где он приготовил бундори?

— Я собирался развлечься, — посетовал Нисимори. — И смотрите, что получилось. Я остался без гроша. Мне дурно. Да еще стал свидетелем в деле об убийстве. — Он бутылкой указал в сторону Ёсивары. — И они называют этот квартал приносящим счастье, — добавил с горечью.

Сано задумался. Название Ёсивара прежде означало «Тростниковая долина» и соответствовало местности. Но кто-то поменял иероглифы, и название стало означать «Счастливая долина», потому что люди шли туда в надежде получить свою долю счастья. Интересно, ужасные обстоятельства столкнули жертву и убийцу или бедняга попал в засаду?

Оставив Нисимори в покое, Сано вместе с местными полицейскими отправился дальше. За чайными домиками, там, где дорога начинала идти под уклон, росла знаменитая ива модников, под ней останавливались, чтобы привести себя в порядок после путешествия. Сегодня собравшиеся в тени ивы люди не отряхивали пыль и не приглаживали волосы. Они жадно смотрели на поле. У подножия насыпи два сотрудника службы безопасности Ёсивары охраняли что-то, завернутое в одеяло.

— Это здесь, сёсакан-сама, — сказал шедший впереди офицер. Он сбежал вниз по склону.

Сано привязал коня к иве и последовал за ним. Высокая трава хлестала по ногам. Вороны, гачки и чайки, привлеченные свежей кровью, с криками кружили над головой, время от времени присаживаясь неподалеку. Под ногами крошились комья земли. Сано остановился в нескольких шагах от тела.

Земля почернела от крови. Сано почувствовал тяжелый запах смерти, который перекрывал запахи плодородной земли и сохранившейся ночной сырости. В животе все перевернулось, когда люди, отвернув мрачные лица, робко стащили одеяло с жертвы преступления.

Дородное обезглавленное тело лежало на спине, колени подогнуты, руки раскинуты в стороны, кимоно, обтягивающие штаны, носки с вырезом для большого пальца и соломенные сандалии измазаны кровью. Разные насекомые уже роились над трупом; мухи плотно облепили рану на шее. Невыносимое ощущение нечистоты овладело Сано. Он представил, будто доктор Ито находится рядом. Это принесло некоторое облегчение.

— Четкий умелый удар, — сказал Сано, — точно такой же, как при прошлых убийствах.

Раздумывая, как убийце удалось выманить жертву с дороги в поле, он почувствовал легкий запах спиртного. Может, этот человек был пьян и потому, вроде Каибары, не смог постоять за себя? Сано осмотрел тело.

— Где его мечи? — спросил у офицеров. Не забрал ли их убийца? Тогда, обнаружив мечи убитого среди вещей подозреваемого, можно будет доказать его вину.

Офицеры заявили о полном неведении. Сано обратил внимание на набедренную повязку. Незакрепленная лента выглядывала из-под кимоно. Сано понял: пострадавший сошел с дороги, чтобы справить большую нужду, чем убийца и воспользовался. Это убийство выглядело странным и бессмысленным актом жестокости, как и в случае с Каибарой. Однако Сано не верилось, что убийца наугад выбрал имя Эндо Мунэцугу для ярлыка бундори. Обнаружилась же связь Каибары с Араки Ёдзиэмоном. Следует срочно установить общее между новой жертвой и Эндо.

Сано повернулся к офицерам:

— Отправьте тело в морг Эдо. — Может, доктор Ито обнаружит зацепки, которые Сано упустил. — Теперь я намерен опросить каждого из тех, кто прошлой ночью находился в заведении «Великое наслаждение».

Они спустились по зигзагообразному отрезку дамбы к воротам Ёсивары. В квартале была узаконена проституция всех видов; разнообразная еда, выпивка, музыка, азартные игры и другие, менее невинные штучки были доступны за определенную цену. Мужчины приходили сюда расслабиться. Но у Сано веселый квартал вызывал отвращение.

Когда Сано подошел к воротам, покрытым крышей и богато украшенным, вежливое приветствие облаченных в доспехи стражников не смогло заставить его забыть об их основной функции: стеречь проституток. Большинство женщин были проданы в проститутки обедневшими семьями либо приговорены к работе в Ёсиваре в качестве наказания. Многие из-за жестокого обращения хозяев пытались бежать через ворота под видом служанок или мальчиков. Сано постарался скрыть свое презрение, обращаясь к тюремщикам, принуждающим женщин к жалкому существованию:

— Вы видели, как человек, убитый прошлой ночью, уходил?

— Как же мы могли его не заметить? — сказал один. — Он был в такой ярости, что ругался на чем свет стоит и пинал ворота.

Однако стражники не имели понятия, почему он ушел прежде времени и что его разозлило.

— За ним кто-нибудь следовал?

— Нет. Он был последним, кто вышел до закрытия ворот.

Спросив, не видели ли стражники самурая, высокого, хромого, с лицом в оспинах, он опять получил отрицательный ответ. Похоже, попытка установить личность убитого лишена смысла. В Ёсиваре многие мужчины, включая монахов, наследственных вассалов и высокопоставленных чиновников бакуфу, приходили тайно, под чужим именем. Некоторые делали это, повинуясь редко применяемому закону, запрещающему самураям посещать квартал развлечений. Другие просто желали избежать огласки.

Сано поблагодарил стражников и двинулся на главную улицу. Деревянные строения, некогда живописные, выглядели убогими и печальными. Бесстыдные надписи, рекламировавшие чайные домики, магазины, рестораны и бордели, не вызывали никаких эмоций. Забранные только деревянными решетками окна, за которыми по вечерам сидели проститутки, зазывая клиентов, смахивали на клетки для пойманных в силки животных. Пышно цветущие в кадках вишневые деревья, украшавшие улицу, напомнили Сано о быстротечности наслаждений и самой жизни.

Из-за убийства в квартале царила гнетущая атмосфера. Посетители сбивались вдоль улицы и у чайных домиков в суетливые группки, обычная удаль куда-то подевалась. Слуги суетились с оглядкой. Самураи ходили опасливо, держась за мечи. Все, казалось, не желали смотреть друг на друга. Страх и взаимная подозрительность висели в воздухе. Сано почувствовал сильное желание поскорее завершить следствие, прежде чем здесь, где мужские страсти уже разбужены выпивкой и сексом, разразится открытое насилие.

«Великое наслаждение» располагалось в переулке и являлось одним из наиболее престижных увеселительных заведений. Деревянные резные решетки на окнах, стены и колонны свежеотполированы и покрашены. Киноварь оживляла деревянные перила балконов. Занавеска того же цвета, расшитая белыми символами — цветами дома, закрывала вход. Когда Сано и сопровождающие добрались до заведения, занавеска порхнула в сторону, и на пороге появился человек, одетый в кричаще яркие шелковые одежды.

— Приветствую вас, сёсакан-сама, — сказал он, кланяясь. Ему можно было дать и сорок и шестьдесят лет. Он имел дородное грушевидной формы тело и под стать голову. Завязанные в узел волосы пробивала седина. Лицо, гладкое, без единой морщины, с широким носом и круглыми щеками, лоснилось. — Я — Уэсуги, хозяин «Великого наслаждения». — Рот с приподнятыми уголками, казалось, навсегда застыл в улыбке, но блестящие черные глазки походили на костяшки счетов — жесткие, холодные и расчетливые. — Это убийство — очень серьезное дело. Тем не менее позвольте заверить вас, «Великое наслаждение» к нему не имеет никакого отношения.

Сано поспешное заявление Уэсуги насторожило. Не скрывает ли он что-то? Впрочем, смущение могло быть следствием сословной солидарности и беспокойства за собственное предприятие. Хотя владельцы крупных увеселительных заведений считались сливками простонародья, самураи презирали их как торговцев живым товаром, боготворящих деньги. Уэсуги были не нужны никакие конфликты, которые могли затронуть его благополучие. К тому же заведение могло пострадать оттого, что его будут ассоциировать с убийствами ради бундори.

— У меня нет причин полагать, будто «Великое наслаждение» замешано в преступлениях, — мягко сказал Сано, стараясь успокоить Уэсуги. — Я только хочу узнать, кто этот убитый человек и с кем он провел время перед смертью. — Он многозначительно перевел взгляд на вход, затем вновь посмотрел на хозяина.

Улыбка словно прилипла к губам Уэсуги, но глаза заюлили. Просчитав варианты, он спросил ровным голосом, лишенным на сей раз заискивания:

— Это действительно необходимо?

Сано не нашел нужным с ним спорить. Уэсуги прекрасно понимал, что не имеет права отказать в просьбе официальному лицу из бакуфу.

— Ваше заведение легче сохранит добрую репутацию, если мы побеседуем внутри. — Сано указал на растушую толпу зевак.

Признав поражение коротким кивком, Уэсуги посторонился и пропустил Сано внутрь заведения. Справа в прихожей стояла пустая скамья надсмотрщика. Уэсуги открыл дверь в решетчатой перегородке, ведущую налево, и провел Сано в главную гостиную, где две служанки поправляли напольные циновки. Комната — место встреч проституток и их клиентов — днем выглядела мрачно, наверное, потому улыбка Уэсуги стала напряженной. Вслед за хозяином Сано прошел в контору, расположенную за расписанной стеной главной гостиной.

— Присаживайтесь, пожалуйста, — ровным голосом предложил Уэсуги.

Опустившись на колени перед низким столиком, он позвал слугу и заказал горячий чай. Принесли почти мгновенно. Пока они пили, Сано изучал комнату и ее владельца. Контора была похожа на подобные помещения, встречающиеся у любого преуспевающего дельца. Солнечный свет проникал через окна, затянутые бумагой, напротив окон стояли деревянные шкафы и окованные железом несгораемые сундуки для хранения документов и денег. Уэсуги, казалось, чувствовал себя здесь более неловко, чем на улице. Он был неестественно тих и старался не смотреть на Сано. Неужели ему стыдно за свой грязный бизнес, или он в чем-то виноват?

— Как зовут убитого? — спросил Сано.

Уэсуги зыркнул в толстую книгу, лежащую на столе, в которую он, по всей видимости, заглядывал до прихода Сано:

— Его шля Тёдзава Дзигори, он приехал из провинции Оми. На вопрос стражника у ворот он сообщил, что является ренином. Он был в компании с проституткой по прозвищу Воробей.

Сано вдруг догадался, почему Уэсуги нервничает. От гнева у него сдавило грудь.

— Когда приехал Тёдзава? — с невозмутимым видом спросил он.

Помедлив, Уэсуги ответил:

— Позавчера.

— Значит, он мог находиться в Ёсиваре до сегодняшнего утра. Почему же он покинул квартал вчера ночью?

Улыбка на лице хозяина исчезла, подтвердив подозрение Сано.

— Я лишь следовал обычаям. — Уэсуги запыхтел.

— Ты обыскал его вещи и обнаружил, что у него не хватает денег на оплату счета. И ты выбросил его вон. Отобрав мечи, конечно. — Злость Сано усугубляло его застарелое отвращение к жадности, присущей торгашам. — Ты знаешь, на свободе гуляет убийца, и все-таки выгоняешь безоружного человека.

Уэсуги вызывающе сложил руки на груди:

— Я разорюсь, если позволю посетителям развлекаться бесплатно. К тому же откуда я знал, что он погибнет?

Сано замутило. Он мог презирать Уэсуги за то, что тот ценит деньги выше человеческой жизни, но винить ему нужно было одного себя. Он не поймал убийцу и тем обрек Тёдзаву на смерть. Опасность угрожает и другим людям.

Заявление Уэсуги пошатнуло версию, которую начал выстраивать Сано. Никакого ограбления не было; пропавшие мечи не докажут виновность подозреваемого. Оказавшийся без гроша в кармане на пустой дороге Тёдзава скорее всего пал жертвой хищника, который попросту не знал, кого убивает. Вероятность, что погибшие самураи каким-то образом связаны, свелась к минимуму: Тёдзава, незначительный ренин, по статусу находился гораздо ниже Каибары. Впрочем, семейные архивы вполне могли выявить связь Тёдзавы с Эндо Мунэцугу. Но у Сано было слишком много работы в Эдо, чтобы заниматься исследованиями в далекой провинции Оми.

— Отдай мне мечи Тёдзавы, — сказал Сано.

— Но, сёсакан-сама...

— Немедленно. — Он отвезет их Аои, которой, возможно, удастся извлечь из них какую-нибудь пользу и которую он страстно хотел увидеть опять.

Глаза Уэсуги посуровели, язык задвигался за крепко сжатыми губами. Хозяин явно не желал расставаться с ценной добычей. Тем не менее он встал и распахнул дверцы шкафа. Среди двадцати конфискованных мечей он выбрал два и, не глядя, протянул Сано.

— Спасибо, — сказал Сано. — И еще ты доведешь следующий приказ до совета управляющих. — Эта административная структура состояла из владельцев увеселительных заведений Ёсивары. — До тех пор, пока охотник за бундори не будет схвачен, конфисковать мечи в уплату долга запрещается. Никого из гостей не разрешается выставлять за дверь после наступления темноты. Если ты или твои коллеги ослушаются приказа, то им придется платить крупный штраф за каждое нарушение. Ясно?

— Да, сёсакан-сама. — Тон был довольно вежливый, но сердитый взгляд в сторону двери ясно показал: хозяин с великим удовольствием вышвырнул бы Сано на улицу.

— Хорошо. А теперь я хочу поговорить с обитателями дома, с теми, кто был здесь вчера ночью, и начну с проститутки, развлекавшей Тёдзаву. Что касается клиентов, сообщи их имена.

— Это невозможно! — прошипел Уэсуги, от его наигранной вежливости не осталось и следа. — Это касается только девушек и гостей...

— И важнее, чем поимка убийцы? Мне так не кажется.

Внезапно Уэсуги преобразился, на губах вновь заиграла улыбка, он пошел на попятный:

— Как вам будет угодно. Я напишу для вас нужные имена. А потом приведу всех в гостиную.

Уэсуги, понял Сано, намеревается дать вымышленные имена и выпустить клиентов через заднее крыльцо. Сано подошел к двери.

— Ну-ка на одну минуту, — позвал он офицера службы безопасности. — Проследите, чтобы никто не покинул дом. — Вернувшись к Уэсуги, Сано сунул под мышку регистрационную книгу, прихватил меч Тёдзавы. — Я помогу тебе собрать девушек и клиентов.

Злость и разочарование у Сано несколько смягчились, когда он продемонстрировал власть. В сопровождении красного как рак хозяина он отправился инспектировать номера для свиданий. Комнаты занимали часть первого этажа и весь верхний этаж, образуя квадрат вокруг сада, помещения для слуг выходили на аллею. Сано прошел по каждому коридору, постучал в каждую дверь. В ответ раздавались удивленные крики и шарканье ног. Взъерошенная вереница сонных, наспех одетых и перепутанных людей потянулась в гостиную.