— А-а, сёсакан Сано, — промолвил с помоста Токугава Цунаёси, возлежа на шелковых подушках. При мягком освещении фонарей его богатое кимоно слабо поблескивало, а лицо казалось более молодым и живым, нежели раньше. — Заходите и отдохните от трудов. Весенний воздух, э-э, столь же утомляющ, сколь и возбуждающ.
— Да, ваше превосходительство. — Сано опустился на колени, поклонился и сел на пятки, чувствуя легкий страх и растерянность оттого, что находится один на один с Цунаёси. Троих телохранителей, застывших, как тени, у дверей, и троих молчаливых слуг, готовых выполнить любой приказ повелителя, можно было не принимать в расчет. Сано получил уникальный шанс поближе познакомиться с правителем, хозяином его судьбы.
Слова Цунаёси показали, что правитель рад углубить их личные отношения:
— Вы ведь ученый, не правда ли? — Получив утвердительный ответ, сёгун продолжил: — У кого вы учились? Каким дисциплинам?
— У монахов в храме Дзодзё, ваше превосходительство. — Сано немного успокоился. Отец, несмотря на денежные затруднения, дал ему прекрасное образование. Какое счастье! Сёгун высоко ценит ученость. Сано мысленно прочитал благодарственную молитву духу отца. — Я изучат современную литературу, математику, юриспруденцию, историю, политическую теорию и китайскую классику.
— Вот воистину образованный самурай. — В глазах у Цунаёси загорелся интерес, и он подался вперед с напряженной улыбкой. — Полагаю, вы знакомы с «Книгой великого учения».
Сано, которому строгие монахи вбили в голову огромные отрывки из этой книги, имел все основания снова ответить утвердительно. Он приготовился к беседе на литературные темы. Нужно угождать правителю. У Цунаёси, говорят, вспыльчивая натура. Малейшая оплошность — и Сано постигнет крах.
Однако сёгун решил перейти прямо к делу:
— Как-нибудь, э-э, вскоре мы с удовольствием поговорим с вами о классической литературе. — Он выпрямился на подушках, лицо приняло строгое выражение. — А пока... Как продвигается ваше, э-э, расследование убийства Каибары?
В коридоре раздались шаги. По приказу, отданному кем-то снаружи, охрана открыла двери. Сано обернулся. В комнату вошел канцлер Янагисава. Вместе с ним появился юный самурай лет четырнадцати. Судя по прическе, юноша не прошел обряда посвящения в мужчины: темя выбрито, но прикрыто длинной прядью волос, падающей со лба. Тонкое и красивое, как у девочки, лицо.
— Простите, пожалуйста, за то, что прервал вас, ваше превосходительство. — Янагисава встал на колени перед помостом и поклонился. Мальчик последовал его примеру и застыл в поклоне с прижатым к полу лбом и широко расставленными руками. Канцлер же уселся подле сёгуна и продолжил речь: — Я осмелился подумать, вы пожелаете сегодня вечером увидеть Ситисабуро. — Он указал на мальчика. — По-моему, вы как-то интересовались им.
Сано слышал о Ситисабуро. Нынешняя звезда труппы Но в театре Токугавы. Он происходил из известной театральной семьи, обладал большим талантом и специализировался на исполнении ролей самураев, что объясняло его прическу. Сёгун, горячий покровитель искусств, конечно, хочет встретиться с ним — но почему сейчас? Сано удивило и встревожило несвоевременное вторжение канцлера.
Сёгун смотрел на Ситисабуро словно очарованный: глаза горят, губы приоткрыты. Еще раньше, до переезда в замок, Сано слышал о пристрастии Цунаёси к молодым мужчинам и мальчикам, о гареме из смазливых актеров, простолюдинов и самураев. У Сано от гнева свело скулы. Однако причиной тому послужили не сексуальные пристрастия сёгуна. Мужеложством увлекались многие самураи, считая его выражением бусидо. Сано удостоверился в правдивости другого слуха: Цунаёси позволял эротическим забавам отодвигать на задний план государственные дела. Сано постарался прогнать непочтительные мысли, голос отца напомнил: «Истинный самурай не смеет порицать господина даже в душе».
Цунаёси, казалось, совершенно забыл о расследовании убийства.
— Поднимись, Ситисабуро, — хриплым голосом приказал он.
Мальчик встал, и сёгун осмотрел его с ног до головы. Янагисава стрельнул острым взглядом. Заметив знак канцлера, юный актер робко улыбнулся. Дыхание Цунаёси участилось, он сделал глотательное движение, на горле дернулся кадык. Сано потупил глаза, смущенный явным проявлением похоти. Янагисава, к его облегчению, кивнул охраннику:
— Проводи Ситисабуро в покои его превосходительства, пусть обождет, пока сёгун не закончит дела с сёсаканом Сано.
Случайное упоминание имени показало, что Янагисава заметил присутствие Сано.
Дверь за Ситисабуро и охранником закрылась, лицо Цунаёси сморщилось от досады. Сано почувствовал себя задетым. Ровный голос Янагисавы прервал неловкую тишину:
— Вы обсуждаете убийство Каибары?
— Убийство? Э-э, да. — Цунаёси заморгал и перевел взгляд на Сано, однако тоскливый вздох выдал, как сёгун сожалеет об уходе Ситисабуро. — Сёсакан Сано как раз собирался рассказать о продвижении следствия. Не присоединитесь ли к нам? Уверен, ваша, э-э, прозорливость будет полезна.
Янагисава и Цунаёси обменялись взглядами, смысл которых Сано не понял. Однако заметил: между канцлером и сёгуном существует какая-то связь. Уж не любовники ли они? Впрочем, непохоже. Они не прикасаются друг к другу, не стремятся к физическому контакту. Янагисава сидит справа от Цунаёси, повернувшись так, чтобы одновременно видеть и сёгуна и Сано. Со стороны Цунаёси чувствуется нежное восхищение, со стороны Янагисавы — нечто более сильное и двойственное. Сано должен внимательно следить за каждым их движением, за каждой интонацией. Вдруг придется иметь дело сразу с двумя начальниками? Необходимо разобраться в их отношениях. Например, зачем Янагисава поощряет в сёгуне тягу к сладострастным излишествам?
— Ваше присутствие для меня большая честь, канцлер Янагисава, — сказал Сано.
Янагисава вежливо кивнул:
— Тогда расскажите, сёсакан Сано, что вы узнали сегодня. Вы нашли убийцу?
— Нет, пока нет, — заикаясь, ответил Сано. Он не погрешил против правды, но жестко поставленный вопрос не позволил рассказать о достигнутых результатах. Он взглянул на сёгуна. Не ожидает ведь Цунаёси чудес после всего одного дня работы?
Цунаёси раздосадованно нахмурился:
— Ах, какая неудача.
Он, казалось, был доволен тем, что Янагисава взял беседу на себя. Снова устремив взгляд на дверь, он беспокойно заерзал в подушках.
— Но я опросил людей, нашедших останки Каибары, — поспешил Сано пресечь попреки.
И зачем только канцлер привел этого Ситисабуро! Сёгун углубился в свои мысли, восстановить его симпатию вряд ли удастся. — Пожилую пару, которая содержит аптеку, и стражника, который...
— Вы получили описание убийцы? — перебил Янагисава.
— Нет, досточтимый канцлер, не получил. — Вынужденный вновь дать отрицательный ответ, Сано растерялся.
— Гм-м. — В тоне Янагисавы прозвучали одновременно презрение и удовлетворение.
Внезапно Сано вспомнил, каким взглядом наградил его канцлер вчера утром. Похоже, канцлер питает к нему враждебность. Сано и представить не мог, чем заслужил подобное отношение, это ставило его в крайне невыгодное положение. Но если правила приличия не позволяют ему потребовать объяснений от Янагисавы, то как же быть?
— Я выяснил, Каибара часто посещал аптекарскую улицу в районе Нихонбаси, — сказал Сано, стараясь придать голосу уверенность. — Не исключено, убийца враждовал с Каибарой и, зная о его привычках, спокойно поджидал в укромном месте.
— Возможно, — неохотно согласился Янагисава.
Цунаёси вышел из задумчивости и перевел взгляд на Сано. Тот несколько приободрился.
— Полагаю, у вас имеются улики, — сказал канцлер, — подтверждающее ваше... предположение?
«Выдумку», — уточнила интонация.
На сей раз Сано избежал проклятого отрицания:
— Завтра, когда я навещу семью Каибары...
— Вы еще не навестили семью? — Голосом канцлер выразил удивление, ухмылкой — злорадство. — Сёсакан, боюсь, ваше... предположение не подтверждено фактами.
Сано почувствовал прилив ярости. Зачем Янагисава губит его? Ему стало хуже, когда он заметил, как канцлер и сёгун опять переглянулись. «Он глуп», — сказал взгляд Янагисавы. «Думаю, вы правы», — ответил взгляд Цунаёси.
Сообразив, что должен действовать быстро, если желает вернуть расположение сёгуна, Сано выпалил:
— Я съездил в морг и обнаружил...
— В морг! — Ужас, прогремевший в восклицании Янагисавы, заставил его замолчать. — Ездить туда, где обитает смерть, напоминать о ней его превосходительству! — Он повернулся к сёгуну. — Пожалуйста, извините этого человека за невежливость. Без сомнения, не он сам, но рождение и воспитание виноваты в прискорбном отсутствии у него такта.
Искреннюю просьбу сопроводил ледяной взгляд. Яна-гисава дал понять: он не хочет, чтобы Сано простили, он намеренно оскорбляет семью сёсакана. Сано захлестнула бессильная ненависть к канцлеру.
— Прошу прощения, ваше превосходительство, — буквально выдавил он из пересохшего горла.
Цунаёси оживился:
— Прощаю.
Тщательно подбирая слова, Сано сказал:
— Я только хотел сообщить, Каибара является не первой жертвой охотника за бундори. Десять дней назад еще один человек был убит точно таким же образом.
У Сано отлегло от сердца, когда сёгун внимательно посмотрел на него. А у Янагисавы затрепетали ноздри, красиво очерченный рот от досады вытянулся твердой тонкой полоской.
— Ваше превосходительство, мне кажется, это убийство поможет выяснить мотивы и личность преступника, — постарался Сано удержать внимание Цунаёси.
— Далеко идущее, э-э, заключение. — Сёгун задумчиво потер подбородок.
Но триумф Сано оказался недолгим.
— Еще одно убийство. — Темные влажные глаза Янагисавы озорно блеснули. — Как же так, сёсакан Сано, разве оно не разрушает ваше предположение, будто убийца и Каибара были врагами? — Он безошибочно определил слабое звено в логической цепочке, выстроенной Сано. — Поразительно, как вам удалось всего за день запутать такое простое дело. — От презрительного смеха у Сано по спине пробежал холодок. -
Правда?
— Нет! — парировал Сано. — Другое убийство по-новому освещает дело. — Он принялся излагать план действий на следующий день, но замолчал, увидев, что Цунаёси вновь уставился на дверь.
Янагисава засмеялся, чем и подвел итог: сёсакан потерпел поражение.
Сано растерялся. У аудиенции оказался странный подтекст. Совершенно ясно, канцлер не желает, чтобы он поймал охотника за бундори. Янагисава сознательно выбрал время, когда вмешаться в беседу, и привел молодого актера нарочно, с целью отвлечь внимание Цунаёси. Но почему? Сердце Сано сжалось от страха.
— Ваше превосходительство, что касается полиции...
— Вот именно. — Янагисава пожал плечами. — Странно, что, располагая такой поддержкой, вы не сумели ничего добиться. — Злобный огонек в глазах выдал, что озабоченность является наигранной. — Однако, думается, нет смысла обсуждать полицию. Я лично распорядился, чтобы ее помощь вам была и впредь эффективной.
Даже находясь в полном смятении чувств, Сано оценил хватку Янагисавы. Канцлер не дал рассказать ему о том, что полиция не получила приказ оказывать содействие расследованию и потому ничего не делает. Тем самым подтвердилось подозрение: канцлер, и никто другой, постарался нейтрализовать полицию. Ощущение безвыходности усилилось, канцлер загнал его в тупик. Нужно добиться содействия полиции, иначе преступление не раскроешь. Для этого следует вывести Янагисаву на чистую воду и попросить Цунаёси о помощи. Но кодекс бусидо запрещал и то и другое. Сано услышал голос отца: «Любая критика старшего чиновника повелителя означает критику самого повелителя — это недопустимо! И еще. Самурай не имеет права чего-либо просить у своего господина». Сано попал в тиски обещаний, данных отцу: соблюдать правила бусидо и прославиться. Он не мог выполнить второе обещание, не нарушив первого. Что делать? Как страстно Сано желал получить отеческий совет!
Победоносная улыбка на лице Янагисавы показала: канцлер прекрасно понимает, в какое затруднение поставил Сано.
— Так как у вас есть план действий, лучше не тратить больше времени на разговоры, — спокойно сказал он и повернулся к сёгуну. — Ваше превосходительство?
— Что? Ах да. — Цунаёси перевел взгляд с двери на Сано. — У меня послезавтра намечена встреча с Советом старейшин. Тогда вы и доложите нам последние результаты вашего, э-э, расследования. — Он махнул рукой. — Вы свободны.
Чувствуя себя незаслуженно обиженным, Сано отвесил прощальные поклоны. Путь к дверям показался ему началом дороги к краху. Тем не менее он выполнит оба обещания, данные отцу, даже если придется погибнуть, преодолевая препятствия, в число которых теперь входит новый и могущественный противник.
На пороге комнаты Сано услышал, как сёгун сказал Янагисаве:
— Остаток ночи я пробуду, э-э... в покоях. Проследите, чтобы меня не беспокоили до утра.
Глава 8
Храм Момидзияма составлял самую священную часть замка, его сердцевину. На вершине холма в тени сосен и кипарисов за высокими каменными стенами хранились останки правителей: Иэясу, Хидзёси, Иэмицу, Иэцуна. Их духи защищали замок, чтобы линия рода Токугава продолжалась до бесконечности.
Слева и справа от высоких ворот, ведущих в святыню, в огромных каменных светильниках метался огонь и храбро подмигивал темной звездной ночи. Сразу за воротами по краям дорожки, выложенной плитами, грозно рычали две корейские храмовые собаки, отпугивая злых духов и нежеланных гостей из плоти и крови. Дорожка вела между рядами сосен к крутой лестнице.
Первобытная тревога охватила Сано. Здесь, на безлюдном холме, холодный, никогда не стихающий ветер доносил едва уловимый запах благовоний. Казалось, будто страна духов совсем близко. Духи прячутся в соснах, населяют скалы, живут в строениях и земле. Только решимость не пропустить встречу с Аои подтолкнула Сано вверх по ступеням.
Ветер усилился, темноте противостоял лишь свет звезд, просачивающийся сквозь ветви деревьев. Сано помедлил подле ритуального бассейна, каменного резервуара с водой. Он приподнял соломенную крышку и помыл руки. Ледяная вода застудила кожу.
— Аои? — позвал Сано.
Ветер подхватил имя и унес вдаль. Сано пошел по тропке мимо деревьев и каких-то сооружений. Барабанная башня? Колокольня? Хранилище священных книг? Миновав пагоду, причудливая крыша которой, казалось, пронзала небо, он вышел на широкий двор. В дальнем конце перед главным молельным павильоном стояла Аои, держа в руке мерцающий бумажный фонарик.
Сано поднял в знак приветствия руку, не желая нарушать тишину. Все — позднее время, безлюдное место, неясные тени храмовых строений: хранилища реликвий, алтарей, ступ — предполагало таинственность. Сано направился к Аои. Шаги робко стучали по каменным плитам, ветер подталкивал вперед.
Аои величественно спустилась по лестнице навстречу Сано, поклонилась и застыла, ожидая, когда гость заговорит.
Молельня за ней представляла роскошную фантазию из позолоченных колонн и причудливых деревянных оконных решеток, резного дерева и камня, загнутых остроконечных крыш и великолепно подобранных по цвету орнаментов. Узоры из цветов и геометрических фигур украшали стены. По колоннам взбирались злые демоны, над дверями извивались драконы, со скатов крыш невидяще смотрели китайские львы, а на шпилях башенок раскинули крылья готовые взлететь фениксы. Род Токугава бесконечно почитал своих предков. На фоне архитектурного великолепия Аои с бледным лицом, с черными волосами и одеждами, раздуваемыми ветром, представлялась ожившей картиной в трагическом, черно-белом исполнении.
— Я принес вещи, которые вы просили, — сказал Сано. — Кошелек, принадлежащий Каибаре Тодзю. Прядь волос другого убитого человека. И ярлык с бундори.
В необычной обстановке его слова прозвучали бесцветно и плоско.
— Пойдемте со мной, — сказала Аои.
Хрипловатый голос окатил Сано теплой волной. Полный неясных предчувствий, он последовал за настоятельницей. Аои повела его со двора в заросли. Свет бумажного фонарика был едва различим в темноте. Сано почти на ощупь брел среди деревьев, спотыкался о камни в старании приноровиться к легким уверенным шагам Аои.
Они остановились на поляне, где нависающие ветви создавали естественную защиту от ветра. Но ночь здесь казалась холоднее, сосны будто источали смолистую прохладу. Внезапно наступившая тишина звоном отозвалась в ушах Сано. Аои подняла фонарик, и Сано увидел: они находятся в лесном подобии хоама. Круглую поляну устилал ковер из хвои, посередине стоял алтарь, вдали маячила покрытая мхом статуя какого-то божества.
Аои опустилась на колени у алтаря и зажгла от фонарика свечи и благовонные палочки, расположила их кругом. Сано встал на колени напротив Аои. Заинтересованный, он хотел побольше узнать об этой таинственной женщине:
— Вы всегда жили в замке?
— Не всегда, господин.
При свечах кожа Аои словно светилась. Он почувствовал желание провести по ней ладонью. Дым от благовоний, сладкий и терпкий, покрывал Аои вьющейся вуалью.
Сано предпринял следующую попытку разговорить настоятельницу:
— Как долго вы заботитесь о храме?
— Шесть лет, господин. Раньше я прислуживала во дворце.
Не собирается ли она охладить его пыл, напоминая о своем низком происхождении?
— Откуда вы родом? — Сано догадался по медлительности ее речи, что она не из Эдо.
Закончив готовить алтарь, Аои сложила руки на коленях.
— Из провинции Ига, господин. — Безукоризненность ее манер, замкнутость не допускали дальнейших расспросов. — Будьте любезны, положите предметы сюда.
Сано достал кошелек, прядь волос и ярлык и положил на алтарь. Расследовать убийства — сейчас самое главное дело. Пробиться через отчужденность Аои — задача, которой он займется позднее.
Пристально глядя на предметы, Аои сидела совершенно неподвижно, только глубокое дыхание поднимало и опускало грудь. Настоятельница явно впадала в транс, сходный с состоянием медитации. Время шло. Сано ждал, зачарованный мерцанием свечей, дымом благовоний и неподвижностью Аои. Краем сознания он воспринимал завывание ветра за пределами лесного храма, лай собак, доносящийся от подножия холма. Холод пробирал до костей. Страшная мысль вдруг пронзила Сано, и он почувствовал почти неодолимое желание дотронуться до Аои, чтобы удостовериться, жива ли она.
Аои начала издавать звуки, то очень высокие, то очень низкие, и вздрагивать. Сано застыл, пораженный эротичностью обряда. Влажные губы, стоны, ритмичные конвульсии, струйки пота — все свидетельствовало о приближении оргазма. Даже соски, набухшие и отвердевшие, вздыбили у Аои кимоно. Кровь горячими толчками начала пульсировать у Сано внизу живота. Желание прикоснуться к женщине усилилось. Тогда Аои заговорила:
— Сын мой, обещай...
Это был голос пожилого мужчины, слабого и изможденного смертельной болезнью. Черты лица Аои стали пугающе знакомыми. Сано стремительно подался вперед, он едва не рухнул на алтарь. Сексуальное возбуждение улетучилось. Потрясенный, Сано узнал отца.
— Будь истинным воплощением бусидо...
Сано лихорадочно поискал разумное объяснение происходящему. Когда Аои приходила к нему, она, вероятно, заметила буддийский алтарь, узнала о его недавней утрате. Но каким образом она могла пробудить душу человека, которого никогда не встречала, и повторить слова, которые слышал только Сано? Всякие сомнения относительно ее мистических способностей растаяли.
— Отец, — прошептал он в порыве чистой радости, пытаясь продлить ускользающее, вожделенное возвращение старика.
Вдруг лицо Аои обрело прежнее выражение, она со стоном откинула голову назад. Немного погодя она подняла кошелек Каибары. Сомкнула веки, потерлась носом о кошелек, тронула языком болтающийся на шнурке брелок. Она словно пыталась извлечь дух Каибары из принадлежащей ему вещи. Наконец Аои опустила кошелек на колени и заговорила высоким жалобным голосом:
— В последний год меня постигло большое горе. Смерть пришла как долгожданное облегчение. Зачем вы тревожите мой заслуженный отдых?
— Я... я хочу узнать, кто убил вас, — проговорил Сано, испытывая новое потрясение — уже оттого, что дух обратился непосредственно к нему, причем голосом, в точности соответствующим тому Каибаре, чьи останки он исследовал в морге.
Долгий, прерывистый вздох. Затем:
— Какое это имеет значение? Что сделано, то сделано.
— Нельзя допустить, чтобы убивший вас принялся убивать других. Пожалуйста, Каибара-сан, расскажите, что произошло той, последней ночью. Вы видели убийцу?
Долгая пауза. Сано с изумлением заметил, что Аои становится похожей на Каибару. Тело съежилось, нижняя челюсть уменьшилась и подалась назад, взор затуманился, морщины избороздили лицо и шею. Неужели Аои действительно постарела? Свечи зашипели. Благовония наполнили поляну густым едким дымом. У Сано закружилась голова и потекли слезы.
— Было темно. Стоял туман. Я не разглядел его лица. Но он был очень высоким. И прихрамывал... — сказала Аои.
— На какую ногу? — спросил Сано.
— ...на правую...
Аои умолкла, черты Каибары исчезли с ее лица, и оно стало каким-то пустым.
— Каибара! — Сано захотел вцепиться в отлетающий дух. — Вернись!
Медленным движением священнослужительницы, исполняющей ритуал, Аои положила кошелек на алтарь и взяла прядь волос эта. Она потерла волосы между большим и указательным пальцами и поднесла к носу.
Оправившись от досады из-за потери контакта с Каибарой, Сано напряженно ждал появления духа эта.
Мускулы на лице Аои напряглись, глаза забегали по сторонам, спина сгорбилась, локти крепко прижались к бокам, ладони — к груди. Сано задохнулся, узнав раболепную позу, характерную для эта.
Внезапный порыв ветра ударил по ветвям сосен. Свечи затрепетали, одна погасла, зашипев расплавленным воском. Губы Аои приоткрылись.
— Простите... пожалуйста, господин, я не хотел вас оскорбить. Простите меня! — Хриплый гортанный голос прерывался от страха. Аои отвесила несколько быстрых поклонов, перебегая взглядом с лица Сано на мечи, заправленные у него за поясом.
— Я не собираюсь тебя обижать, — поспешил заверить Сано. — Просто скажи мне, кто тебя убил.
— Самурай. Я не знаю его имени.
— Как он выглядел? Опиши его.
В глазах у Аои вспыхнул испуг воспоминания.
— Большой. Сильный. Больная нога. Шрам.
— Шрам? Где? — То, что у охотника за бундори есть особые приметы, казалось слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Аои нетерпеливо покачала головой.
— Не один. Повсюду. На лице. На руках. — Губы настоятельницы двигались так, словно безмолвный дух изо всех сил старался объяснить, что имеет в виду.
Сано рискнул предположить:
— У него отметины после оспы?
Быстрый кивок, облегчение в испуганных глазах.
— Что еще? Рассказывай дальше.
Но дух перешел на едва слышное бормотание, а затем и вовсе затих. Аои сбросила обличье убитого эта. Сано с нарастающим нетерпением наблюдал, как Аои укладывает волосы на алтарь и берет ярлык. Узнает ли он высокого, хромого и рябого самурая?
Аои взяла ярлык пальцами и передернулась. Устремив тревожный взгляд куда-то вдаль, на то, что было видно ей одной, она прошептала:
— Солдаты опять в походе. Скоро они подойдут к полю, на котором судьбой определено быть сражению. Он выхватит свой меч. И тогда...
С громким визгом она отбросила ярлык в сторону. Бумага взмыла в коротком полете и начала плавно опускаться. Сано протянул руку, чтобы не дать ярлыку упасть на огонь свечи.
— Осторожнее! — крикнул он. Беспокойство за сохранность вещественного доказательства оказалось сильнее боязни прервать обряд.
Аои неловко вскочила на ноги. Коленями она задела алтарь, и свечи с благовонными палочками раскатились по земле. Пытаясь удержать равновесие, она толкнула Сано, и он не успел подхватить ярлык и другие предметы.
— Что вы делаете? — разозлился Сано.
— Пожар, пожар! — закричала Аои. Транс прошел, голос стал звонок и резок, лицо исказилось от тревоги.
Сано оглянулся. Вокруг упавших свечей занялись сосновые иглы. Он принялся затаптывать огонь. Аои кинулась к нему на помощь. Они столкнулись в полный рост, лбами, на полном ходу. Сано инстинктивно обнял ее, чтобы не дать упасть.
Тело у Аои было теплым и податливым. Сано ощущал мягкость груди, прижавшейся к нему. У него перехватило дыхание, когда внезапно нахлынувшее желание заставило напрячься его плоть и замутило сознание. За ту долгую минуту, когда Сано держал Аои в объятиях, он успел прочесть по ее широко распахнутым глазам, приоткрытым губам и участившемуся дыханию: она испытывает то же, что и он.
Быстрым движением Аои высвободилась из объятия и опустилась на колени у разоренного алтаря.
Сано наконец загасил огонь. Он привел в порядок алтарь: водрузил свечи и благовонные палочки, положил ярлык (обгоревший с одного конца), прядь волос (часть которых сгорела) и кошелек. Вернувшись на место, он обнаружил, что дрожит. Сердце глухо стучало. Быстрая смена сильных эмоций — шок от отцовского голоса, ликование от того, что получено описание убийцы, и возбуждение от внезапного, хаотичного завершения обряда — словно выпотрошила его. Он чувствовал опустошенность и усталость.
— Вы себя хорошо чувствуете? — спросил Сано.
Не глядя на него, Аои кивнула.
— Что случилось?
Аои подняла лицо. Хотя настоятельница и была бледнее обычного, ей удалось вернуть самообладание.
— Простите меня за столь недостойное поведение. Порой предметы говорят мне о местах, где они побывали. О людях, которые к ним прикасались. О чувствах, которые они впитали. Эта бумажка заставила меня увидеть и почувствовать нехорошие вещи.
Судя по ее спокойствию, трудно было поверить, что они минуту назад прикасались друг к другу.
— Вы говорили о солдатах в походе, кто-то собрался выхватить меч, — сказал Сано. — Это охотник за бундори?
Аои покачала головой.
— Не знаю. Но я почувствовала в нем великую страсть к битве.
— Он считает убийство актом войны, как сёгун? — предположил Сано. — Но кто его враг, Каибара или Араки Ёдзиэмон? — Боевой сценарий больше подходил ко временам Араки, чем к нынешним. — Если это Каибара, то почему на ярлыке другое имя?
— Может, он хотел, чтобы умерли оба. Сано понял, Аои не знает, кто такой Араки.
— Генерал Араки умер по меньшей мере сто лет назад, -
объяснил он.
— Значит, убийца мысленно соединил двух людей. И напал на того, кто жив.
— Идея, — согласился Сано. Впрочем, вопрос о взаимосвязи Араки и Каибары потерпит до завтра, когда будет опрошена семья Каибары. — Но тогда для чего убивать эта? Он не имеет никакого отношения к высокопоставленным самураям.
Аои мгновенно разрешила трудную задачу:
— А кого же еще, кроме эта, самураю убивать, когда он желает опробовать меч или потренироваться в технике удара?
— Ну конечно! — Сано посмотрел на нее с нескрываемым восхищением. — Убийца хотел убить Каибару, но ему никогда не приходилось отрубать человеку голову и оформлять бундори. Он попробовал на жертве, за убийство которой не понесет наказания, даже если его поймают.
Аои обнаружила проницательный ум. Это усилило для Сано ее притягательность. А сияющие глаза и готовность, с которой она подалась к нему, показали: она получает удовольствие от общения с ним.
Сано мельком подумал о будущей невесте, характера и внешности которой не знал.
— Давайте встретимся завтра вечером, — предложил он Аои. — Думаю, ваши идеи помогут мне понять и схватить преступника.
Аои не откликнулась на его приподнятое настроение.
— Как пожелаете, — бесстрастно проговорила она, собрала кошелек, прядь волос и ярлык и с поклоном протянула ему.
Его выпроваживали. Она хочет, чтобы он ушел. Хоть Сано по своему положению мог приказать ей сделать все что угодно, он не стал возражать. Он и помыслить не смел о ней как о низшем существе, о средстве для удовлетворения похоти. Аои и так дала ему больше, чем он ожидал: позволила понять мотивы убийства, описала внешность человека, которого следует искать.
Их руки соприкоснулись. Ее пальцы были теплыми, несмотря на холодную ночь, щеки заметно порозовели. В Сано закралось подозрение, что их короткое свидание возбудило желание и в ней. Он обернулся, покидая поляну, чтобы еще раз взглянуть на настоятельницу, но Аои не ответила на его взгляд.
Глава 9
Рано утром Сано выехал верхом из западных ворот замка. Город окутывал туман. Впереди маячили только кончики крыш бантё. Район, где жили Каибара и другие вассалы клана Токугавы, выглядел как картинка: деревня среди озера на фоне гор, очертания которых смягчались легкой белой дымкой.
Однако приятное впечатление исчезло, едва Сано въехал в банте. Сотни небольших ветхих усадеб жались друг к другу, каждый двор окружала живая бамбуковая изгородь. Покрытые соломой крыши выглядывали из-за листьев. Витали запахи навоза и нечистот. Здешние вассалы, независимо от того, насколько долго и добросовестно служили своему господину, не входили в число богатейших людей Эдо. Рост цен и девальвация жалованья держали их в бедности по сравнению с наделенными землей начальниками и быстро набиравшим силу торговым сословием. Следы нищеты проступали повсюду: стены, наполовину из дерева, наполовину из камня, не побелены и лишены всяких украшений; у простых, без крыш, деревянных ворот стоит одна лачуга, служащая караульным помещением; простые, хлопчатобумажные одежды и ничем не украшенные кожаные кольчуги на самураях, которые заполняли караульни, и такие тесные улицы, что по ним плечом к плечу могли пройти лишь четыре человека.
Сано остановил первого встречного самурая и спросил, как пройти к усадьбе Каибары. Однако, направив коня через толпу вниз по ухабистым грязным улицам, он вскоре утратил всякое представление о направлении. Ему вспомнилась старинная поговорка: «Родившийся в банте может в нем и потеряться». Наконец, еще несколько раз спросив дорогу и еще несколько раз заблудившись, он добрался до дома Каибары. У ворот, на которых в знак траура висел кусок черной ткани, его ждал Хирата. Широкое загорелое лицо досина дышало здоровьем. При виде Сано юношеское рвение загорелось у него в глазах.