— Такой муж, какого вы ищете, не приходил на сию гору, а впрочем, — добавил он, — точно сего я не знаю. В скором времени у нас соберется собор, на котором должны присутствовать проживающие на сей горе. И вот, если отыскиваемый вами инок находится где-нибудь на этой горе, то он, конечно, явится в числе других на собор, и в то время мы узнаем его.

Судья вернулся в Солунь.

Тогда на Афоне существовал обычай, чтобы братия трижды в год собиралась в так называемый Карийской Лавре в три нарочитых праздника: Рождества Христова, Пасхи и Успения Пресвятой Богородицы. Собираясь в сие время, иноки праздновали вместе, причащаясь божественных Таин Тела и Крови Христовых и вкушая общую трапезу. Когда наступил праздник Рождества Христова и собрались из монастырей и пустынножительных келлий отцы и братия, то явился и тот старец — учитель назвавшегося Варнавою с своим учеником. Прот пристально всматривался в братию, отыскивая в числе ее такого инока, который бы подходил к признакам, описанным Никифором. Заметивши такого, он спросил его имя и так как услыхал, что его зовут Варнавою, то усомнился, — отыскиваемому иноку было имя Афанасий. Но впрочем прот решил определить личность инока по его книжному искусству. И вот, когда наступило время чтению и была предложена книга, прот приказал именовавшемуся Варнавою иноку прочесть пред собором установленное чтение. Но Варнава отказывался, утверждая, что он несведущий и неграмотный. Старец же его, замечая это, улыбнулся и, тихо засмеявшись, сказал приказывающему:

— Авво [ ], оставь, — брат неумелый и настоящее время он учится лишь соединять буквы и слоги первого псалма.

Но прот настаивал на своем, приказывая читать под угрозою. Тогда блаженный Афанасий, замечая, что не может далее скрываться, к тому же и вынуждаемый угрозою, повиновался власти, установленной Богом, и стал читать как умел, — обнаруживая звучный голос и необычную выразительность, так что все слушавшие удивлялись. Удивился, а вместе ужаснулся и старец, замечая и слыша то, чего он не ожидал и стыдился за свое учительство, но вместе с тем и радовался, воздавая с слезами благодарность Богу за то, что сподобился быть учителем столь учительного мужа. Тогда Афанасий был узнан, и все относились к нему с уважением, а один из почтеннейших отцов, по имени Павел, из Ксиропотамской области, пророчески говорил братии об Афанасии:

— Сей, после нас пришедший на сию гору брат, упредил нас в добродетели и будет по славе первейшим нас в царстве небесном. Он будет для многих отцом и наставником на пути спасения.

Прот после сего сообщил Афанасию, что его ищут Никифор с братом своим Львом. Афанасий умолял прота не сообщать о нем, дабы ему не лишиться святой горы. Тогда и прот, понявши, что потерять такого мужа будет лишением для Афона, обещался не открывать его отыскивавшим. Афанасию же он приказал безмолвствовать в уединении в пустынной келлии, отстоящей от лавры [ ] на три поприща. Здесь, трудясь для Бога наедине, преподобный Афанасий имел пропитание от рук своих. Он переписывал книги, так как был каллиграф и скорописец, и течение шести дней, не оставляя при том обычного монашеского правила, переписывал всю псалтирь; за переписку книг отцы снабжали его хлебом.

Когда преподобный Афанасий проживал в безмолвии, в то время вышеупомянутый Лев, брат Никифора, бывший уже военачальником на Западе, возвращаясь с войны после победы над дикими скифами, одержанной с помощью Божией и Пречистой Богоматери, зашел на Афонскую гору воздать благодарение за победу над врагами Христу Богу и Его Пречистой Матери. После благодарственного моления, Лев прилежно расспрашивал об Афанасии и, узнавши об его местопребывании, отправился к нему в безмолвную келлию. Увидавши Афанасия, Лев сильно обрадовался, приветливо обнимая его, и от радости даже плакал. Он день и ночь проводил в беседах с Афанасием, наслаждаясь его богомудрыми речами. Замечая сильную любовь военачальника к Афанасию, иноки просили последнего, чтобы он попросил Льва устроить для иноков в Карейской Лавре новую обширную церковь, так как старая была мала и не могла вместить всей братии. Афанасий сообщил об этом военачальнику. Христолюбивый воевода немедленно с радостью дал им множество серебра и золота на постройку церкви. Простившись затем с Афанасием и прочими отцами, лев пошел своим путем к Константинополю, где и сообщил об Афанасии брату своему Никифору. С этого времени Афонские отцы стали относиться с особенным уважением к Афанасию, восхваляя его; многие стали приходить к нему и для душевной пользы.

Между тем преподобный, любя безмолвие и отовсюду избегая человеческой славы, удалился из места своего поселения и обходил внутренние места горной пустыни; наставляемый Богом, он пришел на самый край Афона, в местность прозывавшуюся Мелана, имевшую обширнейшую пустыню и далеко отстоявшую от остальных жилищ постников. Устроивши на одном холме, с площадкой на верху, шалаш, Афанасий начал здесь подвизаться, стремясь к высшим подвигам. Первоначально коварный враг диавол, желая изгнать преподобного, делал это новое место поселения для него ненавистным, возбуждая в нем настойчивую, с трудом побораемую, мысль удалиться. Но добрый подвижник побеждал свои сомнения таким размышлением:

— Перетерплю здесь весь этот год, а по окончании года поступлю так, как Бог устроит.

Когда же прошло означенное время, то в последний день года подвижником с особенною силою овладели помыслы, влекущие его оттуда, так что он сам себе сказал:

— Утром уйду и возвращусь в Карейскую Лавру.

Затем он встал на молитву, совершая пение третьего часа, и внезапно появившийся свет небесный облистал его, и облако помышлений тотчас рассеялось. С чувством несказанного веселия и восторга святой изливал от переполненного божественной любовью сердца радостные слезы. С того времени преподобный Афанасий получил дар умиления и плакал, когда желал. Место же то он настолько возлюбил, насколько раньше оно было ненавистно для него, и он жил в нем, прославляя Бога. В это время военачальник Никифор был отправлен императором с войском на остров Крит [ ], которым завладели тогда мусульмане. Не надеясь на силу греческого войска, но ища молитвенной помощи у святых отцов, Никифор послал одного из доверенных ему лиц на корабле на Афон, написавши ко всему собору афонских отцов просьбу о молитве их к Богу, чтобы подана была ему свыше помощь против мусульман. Он просил еще прислать к нему Афанасия, который, как он слышал от брата своего Льва, проживает на Афоне. Прочитавши письмо военачальника, афонские отцы совершали неленостные молитвы о нем, затем, отыскавши Афанасия в пустыне и призвавши его на собор, приказывали ему идти к военачальнику. Первоначально Афанасий совсем было не хотел идти и едва повиновался, будучи побуждаем угрозами старцев. Вместе с ним отправили и одного из уважаемых старцев, которого Афанасий почитал своим учителем, следуя за ним как ученик. Севши на корабль, они отплыли в Крит. Когда они явились к благочестивому военачальнику Никифору, то последний, лишь только увидел Афанасия, подбежал, бросился ему на шею, облобызал его и плакал от радости, почитая его как своего духовного отца. Заметивши же, что Афанасий относится к своему спутнику — старцу как ученик к учителю, Никифор удивлялся его смирению и, оставивши всё управление внешними делами, проводил время в духовной беседе с преподобным Афанасием. Он вспоминал при этом свое давнишнее обещание отречься от мира и сделаться иноком; и умолял преподобного первоначально устроить в той пустыне, в которой он сам проживает, келлии для молчальников. Никифор давал Афанасию серебра и золота на устройство этих келлий, но Афанасий, любя беспечальную и безмолвную жизнь, отказался от хлопот о келлиях, не принял серебра и золота, чем весьма опечалил военачальника. Пробывши вместе лишь несколько дней и насладившись взаимным лицезрением и дружелюбными беседами, они расстались. Афанасий возвратился на Афон, а военачальник отправился на войну и, по молитвам святых отцов, победил мусульман и снова присоединил Крит к Греции. Вскоре затем военачальник Никифор опять отправил на Афон одного из своих приближенных по имени Мефодия (который потом был игуменом Кименской обители) с золотом к преподобному Афанасию, на устройство келлий. Золота послано было литр [ ] шесть.

Блаженный Афанасий, увидавши теплую любовь к Богу Никифора и его доброе намерение и сознавши, что оно дело Божия изволения, принял золото и начал заботиться о стройке. Очистивши помянутое место, он прежде всего поставил келлии для безмолвия Никифору, устроил храм во имя святого Иоанна Предтечи, а потом у подножия горы воздвиг прекраснейшую церковь во имя Пречистой Девы Богородицы. Когда приступили к постройке церквей, то завистливый враг начал ей препятствовать: у созидавших церковь людей цепенели руки и делались совсем неподвижными, так что их нельзя было приблизить к устам. Уразумевши, что это дело бесов, преподобный горячо помолился Богу, отогнал козни лукавого и тем освободил от оцепенения руки рабочих. Таково было начало чудес великого отца. Окончив церковь в честь Пресвятой Богородицы, преподобный стал устраивать кругом нее келлии, — словом, созидать прекрасную обитель; он выстроил трапезу и больницу, странноприимный дом, затем для больных и странников баню, мудро устроивши и все прочие необходимые для обители здания; затем он собрал множество братии, дав ей в руководство строго общежительный устав, составленный по образу древнейших палестинских обителей; для вновь собранного словесного стада преподобный Афанасий явился игуменом, который был угоден Богу и к которому благоволила Пресвятая Богородица: ибо один из иноков видел Ее посещающей созданную преподобным обитель и церковь Свою; сподобившийся сего видения инок Матфей бил подвижник, безукоризненно проходивший путь иноческой жизни и потому имевший чистые и просвещенные сердечные очи. Стоя в церковном собрании с благоговейным вниманием и страхом на утреннем пении, он узрел Пресветлейшую Деву, вошедшую в церковь с двумя пресветлыми ангелами. Один из них шел впереди Ее со свечою, — а другой позади; Сама же Она, обходя братию, раздавала подарки. Братиям, поющим на клиросах, Она давала по одной золотой монете, а тем, которые стояли внутри церкви по прочим местам, давала по двенадцати цат, стоявшим же на паперти — по шести. Видевший сие Матфей и сам сподобился от Пречистых рук Ее принять шесть цат. После этого явления Матфей пришел к преподобному отцу и упрашивал его дать ему место в числе поющих, причем он рассказал святому, что он видел. Уразумевши, что то было посещение Пречистой Девы Богородицы, преподобный отец исполнился великой духовной радости. Относительно же раздаяния братии золотых монет, он заключил, что это были даруемые Ею каждому по достоинству различные благословения: стоявшим во время пения с горячейшею молитвой и вниманием давалось большее воздаяние, а которые менее внимали — те менее и получили. Зревший же то видение потому был сравнен в меньшими, чтобы, с одной стороны, будучи опечален лишением большего, рассказал о видении, а с другой для того, чтобы не возгордился равенством своим с достойнейшими, но в смиренномудрии пребывал с меньшими. Чрез это явление с очевидностью обнаружилось, — каково было благоволение Пречистой Девы Богородицы к преподобному Афанасию и его обители. Каково же было устройство обители преподобного, каков в ней был порядок, уставы и законоположения, о всём том подробно описано в отдельной книге его жития [ ], — желающий пусть там и читает. Мы же, повествуя сокращенно, собираем особенные деяния (хотя они и все необыкновенны).

Преподобный Афанасий, услышавши, что военачальник Никифор по смерти царя Романа [ ] был поставлен царем в Греции за неоднократные победы над мусульманами, весьма опечалился, потому что в виду его обещания быть иноком, он принял на себя заботы об обители. (Да будет же известно, что это император Никифор прозывался также Фокою. Но это не тот Фока, который убил императора Маврикия и не тот Никифор, который воцарился после императрицы Ирины и был убит в войне с болгарами, но иной Никифор Фока — позднейший по годам). Преподобный, скорбя о неисполнении Никифором обета, предполагал оставить всё и бежать. Приготовляясь к побегу, он сообщил братии, что желает идти к императору для устройства монастырских дел. Захвативши с собою некоторых из братии, он действительно отправился в путь и, дойдя до Авиды, оставил при себе троих братьев, а прочих возвратил в монастырь, говоря:

— Мне достаточно с сими троими уйти в Константинополь.

Когда они удалились, Афанасий написал письма к императору, напоминая ему о его обещаниях Богу и укоряя за суетное изменение прекраснейшего намерения и сообщая о своей скорби, — именно, что из-за него он возложил на себя столько забот. В конце письма он приписал следующее:

— Я не повинен пред Христом Господом в твоем обмане. Оставляю тебе новособранное Божие стадо; его ты вручи, кому желаешь. Я с своей стороны думаю, что быть начальником достоин Евфимий, — инок выдающийся по жизни и учительству.

Написавши так, Афанасий не сообщил своим ученикам о том, что написал, но запечатавши письмо, выбрал одного из троих братий и вручив ему письмо, отправил его к императору. По прошествии же немногого времени, он отослал от себя в монастырь и другого ученика по имени Феодота, под предлогом навестить братию и поглядеть за порядком в монастыре. Сам он остался с одним учеником по имени Антонием; с ним Афанасий отправился в Кипр, где, побывавши в некоторой обители, именовавшейся обителью «Священных», упросил игумена дозволить им жить в ближайшей к тому монастырю пустыне. Получивши просимое, он стал жить в безмолвии для Бога, приобретая себе пищу трудами рук своих, именно переписывая, как и раньше, книги. Когда же тот брат, который был отправлен с письмом в Константинополь, передал последнее в руки императору, то император, взявши его, обрадовался. Но распечатавши и прочитавши письмо, он весьма сильно опечалился с одной стороны по причине своей неправды пред Богом, а с другой по тому, что преподобный Афанасий оставил обитель и неизвестно куда скрылся. И брат, узнавши о содержании письма, стал плакать и рыдать, что потерял отца своего. Император немедленно отписал в обитель, дабы начальствование над нею до времени принял Евфимий. Вместе с тем царь во все страны своих владений разослал приказ о розыске преподобного Афанасия. Это повеление императора достигло и острова Кипра и было близко к своему исполнению. Но преподобный, прознавши о том, немедленно, взявши ученика, удалился на морской берег и, встретивши здесь по Божественному усмотрению корабль, сел в него и при помощи попутного ветра скоро пристал к другому берегу. Преподобный старец недоумевал, — в какую сторону ему обратиться. Он имел в виду направиться к святым местам в Иерусалим, но путь туда был неудобен по причине мусульманского нашествия. Не желал он уклоняться к сторонам Греции, по причине поисков его со стороны императора. Таким образом он не знал, куда держать ему путь. С наступлением ночи преподобный стал на молитву, испрашивая у Бога совета и наставления. И вот ему было Божественное откровение и повеление, чтобы он возвратился на Афон в свою обитель, потому что его трудами она имеет быть приведена к окончательному внешнему и внутреннему завершению, причем многие чрез его наставления спасутся. Получивши от Бога такое откровение, преподобный сообщил его Антонию, и они немедленно пустились в путь, по суше возвращаясь на прежнее место. От продолжительного многодневного пути у Антония заболели и отекли ноги. Они сильно горели, и он совсем не мог идти. Тогда преподобный, собравши немного растущей кругом травы и растерши ее в горсти, приложил к ногам ученика и, обложивши древесными листьями, перевязал своею головною повязкою, а затем взял больного за руку, поднял его, и Антоний немедленно воззвал:

— Слава Тебе, Христе Боже за то, что Ты облегчил мне болезнь!

Дальше он шел как и раньше, имея ноги здоровыми. Вышеупомянутый брат Феодот, которого преподобный отец отослал навестить братию, придя в обитель, застал в ней всех колеблющимися вследствие удаления отца и сокрушался об этом сердцем. Не перенося же потери своего отца, он отправился в Кипр, повсюду его отыскивая. Будучи в Атталии [ ], по Божественному усмотрению он встретил его на дороге; увидавши друг друга, они весьма обрадовались. Отец, услыхавши о смутах среди братии в обители, изменил радость на печаль. Феодота он немедленно отпустил в Лавру, дабы он сообщил братьям о его приходе, а сам отправился для молитвы в монастырь, находившийся в Лампидии. Здесь увидавши одного брата, потерявшего рассудок и неистовствовавшего, Афанасий возложил на него руку и исцелил его. Поучивши здесь немногое время, он отправился к Афону и достиг своей обители. Братия, когда увидали его, то подумали, что видят солнце и от радости восклицали:

— Слава Тебе Боже!

Все, подходя, целовали кто руки, кто ноги, кто рубище его. После сего преподобный по-прежнему снова стал всем управлять в обители, на ее созидание.

С течением времен явилась необходимость преподобному отцу самолично отправиться к императору с хлопотами по делам монастыря. Итак он отправился и прибыл в Константинополь Узнав об этом, император радовался и вместе с тем стыдился: радовался, так как желал видеть преподобного и стыдился, потому что должен был показаться ему в императорском сане; поэтому он встретил его не как император, ко как один из обыкновенных, простых людей. Взявши его за правую руку и облобызав ее, он привел его во внутреннюю палату своего дворца и, сидя наедине, они со слезами радости любезно вели взаимную беседу.

— Я знаю, отче, — говорил император, — что я виновник всех твоих трудов и скорбей, презрев страх Божий и не исполнивши моего обещания. Но умоляю тебя, — потерпи на мне, ожидая моего покаяния, когда Бог дарует мне возможность «воздать ему мои обещания».

Межу тем преподобный увещевал его быть боголюбивым, благочестивым, не гордым, милосердным, щедроподательным и, напоминая будущее воздаяние в жизни вечной, поучал его всем хорошим делам, приличествующим императору христианину. Преподобный пробыл в Константинополе много дней, часто дружески беседуя с императором. Отпуская его, император дал монастырю всё необходимое. Затем он утвердил указом, чтобы обители ежегодно давалось с острова Лимнос двести сорок четыре златника. Преподобный возвратился к братии с щедрою царскою милостью.

В то время как преподобный успешно подвизался и руководил на пути спасения множеством братий, — на него восстал со всею своею силою ненавистник добра диавол и вооружился на войну против храброго Христова воина. О сем открыто было одному из старцев-подвижников, который, придя в исступление, видел бесовский полк, подходящий к горе Афонской; в полке этом находился один начальник, как бы тысячник — страшный и грозный, показывавший большую власть. Он разделил помянутый полк: сто бесов отправил обходить всю гору и уловлять иноков, а сам с девятьюстами отправился с страшной ненавистью в Афанасиеву лавру. Прежде чем сообщено было это видение преподобному, его постигла следующая болезнь. Когда по своему обыкновению он трудился с другими работниками на морской пристани, случайно упало ему на ноги огромное дерево и переломило суставы и голени, так что святой лежал на одре болезни в течение трех лет. Впрочем он и во время болезни не желал оставаться в бездействии, но писал книги, в сорок дней оканчивая патерик. И лежа, он вооружался против невидимого супостата и, одерживая победу, отражал его козни. Тогда враг, не имея успеха в Лавре, отправился и возбудил старых простецов иноков, проживавших по прочим святогорским монастырям и проводивших жизнь отшельническую; он внушал им следующие неодобрительные мысли о действиях преподобного:

— Зачем Афанасий причиняет насилие святой горе и разоряет древние законы? Он воздвигнул многоценные здания, устроил новые пристани, выкопал новые водоемы, накупил волов, засеял поля, развел виноградники, словом — сделал гору мирским поселком.

Посоветовавшись между собою, эти старцы отправились в Константинополь к императору Иоанну, преемнику умершего Никифора [ ]; наговаривая на Афанасия, они упрашивали императора прогнать его с Афонской горы. Император чрез посланного призвал к себе Афанасия, уже выздоровевшего после болезни; увидав его и уразумев пребывающую на нем благодать Божию, император вместо того, чтобы разгневаться на подвижника, почувствовал к нему расположение; он весьма полюбил богодохновенного отца, оказал ему почет и осыпал его царскими благодеяниями. Он подтвердил и прежний указ, данный императором Никифором, чтобы в обитель давалась дань с острова Лимнос в размере двухсот сорока четырех златников и с почетом отпустил Афанасия обратно. Тогда те древние старцы-простецы, исполнившись стыда, раскаивались в своих замыслах и, приходя к преподобному, просили у него прощения. Устыдился и супостат диавол и, сильнее воспылавши гневом, снова во своим легионом напал на Лавру святого отца. Это нашествие видел честный старец Фома, имевший чистые душевные очи. Он после совершения молитвословий третьего часа пришел в исступление и видел все горы и холмы, деревья и хворост переполненными небольшими эфиопами, которые, сердясь и пылая враждою, друг друга призывали к войне и битве, злобно и свирепо восклицая:

— До каких пор мы будем терпеть, друзья? почему мы не растерзаем зубами здесь поселившихся? Почему не истребим их немедленно отсюда? Да и до каких пор будем терпеть их начальника врага нашего? Разве вы не видите, как он выгнал нас отсюда и завладел нашими местами?!

Когда они так говорили, вышел из келлии преподобный Афанасий. Увидавши его, эфиопы содрогнулись и смутились. Он же, напавши на них, бил их, ранил и отгонял; он не переставал наносить им побои, пока не отогнал всех далеко от Лавры. Когда старец Фома сообщил о видении преподобному, последний немедленно встал на молитву и со слезами умолял Бога сохранить свое стадо от зубов вражеских. И поистине преподобный молитвою как бы железным жезлом побивал и прогонял невидимых зверей. Последние же, хотя и убегали, но всё же, понемногу возвращаясь снова, не переставали своими кознями возбуждать вражду. В одном иноке они поселили такую ненависть к преподобному, что он не желал даже глядеть на него, и по действию бесов в нем так возросла злоба, что он покушался даже на убийство. Приготовивши и отточивши меч, он изыскивал подходящего случая, чтобы убить преподобного отца. Как-то раз ночью, когда все спали, а преподобный пребывал в своей келлии в бодрствовании на молитве, убийца подошел к келлии святого, под предлогом, — будто имеет весьма нужное к нему слово; в то же время он держал под рукою обнаженный меч; он стукнул бесстрашно в дверь, говоря:

— Благослови, отче!

И голос его был голосом Иакова, а руки Исавовы [ ]. Преподобный же отец, будучи праведен как Авель, не знал, что снаружи стоит Каин и вызывает его для убийства [ ], — он спрашивал из келлии:

— Кто ты?

И немного приотворил дверь.

Убийца же, испугавшись отеческого голоса, с трепетом упал на землю. Бог, охраняющий верного Своего раба, внезапным ужасом поразил убийцу: его руки ослабли, меч упал на землю, и он сам лежал пред ногами отца распростертым на земле как мертвец. Видя это, преподобный удивился и ужаснулся, и поднимал лежащего с земли. Едва придя в себя последний растроганным голосом сказал отцу:

— Помилуй меня, отче, твоего заклателя! Прости мою злобу, которую я замышлял против тебя и прости нечестие моего сердца!

Зажегши свечу и увидавши на земле меч, отточенный как бритва, Афанасий уразумел замысел инока:

— Чадо, — сказал он, — как на разбойника вышел ты на меня с сим мечом?! Но перестань рыдать, зажми рот, спрячь эту вещь, никому не говори о случившемся и подойди ко мне — я облобызаю тебя; Бог же да простит тебе твое согрешение!

Таково было незлобие преподобного отца! С того времени он обнаруживал большую любовь к тому брату. Последний же, всегда воспоминая о своем грехе и наблюдая незлобие и любовь к себе отца, непрестанно рыдал и не мог утаить случившегося происшествия, обличая свой грех и прославляя добродетель преподобного. Он умер с искреннейшим раскаянием и преподобный так плакал о нем, как ни о ком другом. И еще один брат, подобно первому ненавидя отца, изыскивал случай истребить его из среды живущих на земле. Не зная же, как это устроить, он предался бесовским волхвованиям и чарованиям; причинивши отцу много смертельных волшебств и чарований, он не имел к своему удивлению никакого успеха. Случайно он спросил некоего брата:

— Причиняют ли человеку смерть чародейства?

Брат отвечал, что благочестивому и по-божески живущему человеку не может причинять вреда никакое чарование или волхвование. Выслушавши это, волшебник проклинал себя в своей совести. Узнавши же затем, как отец простил намеревавшегося убить его брата, он изумился его незлобию, умилился, пришел в страх Божий и, отправившись к отцу, упал ему в ноги, с большим рыданием исповедуя свой грех и испрашивая прощения, которое он получил от незлобивого отца. Таким был преподобный Афанасий относительно согрешающих пред ним. За это Бог и прославил его повсюду. В его паству собралось множество братий из различных стран, не только из Греции, ни и из Италии, из самого древнего Рима, из Калабрии [ ], Амалфии [ ], Иверии [ ], и — не из числа только простолюдинов, но из числа богатых и благородных. Даже игумены многих монастырей, бросивши свое начальствование, приходили под начальство к преподобному. Не только игумены, но и архиереи, оставляя свои кафедры и паствы, приходили в паству святого отца и желали быть его пасомыми. Из числа таковых были — великий между патриархами Николай, он же и Харитон, Андрей Хризополит и Акакий, просиявший в течение многих лет в постничестве. Точно также и состарившиеся в непроходимых пустынях подвижники, придя, по Божественному строению, к отцу, водворялись в его лавре, желая назидаться примером его добродетельной жизни. Из числа последних был: преподобный Никифор, подвизавшийся вместе с святым Фантином в горах Калабрии. Им было божественное видение, приказывавшее Фантину идти в Солунь, а Никифору на Афон к преподобному Афанасию, у которого он, проживши долгое время, преставился и был похоронен. По прошествии же некоторого времени, когда мощи его, по случаю вынутые из земли, переносилась в другое место, из сухих костей проистек источник благоуханнейшего, несравнимого ни с какими ароматами мира. Таковые-то святые отцы посылаемы были Богом под управление преподобного отца Афанасия, из чего ясно познается богоугоднейшая по сравнению с другими жизнь его. Подобно тому как от ветвей познается корень и от плодов дерево, так точно по успешным ученикам познается опытный учитель и по добрым овцам их добрый пастырь. Но уже пора, вкратце припомнивши о чудесах Афанасия, привести речь о нем к концу. Бог, прославляющий Своих святых чудесами, не лишил и сего великого угодника Своего дара чудотворения. Прежде всего скажем об его прозорливости.

Однажды наступил жестокий мороз. Преподобный позвал к себе одного из послушников по имени Феодора и сказал ему:

— Брат, взявши пищу, поспеши в Кесарийское (так именовалась на Афоне одна местность). Когда, идя по направлению к морю, будешь напротив Трохал, — встретишь трех, изнемогающих от мороза и голода и находящихся при смерти, мужей, один из которых инок. Подкрепи их хлебом, чтобы к ним возвратилась сила, и они согрелись, и приведи их сюда.

Отправившись, Феодор нашел всё действительно так, как пророчески сказал отец, и все дивились прозорливости святого. Некогда преподобному явилась необходимость по монастырским делам отплыть на корабле к острову с некоторым из братии. По попущению же Божию невидимый враг, желая потопить отца с братиею, поднял страшный ветер, бурю и волнение, опрокинул корабль среди пучины, так что всех немедленно затопила вода. Но десница Божия поспешно избавляющая от бед своего угодника в ту же минуту привела корабль в прежнее положение, укротила бурю и святой очутился сидящим при корме и призывающим к себе братию. Вода подносила их к кораблю как бы на руках. Преподобный же отец, вытаскивая их по одному из воды, всех собрал живыми. Не находился один лишь Петр Кипрянин; не видя его, отец взволновался сердцем и громко воззвал:

— Чадо Петр! Где ты?

И вместе с восклицанием отца Петр поднимался из глубины и подносился водой к кораблю, где и был принят руками преподобного. Таким образом сам преподобный и братия его спасены были от потопления; и злобный враг не только не порадовался, но еще более был постыжен. Блаженный отец всюду посрамлял врага, одерживая над ним победу и прогоняя его. Он изгнал беса из инока Матфея, жестоко мучимого нечистым духом. По молитвам святого прогонялись также невидимые мучители и от прочих, подвергавшихся пагубным страданиям. Преподобный владел также и силой исцелений и, прислуживая больным, многим оказывал чудесную помощь своими руками. Он исцелил прокаженного брата; другого страдавшего язвою также сделал здоровым. Третьего, имевшего раковую язву, уврачевал, сотворивши рукою на язве троекратное знамение креста. Своею молитвою он отогнал саранчу, налетевшую на остров и пожиравшую всю без исключения зелень. Однажды, когда он с братией плыл на корабле по морю, почувствовался недостаток в питьевой воде, так что братия изнемогали от жажды; святой Афанасий приказал почерпнуть морской воды и, благословивши ее, превратил в пресную, ею братия и утолили жажду. Один брат по имени Герасим, обрабатывая в винограднике одну крепкую и высокую лозу, пожелал, так как он владел большой телесной силой, вытащить ее руками из земли. Пошатнувши лозу руками два и три раза, он тем не менее не смог ее вытащить, себе же повредил ужасно. У него надорвался живот, вышли внутренности, и он сильно страдал от боли. По молитве же и знамении святым крестом со стороны преподобного отца получил уврачевание. Тот же самый Герасим, приводя во свидетели Бога, повествовал и о следующем чуде:

— Когда я, — говорил Герасим, — проходил послушание разрезывания хлебов, — у меня явилась надобность сходить к отцу и спросить о каком-то деле. Случилось, что тогда он находился один на молитве в храме святых Апостолов. Я пошел к храму и, посмотревши в окно, увидал, что преподобный отец молился, причем лицо его было как пламень огненный. Я ужаснулся и немного отступил. Обождавши, я снова посмотрел и заметил, что лицо его, окруженное подобием огня, блестит как лицо ангела. От страха я крикнул и произнес: