УТРО БАНДИТА

«Дз-з-з-ын… Дз-з-зын… Дз-ын…»— разрывался телефон.

Феликс с трудом открыл глаза. Часы показывали без четверти девять. Голова трещала и раскалывалась от выпитой накануне в ночном клубе текилы, модной нынче кактусовой самогонки мексиканского разлива.

Перевалившись через спящую рядом Веронику, чертыхаясь и проклиная ранний звонок, а домой Феликс заявился около пяти утра, он поднял трубку телефона.

— Да! Слушаю! — раздраженно ответил он.

— Все еще спишь, дорогой? — услышал Феликс с другого конца провода хрипловатый голос. Сон как рукой сняло. — А ведь поди слышал: «Кто рано встает, тому бог дает»!

— Да нет, уже проснулся. Здоров, Кузьмич. Я весь во внимании.

Хриплый, прокуренный баритон принадлежал Николаю Кузьмичу— старому «вору в законе», человеку весьма авторитетному и почитаемому в криминальном мире. Вот уже сорок с лишним лет он носил воровское погоняло Крест. Урки уважали его, а на сходках, как правило, его слово было основным и решающим.

— Дело есть, Феликс. Телефон у тебя чистый?

— Да. Сто пудов. Недавно пробивал.

— Короче, слушай. Некто Сидоренко Олег Викторович… Да ты его знаешь, директор фирмы «Гермес Холдинг». Если мне память не изменяет, твои пацаны его конкурента в прошлом году трусили. Так вот, этот голубчик завис по межбанковскому кредиту нашим близким семьдесят пять косарей зелеными. Срок отдачи прошел, а он скулит, что в данный момент пуст, как барабан, что, дескать, его самого опрокинули на триста штук баксов. По-большому это его трудности и нам глубоко плевать на них. Срок давно уже истек. И срок после «последнего китайского» предупреждения тоже… Сегодня он обещался привезти расчет. Но это он фуфло гонит. Я так думаю — денег у него сейчас нет, — Крест хмыкнул в трубку. — Что с ним делать — знаешь. Раздербань его по полной программе. Если капусту сегодня не предоставит, отписывай его хату. Принадлежащая ему трехкомнатная квартира на Ленинградке, я думаю, потянет больше его долга…

— А с семьей что прикажешь делать? Слышал я, у него жена да две дочери.

— Феликс, браток, я же сказал, что все остальное — его проблемы. А то барыга совсем оборзел! К мусорам он не метнется — рыло у него в пуху по самые уши. Правда, он лепечет что-то про кредит, под который он загрузился. Что деньги нам вернет эдак недельки через три. Но мы не благотворительный фонд, так что лоху не повезло. Ты уж не подведи, братишка, ты у нас человек опытный. Лавэ разобьем впополаме. Половина тебе и твоей братве, а половина нам на воровское. По рукам?

— По рукам! Где его зацепить?

— К одиннадцати часам он сам подъедет к метро «Сокол». Там его и возьмешь под белы рученьки. А что дальше — не мне тебе рассказывать…

— А ты уверен, что он подъедет?

— А куда он с подводной лодки денется? Обложили его, бедолагу, со всех сторон. Так что будет ровно в одиннадцать как штык. Подъедет на синей «Вольво». Кстати, ее тоже попытайся для общей кучи отгрести. 0'кей?

— 0'кей!

Повесив трубку, Феликс достал из бара початую бутылку мартини. Плеснул содержимое в стакан и выпил.

— Бр-рр… кислятина.

Зайдя в ванную комнату, Феликс обнаружил в зеркале опухшую, помятую физиономию, еще вчера принадлежавшую привлекательному молодому человеку.

«Ну и рожа», — самокритично подумал Феликс. Включив горячую воду, он улегся в ванну со стаканом мартини в руке.

Голова все еще трещит. Во рту словно птички нагадили. Настроение препоганейшее. Каждый раз после очередного похмелья Феликс давал себе зарок: «либо совсем не пить, либо дозу спиртного свести к минимуму». И каждый раз себя обманывал.

Стыдно. Стыдно перед самим собой.

А ведь еще не так давно — отличный спортсмен, мастер восточных единоборств, первоклассный, профессиональный боец… Сейчас, к сожалению, приходилось тренироваться нерегулярно, от случая к случаю.

Для «самоотмазки», для самооправдания своего бездействия придумал мнимый диагноз — невроз и кучу других аналогичных болячек. И дабы сбить нервное напряжение, связанное с «рисковой» профессией, принимал по вечерам как лекарство рюмку, а там и вторую, третью…

«Да, пора тормозить, — каждый раз думал он с похмелья. — Завтра же с утра — пробежка. Часик поработать по боксерскому мешку и „макеваре“, разминка на теннисном корте. Немного упражнений с металлом. Вечером — бассейн».

Опять вранье. Очередное. Очередной самообман. Ну да ладно!

Феликс посмотрел на стенные часы. Минут эдак через пятнадцать, как договаривались накануне, должен заехать Гоша — бравый бритоголовый мордоворот с крепкими кулаками, выполняющий роль водителя Феликса. Парнишка преданный и «без заднего», но, к сожалению или наоборот, без особых проблесков интеллекта.

Вытираясь махровым полотенцем, Феликс вышел из ванной комнаты и подошел к кровати, где еще продолжала видеть утренние сны Вероника. Волосы ее разметались по подушке. Размазанная тушь и съеденная губная помада совершенно не портили ее смазливого личика. Немудрено, ведь Феликс подснял ее на недавнем конкурсе «Мисс Россия», где Вероника заняла в финале третье место, при том, что первые два были заранее куплены финансово упакованными спонсорами для своих пассий. Так что первые места были заработаны еще в постелях.

Вероника к своему по праву заработанному третьему месту и почетному званию «Мисс Очарование» как бы в качестве «дополнительного» приза получила неожиданное, но приятное знакомство с плейбоем Феликсом, который производил впечатление джентльмена и безнадежного романтика. Их «случайное» знакомство состоялось на вечернем фуршете, знаменующем окончание конкурса, и имело бурное развитие. Как в сказке.

Сказки же имеют свойство быстро кончаться. И уже через месяц, ссылаясь на жуткую занятость и многочисленные проблемы, Феликс все реже звонил и приглашал Веронику на разные увеселительные мероприятия.

А вчера он вновь свалился ей как снег на голову. Последовал вояж по ночной Москве. Клуб «Утопия», кислотная музыка, текила и бурный пьяный секс под утро.

— «Пора, красавица, проснись. Открой сомкнуты негой взоры…» — С этими лирическими словами «больной, измученный нарзаном» стянул со спящей одеяло, обнажив ее обольстительные формы, покрытые еще не сошедшим с лета загаром.

— Ну-у-у… — по-детски простонала Вероника и попыталась обратно натянуть на себя одеяло. Но силы были неравные. Победили мускулы.

— Нужно срочно отъехать, так что на марафет десять минут.

— Ну-у-у… Можно еще немножко посплю?

— Дома доспишь…

Феликс подошел к туалетному столику с высоким зеркалом и снова критично осмотрел себя. После приема ванны он выглядел гораздо лучше. Зачесанные назад темно-русые волосы делали его высокий лоб еще более открытым. Серо-зеленые глаза под густыми черными бровями имели более осмысленный взгляд, чем полчаса назад. Взглянув на свой мускулистый торс и рельефные мышцы рук, он отметил, что, несмотря на нестабильные тренировки, все еще сохранил хорошую спортивную форму.

На туалетном столике внушительной горкой лежали золотые украшения. Взяв оттуда толстую цепь с массивным квадратным образом, на котором был изображен лик Иисуса Христа в терновом венке, он надел ее и перекрестился. Затем защелкнул на левой руке широкий золотой браслет, а на безымянный палец надел перстень с достаточно крупным бриллиантом не менее карата.

«Говорят, что много „рыжья“ не в моде. Что, дескать, все это устаревшие понты, — размышлял Феликс. — Но, честно говоря, все эти бредни меня мало интересуют. Я все это ношу не как украшения, а как знаки кастовой принадлежности. Тем более это подарки моих близких друзей. А Спасителя я вообще освятил в Сергиевом Посаде».

Облачившись в «золотые доспехи», Феликс надел шелковую, темно-синюю рубашку и черный костюм от Хьюго Босса. Освежившись любимым французским одеколоном, он стал поторапливать медленно одевающуюся Веронику.

ФОРМУЛА ЗЛОСТИ

У подъезда уже стоял пригнанный пунктуальным Гошей джип «Тойота-Раннер» темно-зеленого цвета, укрепленный мощными дугами и прочими металлическими наворотами.

— Привет, босс! — поздоровался Гоша.

— Привет, бродяга, коли не шутишь! — с мрачным видом ответил «босс». — Что за фон в машине? Ты что, лука наелся?

— Да, малость простудился, ну а «лук от всех недуг». Лечусь.

— Ну, тогда хавальник свой пореже открывай… А лучше зажуй «Орбитом» или этим, как, его… с неизменно-устойчивым вкусом…

— Видно, опять не с той ноги встал, — насупился любитель лука, нажал на газ, и машина тронулась.

Джип ехал по Дмитровскому шоссе. Погода стояла пасмурная, хотя была всего середина сентября. Настроение — еще хуже, еще мерзопакостней. Феликса все ужасно раздражало. И серые озлобленные лица на улице, и снующие вокруг автомобили, и мрачное повествование Гоши о том, что на вчерашней разборке за Кольцевой завалили в перестрелке двух пацанов из бригады Тунгуса, а Гарик из Балашихи рыскает в поисках денег на откуп своего подельника, которого позавчера замели. Менты ему вешают 146-ю статью — разбой — и требуют пятнадцать штук «гринов». Гарик же — босяк неупакованный, транжира и гуляка. Денег, как всегда, у него нет. А кента вызволять-то надо. Вот и мечется.

У всех свои проблемы. Своих забот полон рот. Кому сейчас легко?!

Проклятая волчья жизнь. Разве о ней мечтал раньше подающий надежды спортсмен, студент философского факультета? Засасывает, как трясина. Какая к черту романтика преступной жизни? Кругом одна грязь и погань. Да, уровень настроения опускался все ниже и ниже. Ниже уровня подошв. Скучно. Противно. Какая-то постоянная мутная злость. Злость, рождающая жуткий внутренний дискомфорт.

Бросить бы все к чертовой матери и свалить куда-нибудь на тропический остров в Тихом океане. Но на это нужны деньги, и не малые. А их ведь нужно где-то брать.

— Филя, ты домой меня закинешь? — спросила с заднего сиденья Вероника.

— Слышь! Я ведь просил тебя так меня не называть! — раздраженно ответил Феликс. — Я тебе что, Киркоров?

И чуть погодя, успокоившись, добавил:

— Не получится. У меня срочное дело. Как-нибудь в другой раз. Гоша, тормозни у ближайшего метро.

Веронику с обиженным выражением лица высадили у ближайшей станции метрополитена.

— Ничего, потерпит. Нечего баловать. Ишь, принцесса, — как бы самооправдываясь, проговорил Феликс.

В общем-то, девка она явно неглупая и его, похоже, обожает. Но эти постоянные понты и капризы… Да и несколько поднадоела уже…

Сердцу милее разнообразие, чувство новизны. Душа ловеласа — огонь, и ее гнетет рутина постоянных отношений.

— Автомобиль номер 317, принять вправо! — послышался неожиданно голос из громкоговорителя милицейской машины, шедшей сзади.

«И так настроение не в дугу, а тут еще эти менты поганые. Да еще и муниципалы. Кровососы. Деньги собирают, стервятники. Ну, вроде бы ничего такого особенного в машине нет. Ствол сегодня не брали. Документы в порядке. Но все равно до чего-нибудь дободаются. Дободаться при желании и до фонарного столба можно. Работа у них такая гнусная, тем и живут — промышляют», — зло подумал Феликс.

Гоша, приняв вправо, съехал к тротуару. За ним остановился милицейский «Форд», и из него с автоматами наперевес вышли два блюстителя порядка.

— Прошу выйти из машины, — скороговоркой пробубнил толстяк с капитанскими погонами. — Ваши документы?

Пока капитан проверял документы, плюгавый сержант с физиономией недоноска шарил по салону джипа. Найдя на заднем сиденье бейсбольную биту, с победоносным видом отдал ее капитану.

— Так-с, шо це таке? — на хохляцкий манер произнес капитан.

— Что, командир, не видишь — бейсбольная бита, спортивный снаряд для игры в бейсбол. Мы — бейсболисты! — оскалился Гоша. — Кстати, куплена в спортивном магазине на Тверской, рядом с Белорусским вокзалом. Есть чек. Могу показать.

— Да хрен с ней, с этой битой. А вот что ты на это скажешь, умник? — взвизгнул сержант, извлекая из бардачка солидный кнопочный нож, явно кустарной, скорее всего, зековской работы.

Феликс со злостью взглянул на Гошу. Тот от неожиданности захлопал глазами и с виноватым видом пожал плечами. Дескать, виноват, забыл вчера вытащить.

Естественно, последовало любезное предложение проехать в ближайшее отделение милиции. Естественно, карман Феликса опустел на двести баксов. Естественно, все уладилось. Нож был возвращен нерадивому хозяину, и машины разъехались, как в море корабли.

— У-у-у, мусора поганые, падлы! — выругался Гоша.

— Сам, мудак, виноват! Предупреждал же я тебя: весь компромат храни дома и бери «игрушки» только на конкретные дела. Правильно в народе говорят: «Горбатого могила исправит», — засверкал глазами Феликс.

Злость распирала изнутри. Приступ гнева рос. Откуда же в нем столько негативных эмоций?

Когда-то Феликс считал себя достаточно добрым человеком. По крайней мере так думали окружающие его люди. В раннем детстве он был способен на поступки, пропитанные состраданием, милосердием и благородством.

В юности, упиваясь рыцарскими романами Вальтера Скотта, похождениями мушкетеров , Александра Дюма, приключениями героев Фенимора Купера и Майн Рида, где добро было высшим мерилом всех ценностей, а слова «благородство» и «честь» не являлись пустым звуком, юный романтик мечтал о подвигах. Положительные герои «без страха и упрека» имели для него магическую привлекательность.

Но время шло, и, к сожалению, в сознании Феликса происходила переоценка ценностей.

С каждым годом, сталкиваясь с мрачными реалиями бренной жизни, где розовый цвет миражных фантазий чаще всего приобретает грязно-серые оттенки, мировоззрение Феликса постепенно менялось. В жизни царили хаос, бардак, подлость и предательство, ложь и корысть.

Да, мир весьма жесток. И дабы адаптироваться в нем, некоторые альтруистские принципы пришлось сменить на более практичные, к примеру: «с волками жить — по волчьи выть». Раннее воспитанное родителями и литературными произведениями человеколюбие сменялось пренебрежением к людям, ненавистью, эгоцентризмом.

Некоторые мрачные и трагические события в жизни наложили негативный отпечаток, дополнительно поставив на сознании клеймо жестокости и неверия. Силы воли хватало на то, чтобы не опуститься до искусственного мира иллюзий, создаваемого наркотическими веществами, неуклонно ведущими к полнейшей деградации. К неизбежному разложению личности.

В реальной жизни окружающее радовало его все меньше и меньше. Постоянно росла и крепла злость, впиваясь в мозг, отравляла своим гнусным ядом сознание. Все вокруг раздражало и разочаровывало. В последнее время все чаще его охватывали ярость и безудержный гнев. Как говорится, крыша съезжала. Всю его сущность заполнял липкий туман. Казалось, конкретная причина отсутствовала, но как будто вовнутрь вселялись мерзкие, зловредные бесы, овладевая его существом настолько, что в самую пору было вызвать изгоняющего дьявола экзорциста.

Волна гнева захлестывала его так же неожиданно, как и вскоре незаметно спадала, но в этот момент он почти не контролировал себя. Самое неприятное, что обычно под горячую руку попадали близкие люди.

После непродолжительных приступов за работу принималась безжалостная совесть. Уж она-то, родимая, спуску не давала, кромсала и жгла душу с особым остервенением.

Говорят, что трагедии делают людей добрее. Чушь! Полнейшая чушь! Все страшные и грязные события человека озлобляют. Все мнимое человеколюбие исчезает в небытие. На смену ему приходит недоверие, разочарование и конечно же вышеописанная злость. Все это Феликс прочувствовал на самом себе: потери близких людей, гибель любимой девушки, вездесущие несправедливость и предательство постепенно превращали его в мизантропа и циника.

Вот и в данный момент Феликс находился в неприятном напряжении. Внутри все накалялось. Все утро было каким-то неудачным и гнетущим. И похмельный синдром, и мерзкая погода, и эти стервятники в милицейских погонах.

Неожиданно «Мерседес» из правого ряда нагло подрезал их джип. Гоша резко нажал на тормоз, и Феликс чуть не вляпался головой в лобовое стекло.

— У-у-у, сука! — зашипел Гоша, давя на сигнал.

И тут произошло нечто, окончательно выведшее Феликса из себя. Водитель «мерина» повернул свою здоровенную харю и показал поднятый кверху средний палец с нанизанной на нем золотой печаткой. Ни для кого не секрет значение этого жеста. Глаза Феликса засверкали. Ну, дерьмо поганое, не повезло же тебе, ох не вовремя ты так…

— Ну-ка, братишка, прижми этого мудилу к обочине.

Гоша дал газу и резко, одним умелым движением прижал «Мерседес» к краю дороги. Профессионализм не утаишь. «Мерседес» резко затормозил.

— Посиди, я сам! — кинул Феликс, выскакивая из машины, зацепив на ходу левой рукой бейсбольную биту.

Из «Мерседеса», грязно матерясь, вылез здоровенный амбал.

Стремительно приблизившись к нему, Феликс, ни слова не говоря, рукояткой бейсбольной биты засадил в его мясистый нос. Переносица хрустнула. Из ноздрей заструилась кровавая юшка. Не дав ему опомниться, прямым ударом ноги в солнечное сплетение Феликс вогнал дорожного хама обратно на место, с которого тот только что встал.

— В следующий раз, мразь, глаза пошире разевать будешь, прежде чем пальцы крутить! — с этими словами Феликс сорвал с толстой шеи ошалевшего мордоворота золотую цепь и смачно сплюнул в окровавленную физиономию.

Для полного куража прошелся битой по стеклам и капоту, дополнив симфонию городских звуков звоном битого стекла. Исполнив акт возмездия, он, не торопясь, вернулся к своей машине.

— Ну, шеф, вижу, неплохо разрядился! — улыбаясь заметил Гоша.

Автомобиль тронулся.

Водитель Феликса в прошлом был заправским гонщиком. И сейчас, не утратив профессиональных качеств, он лихачил везде, где можно и где нельзя. Разогнав джип до крейсерской скорости, водитель мчался по Ленинградскому проспекту, обгоняя автомобили. Куда он всегда так спешит? Времени же еще предостаточно.

И снова резкое торможение. И вновь Феликс чуть не протаранил головой лобовое стекло. Ну что сегодня за напасть!

Дорогу перебегала со скоростью чуть больше, чем у черепахи, древняя старушка. Бабушка-камикадзе. И что за зловредная сущность у такого рода старух? Ну ладно себе смерти ищет, видно, отжила свое, но зачем же несчастных водителей пускать под косорезку? Да еще проходя в неположенном месте, клюкой грозит водителям, ругается о чем-то, бубня себе под нос.

Гоша, притормозив, обогнул неожиданное сквернословящее препятствие и, избежав неминуемого наезда, продолжил путь, упрямо набирая скорость.

Настроение у Феликса достигало критической точки. Злость ощущалась физически, напряжение было во всем, даже в будто наэлектризованном воздухе.

Кромешная тоска. Тоскливо все и внутри Феликса, и вокруг него. Он так не любил пасмурную погоду. Еще бы хоть несколько золотых осенних деньков в качестве финального аккорда перед надвигающейся зимой.

МЕТАМОРФОЗА НАСТРОЕНИЯ

На место встречи прибыли минут за двадцать до намеченного времени.

Феликс вышел из машины, потянулся и направился к коммерческому ларьку. Купив небольшой пакетик вишневого сока и проткнув его трубочкой, Феликс утолил жажду. Облокотившись о ствол дерева, он поднял глаза на его пожелтевшую крону. Сквозь нее, прорвав серую пелену пасмурного неба, пробились солнечные лучи. Это было так приятно и неожиданно и так удивительно, что Феликс невольно улыбнулся.

Из неподалеку стоящего киоска донеслись звуки до боли знакомой мелодии — это звучала композиция Энио Мариконе «Одинокий пастух» из некогда популярного французского фильма «Профессионал».

С его душой стала происходить какая-то метаморфоза. Еще несколько минут назад она была заполнена мутной, черной злостью, а теперь как будто впитывала свет и очищалась. Буквально только что Феликс был готов разорвать любого, оказавшегося на его пути. Неужели глобальная перемена в его настроении связана всего лишь с солнечным лучом и волшебной мелодией, которая разливаясь проникала в самые сокровенные уголки сознания?

Да, бывает и такое.

По телу Феликса пробежала сладостная дрожь. Ему очень нравилась эта музыка. С ней его связывало много радостных и счастливых мгновений.

Он вспоминал времена, когда на самом деле был счастлив, хотя в то время он не до конца осознавал это. Как гласит народная мудрость: «Счастье ценишь, когда его нет рядом».

На сердце потеплело, лед стал оттаивать. В глазах появился добрый, ласковый огонек. Музыка фантастических сфер, музыка иллюзий и ликований полностью овладела им.

Феликс залюбовался игрой солнечного света. На его слегка отрешенном лице вновь появилась добрая и задумчивая улыбка. Он пребывал в состоянии грез, порожденных цепью дорогих и приятных воспоминаний.

Достигшая своего апогея злость ослабевала и растворялась. Как горка песка смывается соленой волной океана, так и злость Феликса отступала под натиском радостных воспоминаний юности.

Ему грезились далекое весеннее утро, яркое солнце, заливающее своим светом горные вершины, молодая зелень деревьев и нежная зеленая трава. Феликсу вспоминалось благоухание ярко-желтых весенних цветов, именуемых в народе «баранчиками», распространяющих аромат по всей округе.

Главное, Феликсу вспоминалось ощущение радости, наполняющей его ликующую душу состоянием влюбленности. И именно сейчас в его сознании возродились эти воспоминания и душа наполнилась безмятежным покоем.

Значит, жизнь далеко еще не так грустна, значит, все еще не так уж и плохо. Значит, может еще что-то его радовать.

— Внучек, купи, родненький, яблок, — услышал он невдалеке тихий голос. — Они с виду неказистые, а так вкусные, сладкие.

Возле ящика, покрытого газетой, на котором теснились маленькие, на самом деле невзрачные яблоки, стояла сгорбленная под тяжестью лет старушка. На вид лет семидесяти, а то и больше. Лицо покрыто сеткой морщин и напоминало чем-то ее же яблоки.

Феликса поразили ее глаза. Они светились какой-то вселенской добротой. Видавшие виды натруженные руки теребили дряхлый, весь заплатанный передник. Сердце Феликса защемило. Видно, не до конца еще покрылось каменной коркой. Видно, не до конца еще охладело оно из-за банальной и скорбной реальности бытия.

Сколько развелось сейчас вездесущих попрошаек?

Не так давно Феликс имел христианскую привычку подавать нищим по мере возможности. Но в последние годы их стало буквально немерено и вели себя они все наглей и надоедливей. Их поведение его бесило, и, изменив своей прошлой привычке, он часто ограничивался грубым, медвежьим рыком или пресловутым: «По пятницам не подаю!»

Феликс понимал, что не всем удалось «вписаться» в новую действительность. Он читал о смерти замечательного актера Владимира Ивашова, который, не получая ролей, был вынужден работать на стройке и от тяжелой нагрузки надорвался. Слышал и о трагической истории не менее известного актера Георгия Юматова. Многим, в прошлом знаменитым и уважаемым людям, в современной России не нашлось места. Но это были проблемы государства и его руководителей…Феликс при всем своем желании не мог помочь тем, кто бедствовал.

Самое глубокое отвращение вызывали у него личности с опухшими, грязными физиономиями, красными после пьянки носами и ничего не выражающими глазами. С каждым днем их становилось все больше и больше. Утратившие стыд и человеческий облик, они назойливо пристают к прохожим, требуя деньги на очередную порцию бормотухи, ради которой готовы на любое унижение.

Феликс не терпел людей без чувства собственного достоинства и считал их хуже животных. Особенно возмущали малолетки, стайками снующие на вокзалах и в переходах, в метро. Эти с детства привыкшие попрошайничать существа не имели элементарной гордости и были готовы на любую низость, лишь бы вести паразитический образ жизни…

В данном случае все выглядело совершенно иначе. Повидавшая буквально все на своем веку, старушка вызывала у Феликса какое-то доброе, глубинное сострадание. То ли натруженными руками, то ли добрыми уставшими глазами, то ли тем, что, несмотря на свою до боли скудную пенсию, она не пополнила ряды просящих, не утратила свою человеческую гордость, а собрала в своем таком же древнем и забытом, как и она сама, садике упавшие с дерева поздние яблоки и пытается продать их за копейки, чтобы была хоть какая-то возможность купить простую незатейливую пищу.

Но ее неказистый товар смехотворно смотрелся на фоне стоящего рядом фруктового прилавка, где красивыми рядами располагались экзотические фрукты, привезенные из разных стран. Над ними радушно улыбалось лицо азербайджанского торговца. Проходившие мимо люди, естественно, не обращали никакого внимания ни на саму старушку, ни на ее яблоки.

Что-то переломилось в душе Феликса. Комок подступил к горлу. Не осознавая конкретного смысла своих действий, он направился в ее сторону. Подойдя к ней, Феликс, недолго постояв и о чем-то отрешенно задумавшись, сунул руку в карман брюк, вытащил оттуда горсть бумажных купюр и уложил сей ворох в руку оторопевшей старушки.

— Что это, внучек? — с испугом спросила она.

— Это деньги, бабушка… Возьми, тебе нужнее. А яблочками угостишь кого… — улыбнувшись, сказал Феликс и, подумав, добавил: — А это, пожалуйста, сделай милость, в церковь снеси, пусть праведным делам послужит. — С этими словами он положил на купюры сорванную с дорожного хама золотую цепь, развернулся и, ни слова не говоря, направился к машине.

— Как величать-то тебя, внучек? — На глаза растерянной, обескураженной старушки навернулись слезы.

Но Феликс уже ее не слышал.

Рядом с джипом остановилась синяя «Вольво». Из нее вышел невысокий, полный человек в бежевом плаще и мелкими шагами засеменил к джипу. Робко присев на заднее сиденье, он быстро заговорил:

— Феликс, ради бога, умоляю, оттяните срок отдачи денег еще немного. Вы же знаете о моих проблемах. Я рассчитаюсь, честное слово, рассчитаюсь. Дайте только еще немного времени… Не губите! Я же сам так глупо влетел. У меня же супруга сердечница. Того и гляди инфаркт случится. И младшей дочке моей все нездоровится, все болеет. Я вас очень прошу…

— Стоп! Стоп! Не лепечи так быстро! Погоди! — оборвал его словесный поток Феликс и задумался о чем-то своем, далеком от реалий настоящего момента.

Постепенно его мысли вернулись в русло происходящих событий. В той или иной мере Феликс научился разбираться в людях. Видя перед собой испуганное лицо коммерсанта, он осознавал, что тот не врет, что он на самом деле попал в форс-мажорную ситуацию. Феликс понимал, что было бы более выгодно в данном случае отобрать у несчастного его имущество. По большому счету, он за этим и приехал. Тем не менее что-то переломилось в его зачерствевшей душе.

Подумав, он неожиданно для себя подвел радикально противоположный итог этой короткой встречи.

— Хорошо… Я верю, что в скором времени ты сможешь взять кредит. Даю тебе еще полмесяца. Больше не могу. Не подведи меня и не забудь: с долгами нужно рассчитываться. Ступай. Тебя никто не тронет. Привет семье…

Удивленный таким неожиданным поворотом, коммерсант рассыпался в благодарностях и искренних заверениях своей преданности. Подобострастно попрощавшись с Феликсом, он мгновенно ретировался в пространстве.

Внимательно слушавший все это Гоша заметил:

— Фил, извини, но мне кажется, возможны неприятности. Кузьмич будет недоволен твоим добрым поступком.

— Это его проблемы, — отрезал Феликс. — Поехали.

Машина тронулась. Настроение стало безмятежным и радостным. Злость куда-то исчезла, растворилась без следа. На лице Феликса блуждала задумчивая улыбка… Он думал о чем-то давно забытом и трепетно-приятном.

Солнце светило все ярче и ярче, пробиваясь среди хмурых облаков. Его ласковые теплые лучи как бы на прощанье в преддверии зимы обогревали осенний город.

РАЗБОР «ПОЛЕТА»

Вечером того же дня Феликс встретился с Крестом в ресторане «Арагви». Коля Крест уже сидел за столом небольшого банкетного зала и пил крепко заваренный чай. Увидев вошедшего молодого человека, он мрачно поздоровался с Феликсом и молча указал на стул. Когда тот присел, ему тут же принесли чашку чая.

Крест молчал. Молчал и Феликс. Они медленно попивали чай, стараясь не смотреть друг на друга. Наконец тишину нарушил Николай Кузьмич:

— Феликс, дорогой, я столько лет тебя знаю, но такой сердобольности в тебе не замечал. Почему ты отпустил Сидоренко? Почто не отписал его хату и машину?

— Кузьмич, я посчитал, что так нужно. Это было мое решение, — твердо ответил Феликс.

— А на мое решение тебе наплевать? — поднял глаза вор.

— Нет, не наплевать. Но я принял свое, как считаю, правильное решение. Я не хочу, чтобы о тебе и обо мне ходили слухи как о рвачах. Что якобы мы готовы с любого фраера последнюю рубаху сорвать. Я продлил ему срок отдачи до определенного дня. И в этот день я положу перед тобой всю требуемую сумму. Если чего-то будет не хватать — возьмешь с моей доли.

Крест внимательно посмотрел на Феликса. Аргументы, приведенные его молодым приятелем, показались ему убедительными. Сделав паузу, Николай Кузьмич сказал:

— Фил, друг мой, может, ты во многом прав, например в том, что имя нужно беречь от разных там кривых слухов. Но скажу тебе, братуха, как старый, опытный жулик. От добра добра не ищут. Ты пожалел сегодня этого лоха, а он, паскудник, продаст квартиру и все, что можно, да сквозанет куда подальше. Потом рыскай, ищи иголку в стогу сена. Что на это скажешь?

— А то скажу, что в назначенный срок деньги будут лежать у тебя на столе. Чувствую, что коммерсант не врет. Но если, не дай бог, я ошибаюсь, то достану его из-под земли. Найду и разберусь по полной программе! Деньги же, как и обещал, будут на твоем столе в намеченный день. Это моя проблема.

— Да, Фил, ты все же красавчик. Уважаю таких, как ты. По рукам. Проблем у нас с тобой больше нет, ты по-прежнему остаешься моим кентом и братом.

Крест вышел из-за стола, подошел к Феликсу и крепко обнял его.

— Все же хорошо, что есть такие люди в нашей среде, в нашем мире!

— Спасибо, Кузьмич, на добром слове…

Точно в обещанное время Феликс положил перед Крестом полиэтиленовый пакет с возвращенными деньгами. Сидоренко уложился в поставленный перед ним срок. Вернул всю сумму сполна, даже с лихвой. Феликс не ошибся в нем, давая ему оттяжку во времени. Но не это было главное. Главное было то, что наш герой при выборе из таких понятий, как выгода и милосердие, смог выбрать последнее.

Феликс никогда не изменял своим правилам. Правилам своей морали. Несмотря на то что эта мораль и принадлежала преступнику. Преступник преступнику рознь, а человек должен всегда оставаться человеком.

Прошло два года. Авторитет Феликса в преступной среде, и даже в воровской, рос как на дрожжах. Но никогда наш герой не шел на компромиссы со своей совестью. Он строго следовал заповедям, которые сам для себя придумал. В процессе переоценки ценностей заповеди иногда трансформировались, но основная линия его морали была неизменной.

За Феликсом прочно закрепилась преступная кличка Чикаго. Он получил ее за увлечение гангстерскими боевиками. Ему нравились времена гангстерского рассвета в Америке, времена «сухого закона» и великой депрессии. Эти годы чем-то напоминали начало девяностых в России.

В это время в стране шли большие перемены. Преступный мир тоже видоизменялся. С первого взгляда казалось, что сферы влияния криминалитета были все уже поделены, но то здесь, то там возникали очаги напряженности. Погибали одни лидеры преступного мира, на их место сразу приходили другие. Свято место пусто не бывает. И опять передел. Опять новый дележ. Стоило одному авторитету возвыситься или перейти дорогу другому, а, возвышаясь, переход дороги был неизбежен, как тут же его настигала пуля киллера. Или нож. Или взрывчатка.

На этом поприще особенно преуспели группировки нового типа. Они не признавали никаких понятий и законов. Главными их аргументами были сила и жестокость. Называли их беспредельщиками. Или еще чаще — отморозками.

СХОДКА

Феликс не был вором. В смысле «вором в законе». И хотя он имел неоспоримый авторитет в криминальной среде, приглашение на крупную воровскую сходку было весьма неожиданным.

Группировка, которую возглавлял Феликс, считалась одной из самых мощных и мобильных в Москве, несмотря на свою скромную численность. В его бригаде было около двадцати человек, но каждый из них по своим профессиональным и бойцовским качествам стоил двух, а то и трех боевиков из других криминальных структур.

Все члены его клана, его «семьи», как он называл свою группу на сицилийский манер, были взрослыми и опытными, многие из них оттянули свой срок в местах, как говорится, не столь отдаленных. Ведь, как гласит народная мудрость, «от тюрьмы и от сумы не зарекайся». Все хорошо владели оружием, многие были мастерами и кандидатами в мастера спорта по различным видам единоборств. А главное, в бригаде была четко отлаженная дисциплина. Феликс был бесспорным лидером. Его уважали и его решения редко обсуждались.

Сейчас с двумя отчаянными сорвиголовами на джипе «Ленд-Крузер» цвета черный металлик с тонированными стеклами он направлялся по Кольцевой в Долгопрудный, где в одном из строго законспирированных мест и должна была произойти важная сходка.

Давно не было воровских сходок такого масштаба на территории Московской области. Должно было съехаться порядка шестидесяти «воров в законе» из различных регионов России и ближнего зарубежья. Да и не только из ближнего… Из далекой заграницы тоже обещали подтянуться несколько проживающих там жуликов. Из Америки, Франции, Германии, а также из Греции, Израиля и многих других стран приняли малявы с подтверждением приезда наших соотечественников — авторитетов российского преступного братства.

Подготовку и безопасность встречи взяли на себя Солнцевская и Долгопрудненская группировки.

Феликс иногда присутствовал на сходках, но не часто. Ведь каким бы ты уважаемым преступником ни был, на сходках, как правило, могут присутствовать только коронованные «воры в законе». А Феликс, как было сказано выше, «вором» не являлся. И хоть среди воров он был в большом почете, короноваться он не мог по двум элементарным причинам. Во-первых, Феликс имел высшее образование, а во-вторых, прошел срочную службу в Советской армии. Что одно, что другое «вору» по понятиям не полагалось. Следовательно, несмотря на все его «преступные достижения» и поддержку правильного воровского движения, короновать его не могли. Не имели права. Ну, в общем-то, ему это было и без надобности.

Сейчас он размышлял, по какому такому поводу его так настойчиво приглашали на этот сходняк.

Вроде косяков за ним не числилось, дорогу жуликам не переходил. Да и пригласили его приехать два близких «законника». Знаком он с ними был лет эдак десять. Это были грузинские воры — Гия Черный и Дато Сухумский. На вопрос о причине его приглашения Дато таинственно заметил, что, дескать, есть у воров к нему некая очень важная просьба, но подробно о ней они пока распространяться не могут.

Не только заверения близких друзей давали возможность Феликсу чувствовать себя спокойно. Он был уверен в себе и своих жизненных принципах.

Но, как известно, в жизни все бывает, и перед отъездом на всякий случай были даны необходимые команды и распоряжения. Так что чему быть — того не миновать. А наш герой был не робкого десятка.

Подъехав к условленному месту, где его ждала синяя «БМВ», он проследовал за ней.

Машины долго петляли, поворачивая то направо, то налево. Миновав несколько специально выставленных в дозор автомобилей, где на случай ментовской облавы сидели пацаны с мобильными телефонами и рациями, они подъехали к большому особняку.

Перед ним во дворе, как на авторынке, стояло множество иномарок. Если собрать воедино несколько автосалонов Москвы, то наверняка они могли бы позавидовать большому ассортименту предоставленных автоэкспонатов. Одних шестисотых «мерседесов» здесь было не менее десятка. А джипов, минивенов и дорогих спортивных машин было и того больше.

«Да и впрямь нехило живет босота», — улыбнулся про себя Феликс.

Встречать его вышел один из друзей, молодой, но весьма влиятельный вор — Дато Сухумский. Они обменялись приветствиями. По-братски обнялись и расцеловались. Много фартовых дел они провернули вместе. Много разборок совместно провели. Во многих переделках побывали.

— Как поживаешь, братишка? Как здоровье? Как здоровье твоих близких? — поинтересовался молодой вор.

— Спасибо, дорогой. Все хорошо. Твоими молитвами. Как сам?

— Живу понемногу. Несу свой крест. Пойдем вовнутрь. Братья мои ждут уже тебя. Дело у них к тебе важное.

— Какое? — поинтересовался Феликс.

— Не торопись, браток. Скоро все узнаешь. Хорошее дело. Правильное. Обожди чуток…

Через прихожую и уютный холл приятели вошли в гостиный зал. Зал поражал своими габаритами. На глаз он был эдак сто квадратных метров. Занимая практически всю площадь зала, посередине его буквой «П» стоял большой стол, заставленный напитками и легкими закусками.

С внешней и внутренней его стороны сидели люди. Они были разного возраста и внешнего вида. Лишь одно у них было общее. Взгляд.

Взгляд жесткий и даже колючий, пронизывающий насквозь, и какая-то особая манера поведения, не позволяющая их спутать ни с кем другим.

Они были элитой преступного мира России, и не только России, но и всех бывших союзных республик, некогда входящих в Великий Могучий Советский Союз. Элита российского криминала, называемого за рубежом «русской мафией» или «русским синдикатом».

Взоры всех воров устремились на вошедших.

— Приветствую всех! — поздоровался Феликс. — Мир вашему дому!

— Мир и твоему! — ответил пожилой седоватый человек с острыми чертами лица.

Все согласно кивнули, поздоровавшись с Феликсом. На лицах многих появилась приветливая улыбка.

— Кто незнаком — представляю, — продолжил седоватый, бывший не кем иным, как Павлом Георгиевичем Ивановым, очень именитым вором старой формации по кличке Паша Бес.

Его авторитет был неоспорим среди самого большого воровского круга.

— Это Феликс. Обзывают его Чикаго. Многие из вас его знают, многие о нем слышали. Человек он правильный и нами уважаем. Брат нам, хоть и не вор. — И, обратившись к гостю, добавил: — Проходи дорогой, присаживайся. Разговор долгий. Присутствуй.

Феликс занял место за столом рядом с Гией Черным. Тот приветливо пожал ему руку. Вместе с ним присел и Дато.

— Продолжу разговор, братья мои, — после паузы промолвил Павел Георгиевич. — Феликса мы позвали не случайно. Будет у нас к нему большая и очень серьезная просьба, но об этом позже. А сейчас о главном, о том, ради чего мы все здесь собрались. Многие знают и догадываются, что будем мы вести разговор о гнусном, гнилом беспределе. Несколько наших братьев погибло от рук беспредельных чертей. Такого количества убитых воров за столь малый промежуток времени мы еще не знали. Сердце мое обливается кровью, когда в памяти возникают лица наших близких, наших безвременно ушедших братьев… Волна беспредела захлестнула все вокруг. Кому так сильно помешали наши братья? Кому они могли перейти дорогу? Погибли наши лучшие товарищи, самые уважаемые и самые порядочные жулики. У кого поднялась рука на воров? Сохнуть этой руке и гнить! — Паша Бес гневно сверкнул глазами. — Конечно же, не у честных преступников, живущих по нашим законам и понятиям. Это должны быть закоренелые отморозки, у которых нет ничего святого: ни матери, ни Бога. Но кто же они — эти твари? Долго мы ломали голову, долго думали об этом грязном беспределе, долго искали этих сук. И вот только на днях узнали, кто они…

Сделав долгую паузу, Паша Бес внимательно посмотрел на остальных «законников». Те внимательно, затаив дыхание, его слушали. Вокруг царило гробовое молчание. Воздух был настолько наэлектризован, что казалось, все вокруг вот-вот взорвется.

Павел Георгиевич еще немного помолчал, как старый актер, держа паузу, и продолжил:

— Так вот, братья мои, сейчас доподлинно известно, чьих гнусных, сучьих рук это дело. Это Новокурданская группировка. Новокурданские киллерюги. Старшой у них некто Антон Череп — мразина, каких свет не видывал. Мать родную продаст, брата замочит. Садюга конченый. Об этих беспредельных харях вы все хорошо знаете. Наслышаны мы все об их грязных делах, но лишь на днях стало доподлинно известно, что все эти убийства — их рук дело. Вы спросите, откуда я это знаю?

— Да хотелось бы узнать, брат, — согласно кивнул Коля Крест. — Просвети нас.

— Я вам отвечу. Наши люди за очень большие деньги подкупили крупного мусора в генеральских погонах. Он именно из той самой конторы, о которой вы все хорошо знаете. Так вот, этот генерал поведал нам очень, очень любопытные вещи. Это была важная правительственная разработка — операция под названием «Белая стрела». Все вы краем уха слышали про эту операцию. Витала в воздухе невесть откуда просочившаяся информация, но толком о ней никто ничего не знал. Все думали, что был специально создан секретный отдел по отстрелу преступных авторитетов. А вот-таки нет. Менты пошли другим путем. Сами руки марать не стали, подписали на эту мразную работу Новокурданских отморозков, заключив с ними негласный договор. Те убирают указанных ментами авторитетов, а менты, в свою очередь, их финансируют и гарантируют полную неприкосновенность со стороны органов, то есть закрывают глаза на все их делишки. Хитро придумано. Как говаривают в народе: «Все гениальное — просто». Устранив весомых авторитетов, они надеются внести раскол в наши круги. Ведь недаром эти гниды пускали ложные наколки. Можно было грешить друг на друга. Хотели нас лбами столкнуть, и это у них вроде начало получаться. Так ведь? Это не порожняк, но сейчас этому пришел конец, кранты. Сорвалась их заморочка. Благо, братва, некоторые менты уж больно жадны до денег. Хорошо, что некоторых можно купить, а то ведь, неровен час, много бы горя из всего этого вышло. Много. Ох, братва, много…

Бес опять сделал паузу:

— И это еще далеко не все. Сейчас среди нас, здесь, присутствует блядина. Это та сука, которую мы считали за своего брата. Тот, бля, кто предал все наше святое. Тот, кто опарафинил имя вора, та грязная сучара, которая продалась мусорам и помогла Новокурданским умертвить наших братьев.

— Кто это? Покажи эту падаль! — заорали рассвирепевшие воры.

— Вот эта сучара! — и Павел Георгиевич указал рукой на плотного, рыхлого мужчину с выпученными, как у рака, глазами.

Тот сидел ни жив ни мертв. Он был белый как мел. Руки его тряслись, а со лба стекал мелкий пот.

— Вот! Это он! Федя Жид! И это точно пробито. И узнал об этом не я один.

Несколько человек кивнули.

— Мы все тщательно проверили. Иначе я не мог бы это так четко утверждать. Вы меня знаете. Он пошел на сговор с ментами и сдавал им и Черепу одного за другим наших лучших людей. Теперь ваше решение, как с ним поступить. Но я знаю, тут решение однозначно.

— Смерть гниде! Смерть! На пику его! — проревели жулики.

Мешкать с вынесенным приговором не стали. Слушать предателя тоже не стали. Да и вряд ли он смог бы что-либо вымолвить путное в свое оправдание.

Двое жуликов вытащили его из-за стола, и Коля Шальной отточенным ударом вонзил нож ему прямо под сердце. Федя Жид даже вскрикнуть не успел. Обмякшее тело сползло на пол, окрашивая его струившейся из раны кровью.

Шальной вытащил нож из трупа и вытер его о лацкан пиджака предателя.

— Собаке — собачья смерть! — сквозь зубы процедил Коля.

Призвали двух бритоголовых молодцов, охраняющих сходку. Те не мешкая уволокли труп.

— Они знают, что с ним делать, — сказал Паша Бес и добавил: — Здесь тоже все подчистят. Попозже. Ишь какой полнокровный. И кровь у него какая-то вонючая. Давно я подозревал за ним неладное. Еще с позапрошлого года, когда неожиданно участились облавы и принимать стали одного за другим. Да и, чего греха таить, коронован он был, я всегда так считал, как-то не по-людски. Да хрен с ним, чего уж теперь вспоминать. После драки кулаками не машут. От другого сердце болит, как мы столько лет считали Жида равным себе? Как мы не прохавали его? Или он так конкретно маскировался под порядочного вора? А это, надо отдать ему должное, совсем не просто. Ух как не просто. Хитрая бестия. Так нам всем мозги запудрил! Ведь верили же ему. Но, как говорится: сколько веревочке ни виться…

Он замолчал, о чем-то грустно задумавшись. Ведь и раньше бывали предатели и отступники. Но так конкретно и гнусно. Да… Мельчает нынче народ. Вот раньше было… Ну да ладно. Он продолжил:

— А теперь, други мои, подумаем о том, как свершить праведное возмездие над остальными гнидами. Я практически со всеми обсудил этот вопрос. Те, кто не в курсах, после мною предложенного могут высказать свое мнение. Но мы считаем, что в этом вопросе возражений не будет. Так вот. — Он повернулся к Феликсу. — Братуха, дорогой мой, пришло время объяснить тебе наше приглашение. Мы долго с братьями думали, к кому обратиться с просьбой покарать Новокурданских ублюдков. Решили остановиться на тебе, Феликс. Это решение к нам пришло не от фонаря. Во-первых, знаем мы тебя давно, уважаем и полностью доверяем. За долгое время ты никогда и ничем не опарафинил своего имени. Во-вторых, твои орлы одни из самых отчаянных и подготовленных в Москве. Ну, а в-третьих, мы в курсах, сколько крови у тебя выпили Новокурданские. Знаем, что Шура Академик, твой двоюродный брат, царство ему небесное, их рук дело. И близкие кенты твои, воры Гурам Каландадзе и Тенгиз Мамиашвили, тоже от их рук пали. А ведь у тебя дружба с ними давняя была. Так ведь?

— Да так. Так оно и было, — мрачно ответил Феликс, и в его глазах заиграл жуткий огонек.

— Так вот, браток, всем воровским кругом мы просим тебя приговорить каждого из этих Новокурданских ублюдков. До последнего. Всю эту поганую группировку стереть с лица земли. За то тебе будет наша общая воровская признательность и дружба вовеки веков. Так что приступай. Группировка у них, конечно, многочисленная и совсем отмороженная. Еще за ними мусора стоят. Но и ты у нас не промах…

Многие воры одобрительно закивали. Они знали, чем жила и как действовала бригада Феликса в последнее время. Бес тем временем продолжил:

— Любую помощь мы все тебе готовы оказать. И вот еще… Знаем, что с деньгами у тебя сейчас не густо, так что мы решили из общака выделить тебе сто двадцать штук баксов… Думаю, должно хватить. Ну а если нет… То, ради бога, дадим столько, сколько потребуется… По рукам?

Феликс посмотрел на Павла Георгиевича и ответил без промедления:

— Да, по рукам. Только денег мне ваших не надо. Я ведь не черт какой с общака деньги выкручивать. Да еще за дело благое, справедливое. Я и так планировал с ними войну развязать. Жуткую. На отстрел. Мне, Паша, даже последней названной тобой причины для этого хватило. Так что, уважаемые воры, не оскорбляйте меня деньгами. Я готов их порешить даром. За справедливость…

— Подожди, Чикаго, не кипятись. Мы ведь деньгами не работу твою оплачиваем. Ей цены нет. Просто расходов много будет. На них тебе и дается капуста. Так что, горячая ты голова, этот вопрос мы не обсуждаем. Тут все решено. А вот детали разные мы подробно обмозговать должны. Ну, что, братья воры, приступим? Слушай, Феликс…

ПЕРВАЯ КРОВЬ

Вечер был слякотным и ненастным. Гнусно моросил дождь. Прохожих на улице было немного. Да и те, пробегая быстрой рысцой, прятались под зонтами, пытаясь побыстрей укрыться от ненастья. Ведь как хорошо скорей оказаться дома, снять мокрую одежду, всунуть ноги в домашние тапочки и с горячим чаем усесться перед телевизором!

У подъезда пятиэтажного дома в Марьиной Роще резко притормозил пикап с тонированными стеклами, подняв каскад брызг из глубокой лужи. Из него вышли трое парней в темных длинных плащах с поднятыми воротниками, в руках у каждого была спортивная сумка. Они быстрым шагом направились ко входу.

Пикап сразу тронулся с места и завернул за угол дома.

Мало кто мог услышать глухие выстрелы, легкими хлопками прозвучавшие на третьем этаже. Через несколько минут из подъезда вышли двое в низко надвинутых на глаза кепках и быстро удалились за угол. Вскоре появился третий и обогнул дом с противоположной стороны. Больше ничего не нарушало спокойствие в этом квартале.

Но только в этом квартале. Только в этом районе.

В другом конце города, на Каширском шоссе, в районе Кольцевой дороги, к четырехэтажному дому подкатил такой же зловеще темный джип «Тойота-Ленд-Крузер». Из него вышли четыре крупных парня, обогнув здание, они прошли в невысокие ворота и направились ко входу с надписью «Сауна. Бильярд».

В руках они держали кожаные саквояжи и черный полиэтиленовый мешок. Подойдя к двери и убедившись, что она заперта, один из «гостей» мощным ударом ноги выбил эту непрочную преграду

Неизвестные молниеносно просочились вовнутрь, на ходу извлекая из сумок короткоствольные карабины с глушителями. Вновь прозвучали одиночные выстрелы.

Неизвестные прошли через бильярдную, оставив там трупы любителей бильярда, и вошли в комнату отдыха, где методично расстреляли полуголых мужиков в простынях, которые до этого поглощали пиво с креветками. Несколько своих мишеней они обнаружили в парной и бассейне.

Для уверенности «гости» сделали повторный обход, подарив каждой мишени по контрольному выстрелу в голову.

Когда зачистка была завершена, все стрелки, бросив оружие и не оставляя следов, стремительно покинули утопающее в крови злачное заведение банного типа.

КРЕСТОВЫЙ ТУЗ

Несколько часов спустя к воротам одной из подмосковных дач подъехала пара иномарок. Два дюжих бритоголовых молодца выволокли из одной машины бледного, еле стоящего на ногах человека. Позвонив по домофону, они услышали из него хриплый, прокуренный голос:

— Кого еще черт принес?

— Ты сам черт. Прыщ, открывай, быстро. Это я, Мустафа, нужно к старшому.

— Боря, он сейчас занят.

— Я же сказал, это очень срочно. Ты че, не понял? Резко открывай.

Замок щелкнул, и прибывшие втянули еле живого человека во двор.

Внутренний телефон издал музыкальную трель. Здоровенный верзила с совершенно лысой головой, за которую, видно, и получил свою кличку Череп, оторвался от пышногрудой блондинки и снял трубку.

— Ээ… Прыщ, бля, я же сказал, меня не тревожить.

— Тут Боря Мустафа подъехал, кричит, что очень срочно. Рвется к тебе. Фраера какого-то приволок.

— Ладно, впусти, — и, повернувшись к блондинке, прохрипел: — Сквозани в другую комнату. Как освобожусь — позову.

Та, не сказав ни слова, закуталась в простыню и выскользнула в дверь. Сразу после ее ухода в комнату ворвался Мустафа — черноволосый крепыш с раскосыми глазами, получивший свое прозвище за восточную внешность. Он протолкнул вперед дрожащего человека.

— Кранты, Череп! Беда! Большие проблемы у нас, — затараторил Мустафа.

— Подожди. Не трещи так быстро. Говори толком. Это что еще с тобой за Дед Мороз?

— Это банщик из сауны на Каширке. Стрельба там была. Восьмерых наших замочили. Рыжего и его пацанов.

— Кто? — взревел Череп.

— Хрен его знает! Ворвались неизвестные и всех завалили. Одного банщика в живых оставили и вот что ему в руки всучили, — с этими словами он поставил на стол полиэтиленовую сумку.

— И что там? Вытряхни! — приказал Череп. Мустафа потянул за концы пакета, и оттуда на стол выкатилась голова с открытыми, выпученными глазами. Она была покрыта запекшейся кровью, а в плотно сжатые зубы была вставлена игральная карта. Крестовый туз.

Голову Череп сразу узнал. Это была голова Гены Рыжего. На его лице застыл панический ужас. Череп оторопело уставился на мертвую голову. Потом молча вырвал из ее зубов крестового туза и тупо уставился на него. Что это означает? Привет от крестовой масти или то, что на нем поставили крест?

— Что там произошло? — через некоторое время обратился он к банщику.

— Там… Это… Они…— еле выдавил из себя мертвенно-бледный человек, потом напрягся и сбивчиво продолжил: — У них были стволы с глушителями… Они всех перестреляли… Все очень быстро произошло. Очень быстро. Я ничего не успел понять. Все были уже мертвы… Крови… Столько крови… — Голос его опять сорвался.

— Лица разглядел?

— Они в масках были.

— Что дальше?

— Дальше. Один из них подошел ко мне, всучил мне в руки сумку с этим… — Он дрожащим пальцем указал на отрезанную голову и запнулся.

— Дальше! — приказал Антон Череп.

— Он сказал: «Передай привет Черепу, скажи, что это премия за выполненную работу». И еще сказал, что времени у Черепа мало осталось и чтобы он попытался успеть замолить свои гнусные грехи.

Возникла долгая напряженная пауза. Мертвые, тусклые глаза Гены Рыжего бездумно смотрели на окружающих. В них отражались удивление и панический страх.

— Да, — задумался Череп. — Что скажешь на это, Мустафа?

— Что я скажу? — растерянно опустил глаза вниз Боря. — По-моему, Череп, нам объявили войну. И я думаю, в натуре, это очень серьезно. Очень серьезно. Только кто это может быть?

— Кто! Кто! А как ты сам думаешь? — с мрачным видом проговорил Череп и кинул на стол перед Мустафой карту крестового туза.

ОТМОРОЗКИ

За год до происходящих событий.

В Москве, как стихийное бедствие, как смертельная эпидемия появилась многочисленная Новокурданская группировка.

Ее непререкаемым лидером являлся Антон Шабалов, носивший мрачную кличку Череп. Когда-то он работал оперуполномоченным в новокурданском Управлении внутренних дел. Но за чрезмерную жестокость и садистские наклонности при исполнении служебных обязанностей был с треском уволен из органов.

После увольнения, не долго раздумывая, а точнее, не раздумывая вовсе, он сделал решительный шаг в сторону глухого криминала.

Будучи человеком амбициозным и считая себя на голову выше всех остальных людей, бывший старлей начал целенаправленно проламывать себе дорогу по выбранному пути. Являясь натурой хладнокровной и маниакально кровожадной, он шел напролом, буквально по трупам, в прямом и переносном смысле.

Шабалов многие годы посвятил спорту и в напряженном труде получил звание мастера спорта по вольной борьбе. Свою бригаду он начал сколачивать исключительно из молодых спортсменов, ранее не судимых, а также из бывших сотрудников правоохранительных органов. В его банде царила жесткая дисциплина, основанная на страхе. Человек, попавший в банду Черепа, мог покинуть ее только в виде трупа. Альтернативы не было. В бригаде безраздельно господствовал культ личности главаря. Любое мало-мальское ослушание подавлялось безжалостно, с молниеносной быстротой. Череп не доверял никому, даже своему близкому окружению.

Тщательно продуманными интригами Антон Шабалов технично замыкал управление всей преступной группы на себе.

В середине девяностых Череп перебросил все свое бандформирование из Новокурданска в столицу. В Новокурданске за ним тянулся длинный шлейф многочисленных убийств, да и провинциальные масштабы стали для него чересчур маловаты.

Его честолюбивые планы рисовали глобальные перспективы. Он мечтал ни много ни мало — подчинить себе весь криминальный мир Москвы. Обосновавшись в столице, Череп заявил о себе серией громких дел. Он был далек от всякого рода «понятий» и уповал на безрассудную силу и жестокость.

К примеру, прибирая к рукам один крупный автосервис, он не пытался «забить стрелку» его «крыше», как это было заведено. Он попросту узнал, где постоянно собираются члены той группировки, которой уже платил дань вышеуказанный автосервис. Подгадав, когда в кафе соберется основной костяк мешающей ему братвы, он ворвался туда с дюжиной своих головорезов. Они напали на ничего не подозревавших конкурентов, держа в руках заточенные, как бритвы, небольшие охотничьи топоры. Устроив кровавую бойню, они жестоко искалечили всех присутствующих там пацанов. Некоторых порубали насмерть. Другим отрубили конечности. Главарю же обрубили обе ноги.

Неординарное оружие выбрано было не случайно. Обыкновенной перестрелкой никого не удивишь. Эта же расправа имела привкус особого, зверского цинизма и должна была посеять смятение в рядах столичной мафии.

Проведя несколько аналогичных устрашающих актов, обладающий гибким умом Шабалов стал осознавать, что рано или поздно против его беспредела восстанут большие, объединенные силы оппонентов. И вряд ли даже его вымуштрованная гвардия будет способна им противостоять.

Он искал выход. Искал большого и сильного союзника и нашел его в лице компетентных органов…

В это время руководители силовых структур, озабоченные заметным ростом криминала, решили провести секретную операцию под кодовым названием «Белая стрела» с целью устранить наиболее активных криминальных авторитетов страны. Для осуществления этой задачи были разработаны два варианта. Первый предполагал организовать специальное карательное подразделение из профессиональных сотрудников МВД и ФСБ России. Это должен был быть строго засекреченный отряд. Ибо его задачи шли вразрез с законом и конституцией государства, основываясь на практике — «цель оправдывает средства». По мнению руководства правоохранительных органов и спецслужб, необходимо было срочно обезглавить быстро набиравшую мощь так называемую «русскую мафию».

Существовал и второй вариант. Планировалось столкнуть лбами многие группировки, используя для этого этнические, национальные и территориальные противоречия, внеся смуту и раздор между лидерами различных бандформирований.

Когда на горизонте возникла отмороженная Новокурданская группировка, был выбран второй вариант.

В то время пока Антон Череп напряженно размышлял о том, чем усилить свои нынешние позиции в Москве, на него сами вышли агенты спецслужб. Ему был вручен перечень неугодных лиц из числа криминальных авторитетов, подлежащих ликвидации, и предоставлен список карательных мероприятий, которые тот должен осуществить.

В обмен на эти карательные акции ему обещали прикрытие и поддержку со стороны правоохранительных органов. Его снабдили современнейшей спецтехникой и оружием. Группировку Шабалова оснастили аппаратурой для скрытого наблюдения, для прослушивания телефонных разговоров, для звукозаписи и видеосъемки.

Заручившись столь мощной поддержкой, Череп почувствовал себя на вершине криминального Олимпа. Ему было глубоко наплевать на всех воров и авторитетов, в общем, как и на весь криминальный мир России. Он стал методично уничтожать лидеров криминальных группировок и одновременно прибирать к рукам их сферы дохода.

Помимо всего прочего, изощренная фантазия Антона Шабалова рождала в его голове все более и более жуткие изобретения и проекты. На одном из них, наиболее циничном и мерзком, остановимся подробнее…

Как-то за четыре месяца до происходящих событий Феликс зашел в бар «Распутин», который находится на Садовом кольце, неподалеку от станции «Парк культуры».

Присев за длинную стойку, он обратил внимание на сидящего рядом человека. Тот был одет в видавший виды бордовый пиджак и потрепанные, испачканные мелом брюки. Он был нетрезв и, по-видимому, в этом состоянии стабильно находился продолжительное время. В настоящий момент он потягивал пиво и бессмысленным взглядом рассматривал стоящие на витринной полке спиртные напитки.

Незнакомец привлек внимание Феликса то ли своим неопрятным видом, то ли еще чем-то, но Чикаго показалось, что он его откуда-то знает. Присмотревшись повнимательней, он понял, что не ошибся. Это был его однокурсник по университету Вячеслав Кирсанов. Когда-то он подавал большие надежды как психолог и окончил университет с красным дипломом. После получения диплома Кирсанов поступил в аспирантуру и, как слышал Феликс, с успехом ее закончил, защитив диссертацию.

— Славик?! Кирсанов?! Это ты?! — Феликс тронул за локоть соседа.

Тот оторвался от пива, обернулся и маловыразительно посмотрел на Феликса.

— Мы что, знакомы? — тихим пьяным голосом поинтересовался он.

— Ты что, старик, однокурсника не узнаешь?

Кирсанов внимательнее присмотрелся, и его губы расплылись в доброжелательной улыбке:

— Феликс, неужто ты?

— Ну наконец-то признал. Сколько лет, сколько зим? Поди, уже лет восемь не виделись?

— Да не меньше. Как ты? Какими судьбами здесь, в Москве?

— Да я уже поменял среду обитания. А ты давно в столице?

— Пятый год… — тяжело вздохнул Вячеслав. Выпив по рюмке водки за встречу, Феликс пригласил однокурсника в Сандуновские бани.

Приехав в Сандуны, земляки расположились в отдельной кабине. Одежду Кирсанова Феликс тактично предложил отдать в химчистку при бане. Вячеслав не возражал. Заказ обещали выполнить через полтора часа.

— Удобная услуга, — подмигнул товарищу Чикаго. — Мы попаримся, а заодно и шмотки приведут в порядок. Так что хватай веники и пошли в парилку.

Вволю напарившись и охладившись в бассейне, молодые люди вновь расположились в кабинке, куда услужливый официант принёс холодное пиво и большое блюдо с креветками. Здесь разомлевший Кирсанов поведал Феликсу свою душераздирающую историю. Он рассказал о том, о чем не рассказал бы никому другому. Но у Феликса был особый дар — он мог расположить собеседника так, что тот открывал ему самые сокровенные тайны. К тому же, по-видимому, Вячеславу невмоготу было держать все в себе. Это жгло его изнутри и распирало. Ему необходимо было поделиться с кем-то. Таким человеком для него стал Феликс. Он поведал ему следующее…

После окончания аспирантуры молодой кандидат наук получил должность в одном научно-исследовательском институте Москвы, где и проработал около двух лет, исследуя глубины человеческой психики в рамках заданной институтским руководством программы. Зарплата была небольшой, но, в принципе, ему хватало. Главными для него были исследования.

Через некоторое время он женился на лаборантке из своего института. Только обзаведясь семьей, он почувствовал явную нехватку денежных средств.

Тут и поступило предложение поработать в качестве психоаналитика в одной частной фирме. Предложение было чертовски привлекательным. За работу с небольшой группой людей ему была обещана ежемесячная зарплата в размере двух с половиной тысяч долларов. Тогда его, конечно, не смутил тот пункт договора, в котором он брал на себя строгие обязательства о неразглашении того, чем будет заниматься.

Нанимающей его фирмой был арендован небольшой пансионат в Пушкинском районе. По условиям контракта Кирсанов должен был вместе с другими сотрудниками жить в этом пансионате и по заданной программе работать с группой из шести-семи человек. В его задачу входило помочь реабилитации доверенных ему людей.

Прибыв на место новой работы и приступив к своим обязанностям, сразу почувствовал, что дело нечисто.

Во-первых, пансионат, а точнее, небольшое двухэтажное здание, тщательно охранялось дюжиной бритоголовых молодчиков мрачного вида. Конспирация была настолько серьезной, что арендованный пансионат напоминал секретный объект.

Во-вторых, когда Кирсанов узнал контингент, с которым ему придется работать, его удивлению не было границ. Группа Вячеслава состояла из самых обыкновенных бомжей, собранных из различных притонов Москвы. Это были мужчины, как правило, средних лет, в основном от сорока до пятидесяти. Его задачей, как психолога, было вернуть этих людей к нормальному образу жизни, а точнее, научить их правильно вести себя в обществе деловых людей.

Вместе с Кирсановым над группой работали медики, визажисты и стилисты. Перед ними стояла общая задача — хотя бы визуально за считанные месяцы превращать бомжей в респектабельных господ. Для чего и с какой целью все это делалось, Кирсанов тогда не знал.

Вячеслав вместе с другими специалистами усердно принялся за работу. Как ни посмотри, его нынешний оклад превышал предыдущий чуть ли не в двадцать раз. Так что на многое приходилось закрывать глаза. Работал он совместно с врачом психотерапевтом и гипнологом.

Постепенно его подопечные принимали человеческий облик. Их учили относительно правильно говорить и держать себя в обществе. В процессе обучения тех, кто наиболее успешно осваивал требуемую программу, увозили, а на их место привозили новых бомжей. Вновь прибывшим обещали ночлег, питание и денежное вознаграждение. По сравнению с их голодной жизнью это казалось подарком судьбы, и они старались, забыв про спиртное и дурные привычки.

Они не знали, какую судьбу приготовили для них благодетели. Не знал и Вячеслав.

Узнал он об этом позже, через полгода. Узнал случайно и содрогнулся.

Дело обстояло так. Люди Антона Черепа, а это были именно они, специально собирали так называемые отбросы общества, людей без определенного места жительства, без работы и реальных средств существования именно потому, что они никому не были нужны. Если они исчезнут, искать их никто не станет.

После подготовки из грязных, пьяных и вонючих бездомных получались вполне приличные люди. Далее за работу брались парикмахеры, визажисты и стилисты. Их подстригали, прихорашивали и одевали в дорогостоящие костюмы. Представить, что вновь появившийся респектабельный господин несколько дней назад был затрапезным бомжем, практически невозможно.

Затем новоявленного «бизнесмена» выводили в свет. Его усаживали в кабинете какой-либо фиктивно организованной фирмы или банка и всем представляли как одного из руководителей той или иной коммерческой структуры. Этого нового, можно сказать, даже слишком нового «нового русского» водили на разные презентации и прочие мероприятия, на которых бывали многие другие воротилы российского бизнеса. Появлялся он всегда в сопровождении определенных лиц, дабы не было возможности сказать что-нибудь лишнее. По мере того как он достаточно примелькается в нужных кругах, приближался момент жуткой развязки всего проделанного.

Когда Антону Шабалову требовалось «прикрутить» или «приструнить» какого-либо крупного бизнесмена или банкира, заставить его выполнить те кабальные условия, в которые его загоняли, а он случайно оказывался строптивым. Череп осуществлял следующую операцию. Неугодного вывозили в лес. Туда же привозили ничего не подозревающего переделанного бомжа. Строптивому предпринимателю указывали на замаскированного бедолагу и объясняли, что тот провинился по тому же поводу, что и строптивец. Затем на глазах у обескураженного предпринимателя, буквально в метре от него, бомжу отрубали голову самодельной гильотиной. Иногда несчастного закапывали по шею в землю и осуществляли ту же самую процедуру с помощью косы. Только в конкретном случае вместо травы скашивалась голова жертвы.

Иногда, когда времени было в обрез или попросту не хотелось фантазировать, применяли топор.

Зрелище производило неизгладимое впечатление на дрожащих в ужасе предпринимателей. Они соглашались со всеми условиями, предложенными людьми Шабалова. Какими бы беспрецедентными они ни были.

Узнав эту страшную правду, Кирсанов пытался бежать. Но его нашли, жестоко избили и вернули обратно, пригрозив, что следующий побег будет для него последним. Тем не менее ему вновь удалось бежать. Несколько месяцев он скрывался в одной глухой деревеньке и беспробудно пил, но неделю назад ему надоело прятаться и жить в постоянном страхе. Будь, что будет. Он выбрался в Москву из своего укромного места. Если бы люди Черепа нашли его, то судьба его была бы предрешена, но, видно, он в рубашке родился и раньше людей Черепа ему повстречался Феликс.

Чикаго помог Кирсанову сделать документы на другое имя и отправил однокурсника в Болгарию, где проживали его хорошие друзья. Феликс лишний раз отметил для себя, какой тварью, каким монстром является Антон Шабалов.

БЕСПРЕДЕЛЬНАЯ БОЙНЯ

Как-то раз внимание Черепа привлекла крупная банковская компания, которая находилась под «крышей» серьезной Бауманской группировки. Стрелка была забита в одном из пустынных карьеров Домодедовского района. Несмотря на прямой враждебный намек, бауманцы не испугались предстоящей разборки. Собрав все свои силы и подтянув к разбору несколько дружественных группировок, они кавалькадой из двух десятков машин выдвинулись к условному месту.

В этом крестовом походе принимал участие двоюродный брат Феликса Шура Сибирцев по кличке Академик. Для участия в этой акции были также приглашены «воры в законе», в числе которых были Равиль Казанский, Гурам Каландадзе и Тенгиз Мамиашвили. Зная кровавые наклонности пригласивших, Бауманские и их друзья основательно упаковались оружием, но несмотря на это, они все же рассчитывали, что, увидев их силу, Новокурданские молодчики согласятся на бескровный диалог. Их надежды не оправдались…

Многочисленная кавалькада въехала на пустынную дорогу, по одну сторону от которой находился смешанный лес, а по другую — невысокая холмистая возвышенность.

Смутное чувство тревоги холодной змеей заползло в сердце Шуры Сибирцева. Он протер запотевшие очки, за которые, кстати, получил погоняло Академик, и обратился к Гураму Каландадзе:

— Гурам, не нравится мне все это. Что-то здесь не то. Предчувствие у меня нехорошее, — тихо проговорил он, поглаживая ствол своего надежного «вальтера».

— Ничего, братан, — ответил тот. — Они, конечно, глухие отморозки, но выйти против такой силы, да еще поднять руку на воров…

— Да, это был бы неслыханный беспредел, — поддержал его Тенгиз Мамиашвили. — Они бы подписали себе этим смертный приговор.

— По-моему, они и так его себе подписали, — мрачно заключил Академик и передернул затвор пистолета.

Внимание кортежа привлекли три одиноко стоящие впереди «девятки». Это было чрезвычайно странно. Почему Новокурданские приехали на разборку в столь ничтожном количестве?

— Точно говорю, здесь что-то не так, — снова процедил сквозь зубы Шура Академик.

На этот раз воры ему ничего не ответили.

Когда до стоящих на дороге «Жигулей» осталось полсотни метров, произошло то, чего не ожидал даже осторожный брат Феликса. Неожиданно грянул гром. Это были выстрелы, произведенные одновременно из нескольких гранатометов, расположенных вдоль дороги, в лесу и на холмах. Сразу несколько автомобилей были взорваны и охвачены пламенем. Колонна автоматически остановилась. Из машин стали выскакивать Бауманские и члены близких им бригад. Они падали на землю, отстреливаясь, а кто-то и рухнул замертво от шквала перекрестного автоматного огня.

Засада Новокурданскими была подготовлена основательно. Надев камуфляжную форму и тщательно подготовив укрытие, они расположились в лесу и на холмах вдоль дороги. Участвовало в операции не более тридцати человек. Но благодаря удачно выбранным позициям и фактору внезапности, а также огню из гранатометов «муха», они заранее обеспечили себе победу, хоть количество противников было втрое больше их. Ведя перекрестный огонь из укрытий, они косили не ожидавших такого лютого беспредела гостей. Оставшиеся в живых Бауманцы мужественно отстреливались, но у людей Черепа они были как на ладони и судьба боя была предрешена.

Только шесть машин из колонны с невероятным трудом, все изрешеченные пулями, сумели развернуться и выскочить из засады. При этом в бензобак одной из них попала автоматная очередь, и машина взорвалась. В пламени погибли все, кто в ней находился. Некоторые из Бауманцев попытались укрыться в лесу, но большинство из них было прошито пулями при попытке добежать до ближайших деревьев.

Перестрелка продолжалась еще минут десять. Мало кому удалось избежать смерти. У искореженных машин лежали тела убитых и смертельно раненных. В этой беспрецедентной бойне погиб и раненный в висок Шура Академик. Вместе с ним полегли и несколько «воров в законе».

Трудно себе представить, что такое сражение могло произойти не в зоне боевых действий, а в мирное время в Московской области. Но простые граждане не узнают об этом кровопролитии. Средства массовой информации не осветили происшедшее событие. Так нужно властям.

ОПАСНЫЙ ЭКСПЕРИМЕНТ

После кровавой разборки в районе Домодедово лидер Новокурданской группировки чувствовал себя безнаказанно. Оставляя за собой кровавый след, он шел семимильными шагами по списку, полученному от специальных агентов.

То тут, то там срабатывали взрывные устройства, подрывая автомобили и унося жизни авторитетов криминального мира. По всей Москве раздавались выстрелы снайперских винтовок. Тщательно вышколенные киллеры Новокурданской группировки вели планомерный отстрел неугодных правоохранительным органам лиц. Редели ряды воровского братства. Гибли лидеры столичных группировок.

Но самое любопытное, убивали, как правило, тех, кто более других поддерживал порядок в преступном сообществе. Кто имел какую-никакую мораль и следовал хоть и воровским, но все же законам. Им на смену приходили преступники иной категории. Преступники, лишенные той субстанции, которая называется совестью. У них были атрофированы все человеческие нормы морали, а такие понятия, как слово, долг и справедливость, для них не имели ни малейшего значения.

Руководство спецслужб начинало понимать, какую ошибку оно допустило. Выпущенный из клетки зверь оказался хуже предыдущего. Необходимо было загнать его обратно. Тем более что поставленная цель в большей мере была достигнута.

Использовав Черепа для намеченной цели, руководство органов пришло к решению о его ликвидации и ликвидации всей Новокурданской группировки. Осталось лишь решить вопрос о способе его устранения. Убрать его силами спецслужб или, лишив поддержки, дать возможность развиваться событиям естественным путем? В этом случае судьба Шабалова была бы предрешена. Лишенный подпитки от госструктур, Череп рано или поздно будет уничтожен, стерт с лица земли преступным сообществом России.

Вариант спонтанного развития событий наиболее подходил силовым ведомствам. Он был более естественным и гарантировал наименьшие потери. Когда до руководства спецслужб дошли слухи о решении, принятом на воровской сходке, они молча перекрестились. Пусть все идет своим чередом. Пусть все будет так, как должно быть.

ЗЛОВЕЩИЕ СУВЕНИРЫ ДЛЯ ЧЕРЕПА

Через час после приезда Мустафы на конспиративную дачу Шабалова приехали еще два его бригадира — Барсук и Толик Шикало, прозванный Шакалом за созвучность фамилии. Они вошли в комнату к Черепу, где сидели Мустафа и несколько других «старших» Новокурданской группировки. Антона не очень удивил тот факт, что вновь прибывшие держали в руках три черных полиэтиленовых пакета.

Ни слова не говоря, они вытряхнули перед своим главарем содержимое пакетов. Это были три отрезанные головы, две из которых принадлежали братьям Сташко, принимавшим активное участие в Домодедовской бойне, а узнав третью голову, Череп привстал от неожиданности. Она принадлежала ссучившемуся вору Федору по прозвищу Жид. В зубы каждой из голов было вставлено по игральной карте. Нетрудно догадаться, что это были крестовые тузы.

— Откуда подарки? — поинтересовался Череп у пришедших подельников со звериными кличками.

Барсук и Толик Шакал сбивчиво рассказали, что, потеряв телефонную связь с бригадой братьев Сташко, они приехали на квартиру в Марьиной роще. Войдя вовнутрь, обнаружили несколько трупов. Тела братьев были обезглавлены, а на обеденном столе лежали три перевязанных черных полиэтиленовых пакета. Рядом с ними валялся клок бумаги, на котором было написано: «Гостинцы для Черепа».

Главарь Новокурданских тщетно пытался связаться с агентами спецслужб, своими недавними союзниками и надежным прикрытием. Он пробовал пробиться к ним по разным каналам, но безрезультатно. И тут ему открылась страшная в своей реальности истина — его кинули.

Продажные мусора вероломно отдали его на съедение российскому преступному синдикату. Его плешивую голову покрыла холодная испарина. Он почувствовал зловонное дыхание смерти. В его садистское нутро стал медленно просачиваться леденящий ужас. Сея смерть направо и налево, он не ожидал, что зловредная старуха с острой косой сможет подобраться к нему так скоро и так близко. Убивая других людей, он не задумывался, что в итоге может погибнуть сам. Осознав это, Шабалов почувствовал страх.

Сконцентрировав волю в кулак, он произнес:

— Ну война так война. Назад дороги нет. Запомните все: кто попытается сквозануть или переметнуться, будут уничтожены страшным, очень страшным образом. — Череп заскрипел зубами.

Члены его группировки, у которых он вызывал панический страх, — страх на каком-то неведомом подсознательном уровне, боялись своего босса больше, чем всю мафию мира, вместе взятую.

— Сейчас нужно напрочь поменять всю малину. Сменить все хаты. Срочно обзавестись новыми. Всех пацанов привести в боевую готовность, чтобы даже спали с оружием и были готовы выдвинуться по первому сигналу. Как говорилось в фильме «Крестный отец», нужно «залечь на матрацы».

Антон Шабалов сознавал, что его шансы на выживание мизерны, но в силу врожденной самоуверенности и веры в свое превосходство над всеми он был готов до последнего патрона отстаивать свое право на существование.

РАСПРАВА С БАРСУКОМ И МУСТАФОЙ

Прошла неделя. Страх, конечно, весомая штука, и хоть шеф приказал реже высовываться и показываться на людях, Мустафа в силу своей глупой бесшабашности решил слегка покуролесить. Надоело несколько дней валяться в одной из снятых квартир, не выходя за ее пределы. За последние семь дней ничего особо страшного не произошло, и, несмотря на объявленную войну, Боря позволил себе некоторую «расслабуху». Подбив на развлекательную вылазку Барсука — двухметрового мордоворота с толстыми щеками, который, кстати, боялся нарушать приказы босса, и взяв пару бойцов своей бригады, Мустафа с Барсуком поехали на проспект Мира.

Остановив машину у сверкающего неоновыми огнями стриптиз-клуба «Белый медведь», они, приказав бойцам ждать их в автомобиле, зашли в заведение. Помещение клуба было достаточно компактным. Посреди главного зала располагалась полукруглая сцена. В ее центре возвышался хромированный столб для танцев. Нижняя его часть начиналась прямо в центре сцены, а верхняя упиралась в высокий потолок. Как раз в данный момент вокруг него извивалась полуголая стриптизерша.

Уверенными шагами Мустафа и Барсук, минуя услужливого администратора, проследовали в кабинки, находящиеся с левой стороны от сцены. Заказав официанту литровую бутылку виски бурбон «Джим Бим», колу и лед, кенты стали таращиться на выступающую в паре метров от них длинноногую стриптизершу.

Ее номер уже подходил к концу, и кроме туфель на шпильке и яркого розового парика из всей одежды на ней остались лишь трусики. Впрочем, трусиками их можно было назвать с большой натяжкой, так как состояли они из узких тесемочек, одна из которых утопала между аппетитными ягодицами. Судя по всему, танцовщица не собиралась расставаться с последней деталью своего туалета. Программа это делать не обязывала, а вынудить ее к этому могла лишь дополнительная оплата. Когда музыка закончилась, стриптизерша шустро соскользнула по лестнице вниз, а на ее место впорхнула следующая.

Ведущий по микрофону представил ее, назвав звучным именем Матильда. На ней были обтягивающие серебристые сапоги-ботфорты на прозрачном высоком каблуке, а на плечи накинут блестящий, как металлическая фольга, плащ с капюшоном.

Под завораживающую музыку певицы Шаде стриптизерша начала свой танец. Ее точные движения, то плавные, то резкие, выдавали профессиональную танцовщицу. Плащ с капюшоном был медленно расстегнут и ловко скинут со сцены. Через некоторое время за ним последовал и бюстгальтер. Все это было проделано столь искусно и сексуально, что создавалось впечатление, будто девушка вжилась в роль коварной искусительницы и королевы соблазна. Демонстрируя зрителям свою превосходную гибкость и растяжку, она вытворяла вокруг шеста сногсшибательные хореографические па, наполненные элементами акробатики.

Мустафе и Барсуку принесли заказанное, и они, лихо чокаясь, глотали разбавленное колой виски. Через несколько минут после их прихода и приземления на мягких креслах к ним подсели три эротично одетые девицы, которые завели непринужденную беседу, сводившуюся к серии дежурных фраз и реплик.

Не секрет, что это были танцовщицы стриптиза, в данный момент свободные от танца, так сказать, отдыхающая смена. Не секретом также было и то, какую цель преследовали девушки, облепив вновь пришедших клиентов. У них были две задачи: задача минимум и задача максимум.

Задача минимум сводилась к тому, чтобы раскрутить клиента на консуммацию, то бишь чтобы он заказал для своей собеседницы выпивку, но при этом, делая заказ, девушка называла дорогой коктейль. В счет клиента включалась достаточно крупная сумма, но на самом деле девушке приносили напиток, где были наипростейшие компоненты и минимальное количество алкоголя. За каждый поданный на консуммацию коктейль стриптизерша получает проценты от его стоимости. То же самое, если она закажет какое-либо дорогое вино. Ей принесут просто-напросто безалкогольный компот, сходный по цвету, или в лучшем случае легкую недорогую «Сангрию». Сумма, оплаченная за него клиентом, будет в процентном соотношении разделена между самим заведением и стриптизершей.

Задача максимум состояла в том, чтобы разгоряченный алкоголем и эротикой клиент заказал понравившейся ему танцовщице индивидуальный танец. В этом случае стриптизерша исполняла свою программу совершенно обнаженной, садилась ему на колени, обвивала руками шею и ласковыми сексуальными движениями касалась всего его тела. Это всегда подзадоривало заказчика, а также всю компанию, находящуюся рядом. Один такой танец стоил сто долларов.

Обретя отменную эрекцию и войдя в состояние перевозбуждения, он не имел права активно касаться девушки руками. Особо темпераментным мужчинам приходилось сдерживать себя, поскольку по правилам стриптиз-клуба танцовщицам запрещалось после окончания программы уезжать с клиентом. Их развозил по домам специальный автобус. А возбужденные и неудовлетворенные зрители отправлялись на поиски проституток.

Мустафа и Барсук не входили в число наиболее податливых клиентов. В силу врожденного хамства, помноженного на глубокое знание устоев подобных заведений, они вели себя с девушками вольно, пошло и грубовато. Но девочек это не шокировало — бедняги привыкли ко всему. Увы, такова работа. Клиент всегда прав.

Положив руку на ляжку сидевшей рядом стриптизерши, Барсук пренебрежительно поинтересовался:

— Слышь, киска. Хочешь выпить?

— Не отказалась бы. Если можно, французское вино «Шато».

— Нет уж. Вино без меня пить будешь, а со мной выпьешь вискарика, — и с этими словами он плеснул немного виски в свободный бокал.

— Я, к сожалению, не пью крепкие алкогольные напитки, — захлопала глазами девушка.

— А я сделаю его менее крепким, — хмыкнул Барсук и разбавил виски колой.

Расстроенной девушке пришлось отпить сооруженный коктейль. Ее примеру последовали и две ее подруги, которым Боря Мустафа вслед за Барсуком разлил виски с колой по бокалам. С консуммацией девчонки явно пролетали, как фанера над Парижем.

Но, на их удивление, старания стриптизерш по поводу индивидуального танца увенчались успехом. Разгоряченные бурбоном молодые люди, отстегнув девушкам две сотни баксов, заказали индивидуальную эротическую программу. Танцовщицы, постепенно скинув все до последней детали своего туалета, стали танцевать, подгоняемые смешками и похабными шутками опьяневших друзей. Им повезло, что танец обошелся без инцидента.

Заказав еще одну бутылку бурбона, повеселевшие приятели стали ударными темпами поглощать ее содержимое.

В это время ведущий программы объявил:

— Уважаемые господа! Дорогие гости! Сейчас я приглашаю на подиум всех девушек, принимающих участие в сегодняшней программе. И вы можете выбрать себе понравившуюся вам девушку для индивидуального танца. При этом за обычную сумму любая из наших красавиц будет танцевать для вас в течение не одной, а двух музыкальных композиций.

Заиграла музыка, и на сцену вышли танцовщицы стриптиза, около тридцати полуодетых, призывно улыбающихся девушек. Изрядно подвыпившие Барсук и Боря не преминули воспользоваться скидкой и заказали по приглянувшейся им малышке.

Первый танец прошел без эксцессов. Девушки терлись голыми телами, возбуждая двух и так перевозбужденных самцов. И когда во время второй музыкальной композиции одна из девушек стала крутить голыми ягодицами перед носом Мустафы, при этом поглаживая руками его колени, ошалевший от переизбытка сексуальных ощущений Боря резко засунул указательный палец в призывно манящее лоно девушки.

Вскрикнув от боли, девушка испуганно отшатнулась от Мустафы.

Подбежавшие охранники попытались угомонить разбушевавшихся гостей, но те не унимались. Мустафа, грязно матерясь, съездил одного из них по скуле. С немалым трудом усилиями шестерых охранников удалось выдворить двух буянов из клуба.

Боря Мустафа все порывался вытащить из машины ствол, а Барсук и два боевика долго не могли его успокоить.

Оглушенные громом угроз Мустафы, они не обратили внимания, как у черной «Волги», стоящей в ста метрах от них, заработал двигатель. Автомобиль Барсука тронулся, вслед за ними тронулась таинственная «Волга» и через пару минут пошла на обгон.

Когда «Волга» оказалась перед автомобилем, в котором продолжал сыпать проклятиями Мустафа, багажник ее резко открылся. Из него показалось дуло ручного пулемета Калашникова. Прогремела длинная очередь, и пули насквозь прошили автомобиль Барсука. Одновременно с пулеметом из багажника из затемненных окон «Волги» заработали автоматы, как бы дублируя своего более крупнокалиберного коллегу. Шквальный огонь изрешетил всю машину, превратив ее в сито. Потеряв управление, она на всей скорости врезалась в придорожный столб. Через несколько мгновений бензобак взорвался, окутывая огнем разбившийся автомобиль, а также четырех его пассажиров.

«Волга» свернула направо и быстро скрылась в темноте улицы.

ШАКАЛ ЕСТЬ ШАКАЛ

Техника в наши дни творит чудеса: с помощью пеленгатора можно засечь местонахождение включенного сотового телефона по его радиосигналам. Правда, прибор этот редкий и дорогостоящий. Он является достаточно новой разработкой и имеется на вооружении российских спецслужб.

С финансами у Феликса было все в порядке и через своего знакомого генерала он организовал радиопеленгацию одного из мобильных телефонов бригады Черепа. Этот номер принадлежал Толику по кличке Шакал, ближайшему сподвижнику Черепа. Обнаружить его телефон и номер удалось из добытой в прошлых операциях записной книжки, принадлежавшей одному из членов Новокурданской группировки. Узнав конкретное местонахождение Шакала, Феликс и несколько ребят из его бригады выехали в нужном направлении.

В последнее время по решению, принятому Новокурданской бригадой, Толик Шакал отключал свой сотовый телефон. Он и несколько членов его группы приобрели новые мобильные телефоны, номера которых были зарегистрированы на посторонних лиц. Но после того как он покинул конспиративную квартиру, для возможной связи со своим боссом Толик включил мобильный и поручил своим бандитам оповестить его о том, что Череп его ищет.

Шакал держал путь в один из спортзалов, находящийся на территории захолустного производственного предприятия. Это была обыкновенная, затрапезная «качалка», служившая «прибивняком» для бригады Шакала. Время позднее, и кроме сторожа Василия — пенсионера и алкоголика, других сотрудников на территории предприятия не было.

Часом раньше двое «шестерок» привезли в спортзал купленную на Тверской проститутку. Она и являлась целью приезда их бригадира, который, войдя в тренажерный зал и приняв девушку из рук в руки, тут же отпустил своих исполнительных холуев.

За Шакалом водился грешок, о котором практически никто не знал. Он был извращенцем и садо-мазохистом. Оставшись один на один с проституткой, он приказал ей раздеться и приковал наручниками к одному из тренажеров так, что она оказалась лежащей животом на тренировочной скамейке, согнув колени. Затем он облачился в некое подобие одежды, состоящее из кожаных деталей, украшенных металлическими заклепками и цепями. На шею девушки надел ошейник с острыми металлическими шипами. На глаза ей повязал черную повязку, а рот заткнул специально приспособленным кляпом. Подгоняемый своей извращенной страстью. Шакал увенчал свою голову эсэсовской фуражкой и взял в руки специальную кожаную плеть.

— Итак, грязная шлюха. Приступим к экзекуции, — гнусно ухмыльнулся извращенец и взмахнул хлыстом.

Плеть со свистом опустилась на обнаженные ягодицы его пленницы. Тело девушки вздрогнуло, и она издала еле слышное мычание. На ее голом теле осталась красная полоса. Шакал со смаком повторил удар, наслаждаясь беззащитностью своей жертвы. Видя, что та испытывает резкую боль, он получал особое садистское наслаждение.

— Ну что, дрянь? Как тебе папочкино наказание? — подшучивал садист, нанося удар за ударом так, что голые ягодицы девушки покраснели от хлестких ударов.

Жертва трепетала всем телом, но наручники не оставляли ей свободы движения. Эта садомазохистская экзекуция заменяла извращенному Шакалу эротическое удовольствие, которое нормальный человек получает от полового акта.

* * *

Пока Шакал резвился, в сторожевую подсобку подвыпившего Василия вошли два человека. Тот не успел поднять головы, как к его лицу был приложен платок, пропитанный эфиром. Тело сторожа обмякло, и он уснул.

Феликс со своим подельником Семеном по кличке Комод, а это были именно они, отключив Василия минимум на пару часов, быстрым шагом подошли к окну раздевалки спортзала. С помощью присоски и циркулеобразного стеклореза они вырезали из оконного стекла круг диаметром сантиметров сорок. Проделав то же самое со вторым стеклом, Феликс просунул руку и открыл щеколду окна. Распахнув оконную раму, они забрались в раздевалку, откуда и проследовали в тренажерный зал.

Увлеченный истязанием своей жертвы, Толик Шакал не заметил вошедших и обратил внимание на них только после крепкой и звонкой затрещины, от которой он, выронив плеть, шмякнулся на пол.

Комод поднял ошалевшего Шакала, вывернул ему руки за спину и перетянул их кожаным ремнем.

— Ну и урод, — презрительно ухмыльнулся Феликс, рассматривая наряд испуганного садомазохиста. — Посмотри, Сэмэн, какая образина.

— Да, ничего не скажешь. Петух клепаный, — ответил Семен, он же Сэмэн, он же Комод, и подняв с пола отлетевшую эсэсовскую фуражку, водрузил ее обратно на голову Толика.

Феликс подошел вплотную к Новокурданскому бригадиру и, засунув тому в рот ствол своего «вальтера», произнес:

— Слушай меня, мразь, внимательно. Мы пришли сюда для того, чтобы покарать тебя за то, что ты лично погубил много хороших, правильных людей. И мы тебя покараем. Но пришли мы не только за этим. Если хочешь сдохнуть быстро и безболезненно, выкладывай все адреса хат вашей гребаной группировки. Нам известно точно, из достоверных источников, что ты знаешь все адреса.

Шакал промычал что-то нечленораздельное. Мешал засунутый в рот ствол пистолета. Феликс вынул его. Лепеча что-то невразумительное, Толик попытался объяснить, что он якобы не обладает информацией о местонахождении всех квартир группировки.

— Ну ты, сучара, еще и отмаз клеишь? — приподнял его за горло Семен. — Ты эту пургу будешь своему Черепу втирать. Не хочешь быстро сдохнуть, будешь медленно сдыхать, морда твоя шакалья. — С этими словами Комод при помощи Феликса подвесил его вывернутыми, связанными руками к перекладине. Тот заорал от боли, но Феликс вновь засунул ствол «вальтера» ему в рот.

— Вот тебе и русская дыба, Шакал. Мы не опричники Ивана Грозного, но лучше не испытывай наше терпение. — Семен стал подвешивать к ногам болтающегося в воздухе Толика металлические диски от штанги. И когда он прикрепил четвертый, пятикилограммовый диск, по глазам Шакала стало ясно, что он сдаст всех с потрохами. Расскажет все, что знает и чего не знает. Шакал он и в Африке шакал.

Так оно и произошло. Снятый с перекладины Новокурданский бригадир дрожащим голосом продиктовал все адреса, которые помнил. Записав нужную информацию, Семен исполнил свое обещание и пристрелил стукача. Предателей нигде не любят. Расправившись с Шакалом, Семен обратился к Феликсу:

— А что с этой бедолагой будем делать?

Феликс подошел к девушке, освободил ее от наручников, но повязку с глаз снимать не стал.

— Повязку снимешь ровно через пять минут, потом одевайся и быстренько дергай отсюда. Ты ничего не слышала, тем более не видела. Усекла?

Несчастная кивнула. Через пять минут она сняла повязку. Кроме лежащего на полу ее мучителя с простреленной головой, в помещении спортзала никого не было.

СЕЗОН ОХОТЫ

Наступила пора поголовного отстрела Новокурданских отморозков. Сезон охоты был в самом разгаре. Пули, выпущенные из стволов меткими стрелками бригады Феликса, поражали одного за другим беспредельщиков некогда наводящей ужас ватаги Антона Шабалова. Вокруг группировки киллеров сжималось смертельное кольцо, в эпицентре которого находился сам вожак. Большинство конспиративных квартир подверглось налету смертоносной бригады отмщения, уничтожающей всех шабаловских палачей.

Лихая бригада Феликса вершила суд. Они были киллерами для киллеров, что оправдывало их жестокую расправу, как говорится: «око за око, зуб за зуб».

Феликс получил информацию от своего человека, что буквально несколько минут назад Черепа и его людей видели в одном из подмосковных пансионатов. По воле рока именно в этот момент Чикаго вместе с двумя членами своей бригады мчался по Кольцевой дороге и подъезжал к Рублевскому шоссе. До того пансионата на своем быстроходном джипе он мог добраться за двадцать минут. Медлить было нельзя. Череп нигде долго не задерживался. Тойота «Ленд-Крузер» свернула на Рублевку, и водитель Феликса нажал на газ.

Подъехав к пансионату, на его территорию въезжать не стали, а остановили джип недалеко от проходной. Феликс поручил водителю Гоше оставаться в джипе и контролировать выезд. Вручив ему коротко ствольный автомат, Чикаго передернул затвор своего «вальтера» и удобно засунул его за пояс. Вместе с напарником они перемахнули через забор и направились к лодочной станции, где, по сведениям информатора, в стоящей на берегу бильярдной коротал свое время Антон Шабалов. Приказав своему напарнику обойти здание с черного входа, Феликс смело вошел в парадную. Войдя в длинный игровой зал, он увидел на противоположном конце зала у крайнего бильярдного стола трех боевиков из близкого окружения Новокурданского главаря. Самого Черепа Феликс не заметил.

На размышление времени не было. Выхватив из-за пояса ствол, Чикаго открыл огонь на поражение. Один из боевиков моментально рухнул, прошитый двумя пулями Феликса. Двое других укрылись за бильярдным столом и открыли ответную стрельбу. Но в это время из запасного входа выскочил напарник Феликса и, неожиданно оказавшись с тыла Новокурданских, в упор расстрелял обоих. Но его ликование было недолгим — за его спиной показалась массивная фигура. Сраженный несколькими выстрелами в спину он рухнул в двух шагах от убитых им боевиков. В дверном проеме, держа пистолет в вытянутой руке, стоял Череп.

На мгновение взгляд Феликса встретился со взглядом Новокурданского монстра. Это была их первая встреча. Она продлилась доли секунды. Два лютых врага одновременно нажали на спусковые крючки своих пистолетов. Но по страшной случайности надежный «вальтер» Феликса сделал осечку. У пистолета Черепа осечки не было.

Пуля попала в грудь Феликса. От ее удара его отбросило назад, и он рухнул на зеленое сукно бильярдного стола. В руке был зажат его старый надежный друг «вальтер», который по роковому стечению обстоятельств так некстати подвел своего хозяина.

Череп, не медля ни секунды, бросился бежать и выскочил обратно через запасной выход. Он не мог даже рассчитывать на то, что поверженный им враг совершит набег такими малыми силами. Череп бежал в сторону леса, ноги его подкашивались. Они стали ватными от шока, который он получил, когда осознал, что находился лишь на волосок от гибели. Неужели он остался жив? Беспорядочные мысли роились в его голове. Шабалов бежал сквозь чащу, не разбирая пути, продираясь сквозь кустарник и царапая в кровь лицо ветками. Погубив несметное количество людей, отняв у них жизнь, он четко осознал, как дорога ему собственная. Побывав на краю пропасти, в полушаге от своей гибели, он почувствовал зловонное дыхание смерти. Все его существо охватил страх. Череп безумно боялся смерти.

ГЕРМАН

Синие горы Кавказа. Что может быть прекраснее их солнечным весенним днем? Весна только вступает в свои права. И несмотря на то что сейчас конец марта и белый снег еще виднеется в ложбинках и затененных местах, на деревьях и кустарниках уже появилась первая зеленая листва. Весь воздух пропитан горной свежестью и благоуханием аромата хвои, талой воды и каких-то еще необыкновенных запахов, присущих только этой гористой местности.

Среди гряды Кавказского хребта исполинским стражем возвышается седой двуглавый Эльбрус. Он то ли воевода, ведущий своих ратников на поле брани, то ли пастух в белой папахе, пасущий стадо своих овец и стерегущий их от лютых хищников. Выше гор только высокое лазурное небо с редкими пушистыми облаками. Климат здесь значительно теплее, чем в средней полосе России. И если в Москве везде еще лежит снег, а по ночам шалит недюжий морозец, то здесь, на курортах Кавказских Минеральных Вод, вполне уже можно ходить в легких куртках и пиджаках.

Вот и Семен, преданный друг и правая рука Феликса Чикаго, прогуливался по Кисловодскому парку, облачив свой мощный торс в легкий кашемировый пиджак. Выпив две кружки целебной минеральной воды «Нарзан» из питьевого источника, находящегося у ворот Кисловодского парка, он медленно шел по его аллеям, любуясь местными красотами. Это очаровательное место поражало его каким-то благородным, монументальным спокойствием.

Семен приехал сюда для встречи со старым другом Феликса, с его сокурсником по университету Германом Светловым. Герман позвонил в Москву и объяснил Комоду, что их встреча именно в Кисловодске чрезвычайно необходима. Он сказал, что не может объяснить по телефону ее важность, но попросил Семена приехать обязательно. Сема знал, что Светлов из той категории людей, которые не склонны к пустым шуткам. И если он сказал, что встреча должна состояться в определенное время и в определенном месте, то так тому и быть.

Встретиться они должны были ровно в полдень в небольшом уютном кабачке под названием «Погребок». Но на часах у Семена была только половина двенадцатого, и молодой человек решил скоротать это время прогулками по аллеям замечательного парка. Он заглянул в грот Лермонтова, где за железными прутьями решетки в плену томился увековеченный в меди демон, сидящий на корточках с опущенными вниз крыльями. Потом он прогулялся вдоль вернисажа, где продавали свои произведения искусства местные художники. Он рассматривал полотна и размышлял о последних трагических событиях, происшедших в Москве.

После перестрелки в подмосковном пансионате не было найдено ни тела Антона Черепа, ни тела Феликса. Позже выяснилось, что Шабалов оказался жив. Это удалось узнать у одного пойманных членов Новокурданской бригады, точнее, ее мизерных остатков. Тот рассказал, что после подмосковной перестрелки Череп не только выжил, но и объявил, что пристрелил прямым попаданием в грудь Феликса Чикаго. Но где же тогда труп? Почему его не оказалось среди трупов, найденных в бильярдной? Неужели бежавший главарь Новокурданских утащил его с собой? Зачем? Для чего? На эти вопросы Семен настойчиво искал ответ, но ответа не было. Враги Антона Шабалова не без оснований считали, что он смог скрыться только в двух местах: либо в Краснодаре, либо на Кавказских Минеральных Водах. Везде, по всей необъятной родине, по всем странам СНГ был кинут воровской клич с целью поимки главного отморозка. Курировать Кавказские Минеральные Воды вызвался Герман. Он долгое время прожил в этих краях, и каждый камень здесь был ему до боли знаком. Вот он и обратился к близкому соратнику Феликса с настоятельной просьбой о встрече.

Когда без трех минут двенадцать Семен спустился в «Погребок», то уже застал там сидящего за массивным деревянным столом ладно сложенного симпатичного парня в модном костюме от Версаче и синей сорочке, воротник которой лежал поверх пиджака, так сказать, в стиле «а ля Париж». Это был Герман. Увидев вошедшего Семена, он встал ему навстречу и радостно обнял. После дружеских приветствий Герман произнес:

— Это старое заведение я посещал еще лет пятнадцать назад. У меня с ним связано много приятных воспоминаний о годах юности. Раньше здесь была особая атмосфера. Играл пожилой еврейский скрипач. Аккомпанировал ему хороший пианист. Здесь подавали превосходное жаркое и отменный грибной жульен. Сейчас за минуту до твоего прихода, братуха, я заказал нам по порции того и другого. Но здесь я не был давно и за нынешнее качество не ручаюсь. Зато обещали грузинское вино «Киндзмараули», поклялись, что настоящее, что грузинского разлива.

Когда по ходу трапезы Семен попытался узнать, зачем Герман вызвал его, тот загадочно улыбнулся и многозначительно произнес:

— Не торопись, дружище. Всему свой срок. Скоро сам обо всем узнаешь.

Насладившись доброй кухней и приятным вином, молодые люди вышли из «Погребка» и направились в сторону городского парка, откуда менее часа назад пришел с прогулки Семен.

Они прошли вдоль небольшой, но быстрой горной речушки, стремительно бегущей по камням. Миновали живописные фонтаны, изящные беседки и зеркальные бассейны. Пересекли мостик «Дамский каприз», радугой перекинутый над бурным ручьем, и стали медленно подниматься в гору. Подъем был достаточно крутой, и Семен поинтересовался:

— Братела, а зачем мы поднимаемся наверх? Ты не мог бы для прогулки выбрать менее крутой подъем?

— Там, наверху, находится Храм воздуха, — ответил Герман. — Место, где воздух настолько чист, что начинает кружиться голова, и ты, дружище, почувствуешь прилив сил. Вот увидишь, — с этими словами Герман подмигнул запыхавшемуся Комоду.

Преодолев зигзаги крутого подъема, друзья поднялись на вершину, где их взору предстала большая открытая беседка, названная Храмом воздуха. Вокруг было достаточно безлюдно, а в беседке находился всего лишь один человек. Он стоял спиной к подходившим приятелям и любовался открывающимся перед ним ландшафтом. На нем было длинное черное кашемировое пальто с поднятым воротником.

По мере приближения к беседке у Семена сильно защемило в груди и сердце заколотилось. То ли от усталости, вызванной подъемом, то ли от обещанного Германом свежего воздуха, то ли еще от чего-то. Неожиданно силуэт одиноко стоящего человека показался Семену знакомым. Что это? То ли галлюцинация, то ли привидение или мираж. Когда до одиноко стоящей фигуры оставалось буквально несколько шагов, незнакомец обернулся.

У Семена перехватило дыхание и от неожиданности подкосились ноги. Идущий рядом Герман поддержал его за локоть.

— Ты?! Как?! Здесь?! — выдавил из себя Комод.

— Как видишь. Собственной персоной. А ты небось, братан, думал, что призрак померещился? — улыбнулся широкой, белозубой улыбкой незнакомец, оказавшийся не кем иным, как Феликсом Чикаго во плоти и в добром здравии.

Семен рванулся в объятия к другу.

— Тише, медведь, с твоей силищей переломаешь мне все кости.

— Как же так. Фил?! Ходили слухи, что Череп тебя убил. Что пуля попала тебе в грудь и что он как будто бы увез твой труп с собой. Он пустил конкретный слух, что прострелил тебе сердце. Что произошло? Что, все это ложь?

— Да нет, браток, не ложь. Точнее, не совсем ложь. Череп и правда попал мне в грудную клетку, — с этими словами Феликс расстегнул рубашку.

На широкой, с палец, золотой цепи висел массивный золотой образ с изображением лика Христа Спасителя. На вид он весил около трехсот граммов. В образе, чуть ниже изголовья Христа, была глубокая вмятина.

— Вот так и получается, что Спаситель спас меня от верной смерти. И любопытно то, что этот образ подарил мне на тридцатилетие мой, ныне покойный брат. — Феликс вспомнил о Шуре Академике, убитом Новокурданскими молодчиками, и заскрипел зубами. — Господь уберег меня от неминуемой гибели и благо, что Череп — это сатанинское отродье, стрелял из итальянского пистолета «астра». Было бы что помощней, не разговаривал я бы сейчас с вами. А многие еще не верят в Бога.

Феликс подробно поведал Семену, как после выстрела пуля чудом попала в золотой образ, спасший его от неминуемой смерти. Тогда от сильного удара в грудь, сломавшего ему ребро, он потерял сознание, и когда очнулся буквально через несколько минут. Черепа уже не было. В эти минуты его голову посетила оригинальная мысль. Если Антон Шабалов будет уверен в его смерти, он поведет себя менее осторожно и рано или поздно допустит какой-нибудь промах. Для этого ему пришлось незаметно покинуть место перестрелки, посвятив в свои планы только водителя Гошу, и тайком уехать к старому другу Герману, находящемуся в тот момент в Кисловодске.

Феликса и Германа связывала старая дружба. Познакомились они еще на первом курсе Ростовского государственного университета, но их приятельские отношения завязались не сразу. Они были похожи друг на друга. Оба высокого роста и атлетического телосложения. Оба занимались спортом и нравились девчонкам. Но за университетскими стенами у однокурсников жизнь протекала по-разному. Феликс уже в то далекое время свой досуг коротал с приятелями из блатной среды, общался с преступной шпаной и старыми урками.

Герман же по каким-то личным соображениям пытался держаться подальше от криминала. Он посвящал свое свободное время исключительно спортивным тренировкам и чтению умных книг.

Как-то раз с Феликсом произошел один случай, который сблизил его с однокурсником.

В то время, а это было начало восьмидесятых, у обеспеченных людей — торгашей и подпольных цеховиков, вошел в моду тотализатор «боев без правил».

На левом берегу Дона, на одной из баз отдыха, находящейся недалеко от ресторана «Петровский причал», и проходило это мероприятие. На так называемом ринге, а точнее, круглой площадке, окруженной машинами преуспевающих зрителей местного масштаба, а также гостей извне, проходили спарринги между бойцами, представляющими различные стили и виды единоборств. Здесь были и боксеры, и каратисты, и борцы, и просто уличные драчуны, уверенные в себе.

Бойцы бились на заранее оговоренных условиях. Как правило, поражение засчитывалось тому, кто терял сознание или сдавался. Ограничений и правил практически не было, а потому поединки нередко оканчивались переломами, гематомами и прочими серьезными увечьями. Но чем зрелище кровавее, тем оно больше нравится зрителям. В зрительской аудитории, в которой, как было сказано выше, присутствовали преимущественно подпольные буржуи, делали ставки. Деньги ставились немалые. Соответственно и призовой фонд для победителей превышал ежемесячную заработную плату среднего инженера раз эдак в двадцать, а может и в тридцать.

Феликс, слывший хорошим спортсменом и отчаянным бойцом, часто принимал участие в этих поединках. Его прельщало не столько финансовое вознаграждение, сколько желание лишний раз проверить себя на стойкость и умение биться. Ему нравился риск. Его возбуждал азарт схватки. В эти минуты он забывал про боль и самозабвенно атаковал противника ураганным натиском, потоком ударов рук и ног. А какое сладострастное чувство испытывал он, вдыхая воздух победы, когда ласкают его персону взгляды длинноногих пассий зрительствующих толстосумов, когда он слышит шелест пересчитываемой суммы! Ну и, конечно, кураж перед блатными друзьями.

И вот однажды, в одну из теплых донских ночей, он в очередной раз принимал участие в кровавом тотализаторе.

Ведущий объявил его имя, и Феликс вышел на середину круга. Каково же было его удивление, когда вышедший к нему соперник оказался Германом.

— А ты здесь какими судьбами? — изумленно поинтересовался Феликс.

— Деньги нужны, — ответил не менее удивленный Герман. — Но с тобой я драться не хочу. Я рассчитывал, что буду биться с незнакомым человеком.

— Нет, браток. Придется. Здесь такие правила. Здесь либо грудь в орденах, либо жопа в шрамах. Так что давай, однокашник, без заднего.

Прозвучал сигнал судьи к бою, и Феликс пошел в стремительную атаку. Герман технично парировал удары, уклонялся от них, но активно атаковать, по-видимому, не хотел. Когда же его соперник мощной серией ударов несколько раз существенно пробил его в область живота, терпению Германа пришел конец. Он провел свой коронный хук справа, и его стремительный удар угодил Феликсу в челюсть. Тот, не ожидая такой резкой контратаки, потерял равновесие и рухнул на землю. Герман, будучи новичком в «боях без правил», наклонился к своему сопернику и попытался помочь тому подняться. Он не знал, что это, мягко говоря, здесь не принято. Феликс об этом знал. Он привык, что здесь победа добывается любой ценой. Поднимаясь, он неожиданно нанес Герману сильнейший боковой удар ноги в висок. Герман, потеряв сознание, на время отключился.

Победу присудили Феликсу. После поединка он подошел к проигравшему товарищу, который смотрел на него исподлобья.

— Герман, брат, ты прости, но здесь таков закон. Волчий закон. Закон джунглей. Кто победит — тому и лакомый кусок.

— Хреновый закон! Я себя зверюгой не считаю! Если хочешь, рубанемся заново и тогда посмотрим, кто кого! — Герман зло сверкнул глазами.

— Ладно, старик, сбавь обороты, — примирительным тоном сказал Феликс. — Я на этом спарринге урвал два куска. Один из них — твой. Думаю, так будет справедливо, — с этими словами он засунул пачку десятирублевок в карман рубашки не ожидавшему такого оборота товарищу. — А сейчас, браток, махнем в «Петровский причал». Отметим твой дебют в «кровавом спорте».

С тех пор они сдружились. Часто проводили время вместе. Вместе тренировались и посещали разные бары и дискотеки. Совместно не раз попадали в различные переделки и выходили из них, помогая друг другу.

Но вернемся к нашей истории. При помощи нужных людей было установлено, что человек, по приметам схожий с Антоном Шабаловым, вылетел из аэропорта Внуково либо в Краснодар, либо, скорее всего, в Минеральные Воды. Врожденной интуицией Феликс чувствовал, что ненавистный ему враг находится где-то рядом.

Местным блатным при помощи Германа, который хорошо знал местную верхушку преступного мира, были розданы фотографии Черепа. Рыскали по всем санаториям, домам отдыха и гостиницам, но, к сожалению, обнаружить Шабалова им пока не удалось.

— Завтра, Сэмэн, мы с Германом встречаемся в Пятигорске с одним из местных авторитетов. Зовут его Витя Хан. Мы должны с ним разработать тактику действий по Пятигорску. Ты же, братан, поедешь завтра в Ессентуки. Встретишься там c Арменом Саркисяном, и с помощью его людей прочешете этот город, может, Новокурданский ублюдок где-то там затаился.

— А что будем делать теперь? — поинтересовался Комод.

— Сейчас для начала заберем твои вещи… Кстати, где они?

— В камере хранения железнодорожного вокзала.

— Заедем заберем их и поедем ко мне в номер. Я снял люкс в гостинице «Нарзан». Пару часиков отдохнешь с дороги, приведешь себя в порядок, а потом отметим в ресторане мое «воскрешение» и нашу встречу.

ТРАГЕДИЯ ЛЮБВИ

Кисловодская гостиница «Нарзан» принадлежала сети «Интурист» и была лучшей в городе. Ее построили сравнительно недавно, в начале девяностых годов.

Вечером приятели собрались в уютном ресторане этого отеля, зал которого был разбит на невысокие полукруглые кабинки. Заказав хорошего красного вина, салаты и горячую закуску, состоящую из хинкали — больших кавказских пельменей, приятели приступили к трапезе. Герман оживленно беседовал с Сэмэном, обсуждая последние криминальные новости столицы. Феликс же был задумчив и молчалив. Заметив мрачное состояние своего друга, Семен поинтересовался:

— Феликс, ты что приуныл? Негоже «воскресшему» сидеть мрачнее тучи. Ты из-за этой паскуды Черепа?

— Да нет, братан, я о нем даже не думал. У меня свои старые воспоминания. Это место напоминает мне о прошлом. Это грустные мысли. Вы развлекайтесь, не обращайте на меня внимания. Я сильно устал за последнее время…

Феликса с этим отелем, как и со всем городом в целом, многое связывало и рождало в его памяти одновременно со счастливыми, радостными воспоминаниями воспоминания грустные и трагические. Феликс пережил здесь свою любовь. Любовь безумную и волшебную. До сих пор струны его души звенели от воспоминаний о счастливых днях, проведенных вместе с его Катей.

Это было очаровательное юное создание. Когда они познакомились, ей исполнилось всего семнадцать лет, а Феликсу двадцать шесть. Некоторая разница в их возрасте давала возможность Феликсу ощущать себя Пигмалионом и ваять из своей прелестной избранницы истинную принцессу.

Они любили друг друга так романтично, что их любовь порождала зависть у окружающих. Казалось, что они созданы друг для друга. Их отношения продолжались два года. Но сказка не может быть вечной и не у каждой бывает хороший, добрый конец. История их любви закончилась трагически. Его Катя погибла в автокатастрофе.

Это было страшнейшее потрясение для Феликса. Как гром среди ясного неба обрушилась на него трагедия. На протяжении двух недель он практически не спал и не ел, находясь как бы в постоянном бреду. Будучи сильным человеком, повидавшим многое в свои молодые годы, Феликс получил от судьбы роковой удар такой колоссальной силы, что не знал, сможет ли от него оправиться. Он не знал, за что мог получить такое жестокое наказание. И во всем происшедшем почему-то винил только самого себя. Чем же он так жестоко провинился перед Создателем, что Тот решил безжалостно наказать его?

Но, увы, на все воля Господня. Феликс не отрекся от веры в Бога, даже наоборот, стал веровать еще больше, но с тех пор в его сердце поселилась злость. Та самая злость, которая стала постоянной спутницей его жизни.

ВСЕ ДЕЛО В БОРОДЕ

В десять часов утра Герман и Феликс приехали в Пятигорск. Встретиться договорились в открытой шашлычной, которая находилась на самой вершине Машука, куда их пригласил гостеприимный Хан. Туда можно было подняться на машине по дороге, серпантином обвивающей всю гору. Но приятели воспользовались канатной дорогой, которая была, построена так, что одна ее станция находилась в курортной зоне у подножия Машука, а другая — на его вершине. Между ними постоянно циркулировали два вагончика вместимостью по десять — пятнадцать человек. Припарковав машину у нижней станции, друзья купили билеты и зашли в готовый к отправке фуникулер.

Когда вагончик тронулся, Герман поглядел на Феликса. Тот внимательно смотрел вниз, а лицо его принимало каменное выражение. Герман проследил за взглядом Феликса и увидел, как прямо под ними в подъехавший микроавтобус садился крупный бородатый человек.

Он водрузил свое тело на переднее сиденье, захлопнул дверь, и автомобиль тронулся.

— Что с тобой, Фил? — поинтересовался Герман.

— Слушай, я точно не уверен, но, по-моему, это он, — прищурив глаза, медленно проговорил Феликс.

— Кто он? — не понял Герман.

— Человек, севший в микроавтобус, похож на Черепа. Только с бородой.

— Да брось ты! Тебе он уже везде мерещится. Таких совпадений не бывает.

— Если бы не борода, я бы руку отдал на отсечение. Когда я его видел, он был без бороды. Вырастить ее он бы не успел. Но ведь бороду легко и наклеить. И если это на самом деле он, то понятно, почему местные пацаны не смогли опознать его по фотографиям.

— Ну прямо-таки детектив какой-то, в натуре. Триллер. Надеюсь, ты не будешь, как Джеймс Бонд, тормозить вагончик и прыгать вниз, преследуя объект? К тому же наверняка воображаемый, — язвительно пошутил Герман.

— Нет. Не буду, — серьезным тоном ответил Феликс. — Сейчас мы не сможем его догнать, но мое чутье подсказывает, что это был именно он.

С вершины Машука, увенчанной шпилем телевизионной башни, весь Пятигорск был как на ладони. Вот виден изгиб реки Подкумок, а вот старинный парк «Цветник», заложенный еще во времена Лермонтова. А там — курортная зона со множеством санаториев. Вот новые жилые районы, а вдалеке маленьким серебряным пятном виднеется Новопятигорское озеро.

Пройдя двести-триста метров вправо от станции, приятели подошли к шашлычной, где на столах и стульях, которыми служили большие и малые пеньки, гостей поджидали Витя Хан и несколько боевиков из его бригады. Присев с Ханом втроем за один крупный пень, служащий столом, пообщавшись, выпив и отведав отменного шашлыка, перешли к главному вопросу.

— Витя, — обратился к Хану Феликс. — Герман раздал твоим пацанам фотографии Черепа?

— Да. Каждый из моих ребят по фотографии в лицо знает этого мерзавца, но пока, увы… Сам знаешь. А что?

— А вот что, братела. Слушай меня внимательно. Измени установку своим парням. Пусть ищут того же, но с бородой.

— Нет проблем, братуха. Как скажешь. Я маякну им, чтобы они заново прошерстили всю округу. Они у меня все вверх дном перевернут, но того, кто тебе нужен, отыщут.

— Базара нет. Спасибо, Хан. Буду ждать твоего звонка.

Долго ждать не пришлось. Пятигорский авторитет позвонил Феликсу в одиннадцать часов следующего дня и заявил, что человек, по всем данным похожий на разыскиваемого Антона Шабалова, обнаружен в санатории «Горячий ключ».

КАЗНЬ ЧЕРЕПА

Люди Хана не ошиблись. Не обознался и Чикаго. Замеченный им из вагончика канатной дороги человек был именно Антоном Черепом.

Устранив, как он думал, своего главного преследователя, Новокурданский лидер посчитал, что оставаться в Москве все равно чрезвычайно рискованно. И хоть, по его мнению, главный охотник был убит, Шабалов осознавал, что российская братва все равно до него доберется. Чтобы как-то продлить свое существование, Антон под чужим именем вылетел в Мин-Воды и также по подложным документам снял двухкомнатный номер в пятигорском санатории «Горячий ключ».

Еще в Москве, перестраховавшись, он обзавелся накладной бородой и усами. Несмотря на измененную внешность, ему редко удавалось выходить из номера днем, лишь в случае особой необходимости. И тем более по воле Его Величества Случая, а это был шанс один на миллион, он попался на глаза случайно выжившему охотнику.

В большинстве случаев Антон Шабалов покидал свое убежище лишь только под покровом ночи, когда его наклеенная борода даже при внимательном рассмотрении не могла вызвать ненужных подозрений.

Вернувшись с очередной вечерней прогулки по «Цветнику», он первым делом зашел в ванную комнату и отклеил опостылевшие бороду и усы. Сняв их, отмыл неприятно зудящее лицо от гримерного клея. Затем, переодевшись и накинув полосатый махровый халат, вышел из ванной комнаты.

Подойдя к письменному столу. Череп присел на кресло с высокой деревянной спинкой и зажег настольную лампу.

Как только свет лампы озарил письменный стол и разбросанные на нем газеты и журналы, его внимание привлекла лежащая на столе игральная карта. Она была повернута рубашкой, с изображенным на ней Пятигорским орлом. «Откуда она здесь оказалась? Может быть, уронила горничная? Но горничная по его просьбе убирает всего лишь два раза в неделю. Откуда же могла взяться карта?» — Мысли беспокойным роем промелькнули в его голове.

Сквозящий поток мыслей был нарушен затянутым на шее капроновым шнуром. Череп захрипел и попытался схватиться руками за удавку. Но в намерения обладателя сильных рук, сжимающих капроновый шнур, по какой-то известной лишь ему причине не входило мгновенное удушение Новокурданского лидера.

— Сидеть, падаль! — услышал он сзади твердый приказной тон. — И ни звука! А то сейчас враз башку отсоединю от туловища!

Натяжение шнура слегка ослабло.

Только сейчас Череп заметил в полумраке человека. Человек, стоящий сзади, еще несколько ослабил натяжение капроновой удавки. Глаза Шабалова, постепенно привыкающие к свету зажженной лампы, не могли в полной мере рассмотреть стоящего перед ним человека.

Как бы догадавшись об этом, тот сделал шаг вперед. И когда свет настольной лампы озарил лицо неизвестного, из сдавленной глотки Черепа раздался хриплый стон. Это был стон ужаса и удивления. Призраком, вернувшимся из царства теней, перед ним стоял Феликс.

— Что узнал, сучара?! Да, правильно. Это я — твой ангел смерти, вернулся за тобой из преисподней. Не ожидал, гнида? А вот и орудие возмездия, — с этими словами Феликс взял на изготовку стальной арбалет. — Сэмэн мог бы тебя просто придушить, но мне почему-то очень хочется тебя кончить именно так. Я думаю, гнида, что будет символично, если ты сдохнешь именно от стрелы. Считай, что она белого цвета. А это привет тебе от крестовой масти. Возьми карту.

Череп дрожащей рукой приподнял карту, с которой ему улыбался крестовый туз.

— А это тебе лично от меня! — провозгласил приговор Феликс и нажал на спусковой крючок арбалета.

Прозвучал резкий звон тетивы, и тонкая стальная стрела со свистом вонзилась в грудь Черепа, пробив ее насквозь и пригвоздив тело Шабалова к деревянной спинке кресла. Семен убрал удавку, и лысая голова Новокурданского отморозка безжизненно упала на грудь, пробитую арбалетной стрелой.

Карта с изображением крестового туза упала к его ногам. Она олицетворяла возмездие над главарем одной из самых кровавых и беспредельных группировок, когда-либо существовавших в криминальном мире России. Банда, значившаяся в секретных документах спецслужб под кодовым названием «Белая стрела», прекратила свое существование.

Феликс с друзьями забрался в просторный салон, и кавалькада из нескольких иномарок направилась в ресторан «Прага» праздновать успешное завершение проведенной кампании.

ВОРОВСКОЙ ПРЕЗЕНТ

Вернувшихся в столицу Феликса, Германа и Семена в аэропорту Внуково встречала внушительная делегация из представителей элиты преступного сообщества России. Возглавлял встречавших Паша Бес.

Выйдя из здания аэропорта, приятели увидели сверкающий на солнце восьмиметровый лимузин «Линкольн» цвета темно-синий металлик.

— Ну как тачка? — поинтересовался Бес. — Бронированный, с пуленепробиваемыми стеклами. Внутри бар, видик, телевизор.

— Классный лайнер, — улыбнулся Феликс. — Чей он?

— Твой, братуха! — засмеялся Павел Георгиевич и протянул Чикаго пакет с документами на машину. — Твой, твой…

— Да ладно! По какому такому случаю? — удивился Феликс

— А ты не знаешь. Это, мой дорогой, тебе премия от воровского круга. За то, что миссию, возложенную на тебя, исполнил козырно. Эту долю ты конкретно заработал. Так что, братуха, не оскорбляй воров отказом, принимай во владение, пользуйся. Но и как-нибудь старика покатаешь, чтобы понты навести, — радостно улыбался Бес.

— Ну коли воры просят, в отказ не пойду. Спасибо, дорогие, за добрый подарок.

ГОСПОДИ, ПРОСТИ

Прошло полтора месяца. Феликс снова посетил город Пятигорск. Криминологи утверждают, что человека, совершившего убийство, тянет на место преступления. В данном случае все было совершенно иначе. Иное чувство притягивало Феликса к здешним местам. Ему не хотелось, чтобы этот город отождествлялся в его памяти хоть и со справедливой, но все же казнью. Он осознавал, что, совершив суд над Черепом, он избавил мир от кровожадного монстра. Очистил его еще от одного негодяя. В своих размышлениях Чикаго считал, что его руками была осуществлена кара Господня.

Феликс верил в Бога. Верил глубоко, но по-своему. Православных канонов христианской церкви он придерживался в силу исторической традиции и еще потому, что именно эту веру исповедовали его предки. Но как человек с пытливым умом и развитым интеллектом, он трактовал для себя Священное Писание несколько иначе, чем сказано в проповедях, невзирая на нудные замечания церковных служителей.

Феликс считал, что разная общепринятая мишура только мешает истинной вере. Что многие общепринятые правила и обычаи существуют для тех людей, которые, что греха таить, не отличаются особым проблеском интеллекта, и их немало. Для них, по разумению Феликса, и существуют правила типа: девушкам не положено посещать церковь в брюках, с непокрытой головой, пользоваться косметикой и т. д. Какая разница, в какой одежде человек решит прийти к Богу? Лишь бы шел он с чистыми помыслами и с желанием очистить свою грешную душу. И гнать надо палкой тех, кто пытается назидательным тоном поучать молодежь соблюдать эти нелепые формальности.

Феликс верил в глубине души, что Бог — это высшее мерило справедливости, он велик и милосерден. Он и есть та самая гармония, та всеобъемлющая любовь и то совершенство, к которому должен стремиться человек в своих мыслях и поступках. И если бы существовало утопическое общество из людей добрых и честных, то разве стал бы он, Феликс, на путь преступлений? Но, увы, мир далек от совершенства, и в нем есть два пути: либо уйти от мирской жизни и посвятить себя служению Богу, либо оставаться в миру и жить по правилам этого грешного мира.

Наш герой далеко не считал себя безгрешным аскетом и выработал свои личные понятия о добре и зле, основанные на субъективной морали, шел выбранным им путем, не нарушая свой личный кодекс чести. Ему не нравилось быть преступником, но так уж было угодно судьбе. Он не смог вовремя реализовать свою силу в другом направлении. Реализуя свои амбиции, Феликс попал в среду российской преступности. Он понимал, что это нехорошо, но, преступая некоторые юридические законы, Феликс никогда не преступал законов своей совести.

Одним из первых преступников, судя по легендам древнегреческой мифологии, стал Прометей, похитивший у богов огонь и подаривший его людям. Но разве потомки вспоминают его дурным словом? Нет, они чтут его как героя. Помимо всего прочего, Феликсу больше нравилось Ветхозаветное «око за око», чем та заповедь, олицетворяющая суть христианского смирения, в которой было сказано про правую и левую щеки.

Размышляя на эти духовно-философские темы, наш герой бродил по живописной курортной зоне. Здесь, по соседству с современными зданиями санаториев и домов отдыха, располагались старые пансионаты, построенные архитекторами прошлого века еще во времена описанного в «Герое нашего времени» «водного общества». Вокруг пышным цветом цвели фруктовые деревья, распространяя аромат благоухающих, белоснежных и розовых соцветий.

Феликсу все здесь было до боли знакомо. Он посетил «Провал», где некогда смекалистый Остап Бендер продавал любознательным ротозеям билеты по пятнадцать копеек. Потом, совершив трехкилометровую пешеходную прогулку, зашел в Питьевую галерею и отведал целебной минеральной воды.

Недалеко от Питьевой галереи, прямо у подножия Машука, возвышалась красивая церковь с синими куполами. Войдя в нее, Феликс купил свечи и зажег их у разных святых ликов. Он любил эту Церковь, с ней было связано много будоражащих душу воспоминаний о его любимой Кате. Здесь Феликс чувствовал особую ауру. Она вызывала в нем прилив энергии и покой. Он поставил свечу у святого распятия и помянул всех близких, покинувших этот бренный мир.

Феликс просил у Бога прощения за ту кровь, которую ему пришлось пролить, нарушив заповедь «не убий». Ему казалось, что он вел священную войну, совершая справедливое возмездие, и надеялся, что Господь простит его. Ведь Бог cпpaвe лив и милосерден.

РАЗБОРКА

Разборка для российской братвы — дело привычное. Она не всегда бывает кровавой, в большинстве случаев криминальные объединения, будь то бригады или целые группировки, стараются решить вопросы путем мирного диалога. Но «демонстрировать мускулы» все же приходится.

В начале девяностых эта демонстрация приобрела наиболее внушительные размеры. Тогда на стрелку — оговоренную встречу в преступной среде — собиралось огромное количество боевиков. Наибольшие трепет и уважение вызывала та группировка, которая сумела выставить большее количество боевиков. Доходило до того, что вереница автомобилей, выстроившихся в ряд на Кольцевой дороге, составляла чуть ли не километр.

Но бурные девяностые подходили к концу, и мода на гигантские стрелки прошла. Они уже считались дурным тоном и излишними понтами. При разборе тех или иных вопросов стали все больше цениться изворотливый ум и смекалка.

Феликс ехал на встречу в один из московских ресторанов, захватив с собой Германа, Сему Комода и еще четверых надежных парней из своей бригады. В разборке его попросил принять участие хороший знакомый Жора Люберецкий, зная, что встреча обещает быть не из легких.

Это была уже вторая встреча по одному и тому же вопросу. Отбивался достаточно внушительный долг банка, находящегося под крышей Люберецкой группировки. На первую стрелку Жора пригласил с собой молодого грузинского вора Зураба Кика. Тот, хотя и коронован был сравнительно недавно, бахвалился тем, что состоял в близком родстве со старым грузинским вором Робертом Такиладзе.

На встречу с противоположной стороны тоже подтянулся грузинский вор Леван Седой. Разобравшись в сути вопроса и не вступая в долгий спор из уважения к имени старого грузинского законника Такиладзе, Леван Седой признал необходимость возвращения долга. Оговорили сроки отдачи.

Жора Люберецкий потирал руки в предвкушении немалой премиальной доли за успешное решение проблемы. Зураб самодовольно хвалился сравнительно легко одержанной победой.

Но оказалось, что радовались они преждевременно. Буквально за несколько дней до срока возврата первой суммы произошло несколько событий, враз спутавших карты.

Во-первых, от рака скончался старый грузинский вор Роберт Такиладзе.

Во-вторых, Леван Седой, совершая уже шестую свою ходку, снова сел на нары.

Ну, а в-третьих. Кика упорол косяк, то есть до пустил непростительный поступок, и братья воры раскороновали его.

Узнав об этом, должники пошли в отказ от принятого на последней встрече решения и потребовали нового разбирательства.

На этот раз качать приехал подельник Левана Седого — Гия Потийский.

Жора же пригласил для поддержки Феликса, а тот в свою очередь подтянул Германа.

Когда сели за большой круглый стол, слово взял близкий друг Левана и Гии Тимур, невысокий лысоватый грузин в черном двубортном пиджаке и черной шелковой рубашке с воротником-стойкой.

— Ну что, братки, делать будем? Ваш Зурабчик косяков напорол хренову кучу. Вряд ли ему отмыться. Мы-то уши ему отшлифовали, но и вашу делюгу заново обкумекать придется. Прошлый раз мы на уступки пошли и сделали скачюху из-за уважения к Роберту Такиладзе. А он, оказывается, как мы разобрались, даже родственником ему не приходится. Короче, Кика фуфло прогнал, а мы, поверив ему и уважая названного им старого законника, пошли вам на слишком добрые уступки. — Тимур хитро посмотрел на гостей. — Могли ведь обосновать, что честное кидало сработали с уделением на общак. И тогда какая может быть к нам предъява?

— Нет, братан, не горячись. Тормози, — уверенным тоном возразил ему Феликс. — Может, наш общий знакомый и упорол косяк… Но кто сказал, что из-за этого должен страдать наш человек? Или ты думаешь, что за нас мало воров доброе слово скажут?

— Да нет, биджо. Я не ставлю под сомнение, что вы люди уважаемые и водите дружбу со многими законниками. Но их в тот раз на встрече не было. Присутствовал Кика. Так что давайте заново перетрем насчет этого долга.

— Угомонись, Тимур. По второму кругу «терки» не будет. И почему ты весь базар сам ведешь? Вот присутствует вор. — Феликс указал на подельника Седого — Гию. — Хотелось бы знать, что он думает по этому поводу?

Гия — высокий грузин с седой бородой, окинул всех спокойным взглядом и произнес:

— Я не присутствовал на первом разборе, но со слов Тимура знаю, что оговоренная на прошлой встрече сумма денег завышена. Сейчас я готов выслушать две стороны, и порешаем все по справедливости. Вы готовы к базару?

— Мы-то к нему всегда готовы, — неожиданно взял слово Герман. — Но вот, уважаемый, в чем я вижу неувязочку. По этому вопросу в любом случае была уже разборка и твой брат и подельник Леван Седой уже принял решение. Обе стороны ударили по рукам. Неужели ты, уважаемый вор, пойдешь поперек своего же брата? И если…

— Э, геноцвали, но ведь с вашей стороны Кика был! — перебил Германа Тимур. — А ему ведь по ушам надавали! А потому…

Но тут его осек Феликс:

— Тимур, когда ты говорил, тебя не перебивали, так что и ты, бродяга, будь добр — не перебивай.

— Ну ладно. Без базара. Слушаем.

Герман продолжил:

— Так вот что я хотел сказать. Это не важно, что с нашей стороны в прошлый раз был Зураб Кика. На его место мы потянули бы любого другого из наших друзей и близких. Более правильного и уважаемого. Как вы сказали— у вас в этом сомнений нет? — Герман вопросительно посмотрел на оппонента.

— Да нет, мы знаем ваших близких, — кивнул Гия.

— И главное, — продолжил Герман, — я на сто пудов уверен, что Леван решил этот вопрос так или иначе не из-за уважения к Роберту Такиладзе. Вернее, не только из-за уважения к нему. Он решил его так, а не иначе, по-другому, а именно из-за воровской справедливости. Я слышал, что в грузинском языке слова «курды» и «мартали» стоят рядом?

Когда Герман произнес эти грузинские слова, которые обозначали «вор» и «справедливый», все грузины удивленно посмотрели на него. Герман поставил в тупик соперников, и Гии Потийскому ничего не оставалось делать, как признать справедливость его слов. Ведь он не мог не придерживаться воровских заповедей.

Тимур еще слабо пытался противостоять в споре Герману и Феликсу, но вопрос стрелки был уже решен. Невзирая на косореза Кику и отсутствие сидевшего Левана, Гии пришлось подтвердить предыдущее решение практически без изменений.

Первая часть денег была получена в срок.

«НАКРЫТЬ ПОЛЯНУ»

Зимний вечер. Подмосковье. Джип «Гранд-Чероки» свернул вправо от Дмитровского шоссе и Устремился по пустой заснеженной дороге в сторону Клязьминского водохранилища.

Снежинки, словно искры разворошенного костра, резвясь, метались в потоке света мощных фар. Мохнатые, запорошенные придорожным снегом ели так и норовили ненароком стегануть двоими лапами по лобовому стеклу автомобиля. Сделав очередной поворот, джип резко притормозил у металлических ворот, за которыми возвышался большой двухэтажный коттедж из красного кирпича.

Водитель нажал на сигнал. Прошла пара минут, и ворота со скрежетом отворились. В проеме показалась приземистая фигура. Подойдя к машине с противоположной от водителя стороны, человек заглянул в боковое стекло. Стекло плавно опустилось, и из салона послышался насмешливо-уверенный голос:

— Что, бродяга, транспорт не признал?

— Ну что ты, Феликс? — осклабился приземистый парень. — Как можно?! Только снег густой валит, да твои прожектора дюже слепят. Проезжай, пожалуйста. Георгий тебя, поди, как целый час дожидается. Истомились уж все…

— Ну не обессудьте, — ухмыльнулся Феликс. — Пробки виноваты. Да и дороги больно скользкие. В народе ведь сказывают: «Лучше поздно, чем никогда».

Сегодня Феликс и его близкие были приглашены на дружеское застолье. Жора Люберецкий в качестве благодарности за неоценимую помощь со стороны Феликса и Германа, за отбивку долга своего подкрышного банка, помимо отсчитанной, заранее оговоренной доли, решил «накрыть поляну», то бишь организовать банкет со всеми вытекающими из него последствиями: сауной, бильярдом и, конечно же, что само собой разумеется, сексапильными представительницами древнейшей профессии. Как же без них?

Подтянув к финансированию данного проекта благодарного управляющего банком Константина Семеновича Соловьева, Жора вместе с ним и со своим подельником Геной Боровом в окружении трех девушек уже целый час потягивали виски в гостиной, где они расположились за щедро сервированным столом, дожидаясь запоздавших гостей.

Вновь прибывшие вошли в гостиную. Феликс и Герман были одеты в длинные кожаные пальто с теплыми меховыми воротниками. У Феликса воротник был отделан норкой, а у Германа — черной нерпой. За ними стояли личный водитель Феликса, Гоша, и его же напарник и правая рука Семен, именуемый в братве из-за своих внушительных размеров не иначе как Сема Комод.

— Ну, наконец-таки объявились! — Жора поднялся навстречу гостям. — Чикаго, я тебе на сотовый уже несколько раз пытался пробиться, а там эта овца со станции МТС постоянно отвечает, что, дескать, «отключен» или «в зоне недосягаемости». Я уж, грешным делом, подумал, не мусора ли приняли.

— Не обессудь уж, братуха, мой сотовый здесь хреново принимает: погода, снег, расстояние. А задержались — пробки, дороги скользкие. Столько аварий на дороге… Кранты, короче…

— Ну, считай, отмаз принят, — весело заулыбалось круглое Жорино лицо, посаженное при отсутствии шеи на его же кругло-квадратное объемное тело. — А вот от штрафной вам уж отвертеться не получится. — С этими словами Жора наполнил три стакана содержимым бутылки «Джонни Уокер».

Обнявшись с гостеприимным Жорой, поздоровавшись с «благодарным» банкиром и остальными, вошедшие, скинув одежду, присели к столу.

— Ну что, братки? — взявший на себя роль тамады Жора поднял бокал. — За успешное завершение безнадежного дела!

Подмигнув Феликсу и похлопав по плечу господина Соловьева, пятидесятилетнего респектабельного мужчину, он опрокинул в себя содержимое бокала и запил колой.

— Вот так-то, Семеныч, результат налицо, а ты все за голову хватался, дескать, утекли твои восемьсот косарей грина. Кинули, дескать. А фиг им! Задницу себе надорвут наших близких кидать! На каждую хитрую жопу есть член с винтом! Так ведь, Феликс?

— Базара нет! Русскому бизнесу без защиты— грош цена!

Виски приятно обжигало горло. Закуски были подобраны со вкусом. Икра, осетрина и прочие многочисленные деликатесы, а также фрукты обильно украшали стол.

Феликс непринужденным, изучающим взглядом окинул девушек и подмигнул Герману. Да… Несмотря на грубоватую внешность, Жора отличался неплохим вкусом. Девочки были как на подбор: высокие, стройные, со смазливыми лицами, модно, но несколько вызывающе одеты, что подчеркивало их специфическую принадлежность к определенному роду деятельности. Они весело улыбались, перешептывались между собой и с кокетливым любопытством разглядывали гостей. Употребляемые в течение часа аперитивы, очевидно, помогли им избавиться от первоначальной робости и скованности. Они расслабились и достаточно свободно себя чувствовали.

— Ну что, как телки? — поинтересовался Люберецкий, заметив взгляд Феликса. — Вроде сегодня ничего улов? Да и это еще не все. Для большего куража и веселья сейчас еще четырех подгонят. Так что всласть порезвимся. — Жора засмеялся и похотливо потер свои огромные ручищи.

— Ты же знаешь, братишка, мое отношение к подобным развлечениям, — устало махнул рукой Феликс. — Ну да ладно, разве что для куража.

— А то для чего же? Тебе с ними в десна не целоваться, а вот оргия знатная получится. Дождемся пополнения и начнем увеселительную программу.

Дальнейшие события развивались по привычной, достаточно банальной в такой обстановке схеме. Произносились традиционные тосты. Как по шаблону. Интенсивно поглощалось спиртное и уничтожались закуски.

Девушкам же, в отличие от еды и напитков, уделялось до поры до времени исключительно мизерное внимание. На вопросительный намек Германа по поводу конкретного пренебрежения женским обществом Феликс прочитал ему небольшую, но категоричную лекцию.

— Зачем? Ведь деньги за них уплачены. А следовательно, они автоматически попали в разряд вещей, покупок. Покупка и есть покупка. Приобретая товар, ты становишься хозяином того товара, который купил. А со своей вещью что хочешь, то и делай. Хорошо служит она своему хозяину — замечательно, плохо — можно и на помойку угодить. Как тебе, браток, мое объяснение?

— И что тебе сказать, старик?.. — ответил ему Герман. — У медали есть две стороны, но я не хочу по этому вопросу вдаваться в глубокую полемику.

Да, Герман на эту тему говорить не хотел, но все же подумал: «Да уж, конечно, откуда в данной ситуации взяться зажигающему сердце флирту, когда мужчина, словно павлин, распускает веером свой хвост, дабы снискать у дамы ее расположение. Он начинает обхаживать ее, расточать комплименты, оказывать всевозможные знаки внимания. И все ради единственной цели — понравиться ей. Она же, в свою очередь, хоть и не всегда показывая вид, желает понравиться ему. И это неудивительно. В этом и заключается природа взаимоотношений между разными полами. В этом-то и есть нечто интригующее. Нечто, предшествующее достойному, обоюдно желаемому сексу. Ведь, как заявляют искушенные, для удовольствия важен не сам секс, а процесс, предшествующий ему. То бишь прелюдия. Вот этот самый процесс, эта самая прелюдия, приносит истинному мужчине, истинному ловеласу, максимальное, ни с чем не сравнимое наслаждение. Но здесь-то какая может быть прелюдия? Какие ухаживания? Зачем? Для чего? Нелепость!»

По вышеизложенным причинам Герман не входил в число поклонников жриц «продажной любви». Он был достаточно избалован женским вниманием и достаточно искушен в амурных вопросах, чтобы испытывать интерес к проституткам. Они ему претили как таковые. Он считал их пустыми и неинтересными объектами, для того чтобы уделять им какое-либо внимание.

Его раздражало, что эта профессия стала такой популярной в России. Если подарит природа девчонке привлекательную внешность, то она, повзрослев, с молниеносной скоростью спешит продать ее подороже, разменивая на зеленые банкноты. Теперь уже не только легендарная Тверская, не только злачные места и притоны кишат «ночными бабочками», каждый ночной клуб, престижные дискотека или казино забиты ими до отказа. Куда ни плюнь, попадешь в смазливое лицо путаны с очаровательными глазками, в каждом из которых кроется тоска по стодолларовой купюре.

А еще не так давно посещение аналогичных заведений вызывало в нем некий охотничий азарт, каждая привлекательная особа сулила интригу нового приключения. Пусть непродолжительного. Пусть на одну ночь. Но от этого чувство романтики отнюдь не притуплялось, не становилось тусклее. А там кто его знает? Может быть, это окажется началом очередного сногсшибательного романа? А может, и нет?

Все ж, как ни крути, это, несомненно, интересней, чем просто общаться с проститутками. Разве не бессмысленно тратить на них время, если итог заранее известен? «Не стоит метать бисер перед свиньями», — гласит народная мудрость. В данном конкретном случае она действительно недвусмысленна.

Размышляя об этом и потягивая виски, Герман делал вид, что внимательно слушает дифирамбы Соловьева, посвященные ему, Феликсу и Жоре Люберецкому. Заливаясь соловьем, он весьма соответствовал своей фамилии, словоохотливый банкир не скупился на лестные высказывания. Его словесный поток нарушила трель телефонного звонка. Звонил сотовый телефон Феликса.

— Сечешь, люди, когда хотят, дозваниваются, — подмигнул он Люберецкому. — Хотя, возможно, это по причине того, что дом стоит на возвышенности, — заключил Феликс и обратился к трубке: — Да, слушаю.

Выслушав говорившего, по-видимому, просящего о помощи, и задав ему несколько вопросов, Феликс успокоил собеседника:

— Ну что за паника? Не переживай. Минут через сорок мои ребята к тебе подъедут. Все. Жди.

Выключив сотовый, Феликс скорбно и многозначительно посмотрел на Семена. Догадавшись, о чем пойдет речь, Семен, лицо которого приняло страдальческое выражение, спросил:

— Ну что там еще стряслось?

— Ничего особенного, но присутствие, к сожалению, потребуется. Звонил Диего. На его ночной клуб «Эльдорадо», который, кстати, если ты не забыл, отчасти и наш, опять наехали те же самые архаровцы, дагестанцы. Беспредельничают, требуют крышу подтянуть. Так что, Семен, выдвигайся. Езжай с Гошей. В Медведково захвати пацанов. Заранее оповести их по мобильному, чтобы были готовы. Возьми еще пару машин. Стволов много с собой не берите, думаю, не понадобятся. Обработайте их руками и битами, спуску не давать. Переломайте этим отморозкам хребты, чтобы им и им подобным в следующий раз неповадно было. Как управитесь, так подъезжай. Уж не обессудь — дело превыше всего. Трогай!

С этими словами он похлопал Комода по плечу — разочарованный вид Семена не оставлял сомнений в том, с каким настроением ему приходится покидать пирушку. Но ничего не поделаешь. Феликс не любил повторять два раза. Ребята нехотя покинули стол.

— Может, подсобить моими? — участливо поинтересовался Жора.

— Да нет, дело житейское, рядовое. Неужели ты думаешь, что если бы потребовалось, я бы к тебе не обратился?

— Ну, я так, на всякий случай. Мало ли что?

— Ну, тогда, на всякий случай, спасибо, — парировал Фил, и они, хлопнув друг друга по ладоням, рассмеялись.

ВАКХАНАЛИЯ УРОК

Не успела закрыться дверь, как тут же открылась снова и в ней показался юркий молодой человек лет двадцати с хитрыми бегающими глазами. Его звали Николай, но все именовали Кольком. И сейчас он вернулся с пополнением из женского контингента. Залетев в гостиную, Николай услужливо отрапортовал:

— Все исполнено, шеф, в наилучшем виде, козочки кайфовые! Вышечка! — Он пропустил в комнату четырех девушек. — Заходите, малышки, раздевайтесь. Можно пока не до конца. Вливайтесь в компанию. С дядей Жорой не заскучаете! Да, дядь Жор? Как товар? Угодил я тебе аль нет? — заулыбался шустрый Колек.

Георгий подошел и придирчивым купеческим взглядом, каким на ярмарке рассматривают лошадей, оглядел девушек. По-видимому, остался ими доволен.

— Ну, проныра! Ну, молодец! Угодил! Что сказать, мой ученик, — поощрительно отметил Жора. — У кого их позаимствовал?

— Да у Тамары. У нее сейчас как бы монополия. Товар качественный. В основном, конечно, приезжие. Из Украины, Белоруссии, Молдовы. Этих же крошек из полсотни выбрал. — И, обратившись к крошкам, добавил: — Ну, а вы то что глазки глупо вылупили? К столу давайте! К столу! И по штрафной как опоздавшим!

Девочки расположились за столом рядом со своими прибывшими ранее коллегами. Оглядев друг друга и познакомившись, приняли участие в общем застолье. Им налили в фужеры по большой порции спиртного. Чтобы раскрепоститься, девушкам пришлось опустошить посуду до дна. Да, нелегкая это работа… Тем временем фуршет продолжался. Прошло, как пролетело, еще полчаса. Гости изрядно захмелели. Мужские разговоры набили оскомину. Взявший на себя роль распорядителя бала Люберецкий решил оживить программу вечеринки.

По его распоряжению были сдвинуты несколько столов. Убавив освещение и прибавив громкость в магнитофоне, Жора деловито и пафосно обратился к путанам:

— Торжественная часть окончена! Пора вам и за работу приниматься. Я человек добрый, но люблю, когда мои распоряжения выполняются беспрекословно. Знаете почему? А просто чтобы меня не злить! А то в гневе я ужасен! — вращая глазами, погрозил пальцем изрядно подвыпивший Жора. — А теперь первое действие моей пьесы. Слушайте сценарий. Сейчас вы все гуртом забираетесь на сцену, — указал Жора на сдвинутые перед камином столы. — Живей! Живей! Ускорьте процесс! Ну вот, умницы! А теперь эротично, двигаясь в такт музыки, все раздевайтесь. И вот еще что. Если на ком-то останется хоть какая-нибудь одежда, я сам ее сорву и швырну в окно. Я, в натуре, не шучу. Ну, начали!

Девушки растерянно взобрались на столы. Лучше не мешкать. Строптивость в данном случае может привести к непредсказуемым результатам. Двигаясь в такт звучавшей мелодии, некоторые девушки решительно, некоторые робко оглядываясь на подруг, стали раздеваться.

Процесс избавления от верхней одежды — кофточек, блузок, брючек и юбок — прошел достаточно скоро и успешно. А вот с нижним бельем дело обстояло несколько сложнее. Более опытные подруги, повидавшие на своем профессиональном веку еще и не такие куражи, оголились донага и шепотом советовали менее опытным не шутить с огнем, не будить в пьяной братве зверя, по-быстренькому скинуть до окончания музыки оставшиеся трусики и бюстгальтеры.

Жора, оторвавшись от рюмки и пьяного спора с банкиром, встал и направился к импровизированной сцене. Из семи девушек лишь две были не до конца обнажены. На одной оставались трусики, которые она по мере приближения «пьяного злодея» успела быстренько скинуть. На другой — о ужас! — оставался еще весь комплект нижнего белья. Она робко ежилась и со страхом смотрела на подходящего Жору Люберецкого. Девушка была совсем юна и, по-видимому, в данной ситуации оказалась впервые.

— Ты почему не выполняешь мои инструкции? — зло прохрипел Жора, срывая с нее бюстгальтер и трусики.

Подойдя к окну, он вышвырнул их туда. Пострадавшая за нерасторопность девчонка, чувство стыда которой почему-то пересилило чувство страха, присела на стол и истерично зарыдала.

— Утри сопли! — угрожающе завращал своими выпученными и налившимися кровью глазами Жора.

— Сволочи вы все! Сволочи! — не унималась рыдающая девчонка.

Ее слова и слезы окончательно вывели пьяного Люберецкого из себя. Схватив девицу в охапку, он выволок ее на морозный балкон и, держа за щиколотку правой ноги, свесил вниз головой. Несчастная девушка отчаянно пыталась за что-нибудь зацепиться.

Второй этаж — не девятый, но и его вполне достаточно, чтобы жертве крепко разбиться об заледенелый асфальт. Все остальные остолбенело наблюдали за происходящим.

От Жоры, обладавшего недюжинной силой и не в меру набравшегося спиртным, можно было ожидать чего угодно. От напряжения и виски его мотало. Ситуация становилась критической.

Несмотря на расслабленное состояние, Герман молниеносно, одним прыжком перенес свое натренированное тело через стол. Еще мгновение — и он вырвал трепыхающееся голое тело из рук пьяного Жоры и впихнул девушку в комнату.

От ее строптивости не осталось и следа, она жалобно всхлипывала и дрожала больше от страха, чем от холода. Шустрый Колек и Гена Боров тем временем увели к столу обозленного Жору. С разными шутками-прибаутками налили ему стаканчик водки. Случаем спасенная по-прежнему дрожала и всхлипывала.

Плеча Германа ласково коснулась подошедшая к нему шатенка с очаровательными завлекающими глазами и прошептала ему на ухо:

— Спасибо, милый. Ты такой великодушный. Она еще совсем дура. Ты позволь, я уведу ее в ванную. Успокою, приведу в порядок.

— 0'кей, я не против. Уведи ее, — ответил Герман.

Он не то чтобы осуждал Жору, прекрасно понимая, почему в этой жестокой жизни люди становятся такими озлобленными. Просто остаться безучастным в данной ситуации было выше его сил. Хотя не раз и не два сделав людям добро, он получал в ответ в лучшем случае неблагодарность.

Глядя вслед уводящей все еще всхлипывающую подругу шатенке, на ее стройные ноги и соблазнительную круглую попку, на ее гибкую спину, на ниспадающие на плечи пышные волосы, он понял, что в очередной раз не ошибся, выделив опытным глазом именно ее среди остальных.

Вечер набирал обороты. Жора, вверивший бразды правления и режиссуру вездесущему Николаю, постукивал рюмкой в такт музыке и наблюдал за спектаклем. Колек же, дорвавшись до власти, извращался вовсю. Сначала он заставил пятерых оставшихся девушек танцевать попарно, меняясь друг с другом, включая в свой танец элементы лесбийской любви. Потом его больная, извращенная фантазия начала рисовать ему различные композиции, и он стал расставлять девушек в самых замысловатых и бесстыдных позах, демонстрируя сидящим за столом зрителям их самые откровенные места.

— С твоими режиссерскими способностями только в Голливуде порнофильмы снимать, — похотливо заметил ошалевший от увиденного «воротила финансового бизнеса» Константин Семенович, уже изрядно охмелевший и потирающий вспотевшие ладони.

Люберецкий хмыкал и выкрикивал пошлые советы, подбадривая Колька и его «актрис».

Феликс безучастно, даже слегка скучая, взирал на происходящее, то и дело потягивая из бокала спиртное. Герману и вовсе надоело это извращение, но остальным присутствующим спектакль нравился.

Вдохновленный пьяными Жориными репликами и комплиментами завеселевшего банкира, Коля откровенно вошел в раж. Он все более затейливо и эротично сплетал женские тела. «Ночные бабочки», по требованию новоиспеченного режиссера, предавались оральному сексу, лаская друг другу груди, ягодицы, проникая языками и пальцами глубоко в промежности. Клубок обнаженных тел колыхался и постанывал в такт музыки. Казалось, девочки почувствовали своего рода интерес к предложенной им игре и их собственные фантазии уже возникали помимо режиссуры сексуально озабоченного Колька.

— Стоп, козочки, — антракт. А то ишь как увлеклись…— провозгласил Жора. — Маленький перерыв перед решающим боем. Пропустите по рюмашке. Мы все же не звери какие-нибудь. Даже лошадям дают отдых, а вы замечательные лошадки.

Девушки не заставили себя долго ждать, быстренько сползли со сцены и подсели к столу. К удивлению, на их раскрасневшихся лицах не было заметно и следа недовольства по поводу унизительного спектакля.

Удивительное свойство человеческой адаптации к любым условиям…

«СУББОТНИК» ДЛЯ САДИСТОВ

— Ну что, браток, — обратился Феликс к Герману. — Я вижу, ты не входишь в число ярых поклонников подобных извращений.

— Да, старик. В этой вакханалии есть что-то от случки животных. Какая-то грязная жестокость.

— О, брат, это еще что. Это еще милая безобидная шалость по сравнению с тем, какие действа я видел на своем веку. Как-то раз заехал я в сауну в гости к одной достаточно отмороженной группировке. А у них там гудеж в полном разгаре. Субботник в полный рост. Что есть субботник, ты, конечно, знаешь.

Запихав на Тверской несколько проституток в джипы, они их привезли в свою блатсауну. А там еще дюжина их пацанов. Пьяных. Обкуренных. Вот там-то, я скажу, было глумление так глумление. Жесточайшее презрение и унижение человеческой личности. Даже мне, видавшему виды бродяге, пиво пить расхотелось. Противно. Но что с них взять — звери, они и есть звери.

Одну кралю положили голой лицом вниз и ну на ней в карты резаться. Двоих под этот же стол загнали и игру затеяли: кто их пнет сильнее, тому и минет делают. Да так, чтобы случаем не прикусить. А то кранты. Челюсть враз свернут.

Одну подле стола поставили. Рядом. Как цаплю. На одной ноге. Пепельницу ей в руки всучили, при этом сказали, что если шелохнется или ногу опустит, бычки об ее задницу тушить будут. Обещание свое они сдержали.

Потом стало еще хуже. Одну девку из-под стола за космы вытащили да к деревянной двери лицом поставили и привязали. Стали вокруг ее обнаженного тела ножи метать. Да поскольку они были нехило обкуренные, один гусь финку ей сдуру в ягодицу вонзил. Она верещит, разрывается, кровь из раны хлещет. А эти — хоть бы хны. Поржали, поскалились. Залепили рану лейкопластырем и еще по печени настучали. Чтоб не верещала. И продолжили свои развлечения.

До чертиков обрыдла мне эта садистская блудня. Но в чужом монастыре права качать я не вправе. Да и по понятиям из-за блядей в падлу вписываться. Но живодерам этим я пару слов все же высказал. На что они мне возразили сразу двумя аргументами.

Во-первых, только за день до вышеописанного бедлама, точно такие же, по их словам, твари продажные, проститутки с Тверской, на их кентов мусоров навели. Сдали их с потрохами, в их же собственной квартире. Пацаны же в бегах были, теперь им нехилый срок чалиться. А во-вторых, говорят: «Бляди — они и в Африке бляди». Проститутки есть продажные дешевки. Вписаться якобы за них по всем понятиям в падлу.

Не стал я им ничего доказывать. Уехал просто. Ну вот что я тебе скажу, братишка. В сауне звери были, конечно, беспредельные, конченые. Жертвы же их во мне тоже вызывают мало симпатии и жалости. Они же сами допустили, что их, словно на базаре, как коров и свиней, покупают.

И еще я вот что тебе скажу, и это самое главное: если шлюхам будет жизнь малиной казаться, то каким примером это послужит честным, порядочным женщинам? Для наших жен, сестер, дочерей? Это мое личное мнение. Ты можешь с ним не соглашаться.

— А как тебе, старик, Мария Магдалина? — поинтересовался Герман. — Помнишь, как Христос сказал горожанам, желающим забить падшую женщину камнями, что пусть в нее кинет камень тот, кто сам без греха?

— Я вижу, мы спорим о разном. Ты что, оправдываешь продажную любовь?

— Да нет, что ты. Просто ты уж слишком резко их осуждаешь.

— А я вообще урка резкий, — засмеялся Феликс. — Люблю жесткие позиции: или грудь в орденах, или жопа в шрамах, третьего не дано. И кстати, та женщина, за которую заступился Мессия, не была проституткой, она просто изменила своему мужу…

— Просто изменила мужу? А это, по-твоему, нормально?

— Ну, братан, мы с тобой сейчас совсем в дебрях морали заплутаем.

В это время Люберецкий, уставший от застолья, провозгласил:

— Братва! Банкет продолжается!

Колян прибавил звук музыки. Девушки выпили по последней рюмке и проследовали к сдвинутым столам.

Пресловутая сцена ждала их. Новоиспеченный режиссер вновь начал осуществлять свои сексуально-порнографические фантазии.

Ох уж этот Колек! Холуй холуем. Шестерка. Своей подобострастной услужливостью смог приблизиться к довольно узкому кругу воротил теневого бизнеса. Но место свое он знал.

Шоу достигло кульминации. Весьма опьяневшие «актрисы», разгоряченные спиртным и сексом, по собственной воле предавались бесстыдным импровизациям. В буйстве этой вакханалии трудно было различить, где чьи ноги, руки, попы, груди. Доставив удовольствие зрителям и себе этой феерией пьяных лесбийских чувств, Колян решил приблизить естественный финал. Он поставил девочек в ряд каждую в позицию «партер» на четвереньки так, что их обнаженные попки были направлены в сторону зрителей.

— Лед тронулся, господа присяжные заседатели! — продекламировал фразу небезызвестного героя Колек. — Кушать подано, наслаждайтесь.

С трудом дождавшись приглашения, первым к ряду округлых ягодиц, пыхтя, устремился Константин Семенович, расстегивая на ходу непослушную молнию ширинки.

Следом за ним косолапо засеменил Гена Боров. Тут же под шумок к одной из попок попытался пристроиться и сам Колек. Но неожиданно раздался рык Жоры.

— Куда же вы, гоблины, так торопитесь?

Все резко тормознули свой похотливый рывок.

— Совсем нюх потеряли. Про субординацию забыли. Мы еще с братками Феликсом и Германом себе по заднице не выбрали, а вы уже спешите свой кочан попарить. Тормозните малость. — И, обратившись к Феликсу и Герману, добавил: — Ну что, братаны, выбирайте. Красота-то какая. Какие задницы вам приглянулись?

— Старик, ты уж не обессудь. Больно я утомленный для такой мощной групповухи. Если не возражаешь, я откинусь в одной из комнат с теми двумя, которые в ванной последствия стресса смывают, — сказал Герман.

— А я-то думаю, что они там так долго, не пора ли экзекуцию повторить? Ну да ладно, братуха. Какой базар. Забирай, конечно. Все мое — твое! Ну, а коль неласковые будут, ты их сюда обратно гони. В общий, так сказать, воспитательный процесс. Ну а ты. Фил, как?

— Да ты за меня не беспокойся, — устало махнул рукой Феликс. — Что-то мне сегодня оргия не всласть. От усталости еле на ногах стою. Глаза слипаются. Пойду в свободную комнату, малость подремлю, а потом, если желание возникнет, выдерну какую-нибудь из вашей групповухи.

— Что-то ты, братуха, сдаешь свои позиции, — заулыбался Жора.

— Посмотрел бы я, как тебя на баб тянуло, если бы ты двое суток не спал.

С этими словами он пошел искать себе место для отдыха, а Герман направился к ванной. Отворив дверь, Герман заглянул внутрь. Девушки испуганно обернулись. Две пары глаз, одни заплаканные, другие грустно-благодарные одновременно посмотрели на него.

— Ну что, удобно устроились? Не отсидели свои мягкие места на краю ванны? Пошли со, мной.

— Туда, ко всем? — со страхом спросила юная путана.

— Ну, если настаиваешь, — улыбнулся Герман. — А если нет, то можете остаться со мной.

— Спасибо! Ты просто прелесть! — сказала та, что постарше, и поцеловала Германа в мочку уха. — Надеюсь, ты в нас не разочаруешься… — многозначительно добавила она.

Удалившись в отдельную комнату и заперев за собой дверь, они присели на огромную, как аэродром, кровать.

СЛАДОСТРАСТИЕ ВТРОЕМ

В то время когда младшая, а ее звали Лина, разливала «Джим Бим» и колу по бокалам, Рита, так звали старшую, опустилась перед сидящим на кровати Германом на колени и, лукаво улыбаясь, начала расстегивать его рубашку. Расстегнув все пуговицы, она прильнула губами к его волосатой груди. Покрывая ее поцелуями, Рита опускалась все ниже и ниже. И когда горячие губы коснулись низа его живота, дыхание ее участилось, а руки инстинктивно потянулись к брючному ремню. Быстрыми и умелыми движениями расправившись с застежкой, она еще быстрее расправилась с ширинкой. Нырнув туда рукой, молодая женщина извлекла на свет твердую мужскую плоть.

— Какой же ты у меня красивый, какой большой и твердый. Какая горячая, большая головка… — шептала Рита, обращаясь к фаллосу, ласкала его губами и языком, со страстью впивалась в него, поглощая до самого основания.

У Германа невольно возник нелепый вопрос: как он там весь помещается? Но как раз в данный момент его меньше всего занимал конкретный ответ. Пусть это останется загадкой мастерицы высококлассного минета.

Маргарита сменила страсть на нежность. Ее озорной язычок бегал по стволу напряженного члена, плавно переходя на внутреннюю часть бедер, а потом вновь поднимался выше и блуждал по волосяному покрову нижней части живота.

Герман в блаженном кайфе от такого удивительного орального искусства откинулся на спину и ласково запустил руку в пышные пряди Ритиных волос. Он гладил ее локоны, которые иногда закрывали от его взора ее лицо.

Брюки спали с его колен на щиколотки, и он одним махом освободился от них. Девушка вновь заглотнула его плоть. Ее стремительные движения становились все чаще и чаще, все быстрее и быстрее, и тут настал кульминационный миг. По телу Германа пробежала сладостная дрожь, все мускулы напряглись. Из донельзя напряженного члена в нёбо девушки брызнула мощная струя животворной влаги. В это же мгновение прозвучал удовлетворенный, глухой стон Германа, и одновременно с ним неподдельно застонала сама Маргарита. Она слегка сбавила темп и с жадностью поглотила горячую влагу всю без остатка. Маргарита наконец-то оторвалась от Германа и мутными от наслаждения глазами посмотрела на него.

— Ты доволен, милый?

— А ты как думаешь? Ты просто волшебница секса! Умница.

— И я довольна твоим красавцем. Между прочим, я даже кончила вместе с тобой. А это, скажу честно, бывает совсем не часто.

Все это время Лина тихо, но восторженно наблюдала эту сцену. И кураж, с которым ее подруга нежно обрабатывала Германа, непроизвольно передался ей. Желание овладело ее существом. От былого страха и унижений не осталось и следа. Она почти вплотную приблизилась к занимавшейся любовью паре и, держа бокал виски вспотевшими от волнения руками, наблюдала за ними. Маргарита, оторвавшись от Германа, повернулась к ней:

— Ну, что ты уставилась, дурашка? Поди, уже сама жаждешь отблагодарить своего спасителя! Не стесняйся. Присоединяйся к нам. — И, протянув руку, она дотронулась до влажного лона Лины. — Сильно, однако, тебе хочется! Но нашему герою необходима временная передышка. Иди ко мне.

Она нежно потянула к себе слегка растерявшуюся, но послушную Лину и усадила ее рядом на мягкий ковер. Погладив ее белокурые волосы, Рита ласково повалила девушку на спину и стала целовать ее упругие, еще девичьи груди, губами оттягивая и нежно покусывая набухшие соски.

— Ты до конца расслабься, девочка, лишь при полном расслаблении ты получишь настоящее наслаждение.

Лина, вняв совету своей старшей подруги, в совершенстве владевшей таинствами искушения, в невероятном блаженстве закрыла глаза, отдаваясь потоку захлестнувшего ее сладострастия. А неутомимая искусительница овладевала ее телом все больше и больше, заставляя партнершу покориться немереной активности ее сексуальной натуры.

Герман, развалившись на кровати, с возбуждающим любопытством наблюдал эту эротическую игру. Две нимфы, два обнаженных стройных тела как бы олицетворяли собой некую особо чувственную нежность. Потягивая налитое Линой виски, он почувствовал легкое щекотание в своем инструменте. Скосив глаза, заметил его приподнятое настроение. Через несколько мгновений его член уже был готов к бою. Он активно рапортовал об этом своему хозяину. Герман внял его стремлению, поставил на пол бокал и положил руку на плавно покачивающуюся перед ним, открытую во всей своей прелести попку Риты. Попка слегка вздрогнула, и почти сразу же на его руку легла свободная рука обладательницы умопомрачительных ягодиц. Эта рука настойчиво звала его руку углубиться в свои вожделенные чертоги. И когда его пальцы коснулись любовной влаги, он не выдержал. Его младший друг, давно напряженно стоявший, указывал точно вверх на незажженную, хрустальную люстру.

Герман опустился к стоящей на коленях Маргарите и, обхватив ее бедра, с силой вогнал в нее свой жаждущий фаллос. Она вскрикнула, но резкая боль так же мгновенно прошла, как и возникла. Одновременно с ее криком послышался сладострастный стон Лины, накатившийся на нее оргазм полностью поглотил ее. Она с закрытыми глазами внимала внезапно нахлынувшему удовольствию.

Тем временем Герман активными, мощными толчками входил в Риту. Изогнувшись, как кошка, она синхронно двигала бедрами в такт партнеру.

— А теперь твоя очередь, милая, приласкать нас, — сладострастно прошептала Рита. — Поцелуй нас там…

Помогая рукой Лине проскользнуть между ногами партнеров, она определила место для головы своей младшей подруги. Губы Лины оказались под активно действующим поршнем из человеческих органов, мужского и женского. Столь близкого и сильного восприятия полового акта она никогда не испытывала. Обхватив руками бедра Германа, она с трепетом прильнула к влажному стыку двух человеческих тел. Это было нелегко при их постоянном движении. Но зато как было изумительно и всепоглощающе в откровенности своей вновь открытое сексуальное чувство. Все трое слились как бы в единое целое, пульсирующее от наслаждения, живущее только им в этот восхитительный миг. Герман положил одну руку на ягодицу Риты, другую же руку отвел назад и стал ласкать и теребить влажное лоно увлекшейся Лины.

Синхронность движений трех действующих персонажей сей эротической пьесы была удивительна и непроизвольна. Движения Германа становились все более неистовыми. Их совместные стоны, общее учащенное дыхание сплетались в некую своеобразную оду богу Эросу. И вот накал страстей достиг своего апогея. Их совместный оргазм наступил одновременно у всех троих — одного самца и двух самок.

Развалившись на кровати, они, расслабленные, внимали удовольствию, волнами пробегавшему по их телам.

Утомленная страхами, нервным напряжением и новыми, прежде неизведанными ощущениями, Лина незаметно отправилась в царство Морфея — повелителя сна. Герману почему-то спать не хотелось. Сонное состояние, постоянно сопутствующее ему в застолье, рассеялось благодаря активному усердию и фантазиям Риты. Она же сама, как ни странно, на вид не усталая и не пьянеющая, наполнив бокал Германа и свой очередной порцией виски, смешала его с кока-колой. Протянув бокал молодому человеку, Рита негромко поинтересовалась:

— О чем ты задумался?

— Да так, понемногу обо всем и ни о чем конкретно, — после небольшой паузы изрек Герман. — Вот, например… У меня возникает риторический вопрос. Почему такая неординарная и обворожительная красавица, как ты, занимается столь гнусным ремеслом? Ведь могла бы, наверное, сделать какую-нибудь приличную карьеру. Например, в шоу-бизнесе. Или, по крайней мере, удачно выйти замуж за какого-нибудь достойного человека.

— В этом бренном мире не все так просто, как кажется. Но прими мою искреннюю благодарность за добрый комплимент, — заметила Маргарита.

— Искреннюю благодарность, — передразнил Феликс. — Охотно принимаю. Представь себе, слышал я множество историй от так называемых твоих коллег по бизнесу, но все-таки я не против поинтересоваться и твоей. Любопытно не потому, что ты сама гораздо лучше, привлекательнее и ярче многих твоих соратниц по ремеслу. Хотя, в общем-то, так оно и есть.

— Ну, ты уж так совсем меня захвалишь. Смотри, загоржусь. А насчет моей истории… — Она немного задумалась. — Истории о том, как чистая девочка Маргарита докатилась до такой жизни? Так изволь. Если тебе, конечно, не лень познакомиться с моей биографией. Но, поверь, моя история ничем особенным от множества других не отличается. Так же грустна и тривиальна. Итак…

ИСПОВЕДЬ ПРОСТИТУТКИ

Родилась я в небольшом провинциальном городке, в Белоруссии, в самой что ни на есть обычной семье. Мать преподавала в школе географию, а отец преданно посвятил свою жизнь родному заводу, где работал токарем и гордился своим «почетным» пролетарским происхождением. Будучи ударником труда в цехе, дорогой папочка ударно потрудился и на брачном ложе, создав помимо меня еще двух братишек и сестренку. Не скажу, что семья сильно нуждалась, но семейного бюджета с трудом хватало от зарплаты до зарплаты. Мой папа был «самых честных правил», конкретный типаж своего поколения. По крайней мере, он сам так убежденно считал. Посему, в отличие от своих товарищей, запчасти с завода не воровал. Мама, добрейшая женщина, была закоренелой моралисткой и нас, своих детей, впрочем, как и своих учеников, стремилась воспитывать в жестких рамках.

Из четырех детей я по счету была третьей и самой одаренной, по мнению маминых коллег, учителей нашей школы. Учеба мне давалась легко, особенно гуманитарные предметы, из которых я более всего жаловала литературу. Позже, в старших классах, это увлечение переросло в увлечение театром, и практически все свободное время я пропадала в нашем школьном самодеятельном театральном кружке. Дома же к моим занятиям никто не относился серьезно.

Зато наш художественный руководитель Сергей Степанович души во мне не чаял и, восхищаясь моим юным талантом, предсказывал головокружительную карьеру. Я к этому времени стала превращаться из гадкого утенка, как многие девочки переходного возраста, в прекрасную птицу — лебедя. Точь-в-точь как в сказке Андерсена. Это перевоплощение, так же как и дарование юной артистки, было замечено моим бесценным, внимательным художественным руководителем. Глазастый малый. А так как я была в него тайно влюблена, как и большинство девочек нашего школьного театра, то в десятом классе, после непродолжительного романа, насыщенного стихами и прочей романтической дребеденью, коей привыкли кружить головы малолеткам взрослые кавалеры, я неожиданно потеряла девственность. Впрочем, на этом останавливаться не буду. Не стоит. Зачем бередить воспоминания о наивности и непосредственности, так похожие на элементарную глупость? Словом, в начале моего сошествия с Олимпа чистоты и целомудрия я оставалась достаточно непорочной…

Закончив общеобразовательную школу с приличным аттестатом, окрыленная верой в свой театральный талант, я устремила свой наивный и жаждущий взор не куда-нибудь, а на столицу, на Москву, на ГИТИС.

Но, увы, не всем удается уберечь свои романтические надежды от краха. Не всем суждено родиться Золушками.

Не пройдя на третий тур творческого конкурса, я оказалась перед выбором своего дальнейшего пути. Следующего шага.

Распутье, на котором стояла неудачливая абитуриентка, имело, в сущности, всего лишь две дороги: зацепиться в столице или вернуться домой, в глухую провинцию. Перспектива периферийной жизни после увиденного в Москве казалась настолько безысходной и мрачной девочке с широкое раскрытыми глазами, что, несмотря на ущемленное самолюбие, мое все еще полное розовых надежд сознание принялось судорожно искать возможные варианты.

В те уже далекие дни мое непорочное воображение никак не могло представить меня на панели. Даже самая случайная мысль об этом показалась бы кощунством. Боже, как я была наивна!

Не сомневаясь в своей счастливой звезде и сделав ставку на смазливое личико и стройную фигуру, я решила попробовать себя на поприще фото— модельного бизнеса.

Было начало девяностых. Перестройка и демократия создали новые возможности. В Москве появилось несколько модельных агентств. Обойдя большинство из них, максимум, что я сумела получить, — это дружелюбные улыбки и неопределенные обещания о возможном дальнейшем сотрудничестве. Во многих агентствах мои данные и координаты были внесены в реестр, в компьютер. Но я не сдавалась. Усердно обивала пороги. Мое упорство в итоге вроде бы вознаградилось.

В агентстве с тривиальным названием «Красавицы России» меня заприметил щегольского вида молодой человек, который, как оказалось, входил в руководство фирмы. Звали его Алексей.

Побеседовав со мной на общие темы и задав несколько формальных вопросов, он протянул свою визитную карточку:

— Позвони мне, пожалуйста, завтра, во второй половине дня. Мне кажется, для тебя я смогу что-нибудь придумать… — доверительным тоном закончил он.

На следующий день я получила работу. Не скажу, что она целиком соответствовала моим амбициям, но все же позволяла снять квартиру и покрывать расходы на мое существование. И продолжать надеяться…

Естественно, я не подписывала сногсшибательных контрактов и мое лицо не украсило обложки модных журналов. В большинстве случаев мои обязанности в агентстве сводились к тому, что я, как и прочие модели, занималась тем, что разбавляла своим присутствием различные презентации, фуршеты и прочие мероприятия, на которые нас заказывали клиенты. Мы вручали цвета, подарки и попросту составляли свиту желающим. Все гонорары уходили в основном агентству, а нам доставались жалкие крохи. Но многим нашим ровесницам и такие гроши показались бы весьма внушительными. Подруги из моего городка, провинциальные девчонки, о таких деньгам только мечтали.

Помощь Алексея, как я догадалась позже, не была бескорыстной. Я вошла в круг его фавориток и вскоре, как и следовало ожидать, оказалась в постели моего благодетеля. Конечно, я была не единственной его пассией. Его ложе периодически посещали и другие девушки, но к своим любимицам он относился особенно дружелюбно и наилучшие халтурки по работе подбрасывал именно нам, что обеспечивало сравнительно безбедное существование.

Впрочем, как мужчина он был мне достаточно интересен. Хотя я знала, что у него не одна, наши отношения воспринимала как любовные. Даже умудрялась ревновать его, дуреха, считая его, несмотря ни на что, своим любовником. А поскольку с другими девицами отношения он специально не афишировал, то наши взаимоотношения я считала вполне нормальными. Но все это была лишь вершина айсберга…

Увы, фаворитки у профессионального ловеласа и акулы модельного бизнеса не постоянны. На смену одним неминуемо приходят другие. Новые. Свежие.

Я заметила, что отношение ко мне Алексея изменилось. Он стал меня игнорировать. На мероприятия, которые считаются более престижными и лучше оплачиваются, меня стали приглашать гораздо реже. Он явно охладел к моей персоне, что сказывалось не только в постели, но и в получении престижной работы. И конечно, настораживало…

И вот однажды, на удивление, вопреки общей тенденции почти не давать мне приличной работы, я была приглашена на презентацию одной фирмы, с высокой оплатой. Фирма казалась солидной и преуспевающей. В числе приглашенных были достаточно известные люди из коммерческой сферы и шоу-бизнеса. После формальной торжественной части состоялся обильный фуршет, во время которого меня и еще двух девушек подозвал Алексей.

Указав на одного обрюзгшего коммерческого магната с маленькими, маслянистыми глазками, он объявил, что мы должны сопроводить его и его компанию на загородную дачу. Что, дескать, все это — продолжение мероприятия. И добавил, что мы получим щедрые добавочные премиальные. Тон Алексея давал понять, что это одно из тех предложений, от которых он не рекомендует отказываться. Алексей объявил, что для фирмы эти клиенты очень важны, и недвусмысленно намекнул, чтобы мы с ними были очень и очень ласковы.

Честно говоря, я была шокирована столь откровенным предложением. Но, посмотрев на реакцию своих подружек, поняла, что аналогичные просьбы для них не в новинку. Догадавшись, что в случае отказа я окажусь на улице без работы и без средств к существованию, безропотно согласилась.

Я знала, на что шла. Меня это пугало. Но перспектива потерять хотя бы то, что у меня было, оказалась страшней, и я поехала, куда мне указали. Это был первый шаг на пути моего последующего падения.

Опущу подробности того, что произошло на этой даче. Все достаточно ясно и без лишних слов.

Первый шаг неизбежно повлек за собой следующий.

В дальнейшем подобные предложения мне от агентства повторялись все чаще и чаще. Я входила в постоянный, стабильный ритм. Так сказать, в рабочий режим. Нелепо скрывать, что большая часть всех моделей обычно предназначается для подобного рода развлечений состоятельных людей. Лишь для неизмеримо малой части девушек существовала фантастическая надежда вырваться из этой трясины, всплыть со дна этого бизнеса на поверхность да еще удержаться на плаву. Мало кому повезет вкусить сладкие плоды и сливки этой профессии. Такова мрачная изнанка модельного бизнеса.

Подавляющее большинство, в том числе и я, вынуждено всеми мыслимыми и немыслимыми способами ублажать нужных хозяевам клиентов. Грязно. Противно. Но, к сожалению, альтернативы не существует. Остается лишь слабая, призрачная надежда на какую-нибудь эфемерную случайность. Единственная надежда — на пресловутую сказку о Золушке.

Так настал в моей молодой жизни тот реальный и циничный промежуток времени, когда происходит переоценка ценностей: нежно-розовые цвета, плотно соприкоснувшись с повседневной грязью, приобретают грязно-серый оттенок.

Я была милой, доверчивой девочкой. Что плохого я сделала людям? Зачем они рушат весь мой сказочный мир, мой мираж? Может, я слишком много хотела от жизни? В чем же я так страшно ошиблась? Может, сделала неправильный шаг? Но зачем крушить мои иллюзии, принципы и идеалы?

Увы, мир жесток! Ответов он мне не давал… Он просто молчал…

Депрессивное состояние стало моим постоянным спутником. Где же ты, мой сказочный принц? Принц на белом коне. Когда же ты спасешь меня от этой злой обыденности? Увы, принца все не было. Горизонт был пуст.

Надежды угасали. Постепенно это склизкое состояние стало настолько угнетать меня, что пришлось искать другие пути выхода из моей тупиковой ситуации. Пути, которые бы вели меня в мир эфемерный и придуманный, но туда, где я еще могу обрести радость и покой…

Именно так, помимо спиртного, я открыла для себя наркотики. Началось с небольших и редких доз кокаина. Хотелось взбодриться, поднять жизненный тонус и попросту уйти от гнетущей действительности.

Постепенно дозы становились все больше и больше. Хотелось нюхать этот манящий белый порошок все чаще и чаще. В действие вступила сила привыкания.

Денег уже не хватало. Приходилось занимать. Но чем плохи долги — берешь чужие, а отдавать приходится свои. Свои же должны откуда-то появляться.

Вот так, нежданно-негаданно, я полностью погрузилась в это нехитрое ремесло. Чтобы покрывать денежные траты на кокаин и таблетки экстази, мне приходилось как минимум два-три раза в неделю выходить на охоту за похотливыми клиентами.

Охотилась в ночных клубах. А там уж как посчастливится. В каждом клубе или казино существует давно сбитый костяк постоянных работниц сферы сексуальных услуг. Зачастую приходится отстаивать право работы на территории в злобных перебранках или даже в потасовках с конкурентками. Но и это не самое гнусное.

В каждом престижном заведении имеются типы, курирующие этот секс-бизнес. Увы, за рабочее место положено платить. Проценты, которые каждая путана отстегивает сутенеру, составляют большую часть полученной суммы, а то и две трети. «Сердобольные» сутенеры изымают деньги у девушек сразу после того, как те договариваются с клиентами, мотивируя свои действия тем, что встречаются некоторые клиенты, которые, попользовавшись проституткой, отбирают у нее все имеющиеся в наличии деньги. На место работы они едут облегченные. Свою долю девчонки, как правило, получают на следующий день.

В свою очередь сутенеры раскидывают эти деньги по разным направлениям: подкармливаются администрация заведения, охранники и менты. Российская братва отошла от этого бизнеса, в отличие от своих коллег за рубежом. Там проституция считается одним из основных столпов криминального бизнеса, помимо торговли наркотиками, оружием и деятельности, связанной с азартными играми. У нас же в России, из-за специфики отечественного криминалитета, то есть того, что в вашей среде называют понятиями, этот бизнес для братвы стал очень хлопотным.

— Ну ты оригинальная женщина! — прервал ее исповедь Герман. — Мне об этом рассказываешь. Ну поучи, поучи меня понятиям.

— А почему нет? — продолжила Маргарита. — Во-первых, провести разборку по какому-либо конфликту, связанному с проститутками, между вами, то есть братвой, считается недостойным серьезной братвы и малореальным. Во-вторых, пацанам надоело с ментами воевать за эту сферу деятельности, которая все же им, ментам, гораздо ближе и родней по жизненным принципам…

— Да, у них принципиальное сходство, — вставил Герман. — И те и другие продажные.

Но Рита не обратила на реплику своего собеседника никакого внимания и продолжила:

— Взять, к примеру, улицу Тверскую. Там, как тебе, наверное, известно, уже давно все местные «мамочки» работают с милицией. Деньги проходят огромные. Этих специальных точек в подворотнях и переходах не счесть. А в каждой примерно от тридцати до шестидесяти девочек. Малолетки в основном из бывших братских республик. Из ближнего зарубежья. Тарифы там поменьше, чем в ночных клубах, но пробиться в престижное заведение удается далеко не каждой. Вот и стоят несчастные дурашки и в дождь, и в мороз за пресловутые сто — сто пятьдесят долларов. Из коих «мамочке» нужно заплатить третью часть и своему сутенеру столько же. Что остается самой — нетрудно подсчитать. И это в лучшем случае. Негусто, если учесть, что, бывает, всю ночь впустую отстоишь. Либо, что еще хуже, бандиты на «субботник» загребут. Разумеется, на халяву и наверняка с проблемами. Но на «субботник» могут и сами же менты забрать. С этими еще похлеще. Они еще наглее и беспредельнее бандитов раза в два.

Благо мне везло и на Тверскую я старалась никогда не выходить, лишь только в самых крайних случаях. Ведь, разумеется, в цивильных заведениях и работа престижней, и заработок выше. Да и торг там уместен. Начинаешь клиента разводить долларов эдак с четырехсот-пятисот. Но если он окажется несговорчивым или утро близится, то постепенно опускаешь цену. Однако порог — не ниже двухсот. И то в редких случаях. Но у этих заведений один основной недостаток — «рыбными» они являются только в пятницу и в субботу. В будни же они, как правило, полупустые. А когда среди недели деньги кончаются и кокаин нестерпимо манит, то уж ничего не поделаешь — приходилось порхать по Тверской. В конце концов, ведь бывает еще хуже. Вот, например, разные там вокзальные дешевки. Их вообще за несколько долларов купить можно. Но и качество, разумеется, соответствующее. Таких, в общем-то, и проститутками назвать сложно. Так, шмары замусоленные. Это самая низкая ступень. Ступень, ниже которой лишь бомжихи. Но, впрочем, что о них говорить…

Вот так текла моя шальная, совсем невеселая жизнь. Днем — работа в агентстве. Ночью, по необходимости, — на панели. Постепенно моя карьера на так называемом модельном поприще стала рушиться. Зачастую я приходила на работу не в подобающей форме. Моя недавно яркая внешность поблекла. Взгляд либо безумно шальной, либо тусклый и бессмысленный. Раньше хоть и редко, но удавалось позировать фотографу, сняться в какой-либо рекламке. Теперь же, критично осмотрев себя в зеркале, я с горечью сознавала, почему меня почти перестали приглашать в качестве профессиональной модели.

Приглашать меня на различные мероприятия начали гораздо реже. Вскоре и вовсе скрывать мое пристрастие к наркотикам стало сложно. На фуршете, посвященном юбилею одной из нефтяных корпораций, я попросту вырубилась. Потеряла сознание то ли от передозировки, то ли от каких-либо примесей в кокаине. Попала в больницу. Естественно, после этого случая меня вежливо поперли из агентства. Так что из двух моих профессий осталась лишь одна. Теперь я полностью принадлежала панели и кокаину.

Неизвестно, на какой глубине дна закончилась бы моя биография, возможно, наркологической лечебницей, а возможно, и женской исправительной колонией — по предложению своих новых знакомых, типов отмороженных и грязных, я попробовала свои силы в работе с клофелином. Ты наверняка слышал о клофелинщицах, которые подсыпают клиенту в бокал определенную дозу клофелина. После чего тот вырубается, засыпает. А ты, в свою очередь, обчищаешь его как липку. Если в квартире есть что-нибудь ценное, то к тебе на помощь приходят твои дружки, и тогда уже выносится все подчистую.

Так вот. Эта операция с клофелином два раза у меня проскочила. А на третий раз я прокололась. То ли неправильно дозу рассчитала, то ли с клофелином обманули, не то подсунули, но дело в том, что через короткое время клиент очнулся. Я же, обшмонав его карманы и забрав все ценное, хотела покинуть гостиничный номер, но была застигнута потерпевшим у самых дверей. Благо клиент при понятиях оказался: хоть и отметелил меня, как положено, так, что неделю из дома выйти не могла, но ментам не сдал. Пронесло меня, бедолагу. А то пришлось бы мне, как вы говорите, топтать зону несколько лет.

После этого случая с клофелином я завязала и вновь вернулась к своей прежней панельной жизни. И вновь: наркотики, наркотики и наркотики.

Но, как видно, в этой жизни грешнику иногда достается соломинка для спасения. Тот шанс, за который нужно ухватиться обеими руками. Вот, видно, и мне мой ангел-хранитель надумал кинуть спасательный круг.

В одном небезызвестном тебе казино я, как обычно, вела рыбалку на живца, которым была я сама. Прожорливой рыбкой должен был стать клиент, которого я подкадрю.

Час уже был поздний или, вернее сказать, ранний, судя по тому, что часовая стрелка приближалась к четырем утра. Я заприметила одиноко играющего за столом рулетки мужчину средних лет. Он не был трезвым, но и не сильно пьяным. С безразличным видом выставляя фишки, он тут же их проигрывал. Легкая досада была заметна лишь в уголках его губ.

Подсев к нему, я пропела несколько дежурных заученных фраз. Что-то про изменчивую фортуну, с которой я, дескать, на короткой ноге и непременно принесу ему удачу.

Пристально посмотрев на меня, мужчина недолго помолчал и без каких-либо приветствий просто спросил:

— На красное или на черное?

— На черное, — эхом ответила я.

Он много фишек поставил на черное, а остальные расставил на те цифры, которые с задором продиктовала я.

И о чудо! Бывает же такое! Он выиграл около четырех тысяч долларов. После этого, сказав, что истинный игрок должен всегда уметь вовремя остановиться, он на глазах разочарованного крупье сгреб все фишки.

Через несколько минут мы сидели в баре и потягивали джин с тоником. Он не любил много говорить. Зато замечательно умел слушать. Воспользовавшись этим, я плотно присела ему на уши. Мои старания увенчались успехом. Отстегнув мне, не торгуясь, нагло запрошенные мною пятьсот долларов, он устремился к выходу.

И вот мы уже мчались по направлению к моему дому.

Вообще, как правило, я избегала водить клиентов на свою квартиру, но этот друг меня к себе чем-то расположил.

После бурной ночи мое расположение к нему выросло еще больше.

Утром, уходя, он протянул мне триста баксов и сказал, чтобы я продлила аренду квартиры. Подумав, он добавил еще двести баксов, сказав, что это на продукты. Потом, внимательно посмотрев на меня, мой неожиданный благодетель объявил просто и ясно, но достаточно весомо и строго, чтобы на съем я больше не выходила. А он, дескать, вечером придет снова. Ты поймешь меня, если скажу, что спорить с ним вовсе не хотелось. Более того, мне это было чертовски приятно.

Так странно началась моя совместная жизнь с Сергеем. Он отучил меня от наркотиков очень быстро. Просто поставил жесткое условие. Ослушаться его я не смела, несмотря на ужасное состояние в первые четыре дня. Первые дни без наркотиков. Кто это проходил, тот поймет. Ломало тело и душу. Выворачивало всю изнутри. Хоть и не было той страшной ломки, что бывает от героина, но и моих ощущений было достаточно для полной меланхолии и упадка сил.

Постепенно мои муторные ощущения стали ослабевать. Наконец я практически вошла в колею обычной жизни. Я была страшно благодарна Сергею за то, что он своей подавляющей волей заставил меня избавиться от наркотической зависимости. Я и сама не заметила, как по уши влюбилась в этого немногословного человека.

Жили мы неплохо, и в достатке. Деньги у Сергея водились, и, естественно, мне не приходилось ломать себе голову, где их взять или идти ради них на унижения. Я практически все время проводила дома, что мне нравилось: так осточертели любые увеселительные мероприятия и заведения.

Я занималась хозяйством, готовила еду, читала, смотрела телевизор и все время ждала Сергея, который часто уходил, бывало, на два-три дня. Как правило, он возвращался с деньгами.

О том, чем он занимался, я догадывалась… Лежащий в тумбочке пистолет, недвусмысленного вида типы, часто заходившие к нам, не оставляли сомнений в его криминальной профессии. Он был налетчиком. Его бригада в основном занималась разбойными нападениями на офисы и квартиры новых русских, которых они именовали лохами, а менты — терпилами. В подробности я не вникала, а он о них и не распространялся. Так принято.

Беседуя с друзьями, он всегда просил меня удаляться на кухню.

В повседневной жизни, в быту, Сергей относился ко мне внимательно и нежно. Мне наконец-то показалось, что я счастлива, что все прошедшие унижения остались в прошлом и растаяли как туман, что настала нормальная, похожая на семейную, жизнь.

Но счастье имеет свойство быстро кончаться. Через полгода его убили…

После его ухода на очередные «гастроли» прошло пять дней. А он обещал через пару деньков вернуться. Ни звонка, ни весточки. Сердце мое закололо от страшного предчувствия.

Через некоторое время пришли его друзья и рассказали мне, что Сергей был застрелен в перестрелке с враждебной группировкой. Они мне дали денег, пытались говорить какие-то успокаивающие слова и заверили, что отомстят за его гибель. Но я их уже не слышала…

Смутно помню, как прошли похороны. Все проплыло передо мной как в болезненном сне.

Некоторое время меня навещали его приятели. Приносили деньги, продукты и разные безделушки. Никто, как и принято в вашей среде, никогда не посмел позволить себе даже малого кокетства по отношению ко мне. Вскоре закончились и их визиты. Как я потом слышала, часть из них перестреляли, а часть посадили.

Опять я осталась одна. Денег хватило на несколько месяцев. И вот я снова перед выбором. А выбор-то у меня был небольшой.

Я вернулась к своему старому ремеслу. Снова клубы, казино, дискотеки. Вновь опостылевшие клиенты. Но другого выхода я не видела. Я не смогла себя заставить пойти работать на какую-либо фабрику или завод. Работу же с приличной зарплатой подыскать трудно. И вот я опять на панели. Как говорится, каждому свое. «Пахарю пахарево, а кесарю кесарево» — как гласит старая поговорка.

Глупо надеяться, что судьба снова подарит мне шанс. Что я вновь встречу своего принца. Как хотелось бы иметь семью, детей, свой домашний очаг. Но, увы, жизнь полна разочарований. Это только со стороны кажется, что если у человека привлекательная внешность и какие-никакие мозги, то ему постоянно будет везти. Но любому человеку, а особенно, я считаю, женщине хорошенькой и неглупой, как воздух, необходима удача. Подарок судьбы. И главное, она должна суметь этим правильно воспользоваться…

Вот сейчас, рассказывая о своей жизни, я вижу перед собой замечательного молодого человека, который внимательно меня слушает, и у меня сам собой напрашивается вопрос. Может, это и есть тот самый случай, которому суждено снова круто изменить мою жизнь? Если бы у меня появился такой человек, как ты!.. С трудом в это верится… Но если бы это было так, я бы могла быть очень преданной, послушной и заботливой… Не важно кем. Подругой, любовницей или просто близкой знакомой. Я тебя так мало знаю, но мне почему-то этого бы очень хотелось. Наверное, все это глупость, сущий вздор. И я, думаю, не нужна тебе ни в каком качестве. Так ведь?

Грустно улыбнувшись, Рита вопросительно взглянула на Германа. Он ей ничего не ответил. Герман лежал на высокой подушке, закинув руки за голову, и смотрел в потолок. Слева, уткнувшись ему в бок, мирно посапывала Лина.

УДАРЫ БЕЙСБОЛЬНЫХ БИТ

Издалека, из гостиной глухо слышались пьяные возгласы и хохот резвящейся компании. У участников оргии явно открылось второе дыхание, так как уехавшие по заданию Германа ребята вернулись — слышно было, как подъехал джип. Судя по их бодрым голосам, а громоподобный бас Комода сложно было не узнать, очередной выезд закончился успешно. Герману следовало спуститься и поинтересоваться подробностями проведенной разборки, но ему не хотелось это делать, и он отложил эту миссию на утро. Ведь и так было понятно, что у них все в норме.

Герман не ошибся. На самом деле приехали люди Феликса, посланные им по просьбе директора ночного клуба. Помимо Комода и Гоши, на дачу Люберецкого подтянулся еще Сергей с веселой кличкой Кипиш. Он получил свое погоняло за безудержную экспансивность. Где бы он ни появлялся, везде начинались суматоха и движение. Невысокий и худощавый, по темпераменту он был холерик и вся натура его была живой и неутомимой.

Год назад он заработал титул чемпиона Москвы по боксу в среднем весе и тоже являлся членом бригады Феликса.

Чикаго, доселе дремавший в одной из комнат, услышал, что прибыли его ребята, и вышел к ним.

— Ну что, бродяги, как прошло мероприятие? — поинтересовался он.

— В общем-то, как обычно, босс, — улыбнулся Сема Комод. — Как и рассказывал Диего, малолетние кавказские отморозки в дупль оборзели. Облюбовали наш клуб и каждый вечер стайкой прибивались там. То девчонок грязно домогаются, то драку учинят. На сотрудников клуба наезжают, хамят в полный рост. Главное, пару недель назад Кипиш подъезжал в клуб и предупреждал их о последствиях. Так ведь, Кипиш?

— Было дело, шеф. Заезжал, предупреждал, объяснил по-русски, что к чему. Да видно, неруси плохо поняли, — подтвердил Сергей слова своего кента. — Продолжали быковать. Оборзевшие хари. Но сегодняшняя ночка им надолго запомнится. В клубе они больше не покажутся. Ну пусть Комод расскажет.

— Ну, короче, подъехали мы к клубу на трех машинах. Кроме меня было еще десять человек. Трое остались около машин, а остальные взяли бейсбольные биты и поднялись в клуб. Беспредельные нарушители спокойствия сидели в ресторанном зале клуба, сдвинув три стола. Было их около дюжины. Они нагло себя вели и что-то громко орали на своем языке. Церемониться мы с ними не стали. Ворвавшись, как ураган, мы пустили в действие наши добрые биты. Отмолотив всех, мы стали партиями выволакивать их на улицу. Разговаривать с ними было не о чем. Какого хрена с ними разговаривать, если они не понимают русского языка или делают вид, что не понимают, или наглые такие. Кто был более борзой, того успокоили дополнительными ударами.

Но тут произошел неожиданный случай. Один из кавказцев, который возбухал меньше своих товарищей, тихонько поковылял к своей машине и вытащил из бардачка пистолет. Я в этот момент стоял шагах в пяти от него. Кавказец, недолго думая, попытался разрядить в меня обойму. Он несколько раз выстрелил, но то ли был сильно обкуренный, то ли просто Господь, надо мной сжалился… Ни одна пуля меня даже не задела. Я стоял ошарашенный и оторопело смотрел на беспредельного стрелка. А в это время Кипиш как ужаленный подскочил к кавказцу и со всего маху рубанул по руке, державшей пистолет. Потом, отбросив биту, он стал долбить моего убийцу-неудачника такими жесткими ударами, что превратил его морду в кровавое месиво. С трудом оттащили Кипиша от наглого чурбана, а то бы забил до смерти.

— Слушай, Сэмэн. Так ты сегодня заново родился! — удивленно и радостно воскликнул Феликс. — Вот так, не знаешь, где упадешь. Получается, что ты был на волосок от гибели. Это, видно, Господь дал тебе свое знамение. Надо будет сегодня в церковь съездить. Свечки поставить. И не куда-нибудь, а в Сергиев Посад. Ну а Кипиш — красавчик, молодец. Получается, и он поучаствовал в твоем воскрешении с того света. Ну слава богу, — Феликс перекрестился, а потом обнял Сережу Кипиша, Сему Комода, а заодно и Гошу. — Ну а теперь по рюмашке водочки. За успешное завершение мероприятия и второй день рождения Сэмэна, — промолвил Чикаго, разливая всем по рюмке водки.

Все бодро выпили и закусили солеными огурцами и квашеной капустой.

— А что со стрелявшим чурбаном сделали? — спросил Феликс.

— Этого урода, босс, мы отвезли в подвал. А старшему из кавказцев дали срок трое суток привезти пятнадцать косарей зелеными. По штуке с рыла. Мы еще по-божески их приговорили, — хмыкнул Сережа Кипиш. — Другие бы пацаны выписали бы им штрафняк не менее тридцатки.

— На получалово людей побольше возьмите. Сделайте полный сбор. Вооружитесь получше, — инструктировал Феликс. — А то от этих ублюдков чего угодно можно ожидать. Ну, короче, вам это не ново. Технику знаете… Ну а теперь расслабьтесь. Попейте, поешьте. Телок потрахайте. А я пойду прилягу.

— Да меня что-то тоже на телок не тянет, — задумался Семен. — Грех это. А меня сегодня Господь спас от гибели.

— Ты посмотри, каким Сэмэн праведником стал, — засмеялся Кипиш.

— Ну че ты, в натуре, Серега. Просто настроение такое, — засмущался Комод.

— Ну как знаешь, браток. А мы с Гошей слегка попарим кочаны, — потер руки Кипиш и, опрокинув очередную рюмку водки, вместе с Гошей пошел к девушкам.

ЧЕСТЬ СМОЛОДУ

Герман, выслушав повествование Маргариты о своей жизни, разлил по бокалам содержимое бутылки и с нескрываемой жалостью посмотрел на рассказчицу. Он толком не знал, что ей говорить, но понимал, что высказать свою точку зрения он должен. Герман осознавал, что Рита ждет этого, что ей это нужно. Но лукавить ему не хотелось. Недолго помолчав и нащупав какую-то мысль, он промолвил:

— Ты знаешь, пойми меня правильно, девочка. Не в том суть, что прошлое твое такое грязное. И слова твои о будущей благоверности вполне убедительны. Дело совершенно в ином. Дело во мне. Кто-то из великих изрек, что могут понять и оценить истинную чистоту лишь достаточно извращенные люди. Повидав жизнь в разных ее проявлениях, вкусив секс во всем его богатстве и разнообразии, я в итоге понял, насколько важно для меня женское целомудрие. Я — грешник. А посему моя душа истово стремится в кристально чистые дали. Иной раз хочется вырваться из нашей грешной жизни и умчаться совершенно в иную жизнь, полную любви, света и непорочности. Как бы смешно это ни звучало, но даже мне, видавшему виды, хотелось бы повстречать на своем пути юную, непорочную деву. В своем роде принцессу. Ведь не только женщинам свойственно мечтать о принцах. Но, увы, поскольку это все утопия и возвышенные фантазии вряд ли смогут воплотиться в реальность, приходится продолжать существование в этом реальном, противоречивом, но настоящем мире.

Герман глотнул виски и внимательно посмотрел на Маргариту. Та глядела на него широко открытыми глазами и с интересом слушала.

Герман сделал еще один глоток и продолжил:

— Судя по твоей истории, куда ни кинь, во всем, увы, виновата лишь ты сама. Стремясь удовлетворить свои жизненные амбиции и желания, ты пыталась с наскоку покорить все немыслимые вершины и, естественно, при этом спотыкалась и больно падала. А выхода из сложившейся ситуации искала наипростейшего. Ведь нет ничего проще, чем все время продавать себя. Ведь это не требует усилий и большого труда. Ты хотела легкого и задаром. Но так никогда не получается. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке.

Слабость, которую ты проявила, и допущенные тобой ошибки оставят неизгладимую печать на твоем сознании, на твоей душе. Именно это заставило скатиться тебя до того уровня, на котором ты находишься и который осознаешь.

Что же тебе сказать про нас с тобой? Невзирая на то что ты мне очень симпатична и даже чем-то запала в душу, связать свою жизнь с тобой я бы не смог. Даже простив все, что у тебя было до меня, я никогда, слышишь, никогда не смогу этого забыть. Рано или поздно нахлынет на меня поток мерзко обжигающих воспоминаний, что сделает нашу совместную жизнь невыносимой. Но не все мужчины похожи на меня. У многих жизненные понятия гораздо проще.

Не знаю, как насчет сказки о принце, но сберечь надежду, что на твоем пути встретится нормальный человек, способный понять, простить, а главное, полюбить тебя, просто необходимо. И ищи его не на панели. Притча о «красотке», роль которой сыграла Джулия Робертс в голливудском фильме, уже не актуальна и вышла из моды. Так вот, малышка, попытайся собрать все силы и покончить со своим ремеслом. Рано или поздно, ты все же сможешь обрести свой реальный шанс. Я не проповедник и далеко не моралист, но все же верю: фортуна улыбается достойным…

Завязывай. Решись и завязывай. Я буду очень рад встретить тебя через некоторое время и узнать, что ты смогла выбраться из этого болота. Я хочу посмотреть в глаза достойной, свободной женщины. От всей души желаю тебе удачи, Рита. А пока не поминай меня лихом. Оревуар.

Герман оделся и, выходя, на прощанье послал воздушный поцелуй. Он торопился. График этого дня был довольно насыщен. Накинув кожаный плащ, он вышел на крыльцо дома.

Стояло морозное зимнее утро. Сквозь вращающиеся снежинки слабо пробивалось солнце.

ВОЗМЕЗДИЕ

Спустя два месяца после этой бесшабашной, страстной и откровенной ночи Герман вошел в ночной клуб «Метелица».

Скинув пальто в гардеробе, он поднялся на второй этаж и присел за стойку бара. Публика только начинала собираться, а посему играла негромкая музыка, создавая ненавязчивый звуковой фон. Герман хотел согреться и заказал себе коктейль «Б-52».

Бармен тремя ровными слоями налил три компонента: бейлиз, болуа и куантро. Зажигалкой он зажег верхнюю часть коктейля, и из фужера полыхнуло небольшое синее пламя. Пододвинув коктейль Герману, он одновременно протянул ему пластмассовую трубочку. Весь шик заключался в том, чтобы через трубочку, до того как она оплавится огнем, успеть одним залпом втянуть содержимое коктейля в себя. Верному поклоннику «Б-52» это удалось виртуозно. По телу пробежала горячая волна.

— Повтори еще, — обратился Герман к бармену.

— С удовольствием, — вежливо ответил бармен и принялся колдовать над напитком.

В это время на барный стульчик рядом с Германом присела голубоглазая блондинка с вызывающим декольте.

— У вас, молодой человек, отменный вкус, — кокетливым тоном промолвила она. — Я тоже обожаю этот коктейль.

— Вас угостить? — вежливо поинтересовался Герман.

— Не смею отказаться от столь любезного предложения такого галантного кавалера, — не без лести произнесла она.

— Бармен, сделай две порции, — удвоил заказ молодой человек.

— А вы сегодня один? — поинтересовалась блондинка.

— «Я сегодня один, я — человек-невидимка, и сажусь в уголок. Сижу, словно в ложе, и очень похоже, что сейчас будет третий звонок», — ухмыльнувшись, Герман процитировал строчки из репертуара группы «Машина времени».

— Вы такой душечка. Как вас зовут?

Герман нарочито поднял бровь и представился:

— Граф Калиостро, к вашим услугам. Можно проще, Джузеппе Бальзаме.

— А если честно?

— А какая разница. Ну, например, можешь звать меня Германом.

— Очень приятно. Это, кстати, красивое имя более реально. А меня зовут Лолита.

— Боже мой, Лолита, как ты выросла! — съязвил Герман. — Ведь героине романа Набокова было, по-моему, всего лет двенадцать-тринадцать.

— Время идет, и я росту, — отшутилась Лолита.

— Лолита, можно я задам тебе один, слегка резкий и фривольный вопрос? Прости за прямоту, но я вижу, что ты меня кадришь. Ты путана или вдруг, случайно, нет?

— Ну как тебе сказать… Случаем, и да и нет. Прежде всего, я девушка. Я учусь в университете, и мне нужны деньги, а поэтому приходится иногда идти на компромисс со своей совестью и спускаться на панель.

— Но, увы, в данном случае у тебя, к сожалению, облом. Я не твой клиент.

— Прости, пожалуйста, но, может быть, тебя интересуют мальчики?

— Больше никогда не задавай такого вопроса, — строго предупредил Герман. — Я люблю девочек, но я не люблю их покупать. Разумеется, дело не в деньгах. Дело в том, что я не хочу процедурой покупки унижать в своих глазах женщину. Все ЭТО должно происходить по обоюдному желанию.

— А я считаю, что все в этом мире продается. И чем эта профессия отличается от множества других? Вот, например, ученый продает свой мозг, крестьянин — свои руки, певец — свой голос. Кстати, один мой клиент, пожилой профессор-культуролог, рассказывал мне, что в древнем мире, то ли в Греции, то ли в Риме, точно не помню, был такой храм, где жили красивейшие девушки, которые должны были удовлетворять желания любого мужчины, который туда заходил. Отсюда и пошло выражение «жрицы любви». А были еще гетеры, красивые, умные и образованные… Ты слышал про Таис Афинскую?

— Читал. Это произведение Ивана Ефремова, — ответил Герман и заказал у бармена апельсиновый сок.

— Так ответь же мне. Отчего же я, представительница древнейшей профессии, не могу продать свое тело?

— Да потому, что любовь — это нечто высокое и чистое и это не продается. Я не хочу показаться напыщенным, но считаю, что не все в этом мире продажно. Например, я не продаюсь.

— Но это смотря как посмотреть. Все в мире относительно.

— Но это уже чистой воды демагогия. С такими приемами полемики можно забрести в дремучие джунгли, а выбраться из них будет весьма сложно.

— Тогда можно взглянуть на проблему иначе, — не унималась Лолита. — Ну, например, почему обеспеченный человек не может просто помочь девушке материально?

— Почему не может? Очень даже может. Но это зависит исключительно от его желания. И не забывай, что у нас равноправие полов. Вот вы все презираете альфонсов. Мерзкие типы, я согласен. Но, поверь, продажная женщина, живущая на средства мужчин, отличается от них немногим.

— Да у вас целая теория, как я погляжу. Вы такой умный и интересный.

— Я же представился, меня зовут граф Калиостро.

— Может, вы позволите, ваше сиятельство, заблудшей овечке поболтать со столь неординарной личностью?

— Почему бы и нет. Еще по коктейлю?

— Спасибо.

Через некоторое время Герман поинтересовался у своей собеседницы:

— Слушай, а ты, случайно, не знаешь одну девушку по имени Маргарита? Такая стройная шатенка с серо-зелеными глазами? У нее еще маленькая родинка под мочкой левого уха.

Лолита изменилась в лице. Она резко помрачнела, черты как-то вытянулись и заострились.

— Да, я знала ее. Мы с ней часто общались. Но она… Ее уже нет…

— Как нет! Она куда-то уехала? Лолита помолчала, а затем промолвила:

— Можно и так сказать… Но уехала туда, откуда не возвращаются…

— Не говори загадками, — прервал ее Герман. — Где она?

— Она погибла. Бедная девочка. Такая хорошая была, и такая страшная смерть.

— Как это произошло? — Лицо Германа окаменело.

— А ты разве ничего не слышал? Здесь столько разговоров об этом было…

— Нет, не слышал. Рассказывай.

— Ее убили. Убил один маньяк. Извращенец и садист. Случилось это пару недель назад. Познакомился он с ней здесь, в «Метле». Щедро заплатил, и они поехали к ней на квартиру. Что этот гад с ней там проделывал, трудно представить. Но через два дня ее труп обнаружили там, весь изрезанный какими-то знаками, с выколотыми глазами и вырезанным сердцем. Руки и ноги ее были прикованы наручниками к спинке кровати. Во рту был кляп из ее же трусиков. Страшное зрелище. Жуткие пытки. Она так мучилась, бедняжка. — На глаза Лолиты навернулись слезы.

Глаза у Германа тоже повлажнели.

— Эту сволочь, этого гада, — продолжила девушка, — вскоре задержали. На его счету оказалось еще несколько трупов. Почерк был один и тот же. Жертвами его были, как правило, проститутки. Сейчас все наши девчонки в ужасе. Уезжают только со знакомыми клиентами. Говорят, эта мразь находится в следственном изоляторе «Лефортово». Там он, в больнице, косит под психа. Я бы в такую мразь зубами вцепилась. Вырвала бы каждую его жилу. Мразь, какая мразь! — уже не сдерживаясь, зарыдала Лолита.

— Да… мразь… — задумчиво произнес Герман.

Он пододвинул девушке стакан воды, рассчитался с барменом и, попрощавшись, вышел из клуба.

О чем думал Герман, догадаться было сложно. В голове его царил сплошной бардак. Ему было безумно жаль Маргариту. Она явно чем-то затронула его душу. Сейчас это ощущалось неоспоримо .сильней.

Он винил себя за то, что мог бы без труда помочь девушке как-то устроить свою жизнь, но вместо этого прочитал ей высокоморальную проповедь. А если бы он помог ей, то ничего бы этого не произошло и она осталась жива. Но кто же знал!

А эта гнида, эта садистская мразь, валяется себе уютно на больничной койке.

Вот кем должны заниматься компетентные органы. Именно им следует бросить все силы и использовать все возможности на поимку и уничтожение подобных оборотней. Их нужно на месте рвать на куски. Убивать мучительно и жестоко, без всякого суда и следствия, а не заниматься всякой чепухой и формализмом. А тут еще ввели мораторий на смертную казнь…

И эта мразь жива…

Прошло два дня, а Герман не мог найти себе покоя. Что-то мучило его и терзало. Не выдержав, он набрал телефон Феликса и сказал, что им необходимо повидать друг друга.

— Слушай, старик. У тебя есть люди, которые могли бы помочь проникнуть в «Лефортово», за любые деньги? — спросил Герман у Феликса при встрече.

— Ну, брат, ты загнул, — удивился Феликс. — Ладно бы в «Бутырку»… Но в «Лефортово»… Это, братуха, задача из разряда научной фантастики.

— Старик, безвыходных ситуаций не бывает. Всегда есть какой-нибудь вариант… Тем более, я же сказал, любые деньги.

— Деньги… Деньги… Человек в «Лефортово», — задумался Феликс. — Есть у меня кое-кто на примете. Надо хорошенько подумать…

— Так давай же думать! Есть одна мразь, это…

Утром следующего дня медсестра открыла дверь одиночной палаты больницы следственного изолятора. За ней вошел вертухай. Приблизившись к койке пациента, она издала ужасающий крик. На койке лежало, прикованное наручниками за руки и за ноги к кровати, бездыханное тело маньяка. Его гениталии были отрезаны и запихнуты в полость его же рта, а на груди виднелась отчетливо вырезанная надпись. Это было всего лишь одно слово: «Мразь»!

ДЫХАНИЕ ПАРИЖА

Вид с Эйфелевой башни поражал красотой открывающегося ландшафта. Залитый солнцем Париж с высоты птичьего полета был отчетливо виден как на ладони.

Башня, построенная знаменитым инженером Гюставом Эйфелем, некогда поражавшая воображение конструкторским размахом, авангардно выделялась на фоне окружающего ее архитектурного ансамбля. В свое время сама идея строительства башни вызывала бурные протесты парижан, не без основания считавших, что она не вписывается в складывавшийся веками силуэт этого древнего и прекрасного города. Особенно протестовали выдающиеся деятели искусств — писатели, художники, поэты. Директору выставки они выдвинули категоричный манифест: «Работники искусств против башни Эйфеля!» Но, несмотря на ярые протесты французской богемы, башня все же была построена.

Украсившее Марсово Поле ажурно-металлическое трехсотметровое сооружение постепенно покорило людские сердца. Она утвердилась как незыблемый символ Парижа наряду с Лувром, Нотр-Дамом и Триумфальной аркой. Даже старина Мопассан, будучи одним из самых ее ярых противников, нашел оригинальную возможность обедать, не видя из окна этого, по его словам, «безобразного скелета». Он попросту решил трапезничать в ресторане… на самой Эйфелевой башне.

Герману нравилось это место. Он любил долго стоять на третьем, верхнем, ярусе, любуясь французской столицей, и размышлять о разных важных и не очень, а то и вовсе пустяковых вещах. Он обожал Париж. Его особую атмосферу, его особый дух, пропитанный историей, временем и романтикой.

В последнее время Герман посещал столицу Франции довольно часто. Его французские деловые партнеры, открывшие в Москве филиал своей корпорации, приглашали Германа для решения тех или иных вопросов. Эти поездки были для него не в тягость, и он редко от них отказывался. Французская фирма занималась продажей одежды, парфюмерии и косметики некоторых ведущих производителей и являлась крупнейшим поставщиком этих товаров на российский рынок.

В компетенцию Германа входили прежде всего вопросы безопасности бизнеса. Увы, безопасность — это основная проблема иностранных бизнесменов— инвесторов и импортеров в страны СНГ. Многим из них на собственной шкуре пришлось убедиться, что бизнес по-русски имеет весьма специфические особенности: чреват различными форсмажорами и всевозможными мошенническими вариантами, так называемым кидалом.

Однако российский рынок продолжал притягивать их как магнит, и неудивительно. Только здесь, по западным меркам, они могут получить баснословные прибыли. Жадность и тяга к наживе во все времена шли с родом людским нога в ногу.

И именно они являются тем естественным стимулом, заставляющим западных капиталистов, спотыкаясь и набивая шишки, по-прежнему стремиться в наши чертоги. И зачастую они становятся потенциальными жертвами наших хитромудрых и закаленных жизненными трудностями соотечественников. Если, конечно, иностранные буржуины не успеют вовремя и удачно позаботиться о своей безопасности.

Не секрет, что имеется в виду, когда речь идет о защите интересов бизнесмена, — известное понятие «крыша». В основном ее обеспечивали криминальные структуры.

Но все чаще и чаще в этот «охранный» бизнес стали вмешиваться так называемые «мусорские крыши». Состояли они, как правило, из сотрудников правоохранительных органов, которые по своей сути были наглее и беспредельнее, чем российская братва. Используя доверие страны, вложившей в их руки оружие и власть, они чувствовали за своей спиной гарантированную защиту

Повязанные между собой круговой порукой в своей среде, лишенной каких-либо правил и законов морали, которая в определенной форме все же именовалась у их оппонентов, то есть у преступных группировок, «мусорские крыши» бесчинствовали вовсю.

Преступная среда хоть не маскируется — преступная она и есть преступная. Там правит достаточно простая жизненная формула, диктуемая капризами судьбы — либо пан, либо пропал. Либо сорвал куш, либо сел в тюрьму, а то и попросту пулю проглотил.

У милицейских же «блатняг» все совершенно иначе. Задница со всех сторон прикрыта погонами, от чего и рождается чувство безнаказанности. А вслед за ней уверенной поступью шагает беспредел.

Как грибы после дождя, появились многочисленные охранные структуры. Они по роду своей деятельности, помимо официально зарегистрированной охраны, осуществляли, разумеется, за дополнительную плату в виде черного нала услуги иного характера. Эти услуги именовались «крышевыми».

Таким образом, прекрасно закамуфлированные структуры все равно так или иначе находились под полным контролем либо криминальных сил, либо ментовских.

О ГЕРМАНЕ

От правоохранительных органов Герман был далек. Но и матерым уркой его назвать было нельзя. Хоть он неплохо шарил по понятиям и развести рамсы мог не хуже любого прожженного жулика, но все же идти по чисто блатной стезе ему было сложно. Грязных пятен в биографии и косяков, с точки зрения понятий, за ним не значилось. Но тюремного прошлого тоже. Что весьма немаловажно среди сиделого братства, арестантов.

У Германа за плечами было высшее образование. Он окончил факультет психологии, очень xoрошо разбирался в истории и философии, и поэтому в большинстве спорных вопросов ему удавалось беспроигрышно одерживать верх. Все это, дополненное талантливой феней, производило неизгладимое впечатление на друзей и оппонентов.

Жаргон Герман изучил и освоил давно, еще в юношеские годы. Тогда, молодым пацаном, благодаря своим боксерским навыкам, а боксу он посвятил шесть лет, был приглашен в ватагу отчаянных дворовых босяков, промышлявших уличным гоп-стопом в темных улицах города. Трусили всяких барыг. Выслеживали по наводке в ресторанах, барах или других злачных местах. Прослеживали до подходящего места, технично налетали, вырубали. Затем, профессионально обшмонав карманы, сняв котлы и рыжье, то бишь часы и золото, молниеносно растворялись в пространстве.

Деля между собой добычу, считали себя справедливыми грабителями. Они были уверены в том, что всего-навсего экспроприируют экспроприируемое, отбирают нажитое нечестным путем, да к тому же тянула пацанов блатная романтика, чувство опасности приятно щекотало нервы.

Но все эти иллюзии молодого сорвиголовы о справедливых приключениях однажды растаяли в один миг как утренний туман. Темным поздним вечером прижали они в подворотне слегка подвыпившего типа, по предварительной наводке работника торговой базы. Мелькнул жесткий хук справа, и ондатровая шапка слетела с седой головы потерпевшего. Сам он рухнул в снег. В то время когда разъяренные подельники Германа дорабатывали его ногами в ответ на неловкие попытки отбиться тростью, Геша, отойдя в сторону, заметил оголившийся под штаниной протез. От какого-то омерзительно склизкого ощущения у нашего героя перехватило дыхание. Щемящее чувство совести сдавило горло. Это ощущение еще больше усилилось, когда в лунном свете мелькнули планки боевых наград. Сначала Герман оцепенел и растерялся. Но мгновение спустя уже распихивал своих товарищей, самозабвенно обирающих жертву.

— Назад! Тормоза, я сказал!

— Ты че! В чем дело? Ты че погнал, браток?! — недоумевали удивленные подельники.

— Я сказал! Назад! Он же фронтовик! Он же воевал! У него же нет ноги! Что, совсем озверели? Отвалите от него!

— Ну, браток, ты точно погнал! Что, в натуре, самый милосердный? Ну и что, что воевал? Он же барыга. Нам же наколку дали. Да и при капусте он.

— Слышь! Барыга или не барыга, я не знаю. А то, что воевал, вижу. Трусить этого деда никто не будет! Усекли?

Усекли-то они, конечно, вряд ли. Но, посмотрев на сжатые бойцовские кулаки своего товарища, спорить не стали. Выражая негодование, недовольно бубня себе что-то под нос и вяло матеря Германа, они растворились с места происшествия во тьме закоулка. Герман, подняв с земли старика и подав ему трость и шапку, вслед за кентами покинул подворотню.

С этого злополучного дня наш герой полностью разочаровался в мнимой справедливости и романтике подобных акций. Как ни подходи, с какой стороны ни посмотри, все это — грязь и корысть. Разочаровавшись, он отошел от шальных похождений и грабежей. Многие приятели его попали кто в малолетку, кто, в зависимости от возраста, на взрослую зону, и тянули свой срок в местах не столь отдаленных.

Потом была армия. Служба десантником в группе советских войск в Германии. Затем университет параллельно со спортивной карьерой. Потом открытие хозрасчетного спортивного клуба, где он — мастер спорта по боксу и неплохой специалист по у-шу — организует секцию модного тогда кикбоксинга.

Тренером Герман был толковым. Ученики его уважали. Он умел профессионально влиять на людей, а посему подопечные слушались его беспрекословно, в точности соблюдали все предписанные им правила. А вследствие этого и упорного труда не замедлили сказаться и положительные результаты. Многие его бойцы стали с лета брать еще кустарные в то время чемпионаты по кикбоксингу. А заодно и по некоторым восточным единоборствам.

Одновременно с тренерскими успехами Герман обрастал полезными знакомствами. Перестройка неслась быстрой рысью. Прошли восьмидесятые, начались тревожные девяностые.

Преступность приобретала новые, зловещие по масштабу размеры и формы. Стали появляться большие преступные группировки, многочисленные банды и бригады. Произошло разделение криминалитета на два лагеря. С одной стороны, приверженцы старой воровской идеи, с другой — новоиспеченные, спортивно-бандитские формирования. Появились новые лидеры, новые авторитеты.

Чтобы утвердиться в мире жесткой конкуренции, им требовалось периодически демонстрировать свои силы, для чего необходимо было иметь в группировке достаточное количество бойцов или, проще говоря, быков. А где черпать самые качественные ресурсы? Ну, разумеется, в спорте — в спортивных клубах, школах, секциях.

Автоматически, можно сказать, помимо своей воли, Герман снова вошел в мир криминальных конфликтов и противостояний. Учеников его клуба уже не прельщала перспектива работать на заводе или стройке. Хотелось проявить себя в более мужском, достойном спортивной подготовки деле. А куда им податься? В дискредитированные Вооруженные силы? Или в еще более дискредитированные и деградирующие органы внутренних дел? Нет уж! Фиг вам! Лучше в «братву». Престижней да и денег значительно больше.

Своего сэнсея бойцы уважали и, прежде чем примкнуть к какой-нибудь группировке, во всем с ним советовались. Зная это, многие лидеры преступных сообществ искали знакомства и предпочитали вести переговоры именно с ним. Он же, в свою очередь, тщательно взвешивал предложение и, учитывая его реальность и перспективу, а также наличность приглашающего его ребят, выносил свой вердикт. Когда предложение не противоречило его моральным принципам, Герман принимал положительное решение. В итоге он снискал большое уважение среди преступных авторитетов.

Параллельно к нему стали часто обращаться новоявленные бизнесмены, то есть новые русские — с просьбами о защите, о возврате долгов, которые законными способами вернуть было невозможно из-за глупой, бессмысленной волокиты с судебными тяжбами, дававшими, как правило, нулевой результат. Герман в просьбах не отказывал. Должники, зачастую слышавшие о нем, не желая навлечь на себя крупные неприятности, стремились побыстрее рассчитаться со своими кредиторами.

Герман старался не применять грубую физическую силу. Он пытался все объяснить словами и своим пронизывающим взглядом. Почти так же получалось и с теми, кто пытался наехать на бизнесменов, обратившихся к нему за помощью.

Когда французская фирма появилась в Москве, российскую сторону в которой представлял один толковый коммерсант, то Герману по его просьбе пришлось заняться вопросами безопасности этого проекта.

Командировки во Францию не часто были вызваны производственной необходимостью, а скорее служили знаком уважения и признательности русскому партнеру, поскольку вояжи финансировались французами. Их замечательная столица Герману очень нравилась, и он старался не обижать гостеприимных месье и наведывался в Париж достаточно часто.

Вот и сейчас, стоя на смотровой площадке Эйфелевой башни и любуясь открывающейся панорамой, он дожидался, когда в три часа дня к центральной смотровой террасе возле дворца Шайо должен подъехать Пьер Болуа, длинный сухопарый француз со своей постоянной мультипликационной улыбкой. Они планировали поехать на Монмартр, чтобы отобедать в одном из старых богемных ресторанчиков с превосходной морской кухней.

ЗНАКОМСТВО НА МОНМАРТРЕ

Подойдя к назначенному месту, Герман убедился в скрупулезной пунктуальности своего иноземного товарища. Ровно в пятнадцать часов к нему подкатил полуспортивный «Мерседес».

— Привет, Герман! — с легким приятным акцентом поприветствовал Пьер своего русского компаньона. — Ну что, опять через Елисейские поля? Делать небольшой круг? Уи. Вперед.

Они тронулись. В сторону Монмартра вели более короткие пути, но Герман предпочитал пересекать Елисейские поля. Машина миновала Триумфальную арку и устремилась по широкой улице, где располагались дорогие бутики престижных французских фирм. Дабы не нарушать архитектурный стиль, мэрия запретила здесь яркие вывески и афиши.

Даже долгая тяжба со всемирной сетью ресторанов «Макдональдс» закончилась в пользу градоначальства, и знаменитая эмблема в виде буквы «М» окрасилась не в традиционно желтый, а в белый цвет. Вокруг сновали, нарушая строгую цветовую гамму, пестро одетые туристы и весело мчались разноцветные автомобили, в большинстве своем компактные малолитражки. Экономия бензина и сложности с парковкой приучили парижан к миниатюрным транспортным средствам. Впрочем, так почти везде в Европе. А в Америке, теперь уже и в России, в моде большие автомобили. Сказывается разница в менталитете и душевном размахе.

В автомобиле Пьера с компакт-диска звучали песни Джо Дассена. Компаньоны вели непринужденную беседу. Настроение у обоих было приподнятое.

Впереди показались белоснежные купола храма Сакре-Кер, венчающего вершину холма Монмартр. И уже через пять минут друзья входили в уютное кафе…

Расположившись за столиком, они подозвали официанта, молодого черноглазого парня с красной косынкой на шее и беретом на голове. Пьер на французском заказал ему блюда из морских продуктов и бутылочку красного «Бордо».

Спустя несколько минут перед Германом появились устрицы и салат из мидий. Пьер лакомился какой-то морской рыбой и улитками, поданными в полусферическом глиняном сосуде с выемками под каждую отдельную улитку.

Подняв бокал темно-рубинового цвета с сухим, слегка терпким вином, француз провозгласил:

— За Россию!

— За Россию и Францию! — развил его тост Герман. — Чертовски люблю я эти страны!

Продолжив трапезу и отдав должное национальному кулинарному искусству, они опустошили блюда с морепродуктами. Осушив бутылочку вина за несколько тостов, друзья заказали официанту еще одну, которую тот незамедлительно принес, обернутую накрахмаленной салфеткой, и наполнил бокалы.

— А теперь предлагаю выпить за женщин! За очаровательных дам, ибо они в нашей жизни всё или почти все и вся. Если вдуматься, что мы делаем и совершаем, в конечном счете мы все делаем и совершаем ради них!

— С удовольствием присоединяюсь к твоим словам и хочу заметить, что все же самые красивые девушки — русские девушки. Это точно. Это не просто общепринятое мнение. Это лично мое мнение. Самые красивые девушки — русские. Трэбэль. Прожив полтора года в Москве, я в этом абсолютно убедился. У нас тоже есть красивые женщины, но на общее число их гораздо меньше. Увы, — высказал свое мнение француз.

— Спорить не буду. Россиянки вне конкуренции. Но и во Франции не перевелись еще красавицы. Посмотри, какая прелесть сидит справа от тебя у стойки бара, — с этими словами Герман улыбнулся смотрящей на него очаровательной голубоглазой шатенке. Демонстративно подняв в ее честь бокал, он достаточно громко провозгласил: — За вас, мадемуазель, вы чрезвычайно привлекательны!

— Спасибо. А вы, в свою очередь, чрезвычайно любезны, — на чисто русском языке ответила незнакомка и мило улыбнулась ошарашенному Герману. — Спасибо за комплимент. Приятно слышать родную речь.

Не то чтобы русские люди были на Монмартре в диковинку, но все же наш друг был приятно удивлен и слегка обескуражен. Но моментально придя в себя, он пригласил очаровательную соотечественницу за свой столик. Представился сам и представил своего компаньона.

— Марина, — сказала девушка. — Очень приятно повстречать земляков. Я в Париже уже целых три месяца. А вы откуда из России? — поинтересовалась она у Германа.

— Столичные мы, — ответил молодой человек. — В Москве сейчас обитаю.

— А я из Краснодара.

— У-у-у, почти соседка. В Москве-то я уже лет пять, а родом я из Ростова. А здесь какими судьбами?

— Переехала с отцом. Он у меня пожилой — я у него поздний ребенок. У него астма, а здесь под Парижем хорошая клиника, которую наши медицинские светила порекомендовали.

— А кто твой отец? Извини, конечно, за нескромный вопрос. Банкир какой-нибудь? Или крутой бизнесмен? Ведь не каждый может так просто взять и переехать во Францию с семьей.

— Нет, он не банкир и не крутой бизнесмен. Но человек достаточно весомый и уважаемый. Сам он не очень хотел уезжать из России. Я настояла. Во-первых, его здоровье — такого уровня клиник в мире раз-два и обчелся, а во-вторых, у меня давняя мечта — учиться в Сорбонне. Я окончила в Краснодаре два курса педагогического, отделение французского языка. Сейчас здесь занимаюсь с репетиторами. Буду поступать на следующий год. Ну, а в-третьих, в России у папы возникли определенные проблемы….

— Если не секрет, какие?

— Секрет. Я не хочу об этом..

— Извини за праздное любопытство.

— Ну а вы здесь какими ветрами? Отдыхаете?

— И да и нет. Точнее, не только. Пытаюсь совмещать приятное с полезным. У меня деловая поездка, но я с успехом сочетаю работу с активным отдыхом. Так что сразу вопрос на засыпку. Какие планы у вас на вечер?

— Ну, в общем-то, я никаких определенных планов на вечер еще не строила. А что?

— Тогда имею честь пригласить вас либо в «Лидо», либо в «Кабарет Миллиардер».

— В «Лидо» я позавчера ужинала с отцом, а вот о «Миллиардере» слышала. Говорят, это клуб парижской золотой молодежи. Там вроде клубная система. Нас пустят?

— Куда же они денутся? — самодовольно улыбнулся Герман. — Ну так что, вы согласны?

— Ну я прямо-таки не знаю, — смущенно улыбнулась девушка. — Мы ведь только познакомились.

— Но если мы не встретимся, то как же мы сможем продолжить знакомство? — игриво улыбнулся Герман. — Мне посчастливилось встретить в Париже столь милую собеседницу, и я не имею права упустить шанс нашего знакомства.

— Хорошо. Вы меня убедили, — подумав, согласилась Марина.

— В таком случае предлагаю встретиться эдак часиков в девять. Где вам будет удобно?

— Давайте на этом же месте. Мы с отцом живем сравнительно недалеко. А сейчас мне пора.

— 0'кей! Тогда до встречи. Очень приятно было познакомиться. — Кавалер галантно поцеловал ее руку. — Привет отцу.

— Спасибо. До встречи, — мило улыбнулась Марина.

НОЧНОЙ ВОЯЖ

В девять часов они встретились на условленном месте.

Марина сменила свитер и облегающие джинсы на вечерний брючный костюм. Стильный, от кого-то из популярных кутюрье, он соответствовал ее вечернему макияжу. Она казалась еще более привлекательной, чем днем.

Герман был одет в светло-бежевый костюм от «GUCCI» и черную шелковую рубашку. Молодые люди хорошо смотрелись рядом друг с другом, и сопровождающий Германа Пьер заметил:

— Мадемуазель! Мсье! Вы замечательная пара! By ву регардэ тре бьен. Как это? Хорошо смотритесь!

— Спасибо за комплимент, — ответила Марина.

Молодые люди сели в автомобиль и устремились навстречу приключениям. В вояж по ночному Парижу.

Охранник у входа в клуб, увидев гостей, приветливо заулыбался и, оттеснив других желающих попасть вовнутрь, пропустил нашу компанию.

Сравнительно небольшой зал клуба был отделан бордовым бархатом в стиле ренессанс. Людей было много, и почти все столики заняты. Несмотря на это, обходительный менеджер подошел к вошедшим и проводил их к зарезервированному столику у сцены.

Марина с некоторым удивлением отметила, что ее кавалера все знают и относятся к нему с уважением. Многие подходили к столику и почтительно здоровались с Германом и его компанией. Официант принес аперитивы. На сцене продолжалась программа. Девушек, танцевавших канкан, сменяли сексапильные стриптизерши, а их в свою очередь модные танцевальные группы.

Публика была респектабельная и явно обеспеченная. Молодые люди отличались дорогими изысканными туалетами и аксессуарами. Вели же себя они весьма свободно и раскрепощенно. Похоже, члены клуба были знакомы между собой или, по крайней мере, знали друг друга в лицо. Не считая, конечно, множества приглашенных гостей.

Пьер общался со своими французскими друзьями и подругами, а Герман был поглощен беседой со своей новой знакомой. С употреблением мастерски приготовленных аперитивов настроение из хорошего и веселого становилось еще более хорошим и веселым.

У входа возникло оживление. В зал вошел рослый пожилой человек с крупными чертами лица и крупным носом. Его сопровождали две высокие девицы. Многие посетители подходили к нему и радостно приветствовали.

Марина, всмотревшись во вновь прибывшего гостя, воскликнула:

— Ну это же!.. Ну…. Как же….

— Депардье? Он часто сюда захаживает. Старый повеса. Любитель увеселительных заведений.

Депардье был изрядно навеселе и обнимал щебечущих ему в уши красоток. Его усадили за столик невдалеке от нашей компании. Официант мгновенно принес бокалы и извлек из ведерка со льдом бутылку шампанского «Дом Периньон». Наверное, вкусы клиента были ему известны. Умелым, профессиональным движением он открыл бутылку и наполнил бокалы. Невнятно сказав какой-то тост, актер опрокинул содержимое бокала в себя. Официант, изучив привычки своего клиента, тут же наполнил его бокал вновь. Второй бокал последовал за первым.

— Депардье — верный друг и поклонник Бахуса. Он может без труда проглотить огромное количество алкоголя, как будто внутри у него бочка. Хотя, по его виду, наверное, так и есть. — Герман засмеялся. — Но он добрый малый. Народ его любит.

— Ну, конечно! Он просто душечка! — воскликнула Марина. — Я его обожаю. Его и Бельмондо. Бельмондо особенно! Он вообще что-то! Многим девчонкам нравятся смазливые красавчики типа Алена Делона и Жерара Филиппа. Но разве можно их сравнивать? У Бельмондо столько юмора, иронии, сарказма.

— Если хочешь, можем как-нибудь посетить театр Жана Поля Бельмондо.

— Правда?! Отлично! А когда?

— Я думаю, мы не последний день живем. И как мне кажется, наши встречи на этом вечере не заканчиваются. Я думаю, мы определимся, но можно хотя бы и завтра.

— Замечательно, ловлю на слове.

Клубное веселье продолжалось. Программа на сцене закончилась, громко заиграла музыка, и начались танцы. И на этом поприще Герман приятно удивил свою новую знакомую. Он оказался достойным партнером, а ведь Марина несколько лет занималась хореографией и весьма недурно танцевала.

Проведя еще некоторое время в клубе «Кабарет Миллиардер», компания, к которой прибавились еще несколько знакомых и два автомобиля, устремилась дальше. Их путь лежал в популярный дискоклуб «Куин», находившийся на Елисейских полях.

Здесь обстановка была совершенно иной. Чопорной, нафуфыренной публикой даже не пахло. Толпа была яркой и разношерстной. Здесь находились, помимо мажоров, различные панки, тинэйджеры и туристы со всех концов света. Громкая кислотная музыка поглощала весь гигантский зал. Световая аппаратура мигала, сверкала и слепила лучами. Лишь солидная доза алкоголя спасала людей от шизофрении в этой гремящей, мерцающей атмосфере. Поэтому снова выпили, потанцевали и через час покинули шумный дискоклуб.

Ночное турне на этом не закончилось. Наша компания посетила еще несколько различных заведений. Лишь к утру, уставшие от беспрерывного движения и злачных заведений, они устремились в сторону Монмартра.

Герман проводил Марину до самого дома. Это было старинное четырехэтажное строение с крохотным сквериком у фасада.

— Вот здесь мы и обитаем. На втором этаже. Вот эти окна справа.

— Отец не будет бранить за столь раннее возвращение?

— Нет, я с детства очень самостоятельная. Ему приходится мне доверять.

— Ну и хорошо. Извини, что не очень активно приставал… Как-нибудь исправлюсь. Не взыщи за излишнюю скромность, — сострил Герман. — Встречаемся завтра, как договорились. Пока. Спокойной ночи. Точнее, утра.

— Тогда и встречаемся не завтра, а сегодня вечером. Спасибо за приятное времяпрепровождение. Оревуар.

ЗНАКОМСТВО СО СТАРЫМ ВОРОМ

Прошло четыре дня. Роман Германа и Марины развивался и обретал какие-то романтические черты, наверное, из-за особой атмосферы Парижа.

Герман нравился девушке. Помимо привлекательной внешности, он обладал яркой индивидуальностью и сильным характером. Он всегда принимал правильное решение. Умел ловко предугадывать события и желания. Умел красиво говорить и внимательно слушать. Много рассказывал ей интересных и познавательных историй. Много знал о Париже и охотно брал на себя обязанности гида.

В иные моменты Марина чувствовала, что повстречала того человека, которого долго ждала. И несмотря на то что знакомы они были всего ничего, ей казалось, что она знает его целую вечность.

Германа тоже как магнитом тянуло к этой очаровательной, милой в своей непосредственности девушке. На удивление самому, себе, он почему-то не спешил совершить переход от платонических отношений к интимным. Дело не заходило дальше нежных горячих поцелуев при прощании. Как ни странно, но форсировать события ему не хотелось.

Гуляя по Версалю, залитому сентябрьским солнцем, они наслаждались теплой погодой и прелестной классической музыкой, звучащей повсюду. Любовались потрясающими фонтанами, одетыми в струи сверкающей на солнце воды. Через пару недель их отключат, подготавливая к зиме. А они, в свою очередь, как бы прощаясь со своим летним сезоном, давали последние, заключительные аккорды.

— Хорошо-то как! — щурилась на солнце Марина. — Так хочется, чтобы солнечные, теплые деньки не кончались.

— Ну, в принципе, зима здесь не холодная. Не как в Москве. Хотя, прости, ты же жила на юге России. Но здесь все равно климат помягче.

— Поживем — увидим. Папе тоже так врачи говорили. Что, дескать, с его болячками этот климат ему очень подходит. Но все же, мне кажется, ему здесь скучно. Он так прямо не говорит. Но я-то вижу. Французов он чурается. Языковой барьер, да и неинтересны они ему. Правда, заезжают к нему друзья из России, но в остальное время он в одиночестве. И я, бессовестная девчонка, маловато времени ему уделяю. Стыдно. В детстве из-за долгосрочных отъездов я видела его очень редко. Но сейчас я нужна ему. И знаю что он меня сильно любит. И всегда любил. Просто таковы мрачные курьезы жизни. Так вышло, что после смерти матери, а тогда мне было всего двенадцать лет, я жила и воспитывалась у его сестры. С ним же виделась не часто. Но я его в этом не виню. Такой уж у него жизненный путь. Я знаю, что он человек добрый. Кстати, давай я тебя завтра с ним познакомлю? Тебе, думаю, будет интересно. У него богатый жизненный опыт. И ему будет приятно с кем-нибудь из земляков пообщаться. Хорошо? Так что приходи к нам завтра часика в два.

— В общем-то, почему бы и нет. Слушай, Марина, но все же, кто твой отец? Ты никогда не говорила, чем он жил? Чем занимался? Кем работал? Неужели такая страшная тайна? Может, он засекреченный агент спецслужб? Тайный резидент?

— Нет. Не резидент. Просто я не люблю афишировать род его занятий. Да и он не любит. Но тебе скажу. Не знаю, правда, как ты к этому отнесешься… — Она сделала паузу и внимательно посмотрела на Германа. — Он — вор… «Вор в законе»… Если сказать откровенно, один из самых именитых и уважаемых авторитетов преступного мира России. Надеюсь, тебя это не сильно шокировало?

— Ну что ты… Отнюдь. Очень буду рад нашему знакомству.

На следующий день в два часа Герман переступил порог Марининой квартиры. Это была не очень большая, но уютная трехкомнатная квартира. Марина встретила его приветливой улыбкой и провела в гостиную.

Там в удобном мягком кресле сидел пожилой человек. На нем были шерстяной вязаный свитер и черные домашние брюки. Голова его была совершенно седой. Слегка заостренные черты его лица, казалось, несли все тяготы прошедших лет. Ничем особенным он не отличался от обычного пенсионера, если не обращать внимание на его жесткие, даже слегка колючие глаза и очень проницательный взгляд.

Увидев молодого человека, его тонкие губы расплылись в доброжелательной улыбке. Ответив на приветствие Германа и пожав его руку, он представился:

— Георгий Максимович! Рад нашему знакомству. Дочка рассказывала о тебе много хорошего. Я верю ей. У нее хорошая интуиция. Видно, наследственное. Присаживайся, пожалуйста. Чувствуй себя как дома. — Он указал рукой на соседнее кресло.

— Спасибо. Мне тоже очень приятно познакомиться. Как вам во Франции?

— Ты знаешь, сынок, можно я так, по-простецки, поди, мои-то годки позволяют? Не возражаешь?

— Нет, конечно. Пожалуйста.

— Так вот, все здесь вроде бы и ничего. Да только слегка тоскливо. Я здесь недавно, а уже чувствуется эта, как ее, ностальгия. Вот. Все как-то непривычно. Чужой язык. Чужие нравы. Хоть и не забывают меня мои приятели, навещают, но разве хватит этого недолгого общения для русской души. Честно говоря, не усидел бы я здесь долго, если бы не обстоятельства. Да и их-то можно было бы послать к едрене фене. Вот только дочурке моей здесь жить надобно. Образование. Да и как я без нее? Единственная она у меня. Родилась, когда мне уже сорок пять стукнуло. Да и виделись мы с ней по воле злодейки судьбы, не так уж и много. Так что сейчас пытаюсь наверстать упущенное. Души в ней не чаю. Видишь, какая красавица выросла? Вся в мать. И умница какая…

— Ну ты уж, папа, совсем меня захвалил. Гляди, перехвалишь. Зазнаюсь. — Марина ласково положила руки на плечи отцу и подмигнула Герману.

— Да нет, доча, я правду говорю. Да и, думаю, молодой человек со мной согласен?!

Молодой человек утвердительно кивнул. Дескать, нет никаких сомнений. Конечно.

— Ну что, пора и за стол. Марина с утра хозяйничала, готовила все. Решила пельменями сибирскими, из заграничных продуктов, нас побаловать. Пойдем в столовую.

В столовой их ждал со вкусом сервированный стол. Накрыт он был на три персоны серебряными приборами и хорошей посудой. Среди всевозможных закусок посреди стола возвышалась хрустальная ваза с гиацинтами.

— Доча, подай из морозилки водочки, — попросил Георгий Максимович и, взяв из рук Марины покрытую инеем, запотевшую литровую бутылку, ловко открыл ее. — Кореша из России привезли. «Столичная». Кристалловская. Не признаю я ихние разные виски, джины. Вот русская водка — другое дело. — Он разлил прозрачное содержимое по рюмкам.

— Ну что, друг дорогой, земляк, как говорится, быть добру. Выпьем за Россию-матушку. Да за тебя, гостя нашего.

Они чокнулись. Выпили. Закусили. Герман в ответ поднял тост за хозяев, за их гостеприимный дом. Потом дружно выпили за красавицу Марину. Потом за друзей. Потом за тех, кого с ними нет и никогда больше не будет. За погибших и умерших. Помянули, по традиции не чокаясь и проронив несколько капель на стол, немного помолчав, продолжили застолье.

Хозяюшка подала замечательные пельмени. Они удались на славу и источали пар и аромат. Отведав русское блюдо и похвалив умелую девушку за ее стряпню, мужчины продолжили непринужденную беседу.

Говорили о том о сем. О Москве, о России. Что изменилось? Что нового? Что хорошего и что плохого принесли последние годы? Пили водку. Закусывали. Невзирая на свое крепкое здоровье, Герман почувствовал, что хмель приятным теплом и расслабленностью уже овладевает его организмом. Как ни странно, Георгий Максимович, выпивая наравне со своим гостем, ничуть не изменился в лице и речи. Все тот же разумный, проницательный взгляд. Все та же четкая манера речи. Он говорил достаточно лаконично, но своими короткими фразами ловко умудрялся выразить то, что считал нужным. Судя по всему, гость ему был симпатичен, и беседа носила самый дружелюбный характер. Герману, в свою очередь, нравилось слушать умудренного жизненным опытом человека. В его словах чувствовались острый, деятельный ум и железная, непоколебимая воля. Незаурядность этого человека была очевидна.

Отвечая на вопрос Георгия Максимовича о роде своих занятий, Герман попытался общими фразами обрисовать свою деятельность, не углубляясь в подробности и конкретику. Его пожилой собеседник внимательно слушал и позже неторопливо изрек:

— Ну, ты и намалевал так замысловато, сынок. Можно и попроще. Глаз-то у старика опытный. Я и так вижу: парень ты неплохой. И путь твой жизненный ничем паскудным, думаю, не запятнан. Сейчас трудно разобраться, кто есть кто. Кто по жизни. И к какой масти относится. Видно, твоя тропинка не вразрез нашей идет, а, скорее, наоборот, рядышком. Хоть и виду ты стараешься не показывать, я-то знаю, что ведаешь ты, кем я по жизни значусь. Дочка же вроде тебя посвятила? Ну и мне отрекаться от своей доли не подобает. Да, доля моя — воровская. Уж так суждено мне было с малых лет. Не пристало вору самому представляться, но человек ты, я чую, правильный и об идее нашей ведаешь. Видно, знаешь о том, что закон мы свой имеем. И понятия по нему свои трактуем.

— Как не знать?! — ответил Герман. — Знаю и отношусь к нему с уважением. В основе своей и по сути воровской закон справедливым началом создан. Имею общение и дружбу с некоторыми ворами. Долгих сроков я не мотал, да что греха таить, больше четырех месяцев в камере предварительного заключения не сиживал. Только до суда. Близкие помогли, вытянули. Деньгой хорошей откупали. Так что на суде оправдательный приговор вынесли. Понятия же арестантские знаю и вразрез им не иду. И не сочтите за непочтение то, что с таким любопытством интересуюсь. Как имя ваше воровское? Как кличут в народе?

Пожилой человек задумчиво ухмыльнулся. Помолчав и внимательно посмотрев на Германа, ответил:

— Отчего же?.. Секретом это никаким не является… Люди меня обзывают Макинтош. Жора Макинтош. Так и кличут уже почти полвека. Слышал, поди?

— Как не слышать!

Герман, конечно же, слышал это легендарное в воровских кругах имя. Имя, овеянное тайной и уважением в элите криминального мира. Имя как символ мученика за воровскую идею. Старый, как говорят нынче, «нэпманский вор», воспитанный на старых традициях, провел в местах лишения свободы тридцать с лишним лет. Попав на малолетку сразу после Великой Отечественной, в трудные послевоенные годы за кражу, он не сходил с этого пути всю оставшуюся жизнь. Считался одним из самых непреклонных поборников воровского закона и тех традиций, которым следовали «честняги» — честные арестанты того времени. Совершив несколько отчаянных побегов и организовав множество тюремных бунтов, он укрепил свою репутацию страстного поборника идеи.

О его преступных «подвигах», о грандиозных налетах и других непревзойденных по своей дерзости преступлениях ходила громкая молва. О его безрассудной храбрости и суровой справедливости рассказывали легенды. С каждым годом это укрепляло его и без того незыблемый авторитет.

Несмотря на жестокость и бескомпромиссность, Жора Макинтош слыл человеком по-своему даже гуманным: ходили забавные истории о том, как во время иных краж и грабежей он проявлял какое-то до странности трогательное милосердие. Мог из сострадания отдать награбленное нуждающимся. По своей натуре до денег он был не жаден.

В последние годы, разменяв седьмой десяток отошел от дел. Здоровье от долгой лагерной жизни сильно пошатнулось. Но, как было слышно, несмотря на это, он никогда не отказывал людям в решении особо важных вопросов. Рассудить всегда мог по справедливости и без компромиссов. Поэтому к нему тянулись не только воры, но и другой люд.

Когда Герман услышал прозвище старого вора, на его лице проявилось некоторое удивление — имя было громким, и молодой человек был слегка обескуражен столь неожиданной встречей.

Георгий Максимович улыбнулся и сказал:

— Вижу, ты обо мне слышал.

— Да, слышал. И немало. Не думал, что так неожиданно познакомлюсь, да еще за рубежом и, через вашу дочь.

— В народе много чего рассказывают, к тому же немало приврать умеют. Такова уж людская сущность. Ты, небось, представлял меня этим… Как его?.. Суперменом. А я — обыкновенный старик с потерянным в неволе здоровьем. — Он хрипло, но весело засмеялся. — Ну ничего, я еще поживу. Хотелось бы еще с внуками повозиться, — подмигнул он Марине.

— Ой, пап… — засмущалась девушка. — Ты уж, прямо, скажешь, рановато еще. Мне спешить некуда…

— Да и мне тоже… Потому я обязательно дождусь. Вот так-то, — погладил Георгий Максимович дочь по руке.

Завершив застолье, они перебрались в гостиную, где продолжали беседовать до позднего вечера.

КОРОНАЦИЯ МАКИНТОША

Дни в Париже пролетали быстро. Герман изрядно задержался. Проведя несколько деловых встреч по различным вопросам, он понимал, что официальная часть его поездки давно уже исчерпана и пора возвращаться в родные пенаты. К тому же звонки из Москвы по поводу текущих дел, требующих его личного присутствия, тревожили его все чаще и настойчивее. Но внезапное увлечение Мариной заставляло постоянно откладывать дату вылета.

Все дни и вечера они проводили вместе. И наверное, в Париже не осталось ни одного местечка, в котором бы они не побывали, помногу раз осматривая достопримечательности французской столицы. Иной коренной парижанин за всю свою жизнь не посетил такого количества музеев, замков, архитектурных ансамблей и монументов.

Купались в аквапарке, развлекались в Диснейленде. Побывали в провинции, посетили Замки Луары.

Им было хорошо вместе. Их отношения стали более близкими и нежными после романтической ночи, проведенной в отеле «Софитель», что в районе Дефанс, где имел привычку останавливаться Герман. Но мы опустим подробности этой феерии ярких любовных чувств, превратившей их первую ночь в сказку.

Герман часто бывал в доме у Георгия Максимовича и подолгу беседовал с ним. Много узнал о его нелегкой, достаточно мрачной и весьма неординарной жизни.

Он узнавал о том, что доводилось слышать и раньше, только гораздо подробнее и без лишних прикрас. Пожилой вор был рассказчиком немногословным, но за каждой его фразой скрывался уникальный опыт. Он говорил медленно и основательно, постоянно делал продолжительные паузы, о чем-то размышлял и часто задумывался.

Как уже говорилось выше, Жора Макинтош был вором старой формации. Еще несмышленым пацаном, вращаясь среди уличной босоты и обчищая на базарах, а также в других людных местах карманы зазевавшихся ротозеев, он достаточно быстро и успешно освоил профессию щипача.

Время было сложное, голодное. Безотцовщина. Посему беспризорное, шалопутное детство, проведенное в чертогах бараков Марьиной Рощи. Блатное окружение. Кладбищенские посиделки с гитарными перезвонами, воспевающими «прелести» тюремной жизни и обманчивой романтики. Первая кража. Потом следующая. Потом еще. И еще. Потом та, на которой замели. Потом — колония для несовершеннолетних. Первая ходка. Первый опыт арестантской жизни. Первое изучение «волчьих законов» и того, как с ними жить. Далее — привычка и умение находить правильный путь в сем лабиринте, чтобы не совершать косяков и глупых ошибок. Ибо за них здесь приходилось платить по счету очень дорого.

Эту школу выживания, эти тюремные «университеты» Жора прошел с честью. Обладая незаурядным, живым умом и достаточно сильной волей, он снискал уважение сокамерников к своей персоне. Отмотав малолетку от звонка и до звонка, через четыре с лихвой года Жора вышел на волю уже закоренелым уголовником. На свободе он долго не задержался — взяли с поличным на квартирной краже. Квартира же принадлежала одному крупному партийному работнику. И Макинтош загремел на полную катушку.

Вот как раз во время второй ходки Георгий и был коронован в вора. В «вора в законе». Когда на воровской сходке в лагере, где отбывал свой срок Жора, было решено замочить одного стукача и приговор был исполнен, кто-то должен был взять вину на себя. И сделал это Георгий.

Когда после долгого пребывания в карцере и прибавления к его сроку энного количества лет Жора снова очутился в кругу благодарной воровской братвы, была созвана очередная сходка, на которой он был коронован и получил лихое погоняло Макинтош.

Жора Макинтош слыл человеком справедливым и очень требовательным к соблюдению воровских понятий. Он всеми фибрами души и силой своего непреклонного характера стоял на страже воровского закона, который по жесткости своих требований не уступал канонам самой консервативной религиозной секты. Он соблюдал его сам и заставлял это делать всех окружающих. Его авторитет среди честных арестантов и братьев-воров рос с неукротимой скоростью. Мало какие разборки и пересуды обходились без присутствия Жоры Макинтоша.

Будучи правильным вором, строго придерживающимся своей масти, во время второго длительного заключения он застал период кровавых распрей между честнягами и арестантами новых формаций и движений — «суками», «махновцами», «дровосеками» и другими отступниками от старых воровских понятий. Немало шрамов прибавилось на его теле от острых заточек соперников-отщепенцев. Много здоровья было отнято у него в этот мрачный период. Он честно прошел и это испытание. Не был сломлен, не отступил от идеи, поборником которой являлся. Много страшного поведал он Герману о тех временах. И беспредел мусоров и отступников от воровской идеи. Жуткие побеги с многодневными блужданиями по тайге и вкус человеческого мяса, привкус которого до сих пор иногда ощущается во рту. Травля собаками и очередное прибавление срока. И еще многое другое, от чего кровь стынет в жилах.

Не было бы конца и краю его годам, проведенным за колючей проволокой, если бы не знаменитая хрущевская «оттепель». Глобальная амнистия, по воли которой Георгий вновь очутился на забытой уже свободе.

И вновь ловкие виртуозные кражи, которые заставляли хвататься за голову сотрудников правоохранительных органов. Объектами добычи Жоры Макинтоша и его отчаянных подельников становились исключительно разжиревшие на хищениях барыги — работники сферы торговли, постоянно воровавшие втихаря, прикрываясь «хлебными» должностями, нечистые на руку ювелиры, подпольные цеховики и прочие скрытые отголоски «нэпманской системы».

Не будем считать, что преступления в связи с этим можно оправдать. Но трудно не заметить, что ленинский лозунг «экспроприации экспроприаторов» к деятельности Макинтоша и его сорвиголов подходил как нельзя кстати.

Особое же удовольствие Георгию доставляло выставлять квартиры у заевшихся чиновников и партийных работников: предыдущий опыт для нашего смельчака не пошел впрок. Потом были новые отсидки, новые похождения и отчаянные до безрассудства кражи и налеты.

Ни один важный воровской сходняк не обходился без присутствия Жоры Макинтоша. Слово его было настолько весомым, что подводило черту в любом спорном вопросе. Он входил в самый узкий, избранный воровской круг и считался одним из самых значимых авторитетов. Он был близким другом ныне покойного небезызвестного Бриллианта — они провернули вместе немало громких, нашумевших дел.

Пик взлета авторитета Георгия пришелся на восьмидесятые годы, когда криминальная обстановка в перестроечной России приобрела новые черты. Считая пожилого вора человеком честным и опытным, уголовное братство приглашало его для решения самых сложных вопросов. Макинтош решал их по справедливости, не считаясь с тем, какие симпатии или антипатии он испытывал к той или иной стороне.

В середине девяностых годов Макинтош отошел от активной деятельности. Поговаривали разное: что, дескать, много снискал своей упрямой бескомпромиссностью себе врагов и его жизнь давно уже заказали беспредельные группировки; что попал в серьезную разработку правоохранительных органов. Кое-кто поговаривал, что его вообще нет в живых. Но несмотря на то что почти не мелькало его имя на вершине преступного Олимпа, оно все еще вселяло страх и трепетное уважение российской братвы.

Герман был рад новому знакомству. Он очень много важного и любопытного почерпнул для себя из общения с Георгием Максимовичем.

Как-то, разговаривая в гостиной, старый вор, затянувшись папиросой, произнес:

— Знаешь, Гера, времена сейчас совсем иные, нежели прежде. Все вокруг изменилось. И самое неприятное, что не в лучшую сторону. Сейчас я часто бываю один и долго думаю. Кумекаю о том, о сем. Как говорится, пересматриваю свою скорбную, почти уже прожитую жизнь. И все время мою душу терзает вопрос. Для чего? Для чего я прожил свою жизнь? На мой век выпало немало разного дерьма. Ради чего мне пришлось все это вытерпеть? Почти все, во что я раньше так верил и чем жил, оказывается, не стоит и выеденного яйца.

Георгий Максимович внимательно посмотрел на Германа.

Герман молча слушал. Они выпили еще по рюмке, и старый Вор продолжил свое повествование.

— Рассказываю тебе потому, что пришелся ты мне чем-то, а на людей у меня, сынок, чутье особое. Так что не обессудь, если пооткровенничаю малость. Уж больно хочется душу кому-то излить. Тому, кто поймет. А ты, я вижу, человек понимающий, разумный. Так вот. Сложно самому себе признаться в том, что все, чему посвятил свою жизнь, свою идею, которую тащил на своих плечах, все это, оказывается, мало кому нужно. Скорее, вместе с жизнью, которая стала иной, стал иным и весь преступный мир. Не скажу, что раньше не было проколов и ошибок. Раньше тоже случались грубости и перегибы. Но сейчас! Сейчас конченый беспредел. Молодежь наши законы и понятия ни во что не ставит.

Что есть понятия? Понятия — это свод определенных правил, по которым должен жить каждый порядочный урка. Они основаны на честных и справедливых вещах, принятых нашей моралью, нашим образом жизни. Образом жизни каждого, кто пошел по нашей стезе, по нашему пути. Пути честного преступника. И если ты определился, кто ты есть по этой жизни, свой путь ты тогда должен выбрать сам. И нельзя быть проституткой, метаться туда-сюда, меняя мотивы и жизненные принципы. Для этого и были созданы понятия. Для порядка. Но, к сожалению, сейчас молодежь смотрит на наши старые правила, как на нечто отжившее и никому не нужное. И по большому счету в наше время все понятия и вообще воровской закон стали просто обыкновенным прикрытием, ширмой, закрывающей элементарную тягу к наживе. Жадную тягу. Грязную. И поглощенные этой жаждой новоиспеченные мафиози используют традиции и сам воровской закон, чтобы прикрыть, замаскировать свои гнилые замыслы. Они манипулируют им так, как считают нужным. Выгодным. Извращая все самое святое. Наше святое. Все, с чем мы прожили свою жизнь. Мы — воры старой закалки. А сейчас всем на все наплевать! Лишь на зонах еще соблюдаются наши законы. Там без этого нельзя. А на воле? На воле же беспредел!

Большинство преступников конкретно замусорились. Дела обтяпывают рука об руку с ментами. Где это видано? Кто только сейчас в мафию не лезет? Те же менты и барыги разные. Братва стала какая-то барыжно-мусорская. Кто на рынке мясом торговал да покупателей обвешивал, нынче посмотришь — стрелки разводит.

Или того хлеще. Раньше ментом работал, псом сторожевым у государства, а сейчас глянешь, крышу пытается состряпать для какой-нибудь фирмушки. И тоже — на тебе, пальцы гнет. Да еще и по фене пытается ботать. Смешно до жуткого, да оскорбительно до слез. Ведь недавно еще, паскудник, людям по-гнилому руки заламывал. Да невинных засаживал, дабы птичку поставить, чтобы висяка не было. Небось, ты сам о таких не раз слышал?

— Конечно, слышал. Не только слышал, но и сталкиваться приходилось, — ответил Герман. Георгий Максимович продолжил:

— А банды, или как их там сейчас — бригады, вовсе беспредельные. Черти голимые, отмороженные, без стыда и совести. Ничего не чтут, никого не уважают. Руки по локоть в крови. Беспредельничают по-черному, пока не отстрелят их, как бешеных псов. Они столько дерьма натворят, столько людей правильных из-за них сгинет — уму непостижимо! — Георгий Максимович покачал головой. — И так везде. Изменился сильно преступный мир. Ох, сильно. Может быть, я, старик, чего-то недопонимаю? Может, все в наших кругах так изменилось, потому что просто-напросто меняется время? Приходится так или иначе приспосабливаться. Даже повременно нам на больших сходках приходилось менять те или иные установки, согласно ситуации, дабы выжить. С волками жить — по-волчьи выть. Почему, например, вор не мог иметь жены? Да потому, что свободного урку ничто не должно связывать по рукам и ногам, окромя воровской идеи. Да чтобы мусора не могли давить на жулика через близких. Но время берет свое, и как ни называй, хоть и не зарегистрированные, но семьи существовали и дети были — хочется ведь человеку потомство иметь. Кровинушку родную. — Вор широко улыбнулся. — В некоторых вещах в былые времена до абсурда доходило. Появилось много машин. Вор не должен садиться за руль — дескать, не шофер. А запрет на телефоны, например. Зачем вору телефон? С ментами связь держать? Сейчас это, конечно, смешно, а в свое время кое-кого пытались и под косяк подогнать. Так-то. Или, к примеру, вор не может трудиться на государство. Это понятное дело. Государство — наш враг. А как шерстить стали, за тунеядство и прочую фигню, то и порешили на сходке, что не впадлу где-нибудь фиктивно числиться. Меняются устои, и многое я могу понять, но некоторые вещи в моей старой башке не укладываются.

Так вот что я хочу тебе поведать, дружище. По-большому, поверь старому урке, все преступные понятия сейчас — полнейшая условность. Они настолько искажены, что узнать их в натуральном виде очень сложно. Я говорю про жизнь на воле. И хоть я считался их самым рьяным поборником, скажу: сейчас они существуют для определенного круга людей, которые научились вертеть ими по своему усмотрению. Не ради воровской идеи, не для правильной жизни честных арестантов, а для удовлетворения своей личной корысти. Так что, Герман, если ты следуешь им в какой-то мере, то пусть исходят они из самого сердца. По той справедливости, которую ты сам считаешь правильной. Так-то вот, сынок…

Их беседа продлилась далеко за полночь. Герману было о чем задуматься. Слова умудренного жизнью старого вора заставили его посмотреть на некоторые вещи в другом ракурсе. По-иному.

Время пребывания Германа в Париже подошло к концу, ему предстоял перелет на родину, домой.

РАЗМЫШЛЕНИЯ В САМОЛЕТЕ

Аэропорт Шарля-де-Голля. Современное здание из стекла и бетона.

Пройдя формальный таможенный досмотр, Герман ступил на эскалатор, один из многих, расположенных внутри здания и представляющих собой стеклянные трубы. Доехав до нужного яруса и налюбовавшись фонтанами внизу, наш друг решил побродить по кругу находящихся на этаже магазинов и бутиков.

В отделе спиртных напитков он купил парочку бутылок красного сухого вина «Шато» и бутылочку коньяка «Мартель» — на сувениры.

Объявили посадку. Герман проследовал на борт авиалайнера и удобно разместился в бизнес-классе. Листая рекламный журнал товаров «DUTY FREE», он скользил взглядом по знакомым страницам, не обращая никакого внимания на их содержание.

Он думал о Марине. Расставаться с ней ему не хотелось, но, увы, как говорят парижские аборигены: «се ля ви». Такова жизнь. Дела и еще раз дела. Москва заждалась своего блудного сына. Он и так провел в Париже сверх всякого лимита своего запланированного времени. Но, в конце концов, не на Марс же он улетает или в какую-нибудь межгалактическую экспедицию.

Во-первых, хорошо работает телефонная связь, во-вторых, при желании он сможет вырваться еще, и наконец, в-третьих, Марина обещала погостить у Германа зимой. Да, очаровательная она все же девушка. Наш герой поймал себя на мысли, что он уже по ней начал скучать. На него это непохоже, но в жизни все так изменчиво. Он вспоминал трепетные минуты расставания, слезинку на глазах девушки. Сладкие воспоминания.

Герман думал о долгих беседах с Георгием Максимовичем. С ходу все так сразу и не переварить. Ему по-доброму льстило общение с таким именитым вором. Очень много нужного и полезного почерпнул он из услышанного от старого законника.

Стюардесса принесла пластиковую трехсотграммовую бутылочку красного вина «Мерлот». Герман любил слегка расслабиться, коротая полет, и, чтобы не гонять лишний раз бортпроводницу, он попросил принести еще пару бутылочек. Вино было не из самых дорогих, но Герману нравилось.

Потягивая вино из пластикового стакана, Герман сосредоточился и в подробностях вспомнил последний разговор с отцом Марины. И неожиданно в его голове начали зарождаться и кристаллизоваться интересные мысли.

Герман давно уже не лез в голимый криминал. По крайней мере, настолько, насколько это возможно в нашей многогранной и совершенно непредсказуемой стране. После нескольких месяцев, проведенных в КПЗ в прошлом году, коротать драгоценные годы молодости за решеткой совсем не хотелось. Но, как говорится, от тюрьмы и от сумы не зарекайся. Бывает, совершают люди конкретное преступление и им сходит с рук. А бывает — совершишь всего ничего, и раз, по воле случая, попался. Повезло оперативникам. А того хуже: попытаются подставить или повесить чужие, еще не раскрытые дела. Известно, что очень многие сидят ни за что. И примерно столько же людей, совершив те или иные преступления, безнаказанно гуляют на свободе. Не стоит все валить на бюрократическую, коррумпированную систему. Хотя ее роль здесь ох как велика. Не спишешь на злые повороты судьбы. Но нельзя не отметить кадры, которые, как говорил грозный дедушка Сталин, «решают все», оставляют желать лучшего.

Сколько в правоохранительных органах продажных и циничных сотрудников, обычному человеку даже представить себе сложно. Именно они, а их очень много, и бросают грязную тень компромата на наши доблестные органы.

Герман вспомнил своего закадычного приятеля, писателя и кинодраматурга Виктора Доценко. Судьба крепко потрепала этого хорошо известного российскому читателю и кинозрителю человека. В застойные годы он своим вольнодумством и жгучими, критическими произведениями здорово насолил государственным чиновникам. В итоге — негласный приказ компетентным органам: «позаботиться» об этой строптивой личности. И вот звонок в дверь. Ничего не подозревающий писатель открывает. На пороге незнакомая женщина, которая просит срочно позвонить по телефону. Будучи интеллигентным человеком, Виктор, конечно, позволяет, и женщина несколько минут ведет непринужденный разговор. Потом она просит попить воды, благодарит и уходит. А вечером к нему являются оперативники. Крутят Виктору руки и увозят на Петровку. Дальше дело знакомое: дурное дело не хитрое. Появляются невесть откуда свидетели, якобы слышавшие крики из квартиры писателя. Невесть откуда находятся улики из вещей потерпевшей, якобы обнаруженные у него дома. И наконец, сама потерпевшая в ссадинах и кровоподтеках, в изодранном платье, рьяно тыкающая пальцем в одного из представленных к опознанию. Кто этот один — нетрудно догадаться. Суд-медэкспертиза зафиксировала побои и подтвердила изнасилование. И вот злая, неприглядная для заключения 117-я статья. Суд вынес приговор — пять лет. Оттарабанил их наш горемыка от звонка до звонка. С достоинством прошел все трудности и лишения лагерной жизни.

Аналогичными примерами пестрела история государства Российского. Бывало такое и в дореволюционные времена, но в эпоху «красного террора» подставы и провокации стали самыми распространенными средствами в борьбе с неугодными и инакомыслящими.

И еще одна негативная мысль как знатоку человеческой психики не давала Герману покоя. Как не горько было сознавать, что львиная доля законопослушных граждан нашей многострадальной страны активно и явно не преступала закон вовсе не из-за моральных и этических соображений.

Причина была в элементарном страхе, обыкновенной трусости. Самой что ни на есть обычной, примитивной, человеческой трусости перед карающим мечом правосудия. Обыкновенным животным страхом перед наказанием.

И если представить воображаемую ситуацию, в которой каждому обывателю мужского и женского пола некий гетевский Мефистофель предложил бы взять чужое, то бишь украсть и при этом гарантировал бы полное отсутствие наказания, а также полную тайну о содеянном, неизвестно, ох как неизвестно, сколько бы законопослушных граждан отказались из-за морально-этических норм от пополнения своего кармана. Многие ли отказались бы от улучшения своего материального благосостояния за счет других людей?

Или, например, много ли «честных» людей, нашедших кошелек, решили бы вернуть его настоящему владельцу? Или сдать его, как предписывает закон, в надлежащие органы? Много? Вряд ли. А ведь это и есть преступление. Только оно чрезвычайно редко карается. Практически никогда.

И как можно относиться к этим лживым, закамуфлированным преступникам? Ведь это все гораздо более гнусно и подло, чем открыто и отчаянно совершать некие преступления, зная, что в любой момент можно понести за это заслуженное наказание. Не моральнее ли и справедливее честно именовать себя преступниками, смело называя вещи своими именами? Открыто играть с судьбой? Долгая полемика.

Герман размышлял, что же все-таки является более конкретной демагогией? Общепринятая мораль, так сказать, узаконенная? Или та, к которой волей-неволей приходишь путем умозаключения? А если еще учесть чиновников, должностных лиц, которые, пользуясь и прикрываясь своим служебным положением, берут взятки, воруют и попросту продаются, прикрываясь властью, данной народом, вершат свои грязные делишки? Совершают преступления и в большинстве случаев остаются безнаказанными. И вообще, если на эту проблему смотреть глубже, пусть кинет камень в вора и заклеймит преступника тот, кто в душе осознает, что ни разу в жизни не совершил маломальского преступления. Так много ли будет этих камней?

В чем же смысл и логика этого страшного умозаключения? Что общество сверху донизу, насквозь пропитано криминалом? И все практически являются преступниками? За единственной разницей — кто в большей, а кто в меньшей степени. Тогда, возможно, нет смысла искать аморального в преступной философии? И опираться только на то, что за каждым преступлением должно последовать наказание, исключив из общепринятых догм человеческого общества моральное клеймо? И с упоением ждать тех далеких, утопичных времен, когда сущность людей изменится и в мире будут царить справедливость, доброта и взаимопонимание? Да, не скоро, видно, наступят эти сказочные времена.

С такими рассуждениями можно глубоко увязнуть в трясинах сознания. Так в чем же суть? В чем истина? «А истина в вине!» — вспоминалось изречение Омара Хайяма. Это был весьма умудренный жизнью муж.

Герман откинулся в кресле и отхлебнул большой глоток терпкого вина. Потом еще один и задремал.

Самолет благополучно приземлился в аэропорту Шереметьево-2, где Германа с нетерпением ждали встречающие его друзья.

РОЖДЕНИЕ ГИБРИДА

Прошла неделя.

Герман оперативно разгребал ворох накопившихся дел, которых за время его отсутствия набралось немало.

Пятница. Вечер. Он притормозил свой «Мерседес» на проспекте Мира у входа в японский ресторан «Саппоро». Герман любил японскую кухню, состоящую в основном из морепродуктов. Но любил, не слепо подражая моде, а истинно уважая вкусовые качества, традиции приготовления, учитывая явную пользу для здоровья. В «Саппоро» Германа пригласил его хороший давний друг Феликс, лидер одной уважаемой в криминальной среде группировки, за отчаянный нрав носивший прозвище Чикаго.

Поднявшись в лифте на третий этаж, Герман вошел в зал ресторана, убранный в национальном стиле. Проследовав в дальний конец зала, он подошел к столу, из-за которого к нему навстречу поднялся атлетически сложенный молодой человек. На его симпатичном лице искрилась приветливая дружеская улыбка. Одет он был в дорогой черный костюм и стильную белую рубашку. Шею и запястья украшали массивные золотые украшения, подчеркивавшие его кастовую принадлежность.

— Приветствую тебя, дружище… — Они по-братски обнялись. — Совсем ты родную столицу забыл. Все по Парижам разъезжаешь. Почти французом стал. Ты хоть по-русски говорить не разучился?

— Да нет, братишка, у меня всего два родных языка — русский и русский блатной! Как поживаешь?

— Не жалуюсь, слава богу. Твоими молитвами, — шутливо ответил Чикаго и, приняв более серьезный вид, добавил: — Хочу представить тебе своего близкого, очень уважаемого человека. Арам. Вор. — Феликс указал на сидящего рядом крупного телосложения кавказца.

Тот привстал и протянул руку. На его угрюмом лице появилась добродушная улыбка.

— Ты, наверное, слышал про некогда легендарную «Волчью стаю», прогремевшую в семидесятых по Северному Кавказу?

Конечно, Герман хорошо помнил события, которые произвели фурор в Северокавказских республиках. Эта отчаянная банда, именуемая в народе «Волчья стая», прославилась исключительно тем, что выбивала огромные деньги у подпольных миллионеров, коих в южных регионах тогда развелось немалое число. Это были цеховики и подпольные предприниматели, которые, умело обворовывая государство, нажили себе немереные капиталы.

Тогда и пришла на ум отчаянным рецидивистам идея претворить в жизнь ленинский лозунг про экспроприацию экспроприаторов. Трусили они подпольщиков жестоко, используя весьма грубые методы, чем наводили панический ужас на всех местных миллионеров. Но в народе к ним относились хорошо и даже с уважением. Бедных они не трогали, и любой честный трудяга находился вне поля их интересов. «Новые экспроприаторы» работали с размахом. Трусили дельцов направо и налево. Орудовали четко и слаженно. О их набегах и похищениях ходили самые невероятные истории. Большие силы органов внутренних дел и комитета госбезопасности были брошены на борьбу с ними.

Сегодня трудно восстановить все подробности того, как уничтожилась «Волчья стая», а слухи ходили разные. О том, что банда действовала очертя голову, совсем зарвалась и начала допускать непоправимые промахи. О том, что в ее рядах произошел раскол, в результате чего возникло несколько небольших групп. Говорилось и о том, что их гнило предали. Но факт остается фактом. В застойное время они пошли против больших денег, против власти, а главное — бросили вызов устоям того времени. Итог следующий: большинство полегло в перестрелке, остальные же получили длительные сроки заключения.

Арам был тогда довольно молод, но в «стае» пользовался немалым уважением. Уцелев в перестрелках, он предстал перед судом. Несмотря на постоянное требование прокурором максимального срока, гвардия серьезных адвокатов невероятными усилиями и огромным количеством денег сумела скостить срок до десяти лет. Отмотав свой срок в строгаче от звонка до звонка и зарекомендовав себя там матерым рецидивистом, Арам три года назад вышел на свободу. Практически сразу после освобождения его короновали.

За квадратным столом с плетеными бамбуковыми салфетками завязалась оживленная беседа. Официантка в японском кимоно ловко поставила перед гостями глиняные приборы и положила перед каждым деревянные палочки, но Феликс попросил и европейские приборы:

— А то к этим спицам еще привыкнуть надо, и пока с ними возиться будешь, весь кайф от еды потеряешь, — заметил он. — Ну что, Гера, заказывай, ты же у нас, поди, знаток восточной кухни.

— Зачем мудрить? — не стал блистать своими кулинарными познаниями Герман. — Принеси-ка, милая, нам три порции вашего фирменного суши, три графинчика саке и разные там ваши супчики, салатики из побегов молодого бамбука. Ну, а остальное на твое усмотрение.

Официантка принесла заказ, удалилась и появилась через несколько минут, неся поднос с тремя глиняными бутылочками, каждая эдак граммов по триста. На бутылочке сверху находилась маленькая фарфоровая чашечка.

— Вот, пожалуйста, саке, супы и салаты. Суши я подам чуть позже.

Саке подается в горячем виде и пьется маленькими порциями. Когда сотрапезники разлили содержимое бутылок по чашечкам, Герман заметил:

— По японской традиции саке, в знак уважения, поднимают двумя руками и произносят слово «кампай» — это стандартный традиционный тост на все случаи жизни. Итак, кампай! — Он приподнял чашку двумя руками и посмотрел по очереди в глаза соседям.

— Кампай! — откликнулся Феликс. — Хоть мы и не японцы, но так прикольней. Так что кампай еще за ваше знакомство и за удачу!

— Кампай! — улыбнулся Арам. В саке меньше градусов, чем в водке, но в горячем виде алкоголь быстрей усваивается организмом, и после четвертой чашки, обжигающей горло собеседники явно разогрелись. Говорили о разном: что и где творится в Москве и за ее пределами, какие последние новости в блатном мире. Герман поведал о своем знакомстве с Жорой Макинтошем.

— Да, именитый жулик, живая легенда. По юности мне приходилось пару раз с ним встречаться. Мудрый вор. Как он там, как его здоровье? — с интересом расспрашивал Арам.

Герман рассказал о долгих разговорах, о самочувствии и настроении старого вора. Но о романе с Мариной умолчал. Зачем? Не ко времени, да и не принято во время мужской беседы.

Официантка подала суши на большом квадратном подносе, где ровными рядами располагались рисовые кубики, обернутые различными рыбными деликатесами и водорослями. Все сорта рыбы традиционно подавались в сыром виде, они были вымочены в рассоле с острыми специями и имели весьма пикантный вкус.

Герман ловко управлялся с деревянными палочками, а остальные поглощали самурайские деликатесы с помощью европейских приборов и рук. В процессе теплого разговора приятели приговорили три бутылочки саке и заказали четвертую.

— Все же саке по мощности убойной силы уступает китайской рисовой водке. В китайских ресторанах ее подают вместе со специальным нагревательным прибором, — заметил Герман. — Наливаешь в чашу грамм эдак двадцать-тридцать, ставишь на специальную горелку. Залпом выпиваешь подогретую. А в ней градусов раза в три больше, чем в саке. По традиции во время застолья китайцы делают к ней всего три подхода, три раза выпивают по порции. Но ведь для русской души это не количество. Как-то раз с моим приятелем хохлом, разудалым, гарным хлопцем, выросшим на горилке, в стольном городе Пекине, в одном из центральных ресторанов опрокинули несколько тостов. Убрали на каждого всего грамм-то по сто пятьдесят — двести, попытались встать из-за стола, а ноги ватные. Так мой дружбан, не рассчитав силы, рухнул под стол. Китайцы, с любопытством наблюдавшие наше «варварское» поглощение их водки, тут же подскочили и усадили его обратно. Я и сам с трудом удерживал равновесие. Благо из-за своей высокой температуры китайская водка хоть и быстро цепляет, но также быстро и отпускает. Давайте выпьем за то, чтобы, сколько ни выпили, мы всегда твердо бы стояли на ногах! Кампай!

Друзья пропустили по очередной чашечке. По просьбе Феликса Арам рассказал о своей шальной молодости, о подельниках по «Волчьей стае», об их участии в самых громких делах. Но не забывал упомянуть, что двигала ими не только жажда наживы. Он выискивал в содеянном даже некую, по его мнению, справедливость. Они заставляли делиться только особо богатых и зажравшихся барыг. Герман уловил в его рассказах очевидную аналогию с размышлениями Георгия Максимовича, какую-то определенную нить, определенную философию, связывающую их понятия о человеческих ценностях, о добре и зле. Слушая этих воров, умудренных трудным и жестоким жизненным опытом, постепенно начинаешь чувствовать, что их рассуждения и понятия гораздо более справедливы, чем те, которые общеприняты и официальны. Или все это сплошная демагогия, или…

Герман ехал по ночной Москве и любовался ее огнями и неоновыми джунглями, ярко светящимися цветными вывесками и рекламами. Да, столица здорово преобразилась за последние годы. Молодец дядя Лужков. А ведь в конце восьмидесятых— начале девяностых город напоминал сплошной базар, состоявший из уродливых ларьков и киосков, которые торчали буквально везде. И мусор, кучи мусора. Ну, а сейчас? Сейчас все вокруг явно изменилось в лучшую сторону. К 850-летию города было сделано многое: восстановлен храм Христа Спасителя, построены торговые ряды на Манежной площади, расширена Кольцевая дорога и т. д. Да, обладатель неизменной кепки— неплохой хозяйственник.

Герман мчался по Тверской. Время было позднее, и поток машин поредел. Днем же столичные пробки — сущий ад. А сейчас — красота. Он ехал и напряженно думал, мысли роем кружились в голове. В его жизни сплошная неопределенность. В чем найти смысл своего собственного существования? Куда идти? К чему стремиться? К зарабатыванию денег? Зачем? Их все равно никогда не хватает. Если их много, то хочется еще больше. Планка уровня запросов сама по себе автоматически повышается. Наметил заработать энную сумму, заработал, и сразу появляются новые потребности, новая планка. Так что денег много не бывает, и по-большому глупо их добычу возводить в самоцель. Да и проблем у Германа с деньгами нет, человек он достаточно обеспеченный.

Поискать серьезно свое призвание? Но в чем? Он пока даже со своим местом на земле грешной определиться не может.

Кем считать себя? Искателем приключений? Смешно. Коммерсантом? Противно. Но где проявить себя и в чем?

Преступником? Опять все дороги ведут в Рим. Но каким же еще названием окрестить его бизнес? Так кто же он тогда по жизни? Преступник он и есть преступник, впрочем, как и все остальные, об этом он неоднократно размышлял. Да и что такое преступать закон?

Мораль? Где она прячется в нашем продажном и гниющем обществе?

Мысли в голове весьма пессимистичные, зато идут от реальности. Одна мысль плотно засела в его сознании. Она еще не обрела четко выраженного контура, конкретной формы, но само присутствие ее и постепенный рост волновали Германа.

Повернув в сторону Лубянки, Герман слегка увеличил скорость. Промелькнули гостиницы «Москва», потом «Метрополь». Миновав Лубянскую площадь, он по Китайскому проезду выехал на набережную и, сбавив скорость, поехал по ней без конкретного пункта назначения. Он думал.

В Москве, да что в Москве, в общем-то, по большей части России преступный мир знал и уважал Германа. Близкие друзья из авторитетных лидеров и «воров в законе», оказали бы неоценимую помощь в создании нового преступного клана. Его, Германа, клана. И можно было бы стать во главе группировки, ничуть не меньшей и крутой, чем у Феликса. Таланта и умения рулить людьми у него предостаточно. Но зачем идти по проторенному пути? Нет, Герман создаст нечто новое. Ранее немыслимый гибрид.

ВЕРСИИ ШАРАПОВА

Старший следователь прокуратуры Юрий Степанович Воронцов сидел за столом своего кабинета, устало созерцая разложенные перед ним бумаги. Опять руководство загрузило его новыми делами. Работников не хватает, а толковых тем паче. Юрий Степанович, считающийся одним из лучших оперативных работников генпрокуратуры, невзирая на свои профессиональные достоинства и зрелый возраст, а разменял он уже пятый десяток, ходил в скромном звании майора. Воронцов принадлежал к категории редких ископаемых из числа сотрудников правоохранительных органов, можно сказать, занесенных в «Красную книгу». Он был честен и в органах работал по призванию. Был идеалистом и поборником идеи борьбы с преступностью. Никогда не брал взяток и не шел вразрез с совестью. И кличку ему подсуетили в самый раз — Шарапов, в честь одноименного персонажа в романе братьев Вайнеров. Но, похоже, именно по вышеназванным причинам выслужиться до больших званий ему было нелегко. Ведь и с руководством он тоже не шел на сомнительные сделки, не лебезил, а всегда упрямо отстаивал свою точку зрения. Он был потомственным сотрудником правоохранительных органов. Его отец и дед тоже посвятили свою жизнь борьбе с преступным миром. И, как рассказывали люди, были они принципиальными бессребрениками.

Шарапов сидел за столом, опершись левой рукой на подбородок, а правой перелистывал новое дело.

Да, было над чем голову поломать: несколько дел ряда банков и фирм, занимавшихся явными незаконными махинациями и проворачивающих крупные мошеннические операции. Ко многим фирмам и финансовым структурам из этого списка удалось подобраться практически вплотную прокуратуре совместно с отделом по борьбе с экономическими преступлениями. Чтобы доказать их причастность к преступным сделкам и аферам, не хватало только нескольких штрихов.

Но вмешался некий удивительный форс-мажор. Невесть откуда, как гром среди ясного неба, уже на четыре из этих структур были совершены необычные по своему масштабу и дерзости налеты. Суммы похищенных материальных ценностей были, очевидно, занижены, но даже мелькающие в официальных отчетах цифры поражали своими размерами.

В данный момент папки именно с этими делами лежали перед Юрием Степановичем.

Две были посвящены достаточно крупным банковским структурам, занимающимся темными межбанковскими кредитами и авизо. Еще одна папка была заведена на небезызвестную жилищно-строительную фирму, которая по всем финансово-юридическим заключениям должна была вскоре рухнуть, испариться и, превратившись в фантом, оставить с носом тысячи вкладчиков.

И наконец, в последнем деле фигурировал один коммерческий концерн откровенно мошеннического толка, который якобы являлся поставщиком ведущих автомобильных компаний мира, и комиссионная сумма под видом предоплаты была уже собрана с нетерпеливо ждущих новых машин клиентов. Ее дальнейшая судьба для компетентных органов не являлась загадкой. Самое удивительное и прискорбное, что, как и в большинстве аналогичных случаев, главные виновники останутся недосягаемыми для закона, в добром здравии и на свободе, имея крупные счета в европейских банках.

Но вдруг в течение одного месяца на все эти структуры, на их офисы и склады были совершены дерзкие набеги.

По ярко выраженному почерку было ясно, что налеты — дело одной и той же группы. По словам очевидцев, нападавшие были одеты в черные балахоны и их лица закрывали фигурные маски различной нечисти — вампиров, оборотней и других фантастических злодеев. Ни дать ни взять, как во время праздника Хэллоуин. Своего рода визитная карточка…

Грабители были вооружены складными автоматами Калашникова и израильскими «узи», но в налетах их ни разу не использовали. Действовали по заранее отлаженному плану — четко и быстро. Заранее отключали всю связь: камеры слежения и прочую специальную технику. В каждом из четырех налетов их молниеносное проникновение в помещение оказывалось неординарным и поражало оригинальным решением. Ни в одном случае жертв не наблюдалось. Очевидцы не успевали отойти от шока, как уже были связаны скотчем и пристегнуты наручниками. Откуда налетчики черпали необходимую точную информацию о том, как без лишнего шума проникнуть в крепко охраняемые офисы и склады, недоумевали как сами потерпевшие, так и сотрудники следственного отдела.

С одной стороны, майора огорчали эти неожиданные набеги: ведь работа по раскрытию незаконной деятельности этих структур была, казалось бы, в стадии завершения. Но как человек практичный, он сознавал, что в конечном счете деньги сыграют свою роковую роль и высоко поднятый меч Фемиды вряд ли опустится на шеи основных махинаторов. Скорее всего, пострадает лишь мелкая рыбешка. Так что успешные действия налетчиков хоть и не особо радовали следователя, но все же вызывали злорадную ухмылку. Он никоим разом не мог оправдывать преступников, даже учитывая, что их набеги направлены против не менее злостных преступных элементов. Но Воронцов, естественно, понимал, что потерпевшей стороной, и это мягко сказано, являются откровенные мошенники. Наказание настигло их, но не от закона. Это радовало и огорчало одновременно. Еще один парадокс.

Юрий Степанович листал дела, ища какую-либо зацепку. Но, как назло, налеты были произведены настолько профессионально и аккуратно, что найти не удавалось.

Такова уж его работа. На то он и являлся одним из ведущих следователей. И не впервой на его стол ложились дела такой сложности. Тут придется попотеть и раскинуть мозгами.

Шарапов обхватил голову руками и задумался. Еще несколько «висяков» с прошлого квартала осталось, а руководство все подбрасывает и подбрасывает новые. А он, как «добрый самаритянин», принимает и принимает очередных подкидышей. Доказывает это только одно, что руководители ценят его опыт и знания, а как человек он, наверное, им неудобен. Ну что поделать, такова, видно, уж его доля.

ЖЕРТВЫ НАЛЕТА

Странный все-таки у нас народ! Обманывают его, обманывают, надувают со всех сторон, а он упрямо допускает те же самые ошибки.

Взять, к примеру, пресловутый «лохотрон». Сколько раз телевидение и пресса вскрывали его мошенническую сущность, сколько подробно писалось и говорилось о том, в чем кроется обман, но наш наивный народ, увлеченный жаждой легких, дармовых денег, все попадается и попадается на крючок шарлатанов. И хоть стучи им по лбу, хоть разжевывай прописные истины, они, как под гипнозом, идут тропой «лохов», вдохновленные глупой верой в наивные сказки и счастливый случай, забывая, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке.

На более высокой ступени развития манят злополучные финансовые «пирамиды» и многомиллионные армии Лень Голубковых и их дражайших супруг Рит. Стройными рядами несут заработанные непомерным трудом свои сбережения в надежде на халявный рубль.

Откуда взялась такая простодушная вера в халяву? Может, из сказки про Емелю? Тут требуется специальное историческое исследование.

Зато нет никакой загадки в том, куда мощным речным потоком текут эти средства. Они набивают карманы хитромудрых и экономически грамотных мошенников, помимо всего прочего, обладающих недюжинными знаниями человеческой психологии. А что же остается наивным простакам? Их удел — в слезах кусать себе локти. И не волнует циничных финансовых воротил горе жестоко общипанного народа. «Мы обули всю страну!»— следуют они своему небезызвестному лозунгу и, законно обойдя все острые углы и иные препоны, с жизнерадостной ухмылкой подсчитывают свои астрономические барыши.

Не последнее место среди таких удачливых «финансистов» занимал Альтман Геннадий Моисеевич— невысокий полный человек с вечно влажной лысиной и постоянно бегающими, выпученными, как у рака, глазами. Он восседал на троне некой финансовой империи под названием «Альфа Корпорэйшн», бывшей, чего греха таить, родной сестрой таких печально знаменитых структур, как «МММ», «Властелина» и многих других подобных организаций.

В обширном кабинете Альтмана вместе с ним находились его компаньоны, Антон Саркисян и начальник службы безопасности — пожилой человек, некогда занимавший крупный пост в органах госбезопасности.

Чуть поодаль от них в мягком кресле с важным видом восседал кавказец лет сорока пяти. Его лицо обезображивал глубокий шрам, пересекавший лицо так, что оно выглядело асимметричным, а левый глаз был гораздо крупнее правого.

На этом персонаже стоит задержаться подольше. Это был не кто иной, как Мусса Габаев, один из лидеров чеченской группировки. В те дни, когда группировка являлась одной из самых мощных и влиятельных в Москве, а также и по всей России, Мусса возглавлял в ней большой клан, отличавшийся особой жестокостью и полным беспределом. Своенравный и властный характер способствовал его продвижению по иерархической лестнице чеченской группировки. У него были ярко выраженные садистские наклонности: он любил лично, с особым наслаждением и цинизмом остервенело пытать свои жертвы. А на разборках его девизом было: «Сначала постреляем, потом говорить будем». Он считался близким товарищем самого Хоза — общепризнанного лидера всего чеченского синдиката.

Война в Чечне сильно ослабила позиции чеченской группировки в Москве. Они потеряли большую часть сферы своего влияния. Но и сейчас еще многие организации находились под их контролем, то есть под «крышей».

Мусса был этой самой «крышей» для «Альфа Корпорэйшн» и имел приличную долю со всех проворачиваемых операций.

— Итак, господа, — продолжал свой монолог Геннадий Моисеевич, — сегодня завершена концентрация последней партии финансовых средств со всех филиалов нашего предприятия. Завтра наличность развозится по разным, обозначенным ранее банковским структурам для дальнейшего перевода денег в банки Стамбула и Женевы. Это последний, так сказать, заключительный этап нашей плодотворной работы за четыре месяца. И да поможет нам Бог. — Он бросил взгляд в сторону Габаева. — Или Аллах, кому как угодно. Завтра во время транспортировки средств необходимо сосредоточить все силы, ибо, вы понимаете, сумма весьма и весьма внушительна. Вы все предусмотрели по части безопасности? — обратился он к начальнику соответствующей службы.

— Да, да, разумеется. Груз будет транспортирован в специальных бронированных банковских машинах. Этапирует его специально обученное подразделение МВД. Там все договорено и все проплачено. Так же проплачено нашим друзьям из компетентных органов за контроль этой транспортировки, дабы не вышло какого-либо форс-мажора. Так что будьте спокойны, завтра никаких просечек быть не может.

— Но все же, как говорят у нас: «На Аллаха надейся, а ишака привязывай», — заметил Мусса Габаев. — На всякий случай я пущу своих орлов на подстраховку. Лишнего контроля не бывает. Около тридцати человек на восьми машинах поедут сопровождать наш бесценный груз до мест назначения.

— Хорошо, тогда я информирую охрану, чтобы никакого казуса не вышло, — сказал начальник службы безопасности. — Нужны номера автомобилей.

— Это уже лишнее, — отрезал Мусса. — Мои люди поедут незаметно, а если даже их обнаружат, то выйдет лишний повод для твоих конвоиров проявить бдительность. Надеюсь, сегодня приняты все меры предосторожности для сохранения груза. — Он посмотрел на Геннадия Моисеевича.

— Да, будьте покойны, — ответил тот. — Охрана увеличена вдвое. Хранилище надежное. Секретный код знают только я и Сергей Петрович. — Он указал на начальника службы безопасности. — И о наличии такой суммы в хранилище знаем только мы четверо. Как говорится, очень узкий круг.

— Ну, коль так, тогда все в норме, — удовлетворенно ухмыльнулся чеченец.

НАЛЕТ

Ночь. Половина четвертого. Время самого крепкого и спокойного сна. В переулке, недалеко от здания «Альфа Корпорэйшн», остановился затемненный микроавтобус «Шевроле-Люмина». Из него вышли пять человек и быстрым шагом направились к служебному входу. Один из них вынул из саквояжа небольшой прибор и, установив его на штативе, направил в сторону камеры слежения, висевшей над металлической дверью. Человек нажал кнопку, включавшую аппарат, и тонкий луч света, пронзив пространство, прямой наводкой попал в глазок камеры. Группа ночных визитеров устремилась ко входу. Мгновенно открыв дверь заранее приготовленными ключами, они проникли внутрь. Сигнализация не сработала: она была предварительно отключена. Затворив за собой входную дверь, они оказались перед второй, представлявшей собой металлическую решетку. Молча облачились в черные балахоны и надели маски на лица. Достали из саквояжа два герметичных баллона и оружие. Двое встали на изготовке у решетчатой двери, нацелив свои стволы в сторону полутемной лестницы.

В операторской службы безопасности на одном из мониторов уже пошли помехи.

— Фу ты, черт, — выругался оператор. — Что-то чертова камера не фурычит. Ну-ка, Колек, возьми Семенова и проверь черный ход. Остальные — в готовности, мало ли что.

Двое охранников, с помповыми ружьями наперевес, устремились ко второму выходу. Спускаясь по лестнице и миновав лестничный проем, они услышали несколько одновременных пневматических хлопков и почувствовали уколы в корпусе тела, после чего их сознание отключилось. Они, парализованные, рухнули на пол, не успев произнести ни звука. Заранее открытая решетчатая дверь распахнулась, и группа ночных гостей бегом устремилась наверх. Все было проделано со скоростью звука.

Дежурный оператор кинул взгляд на экран второй камеры слежения, установленной в коридоре перед операторской, и остолбенел от шока. На экране мелькнула ватага монстров в развевающихся балахонах. Пораженный увиденным, он онемел, побелел и дрожащей рукой с трудом потянулся к кнопке тревоги. Но было уже поздно. Раздался мощный выстрел, и дверь сорвало с петель. «Нечистая сила», сверкая клыками, ворвалась внутрь с автоматами наперевес и с герметичными баллонами, внешне похожими на огнетушители. Два монстра в вампирских масках сорвали печать на баллонах, и газ с хлопком и последовавшим легким свистом вырвался наружу, распространяясь вокруг. Сотрудники безопасности, успевшие похватать оружие, теряя сознание, стали медленно сползать на пол. Один из баллонов был брошен в комнату отдыхающей резервной смены, и спавших там охранников постигла та же участь, что и их товарищей. Это был быстродействующий газ на эфирной основе.

Заснувшие должны были прийти в сознание не раньше чем через два-три часа. Один из вурдалаков насчитал двенадцать человек. Двое у черного входа. Не хватало еще одного. Пятнадцатого. Предварительно добытая информация свидетельствовала, что постоянно дежуривший состав в количестве семи человек сегодня был укреплен еще восемью. Одного не хватало.

— Пятый, отключай камеры, видеозапись и мониторы. Проверь отключение сигнализации в хранилище. Второй и Третий, обыщите подсобные помещения. Найдите еще одного «револьвера», — отдал команду глухим, как из подземелья, голосом монстр в маске графа Дракулы.

Исполняя приказ, один из вурдалаков сразу подсел к пульту управления и принялся манипулировать кнопками и рычагами. Двое других через минуту вытащили из туалета мирно дремлющего там на унитазе недостающего охранника и уложили его рядом с остальными «спящими царевнами». Покончив с пультом управления и «складировав» охрану, налетчики устремились к бронированному хранилищу. Набрав секретный код и воспользовавшись связкой подготовленных ключей, они проникли туда. Их взору предстали восемь больших, туго набитых мешков из толстого черного полиэтилена. Они были плотно запечатаны и туго перетянуты скотчем.

В течение пяти минут мешки покинули свое уютное, надежное хранилище, перекочевав в микроавтобус, после чего тот бесшумно тронулся и исчез за поворотом, увозя «нечистую силу» и около двух миллионов экспроприированных долларов.

НЕЧИСТАЯ СИЛА

Следующий день. Двенадцать сорок пять. Пятикомнатная квартира на Кутузовском, в доме сталинской постройки, принадлежала Геннадию Моисеевичу Альтману. Сам хозяин в глубоко подавленном состоянии сидел в кресле. Рядом с ним расположился Ашот Саркисян, а на диване напротив — Мусса Габаев. Чеченский лидер сверкал налитыми кровью глазами.

— Нечистое дело! Ох нечистое! — прохрипел Мусса. — Кто эти дети сатаны? Откуда у них такие знания и такая информация? Ведь дураку понятно, что они работали по конкретной наводке. И куда исчезла эта кагэбэшная сука? Ответ однозначный — сдал он. Но зачем? Он же знает, что ему не жить. Ни ему, ни его семье. Неужели он за деньги продал жизни свою и родни? Да и долю он имел приличную. Хватило бы до старости, да еще детям и внукам осталось бы. Где же он может быть?

— С самого утра разыскиваю. Жена божится, что вечером пришел сам не свой, взял что-то в кабинете и вышел. Больше не возвращался. Мобильный не отвечает. Машина его стоит около дома. Я сам не понимаю, что могло произойти? Ума не приложу…

— А приложить бы не помешало, — прервал Альтмана Габаев. — Сейчас я на хату к нему послал своих ребят, чтобы забрали его жену и спрятали эту дуру в надежное место. Я приказал его хоть из-под земли достать. Они обшарят все возможные места и найдут. Нет такого места, где бы он от нас скрылся. Но все же почему, почему он это сделал?

— Да, ара, и я никак не могу этого понять, — вставил Саркисян. — Он и так получил бы хорошие деньги. Зачем ему тогда подставляться? Зачем головой в петлю? Секретный код, кроме Геннадия, знал только он. Дубликаты ключей, информация об охране, о системе сигнализации были только у него. Но почему он все это сдал? Почему?

— Почему, почему? Хрен его знает, — задумчиво произнес Геннадий Моисеевич. — Ведь столько афер вместе провернули. Он всегда отвечал за ментовское прикрытие. Денег хапанул немало. Сомневаюсь, что он пошел на это из-за денег. Зачем они ему в гробу? Тут что-то другое. Но что? Кто они, эти грабители? Откуда они взялись? Так изящно и оригинально, сволочи, сработали. Ни одной жертвы. Двоих охранников парализовали специальным составом из пневматического оружия, всю остальную службу безопасности усыпили газом. Все уже очухались, но никто ничего толком сказать не может. Только оператор бормочет о каких-то вампирах. Может, галлюцинации или крыша съехала? Все видеозаписи испорчены. Ни одного отпечатка. Официальных ментов не стал тревожить, вызвал своих специалистов высокого класса. И что? Ни единого следа, ни одной зацепки!

Раздался звонок сотового телефона Муссы Габаева. Выслушав сообщение, он начал нервно и резко говорить в трубку по-чеченски. Было видно, что он встревожен: кидал быстрые отрывистые фразы, скорее всего, отдавал какие-то распоряжения. Отключив трубку, он внимательно посмотрел на собеседников:

— Моих ребят на квартире Петровича приняли мусора. Руоповцы. Была засада. Ну, теперь уже сомнений нет. Пусть старая мусорская крыса молится. Он будет мертвым! — закончил Мусса, процедив последнюю фразу сквозь крепко сжатые зубы, и добавил: — И мертвы будут те, кто совершил этот налет! Будут мертвы! — Он гневно ударил кулаком по подлокотнику дивана.

ПСИХОТРОПНОЕ СРЕДСТВО

Вечер накануне налета. Двадцать два часа пятнадцать минут. Сергей Петрович Калюжный на белой «Ауди» подъехал к подъезду своего дома. Закрыв машину, он услышал или, точнее, уловил чье-то приближение. Но обернуться не успел. Четкий удар по сонной артерии лишил его сознания. Два крупных бородатых человека закинули его тело в заднюю дверь поравнявшейся с «Ауди» кареты «скорой помощи». Очнувшись, он открыл глаза и сразу зажмурил их от ослепительного света, излучаемого ярким фонарем, бившим прямо в глаза.

— Очухался, голубчик? Ну-ка, введите ему инъекцию.

Калюжному сделали укол. Он знал эти уколы и состояние после них. Во время службы в органах госбезопасности сам нередко использовал это сильное психотропное средство, чтобы добиться нужных показаний. Калюжный почувствовал сильное головокружение. Тело обмякло. Все мышцы сделались ватными, перед глазами поплыли круги. Воля и сознание ослабли. И тут он услышал твердый, монотонный голос.

— Ты слышишь мой голос. Ты не можешь противостоять моей воле. Есть только мой голос и больше ничего, пустое пространство. У тебя нет сил, нет воли. Ты только слушаешь мой голос и внимаешь тому, что я тебе говорю. 1957 год. Ты в звании лейтенанта КГБ. Ты не выполнил поставленную перед тобой задачу и провалил операцию. Случайные свидетели твоего провала — дети, мальчики девяти и одиннадцати лет, ни в чем не повинные дети. Чтобы спасти свою шкуру, ты принимаешь решение об их ликвидации. Ты собственноручно убиваешь их. Маскируешь ликвидацию под несчастный случай, но опять допускаешь ошибку, и информация о незапланированном тяжком убийстве доходит до твоего непосредственного начальника — майора Власова. Тот заминает дело и использует этот жуткий компромат для того, чтобы полностью подчинить тебя себе. Ты у него в руках. Верой и правдой служишь ему до самой его смерти. После его смерти ты пытаешься найти дело за № 246513, заключающее все данные и вещдоки твоего преступления. Вот это дело № 246513 на гражданина Калюжного Сергея Петровича.

Связанному Калюжному повернули голову, и он увидел, как во сне, потрепанную папку, вид коей был ему давно знаком. Он долгие годы видел ее и лица убиенных им детей в кошмарных снах.

— Ты должен ответить за свое гнусное преступление, и ты ответишь за него перед Богом, перед его страшным судом, — продолжал монотонный голос. — А сейчас ты примешь мою установку. Через пять минут ты поднимешься к себе домой. Тихо возьмешь ключи от хранилища и спустишься обратно. Ты постоянно будешь находиться под наблюдением. Шаг вправо, шаг влево — неминуемая гибель. Телефон на прослушивании. У тебя ровно четыре минуты.

Сергей Петрович Калюжный, бывший сотрудник госбезопасности, а нынче глава службы безопасности концерна «Альфа Корпорэйшн», под воздействием гипноза и психотропного средства исполнил все указания в срок, как ему было приказано. Потом тщательно описал действие сигнализации, систему охраны, нарисовал в подробностях план помещения и указал количество охранников. Назвал секретный код хранилища. После чего был вывезен за город и заперт под охраной на одной заброшенной ферме.

РАЗБОЙНИКИ ШЕРВУДА

Следователь Воронцов, не отрываясь, смотрел на телеэкран. Передавали новости. В последнее время участились добровольные пожертвования действительно крупных сумм в различные благотворительные организации, детские дома, медицинские учреждения. Особенностью всех вышеописанных пожертвований была их полная анонимность. Так поступили деньги в военный госпиталь, в школу-интернат и дом престарелых. Немалые средства перечислены на постройку нового храма. Откуда взялись новоявленные благотворители? И почему они анонимны?

Задавая себе эти вопросы, Юрий Степанович неожиданно поймал себя на мысли о совпадении по времени этих благотворительных акций и терзающих его мозг делах о налетах. Либо сработала интуиция, либо подсказал опыт, но он, набрав нужный номер телефона, выяснил конкретные даты и время перечислений и сопоставил их с датами налетов.

Чутье опытной ищейки его не подвело. Обычно если вечером или ночью происходило ограбление, то утром следующего дня деньги перечислялись на счет того или иного учреждения. Отправителем была разработана хитроумная схема перевода средств получателю, выяснить происхождение денег не представлялось возможным.

Появилась гипотеза, которая сама по себе ничего не доказывает, а даже, напротив, ставит перед следствием очередные загадки. Кто и зачем все это творит? По каким причинам? Что за нелепое ребячество? Неужели в этом мире еще сохранились потомки благородных разбойников из доброго старого Шервудского леса, что в английском графстве Ноттингэмшир? В сознании всплыл небезызвестный персонаж — Юрий Деточкин, сентиментальный угонщик, бескорыстно отдававший деньги, вырученные за похищенные у хапуг автомобили, детскому дому.

В реальной жизни и своей многолетней практике Воронцову с аналогичной добродетелью сталкиваться не приходилось. Как правило, действия криминалитета укладывались в примитивно-банальный шаблон наживы. Наживы любым путем. Без малейшего компромисса с законом и общепринятыми нормами морали.

А здесь какая-то сказка о бескорыстных разбойниках…

Нужно тщательно проверить все эти совпадения и выяснить все наверняка.

На проверку ушло несколько дней. Факты, найденные старательным сыщиком, и беспристрастные сопоставления практически подтверждали его случайную догадку. По всей вероятности, лица, совершающие дерзкие, но бескровные налеты в последнее время и неизвестные щедрые благотворители — одни и те же люди.

Но в чем тогда смысл подобных альтруистических акций? Где подвох? Ведь так не бывает.

Череда этих вопросов не отпускала уставшего сыщика. Он невольно ловил себя на мысли о том, что стереотипы преступного мира дали легкую трещину. Главный парадокс состоял в том, что именно истинные мошенники в этих случаях являлись потерпевшими, а совершившие против них «злодеяния» оказались попечителями различных благотворительных организаций. Воронцов вдруг обнаружил, что преступники, которых он разыскивал, были ему по-человечески симпатичны. Но закон есть закон! Его долг— во чтобы то ни стало их разыскать! И он их разыщет.

ОБЪЯВЛЕНИЕ ВОЙНЫ

В те же самые часы разъяренный до безумия Мусса Габаев бросил все силы своей многочисленной группировки на поиски людей, осуществивших этот сумасшедший по своей дерзости налет. Помимо того что он от природы был жаден, безвозвратная потеря крупных финансовых средств, находившихся под его опекой, больно била по его уязвленному самолюбию. Как так? Посягнуть на его… На принадлежащее ему! Ему! Самому Муссе Габаеву, одно имя которого вызывает трепет у половины коммерсантов Москвы, а то и всей страны! Да что коммерсанты? Мало кто из лидеров криминальных группировок рискнет поспорить с ним. Чем-чем, а количеством боевиков мало кто мог сравниться с ним. А в случае необходимости ему легко было пополнить свои ряды стремящимися перебраться в столицу жителями горных аулов родной Чечни. Не составляла особого труда и мобилизация близких ему кланов и отдельных чеченских бригад. Так что под свое орлиное крыло по первому зову он мог собрать не одну сотню готовых на любой беспредел отморозков. Сейчас как раз и выпал такой случай. Он объехал не только лидеров чеченских формирований, но и лидеров других территориальных группировок.

Наши правоохранительные органы всегда славились утечкой информации. Через купленных сотрудников прокуратуры он выяснил, что не один он пострадал от налетов таинственных грабителей. Узнав, какие банки и коммерческие компании посетили загадочные экспроприаторы, он без всяких сложностей вышел на их «крыши».

Сегодня у него была запланирована встреча с одним из «жестоко оскорбленных», главарем Кантемировской группировки Лехой Рябым. Погоняло Рябой Алексей получил еще на «малолетке» за обильную россыпь прыщей и угревой сыпи, покрывающей его крупное, скуластое лицо и объемное тело. Прошло немало лет, включая и две отсидки, но его лицо по-прежнему украшала красная рябь, остаточное явление обильных подростковых прыщей. Но малопривлекательная внешность не помешала ему выбиться в старшие достаточно крупной группировки. Природная бычья сила и изощренная хитрость в сочетании с благоприобретенным фантастическим хладнокровием помогли добиться своего места в жизни.

Приглашение Муссы Габаева на встречу не вызывало у него недоумения. Земля слухами полнится. Под «крышей» у Рябого состояли две банковские структуры, готовящиеся к планомерной, до тонкостей продуманной ликвидации. Разумеется, совместно со средствами многочисленных вкладчиков. Но, увы, четко разработанным схемам не суждено было сработать. Рок злодейки судьбы неисповедим, и хранилища этих банков были опустошены, как и у Габаевской компании. Как говорится: «На каждую хитрую жопу есть свой болт с резьбой». Но хлесткая народная мудрость, видимо, была неизвестна Лехе Рябому. Он пылал злобой и жаждал мести.

Зная, что Мусса попал в аналогичную переделку, если, конечно, такой финансовый крах можно назвать переделкой. Рябой догадывался о предмете беседы с чеченским лидером.

Встреча состоялась в одном из ресторанов гостиницы «Палас-отель». Припарковав свою «Ауди» и оставив в ней двоих телохранителей, Рябой вместе со своим давним подельником Славой Хорем проследовал в нужный зал. Несмотря на то что появился он без опоздания, за столом уже сидел Мусса, а вместе с ним — Ба! Знакомые все лица — Мамука, Хасан и Гена Слепой. По информации Рябого, они тоже являлись собратьями по несчастью. «Да, Мусса со стрелкой подсуетился нехило! — подумал Леха. — Шустро всех подтянул!»

— Здорово, бродяги!

— Здорово, коли не шутишь, — ответил Слепой.

Все кивнули и по очереди поздоровались.

— Ну, что, я думаю, все знают, зачем я вас сюда позвал, — начал Габаев. — Нет смысла тихоря водить, каждого из нас постигла большая неприятность. И у этой неприятности, у этой мрази, одно имя. Но имени этого я не знаю. Думаю, вы тоже! — Он окинул всех присутствующих тяжелым взглядом. — Так вот, коли нам всем вместе пришлось попасть под раздачу, нет смысла втихаря, каждому по отдельности выпасать тех смертников, которые посягнули на наши деньги.

Прошел слух от мусоров, что прокурорский следак, который ведет дело по этим «самоубийцам», заодно входит в группу, прорабатывающую наши дела. Он докопался до некоторой информации о том, что часть наших денег эти выродки запустили на благотворительность. Больные выродки. Каждый из нас понимает, почему я употребил слово «часть». Думаю, среди наших комерсов нет лоха, засветившего бы реальные суммы, которые эти выродки у нас бомбанули. К информации о подробностях имеет доступ только он. А его подмазать, говорят, очень сложно, неподкупный. Понятно, что деньги, которые наши «друзья» скинули от щедрот своих, уже не вернешь. Но, получив доступ к информации, мы сможем узнать, сколько капусты осталось у «самоубийц». Не сомневаюсь, что желание возвернуть хоть часть своей капусты и порвать этих гнид, есть у нас всех. Поэтому я предлагаю совместно приложиться к этому делу. У каждого есть свои люди, свои выходы и лазейки. Так что сообща полегче будет.

— Базара нет, — промолвил Мамука. — Но если бабки отыщем, как предлагаешь их дербанить?

— Братуха, я потому и сказал об информации, которая находится у следователя прокуратуры. Если мы к ней прорвемся, легче будет заранее определиться о долянах. Да и зачем делить шкуру неубитого медведя? Забрать бы деньгу, а там определимся, как раздербанить. Были бы деньги, а как по мне, так в первую очередь мне бы до этих самых гнид добраться. Я бы на куски их резал… Медленно, очень медленно. — Глаза Габаева налились кровью. — А с деньгами мы определимся.

Обсудив детали, главари преступных группировок пришли к взаимному соглашению. Людям, посягнувшим на их деньги, была объявлена жестокая война. Теперь оставалось лишь найти лихих налетчиков. Это была самая трудная задача. Но у Муссы Габаева имелась одна конкретная задумка.

ПАР КОСТЕЙ НЕ ЛОМИТ

В ближнем Подмосковье, в небольшом дачном поселке, а точнее на его окраине, за высоким забором спрятался двухэтажный кирпичный коттедж, окруженный соснами. Неизвестно, кому он принадлежал раньше, вроде какому-то министерскому чиновнику. Теперь его на год арендовал Герман. То ли устав от городской суеты, то ли по каким-то иным причинам, он решил перенести свою резиденцию за сорок километров от Московской Кольцевой.

Один из обширных этажей этой постройки Герман оборудовал спортивными тренажерами и снарядами. Помимо силового атлетического оборудования, он подвесил к потолку парочку тяжеленных боксерских мешков. В данный момент он как раз жесткими, мощными ударами нещадно обрабатывал один и» них. На соседнем мешке отрабатывал боковой удар ногой, именуемый в каратэ «маваши», его старый друг Серега Бельмондо, прозванный так за некоторое внешнее сходство с французским актером. Двое других приятелей работали со штангой, прорабатывая грудные мышцы. Эдик Бетон осуществлял жим лежа со стосорокакилограммовой штангой. Сам он весил столько же. Саша Елисеев, или просто Елисей, как звали его друзья, страховал Эдика, стоя у его изголовья и придерживая штангу. После десятка повторений опустив штангу на металлические подставки, Бетон уступил место Саше Елисею. Предварительно сняв с каждой стороны по пятнадцатикилограммовому диску, Саша принялся за упражнения. Он хоть и был крупного телосложения, но до гиганта Эдика ему было далеко. Тот же являл собой натуральную гору мышц.

В дверь спортивного зала заглянул молодой человек в штанах от черного кимоно по имени Василий. Он был несколько моложе остальных своих товарищей: ему было всего двадцать шесть.

— Ну что, парни, может, хорош потеть? — заулыбался он, обращаясь к усердно тренирующимся. — Я уже баньку растопил. Жар что надо. Венички замочил, эвкалиптовое масло приготовил. Айда париться!

— Подожди, Васек, еще ровно пять минут, и идем, — не отрываясь от мешка, бросил Герман.

— Сейчас по паре подходов доделаем, — добавил Елисей. — Не прерывать же комплекс.

— Ну ладно, без базара, — смирился Василий. — Пойду пока чай с травами заварю.

Он удалился, а через несколько минут за ним последовали и остальные.

Выйдя из дома, они направились к стоящей невдалеке бревенчатой постройке. Сруб был одноэтажный, и из трубы на крыше густо валил дым. Зайдя в баню, приятели скинули спортивную одежду и облачились в простыни. Размешав в небольшой деревянной кадке с водой эвкалиптовое масло и забросив туда же деревянный черпак, Василий зашел в парную. Все остальные последовали за ним.

Василий стал умело поливать раскаленные камни водой. Пар, распространяя запах эвкалипта, разошелся по всему помещению, обжигая тела любителей бани.

— Ух! Не хилый парок! — наклоняя голову, процедил сквозь зубы Бетон.

— Сейчас еще поддам, — усмехнулся Васек.

— Ты уж притормози, не гони лошадей, — заметил Герман. — Дай телу привыкнуть. Второй заход помощнее сделаем.

— Как скажешь. Хозяин — барин, — ответил Вася. — Но все же говорят, пар костей не ломит.

Вдоволь напарившись, друзья покинули парную и, поднимая кучу брызг, попрыгали в бассейн с холодной водой. Выйдя из бассейна и закутавшись в простыни, приятели удобно расположились в комнате отдыха.

— Пивка бы холодного, — мечтательно произнес Бетон. — С раками или креветками…

— Обойдешься, — прервал его Герман. — Решили же — до конца недели ни капли спиртного.

— Так разве ж пиво — спиртное? — ухмыльнулся Эдик.

— Знаю я тебя. Сначала пиво с раками, потом водочка с солеными огурчиками. Не пойдет, — твердо стоял на своем Герман. — Не будем портить баню. Вот чай с травами в самый раз. Васек, налей всем по чашке.

Василий, поочередно поднося к огромному самовару глиняные чашки, налил каждому по порции.

— Это особый чай. По бабушкиным рецептам. С травами, — хвалил свое творение Василий. — Здесь и мята, и шалфей, и чабрец, и даже облепиха.

Вдоволь напившись чаю, друзья расслабленно растянулись на деревянных лавках.

— Ты с машиной поступил, как я тебе сказал? — спросил Герман у Елисея.

— Да, босс. Точно так, — ответил Саша, — поставил в сервисе у Гочи, пересел на джип и уже на нем выехал из города. Когда «Шевроле» в следующий раз понадобится, то я сначала позвоню Гоче, не интересовался ли кто машиной. И если все чисто, тогда подъедем.

— А твой Гоча достаточно надежный? В общении он человек приятный. Помню, неплохо посидели на крестинах его внука в прошлом году. Но мало ли что, не подведет?

— Да нет, Герман, не должен. Честный трудяга, человек порядочный. Очень уважает нас. Мы уже пять лет как в его сервисе машины ремонтируем. Да и работает у него там одна родня. Я ставлю «Шевроле» в дальнем боксе, так что он в глаза не бросается.

— Ну, смотри.

Немного отдохнув, парни вновь отправились в парную.

На этот раз Вася разошелся вволю. Раскочегарил баню по полной программе. В клубах горячего пара друзья с трудом видели друг друга. На этот раз они парились долго. Никто не хотел показать слабину и первым выйти из парной. Но когда уже стало совсем невмоготу, все дружно вышли вместе и погрузили свои раскаленные тела в холодную воду бассейна. Казалось, вода сейчас зашипит, словно попала на раскаленный утюг.

Потом вновь отдыхали, наслаждаясь чаем, потом опять парная, где они яростно отходили друг друга березовыми вениками. И снова в бассейн.

Вдоволь напарившись, с красными, как у вареных раков, телами, приятели покинули баню, вернулись в дом и там в мягких креслах уютно расположились вокруг большого телевизора. На экране маячило смешное инопланетное существо по имени Альф, мило терроризирующее простую американскую семью. Легкий, насыщенный добрым юмором сериал. Елисей сварил кофе и сообразил каждому по бутерброду. Прожевав бутерброд и допив свой кофе, Герман подошел к секретеру. Отворив дверцу шкафа, он посмотрел внутрь. Оттуда на него пустыми глазницами взирала резиновая маска Дракулы.

— Ну что, граф, подкрепились? Пора подумать о делах наших насущных. — Герман вынул маску из шкафа и вернулся в кресло. Затем обратился к Сергею: — Братела, расскажи пацанам о завтрашнем клиенте.

— Гера, я же тебе рассказывал?

— Ну, а теперь и парней посвяти, да подробнее, и я еще разок послушаю.

— 0'кей! Как скажешь. Есть один гнусный барыга, конкретный ростовщик. Зовут его Борис Моисеевич. Жид голимый. Скряга и кровопийца, каких еще поискать надо. Занимался преимущественно тем, что давал людям деньги под бешеные проценты, разумеется, не просто так, а под залог. Залогом, естественно, в основном, служили квартиры, на которые натурально оформлялись правильные, заверенные у нотариуса документы. Например, нужны человеку срочно деньги. Беда или какие-либо другие серьезные проблемы — идут с поклоном к нему, ростовщику нашему. Ну а он, конечно, не отказывает, занимает деньги под имущество. В лучшем случае — в полцены, а то и вовсе в четверть стоимости оного. Но времена нынче нелегкие, не всегда удается вернуть долг, ведь процент он загибает нехилый — под пятнадцать, а то и под двадцать процентов в месяц. Вот эти-то самые проценты и съедают горемычных с потрохами. Тут в дело вступают бандиты, и злополучные должники лишаются своей жилплощади. Квартиры благополучно продаются, в результате чего материальное положение Бориса Моисеевича стремительно улучшается, а его закрома пополняются зелеными бумажками с физиономиями американских президентов. Но это еще цветочки. А вот и ягодки — организовав группу мошенников, он специализировался на том, что при их помощи, не мытьем, так катаньем, облапошивал алкоголиков и наивных стариков. Мошенники втирались к ним в доверие. Спаивая простодушных бедолаг и обещая им деньги, прописывали их в захолустных деревеньках, соседних с Московской областях, предварительно «подмазав» местное руководство. Оставляли выселенным небольшое количество продуктов и море дешевой водки. И пока те окончательно спивались в своих жалких хибарах, их переоформленные квартиры продавались через специальные фирмы по продаже недвижимости. Короче, он заработал большие деньги, и все они на людской беде, все омыты горькими слезами. Так что трухануть его сам Бог велел.

— Бельмондо, а как ты вышел на эту гниду? — поинтересовался Бетон.

— Это отдельная история, — продолжил Сергей. — Была у меня одна знакомая. Подружка, так сказать. Родители ее разошлись, и отец жил отдельно в двухкомнатной квартире. Он был любитель выпить. В общем, пьяница конкретный. И короче, по глупости своей попался на крючок клевретам Бориса Моисеевича. А недавно я пообщался со знакомой путаной из клуба «Монте-Карло», и она поведала мне интересную историю. Недавно побывала в гостях у кого бы вы думали… — Сергей сделал паузу. — У этого самого еврея. Так вот, в пьяном угаре, изрядно набравшись армянского коньячку, он рисанулся перед ней, показывая камешки, которые хранит в сейфе. Эта краля знает толк в брюликах. Там было несколько бриллиантов чистой воды, от пяти до десяти каратов каждый. Помимо них, он показал ей еще жменю драгоценных камней: изумрудов, сапфиров и рубинов. В сейфе краем опытного глаза моя подружка заметила пачки зеленых банкнот. В общем, этот барыга хранит в своей квартире целое состояние.

— У тебя есть конкретный план? — поинтересовался Саша Елисей. — Что за квартира? Как охраняется?

— Разумеется, есть. А ты как думал? Моя наводчица-девочка неглупая. Просекла все, что нужно. Она ведь второй раз к нему напросилась. Если все удастся, нужно подкинуть ей деньжат, за старание. О'кей?

— Нет проблем, — согласился Герман. — За толковую наводку гонорар полагается.

— Но и помимо ее стараний, я сам его уже неделю пасу, — продолжил Сергей. — Так вот. Как я говорил уже, квартира его находится на Мясницкой, в шестиэтажном доме сталинской постройки, на четвертом этаже. Дверь подъезда с кодовым замком, но с ним я уже разобрался. Квартира пятикомнатная, две стальные двери. В квартире с ним постоянно находится охранник-чеченец. Он с напарником меняется через день, ровно в девять часов утра, именно в это время нужно попытаться проникнуть в квартиру. Кроме охранника в квартире живет огромный доберман. Сам Борис Моисеевич из квартиры практически не выходит. Продукты ему привозят, девок тоже. Всеми делами рулит по телефону. Так что проникнуть к нему реальнее всего в момент смены охранников. Остальное — дело техники. Но учтите: весь подъезд напичкан камерами наружного наблюдения. План подъезда, квартиры, местонахождения сейфа у меня есть. Где находятся камеры, знаю.

— Молодец, Серж, красавчик, — похвалил друга Герман. — Зачем оттягивать? Бомбанем ростовщика завтра утром. А теперь проработаем детали…

«СКОРАЯ ПОМОЩЬ»

Утро следующего дня. Мясницкая улица. Черный «Шевроле-Люмина» с тонированными стеклами завернул в подворотню, расположенную недалеко от дома, где проживал старый мошенник и ростовщик Борис Моисеевич.

Сначала из машины вышли двое — это были Герман и Эдик Бетон. Они завернули за угол, подошли к подъезду, набрали нужный код и, войдя внутрь, поднялись на пятый этаж. На этот раз они изменили своему стилю, не стали надевать маски монстров: время было утреннее, а время нечистой силы — ночь.

Но друзьями двигали совершенно иные соображения. Достав из медицинского саквояжа белые халаты, повязки на лицо и шапочки, наши друзья превратились в работников «скорой помощи». До того как надеть халат, Эдик намотал себе на левую руку пластиковые защитные щитки для только ему ведомой цели. Затем извлек из саквояжа мощный пневматический пистолет и погрузил его в карман халата.

Герман вынул боевой пистолет «беретта» и привернул к нему глушитель. Он избегал жертв, но на всякий случай… А случаи разные бывают. Если ему и его друзьям будет угрожать смертельная опасность, то раздумывать не придется и тогда уж не до гуманности. Такова жизнь.

Герман посмотрел на часы — было без трех минут девять. Через минуту его мобильный телефон подал тихий сигнал. Включив его, Герман услышал голос Сергея:

— Приготовьтесь, объект подходит к подъезду. Ровно через десять секунд после него заходим мы.

— Понял, — ответил Герман и отключил трубку.

Внизу хлопнула дверь. Послышались шаги человека, поднимавшегося по лестнице. Ребята сконцентрировались. Сейчас все решали скорость и техника. Герман стоял на лестничной площадке между четвертым и пятым этажом, готовый молниеносно перенести свое тело на площадку четвертого этажа. В полшаге от него в позе спринтера перед забегом согнулся огромный Эдик Бетон.

Чеченский охранник подошел к двери и нажал на звонок. Послышалось щелканье открываемых замков. И как только дверь приоткрылась, Герман совершил стремительный прыжок через лестницу. Рукояткой пистолета он ударил охранника в затылок. Тело того еще не успело рухнуть, как, левой рукой распахнув настежь дверь, Герман уже держал под дулом своего пистолета второго охранника. Тот, опешив, не решился даже потянуться к пистолету, находившемуся у него за поясом. Герман, выхватив его оружие, резким ударом колена в солнечное сплетение противника согнул того пополам.

— Только шевельнись, сучара, — процедил он сквозь зубы.

Тут послышалось рычание, и из дверей комнаты выскочил огромный черный доберман, напоминающий собаку Баскервилей, и большими прыжками устремился в сторону Германа. Но путь собаке преградило мощное тело Бетона. Цепкие челюсти добермана сомкнулись на специально вытянутой вперед левой руке Эдика. Острые зубы пса не сумели повредить ее. Продумана была и эта деталь — Бетону понадобились лишь защитные щитки. Тут же он разрядил в бок атакующего животного заряд пневматического пистолета. Тело в конвульсии дернулось и застыло во временном параличе. Эдик отличался любовью к животным: разжав челюсти собаки, он аккуратно отодвинул ее.

Подоспевшие Василий и Сережа Бельмондо втянули тело потерявшего сознание чеченца с лестничной клетки в квартиру и затворили за собой дверь. Оставив им на попечение охранников, Герман и Эдик ворвались в спальню, где на обширной кровати в стиле Людовика в дурацкой розовой пижаме лежал сам хозяин квартиры и пил кофе. От испуга он опрокинул чашку на себя и, потеряв дар речи, вытаращенными глазами уставился на ворвавшихся санитаров. Это был тощий до безобразия пожилой еврей с неприятным, побелевшим от страха лицом, щеку которого украшала массивная бородавка. Герман подошел к нему, приподнял за шиворот и резко встряхнул.

— Что, урод, «скорую помощь» заказывал? Сейчас мы тебе будем операцию грыжи делать.

— У… у … меня нет грыжи, — растерянно промямлил ростовщик.

— А мы поищем. Разрежем брюхо и поищем. Если не найдем другого, того, что нам нужнее, — с этими словами Герман волоком потащил пожилого мерзавца в соседнюю комнату, являвшуюся кабинетом, и с размаху уронил его на ковер посреди нее.

Оглянувшись, Герман обнаружил на стенах множество картин.

— Ух ты, да здесь целая галерея! — восхищенно воскликнул он. — Коровин, Сакуров и даже Айвазовский. Ну ты, кровосос! Оказывается, умеешь ценить прекрасное? Ты ж посмотри, все подлинники!

Он уверенно подошел к одному из полотен Коровина и снял его со стены. За ним располагался большой голландский сейф.

— Теплее, еще теплее, — приговаривал Герман. — Вот, совсем горячо. Теперь код и ключи. Быстро! Где лежат ключи?!

— Клянусь, их здесь нет. Они у меня на другой квартире, — пролепетал Борис Моисеевич.

— Ответ неверный. Доктор, приступайте к операции, — приказал Герман Бетону.

Ни секунды не раздумывая, тот вытащил скальпель и, разорвав розовую пижаму, приставил лезвие к животу еврея. Не рассчитав, он надавил чуть-чуть сильнее, и на коже показалась капля крови. Барыга издал непонятный звук, то ли хрип, то ли стон.

— Готов к операции, маэстро. Начинать? — уверенным, не оставляющим и тени сомнения тоном провозгласил Эдик.

Борис Моисеевич затрясся всем телом. На его глаза навернулись слезы. Он был труслив даже более, чем жаден.

Жалко скуля, он указал, где находятся ключи, и дрожащим голосом продиктовал тайный шифр. Он был мерзок и ничтожен. Обмочившись в пижамные штаны, барыга горько рыдал. Рот ему заткнули кляпом, конечности перемотали скотчем. Руки марать об него не хотелось.

Открыли сейф. Наводчица не обманула. Бриллианты, другие драгоценные камни и около трехсот тысяч долларов перекочевали из сейфа в медицинский саквояж. Затем связанных охранников растащили по разным комнатам и, аккуратно вырезав полотна картин и не оставив следов, бесшумно удалились.

Пока шла «экспроприация», Елисей, оставшийся за рулем микроавтобуса, попал в ситуацию, которая в дальнейшем приведет к роковым последствиям. По воле злого случая, Саша Елисей припарковал «Шевроле-Люмину» у служебного входа в продовольственный магазин. Оттуда вылетела мясистая торговка лет пятидесяти пяти и подскочила к Елисею.

— Ты что здесь свою колымагу поставил? Слепой, что ли? Не видишь надпись: «Машины не парковать». Сейчас же убирайся отсюда, — заверещала вздорная тетка.

— Не ори. Что расшумелась? Сейчас отъеду. Ровно через пять минут, — невозмутимым тоном ответил ей Саша.

— Ты что, сдурел? Какие еще пять минут? Сейчас машина разгружаться приедет! Вечно какой-то идиот здесь паркуется! Уезжай сейчас же! — визжала торговка.

— Заглохни, дура! Закрой свой рот! — не выдержал Елисей. — Сейчас отъеду. Ты чего злая, как собака! Муж, поди, не удовлетворяет?

— Ах ты еще хамить? Сволочь такая. Сейчас милицию вызову! Какие у тебя номера? Сейчас запишу!

Елисей не стал дальше препираться со склочной бабой и захлопнул дверь. Тут в арке появились четверо его друзей. Они запрыгнули в микроавтобус, Саша нажал на газ и машина тронулась. Скандальная тетка продолжала что-то кричать им вслед и записала номер.

РОКОВАЯ СЛУЧАЙНОСТЬ

Какую роль в жизни играет случай? Глобальную. Совпадения бывают такие, что нарочно не придумаешь. Москва— большой город, многомиллионный. Но случаются такие казусы… Кем оказался скряга и мошенник Борис Моисеевич? Не кем иным, как старшим братом президента компании «Альфа Корпорэйшн» Альтмана Геннадия Моисеевича. Два брата, два мошенника. Как говорится, не только «яблоко от яблони недалеко падает», но и «яблоко от яблока».

И вот один брат лежит связанный в своей квартире, а другой уже несколько часов тщетно пытается к нему дозвониться. Зная, что брат так долго никогда дома не отсутствует, Геннадий Моисеевич не на шутку встревожился и послал людей на Мясницкую улицу. Приехав, те вошли в незапертую дверь и обнаружили в квартире троих связанных мужчин и крепко спящего добермана. Освободив потерпевших от пут из скотча, они немедленно сообщили о происшедшем своему боссу.

Геннадий Моисеевич позвонил Муссе Габаеву, который, кстати, являлся не только его «крышей», но и «крышей» старшего Альтмана.

В квартиру на Мясницкой, где Борис Моисеевич с посеревшим лицом судорожно глотал коньяк, его брат и Мусса прибыли практически одновременно. Выслушав хозяина и двух своих людей, которых приставил к нему в охранники, Габаев напряженно задумался. Подойдя к еще непробудившемуся псу, он вынул из его бока капсулу, которая показалась ему до боли знакомой. Ну, точно. Ошибки быть не может. Именно такими же капсулами были нейтрализованы два охранника «Альфа Корпорэйшн». Странное, совпадение. Неужели это те же самые налетчики, которые умыкнули его миллионы? Да, слишком странное совпадение. И почерк больно уж похож. Опять никаких серьезных жертв. Гуманисты, мать их так! Мусса подозвал своего доверенного:

— Слушай, Шамиль. Слушай внимательно. Нападение было совершенно ровно в девять часов. Разберемся без мусоров. Их подключим позже, если понадобится. А пока пусть наши ребята опросят всех в округе — где, кто и кого видел. Какие машины поблизости останавливались? Какие отъезжали примерно в девять тридцать. Работали человека три-четыре, может, пять. Если необходимо, подключите к опросу ментов. Ты знаешь, кому позвонить. И пусть наши люди из органов проследят, не будет ли в ближайшие дни каких-либо бескорыстных благотворительных пожертвований. — Мусса хитро прищурился. — А заодно отдай эту капсулу на анализ. Пусть сверят с теми, которыми нашпиговали наших охранников. Людей и денег не жалеть. Ты все понял?

— Да, Мусса. Все сделаю. Всю округу перероем.,

— Смотри, головой ответишь!

Люди Габаева постарались на славу: подключили ментов и, опросив всю ближайшую округу, нашли продавщицу из соседнего продовольственного магазина. Та уж взахлеб во всех подробностях описала утренний инцидент. И номера продиктовала, и автомобиль во всех подробностях описала, даже где и какие буковки написаны, заприметила. Такая стерва глазастая. Ничего от ее взгляда не ускользнуло. И даже время точное назвала тридцать две минуты десятого. Да, совпадения быть не могло. Наверняка это они.

Чеченский лидер бросил все свои силы и силы своих сообщников на поиски автомобиля. Тому, кто его найдет, была обещана премия в пятьдесят тысяч долларов. Начались судорожные поиски машины.

Гоча, полный пожилой грузин, копался в ходовой части вишневого «Ситроена». Помогал ему в работе племянник Нодар. Трудясь в своем небольшом автосервисе, они не заметили, как к воротам ангара подкатил «Мерседес». Из него вышло пятеро чеченцев. Войдя в ангар, один из них обратился к работающим:

— Слышь! Кто здесь хозяин? Гоча вылез из-под машины.

— Ну, я. А что вы хотели?

— Слушай меня. Нам надо посмотреть все машины, которые у тебя здесь есть.

— Зачем? — удивленно поинтересовался грузин.

— Много будешь знать, быстро умрешь! — засверкал глазами чеченец.

И на чеченском языке приказал своим землякам осмотреть ангар. Через несколько секунд раздался восторженный возглас одного из его людей. Все чеченцы двинулись в дальний конец ангара и потащили за собой грузин.

— Чья это машина? — ткнул старший чеченец пальцем в «Шевроле-Люмина».

— Да один парень, давно еще, на ремонт оставил. Заказов много, руки не доходят.

— Что ты врешь, собака?! Эту машину четыре дня назад в городе видели, — и он наотмашь ударил кулаком грузина в лицо.

У Гочи из носа потекла кровь. Сопротивляться было бесполезно.

— Привяжите этих шакалов!

Чеченцы быстро исполнили приказ. Началось жестокое, методичное избиение. В кровь избили лица, ногами били в живот. Грузины молчали. Тогда старший чеченец за волосы поднял окровавленную голову Нодара.

— Слушай меня, сын шакала. Сейчас я этому старому псу ухо отрежу, потом другое и, если не скажешь, чья машина, на твоих глазах разрежу его по кусочкам, — с этими словами он поднес нож к уху Гочи. — Ну! — было видно, что он не шутит.

— Стой! Не делай этого! Хозяина зовут Саша. Он сегодня должен заехать за ней.

— Замолчи, Нодар! Нельзя так, беджо, нельзя! — прохрипел Гоча, но тут же получил страшный удар в живот.

Нодар выбрал из двух зол, по его мнению, меньшее. На себя ему было наплевать, но выдержать то, как изуверски издеваются над его дядей, было выше его сил. Тот когда-то приютил его, накормил, обогрел. Сильно помог в жизни. Дал работу.

Нодар рассказал все, что знал. Он рассказал, что сегодня в шесть часов Елисей должен звонить ему и поинтересоваться, все ли в порядке. А потом приехать и забрать машину. Двое чеченцев погрузили Гочу в багажник «Мерседеса» и увезли. Трое остались ждать с Недаром телефонного звонка, предупредив его, что, если тот скажет хоть одно лишнее слово, дядьке не жить. И если не приедут сегодня забирать машину, то пришьют их обоих.

Нодару ничего не оставалось делать, и, когда Елисей позвонил ему в шесть часов, он сообщил, что все нормально, можно приезжать за машиной. Елисей сказал, что заедет в одиннадцать.

К тому часу в район автосервиса стали стекаться боевики Габаева и дружественных ему группировок.

ШЕРШЕ ЛЯ ФАМ

— Ну разве ж так можно? Где это видано? — возмущался Бетон. — Пусть человек осужден, пусть лишен свободы, если он виновен, коль суд так признал. Но кто дал право нашим властям так по-скотски содержать их в местах лишения свободы. Куда смотрит комитет по защите прав человека? Зоны переполнены, тюрьмы битком набиты, арестанты — как сельди в бочке — на одно место по три человека. Спят на нарах в три смены. Зимой холодно, летом невыносимо жарко, духота, вонь. Пища гарантирует как минимум язву желудка. А инфекции, болезни? Люди выходят калеками. А еще колонии называют исправительными и почему-то считают, что люди выйдут оттуда честными гражданами. Ни хрена! Наоборот, люди озлобляются на государство, ожесточаются.

— Прописные истины говоришь, — заметил Герман. — Вот для этого и существуем мы, чтобы как-то помочь нуждающимся. Есть у меня один — знакомый из бывших зеков. Сейчас работает в Фонде помощи заключенным. Очень порядочный человек — идеей живет. Вот как раз через него и перекину я их фонду шестьсот тысяч долларов. Знаю, деньги пойдут по назначению: на них закупят конкретные вещи и продукты, которые направят прямиком на зоны и в тюрьмы. Хоть немного облегчим арестантскую долю, тем более что по своим каналам я смогу четко все проконтролировать, вплоть до конкретной доставки в руки заключенным. Я через два часа встречаюсь с этим человеком. Передам ему капусту, а оттуда прямиком в аэропорт Шереметьево. У меня в семнадцать сорок рейс в Сочи. Туда прилетает моя подруга из Парижа. Марина. Я вам о ней рассказывал. Так что, парни, пару-тройку дней прошу меня не беспокоить. — Герман улыбнулся и подмигнул ребятам. — Поработали мы на славу, так что мне полагается маленький отпуск по личным обстоятельствам. У вас какие сегодня планы?

— Сегодня съездим у Гочи микроавтобус заберем. Перегоним сюда, чтобы он в Москве не примелькался.

— 0'кей! Только осторожно. Потом тоже расслабьтесь, отдохните, с девчонками покувыркайтесь. Меня же постарайтесь не тревожить. Если что-то экстренное, позвоните на мобильный, но только если экстренное. 0'кей?

— Заметано, босс. Расслабься от души. Маринке твоей привет от нас и наилучшие пожелания. В море не купайся, холодно.

— Не переживайте, там есть крытый бассейн. Приеду — позвоню.

Герман благополучно долетел до Сочи. В аэропорту его встретил старый закадычный приятель, однокашник по университету, Вячеслав Кирсанов. Слава, весельчак и балагур, получив диплом психолога, окончил еще и юридический факультет и сейчас был весьма преуспевающим адвокатом. У аэропорта их ждал новенький «Мерседес-Кабриолет».

— Не слабо нынче живут адвокаты, — ухмыльнулся Герман.

— Все на гонорары от благодарной клиентуры. Я им помогаю, а они — мне, — заулыбался в ответ Вячеслав.

Они тронулись в путь. Несмотря на середину ноября, на Черноморском побережье стояли теплые деньки, и Герман уговорил Славу открыть кабриолет. Погода была ясная, и небо усыпано огромными звездами. Они въехали в город, встречавший их яркими огнями.

— В городе Сочи темные ночи, — пропел Герман.

— Да уж не светлые. Ты у меня остановишься? — поинтересовался Вячеслав. — Посмотришь, какой я себе новый дом отгрохал.

— Не сомневаюсь, что дом великолепный. Но я его лучше завтра посещу. Эту ночь, если не возражаешь, я проведу в гостинице. В «Редиссон-Лазурная». А завтра, если пригласишь в гости, мы полюбуемся твоим домом. Так что не в обиду. Просто ко мне сегодня подруга из Парижа прилетает, хотелось бы немного уединиться.

— А с каких это пор в наш Адлер самолеты из Парижа прилетают?

— Да нет. Из Парижа она летит в Киев, а из Киева уже сюда. Не знаю, зачем ей такой хитромудрый маршрут понадобился? О чем-то она умалчивает, секретничает. Ну да ладно, прилетит — узнаю. Кстати, сейчас сниму номер, закину вещи, и нам придется в аэропорт вернуться. Ты не против? Самолет из Киева прибывает в десять тридцать.

— О чем разговор, Гера? Я полностью в твоем распоряжении.

В отеле «Редиссон-Лазурная» Герман снял номер люкс, оставил там вещи, и друзья спустились в бар попить кофе. Выпив по чашке кофе и по сто грамм коньяка за встречу, приятели снова поехали в аэропорт. После спиртного Слава сел за руль, не смущаясь, все гаишники у него были схвачены.

Объявили, что рейс из Киева приземлился. Герман купил красивый букет роз и поспешил к выходу.

Марину Герман увидел издалека. Она бросила свой багаж и побежала ему навстречу. Их объятия сомкнулись. Именно в этот момент Герман почувствовал, как нужна ему эта девушка. Понимающий Слава не стал мешать их встрече, взял багаж Марины и отошел в сторонку. Они долго бы стояли, не размыкая объятий, если бы за спиной Герман не услышал хрипловатый голос:

— Здравствуй, Гера.

Герман обернулся и увидел знакомое лицо.

— Георгий Максимович?! — с удивлением воскликнул он. — Вы-то откуда здесь?! Какими судьбами? Марина не говорила, что вы летите вместе с ней!

— Так было нужно, сынок. Так было задумано. Марина позже тебе все объяснит. А вот и мои друзья. Сейчас я тебя с ними познакомлю.

К Георгию Максимовичу подошло несколько человек. Их было пятеро: трое кавказцев преклонных лет, один россиянин лет пятидесяти. Он хромал при ходьбе и опирался на костыль. Пятого Герман знал. Это был Паша Бес — известный московский «вор в законе». Все встречающие радостно обнялись с Георгием Максимовичем, и тот познакомил их с Германом и своей дочерью. Обменявшись со всеми приветствиями, отец Марины отвел ее и Германа чуть в сторону.

— Я понимаю, ваше дело — молодое. Погуляйте, побеседуйте, я не буду вам докучать. Пообщаюсь по-стариковски со своими друзьями. Нам много вопросов нужно порешать, много тем обсудить. Остановлюсь я у Реваза. У Марины есть его телефон. Герман, я знаю, ты парень надежный. Береги мою дочь.

Герман оставил номер своего мобильного телефона и на всякий случай Славин телефон. Попрощавшись с Георгием Максимовичем и его друзьями, они укатили в отель. Закинув Маринин багаж в номер, они спустились в уютный ресторан. Там они ужинали, пили вино и оживленно болтали. Слава, помня поговорку о третьем лишнем, посидел с ними полчаса, потом откланялся и обещал приехать завтра утром.

Герман с Мариной посидели в ресторане еще некоторое время. Они не могли оторвать друг от друга глаз и говорили, говорили, говорили… Позже Герман заказал в номер шампанское и фрукты, и они поднялись наверх. В номере Герман слегка притушил свет и наполнил бокалы шампанским.

— За тебя! — приподнял он бокал. — Я так рад, что ты приехала. Я так скучал.

— Я тоже. Очень-очень. За нас!

Они чокнулись и выпили.

— Мариша, а твой отец не будет волноваться, что ты останешься у меня?

— Нет. Я с ним обо всем договорилась. Ему приходится доверять моим решениям. Так уж у нас заведено. Да и ты ему, по-моему, нравишься. Но все же я ему сейчас позвоню, пожелаю спокойной ночи.

Марина набрала номер Реваза. Поговорила с отцом, справилась о его самочувствии, сказала, что они пойдут в ночной клуб, а потом она останется в гостинице. Передав привет от Германа, попрощалась и повесила трубку.

— Ты правда хочешь сейчас в клуб? — поинтересовался Герман.

— Конечно же нет. Я так, для красного словца, — хитро улыбнулась Марина.

Они снова выпили шампанского.

Марина нашла телевизионный ночной музыкальный канал. Негромкая музыка составила звуковой фон нежной беседе молодых людей. Они ощущали друг друга на каком-то особом мистическом уровне. На особой эфирной волне. Волне, чья частота соответствовала биению только двух сердец.

Им казалось, что знают они друг друга целую вечность и одновременно, как будто только что познакомились.

Марина подошла к дивану, на котором сидел Герман, и опустилась ему на колени. Обвив его шею руками, она нашла губами его губы и с жадностью впилась в них. Их горячее, возбужденное дыхание слилось в одно целое. По телам пробежала сладостная дрожь. Дрожь ожидания особой, сакральной близости. Мускулы Германа напряглись. Его сильные руки обхватили гибкий стан девушки. Левой рукой он гладил ее спину и ласкал округлые ягодицы. Правой расстегнул верхние пуговицы блузки и проник к упругой девичьей груди. Жаркими поцелуями покрывая сначала уста, а затем шею, он прильнул к груди и стал языком ласкать трогательно набухший сосок девушки.

Дыхание Марины участилось, на щеках появился еле заметный в полумраке румянец. Тело сделалось горячим и податливым. И вот уже предварительные ласки стали невыносимы, страсти накалились и одежда в хаосе полетела в разные стороны.

Тела любовников сплелись. Герман резким движением, с вожделенной страстью, вошел в партнершу. Ее влажное, пышущее желанием естество поглотило его с безудержной страстью. Любовники слились в одном ритме движений. Взрыв вулкана эмоций не заставил себя долго ждать. Изголодавшиеся друг по другу молодые люди почти одновременно нырнули в омут оргазма. Погрузившись в феерию сексуальных чувств, они отдались во власть каскаду нахлынувшего на них наслаждения.

С трудом оторвавшись друг от друга, партнеры в счастливом изнеможении рухнули друг подле друга, расслабив утомленные тела.

Постепенно учащенное дыхание пришло в норму. Герман наклонился к своей партнерше и начал рукой ласкать ее шелковистую кожу. Стройное, молодое тело, отвечая его ласкам, вновь пришло в возбужденное состояние. Марина, ответив на призыв природы, прильнула к Герману и начала страстно покрывать все его тело поцелуями.

И вот опять они созрели для любовной битвы, которая продолжалась на протяжении всей ночи. Лишь под утро утомленные любовники уснули в объятиях друг друга.

Только яркие южные звезды под шум морского прибоя любовались ими через окно.

БОЙНЯ В АВТОСЕРВИСЕ

Пока Герман в Сочи в аэропорту встречал Марину, его друзья в Москве выехали по направлению к автосервису Гочи. Они мчались на джипе «Тойота-Ленд-Крузер», предвкушая ночной вояж по столичным клубам, не зная того, какие грозовые тучи сгущаются над их головами.

Но уже за два часа до того, как они уселись в джип, на пустынной улице недалеко от автосервиса Гочи встретились Мусса Габаев, Леша Рябой и Мамука. Каждый из них прибыл со специально отобранными людьми, от пяти до десяти человек — из своих группировок. Это были лучшие из боевиков. Общее количество присутствующих на встрече, считая лидеров, составило более двадцати человек, вооруженных до зубов.

— Братва! Слушайте меня внимательное — обратился к ним Леша Рябой. — Этих чертей нужно взять живыми. Наша цель — не только жестоко наказать их. Главное, возвернуть обратно наши деньги.

— Ты прав, — сказал Габаев. — В первую очередь надо забрать нашу капусту, а уж потом этих волчар на куски рвать будем. Из молодого грузина я вытянул, что наших врагов пятеро. Старший — некто Герман. Фамилии он не знает, но в бытовке автосервиса удалось надыбать фотографию, на которой вместе с нашими грузинам был запечатлен и Герман со своими архаровцами. Вот он… — Мусса достал из кармана фотографию и показал ее присутствующим. — Нелегко было вытянуть эту информацию у грузина. Мне пришлось лично над ним поработать. — Габаев садистски улыбнулся. — Я резал ему пальцы один за другим… По очереди… Ему пришлось мне все рассказать. И он поведал мне, что на фотке запечатлены какие-то грузинские крестины. Как я понял, наши волки там гостями были. Грузин под пытками нам всех и указал. Обещали ему, дураку, что дядьку его не тронем. Наивный. Дядьку его мы давно на куски порезали. Но в итоге узнали, что сегодня Герман и его люди должны подъехать около одиннадцати.

— Тогда нужно подготовиться к встрече, — подытожил Рябой. — Мусоров подкупили, и те на время обещали зеленый коридор, но это ненадолго: ведь возможности наших ментов тоже ограничены. Так что брать их нужно быстро, и по возможности поменьше стрельбы.

За рулем джипа находился Елисей. Рядом с ним сидел Бетон, а на заднем сиденье — Вася и Серега Бельмондо. Они подъезжали к автосервису. Район являлся промышленной зоной и в это позднее время был безлюден. Они завернули за гаражный кооператив, проехали небольшой пустырь и въехали в ворота сервиса, остановившись у ангара.

Василий вышел из джипа и направился ко входу в ангар. Он не был любителем злачных заведений, и потому на него была возложена миссия доставить «Шевроле» в нужное место. Остальные уже предвкушали долгое и свободное плавание по ночным клубам Москвы.

Едва Вася переступил порог ангара, как в его голову уперлись два автоматных ствола.

— Тихо, сучара. Ни звука, — послышался приглушенный приказ.

На этот приказ Василий отреагировал неадекватно. То ли от неожиданности, то ли просто не оценив угрожающую ему опасность, Василий левой рукой отбил стволы автоматов, а правой рукой нанес сокрушительный удар в челюсть одному из нападающих. Тот, сделав сальто в воздухе, вместе с автоматом рухнул наземь, и в это же время прозвучала короткая очередь. Пули прошили Васино тело. Из последних сил он цепкой хваткой вцепился в горло стрелявшему. Тот издал хрип, и вместе с душившим его рухнул на пол, продолжая разряжать автомат уже в бездыханное тело Василия.

Услышав звуки выстрелов и увидев бегущих по направлению к джипу нескольких вооруженных людей, Бельмондо и Елисей выдернули из-под сиденья два автомата «узи» и, распахнув двери машины, открыли по нападающим шквальный огонь. Эдик Бетон, выхватив из подмышечной кобуры пистолет Стечкина, начал отстреливаться в другую сторону, откуда надвигалась вторая группа нападавших. Тут ворота сервиса перекрыл бронированный джип «Мерседес», из приоткрытых окон которого торчали готовые к бою стволы.

— Живыми, живыми брать! — приказы, произнесенные с чеченским акцентом, неслись из бронированного джипа.

Но куда уж там! Под шквальным огнем оборонявшихся несколько нападавших, как подкошенные, упали на землю. Остальные, укрывшись, вели ответный огонь.

Бетон, выкатившись с переднего сиденья, втиснул свое громоздкое тело под джип и из-за колес вел стрельбу с земли. Двое его товарищей, ничком упав на сиденье автомобиля, беспорядочно стреляли в разных направлениях. Получив пулю в левое предплечье, Эдик перекатился за старый кузов стоящей рядом «Волги» и вел стрельбу из-за нее.

Одна из пуль атакующих попала в бензобак. Раздался мощный взрыв, и пламя горящей машины озарило все вокруг. У Бетона это зрелище вызвало шок. Он опустил пистолет и несколько секунд немигающими глазами смотрел на джип, в котором горели его друзья. Помочь им он уже не мог. Собрав остатки сил. Бетон сделал рывок в сторону сторожки. Прыгнув в оконный проем и разбив своим телом стекло, он оказался внутри. Во время прыжка пуля попала ему в спину, но он не чувствовал боли. Выбив ногой раму противоположного окна, он нырнул в него. Прямо за сервисом находился овраг, куда кубарем скатился Эдик. Спотыкаясь, падая и вновь поднимаясь, он побежал в сторону железнодорожного полотна. По железнодорожному пути, медленно набирая скорость, двигался товарняк. Сделав спринт-рывок из последних сил, Эдик уцепился за последний вагон. Метрах в ста показались преследователи, но поезд набирал скорость и разрыв между беглецом и его преследователями все увеличивался. Проехав несколько километров, Эдик спрыгнул. Скатившись под откос, он не потерял сознание: в экстремальной ситуации у человека открываются какие-то ранее скрытые резервы сил. Скинув куртку и разорвав на себе джинсовую рубашку, перевязал рану на спине. Предварительно оторвав рукав этой же рубашки, он перетянул левое предплечье. Накинув сверху толстую кожаную куртку, он двинулся по направлению к жилому району.

Совпадения бывают как плохими, так и хорошими. Именно в этом районе снимала квартиру его давняя знакомая. Правда, пару месяцев назад они разругались. Эдик был банально застукан с другой женщиной и уличен в измене, но сейчас выбирать не приходилось. Эдик поднялся на третий этаж пятиэтажной хрущобы и позвонил.

— Кто там? — раздался голос из-за двери.

— Это я. Света, открой.

— Эдик, ты? Зачем пришел? Мы же договаривались.

— Открой. Мне срочно нужна твоя помощь, — слабеющим голосом промолвил Эдик. — Я ранен.

Дверь распахнулась, и Света позволила ему войти. Закрыв дверь, она помогла ему добраться до дивана.

— Что с тобой? Кто же тебя так? — запричитала она, забыв прошлые обиды.

— Не время, Света, для рассказов. Мне срочно нужен врач. Но в больницу с пулевыми ранениями мне нельзя.

— Врач… врач… Есть у меня знакомый врач! — радостно воскликнула она. — Правда, он ветеринар. Но сможет помочь. Он брат моей близкой подруги. Я ему сейчас позвоню. Он надежный, не подведет!

По телефону Света уклончиво обрисовала своему знакомому ситуацию и, сказав, чтобы тот захватил с собой все необходимое, попросила срочно заехать к ней.

Через полчаса врач осматривал больного.

— Ему нужна госпитализация. Моя же специальность — животные, — растерянно проговорил ветеринар.

— Костя, ему никак нельзя в больницу. Ты что, не понимаешь? — убеждала врача Светлана. — Умоляю, помоги ему чем можешь.

— Ну, я постараюсь, — выдавил из себя Константин. — Но повторяю, лучше было бы вызвать «скорую помощь».

Введя Эдику большую дозу снотворного, врач осмотрел его раны. Пули прошли навылет. Одна прошила насквозь мягкую ткань предплечья, другая пронзила со спины бок, случайно не задев жизненно важные органы. Завершив все необходимые процедуры, наложив повязку и сделав раненому укол антибиотиков, Константин, уже уходя, обратился к девушке:

— В опасную игру ты ввязалась, Светлана. Ты же знаешь, что все это противозаконно.

— Знаю, но у меня нет другого выхода. Я должна ему помочь. И Эдик, когда оклемается, отблагодарит тебя за твою неоценимую помощь. И конечно, не стоит объяснять тебе, что все это надо сохранить в тайне.

— Ну разумеется. Никаких проблем. Могила. Оставив медикаменты и объяснив, как ухаживать за раненым, Константин, попрощавшись, удалился.

Эдик, накачанный снотворным, спал целые сутки. Света, соблюдая наказы врача, самозабвенно ухаживала за ним. Позабыв все обиды, она знала главное, что любит его и что ему нужна помощь.

АЛАВЕРДЫ

Проснувшись поздно, позавтракав, а точнее пообедав, Марина и Герман направились в бассейн. Бассейн был крытым, и они плавали в подогретой воде. График их времяпрепровождения был заранее распланирован. В четыре часа должен заехать Слава, и они все вместе отправляются к нему в гости домой. А в восемь часов вечера они обещали посетить дом Реваза, друга Георгия Максимовича. У Славы они осмотрели дом, построенный на его адвокатские гонорары. Он был новый, и в нем пахло свежей краской. Еще не все комнаты на его двух обширных этажах были обставлены мебелью.

— И Москва не сразу строилась, — улыбнулся Слава. — Постепенно весь обставлю. Но зато есть отличная сауна с бассейном и бильярдная. Если есть желание, приглашаю вас завтра попариться, коль сегодня у вас вечер занят. А сейчас, пока жена накрывает на стол, предлагаю партию в бильярд.

— Честно говоря, я не особый любитель игры в бильярд, а посему играю неважнецки. Но хочешь, сыграй с Маришкой.

— Я согласна, — кивнула Марина.

Они стали играть в американку. К удивлению Германа, Марина оказалась отличным игроком. Несмотря на очевидный опыт своего соперника, она все же умудрилась первой загнать оставшийся черный шар в лузу.

— Где ты так научилась играть в бильярд? — спросил Герман.

— Прямо-таки маэстро, — подтвердил Слава. — Я полностью обескуражен.

— Да ничего особенного, — скромно улыбнулась девушка. — Просто в Париже по соседству с нашим домом находится бильярдная. Мы в свободное время с отцом туда частенько заходим. А он — игрок так игрок. Высший класс. Вот и подучил меня малость.

Жена Славы, Тамара, пригласила всех к столу, который накрыла на просторной, полукруглой веранде.

Сытно отобедав, они три часа провели в дружеской непринужденной беседе. В половине восьмого, попрощавшись с гостеприимной женой Кирсанова, они поехали к Ревазу. Им не нужно было искать этот дом. Слава, как и все сочинцы, прекрасно знал, где живет влиятельный «вор в законе». Многие именитые российские авторитеты, приезжая в Сочи, как правило, останавливались у него. Милиция обычно их не тревожила. Существовала негласная договоренность. Воры не мешают общественному порядку в городе, а за это их не часто беспокоят. Они подъехали к старому, в отличие от Славиного, дому, состоящему из трех уровней. Это была добротная постройка пятидесятых годов.

Славин кабриолет подкатил к массивным зеленым воротам. Адвокат, ссылаясь на то, что этот дом он привык посещать по служебным делам, на приглашение Марины составить им компанию ответил отказом, но сказал, что когда он понадобится, Герман найдет его по мобильному телефону.

Девушка нажала на звонок. Стальную дверь ворот открыл молодой широкоплечий грузин и проводил их в дом.

За массивным дубовым столом сидели девять человек — цвет воровской элиты. Молодые люди вежливо со всеми поздоровались и по приглашению хозяина присели за стол.

— Ну, как дела, молодежь? — поинтересовался Георгий Максимович. — Как тебе, дочка, Сочи? Давненько мы здесь с тобой не бывали.

— Да, давненько, — вторил ему седовласый Резван. Я ее еще маленькой девочкой помню, а сейчас совсем красавица выросла. Поди, лет эдак восемь прошло. А ты помнишь деда Резо?

— Конечно, — заулыбалась Марина.. — Вы же меня всегда фруктами угощали, персиками, инжиром. Виноград у вас очень вкусный рос.

— А он и сейчас растет, — похвалился Резван. — Правда, не сезон ему уже, а вот вино как раз из него приготовлено, — и он разлил по бокалам из плетеной бутылки душистое домашнее вино. — Сейчас еще настоящий грузинский шашлык принесут. Из свежего, молодого барашка. Только в обед закололи. А как тебе, девочка, город наш, изменился ли?

— Да, дядя Резван, изменился. Столько нового понастроили. Ночью столько огней, прямо-таки Майами.

— А ты там была?-засмеялся Георгий Максимович. — В Майами этом?

— Нет, папа, но обязательно собираюсь побывать. Как-нибудь.

— Правильно, девочка, молодец! — похвалил Марину Реваз. — Это мы, старики, кроме страны нашей, Сибири таежной да Колымского края, мало что видели. Хоть вы, молодые, мир посмотрите, хоть за вас мы порадуемся, за детей наших.

Тут к столу подали шашлык, аппетитно дымящийся на шампурах. Вперемежку с кусками мяса на шампурах были нанизаны помидоры, лук и сладкий перец.

— Ой, какая прелесть. Я просто обожаю грузинскую кухню! — радостно воскликнула Марина.

— Да, у нас хорошая кухня, — обрадовался грузинский вор. — Вы еще другие блюда покушайте. Вот сациви, мамалыга, хачапури, а вот зелень: базилик, кинза, очень полезно, кушайте на здоровье.

— Сколько же можно есть? — шепнула на ухо Герману Марина. — Все едим и едим. В животе уже места не осталось.

— Кушай, кушай, — в ответ прошептал ей Герман. — По традиции не принято отказываться, уважай обычай.

Старый грузинский вор взял на себя роль тамады. Он произносил длинные, замысловатые тосты. А если гость хотел что-нибудь добавить, то он брал так называемое алаверды — продолжение тоста. Пили за близких, за друзей. За здоровье живых и за упокой души умерших и погибших. За тех, кто сейчас в неволе. За верную дружбу и преданную любовь. Когда Реваз предоставил слово Герману, молодой человек встал, поднял бокал и произнес:

— Я рад, что нахожусь сейчас в компании столь уважаемых, умудренных жизнью людей. Вы прожили нелегкую, я бы даже сказал, очень трудную жизнь. Нам же, молодым, нужно уважать вас и слушать ваши наказы. Здоровья вам, удачи и долгих лет жизни. Я хочу поднять бокал за ваше, за воровское.

Герман поднял бокал с вином, и все с большим одобрением его поддержали.

Чуть позже старые воры завели свои беседы, а молодые люди отсели поодаль, уютно устроившись у экрана широкоформатного телевизора. По телевизору передавали новости. Когда пошла криминальная хроника, Герман сделал звук чуть громче.

Вдруг лицо его побелело. Из руки выпал бокал. Он немигающим взором уставился в экран, на котором показывали сгоревший джип и несколько трупов. Он узнал джип, узнал место, где все произошло. Телерепортер сообщил, что перестрелка случилась прошлой ночью и что такой грандиозной бойни давно уже не было в Москве. Он рассказывал, что на месте кровавого столкновения найдено четырнадцать трупов, что милиция прибыла на место очень поздно, только через тридцать пять минут после поступившего сигнала о выстрелах, и что после их прибытия на месте преступления, кроме трупов и огнестрельного оружия, ничего обнаружить не удалось. Никто в связи с этим делом задержан не был, хотя пожилой сторож из гаражного кооператива утверждал, что якобы несколько автомобилей буквально за десять минут до прибытия милиции спокойно отъехали от места, где гремела перестрелка. Тележурналист выражал недоумение, почему в очередной раз не сработал пресловутый план «Перехват»? Почему не были вовремя оцеплены близлежащие районы? Очередное проявление нерадивости наших органов? Или какая-то иная неизвестная причина? Факт был налицо — никого задержать не удалось. Следственные органы предполагают, что это была крупная разборка между бандитскими группировками, не поделившими сферы влияния.

— Герман, что с тобой? Что случилось? — взволнованно спрашивала, тряся его за плечо, Марина.

Герман не отвечал. Он стеклянными глазами смотрел на экран.

Встревоженные голосом девушки старые воры прервали свой разговор и подошли к дивану, на котором сидели молодые люди.

— Гера, сынок, что произошло? — спросил Георгий Максимович.

Герман мрачно молчал. И только принесенный стакан воды отчасти вывел его из состояния шока. Немного помолчав еще, он сквозь зубы процедил:

— Моих друзей… Убили… — и через некоторое время добавил: — Мне нужно срочно лететь в Москву.

Герман напряженно задумался.

Резван послал людей в отель за его вещами. Георгий Максимович обратился к молодому человеку:

— Послушай, сынок. Я не знаю, что у вас там приключилось, но вижу, у тебя горе. Не хочешь, не отвечай, но я тебя спрошу: чем мы можем тебе помочь? Кто я и мои друзья, тебе известно. Какая сила за нами стоит, ты знаешь тоже. Мы в состоянии решить многие вопросы.

— Спасибо, дядя Жора, за предложение и поддержку. Если потребуется, я обращусь к вам за помощью. Но для начала я попытаюсь разобраться со всем сам.

Через несколько минут подъехала машина с вещами Германа. Резван сказал своим людям, чтобы они отвезли Германа в аэропорт, достали билеты на ближайший рейс и проводили его через депутатский зал до трапа самолета.

В ответ на мольбу Марины взять ее с собой он объяснил, что ничем помочь ему она не может и рисковать ее жизнью он не вправе. И когда он все решит сам, то обязательно ей позвонит. У девушки щемило сердце. На глаза наворачивались слезы. Она предчувствовала, что ему грозит опасность, и хотела быть в эти трудные минуты рядом со своим другом. Но, увы, она понимала, что Герман ее с собой не возьмет.

Перед вылетом Герман набрал мобильный номер Феликса и попросил, чтобы тот встретил его в аэропорту.

СЕЗОН ОХОТЫ

На первом этаже аэропорта Внуково у стеклянных дверей прилетевшего Германа встретил Феликс Чикаго. На нем был неизменный длинный кожаный плащ, а за его спиной стояли трое крепких парней.

— Здорово, братуха, — обнял он Германа. — Что-то на тебе, дружище, лица нет. Что стряслось?

— Об этом чуть позже, братишка. Рад тебя видеть. Спасибо, что встретил.

— О чем разговор, — широко улыбнулся Феликс. — Всегда рад. А где твои пацаны?

— Давай об этом чуть позже, — мрачно повторил Герман. — Нужно заехать куда-нибудь в тихое место. Есть серьезный разговор.

— Тут недалеко, у Кольцевой, прибитый нами ресторанчик. Уютное, тихое место.

— Поехали, — кивнул Герман.

Проследовав в небольшой банкетный зал ресторана на обочине шоссе, они остались там вдвоем. Официант принес бутылку виски, легкую закуску и сразу удалился.

Герман рассказал Феликсу о том, что видел по телевизору.

— Гера, брат, а ты уверен, что это именно твой джип, твои ребята?

— Ошибки быть не может. Репортаж был длинным, там долго все показывали. Я точно узнал обгоревший джип. Наш джип. В нем было два обгоревших трупа. У одного я увидел золотые часы «Ролекс». Я сам их подарил на день рождения Елисею. — Герман сделал паузу. — Еще я узнал труп в ангаре — это был Васек. Бойня произошла в автосервисе Гочи. Они как раз туда вчера собирались.

Герман опустил глаза потому, что на них навернулись непрошеные, злые мужские слезы.

— Крепись, братуха, крепись, — положил руку на плечо друга Феликс. — Я с тобой и все наши близкие тоже. Те, кто убил твоих друзей, жестоко ответят за это. Короче, кранты им, из-под земли достанем. Ты знаешь, кто они?

— Точно нет. Но догадка есть. Телерепортер сообщил, что среди трупов преобладают «лица кавказской национальности», по всей вероятности чеченцы. В самолете я подумал о том, что это ответ на те дела, которые мы провернули за последний месяц. Рубанули мы одну компанию, крышей у которой является некий Мусса-чечен. Глава крупной чеченской группировки.

— Есть такой, знаю его. Фамилия— Габаев. Беспредельная морда. И бригада у него отмороженная. Ты уверен, что это его рук дело?

— Точно не уверен, но есть такое подозрение. В этом и предстоит нам сейчас разобраться. Давай поднимем все наши каналы и узнаем, чьих это рук дело. Тогда уже путь один…

— Базара нет. С утра пораньше и займемся, а сейчас тебе нужно отдохнуть. Поедем ко мне, у тебя, наверное, небезопасно. Как говорится, утро вечера мудренее.

В восемь часов утра Германа разбудил звонок мобильного телефона. Он взял трубку и включил связь.

— Да, слушаю.

— Гера, это ты? — услышал он тихий голос. — Ты где?

— Бетон, ты?! Ты жив?! — удивленно и радостно воскликнул Герман. — Я уже в Москве. Что случилось? Где ты находишься? Что с тобой?

— Я-то жив, братишка. Немного прострелен, а вот наши пацаны… — Эдик вздохнул. — Их больше нет. Ты можешь за мной сейчас приехать?

— Да, конечно, еду! Сейчас! Где ты находишься?

— Я не буду называть адрес, твой телефон, возможно, прослушивается. Ты мою подругу Светку помнишь?

— Помню. Ну?

— А где она живет, помнишь?

— Помню.

— Так вот, я у нее. Приезжай.

— Еду!

Герман вместе с Феликсом и четырьмя его парнями заскочили в два шестисотых «Мерседеса» и тронулись в путь. Через сорок минут они уже были у Светланы.

Раненый Эдик подробно рассказал им, как все произошло. Сам он тоже не мог догадаться, с какой стороны ветер дует. Для него оставалось загадкой, чьи это были люди и почему они на них напали.

Раненого Бетона вместе с его подругой Светой перевезли в загородный дом Феликса. Там условия для лечения лучше и безопасней. Снабдили всеми необходимыми медикаментами, привезли своего врача — опытного хирурга. Тот, осмотрев раны, сказал, что парню сильно повезло и он скоро пойдет на поправку. Но недельку-другую ему все же поваляться придется. Объяснив Свете, как менять повязки и что делать, он обещал приехать через два дня, чтобы повторно осмотреть раненого.

Пока за Бетоном ухаживала заботливая подруга, Герман с Феликсом начали конкретную пробивку своих врагов. На ноги были подняты все близкие и их люди, а друзей у них хватало. Многие дружественные группировки и бригады стали помогать им.

Похороны погибших друзей было решено доверить родственникам. Им тайно передали немалые деньги. Также тайно Феликс, используя свои связи, организовал хорошие места на Троекуровском кладбище. Герману на похоронах появляться было нельзя. Несколько человек Феликса, посланных наблюдать за похоронами, доложили, что там была целая туча ментов, эфэсбэшников и других подозрительных лиц. Лишь под покровом глубокой ночи Герман тайно проник на кладбище, чтобы поклониться праху своих безвременно ушедших друзей. На свежих могилах, усыпанных венками, он поклялся жестоко отомстить за их гибель.

Информации, собранной людьми Германа, Феликса и близких друзей, оказалось достаточно, чтобы приоткрыть завесу, скрывающую происшедшие события. Догадки Германа полностью подтвердились. Убийцами его друзей оказались на самом деле люди Муссы Габаева и не только его одного: всплыли имена Лехи Рябого и Мамуки. Сомнений не осталось, это были именно «крыши» тех гнилых мест, которые опустошил Герман со своей бригадой. Ясно, почему они вели охоту за бригадой Германа и своими деньгами.

«Ну что, волки позорные, объявили на меня охоту? — свирепо думал Герман. — Тогда я открываю сезон охоты на вас».

Исход был один. Война неизбежна.

ЗАСАДА

И война началась. Люди Муссы Габаева, Рябого и Мамуки искали Германа. Герман со своими близкими искал их. Две большие силы противостояли друг другу. Размышляя о происходящем, Герман сознавал, что все это просто так закончиться не может — если он не уничтожит противника, отомстив за гибель своих друзей, то противник уничтожит его. Он думал о том, почему злодейка-судьба была так неблагосклонна по отношению к нему и его друзьям. Да, они отнимали деньги, совершая налеты на некоторые финансовые структуры. Но отбирал он лишь те деньги, которые, по его мнению, наживались на людских слезах и страданиях. Не сказать что он был ярым альтруистом, но и меркантильным человеком, ищущим только свою выгоду, его назвать нельзя. Да, в результате своих отчаянных налетов он сорвал хороший куш. Большие деньги лежали в далеких тайниках, и немалые суммы переправлены в иностранные банки. И тем не менее львиная доля всех экспроприированных денег пошла на благородные цели. Деньги вернулись к людям, которые, по мнению Германа и его друзей, больше всего в них нуждались. Кстати, решение о передаче существенной части средств на благотворительные цели было принято всей бригадой единогласно. А главное, совершая дерзкие налеты, они никого не убивали. За что же были приговорены к смерти его друзья? За что вынесен смертный приговор ему?

Герман подъехал к своему загородному дому. Открыв металлические ворота, загнал во двор машину и, отворив своим ключом дверь, вошел в дом. Где-то через час должен был приехать Феликс с друзьями. Накануне у Германа возник хитромудрый план. Сегодня ближе к вечеру, через подставных лиц людям Габаева, Рябого и Мамуки будет подкинута информация о том, что Герман прячется в этом самом доме. Чтобы не упустить врага, те наверняка стремглав кинутся по указанному адресу. Они будут считать, что застанут его врасплох. Но на самом деле Герман и Феликс вместе со своими наиболее подготовленными людьми устроят им хорошо продуманную засаду.

Герман специально приехал за некоторое время до прибытия людей Феликса. Он собрал свои вещи и вещи покойных друзей. Часть уложил в багажник машины, а часть отнес в тайник, оборудованный в подвале. Туда же он запрятал резиновые маски монстров и другую атрибутику, применявшуюся ими для налетов. Когда укладывал маски в пакет, сердце защемило. Он представил лица погибших друзей. Решимость, с которой он жаждал расправиться с врагами, утроилась. Да, устроит он им сегодня кровавую бойню.

Упаковав в тайник последние вещи, он задвинул хорошо замаскированную стенку тайника. Затем поднялся наверх и вытащил складной автомат Калашникова, модель АКСУ в десантном варианте. Проверил затвор и заполнил патронами четыре магазина. После чего скотчем перемотал их попарно — старая боевая хитрость для быстрой замены пустого магазина. Затем осмотрел и приготовил к бою свой надежный пистолет «беретта». Завершив приготовления, он поднялся в мансарду и подошел к окну.

Вдалеке на дороге показались три автомобиля. Он узнал их. Это были машины Феликса, два черных «Мерседеса» и джип «Линкольн-Навигатор». Герман спустился вниз и выгнал за ворота свой автомобиль. Он задумал поставить все автомобили на другую узкую дорогу, проходившую за небольшой лесополосой. Хвойная лесополоса находилась прямо за домом Германа, и в случае необходимого отхода они могли попасть в лес из лазов, специально проделанных из дома и бани. Кроме того, на лесной дороге машины не были видны от дома Германа. А, отходя, ему с друзьями оставалось лишь пересечь лес и, погрузившись в машины, устремиться по дороге в направлении, ведущем к другому шоссе.

За рулем каждой машины оставили по водителю, а остальные хорошо вооруженные бойцы рассредоточились во дворе за специально приготовленными укрытиями, в доме, в бане и вне участка, затаившись у забора. Друзья рассмотрели несколько возможных вариантов атаки и тщательно продумали и отработали свои ответные действия: действия контратаки и действия отхода. Проанализировав все до мельчайших подробностей, они стали ждать прибытия боевиков Габаева, Рябого и Мамуки.

Ждать пришлось полтора часа. Наблюдающий за трассой человек, выставленный Феликсом за два километра от дома, сообщил по мобильному телефону, что кортеж из шести машин проследовал в их направлении.

Не ожидая засады, водители прибывших автомобилей, пренебрегая элементарной тактикой, всем кортежем остановились у ворот. Из них беспорядочно высыпали вооруженные боевики и, распахнув ворота, ворвались во двор. Но там, к немалому изумлению, их встретил шквальный огонь. Несколько боевиков рухнули, подкошенные пулями, не успев понять, что произошло. Другие, упав на землю, открыли ответный огонь. Некоторые попытались вернуться обратно на улицу и укрыться с флангов за своими автомобилями. Но, выскочив со двора, они попали под обстрел притаившихся за внешней стороной забора людей Феликса.

Перестрелка продолжалась еще несколько минут. Она бы наверняка окончилась победой Германа и его друзей, несмотря на численный перевес противника. На стороне оборонявшихся были фактор неожиданности и четко продуманная стратегия боя. Но вдруг среди треска автоматных очередей послышался вой милицейских сирен. Судя по всему, информация о перестрелке своевременно поступила в правоохранительные органы. Вдалеке показалось несколько милицейских машин. Вступать в бой с ОМОНом не входило в планы ни тех, ни других.

Не сговариваясь, люди Германа, редко отстреливаясь, стали отступать намеченными путями. Боевики Габаева, Мамуки и Рябого их не преследовали. Они похватали раненых и убитых, запихнули их в машины, и пять машин обратились в бегство. Шестую они оставили прикрывать их отход. Четверо парней должны были вступить в бой со спецотрядом милиции и, разумеется, погибнуть. Они это знали, но другого выхода не было. В случае нарушения приказа их все равно ждала бы неминуемая гибель.

Парни перекрыли дорогу машиной и открыли огонь по подъезжающей колонне. Бой был недолгим. Через несколько минут всех четверых расстреляли бойцы ОМОНа, но эта жертва дала возможность остальным боевикам рассосаться в разных направлениях. Некоторые из них все же были задержаны в ходе операции «Перехват», но основным силам удалось скрыться.

Герман и его друзья отделались несравненно меньшими потерями. Те, кто получил легкие ранения, при помощи соратников пересекли лесополосу и беспрепятственно скрылись с места боя.

Руководство правоохранительных органов было всерьез обеспокоено последними событиями. Ни у кого не вызывало сомнения, что это война преступных группировок.

Майор Воронцов был вызван на экстренное совещание, посвященное последним перестрелкам Из агентурных данных следовало, что две самые кровавые перестрелки связаны между собой, что идет настоящая война между двумя конкретными преступными синдикатами. Таких крупных разборок не было уже больше года. Поэтому решили создать специальную группу для расследования последних происшествий. Помимо следователей прокуратуры в нее вошли сотрудники Управления по борьбе с организованной преступностью. Старшим назначили полковника Сидоренко, занимавшего важную должность в столичном РУБОПе. Майор Воронцов был назначен его заместителем от прокуратуры. Кроме них в группу ввели пять сотрудников из прокуратуры и шесть из управления.

После общего заседания спецгруппа в количестве тринадцати человек провела свое первое производственное совещание. Распределив обязанности в зависимости от компетенции ее членов, Сидоренко перешел к составлению плана мероприятий. В первую очередь необходимо было выявить, какие именно преступные группировки принимали участие в недавних событиях. Во вторую — максимально сузить круг подозреваемых для выявления конкретных участников перестрелок. И в-третьих, нужно было выяснить мотивы, причины и саму суть происшедших событий. Требовалось собрать факты и улики, подтверждающие вину определенных боевиков для успешного завершения расследования.

Заседание затянулось надолго. Лишь в одиннадцать часов вечера полковник Сидоренко отпустил всех, попросив задержаться майора Воронцова. Их сугубо доверительная беседа продолжалась еще час.

ПОХИЩЕНИЕ МАРИНЫ

Мощный джип «Линкольн-Навигатор» мчался по Кольцевой. В нем Герман с тремя крепкими парнями двигался по направлению к Солнцеву. Там планировалась встреча со старшими нескольких Солнцевских бригад. Это были хорошие приятели Германа, и он хотел повидать их, чтобы выяснить, готовы ли они его поддержать.

Джип приближался к Можайскому шоссе, когда раздалась трель мобильного телефона. Это был старый телефон Германа. С учетом последних событий он специально приобрел новый мобильный, зарегистрированный на чужое имя, и из соображений конспирации и безопасности пользовался в основном им. Старую же трубу он, как правило, отключал. Но именно сегодня утром ее включил, так, на всякий случай. С ним должны были связаться французы и еще могли позвонить из Австрийского банка. Герман включил телефон.

— Алло, алло. Герман, это я, — раздался из трубки женский голос.

— Кто «я»? — от неожиданности он растерялся.

— Это же я, Марина! Ты, что, меня не узнал?

— Нет, я просто не ожидал. Привет. Ты откуда?

— Гера, милый, ты только не ругайся… Я в Москве.

— Как в Москве? Почему? Мы же с тобой договорились. Как мог тебя отец отпустить?!

— А он меня и не отпускал. Я написала ему записку, взяла билет и прилетела.

— Маринка, милая, ты с ума сошла!

— Гера, я так волновалась! Твой мобильный не отвечает, офисный тоже. Я еще вчера вечером прилетела. Звоню через каждые полчаса. И вот только сейчас дозвонилась. Ты не злись на меня, я просто сильно переживала. Мне такие ужасные сны снились… Я в гостинице «Балчуг» поселилась, в номере четыреста двенадцать…

— Я сейчас приеду. Не выходи из номера и никому не открывай дверь.

Джип развернулся на Можайском шоссе и устремился по направлению к центру города. Герман перезвонил солнцевским кентам и попросил перенести встречу, о ее месте обещал договориться дополнительно. Он подозревал, что старый его телефон давно уже на прослушке, и винил себя за то, что не успел предупредить Марину о том, чтобы она не называла своих координат. Хотя номер гостиницы могли засечь, определив исходящий звонок. Ведь вряд ли Марина сообразила позвонить не из номера, а из какого-либо другого места, например от администратора или из ресторана. Но что об этом теперь думать, надо спешить, потому что наивная малышка ошиблась в силу своей неопытности.

Джип мчался на полной скорости, нарушая правила дорожного движения, и, натыкаясь на пробку, выходил на встречную полосу. Два раза его попытались остановить гаишники, но оба раза, резко затормозив, Герман рисовал им крутую прокурорскую ксиву, обосновывая свою быструю езду с нарушением дорожных правил срочным спецзаданием. Милиционеры отдавали честь и отпускали его. Да, не зря он за эти корочки три «косаря» выложил. И хоть ксива была фальшивая, регистрационный номер и печати были натуральными, и, главное, он числился в компьютере. Для того чтобы пробить удостоверение помощника прокурора управления, потребовалось немалое время. Вот и сейчас удостоверение его выручало.

Несмотря на многочисленные пробки, он добрался до гостиницы «Балчуг» в течение получаса. Козырнув удостоверением стоящим в холле охранникам, он поднялся на четвертый этаж. Быстрым шагом подошел к номеру четыреста двенадцать и постучал в дверь. Дверь не открывали. Он постучал еще раз и еще. Громче. Сильнее. Сердце бешено колотилось, на лбу выступил холодный, липкий пот.

— Молодой человек, куда вы так ломитесь? — услышал он голос за спиной.

Резко обернувшись, увидел горничную.

— Ее десять минут назад «скорая помощь» увезла.

— Какая «скорая помощь»? Кого увезла?

— Как кого? Девушку, которая в этом номере проживала. Сказали, что приступ у нее сердечный, что ей укол сделали снотворный, обезболивающий. Когда санитары выносили ее на носилках, она спала. Я сама за ними дверь закрыла.

Герман ее уже не слушал. Не дожидаясь лифта, он побежал вниз. Выскочив на улицу, подбежал к швейцару.

— Ты «скорую помощь» видел? — схватил он его за лацкан пиджака.

— Да, несколько минут назад отъехала. Девушку увезли. С сердцем у нее что-то.

— Какая машина была? Какой номер?

— Какая, какая. Ну, обыкновенная «скорая помощь». А номер? Номер-то мне зачем, он мне без надобности.

Расспрашивать дальше швейцара не имело смысла. Герман прыгнул в джип и помчался в сторону, указанную стариком. Туда, куда, по его словам, поехала карета «скорой помощи».

Герман понимал, что это бессмысленный шаг. Машина могла завернуть куда угодно. Но, надеясь на удачу, он стал кружить по району, вокруг гостиницы «Балчуг». Но тщетно. Удача ему не улыбалась.

Тут неожиданно зазвонил его мобильный. Тот, по которому некоторое время назад звонила Марина. Герман поднес телефон к уху.

— Да! Слушаю!

— Герман, это ты? — услышал он хрипловатый, приглушенный голос.

— Да, я! А кто ты?

— Как же так! Старого друга не узнаешь? Это Мусса. Мусса Габаев. Рад слышать мое имя? Так вот, твоя девка у меня. В гости приехала…

— Слушай, сучара! Тебе все равно не жить, но если с ее головы упадет хоть волос, ты будешь молить о быстрой смерти!

— Слышь! Не кипишуй, умник! Умерь свой пыл! Кто о чем жалеть будет, это мы скоро увидим. У меня есть к тебе несколько вопросов. Встретиться бы надо.

— Давай, мразь! Давай! Давай встретимся, ты и я! Вдвоем!

— Слышь, ты, гладиатор! — жестко засмеялся Габаев. — Не ты мне будешь указывать, как встречаться, а я тебе. И слушай, волчара, меня внимательно. Сейчас двигайся по Ленинградке, в сторону кольца и жди дальнейших указаний. Не вздумай отключить мобильный, а то девчонке твоей хана.

Трубка отключилась.

Герман не знал, что делать, но иного выхода не оставалось. Он выехал на Ленинградский проспект и поехал в сторону Московской Кольцевой дороги. Когда поравнялся со станцией метро «Динамо», раздался звонок: снова послышался голос Габаева:

— А теперь, мой друг, тормозни около метро, выйди один. Пусть твои быки остаются в машине. Смотри без глупостей, мы тебя пасем. Вы все равно у нас под прицелом. Иди к станции метрополитена, телефон не отключай.

У Германа не было выхода. Он передернул затвор пистолета и, сказав ребятам, чтобы они оставались в машине, двинулся в указанном направлении. Когда он подошел к станции метрополитена, мобильный снова заговорил голосом Муссы:

— А теперь спускайся в метро и езжай до станции «Выхино». В метро мобильный не берет, а когда выйдешь на «Выхино», жди дальнейших указаний. И не вздумай куда-нибудь звонить или отвечать на звонки кого-либо, кроме меня. Мы прослушиваем твой телефон. Смотри, шаг в сторону, начинаем резать пальцы твоей бабе или отрежем еще что-нибудь. Тебя пасут наши люди, они идут следом за тобой. Ты все время в поле их зрения. Не шути.

Трубка снова отключилась.

Герман вошел в метро. «Тупорылый все же этот Габаев. А небось считает себя чертовски умным. Телефон на прослушке… Удивил! Неужели трудно догадаться, что у человека может быть второй, запасной, мобильный телефон, — размышлял Герман. — Но я не могу им воспользоваться. Ведь если его люди пасут меня, то они сразу это заметят, а тогда пострадать может Марина. Это озверевшее чудовище сделает с ней все, что угодно. Придется рисковать, но чего уж тут. Не впервой». Спускаясь по эскалатору, Герман оглянулся.

«Интересно, может, Габаев блефует, может, вовсе и нет здесь его людей? — Герман повнимательней присмотрелся к пассажирам, которые стояли за ним. — Да нет, вон какая-то бритоголовая морда искоса поглядывает на меня. А за ним какой-то кавказец, а за тем еще один, в шапке-ушанке, урод, не холодно ведь еще. Ладно, рисковать Маришкой я не имею права, а так можно было маякнуть Феликсу по второму телефону, чтобы мчался к „Выхино“ и подстраховал меня там. Но что зря рассуждать, уже мобильный не возьмет. — Он посмотрел на табло телефона, где не значилось ни одной черточки, обозначающей прием антенны. — Будь что будет».

Доехав до «Выхино», Герман вышел на улицу. И тут зазвучала трель телефона.

— С прибытием, друган. Видишь карету «скорой помощи»? — спросила трубка.

— Вижу.

— Подойди к ней и смело, не стесняясь, заходи в заднюю дверь. Гостем будешь.

«Глупейшая ситуация, — думал Герман. — Если я окажу сопротивление, что тогда будет с Мариной? Придется выполнять инструкции».

Герман подошел к машине «скорой помощи» и открыл заднюю дверь. Он увидел перед собой двух сидящих бритоголовых молодчиков и два направленных на него дула пистолета. Один был чернявый горбоносый кавказец, другой, бритоголовый, славянского происхождения. У него было морщинистое, будто помятое лицо, и это лицо Герман где-то видел.

«Ба! Да это же Хорь! Слава Хорь — подельник Лехи Рябого».

— Что, признал, братан? — оскалился кривозубой улыбкой Хорь. — Заходи, гостем будешь.

Герман почувствовал, как в его бока уперлись еще два ствола. Только поднялся в машину, сразу ощутил в бедре острый укол. Стоящий сзади него человек резким движением выдернул пустой шприц. Это было сильнодействующее снотворное. Перед его глазами поплыли круги, и последнее, что он успел подумать: «Поймали тигра в мышеловку!»

Очнулся Герман от выплеснутой ему в лицо холодной воды. Он сидел на деревянном стуле с перевязанными за спинкой стула руками. Герман не видел своих рук, но ощущал, что они были перетянуты чем-то наподобие кожаных ремней. В полумраке помещения он разглядел нескольких стоящих вокруг него людей.

— Ну че? Очухался, волчара! — услышал Герман знакомый голос и увидел кавказца лет под пятьдесят, с перекошенным лицом, крючкообразным носом и колючими глазами. — Узнал меня?

Герман молчал.

— Да, это я, Мусса Габаев, ярый поклонник твоих талантов. А вот еще твои фанаты. Вот Леха Рябой — ты его, наверное, знаешь. — Он указал на огромного шкафоподобного субъекта с неандертальским выражением рябого лица. — На этой званой вечеринке хотел еще присутствовать Мамука, но вы прострелили ему голову у загородного дома. Зато присутствует его компаньон Геннадий, Гена. Его прозвали Слепым, но он не слепой, он просто плохо видит. Особенно плохо видит свои деньги, которые ты у него увел. И вот здесь мы собрались честной компанией, чтобы подумать вместе с тобой, как вернуть нам наши деньги. Что ты на это скажешь?

— Пошел ты на хрен! Вот что я тебе скажу, — процедил сквозь зубы Герман. — Нюх я твой топтал, гнида!

Мусса резким ударом рубанул его кулаком в переносицу, голова Германа откинулась, он пошатнулся вместе со стулом, но не упал, а из его носа побежала тонкая струя крови.

— Где девушка, мрази? — задал вопрос Герман. Ответом ему послужил мощный боковой удар ногой в голову, который нанес верзила Рябой. Герман вместе со стулом рухнул на пол. При падении ушиб о холодный кафель незадетую часть головы. Из глаз посыпались искры; но сознания он не потерял. Его вместе со стулом вновь водрузили на прежнее место.

— Леша, ты не переусердствуй, — заметил Мусса Рябому. — Нам он живой нужен. Как мы у жмурика узнаем, где спрятаны наши деньги?

— Может, его немножко ножичком почикать? Ноготки повырезать, пальчики порубать, — оскалил свою морщинистую мордочку Хорь.

— Нет, лучше раскаленным прутиком по горлу провести, почуять шипение человеческого мяса, — продолжил садистскую тему Рябой.

— Все это мы еще успеем, — прервал их сладострастные фантазии Габаев. — И не только это. У меня в арсенале много оригинальных штучек. Но пока я хочу поговорить с ним по-доброму. Слушай, дружбан, — обратился он к Герману. — Ты хапнул наши деньги. Повторяю: наши деньги. Мы хотим получить их обратно. Умрешь тогда легко. И девку твою отпустим, будет кому оплакивать твою могилу. Что на это скажешь?

Герман поднял окровавленное лицо и твердо посмотрел ему прямо в глаза:

— Вот что я тебе скажу. И слушай меня внимательно. Ты меня здесь хоть на куски режь! Тогда уж точно ты хрен свои деньги получишь. Но если хочешь увидеть свою капусту, то я должен знать, что Марина жива и здорова. А если с ней что-то случится, можешь сказать своим баксам — «арри-ведерчи». Если с девушкой все нормально, я начну отдавать вам деньги.

— Ну так бы сразу и сказал, братан, — хитро улыбнулся Мусса. — Нет проблем. Приведите девчонку сюда.

Через пять минут в помещение ввели Марину. Увидев Германа, девушка рванулась к нему, но ее держали крепко.

— Герман, Герман! Что они с тобой сделали? — сквозь слезы прокричала она. — Герман, мне страшно. Кто эти люди?

— Не бойся, малыш. Не бойся. Все будет в порядке. Ничего они с тобой не сделают, я решу все вопросы. Ты мне веришь?

— Верю, — тихо сквозь слезы сказала девушка. Ее усадили напротив Германа и привязали так же, как и его.

— Вот, ты видишь, — указал на девушку Габаев. — Она жива и здорова, чего и тебе желает. Теперь ее судьба в твоих руках. Где деньги?

Герман не заставил себя долго упрашивать. Убедившись, что Марина жива и здорова, и чтобы больше не рисковать, он описал, как добраться до тайника. Описал все честно, во всех деталях и подробностях. Но умолчал лишь об одном, что этот тайник не единственный.

— Хорошо, — сказал Габаев. — Мы пошлем туда сейчас своих людей, но если ты обманул, пеняй на себя. Я буду иметь твою девку на твоих глазах. Буду трахать ее всеми самыми извращенными способами… А потом ее будут трахать все мои бойцы.

Главари вышли, оставив Германа и Марину вдвоем.

Мусса понимал, что всех денег, разумеется, не вернуть. Он знал, какие большие суммы Герман и его друзья отдали на благотворительность. Он был хитер и соображал, что Герман сразу не расстанется со всеми деньгами, догадывался также, что есть еще тайники и суммы в них более крупные. Опыт подсказывал ему, что поиски тайника нельзя никому доверять и надо ехать на место самому. Но точно также рассуждали Леша Рябой и Гена. Согласившись, что едут они все вместе, и взяв по две машины каждый, отправились искать тайник. Охранять пленников оставили шестерых человек во главе со Славиком Хорем и Шамилем.

Оставшись наедине с Мариной, Герман попытался успокоить ее ласковыми словами, и девушка, хоть и сознавая критичность ситуации, все же взяла себя в руки и отчасти пришла в норму. Герман интенсивно думал. Встряхнув разбитой головой, он сконцентрировался на том, как найти выход из этой на первый взгляд безвыходной ситуации. Он специально направил врагов к самому дальнему из своих тайников, находящемуся в окрестностях Серпухова. Таким образом у него в запасе часов, эдак, пять. Сейчас главное было освободить руки, а они связаны так, что обхватывали спинку стула. Сверху едва слышно доносились звуки ритмичной музыки. Герман понял, что они находятся в подвале. Это его обрадовало — значит, какой-то шум внизу и в верхнем помещении слышен не будет из-за прочной звукоизоляции и играющей наверху музыки. Повезло, что эти самоуверенные идиоты не додумались связать ему ноги. Он приподнялся, подпрыгнул и со всего маху рухнул на стул. Стул с треском развалился. Герман больно ушиб левый локоть, но смог подняться и освободиться от стула. Теперь основная его задача была освободить руки. Напрягая мускулы, он пытался ослабить ремни, но ничего не получилось.

— Герман, у меня в кармане джинсов есть брелок, ножик-«бабочка». Он маленький, но острый. Они меня не обыскивали, не посчитали нужным. Он в переднем правом кармане. Я немного приподнимусь, а ты попытайся достать его.

Герман подошел к девушке и присел к ней спиной на корточки. Онемевшими от напряжения пальцами с трудом извлек брелок. Руки затекли, и он еле-еле открыл его, но разрезать ремни сам себе не мог. У кистей рук не было свободы движения. Тогда он обошел стул девушки и спина к спине присел. Руки их соприкоснулись.

— Марина, попробуй теперь взять у меня ножик и попытайся крепко его держать… Вот… Вот… — Герман вложил ей в руки сувенирный ножик. — А теперь держи его как можно крепче.

Герман стал двигать ремнем по лезвию, что было нелегко: поза неудобная и ноги затекали. Кровь струилась по ладоням, но невероятным усилием воли Герман заставлял подчиняться свое тело. Примерно через полчаса ремень поддался и лопнул. Герман напрягся и высвободил руки. Размяв суставы, он взял нож у девушки и разрезал ремни на ней. Поднявшись по ступенькам к двери, обнаружил, что она заперта. В крошечные окна пробраться было невозможно. Тогда в голове у парня возник хитрый план. Герман попытался собрать развалившийся стул, что ему с трудом удалось. Державшийся на соплях стул приставил к стене, а себе взял другой. Герман сел на прочный стул и завел руки за спину, Марина сделала то же самое.

— Мариша, теперь все зависит от тебя. Громко кричи и попроси у того, кто войдет, воды. А дальше в дело вступлю я.

Громкая музыка чуть утихла. Время было позднее, и, видимо, охранники не хотели привлекать постороннего внимания. Марина начала громко кричать и звать людей, а Герман опустил на грудь голову, сделав вид, будто потерял сознание. Дверь отворилась, и в нее вошел Хорь с пистолетом в руках. Он спустился по ступенькам, за ним маячил еще один боевик.

— Че орешь, курва?

— Я хочу пить, не могу больше терпеть. Умоляю, дай мне воды.

— Воды? Ишь, чего захотела, — а потом, подумав, хитро оскалился и добавил: — А почему бы и нет? Я дам тебе воды, но сначала ротиком ты должна приласкать его там, — и он указал себе между ног. — Мой маленький дружок жаждет поцелуя.

— Ну, пожалуйста, я так хочу пить.

— Я же сказал, дашь на дашь.

— Хорошо, я согласна, — тихим голосом сказала находчивая девушка. — Но пусть сначала он отсюда выйдет. — Она кивком указала на второго охранника. — Я не могу так…

— Нет проблем, киска, — предвкушая удовольствие, похотливо осклабился Хорь и, обратившись к боевику, сказал: — Махмуд, подожди меня наверху.

Тот послушно вышел и прикрыл за собой дверь.

Положив зачем-то пистолет на кафельный пол, Слава Хорь подошел к девушке и начал расстегивать ширинку. Но не успел он вынуть свой пенис, как стремительным прыжком в мгновение ока Герман очутился рядом с ним. Последовал сокрушительный боковой удар рукой в висок. Хорь, не издав ни звука, треснулся головой о ближайшую стену, да с такой силой, что, падая, оставил на бетоне кровавый след. Он рухнул на пол замертво, в нелепо расстегнутых штанах. Герман поднял с пола пистолет и проверил магазин. Он был полон патронов. Затем осторожно поднялся по лестнице наверх.

Приоткрыв дверь, Герман заметил, что в комнате за столом сидят четверо и играют в карты. Промедление было смерти подобно. Герман был превосходный стрелок. Резко распахнув дверь, он разрядил в сидевших за столом всю обойму. Это было настолько неожиданно, что те даже не успели схватиться за оружие. Лишь один раненый попытался выхватить пистолет. Герман подскочил к нему и ударил в лоб рукояткой пистолета с опустевшим магазином. И пока тот падал, вырвал у него пистолет Макарова.

Держа Марину за руку, он быстрыми шагами бросился к выходу. Миновав коридор и уже видя дверь на улицу, Герман услышал окрик Марины:

— Гера! Сзади!

Он резко обернулся. В темном дверном проеме просматривались силуэт человека и нацеленное вслед беглецам дуло пистолета. Прогремел выстрел. Не ощутив боли, Герман выпустил три пули в стрелявшего. Тот рухнул. Герман оглядел себя: ранений не было видно. Он удивился и тут почувствовал, как ослабела в его ладони рука Марины. Он подхватил теряющую сознание девушку. Боже мой! Марина была ранена, пуля угодила ей в ключицу.

Подняв девушку на руки, Герман выскочил во двор. Там стояли две машины «Ауди». Выбив стекло в одной, он открыл ее и положил раненую подругу на заднее сиденье. Сам, заняв водительское место, подсоединил провода зажигания и завел мотор.

Выбравшись на трассу, Герман определил место своего нахождения. Он был на Каширском шоссе в районе Домодедово. До загородного дома Феликса доберется, в лучшем случае, минут через сорок. Остановив машину и осмотрев ее, Герман обнаружил дорожную аптечку. Он сумел соорудить марлевую повязку и перетянул ее эластичным бинтом. Эта нехитрая операция приостановила у Марины кровотечение.

— Держись, моя девочка. Все будет хорошо. Рана не смертельная, ты скоро поправишься, — говорил он, накладывая повязку.

— Ничего, Гера, я выдержу. Я сама виновата… Все из-за меня…

— Ничего, ничего… Сейчас приедем, и нам сразу привезут хорошего хирурга. Пульку вытащат, рану залечат. Будешь как новенькая!

Он разогнал автомобиль до бешеной скорости и быстрее, чем рассчитывал, въехал во двор загородного коттеджа друга.

Феликс и несколько его парней выскочили навстречу. Они помогли занести Марину в дом, и двое сразу отправились за своим хирургом.

Тот прибыл с полным набором инструментов. Не впервой. Привез все нужные лекарства. Он ввел девушке внутривенно сильнодействующее снотворное. Марина заснула. Хирург аккуратно извлек пулю, произвел все необходимые процедуры и наложил повязку. Прощаясь, хирург заметил:

— Ну, у вас тут прямо уже хирургическое отделение. Может, мне к вам вообще на постоянное жительство перебраться?

— Почему бы и нет, — похлопал хирурга по плечу провожающий его Феликс.

Приняв горячий душ, обработав свои раны и кровоподтеки, Герман подробно рассказал Феликсу о своем последнем приключении.

— Да, братуха, — покачал головой Феликс. — Ты чудом выбрался из этой передряги и девочку спас. Ну а этим сучарам пощады уже точно не видать.

— Да, это точно. Пощады им теперь не будет, — сверкнул глазами Герман.

КРАНТЫ

Взорам Габаева, Лехи Рябого и Гены открылась неожиданная и мрачная картина. Все шесть боевиков во главе с Хорем и Шамилем были застрелены. Пленники бежали. В тайнике же они обнаружили всего четыреста тысяч долларов.

— Слышь, Мусса! Эта сволочь Герман прямо оборотень какой-то, — растерянно развел руками пораженный Рябой.

— Да, зема, ты прав, — почесал в затылке Габаев. — Как он смог вырваться? Ума не приложу. Специально, волчара, пустил нас по ложному следу. В тайнике лишь малая толика тех денег, которые он у нас умыкнул. Ладно, пусть ребята почистят здесь все вокруг, трупы в лесу захоронят. А мы завтра часиков в восемь вечера встретимся. Обмозгуем, что дальше делать.

— Да, работенка нам предстоит не из легких! Ох, не из легких! Ну, бывайте. До завтра, — попрощался с остальными Леха Рябой.

В назначенное время в условленном месте, а именно в квартире на Кутузовском проспекте, Леша Рябой вместе со своими отморозками ожидал приезда Муссы Габаева и Слепого. Вид его был угрюм и слегка растерян. Только что его боевики привезли пренеприятнейшую новость. По преступному миру Москвы пронесся слух, что сегодня днем в столицу прибыл один из патриархов воровского движения — Жора Макинтош. Новость была неожиданной для криминалитета. Но не только неожиданной, а и крайне неприятной оказалась она для Лехи Рябого. Его просто ошарашило то, что та девчонка, которую они вчера похитили в отеле «Балчуг», была родной и единственной дочерью этого именитого вора. Трагическое совпадение. В неприятную они влипли ситуацию, и это еще очень мягко сказано. Говорили, что старый вор в страшной ярости и разыскивает дочь и что сейчас он собрал большой воровской круг на сходку и поднимает вопрос о беспределе в преступной среде.

Идти против всего воровского движения Рябому не улыбалось. Он понимал, чем это может для него кончиться. Для него и его союзников. Могли ли они подумать, когда договаривались о своем союзе, что дело окажется таким трудным и вся их затея примет печальный оборот? Слишком тяжелой вышла борьба за уплывшие деньги. Стольких людей они уже потеряли! А тут ставился вопрос не о деньгах или мести, а о собственной жизни. Надо было что-то предпринимать.

В это время в дверь позвонили, и люди Рябого впустили в квартиру Муссу Габаева. Он был один и выглядел явно встревоженным.

— Слышал о приезде Жоры Макинтоша? — прямо с порога спросил он.

— Слышал, как не слышать, — похоронным тоном ответил Леша.

— А про Гену Слепого?

— А при чем здесь Гена? Что с ним?

— Что, что! Да ничего особенного! Так, мелочи! Просто в три часа дня нашли его сегодня на даче с простреленной башкой. Да вместе с ним парочку его телохранителей с перерезанным горлом.

— Ни хрена себе, — вытаращил глаза Леша. — Это уже кранты! Пора ноги делать! Они нас всех перегасят!

— Не паникуй! А вот затаиться на время придется, нужно лечь на дно. Временно, пока не спадет напряжение. Жора Макинтош нам свою дочь просто так не спустит, а у него авторитет непререкаемый, с ворами трудно будет тягаться. Да и Герман — сатана, совсем свихнулся. Со своими близкими валит всех подряд,

— Да, хотели мы его загасить, а в итоге он нас гасит. Наши люди уже на шугняках. Германа ведь поддерживает Феликс Чикаго, этот совсем без заднего, конченый сорвиголова. Ты же в курсе, как он год назад с Новокурданскими разобрался?

— Слышал. Земля слухами полнится. Ну ничего, будет и на нашей улице праздник. Сейчас пока притаимся, а позже разделаемся с этими гадами, — стукнул по столу кулаком Мусса. — Людей своих надо разослать до нужного сигнала, а самим свалить подальше, желательно за границу. Я уверен, этих волков теперь только наши две головы интересуют. Связь будем держать через Альтмана Бориса Моисеевича, что на Мясницкой живет. Ты его знаешь. Или через его брата Геннадия. Так что давай, не затягивай, собирайся в дорогу.

— Без базара, братан. Залижем раны, подкопим силы и попозже, однозначно, разберемся с этим делом. Но сейчас надо как-то нейтрализовать Жору Макинтоша. Может, завалить его?

— Нет, друган. Это слишком наглядно. Куда еще больше обострять. Есть другая идея. У ментов по Макинтошу давно идет серьезная разработка. Там базары ведутся вокруг воровского общака России. Деньги немалые, и менты за ними охотятся. Нужно просто подсобить мусорам и сдать его. Есть у меня большие люди в мусарне. Помогут.

— Слышь, тогда не стоит откладывать это дело в долгий ящик. Дерзай.

ОБЛАВА

Сходка, закамуфлированная под солидный юбилей, проходила в ресторане «Золотое руно». Ресторан был закрыт на спецобслуживание, и посторонних туда не пускали. Вдоль улицы стояло множество машин, в которых сидели люди. Такому мероприятию требуется надежная охрана.

В зал ресторана на втором этаже поднимались лишь коронованные законники. Меньше чем за полчаса за длинным столом посреди зала собралось более двадцати душ воров.

По устоявшейся уже традиции первое слово взял пожилой вор Павел Георгиевич по кличке Бес.

— Уважаемые воры! Рад приветствовать вас с пожеланием удачи и добра. Собрались мы здесь сегодня в связи с приездом нашего дорогого и уважаемого брата — Жоры Макинтоша. Все мы его знаем и почитаем. Приезд Георгия для нас повод, чтобы собрать сегодня сходняк и поговорить о жизни насущной. Поговорить о разгуле гнусного беспредела и о делах наших скорбных. Только год прошел, как разобрались с Новокурданскими отморозками, так новые беспредельщики голову поднимают. Опять стрельба и кровь. Опять разборки. И все на руку ментам. Давайте, воры, все подумаем об этом. Перетрем, что к чему. Обмозгуем все. Жора, брат, скажи бродягам свое слово.

Георгий Максимович обвел всех внимательным взглядом и заговорил:

— Братья воры, привет вам! Мир вашему дому. Рад вас всех видеть живыми и здоровыми. Вы знаете, что прилетел я к вам из-за «бугра». Живу там не по желанию своему, а по необходимости. Знаете, что менты за мной охоту ведут. Сюда приехал по липовым документам, под другим именем. Хоть нахожусь я далеко от вас, но душой всегда рядом. Так вот что я скажу…

Георгий Максимович поделился своими размышлениями о том, что происходит в воровском и вообще в преступном мире. Он высказал свое сожаление по поводу творящегося вокруг беспредела. Рассказал о том, что, наплевав на осторожность, появился в Москве не только потому, что хотел повидать всех своих друзей, но и по некоторым другим причинам. Он поведал ворам о своем знакомстве с Германом, о том, что произошло в доме Реваза, рассказал о дочери, которая осталась единственным светлым, что есть в его жизни, и которая тайком, без отцовского позволения, умчалась в Москву и нет о ней ни слуху ни духу. Поведав своим близким о личном и дорогом, о камне, лежащем на душе, Георгий Максимович сказал, что телефон Германа не отвечает, а сердце его предчувствует недоброе, попросил всех присутствующих помочь узнать что-либо о дочери.

После речи Георгия Максимовича грузинский вор Гия Кутаисский обратился к Бесу:

— Паша, брат, ты же Германа хорошо знаешь. Он же близкий кент Чикаго. И Арам, и Крест, и другие его знают…

Многие воры согласно закивали.

— Слухи ходят, — продолжил Гия, — что последние перестрелки связаны с его делами. Человек он правильный и, как я уже говорил, близкий кент Чикаго. Так через него и искать надобно.

— А ведь точно! И как я сразу не вспомнил? Старческий склероз. А то мы названиваем по всем телефонам Германа, какие знаем, но ни один не отвечает. Надо было сразу Чикаго отзвонить.

Набрав нужный номер телефона и услышав знакомый голос, он произнес:

— Феликс? Здравствуй, браток. Здравствуй, дорогой. Как поживаешь? Как здоровье?

— У меня? Спасибо, хорошо… Твоими молитвами…

— Вопрос к тебе есть один по поводу друга твоего Германа… Точнее, подруги его, Марины… Она дочь нашего близкого. Так ты знаешь?! У тебя?! — Бес внимательно слушал то, что говорилось в трубке. — Как? Да ты что! — Лицо его помрачнело. — Вот черт! Феликс, берегите ее как зеницу ока, я тебе чуть позже перезвоню. — Он внимательно посмотрел на Георгия Максимовича.

— Ну не тяни ты, Паша, говори. Что с ней? Где она? — взволнованно спросил Макинтош.

— Она у наших близких. У Феликса. Правда… — Бес сделал небольшую паузу. — Она слегка ранена, в плечо, но ты не переживай, ничего серьезного. Сейчас за ней хороший уход, скоро пойдет на поправку.

— Что с ней случилось? Какая мразь ее ранила? — сжал кулаки Георгий Максимович.

— Точно пока не знаю. Телефону такие вещи доверять нельзя. Сейчас, как сказал Феликс, она пока спит, а чуть погодя вместе поедем навестим ее. Я знаю куда. А попозже разберем, что к чему. Поверь, брат, разбор будет жестоким. От наказания никто не уйдет. Ты мне веришь?

— Верю, — угрюмо ответил Георгий Максимович.

Он был человеком железной воли. Взяв себя в руки, добавил:

— Братва, хочу извиниться за личное. Продолжим общий базар.

— Твое личное — это наше личное. Воровское, — заметил Арам, и все продолжили обсуждение насущных вопросов.

Разговор шел еще минут двадцать. В зал ресторана вбежал полный грузин:

— Шухер, братва! Менты! Облава!

Уже слышался топот по лестнице.

— Спокойно, братва! У нас банкет, так что без кипеша, — сориентировался Бес.

В ресторан с автоматами наперевес ворвался большой отряд ОМОНа. Все свободное пространство зала заполнили люди в форме с закрытыми масками лицами.

— Сидеть! Руки на стол! Господа рецидивисты, по одному выходим на улицу! Спокойно! Никаких резких телодвижений!

Сотрудники ОМОНа были вежливее, чем обычно. Никаких «К стене! Руки за голову!», «Лечь на пол!», никаких ударов ногами и прикладами. Сотрудники ОМОНа понимали, какого уровня публика находится в этом зале. Они представляли себе, какие последствия может вызвать их жестокое, некорректное поведение. Воров спокойно, по одному вывели из ресторана и погрузили в специально оборудованные автобусы. Корректное поведение омоновцев не распространялось на тех, кто ожидал воров у ресторана. Их уложили лицом вниз на асфальт вдоль стоящих рядом машин и держали под дулами автоматов, ожидая второй очереди загрузки.

Наводка была точной. Руководство управления внутренних дел ликовало. Такого крупного и весомого улова у них давно не было.

ВЫКУП

Герман, Феликс и их близкие вели планомерную охоту за бывшими охотниками. Охотничий пыл последних заметно поугас. Кто сдал участников воровской сходки, постепенно выяснилось, у законников в милиции тоже имелись свои люди. Когда установили точно, что информацию о сходке и участии в ней Жоры Макинтоша сотрудникам правоохранительных органов преподнесли Габаев и Рябой, они автоматически стали отщепенцами преступного мира. А это пострашней, чем стать против закона государственного.

Через некоторое время большинство воров, участвовавших в сходке и задержанных в ресторане, отпустили. Помогли активность адвокатов и полное отсутствие каких-либо оснований для ареста. За решеткой остались лишь четверо. У одного был обнаружен пистолет «вальтер», у двух — наркотические вещества, четвертым оказался Жора Макинтош.

С момента злополучного инцидента с задержанием в ресторане «Золотое руно» миновала неделя. Выпал первый снег. Самочувствие Марины улучшилось, здоровье ее шло на поправку. Эдик Бетон уже разгуливал вовсю. Даже предпринял попытку слегка потренироваться, но Герман строго отогнал его от тренажеров. Рано еще, врач запретил. Герман с Феликсом занимались конкретными поисками следов Габаева и Рябого. Рябого удалось найти: с двумя своими подельниками он скрывался в Австрии. В Вене на имя Алексея был открыт банковский счет, вот по нему-то и удалось его отследить. Пробили переводы подкрышных фирм Рябого, он был прост, как три копейки, и все свои доходы планомерно переводил в Австрийский национальный банк. Об особой конспирации своего перелета в Вену он тоже не слишком позаботился: жил в Австрии под своим собственным именем, так что выяснить его местонахождение было лишь делом времени и техники. Через своих людей в Австрии друзья узнали, что Рябой и его кенты снимают номер в отеле «Плаза». В удовольствиях себе не отказывают и в многочисленных казино с разнообразными проститутками просаживают немалые капиталы Рябого, хранящиеся на его счете в Австрийском национальном банке.

А вот следы Муссы Габаева обнаружить было куда сложней. Он вылетел по дипломатическому паспорту на чужое имя в Израиль. Вылетел вместе с президентом компании «Альфа Корпорэйшн», Альтманом Геннадием Моисеевичем. В Тель-Авиве же его след сначала потерялся, но, как говорится, кто ищет, тот всегда найдет. Герман знал, что рано или поздно Габаев засветится.

В семь часов вечера в загородный дом Феликса приехали Паша Бес и Арам. Люди Феликса по-быстрому соорудили стол с легкой закуской, поставили водочку с мороза, а к ней соленые грибочки, огурчики и квашеную капусту. Украшали стол мясное ассорти, сыр и бутерброды с икрой. Кроме двух прибывших гостей за столом расположились Герман, Феликс и его правая рука Сема Комод, а также верзила Эдик Бетон. Недолго размышляя, теплая компания сразу запустила по стопарику водки, так сказать, за приезд гостей и здоровье всех присутствующих.

— Ну, как там наши арестанты, Жора Макинтош и трое других жуликов? — поинтересовался Герман у Беса.

— Да несладко, — ответил старый Вор. — Их в Бутырке содержат. Всех, кроме Жоры Макинтоша, мы на днях откупим. А вот с ним самим гораздо сложнее. Не может мусорское руководство взять в толк, что к воровскому общаку, к нашей воровской кассе он несколько лет не имеет никакого отношения. Раньше, не скрою, он держал контроль за общаком. Вот в те самые времена и понавешали на него менты разных темных дел. Фуфло. Липа. Но очень качественно сфабрикованные. Даже целой гвардии опытных адвокатов отмыть его сейчас маловероятно. Однако у нас есть выход на очень больших шишек в генеральной прокуратуре и министерстве юстиции. Они могут помочь в освобождении Георгия из-под стражи, но для этого требуются громадные деньги. Освободить Жору Макинтоша — дело святое, не помирать же ему в неволе. Мы уже объявили сбор денег, полмиллиона баксов с общака можем дернуть. Это только наивные лохи думают, что в воровском общаке многие миллионы «зелени» мертвым грузом лежат. Чушь. Вся капуста распределена по направлениям, а направлений много. Большей частью среди своих приходится собирать, уже больше лимона набрали…

— А сколько, вообще-то нужно? — поинтересовался Герман.

— Да примерно около двух миллионов должно уйти на освобождение Жоры Макинтоша. Но вытянем, насобираем. Надо, кровь из носа, выдернуть старика. Главное, времени в обрез, нужно как можно раньше зарядить нужных людей этими деньгами…

— Успеем. В течение двух дней я принесу миллион долларов, — улыбнулся Герман.

— Да ладно тебе, сынок, не грузись так крепко. Откуда у тебя миллион баксов?

— Откуда? Это мои проблемы. Но за два дня я смогу собрать миллион, а то и побольше. Я ведь косвенно тоже виноват, что он в Москве оказался.

— Ну что ж, Гера, если у тебя выйдет, то большое дело сделаешь. Ну, а если нет — винить не станем. — Бес положил руку на плечо молодого человека и всерьез посмотрел ему в глаза.

— Нет, Паша. Герман слов на ветер не бросает, фуфло толкать не в его привычках, — подтвердил слова друга Феликс. — Деньги будут, а остальное уже за вами. Я верю, вы сможете вытянуть дядю Жору.

Сотрапезники выпили еще по рюмке за освобождение Георгия Максимовича.

— А теперь, что касается этой суки Габаева, — продолжил разговор старый Вор. — Вы просили подсобить насчет Тель-Авива, поискать там чеченца и его компаньона Альтмана. Два дня назад я направил своего близкого человека с необходимой информацией в Тель-Авив. В гости к нашему брату. Зовут его Лев Иосифович, Лева Профессор. Поди слышали? Он от нас, от воров, сейчас весь Израиль курирует. Так вот, сегодня днем я получил от них хорошие известия. Взяли они за жопу Альтмана, сейчас он у них в подвале сидит. Правда, Габаева поймать не успели, он прямехонько из Тель-Авива полетел в Таиланд. Но зато у Геннадия Моисеевича без особого напряга мои близкие вытянули все, что необходимо. Габаев звонил ему из Бангкока, там есть представительство их компании. Мы знаем адрес их офиса, знаем гостиницу и номер, в котором он остановился. Теперь дело за малым. Приговор ему вынесен, нужно только его исполнить…

— Это я беру на себя, — твердо отрезал Герман. — Это мое, личное…

— Как скажешь. — Бес и Арам согласно кивнули. — Какая тогда нужна от нас помощь?

— Вы ее уже оказали тем, что нашли, где прячется эта гнида. Теперь дело за мной. Я должен исполнить обещание, которое дал на могилах моих друзей, и прикончить эту мразь. Из лично мною приговоренных остались только Габаев и Рябой. Теперь мне нужно определиться, за кого первого взяться. Рвану-ка я поначалу в Таиланд. Габаев склонен к путешествиям. Вдруг ему в голову взбредет опять куда-нибудь упорхнуть. Я так понимаю, у него не один комплект липовых документов. Сквозанет еще куда-нибудь, а потом его ищи-свищи. Ну, а как с ним покончу, займусь Рябым. Этот из Австрии вряд ли куда подастся. Простоват, да и фантазии маловато. Да еще довольно беспечен, считает, придурок, что якобы хорошо спрятался.

— Правильно решил, братан, — поддержал друга Феликс. — Сначала нужно в Таиланд. Рвану-ка и я с тобой. Поддержу в случае чего, а заодно и на солнышке погреюсь. Сэмэн, — обратился он к Семе Комоду. — Поедешь завтра в нашу подшефную туристическую фирму «Тур-Сервис» и организуешь на ближайшие дни самую обычную туристическую поездку, чтобы ничего не бросалось в глаза. Поеду я, Герман, Коля Ли — он кореец, так что по внешности там за своего канать будет. И еще поедет…

— Я поеду! — встрепенулся Бетон. — Хочу за погибших братух поквитаться…

— Тормозни пока! — обрубил его Герман. — Ты еще не в форме. Оклемайся сначала, а там видно будет. В Таиланд мы сами смотаемся, а вот если оклемаешься до поездки в Австрию, с собой возьму и никаких возражений.

Эдик недовольно отвел взгляд в сторону и что-то невнятное пробурчал себе под нос.

— Фил, я думаю, достаточно будет нас троих. А насчет корейца ты здорово придумал.

Двое суток потребовалось Герману, чтобы объехать все свои тайники и забрать оттуда деньги.

Миллион двести тысяч долларов он отдал удивленному Бесу на освобождение Георгия Максимовича. Тот не сомневался в словах Германа, но все равно был несколько обескуражен при виде дипломата, доверху набитого аккуратно упакованными пачками зеленых банкнот. Семьсот тысяч долларов он оставил Эдику Бетону и поручил ему толково распределить их между родителями погибших друзей. Подумав, он добавил еще сто тысяч долларов и сказал:

— Бетон, под пытками этих сволочей погибли наш приятель Гоча и его племянник. Позаботься и об их семьях.

ТУР В ТАИЛАНД

В Москве люди ходили по снегу в шубах и дубленках, на другом конце света — в Таиланде стояла сорокаградусная жара. После тринадцатичасового перелета, приземлясь в аэропорту Бангкока и выйдя на улицу из здания аэропорта, где работал кондиционер, друзья ощутили эффект сауны. Духота была страшная и переносить ее было нелегко. Организм не мог сразу адаптироваться к столь резкой смене температур. Пот катился с них градом, но эта мука продолжалась недолго. Встречающая их местная туристическая компания в лице своих представителей и девушек в национальных костюмах, которые, приветливо улыбаясь и радостно щебеча что-то на своем языке, повесили на шею каждому гостю гирлянду из ярких экзотических цветов и препроводили в автобус. Там страдания наших друзей окончились. В автобусе, как и в любом транспортном средстве Таиланда, во всю мощь работал кондиционер. Автобус довез гостей до пятизвездочного отеля, и представитель туристической фирмы ознакомил гостей с программой мероприятий и экскурсий. Выдал проспекты-программы и помог расселить гостей по номерам.

Тур в Таиланд был рассчитан на восемь дней, из которых сутки отводились на Бангкок, а неделю гости проводили в курортном городе Паттая, на побережье Тихого океана. День в столице Таиланда включал осмотр императорского дворца с посещением храма изумрудного Будды и экскурсию на ювелирную фабрику. На следующее утро туристов на автобусе везли в Паттаю.

Герман понимал, что, преследуя намеченную цель, он должен быть максимально осторожен: ему мало улыбалось провести остаток своих дней в тайской тюрьме. План был разработан тонкий и четкий. Требовалось только не привлекать к себе излишнего внимания и обеспечить железное алиби на время намеченной операции.

Корейцу Коле Ли с завтрашнего дня было поручено найти Габаева и в течение трех-четырех дней вести за ним тщательное наружное наблюдение, а затем отдельно от группы прибыть в Паттаю и снабдить Германа необходимой информацией.

Друзья же, в стиле так называемых новых русских, должны были предаваться безудержному веселью, дабы не вызвать лишнего подозрения, а потом Герман должен был действовать в соответствии с информацией и иными данными, полученными от Коли. Коля, как и Герман, в совершенстве владел английским языком, Габаева знал в лицо, а посему с порученной ему миссией должен был справиться успешно.

Герман и Феликс как добросовестные туристы, с утра позавтракав, поехали на экскурсию.

Посещение императорского дворца в непристойном виде запрещалось, о чем заранее предупреждалось. Непристойным считались шорты и открытые майки, и поэтому друзья были одеты в брюки и рубашки с длинным рукавом. Через полчаса блуждания по дворцу вся одежда так пропиталась потом, что ее впору было выжимать. Зато какое великолепие царило вокруг. Утопая в живописной зелени, в благоухающих цветах и растениях, возвышался императорский дворец — яркое, экзотическое строение, имеющее большую архитектурную и историческую ценность. Драгоценное наследие былых веков. Дворец состоял из множества построек, парков, двориков и террас. Его украшало огромное количество башен различной формы и конфигурации, скульптурных ансамблей и фонтанов. Везде стояли статуи мифических чудищ, драконов и героев тайских легенд. В отличие от серо-белых цветов готической Европы, архитектурные строения Таиланда были расписаны яркими красками и украшены сверкающими на солнце пестрыми фресками и мозаикой. Некоторые двери и ворота охраняли тайские солдаты в зеленой форме и больших касках, в руках они сжимали автоматы со штыками. Больше всего развеселил Германа и Феликса их «гигантский» рост. Самые высокие из них достигали уровня шеи друзей.

Одной из главных достопримечательностей императорского дворца был храм изумрудного Будды. Перед входом все разулись — так требовал обычай — и вошли внутрь. Доселе все снимавший на видеокамеру Феликс был остановлен у самого входа в храм служителями. Снимать камерой или фотоаппаратом было запрещено. Но как остановить русского преступника, когда его посетит желание преступить какой-либо закон? Послушно уложив камеру в сумку, Феликс аккуратно высунул объектив и включил «запись». Все, что запрещено, то вдвойне интересно.

Изумрудный Будда представлял собой почти двухметровую статую из яшмы. Почему он назывался изумрудным, Герман так до конца и не понял. Может быть, из-за некоторого сходства в цвете? Это была древняя сиамская святыня, поклоняться которой начали еще в глубине веков.

Выйдя из храма, друзья прикупили по сувениру — небольшому стеклянному шару, в котором находилась маленькая копия изумрудного Будды. Хотя экскурсовод предупреждал, что вывоз за пределы Таиланда изображений Будды запрещено, что на таможне могут конфисковать найденные сувениры, друзьям было на это наплевать. Еще раз сыграла свою роль необычайная привлекательность любого запретного плода.

После осмотра дворцовых достопримечательностей друзей повезли на ювелирную фабрику. Побродив по мастерским и ознакомившись с работой золотых дел мастеров и огранщиков драгоценных камней, друзья решили, что хорошо бы принять душ в прохладном номере. Не дожидаясь окончания экскурсии, они остановили моторикшу, своеобразное такси Бангкока, состоявшее из мотороллера и открытой двухместной коляски, и с ветерком прокатились до отеля. Водитель мчался, как заправский гонщик, на бешеной скорости, буквально в миллиметрах от едущих рядом транспортных средств.

Приняв холодный душ и немножко подремав в номере, остуженном кондиционером, они спустились в бассейн, который располагался на открытой площадке двенадцатого этажа.

Через пару часов к ним присоединился вконец измотанный Коля Ли. Он рассказал, что отыскал Габаева, нашел его офис, гостиничный номер и видел его самого. Было решено, что Коля еще на три-четыре дня задержится в Бангкоке и проследит за распорядком дня Муссы, а потом придет черед Германа.

— Главное, не спугни его, — сказал Феликс корейцу. — Будь осторожен, смотри, чтобы он тебя не приметил.

— Будь спок, шеф! Я чертовски похож на здешних аборигенов. Одежду буду часто менять, очки надевать, кепки разные.

— Главное, выяснить его распорядок дня. Куда и когда он уходит, надолго ли, какие заведения посещает, — попросил Герман. — Чтобы сподручней было, сними номер в его отеле. А в четверг возьмешь такси и приедешь в Паттаю. В каком мы будем отеле, ты знаешь. А номер спросишь там, где оставляют ключи. Вопросы есть?

— Вопросов нет.

— Тогда вперед, братишка.

На следующее утро туристическую группу погрузили в большой автобус и повезли в Паттаю. По дороге заехали на крокодиловую ферму, где разводят крокодилов в промышленных целях: из их кожи делают обувь, сумки, ремни и прочую галантерею. Туристам показали представление, в ходе которого парочка тайских подростков активно резвилась среди дюжины крокодилов, таская рептилий за хвосты и ловко уворачиваясь от их страшных челюстей. Кульминацией был смертельный номер, когда тайский смельчак засовывал голову в пасть крокодила. Мощная мускулатура крокодиловых челюстей способна раздавить человеческую голову, словно скорлупу ореха. Говорят, что во время подобных представлений многие получают тяжелые травмы и ранения. Кто-то лишается руки или ноги, а некоторые даже гибнут.

Но вовсе не любовь к риску влечет этих смельчаков — за то, что они кувыркаются с крокодилами, платят достаточно приличные, по тайским меркам, деньги. Альтернатива риску — с раннего утра до позднего вечера гнуть спину на рисовых полях за пять-семь долларов в неделю. Побродив по парку вокруг крокодиловой фермы после представления, сфотографировавшись с забавным орангутангом и с разомлевшим на солнце бенгальским тигром, друзья вместе со своей туристической группой через пару часов прибыли в Паттаю.

Разместившись в комфортабельном отеле, которому фантазия архитектора придала причудливую форму огромного океанского лайнера, друзья арендовали за сорок долларов в день открытый джип, заплатив вперед за всю неделю, и поехали по городу. Герман сел за руль и без особого труда приноровился к правостороннему движению, но у сидевшего с левой стороны Феликса механически, по привычке, двигались ступни ног, ища педали. Увидев по пути заманчивый ресторан индонезийской кухни, Герман и Феликс — верные поклонники морепродуктов, оставив джип на обочине, зашли поужинать. Разбирая меню на английском и выбрав наиболее экзотические кушанья, друзья заказали по большой кружке пива.

— Слышь, Гера, это ничего, что ты будешь пить спиртное? — поинтересовался Феликс.

— Нет проблем, братуха. Тут у них все слегка по-другому, полиберальней, — отозвался Герман. — Я здесь уже третий раз и знаю, что за рулем можно ездить практически в пьяном виде. Без повода полиция не останавливает. Ну, а если уж кого собьешь или крепко ударишь, то тогда получишь по полной программе. Обычно бывает большой денежный штраф и компенсация морального, физического и материального ущерба, а поскольку у нас капусты хватает, — он вытащил из кармана жменю стодолларовых купюр, — то опасаться нечего.

Они заказали еще по кружке пива. Выпили. Герман о чем-то задумался и помрачнел.

— Братушка, что-то мне не нравится твое серьезно-кислое настроение, — потрепал друга по плечу Феликс. — Пару-тройку дней нам все равно делать нечего, давай пока забудем обо всем и расслабимся на полную катушку. А то уж больно напряженный месяц выдался. Вот приедет кореец, тогда и думать будем, как получше сделать то, ради чего сюда забрались. А пока, ну их на хрен, все эти мысли! На хрен этого гребаного Габаева и долбаного Рябого, они все одно уже покойники! Это лишь вопрос времени. Давай повеселимся!

— Как скажешь, братуха. Давай повеселимся. Без базара, — подмигнул ему Герман

После третьей кружки друзья запрыгнули в джип. Они бесцельно катались, осматривая утопавшие в зазывных ярких огнях центральные улицы. По ним бродили толпы пестро одетых людей: туристы со всех концов света вперемешку с тайцами и вызывающе одетыми тайками, которые, нельзя промолчать, отличались особой азиатской красотой. Известно, что девушки из Таиланда и Индонезии считаются самыми привлекательными не только в странах Азии. Понаблюдали за тайскими боями, когда боксеры в специальных трусах и перчатках лупцевали друг друга. Зрители активно делали на них ставки.

— Слышь, я бы этих обоих замочил, — засмеялся Феликс. — Может, сделаешь на меня ставку? Капусты загребем?!

— Они маленькие, но шустрые. А что, если заколбасят тебя? Плакали тогда мои денежки, — в ответ ему засмеялся Герман.

Тут к ним подошел таец в оранжевых шортах, выдал по буклету с голыми девицами и стал на ломаном английском зазывать их в стриптиз-шоу.

— Секс! Супер! Секс! Герл супер! Гоу, гоу, сэр!

— Ну что, посмотрим голопопых таек? — обратился Феликс к Герману.

— Обязательно. Но чуть попозже. Зрелище незабываемое, — ответил Герман. — Там они такое вытворяют… У тебя глаза на лоб полезут. Самые лихие выступления идут с двенадцати часов, я знаю, где это находится, но еще рано. Ну а пока предлагаю еще одну местную экзотику. Тайский массаж. Неординарная вещь.

ИСКУССТВО ТАЙСКОГО МАССАЖА

Приятели снова погрузились в джип, и Герман уверенно повел машину. Они остановились у здания, на неоновой вывеске которого светилось:

«Боди массаж».

Феликса сразу поразила обстановка. Посреди большого зала, как в обычном ресторане, стояли столики, но одна стена была стеклянной и походила на витрину, за которой на четырех рядах красных ступенек сидело примерно сорок тайских красавиц. Друзья присели за стол, и сорок пар глаз устремили свои взоры к ним. На груди каждой висела табличка с порядковым номером.

— Ну ничего ж себе галерея, — ухмыльнулся Феликс.

— Смотри и выбирай, — отозвался Герман и заказал стоящему рядом официанту по рюмке «золотой» текилы.

Принеся текилу, официант остался стоять недалеко от столика, за спинами гостей. Таковы были правила заведения. Все девушки — кто мимикой и ужимками, кто улыбками, а кто и воздушными поцелуями, пытались привлечь к себе внимание гостей, от которых непосредственно зависел их заработок. Чем чаще выбирают, тем больше заработок. Словом, оплата труда сдельная. А при такой острой конкуренции следовало постараться, еще как постараться. На иждивении многих, между прочим, нередко было по целой семье.

Кстати, большинство таек, даже будучи замужем, легально промышляли торговлей своим телом. Тем или иным образом, в той или иной степени.

Выпив текилы и слегка охмелев, приятели весело и громко обсуждали достоинства красоток. Когда они определились с выбором, Герман жестом подозвал официанта. По-английски он объяснил тому, что его друг выбрал двадцать восьмой номер, а его устраивает семнадцатый. Узнав, что гости — русские, официант весело поинтересовался:

— Вям мясаж иль япать.

— И «япать» тоже, — засмеялся Феликс. — А в чем разница, зачем он спрашивает?

— Массаж без траханья стоит двадцать долларов, а если с траханьем — шестьдесят, — ответил Герман.

— Ну тогда по полной программе, — оскалился Феликс. — Что уж тут мелочиться?

Отсчитав официанту требуемую сумму денег, друзья удалились с выбранными особами в отдельные комнаты.

Феликс раньше не пробовал тайский массаж и знал о нем понаслышке. Девушка завела его в комнату, разделенную легкой перегородкой на две части. В одной стоял большой удобный топчан для массажа, покрытый свежей простыней. В другой находилась огромная ванна, а на чистом кафельном полу лежал широкий надувной матрац. Войдя в комнату и заперев на защелку дверь, девушка быстро скинула с себя всю одежду и осталась совершенно нагой. Столь же ловко раздев Феликса, она взяла молодого человека за руку, усадила в ванну, наполненную теплой, ароматизированной водой, а сама села напротив него. Одну ногу Феликса она аккуратно поставила на свою голую грудь. Он стопой ощутил нежность, ее кожи.

Она намылила душистым мылом в отдельности каждый палец, пятку, икру и бедро, потом повторила процедуру со второй ногой. Затем жестом попросила Феликса встать и продолжала этот неспешный процесс по всему его мускулистому телу. Легкие профессиональные касания привели к тому, что член Феликса, естественно, стал твердеть, но она не только не смутилась, но и вообще не обратила на это никакого внимания. Основательно вымыв Феликса с головы до пят, тайка ополоснула его из душа.

Потом вылезла из ванны и начала взбивать на надувном матраце обильную мыльную пену. Когда пена поднялась выше ее колен, она уложила Феликса на матрац. Пришло время самой главной части тайского массажа. Девушка заскользила по Феликсу, растирая его своим телом. Какие только акробатические позы она не изобретала: скользила по нему грудью, промежностью и ягодицами, переплеталась с ним ногами, постоянно переворачивая его со спины на живот и обратно. Подчиняясь ее нежным движениям, Феликс поддавался ей.

По ходу этих акробатических упражнений член Феликса напрягся до такой степени, что, казалось, вот-вот разорвется. Не став дожидаться непроизвольного семяизвержения, Феликс ухватил девушку за талию и попытался усадить ее на свой фаллос, но девушка жестом притормозила его и в ее руке, невесть откуда, появился презерватив. Ловкими движениями губ она надела его на член. После чего плавно, не спеша оседлала Феликса. Пенис вошел в нее, и она начала ритмично покачивать бедрами. Дыхание ее участилось, участилось оно и у партнера. Ей не потребовалось много времени, чтобы довести Феликса до оргазма, уж больно насыщенной была прелюдия. Но, освободив его член, она не дала ему передышки, а продолжила игру тайского массажа.

Мужчине в этой игре отводилась пассивная роль — в том-то и была основная изюминка. С самого начала сеанса тайского массажа до самого его конца мужчине ничего не нужно делать. Скользив по Феликсу еще минут пять, она обмыла его под душем, вытерла насухо махровым полотенцем и уложила на топчан лицом вниз. Умелыми руками десять минут делала ему точечный, расслабляющий массаж, после чего помогла одеться, поцеловала на прощание руку, накинула легкий халат и проводила его из комнаты.

В зале за столом с улыбкой до ушей его уже ждал Герман.

— Ну как, братела, понравилось? — поинтересовался он.

— Да, это что-то, — блаженно потянулся Феликс.

Их ждал бурлящий ночной жизнью город. Они катались по улицам, пили различные коктейли и даже умудрились заехать на джипе в океан, где забуксовали так, что с большим трудом выбрались из воды. Посетили стриптиз-шоу и шумную ночную дискотеку и только под утро вернулись в номер, где моментально уснули.

Проснувшись на следующий день, друзья поплыли на небольшом катере на коралловые острова. Не приближаясь к самой песчаной косе, катер остановился метрах в пятидесяти от суши. Туристы попрыгали в воду босиком — им было по колено — и побрели к берегу. На теплой, как парное молоко, воде плавно покачивались водные мотоциклы — скутеры и еще катера, которые привезли сюда другие группы туристов. Позагорав, поплавав в океане и покатавшись на скутерах, ребята решили пострелять в тире из боевого оружия. Было на острове, такое развлечение: на открытом воздухе можно было пострелять из любого типа оружия. Аренда ствола была небольшой, но каждый патрон стоил по пять долларов. В этом-то и крылась хитрость предприимчивых хозяев тира. Друзья расстреляли из нескольких видов оружия около сотни патронов и отвалили работнику тира полштуки баксов. После чего долго валялись на песке, объедаясь кокосовыми орехами и обливаясь их соком.

На следующий день они погружались с аквалангами на дно Тихого океана, любуясь яркостью подводной жизни. Цветные кораллы, водоросли и красочные рыбы вызывали ощущение подводной сказки. На глубине пятнадцати метров они осмотрели остов затонувшего корабля. Потом летали на дельтаплане и катались на водных лыжах.

Молодым людям, как воздух, нужна была эта трехдневная расслабуха. Им необходимо было отойти от скорбных мыслей и нервного напряжения последнего месяца.

В условленный день прибыл кореец. Он был слегка утомлен, но доволен итогами своей работы. По его словам, он по пятам, не отставая, все время ходил за Габаевым. Времяпрепровождение чеченца особым разнообразием не отличалось. Самым существенным было то, что каждый день, без исключения, Мусса в девять часов вечера посещал одно и то же стриптиз-шоу, которое находилось через квартал от его отеля. Посидев, как правило, там не более двух часов, он возвращался в отель, куда сутенеры обычно доставляли ему одну, а то и двоих девочек.

Но особенно порадовал друзей тот факт, что, возвращаясь в отель после стриптиза, Мусса, чтобы сократить путь, пересекал темный захолустный квартал трущоб. Вот это была настоящая удача.

Коля Ли нарисовал подробный план, указав местонахождение стриптиз-клуба и отеля, а также схему маршрутов Габаева. Операцию Герман запланировал на следующий вечер.

В одной из сувенирных лавок Герман приобрел старый тайский нож, — тесак, бывший в прошлом традиционным оружием солдат Сиама. Из Москвы он захватил накладную бороду и усы. Прикупив соломенную шляпу и пеструю цветную рубашку, Герман счел подготовку завершенной.

КАРА

На следующий день за рулем арендованного корейцем джипа в семь часов вечера Герман выехал из Паттаи. Отведя на дорогу примерно три часа, он надеялся примерно к десяти часам прибыть в стриптиз-шоу, где, по словам Коли Ли, должен был находиться Мусса Габаев.

Без пятнадцати десять, оставив джип за квартал от стриптиз-клуба, Герман прошел по маршруту, по которому Габаев регулярно возвращался в отель.

Выбрав место, наиболее подходящее для намеченного, Герман направился в стриптиз-шоу. Заплатив пятнадцать долларов за вход, он вошел в полутемный зал, посреди которого находился ярко освещенный круглый подиум диаметром метра четыре. По его окружности располагалась круглая барная стойка, за ней сидели клиенты. Их было человек двадцать пять — тридцать, в основном иностранцы, разноязычная и разношерстная публика. Найдя свободное место и заказав порцию «Джон Уокер Блек», Герман внимательно осмотрелся и обнаружил Габаева по левую руку от себя через пять человек. Мусса узнать его не мог никак. Талант перевоплощения позволил Герману изменить свою внешность до неузнаваемости.

На подиуме выступали сразу две стриптизерши. Они были совершенно голые и имитировали лесбийскую любовь. Тайский стриптиз отличался особой разнузданностью. Посплетавшись в различных сложных позах, стриптизерши наконец разъединились. Закурив сигарету, одна поднесла ее к своей промежности и, засунув фильтром внутрь, каким-то невероятным образом продолжала пускать дым. Ее партнерша изгалялась еще более изощренным способом. Широко расставив ноги, она медленно засовывала в свое сокровенное место метровую нить с висящими на ней двумя десятками лезвий. Затем, взявшись за оставшийся снаружи кончик нитки, она медленно поочередно вытащила их из себя.

Накурившись вдоволь, ее напарница раздала зрителям четыре наполненных гелем шарика. Те держали их за ниточку. Девушка легла на спину, согнув ноги в коленях, приподняла таз и засунула в себя трубку, видимо, заряженную шипом. Четко нацелившись в один из шариков, она каким-то немыслимым движением живота выплюнула через трубку шип, метко вонзившийся в шарик, который лопнул под восторженные аплодисменты. То же самое она проделала и с остальными шарами, получая в знак одобрения бурные овации.

Настал черед демонстрировать искусство ее подружке, которая взяла у бармена маленькую бутылку кока-колы. Вставив ее горлышком к себе во влагалище, она сделала стойку на плечах и все содержимое бутылки оказалось у нее внутри. Потом, взяв бутылку в руки, стриптизерша начала танцевать эротический танец. Поизвивавшись три минуты, она взяла у бармена стакан, сжала его между ног и выплеснула из себя в него кока-колу. С этим стаканом она обошла по кругу посетителей, предлагая им попить. Но среди любителей экзотического стриптиза такого отпетого извращенца не нашлось.

По завершении этих экзотических номеров на сцену выбежал молодой таец и вступил в эротическую игру одновременно с двумя девушками.

Герман посмотрел на часы: было без десяти одиннадцать. Он вышел из стриптиз-клуба и, затаившись в темном закоулке, терпеливо ожидал Габаева. Вокруг не было ни души. Казалось, небогатый торговый район вымер или погрузился в крепкий сон. Лишь огромные южные звезды бесстрастно взирали с небосвода миллионами своих любопытных глаз. Только они и видели застывшего в темноте Германа.

Было душно. Пот струился по лицу. Кожа под наклеенными усами и бородой чесалась. Напряжение ощущалось во всем теле. Вот и пришел тот момент, ради которого Герман преодолел тысячи километров. Он снова посмотрел на часы. На циферблате, освещенном лунным светом, было пятнадцать минут двенадцатого. Ожидание становилось невыносимым. Казалось, время тянется настолько медленно, что минуты длятся как часы.

Наконец на дороге показался силуэт, в котором Герман узнал Муссу Габаева. Едва чеченец поравнялся с местом, где он таился, Герман мощным и резким ударом ноги в челюсть сбил противника с ног. Маваши был такой силы, что ноги Габаева оторвались от земли. Он плашмя рухнул на спину, но сознания не потерял. Его бычье здоровье сослужило ему на этот раз плохую службу. Лишись он вовремя сознания, умер бы спокойно и без боли.

Наступив коленом Муссе на грудь, Герман левой рукой крепко сдавил ему шею.

— Ну что, гад. Вот мы и встретились второй раз. Попытайся узнать меня… — Герман сорвал наклеенные усы и бороду, и лунный свет озарил его лицо. — Вижу, вспомнил… Да, это я, твоя смерть.

— Ты?.. Ты?.. — прохрипел, задыхаясь, Габаев. — Гер… Герман! Как?

— Вот так. Считай меня призраком. Молиться я тебе времени не дам. Ты не дал такой возможности моим близким. Прощай, гад!

Приставив тайский нож к сердцу своего врага и профессионально развернув его лезвие параллельно ребрам, Герман с силой вогнал клинок по самую рукоять. Нож прошил тело Муссы насквозь и пригвоздил его к земле. Как осиновый кол пронзает сердце вампира, так клинком пронзил сердце убийцы своих друзей Герман, освободив наш бренный мир от еще одного негодяя.

Кару он осуществил в привезенных из Москвы перчатках, а посему старый тайский клинок оставил торчать в трупе. Быстрым шагом Герман направился к джипу и через полчаса уже выезжал за пределы Бангкока. Он мчался по ночной дороге, окруженной пальмами, в сторону Паттаи и думал о том, как долго он предвкушал, что расправится со своим врагом. А когда этот миг настал, все вышло так просто и банально, хотя свою миссию и долг он выполнил.

Весь следующий день Герман провалялся на песке кораллового острова. Он пил кокосовое молоко и наслаждался горячими лучами яркого тропического солнца. Его друзья снова упражнялись в стрельбе, проведя целых два часа в открытом тире. Ему же, напротив, не хотелось проявлять никакой активности. Он, как медуза, растекся на песке и внимал шелесту пальмовых листьев и тихому шуму набегающих волн. Как ни удивительно, удовлетворение от смерти Габаева оказалось меньше, чем он ожидал. Но данная на могиле погибших друзей клятва была почти исполнена: осталось только разобраться с Рябым.

ГРАНИЦЫ ЗАКОНА

По возвращении в Москву приятели занялись зачисткой следов последних событий и решением накопившихся за время их отсутствия проблем. Марина поправилась и уже свободно передвигалась по дому. О ее ранении напоминала лишь легкая марлевая повязка на плече и скинутые три-четыре килограмма веса. Эдик уже окончательно пришел в форму и позволял себе легкие тренировки с неполной нагрузкой.

Близился новый, 1999 год. Исполнение приговора Лехи Рябого было намечено на конец января.

По поступившим из Вены сведениям. Рябой комфортно чувствовал себя в Австрии и не собирался переезжать в другую страну.

Борьба за освобождение Георгия Максимовича шла успешно, и адвокаты уверяли, что в феврале или, в крайнем случае, в начале марта он выйдет на волю.

Члены группировок, объединившихся в охоте за Германом, потеряв своих лидеров, рассеялись на многочисленные бригады. Их более всего беспокоили собственная безопасность и дележ оставленного главарями пирога: каждый норовил урвать кусок побольше. Возникали новые ссоры и распри. Среди разрозненных бригад воцарилась междуусобица.

Засидевшись допоздна в своем кабинете, майор Воронцов перелистывал бумаги и сопоставлял факты, накопленные за этот период. Специальная группа, созданная для расследования громких событий ноября, накопила достаточно информации о лицах, замешанных в этих кровавых конфликтах. Были собраны сведения о причастности к ним таких криминальных лидеров, как Мусса Габаев, Леха Рябой, Мамука и Гена Слепой. Но из достоверных источников стало известно, что они либо убиты, либо выехали за пределы страны. Судя по всему, по негласному указанию кого-то на самом верху Министерства внутренних дел, прокуратуры или Федеральной службы безопасности, активность специально созданной группы по расследованию этих преступлений заметно снизилась, скорее всего, потому, что перестрелки в преступной среде играли на руку правоохранительным органам.

Но пытливый ум и упертый характер Воронцова требовали довести дело до конца. Перед ним на столе лежало личное дело, состоявшие из биографии и анкетных данных Светлова Германа Александровича, 1965 года рождения. Он перечитывал скупые строки, рассматривал фотоснимки и напряженно думал. Этот человек будоражил воображение опытного следователя. Его противоречивая личность настолько выбивалась за рамки любых шаблонов, что вызывала у майора гамму смешанных чувств. В его кропотливом расследовании событий последних трех месяцев имя Германа Светлова неоднократно мелькало. Но никаких конкретных фактов и явных улик против него не было.

Пытливый ум и опыт Юрия Степановича подсказывали, что за дерзкими налетами на финансовые структуры и последовавшими за ними кровавыми разборками стоит именно Герман.

Недавно ему пришлось допрашивать активного члена чеченской группировки Муссы Габаева, за боевиком числилось немало жестоких преступлений. Используя свои знания психологии преступников и колоссальный опыт следственных допросов, Воронцов склонил чеченца к сотрудничеству, обещая смягчить его участь. Этот чеченец и раскрыл личность Германа во всей ее красе. Большинство догадок Юрия Степановича подтвердилось. Заполнились недостающие звенья в логической цепи умозаключений. Герман оказался тем самым человеком-загадкой, человеком-призраком, который совершил столь дерзкие налеты на преступные финансовые структуры и лихо опустошил их. Именно он оказался тем самым таинственным добродетелем, бескорыстно помогающим различным благотворительным организациям. Неординарная фигура!

Чеченский боевик, в меру своих знаний, подробно изложил события кровавых разборок, подписал протоколы и готов был выступить свидетелем на очной ставке. Но сегодня днем его нашли повешенным в следственном изоляторе. Повесился ли он сам? Или ему в этом кто-то помог? Суть вопроса была в том, что хотя свидетеля больше не существовало, но на руках у Воронцова оставались протоколы допроса. Как с ними поступить, он до конца еще не решил.

Собрав документы со стола и уложив их в старенький портфель, Воронцов сел в свою видавшую виды «Волгу» и поехал домой.

Войдя в квартиру в начале первого ночи и заперев за собой дверь, он повесил на вешалку пальто и прошел в комнату. А когда включил торшер, то неожиданно увидел сидящего в кресле человека. В руках у того был пистолет, черное, зияющее дуло которого смотрело прямо на Воронцова. На пришельце были темные очки и низко натянутая на брови серая кашемировая кепка.

— Юрий Степанович, медленно, без лишних резких движений, двумя пальцами достаньте пистолет из подмышечной кобуры и киньте его на диван.

Воронцов подчинился. Нелепо было бы предпринимать какое-либо необдуманное действие. Незваный гость наверняка оказался бы быстрее.

— А теперь садитесь в кресло напротив меня. У меня есть к вам разговор, — сказал гость, снимая очки и кепку. — Узнаете?

Воронцов, естественно, его сразу узнал. И хоть визит был в высшей степени неожиданный, майор сумел взять себя в руки.

— Разумеется. Гражданин Светлов Герман Александрович, 1965 года рождения. Уроженец города Ростов-на-Дону. Русский. Образование — высшее. Рост — один метр восемьдесят три сантиметра.

— Поражен и одновременно польщен вашей осведомленностью.

— А я поражен вашим неожиданным появлением. Кстати, я о вас только что думал, долго жить будете.

— Спасибо на добром слове. Чего и вам желаю. А дружеский визит нанес по причине того, что сегодня в следственном изоляторе изъявил желание скоропостижно скончаться один небезызвестный вам чеченский бандит, но мне известно, что перед тем как отправиться навестить своих праотцев, он наговорил кучу разных глупостей, которые в форме протокола находятся вон в том портфеле. — Герман указал пистолетом на портфель Воронцова.

— С чего вы взяли, что он там? — поинтересовался Юрий Степанович.

— Мне пришлось тщательно изучить ваши привычки. Вы изучали меня, я изучал вас. И знаю, что вы не любите оставлять документы в кабинете, потому что можете в любое время суток захотеть поработать с ними. Это не секрет для большинства ваших коллег, — Герман улыбнулся. — У меня к вам есть своеобразное предложение.

— Предложение? По всем законам криминальной логики вы должны меня сейчас ликвидировать и забрать портфель с документами.

— Но ведь вы понимаете, что я так не поступлю…

— Почему?

— Да потому, что вы меня хорошо изучили и прекрасно знаете, что я порядочных людей не убиваю. Это против моих правил, кодекса моей личной морали.

— Вы считаете меня порядочным?

— Повторяю. Вы изучали меня, я изучал вас. Какое у меня образование, вы наверняка помните?

— Разумеется. И что?

— Поймите, благодаря своей специальности и определенному жизненному опыту я научился разбираться в людях. Вы один из тех редкоземельных металлов, которые почти не встречаются в природе в чистом виде и отличаются твердой структурой. И вашу кличку Шарапов вы получили не случайно. Вот если бы таких, как вы, так сказать, ментов без страха и упрека в органах было побольше, то наша российская милиция не подверглась бы столь жуткой деградации и не потеряла бы уважение народа. Юрий Степанович, вы прекрасно понимаете, что если уйти от глупого консерватизма и демагогии, то с точки зрения элементарной логики я занимаюсь тем же самым, что и вы. Я также очищаю общество от падали. Мы тоже в какой-то мере являемся санитарами леса. И хоть живем мы по законам волчьей стаи, мои действия никогда не были направлены против обычных людей. У вас своя философия, у меня — своя. Но я считаю, что и у меня, и у вас философия честных людей. Поэтому я и пришел к вам, чтобы заключить устный договор, так сказать джентльменское соглашение.

— Но в чем конкретно состоит ваше предложение?

— А вот в чем. Вы правы, и по закону преступного мира, и по закону наименьшего сопротивления, избегая малейшего риска, я должен бы разрядить в вас обойму. Видите, на мой пистолет навернут глушитель, и выстрелов бы никто не услышал. Потом я взял бы портфель и тихо скрылся. Но я так поступать не хочу, а следовательно, не буду. По вашему же закону вы обязаны меня задержать и в конечном счете представить суду. Мое предложение компромисса состоит в следующем. Мы оба переступаем границы несовершенных законов, не преступая при том законы чести и морали. Я не доставлю вам больше хлопот и уеду из России. Вы же честно и последовательно продолжите борьбу с натуральными гнидами, работы у вас по горло и без меня. Компрометирующие меня документы я, естественно, заберу с собой, — с этими словами Герман извлек из портфеля протокол допроса покойного боевика.

Потом, подойдя к дивану, взял пистолет Воронцова и положил на журнальный столик перед майором.

— У вас в запасе несколько секунд, чтобы решить, — либо выстрелить мне в спину, либо отпустить с миром. Прощайте, — с этими словами Герман развернулся и, не оглядываясь, пошел к выходу. Воронцову хватило бы опыта и сноровки поднять пистолет и выстрелить ему в спину.

Но он этого делать не стал. Воронцов был честный мент, а не подонок.

Потрясенный поведением молодого человека, он молча размышлял. Герман явно выпадал из всех стереотипов преступников. Разумеется, он знал, что преступник преступнику рознь. Но сейчас его посетила странная и немного крамольная мысль о том, что независимо от рода занятий, национальности и вероисповедания есть просто люди подлые и люди порядочные. Пожалуй, так уж устроен мир.

ИСПОЛНЕНИЕ ПРИГОВОРА

Вена! О, Вена! Одна из древнейших столиц Европы. Город неповторимый и многогранный, город контрастов, где пышное барокко соседствует с элегантным неповторимым модерном, где средневековая готика сочетается с экстравагантным постмодернизмом. Город Моцарта и Бетховена, Шуберта и Штрауса.

Герман, Феликс, Эдик Бетон и их немецкий друг, выходец из России, Игорь Штильман, двадцать седьмого января въехали в австрийскую столицу. На микроавтобусе «Мерседес» они приехали из Мюнхена, куда прилетели, сделав для конспирации небольшой крюк. Игорь, которого близкие звали Гариком, был старый и закадычный друг Феликса. Он когда-то крепко помог Гарику, отвоевав его совместное русско-германское предприятие у одной из дагестанских группировок.

Штильман, по происхождению то ли еврей, то ли немец, был очень толковым коммерсантом и ловким авантюристом. Дела его шли в гору, бизнес развивался. Укрепив позиции в России своего совместного предприятия, он окончательно перебрался в Мюнхен. В Европе ему тоже сопутствовал успех, и во многих ее городах он открыл филиалы своих компаний. Один из таких филиалов как раз находился в Вене.

В столице Австрии приятели поселились в просторной шестикомнатной квартире Штильмана на улице Левенгассе в третьем районе города. Эта улица была примечательна тем, что на ней располагался знаменитый дом Хундертвассерхаус, построенный по проекту известного современного художника Австрии. Этот яркий, оригинальный дом отличался тем, что в нем отсутствовали кубические формы и прямые линии. Он, вместе с другим творением мастера, называемым Кунстхаус, являлись признанными достопримечательностями Вены.

Роль, которую в Таиланде играл кореец, была поручена Штильману. Ловкий, в совершенстве владеющий немецким языком, он мог без особых усилий выполнить порученную ему миссию. Зная, что Рябой и его люди плотно сидят на героине, Штильман сам придумал хитроумный план. Под видом местного наркоторговца он предложит Рябому небольшую партию героина по очень низкой цене. Рябой обязательно на это клюнет. Невзирая на показную расточительность, Леха не смог до конца избавиться от природной скупости.

Гарик приступил к воплощению плана. Проследив за Лешей Рябым и двумя его кентами от отеля «Плаза» до популярного казино, он зашел в игорный зал. Осмотревшись и увидев свободное место, присел за рулетку, где играл Витя Шершавый — близкий приятель Рябого, получивший свою кличку за коротко стриженную голову и вечно небритый подбородок. Гарику было известно, что из всей троицы Витя лучше всех владеет немецким и человек наиболее общительный.

Заметив, какой сорт шнапса заказывает себе Шершавый, Гарик взял себе порцию такого же. А азарт людей сближает. И после некоторого количества проигранных фишек и нескольких порций шнапса соседи по игре общались вовсю. По ходу дела последовало предложение Виктору купить у Гарика три-четыре грамма героина, якобы у того закончились деньги, а страстное желание играть все сохранялось. Цена была мизерная, и сделку они осуществили в туалете. Наркотик Штильман принес высочайшего качества. Попробовав его, Шершавый загорелся прикупить еще. Он дал попробовать своим друзьям, и те одобрили его решение. Пригласив немца в ресторан, после кружки доброго австрийского пива они сговорились о покупке партии героина на сумму пятнадцать тысяч марок, хотя по предварительным расчетам и местным ценам товар должен был потянуть примерно тысяч на двадцать пять.

Предвкушая удачную сделку, Рябой и его люди предложили новому знакомому привезти героин непосредственно к ним в офис. На что Штильман согласился, но сказал, что наркотик сможет доставить завтра примерно в десять вечера. На том и порешили.

Взяв три итальянские «беретты» с глушителями, любезно предоставленные Гариком, который не испытывал в Европе дефицита оружия, друзья отправились по указанному адресу. Оставив Штильмана за рулем машины, они поднялись на четвертый этаж дома, где располагался офис фирмы Рябого. Придержав за руку Германа, Бетон обратился к нему шепотом:

— Гера, братан. У меня к тебе просьба. Дай мне разобраться с Рябым.

— Я бы рад. Бетон, да не могу. Дал себе зарок. Но если так жаждешь, позволю тебе для начала пойти с ним в рукопашную схватку.

— С радостью, брат. Спасибо.

Позднее время было выбрано не случайно. Здание, целиком занятое офисами, в этот час опустело. Поднявшись на четвертый этаж, Феликс позвонил в дверь офиса. Герман и Бетон спрятались за углом. Камеры наружного наблюдения у входа в офис не было, о чем друзья знали заранее.

Не прошло и полминуты, как дверь беспечно открыл Шершавый, но пожалеть об этом он не успел. Феликс сделал пару бесшумных выстрелов и всадил две пули прямо Виктору в лоб. Тот с удивленно вытаращенными глазами рухнул на пол. Опередив Феликса, Герман первым ворвался в приемную и разрядил свой бесшумный пистолет во второго подельника Рябого. Сам Леха сидел, развалясь в глубоком кожаном кресле, которое для его габаритов казалось миниатюрно-маленьким. Челюсть его от неожиданности отвисла, а глаза с недоумением смотрели на дула пистолетов, направленных в его сторону.

— Ну что, псина? Узнал нас? — грозно процедил сквозь зубы Герман, гневно сверкая глазами. — Если бы не был так туп и спрятался куда-нибудь подальше, мы бы все равно тебя нашли, чтобы передать привет от моих погибших друзей. Твоего кентяру Габаева мы нашли на берегу Тихого океана. Там я его и замочил. Теперь твой черед. Но для начала мой брат Бетон, — Герман, опустив пистолет, кивнул на Эдика, — хочет разобраться с тобой без волын. Одолеешь его, может, останешься жив, — с этими словами Герман взял из рук Эдика пистолет и с Феликсом отошел назад.

Бетон сжал огромные кулаки. Лицо Рябого стало пурпурно-красным. Размерами кулаков и общими габаритами тела он не уступал Бетону, а массой даже несколько превосходил его. Но в отличие от мускулистого Эдика, был более рыхлым и объемным.

Феликс с Германом встали чуть поодаль, ожидая боя титанов. В каждой руке Германа было по пистолету. Он знал мощь и искусство своего друга и был уверен в его победе. Но если случится роковое недоразумение и каким-то чудом Рябой одолеет Бетона, то он, Герман, при любом исходе совершит акт возмездия.

С налитыми кровью глазами рывком затравленного зверя Рябой кинулся на противника. Эдик, сделав шаг вперед на опережение, нанес крепкий удар в челюсть. Однако ошалевший от безысходности Рябой тоже умудрился зацепить висок Эдика, но тут же последовал второй удар Бетона, который нанес его левой рукой, а она, поскольку Эдик был левша, была сильнее правой. Этот страшный удар попал Лехе в скулу. Раздался треск сломанной челюсти, но громила Рябой удержался на ногах. Тогда Эдик прямым ударом ноги, именуемым в каратэ «майгери», пробил Рябого в солнечное сплетение. Тот согнулся, а Бетон нанес короткий удар в переносицу, которая хрустнула. Громадина Рябой рухнул на спину. Эдик запрыгнул на него и принялся буквально молотить его сильными ударами. Но Леха был на редкость живуч — отменно здоровый организм. Его лицо превратилось в кровавое месиво. Он хрипел, но продолжал сопротивление.

Терпению Германа пришел конец. Дабы избежать лишнего шума, он оттолкнул Бетона и сразу с обеих рук стал палить в Рябого, разряжая в его дергающееся массивное тело обоймы обоих пистолетов. Патроны уже кончились, но он все продолжал по инерции нажимать на спусковые курки.

Так был приведен в исполнение приговор над последним виновником гибели их друзей. Миссия отмщения и возмездия завершилась.

ГОРОД ВЛЮБЛЕННЫХ

На следующий вечер Герман отправился в оперу. Не то чтобы он был поклонником классической музыки, вернее, он вовсе был от нее далек. Но у человека бывают такие моменты, когда состоянию души соответствует только классическая музыка. Сегодня давалась знаменитая опера Моцарта «Дон Жуан», коей в прошлом столетии и была открыта Венская государственная опера.

Миновав монументальный готический Собор Святого Стефана — своего рода эмблему Вены, он медленно пошел по улице Кернтнерштрассе в сторону Венской оперы. Эта красивая, украшенная огнями и афишами улица и привела Германа к Опере, монументальному зданию в стиле ренессанс. Рассказывают, что два архитектора, некогда построившие ее, покончили жизнь самоубийством, не выдержав насмешек венской публики, не признавшей их архитектурное творение. Но невзирая на эту мрачную историю. Венская опера всемирно известна, и многочисленные поклонники из многих стран стремятся посетить ее.

Удобно расположившись в кресле двенадцатого ряда партера, Герман внимал бессмертной музыке Моцарта Ему хорошо думалось под феерию волшебных звуков. Он думал о Марине. Как она там? Он вспоминал ее, и сердце его наполнялось радостью и безмятежным спокойствием. Невзирая на все проблемы и трудности, он был счастлив, что на его жизненном пути повстречалась эта прекрасная девушка. Ее бескорыстная, преданная любовь покорила Германа. Это нежное существо, несущее в себе романтику, зажигало его, Германа, уже давно забытыми чувствами, — чувствами влюбленного человека. Как бы он хотел видеть ее сейчас.

Но, увы, в ближайшее время ему необходимо побыть в тени. Феликс отправлялся домой в Россию, а они с Эдиком намеревались некоторое время погостить у Гарика Штильмана. А потом он собирался осуществить одну из своих идей, своих фантазий. Но это пока секрет.

Герман думал, и мысли роем кружились в его голове, сплетаясь в волшебном танце со звуками оперы великого классика.

Прошло несколько месяцев. Весна вступила в свою последнюю пору— надвигалось лето. На улице, окутанной благоухающими запахами цветов и солнечным светом, стоял май.

Как прекрасен в эту пору Париж! Недаром в это время года его именуют «городом влюбленных». Любовь царит во всем: в кокетливых выражениях девичьих лиц и в игриво-озорных лицах молодых парней. Возникает буйное и непреодолимое желание петь, плясать и лететь в объятия друг друга.

Весеннее настроение радовало бы Марину, если бы не долгое отсутствие Германа. Последнюю весточку она получила с Феликсом, который еще в начале февраля вернулся в Москву и передал ей письмо и золотой кулончик в форме сердечка. В письме было сказано, что Герман обожает ее и страшно жаждет встречи. Что все свои дела он завершил успешно и все, что задумал, исполнил. Но по веским причинам на некоторое время ему необходимо временно не общаться с ней. Он обещал, что так будет совсем недолго, просил, чтобы она верила ему и ждала.

Она верила и ждала, но столь томительным было ожидание. Боже мой, уже наступил май, а о нем ни слуху ни духу. Ее бедное сердце разрывалось. Разные глупые мысли лезли в голову: может, он забыл ее, может, у него уже другая. Хотя бы один телефонный звонок. Хотя бы маленькая весточка. Но увы.

Еще в начале марта Марина окончательно выздоровела, и о ранении напоминал лишь небольшой шрамик, который умелыми руками косметического хирурга был ловко зашлифован и в глаза не бросался.

Георгия Максимовича выпустили восьмого марта. Для Марины за все ее годы это был самый лучший подарок к Международному женскому дню. Огромные деньги и гвардия толковых адвокатов сделали свое дело. Обвинения с него сняли, но настоятельно рекомендовали покинуть территорию России, что было также и в интересах его здоровья.

Георгий Максимович и Марина уже в середине марта вернулись в Париж.

Марина серьезно готовилась к поступлению в Сорбонну. Изучала массу литературы и занималась с репетиторами. Образование за рубежом отличается от нашего тем, что поступить в высшее учебное заведение, минуя комиссию со всеми вступительными экзаменами, практически невозможно. Взятки за оценки здесь не берут. И в процессе обучения, сдавая сессии и защищая диплом, студент должен надеяться на свои силы и знания. В итоге выпускаются полноценные и грамотные специалисты, а не те бездари и неучи, которые часто оканчивают наши вузы, как говорится, купив образование за барана.

Георгий Максимович проводил большую часть времени за чтением книг и прессы, регулярно доставляемой ему из России. И еще он любил смотреть телевизор, который с помощью спутниковой антенны принимал несколько российских каналов.

По вечерам отец и дочь частенько любили прогуливаться по Парижу. Иногда заходили в бильярдный клуб, чтобы сыграть несколько партий в «американку».

Как-то раз к ним вечером заглянул посыльный и принес письмо-приглашение, в котором говорилось, что Русское общество в Париже приглашает Георгия Максимовича и его дочь Марину на открытие нового развлекательного клуба «Русская звезда». Сообщалось, что это приглашение на две персоны, а вход строго по приглашениям, и гости обязаны быть в вечерних туалетах. Говорилось, что ожидается много знаменитостей — артистов певцов, политиков. Время открытия было назначено на девятнадцать часов вечера в субботу.

— Здорово, папа! Обязательно пойдем! Я так давно в обществе не была, — захлопала в ладоши Марина.

— Ну что ты, доченька. Куда мне? Староват я для таких мероприятий. Ты уж, если хочешь, сама сходи.

— Ну… Папа… Как же я одна, без кавалера? Неприлично. Обязательно пойдем! — Марина капризно топнула ногой. — И смокинг у тебя есть замечательный, который я тебе на прошлый день рождения подарила. Ты в нем прямо-таки вылитый министр. Папочка, миленький, ну пожалуйста!

— Ну ладно уж, что с тобой поделаешь.

— Ура! — снова захлопала в ладоши Марина. — Спасибо, папик, я так рада!

— Доча, только не очень надолго, не до утра. Да и надеть хотелось бы что-нибудь попроще.

— Ни в коем случае! Попроще нельзя. Только смокинг.

Развлекательный комплекс «Русская звезда» находился непосредственно на реке Сене. Большое трехэтажное здание располагалось на огромной барже. Некогда в нем было казино «Гранд-Сена», но какие-то новые русские, богатые выходцы из России, выкупили его и полностью реконструировали. Отреставрированный и обновленный комплекс включал казино, ночной диско-клуб, два зала ресторана и несколько баров. Помимо этого в нем имелся шикарный фитнесс-центр, включающий тренажерный зал, залы для аэробики и три вида бань. Помимо традиционных, финской и турецкой, в нем была построена экзотическая для парижан настоящая русская баня с густым горячим паром и березовыми вениками. Парные, естественно, соседствовали с бассейнами, у которых был разный температурный режим, и с джакузи, укомплектованными душем Шарко.

Рестораны имели различные направления. Один был традиционной европейской кухни, другой — русской национальной.

Марина и Георгий Максимович подъехали на набережную Сены, где располагался клуб, без пяти минут семь. Вокруг собралось уже несколько десятков шикарно одетых людей. Парковку заполнили дорогие лимузины. Само здание переливалось яркими огнями и было украшено шарами, флагами и прочей праздничной атрибутикой. Перед входом была натянута красная атласная лента. Все ждали прибытия мэра, именно он должен был разрезать ее, открывая еще один развлекательный комплекс Парижа.

Пунктуальность, как известно, вежливость королей. Мэр не король, но в пунктуальности королям ничем не уступил. Ровно в девятнадцать часов по местному времени кортеж из трех машин, сопровождаемый эскортом мотоциклистов в белых касках, подкатил к клубу.

Под гром аплодисментов мэр перерезал ленту. Публика, предъявляя пригласительные билеты многочисленной охране, стоящей у входа, проследовала внутрь. Поднявшись на второй этаж в большой зал клуба, гости, потягивая предложенное им шампанское, осматривали интерьер. Правая от входа сторона зала была оформлена под Париж в миниатюре. Ее украшали копии архитектурных памятников французской столицы: Лувр, Нотр-Дам Эйфелева башня и Триумфальная арка. Пантеон и некоторые архитектурные ансамбли Дефанса.

На противоположной стороне были представлены архитектурные символы Москвы: Кремль, Собор Василия Блаженного, Большой Театр и восстановленный Храм Христа Спасителя.

Стена, находящаяся прямо напротив входа, собрала все наиболее выдающиеся и знаменитые памятники мировой культуры. Там были египетские пирамиды, римский Колизей, Пизанская башня и английский Биг Бен, американская статуя Свободы и мексиканские пирамиды древних майя, греческий Акрополь и Великая Китайская стена. Весь мир в миниатюре. Талантливый дизайнер по свету создал освещение в четырех режимах: режим утра, дня, вечера и ночи. В режимах утра и вечера на поверхности сооружений играл алый цвет зари, создавая впечатление восхода или заката солнца. Днем же все купалось в ярких лучах небесного светила, ночью его сменяли луна и звезды. И даже маленькие окошки домов зажигались, когда на искусственную землю опускалась искусственная тьма.

На высокой сцене была установлена трибуна, украшенная двумя флагами России и Франции.

После короткой вступительной речи управляющего клубом слово предоставили мэру Парижа. Он говорил по-французски, и его речь синхронно переводилась на русский и английский языки.

Лощеные официанты сновали между гостями с подносами и предлагали всем фужеры с шампанским.

После того как мэр закончил свою длинную и пафосную речь, к микрофону потянулись многие знаменитые деятели искусств: актеры, певцы, шоумены, политики всех мастей. Присутствовали представители Российского посольства.

В общем, этот русско-французский проект пришелся всем по вкусу.

Позже публика разбрелась осматривать развлекательный комплекс. Желающим поиграть в казино презентовали определенное количество игральных фишек.

Георгий Максимович, воспользовавшись презентом, присел в казино у стола для игры в покер и начал меряться силами с опытным крупье.

Марине играть было неинтересно, и она стала бродить по развлекательному комплексу, осматривая и восхищаясь оригинальным дизайном и фешенебельной атмосферой.

Когда она изучала атлетический зал, к ней подошел управляющий клуба и сказал, что сочтет за честь, если она позволит ему сопроводить ее на третий этаж к хозяину клуба, который сегодня еще на публике не появлялся. Он сказал, что она очень обяжет его, если разрешит ему представить ее самому шефу.

— А почему именно я? — удивилась Марина.

— Мне это не известно, таково распоряжение.

— Надеюсь, в этом нет ничего предосудительного?

— Что вы, что вы, — замахал руками управляющий. — Просто самое обычное представление и знакомство.

— Ну что ж, тогда я не против, — согласилась девушка, у которой любопытство взяло верх над другими чувствами.

В сопровождении управляющего она поднялась на третий этаж и пошла по коридору, где, пропуская ее, беззвучно открывались пневматические двери. Когда открылась последняя дверь, Марина очутилась в большом сферическом кабинете. Стена напротив входа сплошь состояла из телевизионных экранов и мониторов.

Лицом к экранам перед круглым пультом управления на вращающемся кресле с высокой спинкой сидел человек. Лица его она не видела. Он сидел ко входу спиной и вошедших людей не заметил. Он переключал какие-то пульты, меняя изображения на мониторах. Неловкую паузу нарушил голос управляющего клубом.

— Босс, имею честь представить вам очаровательное создание по имени Марина, — обратился он к спинке кресла. — А это…

Кресло резко развернулось. Управляющий запнулся. Представлять хозяина клуба отпала необходимость. Девушка знала его.

Это был ОН!

У Марины помутилось в голове от неожиданности. Она никак не могла предполагать такого поворота событий, к которому привел всего лишь один поворот кресла.

Это был Герман.

Девушка чуть не потеряла сознание и могла бы упасть, если бы не крепкие объятия молодого человека, который, соскочив с кресла, стремительно бросился к ней.

— Герман, Гера, неужели это ты? Глазам своим не верю. Милый! Родной! Я так скучала по тебе. Где же ты был? Почему не давал о себе знать? — прослезившись, Марина засыпала вопросами своего друга.

— Девочка, милая моя, считай, что это сюрприз. Я тоже безумно скучал по тебе, и мне стоило многих душевных сил, находясь в Париже, не встретиться с тобой. Зато теперь мы вместе. И теперь никто, слышишь, никто не разлучит нас.

Они еще несколько минут стояли так, не размыкая объятий. Управляющий клуба, которым, кстати, оказался Гарик Штильман, незаметно удалился.

Герман поведал Марине, что еще в феврале, сконцентрировав свои денежные средства в Париже, он осуществил свою давнюю мечту и выкупил казино «Гранд-Сена». В рекордно короткий срок провел глобальную реконструкцию, сделав весь интерьер по собственному дизайну. И вот теперь, через какие-то три месяца, в Париже стало одним фешенебельным заведением больше.

Марина, еще не оправившаяся от шока, утирала слезы радости. Свалившись как гром среди ясного неба, Герман перешагнул все рамки своей необычности и экстравагантности.

Марина была рада, что он жив. Что он есть. Что он с ней и что он ее любит.

Они бы долго еще ворковали, но их покой нарушил сигнал монитора. Посмотрев на экран, Герман нажал кнопку селектора и дал команду охране:

— Впустить, это ко мне.

Радостно потерев рука об руку, молодой человек хитро подмигнул Марине:

— К нам еще гости пожаловали.

— Кто?

— Сейчас увидишь…

Через минуту дверь открылась и в нее, бренча массивными золотыми браслетами, ввалился Феликс.

— О, сладкая парочка уже здесь. Безумно рад вас обоих видеть, — и он по очереди расцеловал Марину, и Германа.

Поболтав о том о сем, друзья спустились на первый этаж, где были оба ресторана.

— А теперь, мои дорогие, для вас маленький сюрприз, — загадочно улыбнулся Герман.

— Сколько же можно в один день сюрпризов?! — воскликнула Марина. — Я могу не выдержать!

— Выдержишь, выдержишь. Куда ты денешься? — засмеялся Феликс. — Давай, Герман, братан. Обожаю сюрпризы.

Только сейчас Марина и Феликс обратили внимание, что над помпезными входами в рестораны висят большие куски бордовой материи. Герман хлопнул в ладоши, и к нему сразу подбежало четыре музыканта. Когда они заиграли торжественный марш, двое здоровенных охранников сдернули ткань, висевшую над рестораном русской кухни. Глазам присутствующих открылось название, латинскими буквами было написано «МАРИНА». Девушка издала радостный возглас и повисла на шее у Германа.

Снова заиграл торжественный марш и, когда охранники сдернули покрывало над входом в ресторан американо-европейской кухни, взору присутствующих предстала надпись, гласившая на английском языке «МАЙ ФРЕНД ЧИКАГО».

— Ну, ты даешь, братан! — растрогался Феликс. — Зачем же так громко?

— Так положено, — ответил Герман. — И вообще, это все не мое, это все наше!

После торжественной церемонии друзья поднялись в казино, где вовсю метал фишки Георгий Максимович. Он был чрезвычайно удивлен встрече с Германом и Феликсом, но, как подобает старому вору, свои эмоции выражал менее экспансивно, чем Марина. Но все же ему трудно было скрыть волнение, скрыть, что Жора Макинтош искренне рад этой встрече. Феликс присоединился в игре к старому вору. Составил им компанию и невесть откуда взявшийся Эдик Бетон. Они втроем, шумно веселясь и опустошая рюмки водки, метали фишки перед сосредоточенным крупье.

Марина и Герман поднялись на крышу здания, где была оборудована украшенная деревьями и фонтанами смотровая площадка.

Они стояли, прислонясь друг к другу, и молчали. Они не хотели ни о чем говорить, ибо понимали друг друга без слов. Влюбленные застыли на фоне ослепительно сверкающей Эйфелевой башни, освещенной ярким светом мощных прожекторов, и звезды на ночном, парижском небе, отражаясь в темных водах Сены, любовались ими. И майский теплый ветер овевал свежестью их лица, напевая песню волшебной любви.