Наоборот, можно в гипнотическом состоянии и в состоянии пробуждения получить информацию из подсознательного и так мотивировать всю личность, что установится взаимодействие сознательного и подсознательного ее аспектов, при котором первый постепенно преодолевает силы сопротивления и требует понимания последнего. Как и при анализе, здесь должна быть полная возможность для пациента осуществлять задержку, отсрочку, сопротивление и искажение, когда это необходимо, и, однако, через эти действия усилить воздействие терапевтического процесса.
      Этот процесс хорошо проиллюстрирован в описанном случае, когда, например, мисс Дамон неожиданно прервала опрос Браун, сказав: "Каждая последующая каталепсия -- следствие поимки ондатры для маленькой дурочки". Это было неожиданным и, как показалось, ничего не значащим вторжением подсознательного материала в сознательное, однако в нем отразилось возвращение нескольких важных фрагментов памяти.
      Этими "ничего не означающими" словами мисс Дамон проявила безопасное и частичное участие в терапевтическом процессе на сознательном уровне; тем самым она готовила себя к более опасному полному участию, которое пришло позже. Таким образом, это сыграло роль, похожую на роль сновидения, которое помнят только частично и только частично объясняют.
      Это клинический факт, что воспоминания, вызванные к жизни, и эмоции, разряжаемые в эксперименте, облегчали у пациентки проявления быстро нарастающего компульсивного фобического состояния. Тут можно спросить, всегда ли пишущий (имеется в виду автоматическая запись) в состоянии объяснить происхождение страха и его разрешение. Лучше всего дать фактам говорить самим за себя, кратко изложив историю, насколько она нам известна.
      В течение короткого периода времени девочка трех лет считает, что потерялась, и впадает в ужас. Ее находят или она сама находит путь домой. Девочку встречает дедушка, который ругает ее, заставляет почувствовать вину за оставленные открытыми двери, смеется над ней, унижает ее, называя "маленькой niaise" (дурочкой), и, наконец, пытается утешить, рассказав случай из своего собственного детства, когда он тоже потерялся и когда в дом через открытую дверь попала ондатра, которая пробралась в кладовую и многое испортила. При этом девочка вновь впала в состояние ужаса, ярости, гнева, негодования и путаницы. Она смешивает свою историю со случаем из жизни дедушки, и, в частности, с рассказом об ондатре. Она чувствует себя так, будто с ней случилось почти то же, что и с дедушкой. Она сердится и, назло дедушке, мстя ему, начинает намеренно оставлять открытыми двери, что он сделал когда-то и в чем он несправедливо обвинял ее. Потом она начинает бояться, что совершает ошибку, оставляя двери открытыми, и что из-за этого произойдет что-то ужасное.
      Браун заявила, что, когда мисс Дамон была "так напугана", ее дедушка должен был объяснить ей ее ошибку и испуг, вместо того чтобы "эгоистично" рассказывать о своем испуге, поскольку это означало, что испуг Дамон был слишком силен и напугал даже дедушку, и, кроме того, это "добавило к ее испугу его испуг". Браун утверждала также, что именно Дамон испытывала негодование по этому поводу и именно Дамон наказывала дедушку; в то же время Браун признавалась: "Я тоже немного помогла этому. Это Дамон оставляла двери открытыми, но именно я заставила ее подбить на это и брата". Потом Браун объяснила страх как прямое следствие попытки наказать дедушку, из чего Дамон сделала заключение, что, наказывая дедушку таким образом, она боялась, что ее застанут при этом, но не могла остановиться.
      Не пытаясь решить вопрос о том, насколько это правильное объяснение фобии, можно сделать заключение, что первый компонент мотивирующих сил, а именно мстительная фантазия относительно дедушки, был подавлен, что фобия оставалась навязчивой до тех пор, пока не был восстановлен первоначальный мотив. С точки зрения аналитической терапии особенно интересно подчеркнуть, что навязчивые страхи намного облегчаются простым восстановлением этих определенных обусловивших их событий и без какого-либо исследования или разрядки лежащих в ее основе моделей инстинктивных эдиповых связей, страха кастрации и т. п.
      Возможно, самое удивительное -- неожиданное открытие раздвоения личности в этой молодой женщине. При отсутствии фобии, описанной выше, вторая личность вела относительно нормальную и хорошо отрегулированную жизнь, и существование alter ego (второе я -- лат.) даже не подозревалось. Неизбежен вопрос о том, как часто возникают такие неопознанные двойные личности и имеют ли они частичную или полную формацию. Если они существуют, то могут создать осложнения в переносных связях при формальной психоаналитической терапии. Этот вопрос, имеющий огромное значение, никогда еще не исследовался. Вероятно, они требуют разработки методов для испытания их на частоту и значение.
      Нельзя сказать, что существование таких комплексных личностей никем не предполагалось и не упоминалось в статьях об аналитической терапии, но их далеко идущее значение, как это ни покажется странным, не замечалось. Фрейд и Брейер утверждают, что "расщепление сознания, такое удивительное в известных классических случаях двойного сознания, существует в рудиментарном состоянии при каждой истерии" и что "тенденции к диссоциации, а с ее появлением и к ненормальному состоянию сознания, которое мы часто определяем как гипноз", являются основными явлениями неврозов". Кроме того, "существование гипноидных состояний является базисом и определением истерии". Позже они говорят об этом изменяющемся "средстве", к которому прибегают люди при "гипноидальной диссоциации" и которое имеет этиологическую взаимосвязь с развитием невроза. Брейер также описывает механизм "расщепления", подчеркивая его универсальность. Фрейд в своей статье "Общие замечания об истерических приступах" (1909) отмечает роль множественных идентификаций и фантастического и драматического исполнения различных ролей у истерического пациента. Другие исследователи не стали ограничивать эти явления истерическими структурами. Александер в своей статье "Психоанализ всей личности" пишет: "Следовательно, когда я не описываю супер-эго как личность, а невротический конфликт как борьбу между различными личностями, я рассматриваю этот анализ не просто как фигуральное описание... Кроме того, при изучении неврозов можно найти много видимых проявлений раздвоения личности. К примеру, есть, хотя и крайне редко, даже истинные, определенные, явные случаи раздвоения личности. Но при принудительном, вынужденном неврозе такие неоспоримые проявления раздвоения личности почти отсутствуют".
      Удивительно, что при всей ответственности, возложенной на различные роли психоаналитика в процедуре перемещения личности, так мало сказано о постоянно меняющейся роли пациента, который может предстать перед психиатром не в одной личности, а в нескольких.
      Я не собираюсь анализировать механизм, с помощью которого создаются и выявляются такие множественные субличности. Вероятно, следует сказать, что, несмотря на драматические описания, существующие в классической литературе, ни один случай не был исследован достаточно глубоко, чтобы ответить на этот вопрос. Нет у меня и достаточных доказательств того, в какой различной степени существуют эти сложные формации. Приводит в замешательство взаимосвязь этих явлений с процессом репрессии. Ясно, что при раздвоении личности возникает процесс, при котором некоторые психологические события становятся подсознательными. Не тот ли это процесс репрессии, который мы наблюдаем в психопатологии повседневной жизни и при неврозах? Топографическая манера речи является проявлением "репрессии", а психологическая структура приводит в результате к возникновению целого ряда слов, расположенных одно над другим; в то время, как "репрессия", которая приводит в конце концов к раздвоению личности, будет являться вертикальным разделением личности на две или более или менее полные единицы. Однако, вероятно, такой подход может оказаться схематическим и неверным.
      Оправдано ли пренебрежение вероятностью того, что все акты репрессии могут повлечь создание скрытой формы личности? В своем единственном обращении к этой проблеме Фрейд в работе "Заметки о роли подсознательного при психоанализе" (1912) кратко говорит о существовании чередующихся состояний отдельных и независимых систем сознания. Подчеркнув тот факт, что они чередуются и не существуют в сознании одновременно, Фрейд не анализирует, как эта форма сегрегации сознательного материала отличается от того, который мы наблюдаем в обычных репрессиях. Здесь, как мне кажется, мы снова сталкиваемся с огромным пробелом в психологических знаниях, возникшим из-за того, что мы повернулись спиной к материалу, который может быть доступен только при экспериментальном использовании гипноза. Состояния сознательного и подсознательного мышления, существующие в случаях раздвоения личности, сосуществуют так же достоверно, как при более простых случаях репрессии.
      В вышеописанном случае мы не смогли объяснить существование личности, которую сначала звали Джейн, а потом Джейн Браун. Мы можем до какой-то степени понять функцию, которую выполняла эта вторая личность, но не то, как она возникла. Известно лишь, что под воздействием ужаса у девочки создалась очень глубокая и болезненная идентификация себя с дедушкой. В какой-то степени все ее последующие тревоги и затруднения берут начало из этого кратковременного события. В какое-то время она построила для себя защитное сопутствующее alter ego, Джейн, которая знала то, чего сама мисс Дамон знать не хотела, и которая не могла (ей было даже запрещено) рассказывать об этом кому-либо, но почти постоянно выполняла защитную роль по отношению к пациентке. Это подтверждалось многочисленными событиями во время сеанса, описанного в статье, и резко противоречит представлениям о разрушающей и почти злобной второй личности, о которой часто пишут в литературе.
      Тип личности "Салли", описанный Мартоном Принсом, часто торжествует в смысле власти, но может продемонстрировать ее, в интересах терапии вынуждая другую личность принять подсознательные данные, которые она пытается отвергнуть. В данном случае разногласия между двумя личностями (оскорбления, прозвища, чрезмерное высокомерие, дурное расположение духа, извинения) оказались мнимыми, бутафорскими битвами, с помощью которых одна управляла другой. Об этом свидетельствует следующее заявление Браун: "Д. нужна помощь. Д. не знает, что ей нужна помощь. Б. должна помочь Д. Э. должен помочь Д. Д. не знает, как получить эту помощь., Нужно оказать помощь, в то время как она не знает, как принять ее. Д. не знает, что ей нужно сделать. Д. делает неверно. Б. знает правду. Б. не может рассказать Д. Б. должна заставить Д. сделать верно, наилучшим образом". Это объяснение типично и показывает, что явная внутренняя война является побочным продуктом неуклюжих усилий Браун подвести мисс Дамон к пониманию сути вещей.
      Даже гаев Браун против мисс Дамон, по-видимому, должен был внушить ей мысль о серьезности всего дела. Так, случайное нетерпеливое оскорбление исследователя напоминает гнев ребенка, который нетерпеливо объясняет взрослому что-то, чего взрослый все же не может понять.
      Очевидная "проказливость", вероятно, не является выражением реального отношения Браун и должна замаскировать большую серьезность и озабоченность, тревогу и беспокойство, которые она старалась спрятать от себя, от исследователя и, особенно, от мисс Дамон, чтобы последняя не испытывала особой озабоченности. То, что Браун сама боялась, показало ее следующее заявление: "Э. не повредит. Э. может сделать это. Э. не боится. Д. боится. Б. боится, поэтому пусть Э. сделает это".
      Двусмысленность ответов и настойчивость требования Браун задать абсолютно верный вопрос, на который она смогла бы ответить, являются характерными и в то же время приводят в замешательство. Это происходит так, будто она не может прямо рассказать всю историю, а может только намекнуть на нее так, как это делает маленький школьник, который не осмеливается назвать школьного хулигана, но может намекнуть на него, если правильно сформулировать вопрос. При тщательной проверке большая часть, казалось бы, не относящегося к делу материала оказалась самой уместной и нужной, поскольку давала "ключи", понятные Браун, но не исследователю, пока вся история не прояснилась. Именно по этой причине исследователь показался Браун невыносимо глупым.
      Детальное изучение множественных личностей должно пролить свет на проблему тревоги: как она распределяется между различными личностями, какие формы может принять тревога в каждой из них, как это соотносится с особыми чертами характера каждой личности.
      Этот случай подтверждает только несколько замечаний, сделанных к этому времени. Прежде всего было ясно, что субъект сама страдала от двух типов страха. Гипнотически индуцированная каталепсия вызвала в ней ужас, первоначально испытанный, когда она потерялась и когда дедушка рассказал ей историю об ондатре. В ее каталепсии этот старый страх вновь возник как состояние парализующей паники без фобических искажений и проекций, но с характерной неподвижностью тела. От этого она сначала защищалась частичной диссоциацией и попыткой идентифицировать себя со своим дедушкой. Однако это привело ее к погружению в более глубокие воспоминания о дедушкиных страхах. Связь такого типа между опытом и формированием второй личности мы можем рассматривать только чисто умозрительно.
      Второй тип страха, от которого страдала мисс Дамон, возникал, когда беспокоящий ее подсознательный материал неожиданно угрожал прорваться в сознание. Она драматизировала этот тип страха более свободно, чем другой, с явными вазомоторными нарушениями и со слезами стыда и смущения; его демонстрация была особенно четкой во взаимодействии между двумя личностями.
      Защищающая ее Браун также испытывала страх. У нее появилось мгновенное беспокойство, тревога о том, что она слишком пристально смотрит на визуальные образы, вызванные воображением в зеркале. Она боялась увидеть в зеркале ужасное. Зачастую мы прибегали к эвфемизмам, двусмысленностям, чтобы избежать непосредственной связи с пугающей ее темой. Она, по-видимому, знала, что исследователь именует "ужасной вещью", не испытывая такого же страха, как ее собственный. Поэтому она сказала: "Э. не повредит. Э. может сделать это. Э. не боится. Д. боится. Б. боится, поэтому пусть Э. сделает это". Трудно сказать, какая часть страха Браун была предназначена для ее собственной безопасности, а какая -- для мисс Дамон.
      Для последующего анализа необходимо выяснить тот особый и запутанный способ, которым субъект считает позиции слов в предложениях. После того как все предложения были расшифрованы, можно пояснить этот счет.
      Эриксон. Настоящее предложение.
      Браун. Транс, не входит ли в него и моя ондатра. Каждая следующая каталепсия -- следствие поимки ондатры для маленькой дурочки. "
      Слово
      Позиция
      Предложение
      Транс
      1
      1
      Будет
      2
      1
      Моя
      3
      1
      Каталепсия
      10
      1 и 2 вместе
      Каталепсия
      11
      1 и 2 вместе если слово "ондатра" считать за два слова
      Каталепсия
      12
      1 и 2 вместе если слова "также" и "ондатра" считать (каждое из них) за два слова
      Каждый
      8
      1 и 2 вместе
      Каждый
      9
      1 и 2 вместе, если слово "ондатра" считать за два слова
      Каждый
      10
      1 и 2 вместе, если каждое из слов "тоже" и "ондатра" считать за два слова
      Когда-либо
      13
      после предложения: "Транс, будет, моя, ондатра, мускусная, крыса, все, так, входить, каждый, когда-либо.
      Когда-либо
      14
      после предложения: "Транс, будет, моя, ондатра, мускусная, крыса, поведать, также, итак, идти, каждый, накануне, когда-либо."
      Слово "каталепсия" могло иметь различные позиции, но субъект позже объяснила, что ей никогда не приходило в голову так разделять и копировать слова, пока она не дошла до слова "когда-либо", а потом было уже слишком поздно возвращаться к слову "каталепсия".
      Этот отрывок слов и предложений из автоматического письма очень похож на автоматические рисунки, описанные Эриксоном и Кьюби. Слова считаются не частью предложения, а слогообразующими единицами, только в численной взаимосвязи друг с другом. Уяснить эту намеренно запутанную систему подсчета было чрезвычайно трудно. Заключение
      Это история молодой женщины, у которой в течение многих лет наблюдались скрытые фобические и компульсивные побуждения, настолько тайные, что их не замечали даже те, ко ее хорошо знал. Добровольно вызвавшись быть субъектом на сеансе гипноза, она очутилась в потоке событий, которые несколько часов спустя привели к полному выявлению ее страхов и навязчивых состояний.
      Сначала она была зачарована левитацией руки и пришла в ужас от индуцированной каталепсии. Затем была предпринята попытка с помощью автоматического письма исследовать причины этого ужаса и восхищения. Это привело сначала к целой серии острых состояний беспокойства, тревоги, а потом к выявлению совершенно не подозреваемого раздвоения личности, то есть к выявлению второй личности, связанной с литературной героиней, любимой в детстве. Во время сеанса, который длился несколько часов, предпринимались безуспешные попытки расшифровать автоматическую запись, выполненную этой второй личностью. Наконец, заставив субъекта под глубоким гипнозом вглядываться в зеркало, исследователь индуцировал визуальные образы. Они вернули в сознание пациентки некоторые эпизоды из ее жизни, которые прояснили значение записи и в то же время объяснили причину ее фобического и компульсивного поведения, что послужило нахождению терапевтических средств и, следовательно, излечению.
      Литература
      Александер Ф. Психоанализ всей личности / Душевные болезни. Монография. Нью-Йорк, Вашингтон, 1930.
      БройерЛ., Фрейд А. Психический механизм истерических явлений / Исследование при истерии // Nerv. S. Ment. Disease Mon, No 61. Нью-Йорк, Вашингтон, 1936.
      Бройер Л., Фрейд А. Теоретический материал / Исследование при истерии // Nerv. S. Ment. Disease Mon, No 61. Нью-Йорк, Вашингтон, 1936.
      Гринс М. Диссоциация личности. Нью-Йорк, 1908. Психология и анализ это / The international Psychoanalytic Library, No 6. Лондон, 1922. .
      Фрейд А. Это и механизм защиты / The international Psychoanalytic Library, Ns 8. Лондон, 1937.
      Фрейд А. Общие замечания о приступах истерии / Избранные работы // The international Psychoanalytic Library, No 8. Лондон,1924.
      Фрейд А. Заметки о роли подсознательного при психоанализе / Избранные работы // The international Psychoanalytic Library, No 10. Лондон, 1925.
      Эриксон М. Г. Экспериментальная демонстрация подсознательного мышления путем автоматического письма (Psychoanalytic quarterly, том VI. 1937. С. 513.)
      Эриксон М. Г., Кьюби Л. С. Применение автоматического рисунка при интерпретации и лечении состояния "острой навязчивой депрессии (Psychiatric Quarterly Journal, 1938, No 7, 443- 466 pp)
      Вернуться к содержанию ПСЕВДООРИЕНТАЦИЯ ВО ВРЕМЕНИ КАК ГИПНОТЕРАПЕВТИЧЕСКАЯ ПРОЦЕДУРА
      "Journal of clinical and experimental hypnosis", 1954, No 2, pp. 261-283.
      В любом случае, когда имеешь дело с психотерапией, всегда возникает необходимость использовать обычные понятия, которые определяют повседневную жизнь и индивидуальные потребности каждого отдельно взятого пациента. Следовательно, психотерапия в значительной степени должна быть экспериментальной, так как нет таких процедур, которые можно было бы применить к любому пациенту без разбора, не учитывая его индивидуальности. Больше того, вся область психотерапии пока находится на стадии раннего развития, что еще больше подчеркивает необходимость в постоянном экспериментальном исследовании.
      Нижеследующие истории болезни призваны проиллюстрировать экспериментальную терапевтическую процедуру, используемую автором время от времени в течение последних пятнадцати лет. В основу этого метода были положены следующие принципы: практика ведет к совершенному; действие, только что начатое, стремится к развитию, а поступки являются проявлением надежды и ожидания. Эти представления используются для создания терапевтической ситуации, в которой пациент мог бы эффективно с психологической точки зрения реагировать на необходимые терапевтические мероприятия, позволяющие достигать положительного результата лечения.
      Это можно сделать в состоянии транса, используя не возрастную регрессию, а метод ориентации на будущее. Таким образом, пациенту дается возможность для формирования у себя отстраненной, диссоциативной, объективной и в то же время субъективной точки зрения, в которую он верит, не сознавая, что она является выражением его фантастических надежд и желаний. Пациент А
      В первой истории болезни речь идет о 30-летнем мужчине, разведенном, занимающем весьма скромную должность клерка, живущем в старом полуразрушенном доме, не имеющем друзей ни мужского, ни женского пола. Он не читал ни книг, ни газет, не ходил ни в церковь, ни в театр, обедал в дешевом ресторанчике и ограничивал свои развлечения и отдых тем, что совершал бесцельные поездки за город.
      В течение трех лет он находился под наблюдением у врача-терапевта из-за своих бесконечных соматических жалоб на недомогания и боли во всех частях тела. Однажды его госпитализировали с подозрением на острое хирургическое заболевание, возможно, требующее экстренной операции. То, что пациента поместили в хирургическое отделение, было для него серьезной психической травмой. Он был буквально объят чрезвычайным ужасом, рыдал, кричал и жаловался на ужасную боль в животе. Анализы и лабораторные обследования не выявили патологии, но хирурги все же решили сделать ему аппендэктомию.
      Его лечение продолжалось в течение месяца и было отмечено еще более настойчивыми жалобами, чем раньше. Кроме того, он периодически впадал в депрессию, часто плакал и очень не хотел покидать госпиталь. Операция и его собственное поведение убедили его в том, что он "трус", что он "плохой", "бесполезный" и что он "уже не мужчина".
      После этого он начал вести жизнь на еще более низком уровне, чем раньше, как с личной, так и с экономической точки зрения. Два-три раза в неделю он ходил к своему терапевту, просил помочь ему, жаловался на боли в спине, в желудке, головную боль, слабость и т. д.
      Он не раз обращался к психиатрам, но они "не понимали" его. В свою очередь, психиатры по-разному характеризовали пациента: "дефекты характера", "неадекватная личность", "глубокий ипохондрик", "психопатическая личность низшего конституционного типа" и т. п. Все они пришли к общему заключению, что он не поддается лечению.
      Приблизительно через 18 месяцев после операции пациент обратился за помощью к автору. Автор ознакомился с его обширной историей болезни и после клинического обследования пришел к выводу, что гипнотерапия может привести к положительному результату.
      Был легко установлен раппорт с этим пациентом. Он страстно желал, чтобы его загипнотизировали, и оказался замечательным гипнотиком.
      В течение месяца каждую неделю все усилия были посвящены тому, чтобы научить его быстро и легко вырабатывать у себя все гипнотические явления, на которые он был способен.
      В течение этих сеансов никакой терапии, кроме создания хорошего раппорта и общего чувства доверия и уверенности в себе, не проводилось.
      Следующие два сеанса были потрачены на то, чтобы заставить его галлюцинировать целую серию кристаллических шариков. (Воображаемые шарики очень удобны, экономичны, с ними легко проводить различные манипуляции, а работа с ними понятна всем пациентам.) После наведения транса он мог видеть в воображаемых кристаллических шариках целую сеть эмоциональных и травматических событий из своей жизни. Эти галлюцинированные образы были зафиксированы, т. е. он мог переводить взгляд с одной сцены на другую и возвращаться назад. Он мог видеть себя в различных ситуациях и в разные периоды своей жизни. Так, он мог наблюдать за своим поведением и своими реакциями, сравнивать, противопоставлять, отмечать постоянство и непрерывность моделей своих реакций на разных возрастных уровнях.
      Таким образом, он смог проследить за основными событиями своей жизни. Реакцией на весь его жизненный опыт была безнадежная покорность: "У всех, с кем случилось бы то же самое, вряд ли было бы больше шансов на успех".
      На следующем сеансе в состоянии бодрствования мы заставили его проанализировать все то, что он хотел для себя, все надежды, которые у него были, и все идеи относительно того, что можно для него сделать. Этот сеанс не дал удовлетворительных результатов, так как большую часть времени он жаловался на непреодолимые барьеры всему, чего бы он хотел достичь. После завершения сеанса пациент был очень подавлен, совсем упал духом.
      При следующей беседе он был введен в глубокий гипноз, и ему дали инструкцию повторить задачу предыдущего сеанса. Его надежды на будущее заключались в следующем:
      bull; "Настоящее" хорошее здоровье.
      bull; Экономическое положение "на среднем уровне".
      bull; Урегулирование личных дел, так чтобы он мог жить, отдыхать, иметь личные привычки, общественные и личные интересы, друзей.
      bull; Не иметь "слишком много" страха, беспокойства и ощущения неполноценности.
      bull; "Быть мужчиной", как до операции, быть в состоянии защищать свои права, "иметь желание быть мужчиной".
      bull; Желание лучше противостоять всему плохому, что случалось с ним или случится в будущем.
      bull; Желание достичь "достаточной" эмоциональной зрелости, так чтобы он мог жениться "по любви", а не из жалости, испытываемой к нему.
      Он был разбужен в состоянии полной амнезии и ушел от автора в подавленном состоянии духа.
      В тех двух сеансах, когда пациент находился в состоянии бодрствования, мы предложили общий по своему характеру анализ того, что он ожидает от будущего. Ему объяснили, что это была возможность оглянуться на прошлое, пересмотреть еще раз его жалобы и затруднения и вспомнить результаты его лечения. Затем, что особенно важно, он может проверить все достижения, являющиеся результатом терапии, которая помогла ему урегулировать многие его затруднения. Однако это можно сделать только с течением времени: вероятно, спустя несколько месяцев после окончания терапии.
      Он был введен в глубокий гипноз, и та же дискуссия была повторена в таких же общих понятиях.
      Все еще находясь в глубоком сомнамбулическом трансе, он был дезориентирован во времени и спроектирован на какой-то неопределенный день в будущем.
      В основном это была довольно простая, хотя и детализированная методика внушений, с помощью которой пациенту в состоянии глубокого транса напомнили о событиях текущего дня; ему сказали, что прошли секунды, минуты, часы; что приближается завтрашний день; что он уже здесь; а сейчас -- уже завтра; и что по мере того, как проходят дни, скоро окончится и эта неделя; а вскоре и следующий по календарю месяц будет сегодняшним месяцем. Особое внимание при использовании этого метода было уделено тому, чтобы быть наиболее точным при вербальной формулировке перехода от будущего к настоящему и от настоящего к прошлому и сделать это легко и постепенно, не торопя пациента.
      Необходимо было, чтобы точное время, как следствие предыдущих бесед в состоянии транса и бодрствования, приходилось на будущее через несколько месяцев. Такие даты в будущем лучше всего определяются самим субъектом, так как психотерапевт может выбрать день, весьма неподходящий для данной ситуации. Например, если нужен следующий день рождения, ориентация должна быть сделана на "какой-то день перед вашим следующим днем рождения". Тогда очень просто заставить субъекта определить день более точно.
      Когда действительная дата в будущем неизвестна, то, заставив субъекта взглянуть в окно и описать то, что он видит, можно косвенно открыть время дня, время года и место событий. Таким образом, один пациент дал описание суеты предрождественских покупок в далеком городе.
      Проекция в будущее у нашего пациента составила приблизительно пять месяцев и представляла собой визит в кабинет автора. Цель визита (нужно помнить, что для пациента прошло значительное время с момента окончания лечения) состояла в том, чтобы рассказать, что же произошло с ним с тех пор.
      После наведения транса пациенту внушили, что лучше всего начать с короткого, но всеобъемлющего обзора прошлого, которое изображалось в сценах на воображаемых кристаллических шариках. Около десяти минут пациент потратил на такой виртуальный обзор. В течение этого периода его эмоциональные проявления сопровождались скорее симпатической вегетативной реакцией, но не состоянием напряженного страха, беспокойства и озабоченности, которые у него зачастую возникали в предыдущих подобных ситуациях.
      Затем ему предложили помощь, после того как он сообщит о том, что ему удалось достичь, рассматривая и изучая значительные события своей жизни в другой серии кристаллических шариков. Таким образом, пациент мог наблюдать, как постепенно разворачивается каждое событие во времени.
      Он с энтузиазмом согласился, и по мере того, как пациент рассматривал различные галлюцинаторные сцены в кристаллических шариках, его энтузиазм и удовольствие возрастали.
      Зачастую он возбужденно их комментировал и требовал, чтобы гипнотерапевт наблюдал вместе с ним за тем, что там происходило.
      Некоторые из его отчетов об увиденном можно вкратце изложить следующим образом:
      Я иду по улице. Поворачиваю за угол. Я собираюсь посетить доктора К. (его врач). Нет, я прохожу мимо его дома. Я думаю: "Слава богу, что мне не нужно снова идти туда". Я собираюсь прыгнуть в воду, глубоко нырнуть. Я плыву. Смотрите, я прошу у босса повышение. Он собирается это сделать для меня. Проклятье, я не слышу, на сколько он повышает мое жалование. Я не понимаю этого (его внимание было поспешно отвлечено. Во время сеанса нужно постоянно следить за пациентом, чтобы во время предотвратить ненужные размышления, которые могут прервать установленную психологическую ориентацию).
      Боже мой! Вы это видели? Это тот самый здоровенный парень, который всегда паркует свою машину так, что я не могу выехать на своей машине, пока он не отъедет через полчаса. А сейчас я ему приказываю убраться прочь и думаю: каким же тюфяком я был тогда, когда позволял ему проделывать со мной этот грязный трюк.