Такси доставило Тэммов на угол Сорок четвертой улицы, где возвышался огромный туристский автобус, сверкающий краской и никелем. Поодаль у голубой будки стояла группа парней в синих форменных куртках и желтых крагах.
      Пока инспектор рассчитывался с шофером такси, Пэтэнс дожидалась на тротуаре, чувствуя, что ее откровенно рассматривают со всех сторон. Очевидно, она понравилась, потому что один из парней – развязный белоголовый детина – скинул фуражку и обратился к Пэт как к старой знакомой.
      – Как поживаете?
      – В данный момент отлично, – улыбнулась Пэт. Он не успел ответить. Его оттолкнул другой парень, еще более высокий и складный.
      – Руки прочь, ну! Я знаю эту даму.
      – Мистер Фишер! – удивилась Пэт. – Вы очень любезны. Но я уверена, что ваш друг и не помышлял ничего дурного.
      – Конечно, мэм, – пробормотал тот и скрылся за спины товарищей. Все засмеялись.
      – Что здесь происходит, Пэтти? – спросил Тэмм, сурово оглядывая замолчавших шоферов. – Есть новости, Фишер?
      – Нет, сэр. Звоню к Донохью – все по-прежнему. Никаких следов.
      – А что говорят в музее?
      – Не знаю, сэр. Я ведь только с ночным сторожем…
      Инспектор снова оглядел молчавших шоферов. Они казались честными, добрыми малыми. Тэмм пожевал окурок и заглянул в будку. Человек, сидевший в будке, тотчас же опустил глаза, почему-то смутившись. Пэтэнс увидела только опущенную седую голову.
      – Ну что ж, завернем к управляющему, – сказал инспектор, – пока, ребята. Пошли, детка.
      Они вошли в грязный подъезд и поднялись по лестнице к двери с табличкой:
      Дж. ТИОФЕЛ
      Управляющий Автобусной компании Риволи
      Управляющий оказался уже пожилым человеком с глубокими морщинами на лице. Он сидел в пыльной комнатушке, освещенной лучами слабенького нью-йоркского солнца, пробивающимися сквозь решетку узкого, высокого окна.
      – Меня зовут Тэмм, – представился инспектор. – А это мисс Тэмм. Я звонил вам сегодня утром по поводу Фишера.
      – А… – протянул Тиофел, откидываясь на спинку стула. – Присаживайтесь, мисс Тэмм. В чем, собственно, дело, инспектор? Боюсь, что не вполне вас понял.
      – Откуда вы знаете, что я инспектор? – спросил Тэмм, строго поглядев на собеседника.
      – Я помню времена, когда ваша фотография ежедневно появлялась в газетах, – усмехнулся Тиофел.
      Тэмм не пожелал отвлекаться на воспоминания.
      – Один вопрос, мистер Тиофел. Кто вел с вами переговоры от имени группы учителей из Индианы?
      Тиофел задумался.
      – Сейчас проверим. – Он взял с полки толстую папку и заглянул в нее. – Так я и думал. Джентльмен по фамилии Ондердонк.
      – На сколько пассажиров была заявка?
      – На семнадцать человек.
      – И участвовало в экскурсии тоже семнадцать?
      – Наверное. Я не проверял. – Тиофел удивленно посмотрел на инспектора, подумал и взял трубку внутреннего телефона. – Барби, пришлите ко мне Шаллека и Брауна.
      – Барби, – повторил Тэмм. – Это диспетчер?
      – Да.
      – Сидит на улице в будке?
      – Да. А в чем дело?
      – Ничего, ничего. Выясняйте.
      Два дюжих парня в шоферской униформе вошли в комнату.
      – Браун, – строго сказал Тиофел, обращаясь к первому. – Сколько было учителей из Индианы?
      – Семнадцать, начальник.
      – А ты, Шаллек, что скажешь?
      – То же самое, начальник.
      – Уверен?
      – Совершенно. Спросите Барби. Тэмм счел нужным вмешаться.
      – Отпустите этих парней, мистер Тиофел. И давайте сюда Барби. Я сам с ним поговорю.
      Пэтэнс неодобрительно посмотрела на отца. Но инспектор сделал вид, что не замечает ее предостерегающего взгляда. Он ждал Барби.
      И Барби вошел. Это был тот самый человек, который смутился, когда инспектор заглянул к нему в будку. И сейчас, столкнувшись с Тэммом лицом к лицу, он снова опустил глаза.
      Тогда инспектор произнес тоном судьи:
      – Выкладывайте, Барби.
      – Я не понимаю вас, мистер…
      – Не мистер, а инспектор, – зарычал Тэмм. – Выкладывайте, говорю. Нечего увиливать – мне все известно.
      Барби испуганно облизал губы.
      – Я не понимаю вас… Что вам известно?
      – Взятки берете.
      Диспетчер побледнел. Его руки дрожали.
      – Как вы узнали об этом? – еле слышно спросил он.
      Тиофел и Пэтэнс вопросительно посмотрели на инспектора. Даже Пэт была поражена таким неожиданным утверждением.
      – Это моя профессия, Барби, – улыбнулся Тэмм. – Знаю вас. Могу отправить вас за решетку. Но мистер Тиофел просит не давать хода этому делу, если вы во всем откровенно признаетесь.
      – Слышали, Барби? – сказал Тиофел. – Да не стойте как оглушенный бык. Рассказывайте!
      – У меня семья, сэр… – пролепетал Барби. – Я знаю, что это запрещено правилами компании, но когда он предложил мне такую сумму…
      – Субъект в синей шляпе? – перебил Тэмм.
      – Да, сэр. Я уже собирался отказать ему, как он показал мне уголок десятидолларовой бумажки. Десять долларов только за то, чтобы прокатиться в автобусе Фишера! И я не устоял, сэр. А тут приходит второй и просит о том же: пусти его в автобус. И дает пять долларов. Ну раз я пустил одного, почему не пусть и другого…
      – Фишер знал об этом? – резко спросил Тиофел. – Нет, мистер Тиофел. Даже не заметил.
      – А как выглядел этот второй?
      – Паршивый тип. Лицо как у крысы. Чернявый. Должно быть, итальянец, сэр. Одет с иголочки, как парни из Паласа. А на мизинце кольцо. Очень смешное кольцо, сэр.
      – Что значит смешное?
      – Там, где обычно бывает камушек, у него такая беленькая подковка. Наверное, платиновая. А по краю – бриллиантики.
      – Никогда его не видели раньше?
      – Никогда, сэр.
      – А узнаете, если встретите?
      – Наверняка, сэр.
      – На станцию он вернулся вместе со всеми? – спросил инспектор.
      Барби еще раз удивился необыкновенному всезнайству инспектора и почтительно прошептал:
      – Совершенно верно, сэр. Тэмм поднялся очень довольный.
      – Спасибо, мистер Тиофел, – сказал он. – У меня все. И не жмите на этого парня, он больше не будет. Правда, Барби?
      Он дружески потрепал диспетчера по плечу и вышел из комнаты, весело подмигнув Пэт.
      – Вот тебе и наука, детка, – сказал он ей, когда они спускались по лестнице. – Небось, голову ломаешь: почему я догадался. А все очень просто. Когда я заглянул к нему в окошечко, а он юркнул от меня, как заяц, я сразу подумал: у него совесть не чиста. Ну, а потом догадаться было совсем не трудно. Из семнадцати пассажиров девятнадцать не сделаешь. Кто-то должен был сжулить.
      – Саморекламист, – засмеялась Пэт. – Ну, а теперь куда?
      Инспектор сразу помрачнел.
      – Мало мы узнали, Пэт. Мало! Придется ехать в этот проклятый музей.

      Британик-музей занимал узкое четырехэтажное здание, втиснутое между двумя жилыми домами на углу Пятой авеню и Шестьдесят пятой улицы. Высокая бронзовая дверь музея была обращена к зеленому массиву Центрального парка.
      Тэммы поднялись на широкую каменную ступень и подошли к двери. Ее литой бронзовый орнамент окружал рельефную голову Шекспира, смотревшую холодно и негостеприимно. Впечатление это еще усиливалось табличкой, висевшей на огромной массивной ручке и сообщавшей без всяких двусмысленностей, что музей «закрыт на ремонт».
      Но это не могло остановить такого человека, как Тэмм. Он постучал кулаком по литой бронзе.
      – Что ты делаешь? – ужаснулась Пэт. – Ты бьешь Шекспира!
      Однако и это не остановило инспектора. Он даже удвоил свои усилия, колотя по носу эвонского барда. Раздался скрип отодвигаемых засовов, и в приоткрывшуюся дверь просунулась голова старика, похожего на колдуна из детской сказки.
      – Что стучите? – прошамкал он. – Читать не умеете?
      – Отойди-ка в сторонку, братец, – сказал инспектор. – Мы торопимся.
      – Что надо? – спросил колдун.
      – Войти, конечно.
      – Закрыто для посетителей. Ремонт.
      И дверь снова заскрипела, надвигаясь на Тэммов.
      – Стой! – заревел инспектор. – Полиция! Понял? Но дверь щелкнула и закрылась. Наступила тишина.
      – Старый болван! – кипятился инспектор. – Я сломаю сейчас эту проклятую дверь.
      Пэтэнс еле сдерживалась, чтобы не расхохотаться.
      – Возмездие, отец, – сказала она. – Нельзя безнаказанно прикасаться к носу бессмертных. Да ты не злись – у меня есть идея.
      – Какая еще идея?
      – А разве у нас нет друга во вражеском лагере? Забыл?
      – О ком? – удивился инспектор.
      – О старом Дрюри. Ведь он один из патронов музея. Уверена, что его звонок немедленно откроет двери Сезама.
      Вся нерастраченная ярость Тэмма сразу улетучилась.
      – Ты права, Пэтти, умница моя…
      Они нашли телефон-автомат в аптеке поблизости, и Тэмм соединился с виллой «Гамлет» в Верхнем Вестчестере.
      – Алло, Тэмм говорит…
      В ответ послышался старческий голос Квоси, состоявшего при особе Лейна уже более сорока лет. Бывший театральный гример выдающегося мастера сцены, он всегда соединял эту обязанность с ролью друга и наперсника, а когда Лейн оставил театр, Квоси последовал за ним в его артистическое уединение.
      – Где Лейн?
      – Мистер Дрюри у себя в кабинете, инспектор. Работает.
      – Я бы не хотел отрывать его, но у меня к нему неотложная просьба.
      Квоси умолк, и Тэмм услышал приглушенный разговор. Глухота старого актера не замечалась при встрече с ним, когда он легко читал по губам слова своего собеседника и не ошибался в ответах. Но в телефонных разговорах ему приходилось прибегать к помощи Квоси, становившегося в таких случаях его ухом.
      – Мистер Дрюри спрашивает, не связано ли это с каким-нибудь делом? – снова заговорил Квоси.
      – Да-да, – сказал инспектор. – Передайте ему, что мы пытаемся разобраться в одной довольно таинственной истории и для этого обязательно надо попасть в Британик-музей. А он закрыт на ремонт. Не может ли мистер Лейн помочь нам?
      Наступило молчание, а затем послышался голос самого Лейна. Это был мягкий, гибкий, богатый интонациями, очень приятный голос. Старость не отняла у него ни силы, ни звучности.
      – Алло, инспектор. Для разнообразия вам придется только слушать. Я, как обычно, во власти монолога. Надеюсь, Пэтэнс здорова? Не пытайтесь отвечать – ваши слова, дружище, не будут услышаны. Значит, новое ваше дело связано с Британик-музеем? Просто не могу себе представить ничего загадочного под крышей этого почтенного заведения. Войти вы, конечно, войдете. Я сейчас же позвоню милейшему доктору Чоуту – он сам вас встретит. Вы, наверное, где-нибудь поблизости от музея? Поэтому ждите спокойно – Сезам немедленно откроется. Словом, жму руку, инспектор. И жду, когда вы с Пэтэнс навестите меня в моей шекспировской резиденции.
      – До свидания, старый друг, – растроганно произнес Тэмм, забыв, что на другом конце провода его не услышат.
      Когда они вернулись к бронзовой двери музея, лицо Шекспира уже не казалось таким суровым и негостеприимным. Да и самая дверь была приоткрыта, а на пороге стоял высокий пожилой человек с холеной бородкой, очень элегантный и любезный.
      – Инспектор Тэмм? – осведомился он, пожимая руку инспектора. – Я Алонзо Чоут. А это мисс Тэмм? Я хорошо помню ваше последнее посещение, когда вы навестили нас вместе с мистером Лейном. Весьма огорчен поведением Берча. Уверяю вас, в следующий раз он будет любезнее. Не правда ли, Берч?
      Колдовской старик, стоявший позади Чоута, пробормотал что-то невразумительное.
      – Не виню его, – раскланялся инспектор. – Приказ есть приказ. Вам, очевидно, позвонил мистер Лейн?
      – Да, я только что разговаривал с Квоси. Не обращайте внимания на беспорядок, мисс Тэмм. Мы меняем сейчас всю экспозицию. Ремонт солидный и долгий, нечто вроде генеральной уборки. Входите, пожалуйста.
      Они прошли через мраморный вестибюль в маленькую приемную, в которой все дышало масляной краской. Мебель была сдвинута на середину комнаты и покрыта грубой парусиной. У стен на подмостках маляры разделывали карниз. В глубоких нишах на пьедесталах стояли бюсты современников Шекспира и глядели на окружающую разруху равнодушными, невидящими глазами.
      – Не могу сказать, чтобы мне очень нравились эти позолоченные лилии на карнизе, – заметила Пэтэнс, сморщив свой маленький носик, – стоило ли из-за этого тревожить уединение Бен Джонсона и Марло?
      – Вполне с вами согласен! – воскликнул хранитель музея, – но один из наших попечителей решительно настаивает на модернизации внешней отделки. Мне, к сожалению, удалось отстоять только шекспировский зал, единственный, где не будет модернистских росписей.
      Он вздохнул и добавил:
      – Пройдемте ко мне в кабинет. Слава Всевышнему – ничья кисть его не коснулась.
      Стены кабинета, обшитые дубовыми панелями, действительно не нуждались в услугах малярного цеха. Высокие книжные шкафы были доверху заставлены книгами. Одну из них только что вынул молодой человек, обернувшийся при входе Тэммов. Он вопросительно и с интересом взглянул на Пэтэнс и уже не отводил от нее взгляда.
      – Познакомьтесь, Роу, – обратился к нему доктор Чоут, – это друзья Дрюри Лейна.
      Молодой человек снял очки и улыбнулся. По внешности он напоминал атлета.
      – Гордон Роу, – представил его инспектор. – Один из преданнейших неофитов музея.
      Молодой человек вежливо пожал руку инспектору, но смотрел только па Пэтэнс.
      – Тэмм… – повторил он и поморщился. – Не нравится мне это имя. Что-то, впрочем, я о вас слышал, инспектор.
      – Благодарю вас, – сухо сказал инспектор. – Не собираюсь вас беспокоить. Может быть, доктор, мы оставим этого молодого человека наедине с десятицентовым романом?
      – Отец! – укоризненно воскликнула Пэтэнс. – Не обращайте внимания, мистер Роу. Папа просто отвечает на шутку шуткой.
      Молодой человек даже не взглянул на инспектора. Он смотрел на Пэтэнс.
      – Значит, моя фамилия вам не нравится, – улыбнулась она. – А какую бы вы мне дали?
      – Милая, – нежно сказал Роу.
      – Пэтэнс Милая?
      – Нет, просто милая.
      – Послушайте, вы… – грозно сказал инспектор.
      – Присаживайтесь, господа, – вмешался доктор Чоут. – Ведите себя прилично, Роу. Мисс Тэмм, прошу вас.
      Все сели, кроме Роу, который продолжал упорно смотреть на Пэт.
      – Это еще долгая история – я имею в виду маляров, – кашлянул доктор Чоут. – Они даже не принимались за верхние этажи.
      – У нас к вам дело, мистер Чоут… – начал было инспектор, но хранитель музея, казалось, не слышал.
      – Уборка не коснется меня, господа. Я ухожу в отставку. Пятнадцать лет жизни отдал музею – пора подумать и о себе. Куплю коттедж где-нибудь в Коннектикуте, зароюсь в книги…
      – Жаль, – сказала Пэтэнс. – Музею будет не хватать вас. Когда же вы уходите?
      – Еще не знаю точно. Жду нового хранителя музея. Он приезжает сегодня из Англии пароходом. Начнет работать, осмотрится – тогда, вероятно, я и уйду.
      – Из Англии? – удивилась Пэтэнс. – Я думала, что Англия посылает нам только картины и книги. Очевидно, ваш заместитель известный ученый?
      – У него неплохая репутация за границей, – сказал Чоут, – не могу сказать, чтобы очень выдающаяся, но… Он был директором небольшого музея в Лондоне. Хэмнет Седлар. Не слыхали?
      – Настоящий английский ростбиф, – сказал Роу.
      – Не острите, Роу, – поморщился Чоут. – Седлар приглашен лично председателем совета директоров. Такой человек, как Джеймс Ит, едва ли ошибается в выборе. Да и рекомендация у Седлара очень солидная. Его рекомендует сэр Джон Хэмфри-Бонд, один из самых крупных коллекционеров и знатоков уникумов елизаветинской Англии.
      – Я много лет провела в Англии, – сказала Пэт.
      – Счастливая Англия, – вырвалось у Роу.
      – И у меня создалось впечатление, – продолжала Пэт, не обращая внимания на возглас молодого человека, – что культурные англичане не очень доверяют нашей учености, Очевидно, мистеру Седлару было предложено нечто очень существенное, что побудило его сменить лондонский музей на нью-йоркский.
      Доктор Чоут отрицательно покачал головой.
      – Нет, мисс Тэмм. Финансовое положение нашего музея не позволило предложить ему даже столько, сколько он получал в Лондоне. Но он, тем не менее, с энтузиазмом принял предложение. Очевидно, он, как и мы, грешные, человек непрактичный.
      – Мало похоже на англичанина, – усмехнулась Пэт. – Насколько я знаю…
      – Хватит, Пэтти, – перебил ее инспектор, – не будем отнимать времени у доктора Чоута. Все это не имеет отношения к нашему делу.
      – Да один взгляд вашей дочери, инспектор, – это живая вода для такой старой окаменелости, – воскликнул весело Роу, но инспектор не обратил на него никакого внимания.
      – Мы пришли по поводу Донохью, – сказал он строго.
      – Донохью? – удивился хранитель музея. – А что случилось с Донохью?
      – Неужели не знаете? – в свою очередь, удивился Тэмм. – Ведь он бесследно исчез.
      – Не понимаю, – сказал доктор Чоут, – вы говорите о нашем вахтере?
      – Конечно. Он же не вышел на работу сегодня.
      – Я знаю. Но не придал этому значения. Мало ли что могло случиться. Да и музей закрыт.
      – Донохью исчез вчера во время посещения музея экскурсией учителей из Индианы, – хмуро произнес инспектор, понимая, что ничего интересного он сейчас не узнает. – С тех пор не появлялся ни в музее, ни дома.
      Чоут не проявил особенного беспокойства.
      – Странно, – сказал он, – мне эта экскурсия показалась вполне безобидной. Я сам водил их по залам…
      – Не помните, сколько их было?
      – Не помню. Не считал.
      – А не заметили среди них человека с пышными седыми усами? Держался отдельно от других, ни о чем не спрашивал… У него была ярко-синяя шляпа… – Пэтэнс старалась придать своему описанию больше картинности. – Не припоминаете?
      – Нет, не заметил, мисс Тэмм. Я не замечаю половины того, что меня окружает.
      – А я видел, – сказал Роу, – но, к сожалению, только мельком.
      – Тем хуже, – отозвался инспектор и снова обратился к хранителю музея: – У нас есть основания подозревать, что исчезновение Донохью связано с этим субъектом.
      Роу искренне рассмеялся.
      – Смешно, право. Интриги в нашем музее. Чудеса! Впрочем, это похоже на Донохью. Ирландцы всегда очень романтичны.
      – Вы думаете, что он заметил что-нибудь странное в поведении этого человека и последовал за ним? – задумчиво спросил доктор Чоут.
      – Возможно.
      – Насколько я знаю Донохью, он сумеет постоять за себя.
      – Тогда где же он? – спросил инспектор.
      Доктор Чоут пожал плечами: было совершенно очевидно, что он все это считает пустяком.
      – Может быть, воспользуетесь случаем и посмотрите наши богатства? – обратился он к Пэтэнс. – Мы получили кое-что новенькое. Крупный дар Самюэля Сэксона. Он умер недавно и оставил нам несколько раритетов из своей коллекции. Они хранятся в особом зале – мы назвали его залом Сэксона – в честь покойного.
      – С большим удовольствием, – обрадовалась Пэт, искоса взглянув на отца.
      Ничего не сказав, тот хмуро последовал за ней.
      – Вы ничего не имеете против того, что я иду с вами рядом? – обратился к Пэт юный мистер Роу.
      – Вы довольно назойливый молодой человек, – шепотом ответила Пэтэнс.
      Пройдя через читальный зал, они наконец достигли цели.
      – Вот и зал Сэксона, – сказал доктор Чоут, – по совести говоря, у мистера Роу здесь больше прав, чем у меня, быть вашим гидом.
      Пэтэнс вопросительно подняла брови.
      – Я занимался в библиотеке покойного миллионера, – пояснил Роу. – Отказав часть своей коллекции Британик-музею, он поставил условие, чтобы за судьбой его дара проследил я. Для меня это большая удача. Я работаю сейчас над шекспировской темой, и все материалы у меня под рукой.
      Небольшой зал был недавно отремонтирован – об этом говорил легкий запах политуры, которым освежали витрины и стеллажи. Здесь было около тысячи книг, стоявших на открытых полках. Наиболее ценные хранились в особых витринах, защищенные толстыми зеркальными стеклами.
      – Вы найдете здесь редчайшие издания, – пояснил доктор Чоут, – их еще не видели посетители. Коллекция была получена после закрытия музея на ремонт. А вот этот экземпляр…
      – Постойте, – перебил его Тэмм, – что это с витриной?
      Чоут и Роу бросились к витрине, находящейся посреди комнаты. У Пэтэнс перехватило дыхание.
      Стекло в витрине было разбито, лишь несколько осколков торчало по краям рамы.

      Хранитель музея и мистер Роу заглянули внутрь, и оба вздохнули с облегчением.
      – Пожалейте мое сердце, – сказал Роу, – я в самом деле подумал, что случилось несчастье. Слава Богу – нет. Просто стекло разбилось еще вчера вечером… Вот и все.
      – Что значит «разбилось»? – спросил инспектор. – Кто его разбил?
      – Уверяю вас, инспектор, – вмешался хранитель музея, – ничего особенного не произошло. – Роу работал вчера вечером в читальном зале. Ему понадобилось заглянуть в одну из книг этой коллекции. Вошел и увидел разбитое стекло.
      – Очевидно, рабочие, – сказал Роу. – Заканчивали ремонт и случайно разбили стекло. Не стоит волноваться.
      – Когда вы это заметили? – спросила Пэт.
      – В половине шестого.
      – А когда ушли экскурсанты из Индианы?
      Доктор Чоут нахмурился: ему что-то не понравилось в настойчивости Пэтэнс.
      – Часов в пять. Только незачем связывать эти события, мисс Тэмм.
      – Мисс Шерлок Холмс, – насмешливо поправил Роу.
      – Не ломайте комедию, – оборвал его инспектор, – вы же должны были услышать треск стекла!
      – Увы, инспектор, – пожал плечами Роу, – когда работаю, я ничего не слышу. Можете хоть бомбу взрывать под стулом – все равно.
      – И ничего не пропало? Доктор Чоут весело рассмеялся.
      – Вы чудак, инспектор. Мы ведь не дети. Сейчас же проверили, все ли на месте. Здесь хранились три уникальных книги. Вы их сейчас увидите.
      Инспектор и Пэт заглянули внутрь. Дно витрины было обтянуто черным бархатом. В трех искусно сделанных гнездах лежали три пухлых тома, переплетенных в старинную грубую кожу разных цветов, – один в золотисто-коричневую, другой – бледно-розовую, третий – в синюю. От времени кожа покрылась темно-зелеными пятнами.
      – Сегодня придет стекольщик и приведет все в порядок, – закончил хранитель музея.
      Но инспектор продолжал молча рассматривать разбитую витрину.
      – Могу вам сказать, что произошло. И все это далеко не так уж невинно, – задумчиво произнес он.
      Чоут заинтересовался. – Что именно?
      – Вы сами предположили, что человек в синей шляпе чем-то привлек внимание Донохью. И мне ясно – чем. Он разбил витрину, и Донохью это заметил.
      – Почему же все на месте?
      – Вероятно, Донохью спугнул его раньше, чем он успел что-то взять. А что здесь самое ценное? Книги. Значит, была неудавшаяся попытка ограбления.
      Пэтэнс быстро взглянула на отца, словно хотела сказать что-то, но промолчала. Что смутило ее в заключениях инспектора? Была ли попытка ограбления? Неудавшаяся? И самое ли ценное здесь книги? Но спросила Пэт совсем о другом:
      – А где Донохью? И почему он не вернулся?
      – Не знаю, – оборвал ее хранитель. – Я говорю только о том, что произошло в этом зале.
      Но слово было сказано. С упоминанием о судьбе Донохью в комнату словно скользнула тень смутной тревоги.
      – Мне почему-то страшно, – сказала Пэт. – Не синяя шляпа, а Донохью, именно Донохью стал жертвой неизвестных нам событий, начавшихся с разбитой витрины.
      Она еще раз заглянула внутрь. Карточки с названиями были приколоты над книгами – белые кусочки картона на черном бархате. На длинной карточке внизу было написано:
      Редкие экземпляры работы
      УИЛЬЯМА ДЖАГГАРДА,
      печатника
      – Елизаветинская эпоха? – спросила Пэт.
      Доктор Чоут утвердительно кивнул. Взгляд его, обращенный к витрине, светился нежностью.
      – Очень интересные экземпляры, мисс Тэмм. Джаггард был лучшим лондонским печатником того времени. Это им выпущено первое издание Шекспира «ин фолио». Где раздобыл эти редкости Сэксон, даже представить себе не могу.
      Но инспектор не заинтересовался библиографическими раритетами. Он предпочитал иметь дело с людьми.
      – Где идет ремонт? – спросил он хранителя музея. – Я хочу поговорить с рабочими.
      Тэмм допросил всех – и маляров, и плотников, и художников-декораторов. Но никто из них не запомнил человека в синей шляпе, и никто не видел, когда и с кем выходил Донохью. Последний удар инспектору нанесла Пэтэнс.
      – Папа, ты ничего не имеешь против, если я не поеду с тобой в контору? – спросила она.
      – А что ты собираешься делать?
      – Пойду позавтракаю куда-нибудь.
      Инспектор нахмурился. Он не любил, когда Пэт ускользала из-под теплого отцовского крыла.
      – Одна? – спросил он.
      Пэт улыбнулась, но не ответила.
      – С молодым Роу, наверное, – улыбнулся старый Чоут. – Славный юноша, но несколько ветрен для шекспиролога. А вот и он сам…
      Роу, вошедший в комнату со шляпой в руке, немедленно откликнулся:
      – Шекспир ждет больше трехсот лет. Пусть еще подождет немного. Вы не возражаете, инспектор?
      – А почему я должен возражать? – ответил Тэмм. Но молодые люди его не слышали. Они шли впереди, продолжая разговор, видимо, давно начатый.

      – Я когда-то думала, что литературоведы похожи на химиков, – произнесла Пэтэнс, набивая рот зеленой мякотью грейпфрута, – сутулые, рассеянные, с фанатическим блеском в глазах. Вы, должно быть, исключение.
      Официант забрал блюдца с остатками грейпфрута и поставил на стол чашечки с консоме.
      – Я бы предпочел коктейль, Джордж, – сказал Роу. – Принесите-ка два мартини.
      – Шекспир и мартини, – засмеялась Пэтэнс. – Теперь мне все ясно. Вы приправляете Шекспира алкоголем.
      – Алкоголь для храбрости, – подмигнул Роу. – Чертовски страшно обедать с умными женщинами.
      – А с учеными? У меня степень магистра искусств, молодой человек. Вы обедаете с автором диссертации о Томасе Гарди.
      Роу неуважительно рассмеялся.
      – О ком? О Гарди? Кто это?
      – Следовало бы знать английских поэтов.
      – Есть только один великий английский поэт, – наставительно сказал Роу. – Только один. Его поэзия горит негасимым огнем и никогда не померкнет. До дна, мисс Тэмм. – Он поднял свой коктейль.
      – Мисс Тэмм? – спросила Пэт.
      – Милая…
      – Для вас Пэтэнс, мистер Роу.
      – Пусть будет Пэтэнс. А я – Гордон. Гордон Роу. В сентябре мне исполняется двадцать восемь. Заработок – пока грошовый. Не смотрите так строго, а то поцелую.