Игорь Росоховатский
      Секрет вдохновения
      1
      Сегодня врач объявил, что моя "шагреневая кожа" сильно сжалась и мне вряд ли удастся протянуть больше двух месяцев.
      - Если не изменишь образ жизни, - строго предупредил он, - тебе очень скоро понадобится не врач, а гробовщик.
      - Вряд ли мне удастся что-либо изменить.
      - Самая банальная жизнь дороже самой оригинальной гипотезы. - Он немножко стеснялся выспренности своих слов и с неприкрытой жалостью смотрел на меня.
      Он достаточно знал о неустроенности моей жизни, чтобы считать себя вправе жалеть меня. Он был моим одноклассником, сокурсником, затем коллегой, поднявшимся гораздо выше меня по служебной лестнице. Он крепко врос в свою благополучную жизнь и был вполне доволен собой. И тем не менее он заботился обо мне.
      - Ох, уж этот "безобидный" Михаил Семенович! - в сердцах воскликнул он. - А я думал, что ты окончательно излечился от его идей, когда начал работу над М-стимулятором.
      Он не забыл о той памятной лекции, которую прочел нам старик в поношенном полосатом костюме, похожем на арестантскую робу. Михаила Семеновича жалели преподаватели, студенты, а особенно уборщицы. Находилось немало добровольных свах, желающих помочь ему, но он с извиняющимся выражением лица постоянно избегал их услуг. Михаил Семенович был одним из тех людей, рядом с которыми любой человек вырастал в собственных глазах и считал себя обеспеченным счастливчиком. Он казался всем несчастным, безобидным и неприспособленным к жизни, и только с годами я понял, что он был вовсе не таким.
      Выражение лица доктора менялось, по нему словно бы скользили тени от быстро мелькающих мимолетных воспоминаний. Он медленно проговорил:
      - Пожалуй, он все-таки умел разбрасывать идеи.
      - И одна из них проросла в мозгу его ученика, - откликнулся я.
      Он сердито отмахнулся от своих воспоминаний: наверное, спохватился, что далеко зашел, и снова забеспокоился о моем здоровье.
      - С таким сердцем ты мог бы протянуть еще не один год, - уверенно сказал он.
      - Два месяца тоже немало, - ответил я.
      2
      На следующий день меня посетила моя бывшая жена. Она влетела в неубранную комнату, держа перед собой, как щит, книгу в черном переплете.
      - Возвращаю тебе Хемингуэя, - сказала она прежде, чем поздороваться. Здравствуй, старина. Кажется, ты выглядишь неплохо.
      Я уже понял, что она предварительно говорила с доктором. Я даже догадывался, какие именно слова он произнес, и мне казалось, что я слышу его голос, жалостливо-снисходительные интонации, присущие преуспевающему доброжелательному человеку.
      - Расскажи, как ты здесь живешь...
      Ее глаза ласково и поощрительно улыбались мне. И тогда я посмотрел на губы. Она умела "делать вид", но лгать по-настоящему, самозабвенно, так и не научилась: не хватало воображения и хитрости. Ее выдавали губы - то, как она их поджимала, как появлялись или исчезали на них морщинки.
      Пожалуй, я не увидел ничего нового, и бодро ответил:
      - Живу неплохо. Распланированно. Много отдыхаю. Даже в турпоходы выбираюсь.
      Ее губы недоверчиво изогнулись. Ей хотелось возразить: "А доктор говорит..." Но вместо этого она сказала:
      - Хорошо, если так на самом деле. А то ведь я знала тебя другим...
      Осеклась. Поняла двусмысленность сказанного. Негоже в открытую волноваться за человека, от которого ушла к другому.
      Губы настороженно застыли, потом дрогнули, и я понял, что она хочет и не решается спасать меня так, как ей советовал наш общий приятель доктор. Чтобы облегчить ее миссию, я добавил:
      - Работы, конечно, немало.
      - Вот именно, - обрадовалась она. - Ты никогда не знал меры. Никогда.
      - Но я старался...
      Губы подозрительно выпятились. Я догадывался, что именно за этим последует.
      - Спрашиваю тебя не ради простого любопытства.
      - Знаю.
      - Снова смеешься надо мной?
      - Нет, серьезно.
      - Помню твою "серьезность". Ты всегда считал меня глупой гусыней, домашней хозяйкой - не больше...
      Разговор приобретал опасное направление. Выход один - напомнить ей о цели визита.
      - Я бы с удовольствием отдохнул от работы, но ты же знаешь, насколько важно проверить мою гипотезу о "пусковом механизме вдохновения".
      - Это не твоя мысль. Это мысли того противного старика. Стоит ли тратить на их проверку столько сил?
      Надо было немедленно отвлечь ее от воспоминаний о личности Михаила Семеновича, которого она ненавидела, иначе не избежать знакомых сцен.
      - Он только высказал мысль о необходимости поисков. Но ведь гипотеза моя.
      - Ты сам рассказывал, что услышал об этом на его лекции.
      - Ну да. Но он говорил вообще о секрете вдохновения.
      - Вот видишь!
      - Но это же у меня появилась гипотеза.
      - Ты мне рассказывал об этом по-другому...
      Я начинал злиться. Да, черт возьми, я рассказывал ей о том, как ворочались в моей памяти и мучили меня слова Михаила Семеновича. Издавна психологи всего мира безуспешно бились над загадкой вдохновения. Одни договорились до его непознаваемости, другие - до противоположной крайности: никакой загадки нет, а само вдохновение - просто повышенное рабочее состояние, которое приходит к человеку в процессе труда. Стоит лишь начать упорно трудиться - и вдохновение явится само собой.