Он стал философом-экспериментатором и засыпал Академию своими предложениями-проектами. Их отвергали из-за несвоевременности. А когда один проект все же утвердили, Одержимый создал в короткое время свой знаменитый ускоритель для исследования пространства-времени. И хотя ему не разрешили проводить ни одного рискованного опыта, правдами и неправдами он проводил их. Естественно, он избавлял от риска других, увеличивая опасность для себя.
Везенье не может продолжаться бесконечно. Один из опытов стал для него роковым. Из испытательной камеры Одержимого извлекли мертвым. В кармане нашли записку, хранимую в специальном футляре: «В случае моей смерти, если это окажется возможным, сохраните мой мозг для создания первого киборга».
Выяснилось, что он загодя приготовил для себя искусственное тело с кибернетическими органами регуляции. В него и пересадили мозг, нейроны которого, к счастью, не успели погибнуть от кислородного голода.
Учитель обвел взглядом обращенные к нему лица детей и спросил:
— Как вы думаете, с чего начал свою деятельность киборг, управляемый мозгом Одержимого?
— Он поставил опыт, — одновременно сказали Нетерпеливая девочка и юный упрямец.
— Да, тот самый опыт, из-за которого погиб, — подтвердил Учитель. — Теперь, когда у него было новое тело, он уже не страшился ни высокого давления, ни низкой температуры. Одержимый провел этот опыт и сотни других, еще более опасных, но не намного приблизился к цели — к окончательному ответу. Настал день, и Одержимый улетел на корабле с магнитной защитой к звезде класса красных карликов. Он сам придумал некоторые остроумные приборы для исследования звезды и взял с собой разнообразную аппаратуру. И все же он допустил ошибку — не учел взаимодействия гравитационных сил. Его корабль рухнул на звезду…
— Он погиб, не достигнув цели? — испуганно спросил Упрямый мальчик.
— Я забыл сказать, что перед полетом он сделал магнитный снимок своего мозга. Вся память была закодирована и записана электромагнитными импульсами в кристаллических блоках. Когда Одержимый погиб вторично, согласно его завещанию, из этих блоков был создан искусственный мозг и помещен в искусственное тело. Само собой разумеется, что в этом искусственном мозгу сохранилась специфика мышления Одержимого — основа его личности. Так Одержимый вторично перешагнул через свою смерть, став человеком синтезированным, сигомом.
Сначала он совершил новое путешествие к красному карлику, учтя предыдущую ошибку, а потом полетел еще дальше, на поиски антивещества. Обо всех своих научных достижениях и открытиях он извещал Академию. Отправляемые им радиодоклады достигали Земли иногда через несколько месяцев, а то и лет. Он сообщал, что изменяет свое тело соответственно с внешними условиями. Судя по формулам, он построил свой организм в виде переплетенных энергетических полей, способных хранить и перерабатывать информацию…
— И он нашел Ответ? — спросила Нетерпеливая девочка.
— Нет. Все еще нет, — ответил Учитель. — Но на пути к нему он достиг бессмертия и колоссального могущества. Разве это само по себе не значит очень много?
— И все-таки выходит, что Ответа пока нет, — насупился упрямый мальчик. — Для чего же вы рассказывали об Одержимом?
— А еще обещали, что поговорите с нами о загадке Большой Медведицы, — напомнила Нетерпеливая девочка.
— Я и рассказывал о ней, — сказал Учитель. — Собственно говоря, загадка стала проясняться с того самого момента, когда радиотелескопы приняли три О. Ведь это позывные Одержимого, трижды повторенная первая буква его имени-прозвища. Может быть, он зажег новую звезду или сам принял форму звезды в поисках Ответа. Скоро мы узнаем это из его сообщений…
Урок второй
ЗАВЕЩАНИЕ
Эпидемия «Перпетуум мобиле» охватила мир. Болели крупные ученые и доморощенные изобретатели, гении и сумасшедшие, высокообразованные люди и упорные неучи, смекалистые трудолюбы и трудолюбивые тупицы. Каждый из них пытался построить вечный двигатель. За свои попытки они расплачивались разорением и отчаяньем, безумием и самоубийством, но в поредевшие ряды изобретателей вечного двигателя вливались новые бойцы. Казалось, не будет конца штурму глухой стены, возведенной законами природы.
Тогда-то и появился Великий Скептик.
* * *
Старший брат Скептика, талантливый Мастер, был одержим идеей вечного двигателя. Он бросил работу на фабрике, оставил все дела, кроме одного — строительства перпетуум мобиле. Мастер разорился, жена ушла от него, забрав детей.
В конце концов Мастер построил аппарат, в котором за счет разности давления газа в двух колбах ременные тяги без устали вращали колесо. Мастер позвал брата и, торжествующе указывая на свое детище, спросил:
— Видишь?
Морщины на его лице разгладились, глаза лучились счастьем. Младший брат избегал смотреть на его лицо. Он уже тогда предвидел, что последует в будущем. А как спасти брата от тяжелейшего разочарования, не знал. Его мысли то метались, то застывали неподвижно, будто замирали в предчувствии беды. А губы прошептали:
— Вижу. Но что это за аппарат?
— Вечный двигатель! — воскликнул Мастер. — Помнишь, ты утверждал, что построить его невозможно?
— Утверждаю, — вполголоса подтвердил Скептик.
— Как, и сейчас, когда он перед тобой? — изумился Мастер.
— Это двигатель, но не вечный. Трение съедает часть энергии, и ее приходится восполнять.
Лицо Мастера покрылось пятнами. Он сжал кулаки и сказал:
— Вы, скептики, все критикуете, ни во что не верите и ничего не создаете! Какой из вас прок?
Младший брат принял вызов спокойно. Он возразил:
— Зато скептики сокращают пути к открытиям и сохраняют время искателям. Скептики находят ошибки и спасают от роковых шагов. Не злись, горячность — плохой советчик в таком деле.
Яне осуждаю тебя, хотя от твоего упрямства пострадали и другие. К сожалению, люди склонны верить в то, во что им хочется верить. Они болеют — и верят в избавление от болезней, они смертны — и верят в бессмертие.
— Довольно с меня поучений! — вскричал Мастер. — Кто ты такой, чтобы учить меня? Ты даже не сумел стать мастером, а остался жалким подмастерьем!
— Я твой брат и желаю тебе добра. А ты идешь по безрассудному пути.
— Это мой путь. Если кто-нибудь посмеет преградить мне дорогу, я поступлю с ним вот так! — Мастер схватил железную кочергу и завязал ее узлом. Потрясая этим орудием, приказал:
— А теперь — вон из моего дома!
Скептику ничего не оставалось, как поспешно удалиться.
А Мастер, закончив постройку вечного двигателя, понес его в городскую ратушу на суд ученых мужей…
На второй день его нашли в постели мертвым. Он отравился. Оставил записку: «Прости меня, брат. Ты оказался прав».
Его похоронили на кладбище для бедных, под простым грубым камнем. Мастер не оставил после себя даже жалких грошей, чтобы заплатить каменотесу за эпитафию на надгробии, и эти гроши пришлось наскрести его брату.
Вскоре Скептик уехал в Париж и поступил учиться в университет. Он вернулся в родной город известным математиком. Ему предлагали место ректора университета, но он отказался. Скептик выкупил дом, который когда-то принадлежал его брату, и закрылся в нем. До поздней ночи сидел он над расчетами. Так проходили долгие-долгие годы…
Только спустя двадцать лет Скептик опубликовал работу «Почему невозможен вечный двигатель». Он доказал, что часть энергии при работе любых механизмов и любых «вечных» двигателей — колесных, поплавково-цепочных и капиллярно-фитильных, сифонных и ртутных, магнитных и шариковых — неизбежно переходит в теплоту, теряется и ее приходится восполнять. Он доказал это не словами, а цифрами, против которых слова зачастую бессильны.
Его работы спасли не только годы напрасного труда многих мастеров, — они спасли им жизнь. Скептик никому не говорил, что это памятник брату, погибшему в неравном бою с законами природы.
Скептик состарился, но не изменился. И прозвище его осталось. Просто он стал Старым и Прославленным Скептиком. Со всех концов мира шли к нему письма, приезжали ученые, чтобы проверить свои гипотезы — не рухнут ли они от единого взмаха его отточенной, беспощадной мысли? Деньги и слава текли к нему рекой, — то, чего не мог добиться для себя Мастер, создававший вечный двигатель, Скептик добился, доказав, что такой двигатель невозможен.
Памятник брату, покоящийся на массивном фундаменте точных расчетов, с годами становился все тяжелее и тяжелее. Он подавлял безрассудные вспышки мятежа против матери-природы, искры которого вечно тлеют в умах ее дерзких и неблагодарных детей. О великолепную ажурную решетку ограды, созданную из доказательств и насмешек, разбивался ветер вольномыслия.
Старый Скептик умер в зените своей славы. Нет, его не похоронили под тем же памятником, что и брата. Он сумел поставить для себя новый нерукотворный памятник. И сделал это он своим завещанием…
Учитель прервал свой рассказ, ожидая, не вспомнит ли кто-нибудь из ребят слова знаменитого завещания. Он на секунду забыл, что его ученики еще не проходили этого материала по физике.
— В его завещании было всего лишь три слова, — сказал Учитель. — Вот они…
Он щелкнул тумблером телеэкрана, взял ручку и световым пером написал:
«ПРОВЕРЬТЕ МОИ РАСЧЕТЫ».
— Запомните эти слова, — продолжал Учитель. — Ведь благодаря им сегодня каждый первоклассник может построить вечный двигатель.
Урок третий
ПЛАНЕТУ НАЗВАЛИ БЛАГОДАТНОЙ
— Не знаю, кто из космонавтов дал ей такое название, — начал свой новый рассказ Учитель. — Но оно родилось сразу, как только они увидели ее — с прозрачными озерами, в которых ходили косяки рыбы, с невероятно доверчивыми животными, с деревьями и кустами, ветки которых сгибались под тяжестью вкусных плодов. Воздух там был ароматным и живительным, и люди совсем не чувствовали усталости…
* * *
Следы цивилизации космонавты заметили, еще подлетая к планете. Искусственные спутники роями кружились вокруг нее.
— Передадим наши позывные, — предложил Командир.
Космолингвист дал Радисту таблицы кода, и с антенн корабля полетели сигналы.
Ответа не было.
Корабль делал виток за витком вокруг планеты, то приближаясь к ней, то отдаляясь. Радисты принимали фрагменты радио- и телепередач. Язык благодатян неожиданно оказался близким к латыни. Космолингвисты составили программу и передали ее в эфир.
Результат был тот же.
Тем временем телеэкраны показывали города, подобные земным, четкую, похожую на волейбольную, сетку дорог. Жители Благодатной продолжали работать и веселиться, но не желали замечать братьев по разуму.
Космонавты выбрали пустынную местность вдали от селений и посадили корабль.
Пять человек сели в вездеход и поехали в направлении ближайшего города.
Он оказался очень похожим на земной. Только здания были однообразней, всего лишь несколько типов, без украшений. Все улицы — идеально прямые — сходились к круглой площади, на которой возвышалось квадратное здание. В него входили благодатяне, почти неотличимые от людей Земли.
Вездеход остановился у тротуара. Первым вышел Философ, за ним — Кибернетик и Командир.
— Что находится в этом здании? — спросил Командир у одного из благодатян на местном языке, который земляне выучили еще в звездолете.
— Это известно всем, — ответил благодатянин и, не останавливаясь, прошел мимо.
Следующий разговор затеял Философ. Приветствуя аборигена, он как бы случайно преградил ему дорогу к зданию:
— Добрый день.
Благодатянин поклонился в ответ:
— Добрый день, рад видеть вас здоровым и не обремененным ничем лишним.
— Простите, — поспешно сказал Философ, видя, что и этот хочет обогнуть его и пойти своей дорогой, — задержитесь на минутку.
— Пожалуйста, — приветливо улыбнулся благодатянин. — Но помните, что из минуток складываются часы, а из часов — сутки и что каждую минуту надо отдать на благо всей планеты.
Философ заверил его:
— Наша беседа несомненно послужит благу планеты. Ведь мы прилетели из другой звездной системы и хотим обменяться с вами знаниями, положить начало дружбе.
— Самое главное — заповеди, остальное — лишнее, — торжественно молвил благодатянин, все так же приветливо улыбаясь.
— А новая информация? — спросил Кибернетик.
— Память не бесконечна. Ее нельзя перегружать. Важно получить только то, что нужно для довольства собой. Это — первая заповедь.
— Какова же вторая? — насупив брови, поинтересовался Кибернетик.
— Начальников, как и родителей, не выбирают, — без запинки отрапортовал благодатянин. — Третья: приказы не обсуждают, а выполняют.
И он пошел дальше.
Философ несколько мгновений задумчиво смотрел ему вслед, бормоча:
— А ведь я мог бы об этом подумать и раньше!
Он сорвался с места, перегнал благодатянина, круто повернулся и пошел ему навстречу. Затем поздоровался с ним, будто видел впервые:
— Добрый день.
— Добрый день, рад видеть вас здоровым и не обремененным ничем лишним.
— Простите, вы ничего не слышали о прилете гостей с другой планеты?
— Нет, не слышал, — как ни в чем не бывало ответил благодатянин. С его лица не сходила заученная улыбка.
Командир спросил у Философа:
— Ты что-нибудь понял?
— Мы все поймем больше, когда побываем вон в том здании…
Вместе с непрерывным потоком благодатян земляне вошли в огромный вестибюль. Он был идеально четырехугольным, как здание. На всех стенах висели многочисленные портреты одного и того же человека с квадратным бульдожьим лицом и застывшей на нем заботливой улыбкой. Надписи под портретами гласили: «Великий Импульсатор». Под надписями висели таблички с цитатами. И все они говорили о Великим Им-пульсаторе, который принес процветание.
Командир внимательно всмотрелся в портрет, будто кого-то узнавал.
— Обратите внимание на эту цитату, — Философ, приподнявшись на цыпочки, дотронулся пальцем до одной из табличек:
«Важнее достигнуть, чем достигать. Остановись, путник, и оглянись: не слишком ли далеко ты ушел? Не осталось ли сзади то, что ищешь впереди?»
— А вот еще одна, — указал Философ и прочел: «Побеждает не тот, кто быстро бежит, а тот, кто твердо стоит на ногах».
Из вестибюля земляне попали в просторный зал с мерцающими стенами. Навстречу, радушно разводя руками и заученно улыбаясь, шел благо-датянин, оказавшийся экскурсоводом. Как и его сородичи, с которыми космонавты уже встречались, он нисколько не удивился, узнав, что перед ним — инопланетяне.
— Мы бы хотели подробно узнать о Великом Импульсаторе, — попросил Командир.
— Пожалуйста, — сказал экскурсовод и нажал педаль у стены.
Стена вспыхнула радужными тонами. Затем на ней возникла площадь, густо заполненная народом. Перед многотысячной толпой с трибуны выступал низенький благодатянин с лицом властолюбца. Земляне отметили что-то знакомое в этом лице — вспомнились портреты в вестибюле. Несомненно, это — Великий Импульсатор, только не приукрашенный кистью живописца.
— Великий день наступил! — кричал Импульсатор. — Мы достигли высшей точки процветания. Мы накопили множество благ. Единственное, чего нам не хватает, это знаний. Но, как утверждают мудрецы, нам всегда будет их не хватать. Однако и здесь нашелся выход. Наши ученые уже давно расшифровали код наследственности и научились изменять наследственное вещество. А я нашел для этого открытия практическое применение. Мне удалось убедить всех, кроме нескольких скептиков, и мы пришли к единому решению. Отныне никто не должен будет копить по крохам знания. Он получит их так же, как инстинкты, — по наследству, вместе с наследственным веществом. Сын получит все наследство отца — не только его глаза, нос, черты характера, но и его память, и его место в обществе. Сыну не придется метаться в поисках выбора профессии — его путь будет предопределен. А наша цивилизация получит Великий Импульс и с умноженной скоростью ринется вперед.
Из толпы вышел благодатянин и, обернувшись к своим товарищам, закричал:
— Не соглашайтесь на Великий Импульс, если не хотите погибнуть. Разум могуч и хрупок одновременно. Вместилище памяти не безгранично. Через несколько поколений оно заполнится до отказа у каждого из наших потомков и перестанет принимать новые решения. Его переполнят устаревшие знания. Развитие цивилизации замедлится и остановится. А это — смерть!
— Слышите? — торжествующе перебил его Импульсатор. — Он грозит вам смертью. Как же вы ответите на угрозу?
Откуда-то из-за его спины высунулся длинный ствол. Вспыхнуло пламя — и мятежник упал.
Философ сказал Командиру:
— Здесь больше нет разумных существ. Мы прилетели на планету, населенную биоавтоматами.
— Великий Импульс, — с горечью проговорил Командир и пошел к выходу из зала…
На улице земляне встретили благодатянина, с которым уже дважды разговаривал Философ. Теперь он сказал ему:
— Прощай, парень.
— Добрый день! — встрепенулся абориген. — Рад видеть вас здоровым и не обремененным ничем лишним.
Кибернетик остановился как вкопанный. Командир тронул его за руку:
— Пошли.
— Добрый день, добрый день, рад видеть вас здоровым, — забормотал Кибернетик.
…Учитель посмотрел на притихших ребят, задержал взгляд на Нетерпеливой девочке и сказал:
— Я прочту вам несколько записей из дневника командира корабля…
«Звездолет вышел на эллиптическую орбиту. По плану мы должны посетить еще две планеты, но я принял новое решение. Собственно говоря, его продиктовала необходимость: экипажу нужно оправиться от психической травмы. А это мы можем сделать только в одном месте Вселенной.
Все мои товарищи работают быстро, почти не разговаривают друг с другом. Все согласились на удвоение перегрузки, лишь бы скорее разогнать корабль,
Я вижу их лица — такие разные даже сейчас, когда все они отмечены угрюмостью и замкнутостью. Прикусил губу Радист, низко согнулся над пультом компьютера Кибернетик, в глазах Водителя вездехода — вызов и отчаяние, а взгляд Философа опустошенный и оцепенелый. Для меня эти люди ближе, чем самые близкие родственники. Исчезни они сейчас — и моя жизнь потеряет всякий смысл среди чужих звезд. Что я могу сделать для них?
Мой взгляд невольно обращается к обзорным экранам, как будто там, среди звезд, можно различить Солнце. Но ведь оно покажется на экранах лишь через месяц…
Решаюсь на обман. Включаю кинопленку, предназначенную для контактов с разумными существами. Наблюдаю в контрольное окошко, пока не увижу кадры, на которых запечатлена Солнечная система. Останавливаю кадр и кричу:
— Смотрите!
Они смотрят на экран, туда, где на периферической орбите блестит зеленоватая звездочка. А я смотрю на них. Думайте обо мне, что хотите, но я не жалею о своем поступке. Их лица светлеют…»
Учитель умолк, выжидающе глядя на детей.
— Выходит, они так и не спасли жителей Благодатной? Не возродили цивилизацию? — с ужасом спросила Нетерпеливая девочка.
— Почему они не сообщили на космические станции спасения? — спросил Рассудительный мальчик. — Ведь даже после взрыва Сверхновой в созвездии Кассиопея не погибли все Содружества разумных. Вы сами не раз говорили…
Учитель смотрел на негодующие лица ребят. Да, они хорошо запомнили все, чему он учил их. И сейчас он сказал:
— Я говорил правду: разум, действительно, может преодолеть любую опасность… — Он сделал паузу, чтобы дать им время подготовиться и крепче запомнить то, что он скажет, и закончил: — Если он будет своевременно знать о ней, если сумеет ее разгадать…
Урок четвертый
ЧТО ТАКОЕ ЧЕЛОВЕК?
(Из ответов Большой вычислительной машины Академии наук)
Человек — существо. В грамматике он применяет к себе вопрос «кто?», а не «что?». Поэтому вопрос мне задан неправильно. Следует сказать не «что такое человек?», а «кто такой человек?»
Человек как личность состоит из парадоксов. Сколько бы он ни имел, ему все мало. Это и плохо, и хорошо. Плохо потому, что из-за этого качества он совершает необдуманные поступки. Хорошо потому, что он не останавливается на достигнутом. Именно это спасает человека от многих ловушек, ибо остановка неизбежно означает вырождение и смерть.
Человек часто не может определить, к чему он стремится, что неустанно ищет, что воспитывает в себе и своих детях. Он называет это разными словами, но в конечном счете он стремится к единственному, чего мне, как машине, не дано понять: он стремится к человечности.
ГЛАВНОЕ ОТЛИЧИЕ
Главное отличие живых существ от роботов состоит в том, что все они, без исключения, рождены от подобных им живых существ, а все роботы синтезированы или собраны из отдельных частей в лабораториях, на заводах…
Из учебника для роботов
Он нависал надо мной, сверкая хромированными и лакированными деталями, матово блестя пластмассовыми щитками, — это чудо совершенства, создание самого Нугайлова, последняя новинка робототехники, самопрограммирующийся эрудит ЛВЖ-17б. Все его детали и блоки были многократно выверены и перепроверены на стендах. Он уже успел, как было сказано в заводской многотиражке, «внести свой вклад в успешное выполнение квартального плана». Но сейчас эрудит ЛВЖ-17б беспомощно разводил клешнями, явно копируя полюбившийся человеческий жест:
— Мы пробовали последовательно все средства, которые вы, человек-доктор, рекомендовали по телефону, но он отказывается подчиняться. Может быть, вы смогли бы лично…
— Но ведь ты видишь, что в данный момент я занят.
— А в шестнадцать тридцать две?
«О господи!» — я взглянул на часы — они показывали шестнадцать тридцать одну. Дернуло же меня сказать: «В данный момент», - непростительная ошибка для специалиста моей квалификации.
— Переведите его на штамповку…
— Он отказывается работать на штамповке, на фрезеровке, на обкатке, на сборке. Поэтому мы и решили, что его психика расстроена…
— Откуда его к вам доставили?
— Мы встретили его на хоздворе. Он ни за что не хотел отставать от нас. Мы расшифровали его примитивный язык и выяснили, что этот робот был доставлен на хоздвор с фабрики.
— Как он выглядит?
— Биоробот. На двух манипуляторах типа ног для горизонтального передвижения. Имеются два манипулятора типа крыльев…
— Может быть, для полета? Может быть, это живое существо типа… — Я чуть было не сказал «типа птицы», но вовремя спохватился и мысленно хорошенько всыпал себе. Не хватало мне, специалисту по наладке сознания у роботов, роботопсихиатру, заражаться жаргоном своих подопечных.
Ответ последовал сразу:
— Нет, человек-доктор. Я с отличием закончил школу для роботов и овладел основными понятиями. Главное отличие живых существ от роботов в том, что все они без исключения рождены от подобных им живых существ, а все роботы синтезированы или собраны из отдельных частей в лабораториях, на заводах… Существа типа птицы принадлежат к классу живых, а объект нашего разговора синтезирован на фабрике. В огромном термостате со множеством отделений.
— В таком случае, возможно, это летающий биоробот серии 120-бис? — Я придвинул к себе четвертый том каталога роботов.
— Нет, человек-доктор, манипуляторы типа крыльев, как нам удалось установить, служат ему не для полета, а только для поддержания равновесия при беге. Видимо, так преодолевается несовершенство конструкции. Разрешите продолжать словесный портрет?
— Разрешаю.
— У него имеется нечто вроде головы с глазами и острым выступом. Этим выступом он подбирает что-то на земле.
— Робот-уборщик?
— Он подбирает только нечто мелкое. Но тем же выступом способен пробивать отверстия в бумаге.
— Робот для перфорации?
— Возможно, человек-доктор. Я выяснил и серию на ящике, в котором его доставили на хоздвор.
«Ага, это уже кое-что. Значит, я смогу узнать индекс и установлю тип робота».
— Назови серию.
— Эм-восемьдесят.
Гм, странно. За все годы работы с самыми разными роботами я никогда не встречал такой серии. Но на всякий случай раскрыл каталог. Конечно, в нем не было ничего похожего. Неужели придется отрываться от срочных дел и самому ехать на хоздвор? Ведь ЛВЖ-17б не отстанет, не махнет рукой, не обрадуется возможности схалтурить. Он призван организовать бесперебойную деятельность роботов и свои обязанности выполнит в точном соответствии с инструкцией, предписывающей не оставлять невыясненных объектов на хоздворе.
Как утопающий за соломинку, я ухватился за последнюю возможность дочитать захватывающий детектив:
— Попробуй сначала выяснить, чем он питается, и доложи мне.
— Энергию он усваивает из мелких крошек органического вещества, которые подбирает острым выступом на голове.
— Я уже высказывал предположение, что это может быть птица…
— Осмелюсь еще раз напомнить, человек-доктор, я — со Знаком качества и хорошо помню все, чему меня обучали. «Главное отличие живых существ от роботов состоит в том, что все они без исключения…»
— Достаточно. Извини…
О всевышний процессор, только не хватало извиняться перед роботом за забывчивость — страшнейший недостаток с его точки зрения, свидетельствующий о дефектах в системе памяти, о необходимости срочного капитального ремонта, а возможно, и полной переделки.
Мне оставалось поднять белый флаг. Я обреченно вздохнул, положил детективный роман и прикрывающую его папку с докладом в ящик стола и стал собираться.
На улице ЛВЖ-17б опустился на колени, раскрыл кабину на спине и с изысканной вежливостью предложил мне садиться. Как только я откинулся на мягких подушках сиденья, он взмыл в воздух.
Стали игрушечными деревья и дома, замелькали квадраты полей, размоталась лента дороги. Затем все повторилось в обратном порядке: дома и деревья выросли до нормальных размеров. Мы прилетели.
ЛВЖ-17б опустился на обширной огороженной площадке, где несколько роботов стояли кружком и, согнувшись, рассматривали что-то. Они топтались на месте, и земля проседала под ударами их могучих манипуляторов типа ног.
— Что вы там делаете? — спросил я.
— Не даем ему убежать, человек-доктор! — гаркнули они так дружно, что мои барабанные перепонки постигло величайшее испытание.
— Расступитесь!
Нехотя они расступились, и я увидел на чудом уцелевшем клочке зеленой травки… ярко-желтого цыпленка.
Давясь смехом, я замахал руками. ЛВЖ-17б сокрушенно посмотрел на меня.
— Говорено же вам, что это живое существо типа птицы, — произнес я сквозь смех.
ЛВЖ-17б многозначительно поднял клешню:
— Осмелюсь заметить, человек-доктор, что он только похож на живое существо, не больше, чем некоторые роботы на людей. А главное отличие живых существ от роботов состоит в том, что все они без исключения рождены от подобных им существ…
— Да, это верно, — прервал я его. — Но цыпленок тоже рожден…
— Истины ради, извините. Но он не рожден, а синтезирован на фабрике «Сельская новь» в установке «инкубатор». На фабрику был доставлен в белой круглой упаковке…
— Я уже сказал тебе: не синтезирован, а рожден.
— Рожден на фабрике? — В вопросе робота прозвучало недоверие, мне почудилась даже скрытая ирония.
— Ну да, на птицефабрике! Рожден из яйца!
— А откуда взялось яйцо, человек-доктор?
— Как это откуда?
Тут я умолк. Куриные яйца жена приносила домой в аккуратной коробке. Покупала их в магазине. В магазины их доставляли со склада, на склад — с птицефабрики. И цыплят доставляли с той же птицефабрики, где их синтезировали… нет, не синтезировали… получали из яиц, которые прибывали туда в коробках, в которых так же… Да что там говорить, если это знают все мои знакомые, их жены, дети. Никто из нас никогда не видел и не слышал, чтобы яйца получали не с птицефабрики, а цыплят — не из инкубатора. В детстве, помнится, наш класс водили туда на экскурсию. Я собственными глазами видел инкубатор: множество термошкафов, в которых через определенный срок появлялись симпатичные желтые пушистые комочки. Их давным-давно получали ТОЛЬКО ТАКИМ способом. Значит… Мысль бежала по кругу. Голова разваливалась. Итак, на всякий случай еще раз: цыплята получаются из яиц, которые получают на птицефабрике, из которых в лакированных металлических шкафах получают цыплят… Получают? Теперь я понял свою ошибку. Она скрыта именно в этом расплывчатом слове «получают». Не получают, а синтезируют! Постой, но в таком случае цыпленок не живое существо. Ведь ЛВЖ-17б тысячу раз прав, цитируя составленный мной учебник:
«Главное отличие живых существ от роботов состоит в том, что все они, без исключения, рождены от подобных им живых существ, а все роботы синтезированы…»Уж учебник-то ошибаться не может!
ПРОПИСНЫЕ ИСТИНЫ
Высокий, чуть сгибающийся под тяжестью собственных плеч человек вышел из ракетоплана на аэродроме Центральной библиотеки. Досадливым жестом отстранил кинувшихся было навстречу роботов из отдела справок и услуг. Как видно, жизнь не стелилась для него ковровой дорожкой. Запавшие щеки, резкие морщины. Глаза сидели так глубоко, что невозможно было уловить их выражение.
Через несколько минут аэробус местной линии доставил его к административному зданию. Он вошел в кабинет управляющего. Навстречу, радушно улыбаясь, встал из-за стола-пульта розовощекий человек.
Вошедший не ответил на улыбку. Он не сел в предложенное кресло, и управляющему тоже пришлось стоять, опершись рукой о стол.
— Мне нужна книга, — сказал гость.
— Хорошо, — с готовностью отозвался управляющий. — Не желаете ли пока выпить нашего знаменитого «ВБ»? Такого напитка не найдете больше нигде.
— Мне нужна книга, — повторил гость, и в его голосе зазвучали металлические нотки.
