Призрак счастья

— Добрый день, Лита, Антон беспокоит. — Его приятный баритон располагал к себе с первых же слов.

— Здравствуй, рада тебя слышать.

— Спорим, ты ни за что не догадаешься, по какому поводу я звоню.

— Заинтригована, но, замечу, что всегда рада пообщаться и без повода. Не томи, признавайся.

— Сегодня, Аэлита Владимировна, исполняется четыре года весьма успешной и известной не только в ***нске фирме «Доверие».

— Господи, да я и забыла об этой дате. Честно говоря, я поражена.

— Значит, нужный эффект достигнут.

— Абсолютно. Ты все помнишь, удивительно.

— Человек помнит то, что хочет. Согласись, в голове легче оседает информация, которая связана с положительными эмоциями. — Сайко говорил витиевато.

— Антон, дорогой, не нужно из всего составлять схему. Со стоматологом говорят о зубах, с парикмахером — о прическах, а со мной — обязательно о психологических подтекстах. Я люблю свою работу, но ведь мы можем общаться по-другому.

— Хорошо, хорошо. Меньше всего я хотел огорчать тебя. Чтобы не сказать еще что-нибудь лишнее, перейду сразу к делу. Я хотел пригласить тебя поужинать. Повод прекрасный. Грех не отметить такое событие. Как ты относишься к моему предложению?

На другом конце провода повисла тишина. Впервые за время знакомства Сайко хотел изменить характер их отношений. Лита насторожилась. Она не была готова что-либо менять. Ей не хотелось обидеть Антона отказом, но другого ответа пока быть не могло.

— Извини, но я не могу принять твое предложение, — тихо сказала Лита.

Сайко за те несколько мгновений, пока женщина обдумывала ответ, почувствовал себя, как на раскаленной сковородке. Он закрыл глаза и, немного запрокинув голову, ждал, когда „же снова зазвучит ее голос. Антон давно понял, что его отношение к Аэлите постепенно перешло из стадии дружеской в совершенно иную. Он сдерживал себя, потому что прекрасно понимал состояние женщины. Он сам испугался, когда, празднуя последний Новый год, загадал желание под бой курантов: «Пусть Лита заметит, что я рядом!» Формулировка очень расплывчатая, но Антон даже самому себе не смел признаться, что давно желает видеть эту удивительную женщину не только в роли хорошей знакомой, вдовы его друга. Он помнил, что день рождения Мартова приходился именно на тридцать первое декабря. Поэтому разговор с Литой сразу перешел от поздравлений с наступающим Новым годом на воспоминания о Георгии. Для женщины это было на первом месте. В этом году можно было отмечать круглую дату: Мартову исполнилось бы пятьдесят пять лет. Сайко говорил, стараясь ничем не выдать своих чувств. Он тогда получил приглашение к ужину, но счел правильным отклонить его. Антон хотел праздновать с Литой Новый год, а не день рождения ушедшего из жизни друга. Мысленно обозвав себя предателем, Сайко машинально отвечал Лите. Как еще он мог относиться к происходящей с ним метаморфозе? Самое настоящее предательство. Он позволил себе мечтать о том, что отношения между ним и Мартовой могут носить совсем иной характер.

С первого осознания необходимости таких перемен прошло полгода. Антону удавалось останавливать себя и не звонить Лите всякий раз, когда непреодолимо хотелось слышать ее голос. Впервые за много лет он снова почувствовал, что стоит на пороге настоящей, всепоглощающей любви. Он давно отчаялся и перестал ждать того состояния, в которое неизбежно впадает влюбленный. Весь мир перестает существовать и разделяется на два полюса: на одном объект страсти, а на другом, малозначимом, все остальные. Сайко уже пережил это однажды. Было все и закончилось, к сожалению, ничем. Молодая семья просуществовала около года. За это время Антон понял, что никогда не сможет простить, любимой женщине измены. Как водится, узнав обо всем от «доброжелателя», он в тот же день собрал вещи и навсегда вычеркнул свою супругу из жизни. Он выдержал атаку ее слез, мольбы простить и начать все заново. Никакие доводы не могли заставить его снова вернуться. Он брезгливо морщился при мысли о необходимости разделять с супругой постель. Слава богу, женщина не успела забеременеть, и развод прошел без осложнений вопросами о детях.

С тех пор Антон надолго закрыл свое сердце от любых вторжений. Он заводил бесконечные романы, в которых сам был лишь потребляющей стороной. Он не верил в признания очарованных его необычной внешностью и умом партнерш. Одно время даже завел дневник, в котором подробно описывал очередную пассию, короткие романы, реакцию брошенных им женщин. Особое наслаждение доставляли ему скорые уступки со стороны замужних женщин. Каждая пыталась заполучить его навсегда и неожиданно наталкивалась на леденящее равнодушие еще вчера пылкого любовника. Сайко забавлялся больше пяти лет. Его дневник — толстая тетрадь девяноста шести листов закончилась. Прежде чем начать новую, он спросил себя: «Куда приведут тебя, Антон Семенович, подобные приключения?» Ответ был неутешительным. Заглушая собственную боль, он причинял страдания другим и находил в этом удовольствие. Но пять лет назад все изменилось. Загадочное число, оно преследовало Антона всю жизнь. Периодичность событий, происходивших в его жизни, подчинялась магической пятерке. Почему? Сайко не знал, он только анализировал и делал выводы. Мартов — его давний товарищ, много раз просил его не портить себе жизнь. До него все чаще доходили слухи о подвигах друга-казановы. Это совершенно не способствовало репутации заведения, в котором тот работал. Георгий доказывал, что, кроме того, репутация закоренелого, безжалостного сердцееда рано или поздно помешает ему в жизни. При своеобразном отношении к женщинам самого Георгия Ивановича Антон был, что называется, его антиподом. Наконец Сайко было поставлено условие: или он перестает удлинять список своих любовных побед и остается на должности заместителя Георгия Ивановича, или постельные утехи скоро станут его единственной работой. Антон Семенович занервничал. Он дошел до того, что начал спорить с Георгием. Доказывал, что его плоть утешается, как может, и это не влияет на качество его работы. Тогда Мартов молча открыл дверь своего кабинета и попросил его уйти.

— Вернешься в том случае, если твои мозги и яйца снова станут на свои места, — не глядя на друга, сказал он. Его скулы играли на покрасневшем лице. Зная крутой нрав начальника, Антон понял, насколько тому пришлось себя сдерживать. Внушение возымело действие. На следующий день Сайко пришел с повинной головой. Мартов был рад, что друг все-таки решил попытаться измениться. Он с невозмутимым видом выслушал длинный монолог Антона и коротко ответил:

— Приступай к работе. Ты — моя правая рука. А руки, как известно, должны быть чистыми. Иди, Антон. Все будет хорошо.

Потом в жизни самого Мартова стали происходить такие резкие перемены, что всем оставалось только переваривать потоки информации. Кто-то верил, кто-то — нет. На работе он ловил на себе изучающие взгляды. Но в один прекрасный день Георгий Иванович положил конец растущему кому слухов. Он объявил, что намерен жениться. Близко знавший его Сайко был удивлен, наверное, больше всех. Однако при первой же встрече с Литой он понял, что иное развитие отношений с такой женщиной неприемлемо. С ней нужно вести себя честно, открыто, идти до конца. И еще Антон понял, что Мартову чрезвычайно повезло. В Лите сочеталось столько достоинств, что она напоминала представителя давно исчезнувшей для Сайко категории женщин. Шарм и простота, красота и ум, молодость и энергичность, юмор и такт — список качеств избранницы Мартова можно было продолжать. Конечно, Сайко сделал вывод, что ему не грозит встреча с такой удивительной женщиной. Его удел — следовать минутным влечением плоти и удовлетворять ее. Потом быть противным самому себе и заставлять тело подчиняться командам уставшего от такого образа жизни ума. Сайко именно в тот период разорвал свой дневник, показавшийся ему сборником непристойностей и откровенной похабщины. Как он мог тратить время на эти записи? Нет ничего сильнее стыда, испытываемого в одиночестве, когда не нужно играть на публику и оглядываться на реакцию со стороны. Огромная квартира, в которой все было сделано согласно пожеланиям хозяина, показалась ему холодной, чужой, неуютной. А приехав однажды вечером с банкета по поводу бракосочетания Литы и Георгия, Антон, не раздеваясь, упал на широкую двухместную кровать и уткнулся лицом в подушку. Он слишком много выпил, пытаясь отделаться от ощущения, что завидует своему давнему другу. В настоящей мужской дружбе нет места этому разрушающему чувству. Утром мир уже не казался таким мрачным. Антон спрятал свои эмоции глубоко в душе. Он видел, что Георгий Иванович выглядел абсолютно счастливым. Словно родился заново. Это отражалось на его речи, походке, настроении, выражении лица. Кто-то в банке пошутил, что ледяной айсберг начал таять, а чем все закончится, известно одному Богу. Большинство из окружения Мартова отнеслось к появлению Литы скептически. Все ждали: когда же закончится эта идиллия. Финал оказался слишком печальным. И неожиданный уход Георгия Ивановича из жизни сразу приписали невидимым постороннему взгляду перипетиям и изменениям в его образе жизни. Особенно злословила женская половина сотрудников. Для них Мартов всегда оставался недосягаемым красавцем-мужчиной, которому женщины глубоко безразличны, а оказалось, что нашлась девица, околдовавшая предмет их мечтаний. И угробила его она же. Сайко пресекал эти слухи, как мог. Но всем рот не закроешь и не докажешь никому, что три года длилась истинная любовь. Такая, которая бывает в жизни только один раз. Кому-то посчастливилось познать ее в ранней молодости, кому-то в зрелые годы. Какая разница, лишь бы пришла и наполнила существование неповторимым ароматом влюбленности, переходящей в сладостную страсть.

Антон поймал себя на мысли, что завидует даже мертвому Мартову. Ведь для Литы ничего не изменилось. Она по-прежнему говорит о муже тепло, с любовью. Любое воспоминание, любая тема неизменно связывается с Георгием. Антон с восхищением наблюдал за выражением такой преданности. Он смотрел на Литу, пытаясь понять, в чем она черпает столько сил? Что помогает ей быть такой жизненной, несгибаемой? Сколько продлится ее отшельничество? Ведь ей чуть за тридцать. Она красива, молода, талантлива, богата, наконец. Она держит мужчин на расстоянии, но это не может длиться вечно. В конце концов, ее ребенку нужен отец. Маленькая копия Мартова. Антон вспомнил то обжигающее чувство, когда в церкви он держал трехмесячного малыша на руках. В тот миг Сайко сказал себе, что всегда и во всем будет помогать ему и его матери. Решение было слишком серьезным и искренним, до кома в горле, мешающего говорить, дышать.

А потом — это внезапное, лишающее покоя чувство к Лите. Наверное, оно вспыхнуло еще в самую первую встречу, только тогда он даже и думать не смел об этом. Другое дело, когда Мартова не стало. Но и в этой ситуации рассчитывать на что-либо крайне трудно. Лита была далека от мыслей о том, что Антон-подружка давно мечтает об изменении характера их отношений. Нельзя было форсировать события, но и тянуть тоже не было сил. Призрачность свободного, независимого существования стала тяготить Сайко. Заканчивался очередной долгий рабочий день, и новая черная «су-бару» мчала своего хозяина в холостяцкую квартиру. Антон приходил домой и, когда уходила домработница, чувствовал угнетающее одиночество. Ему давно пора заполнить дом смехом детворы и уютом, который может создать только женщина. Даже в недавнем ремонте, новой обстановке, отсутствии безделушек, мелочей просматривался чисто мужской подход. Как ни крути, а. тепло домашнего очага — не пустой звук, когда этим занимается любящая и любимая женщина.

Насытившись своей свободой, Антон решил потихоньку действовать. И повод позвонить внеочередной раз нашелся. Только, кажется, его не хотят допускать на более короткое расстояние. Ему отведена роль верного друга при вечно скорбящей вдове. Это неестественно, а значит — закончится рано или поздно. Он будет ждать столько, сколько необходимо.

— Знаешь, Антон, — чувствуя растущее напряжение в затянувшейся паузе, Лита снова заговорила. — Я не могу сейчас думать ни о чем, кроме того, что в воскресенье ровно два года, два года, как его нет. По-моему, наш ужин был бы некстати. Я не хочу обидеть тебя, но четырехлетие фирмы для меня сейчас — не повод для торжества. Я все еще живу воспоминаниями. Там есть место только Георгию.

— Мне не нужно напоминать даты. Ты говоришь о моем лучшем друге, — Сайко открыл глаза и потянулся за сигарой. Зашипела позолоченная зажигалка, и Лита, словно была рядом, прокомментировала.

— Все-таки ты обиделся. Антон, не надо… — В ответ тишина. — Ты опять куришь свои любимые сигары, пускаешь колечками дым. Облако ароматного табака окружило тебя и создает впечатление занавеса. Колечки все плывут, получаясь идеальной формы, но не в твоих силах сохранить ее. Легкое дуновение воздуха в этом случае гораздо могущественнее тебя.

— Я все понял, Лита. Но и ты учти: я стану воздухом, если в этом будет необходимость. Я смогу обладать его силой и прибавлю свою энергию. Она может быть созидательной, разрушительной — все в зависимости от обстоятельств. Тебе легко понять это, ведь ты сама управляешь не только своей, но и чужими жизнями.

— Какой странный разговор у нас получается, — заметила Лита, поднимаясь и подходя к окну. — Такие вещи не говорят по телефону, просто так. Это слишком серьезно.

— Именно поэтому я осмелюсь повторить свое приглашение к ужину. — Сайко, как в детстве, скрестил пальцы на удачу. В ответ опять услышал едва уловимый звук дыхания. — Это только ужин, а ты так долго думаешь.

— Я не меняю своих решений, прости, — тихо ответила Лита, присев на широкий дубовый подоконник. Значит, она не ошиблась, и Антон не случайно настаивает на встрече. Неужели права Лариса, которая всегда считает, что между мужчиной и женщиной дружба невозможна? — Спасибо тебе, но я не смогу быть хорошей собеседницей. Пока не смогу.

— Твое «пока» вселяет надежду. Хорошо. Меня учили, что настаивать никогда не следует. Извини, что отнял у тебя время.

— Не извиняйся, получается слишком официально, а мы ведь друзья. — Она ожидала услышать что-либо подтверждающее, но — увы.

— До свидания, Аэлита. Прощаюсь до воскресенья.

— До свидания.

Лита прижала трубку радиотелефона к груди. В голове остался сумбур, обрывки фраз, сказанных Антоном. Интересно, как бы он вел себя за ужином? Сколько времени он отвел на рыцарское ухаживание? Хотя нельзя так. Он — мужчина, и вполне естественно, что на каком-то этапе увидел в ней женщину. Только он упустил немаловажную деталь — ей никто не нужен. Она настолько скорбела по мужу, что даже в мыслях не допускала возможности появления в своей жизни другого мужчины. Свою любовь она направила на Жорку, удовлетворяя природный, материнский инстинкт. А основной — пока не дает о себе знать.

В кабинет, постучав, заглянула Лариса. Задумчивый вид подруги насторожил ее.

— Поза роденовского мыслителя тебе невероятно идет, — улыбнулась Шмелева. — Позволь прервать размышления. Что это тебя так озадачило?

— Кто-то ожидает приема? — Не отвечая на вопрос, спросила Лита и села за стол. Автоматически поправила собранные в низкий узел на затылке волосы.

— Один из самых твоих любимых пациентов. Как всегда пунктуален и вежлив, Жаров Илья Ильич. — Шмелева приняла к сведению, что ее так и не удостоили ответом.

— Интересный человек. Мне настолько приятно с ним общаться, что иногда я этим злоупотребляю. Наши сеансы удлиняются, но пока никто не в обиде. Кажется, сегодня наша последняя беседа. Приглашай его, пожалуйста.

— На сегодня он записан последним, так что вас никто не поджимает, — величественно направляясь к выходу, заметила Лариса.

В кабинет зашел невысокий, коренастый мужчина лет сорока пяти. Еще не успев поздороваться, он наградил Литу одной из своих обворожительных улыбок. Невозможно было удержаться от ответной.

— Добрый день, Аэлита Владимировна.

— Добрый день, Илья Ильич. Присаживайтесь, пожалуйста. Чем порадуете?

— К моей радости примешивается горечь предстоящего расставания с вами. — Мужчина удобно устроился в глубоком кресле напротив Литы. — Я настолько привык к нашим неторопливым беседам. Поверьте, у меня большая семья, но и там меня не всегда готовы выслушать. Это так важно: быть понятым, иметь возможность общаться.

— Честно говоря, я планировала эту встречу последней. Тут вы угадали на сто процентов. — Мартова улыбнулась и пожала плечами в ответ на огорченную гримасу Жарова. — Мы справились с проблемой, и теперь ваша жизнь снова наполнится покоем, размеренностью, тем, чем вы так дорожите. И семья у вас прекрасная. Я не один раз беседовала с вашей женой. Да, да, не удивляйтесь. Она с удовольствием отвечала на мои вопросы и помогла мне найти способ поскорее помочь вам. Наши близкие тоже многое знают о нас, слишком многое. Любящий человек обязательно проникнет в самую суть. И именно поэтому сегодня я хотела сказать вам, что жена ваша очень тонко разбирается в сложностях вашей натуры.

— Катя? — Жаров выглядел удивленным. Однако в следующее мгновение он уже пришел в себя. — Ну, да, я понял.

— Именно Катерина Васильевна. Десять лет, прожитых вместе, не прошли даром. Состояние вашей психики не позволяло объективно оценить ситуацию. Теперь все наладится. Вы ведь говорили о том, что напряженность в отношениях ушла?

— Несомненно. — Илья Ильич достал пачку сигарет, покрутил ее в руках и снова положил в карман. — Не буду курить. Катя не любит запаха табака. От нее всегда пахнет легкими цветочными духами.

— Она замечательная мать и хозяйка. Таким богатством может похвастать далеко не каждый мужчина.

Она растит трех прекрасных сыновей и очень любит вас. Все будет хорошо. Я от души желаю вам удачи и терпения. Помните, что мы не идеальны. Это помогает избежать ненужных ошибок. — Илья Ильич согласно кивал, глядя Лите в глаза. Для нее это служило доказательством того, что человек обрел уверенность в себе. В первую их встречу Жаров сидел, потупив взгляд. Вся его поза показывала, что он напряженно чувствует себя и разговорить его будет непросто. Кажется, все позади. — Если у вас нет ко мне вопросов, то мы можем расстаться друзьями. При первой необходимости обращайтесь. Я всегда готова помочь.

— Спасибо, Аэлита Владимировна. Я не хочу уходить и не хочу отнимать ваше время. Наверняка оно вам дорого. — Жаров поднялся, пожал протянутую ему руку. И все-таки он выглядел человеком, который что-то недоговорил. Так показалось Лите, и она оказалась права. — Милая, Аэлита Владимировна, простите мое любопытство. Я вижу фотографию малыша на вашем столе — это ваш сын?

— Да, мой сын. Георгий Мартов. — Лита внимательно посмотрела на покрасневшего от смущения мужчину. Он ведь тоже читает газеты, смотрит телевизор. Шумиха вокруг рождения Жорки давно улеглась, но без внимания ни мальчик, ни она не оставались. Недавно один из журналов напечатал фотографию, на которой Лита, Антон Сайко и Жорка сидели на берегу озера, неподалеку от охотничьего домика. Наверняка репортер снимал издалека, но современная техника позволяет творить чудеса. Комментариев снимку было дано множество. Как всегда, Лита оставила их безо всякого внимания, чем подогрела любопытство представителей прессы и читателей, падких на сенсации. Не к этому ли ведет Жаров? — Он — мое самое любимое существо на свете. Он — смысл всего, стимул. Благодаря ему я смогла снова вернуться к жизни, в самом широком понимании этого слова.

— Малышу повезло с матерью. Вы, я уверен, сможете сделать из него настоящего человека. Кто, как не вы.

— Очень двусмысленно звучит, но все равно, спасибо.

— Нет, нет, Аэлита Владимировна, я никак не хотел вас обидеть. Просто мне кажется, что вам тяжело, как бы вы ни пытались это скрывать. Рядом много настоящих мужчин, и рано или поздно вам придется выбрать одного из них. Мальчику нужен отец. Тогда у него не будет определенных комплексов ребенка, растущего в неполной семье.

Лита подняла брови: «Нет, это точно лишнее. Если каждый, приходящий к ней на прием, будет обсуждать ее личную жизнь… Получается, своими улыбками и добрым расположением она дала понять, что разрешает это? Не выйдет!» А вслух сказала:

— Еще раз спасибо. Вы слишком много внимания уделяете проблемам, не имеющим к вам отношения. Не засоряйте голову, оставьте в ней место для чего-нибудь более нужного. Всего доброго, Илья Ильич.

— До свидания. Простите, если сказал лишнее.

— До свидания.

Когда за Жаровым закрылась дверь, Лита испытала двойственное чувство. Она уже не могла сказать, что очень рада встрече с ним. В его словах не было ничего предосудительного, но Лита болезненно отреагировала на попытку вмешаться в ее жизнь. Она должна уметь держать дистанцию между собой и приходящими на прием людьми. Это должно происходить незаметно, ненавязчиво. Расположение, которого она всегда добивалась, не предполагает дальнейшего сближения. Она на работе, и каждый человек, переступающий порог ее кабинета, нуждается в помощи психолога, страдает. Лита врачует, а не заводит новых друзей. Порой отношения становятся слишком доверительными. Наверное, это произошло и в случае с Жаровым. Он почувствовал прилив благодарности и некоего единения с женщиной, которая помогла ему обрести душевный покой. Жизнь войдет в свое русло, и впечатления от откровенных бесед станут менее яркими. К этому времени он забудет о своих советах, данных, быть может, от души. А Лита будет строить тактику общения, усложнять себе существование. И почему? Только потому, что благодарный мужчина заметил, что ее сыну нужен отец, а ей — надежный друг, супруг. Лита вздрогнула. Неужели она может поверить в реальность таких планов? Сегодня все словно сговорились: Антон, теперь Жаров. Завтра помощников найти ей свой путь в жизни станет еще больше. Лита откинулась на высокую спинку кресла и закрыла глаза. «Неужели они никогда не оставят меня в покое?» — подумала она, вкладывая в понятие «они» смысл, понятный только ей. Если первое время после смерти Георгия ни мама, ни отец, ни кто-либо из ее близкого окружения не позволяли себе малейших намеков на возможность изменения в ее судьбе, то постепенно все стало меняться. Ненавязчиво, издалека все чаще возникают темы, смысл которых сводится к необходимости иметь опору, тыл, а в одиночку такого не достигнуть. Лита делала вид, что не понимает прозрачных намеков, но с каждым разом ей было труднее и труднее делать это. Она боялась сорваться и наговорить грубостей людям, которые любят ее и желают добра. Каждый из них прав по-своему. Только почему-то они забывают, что последнее слово всегда будет за ней. Она не собирается искать обманчивый призрак счастья. Она не готова к каким-либо изменениям в своей судьбе. Ей вполне достаточно воспоминаний о трех безоблачных, сказочных годах, которые подарил ей Мартов, и маленького сына. Это предел ее желаний. Когда-то она мечтала только о том, чтобы почувствовать, как внутри нее появляется, растет новая жизнь. Слава богу, сбылось!

Вот он шагает своими пухленькими ножками и пытается посильнее ударить по убегающему мячу. Лита смотрела на него, чувствуя, как волна нежности и любви к нему сминает на своем пути все лишнее. «Нет ничего на свете важнее его покоя, здоровья, счастья. Остальное — только приложение к главному. Дети делают нас реальнее. Без них жизнь призрачна, и только занятость чужими проблемами становится постоянным спутником, придает значимость собственному существованию». Лита часто думала о том, какой бы она была теперь, если бы не Жорка? И не находила однозначного ответа. Каждый раз воображение рисовало ей разные варианты, и ни один из них Лите не был по душе.

Малыш в очередной раз упал и с недовольным сопением поднимался, потирая колени. Лита поставила чашку с кофе на стол и подошла к сыну. Подхватив его на руки, назидательно сказала:

— Учись подниматься, Жорка. Упасть может каждый, а вот подняться…

— Не слишком ли серьезные материи для такого крохи? — спросила появившаяся на пороге столовой Елена Васильевна.

— Он все понимает. Больше, чем мы думаем. Я должна учить его быть мужественным..

— Не переусердствуйте, Литочка. Все-таки он — ребенок и пока, прежде всего, нуждается в ласке, — убирая посуду, заметила Стеблова. — С этим невозможно переборщить, недодать — скорее. Дети должны расти в море любви и нежности, а правилам жизни они еще успеют научиться. Не нужно опережать события. Поверьте, я много лет наблюдала это на примерах, за которыми далеко ходить не надо.

Слова Елены Васильевны прозвучали двусмысленно. Своих детей Стебловой воспитывать не довелось, значит речь шла об Иване и Миле. Не нужно обладать сверхъестественной проницательностью, чтобы понять это. Лита насторожилась и, поставив малыша на пол, пристально посмотрела в сторону отвернувшейся женщины. Та молча занималась своим делом, как будто все, что хотела, она уже сказала. Но Литу не устраивала недосказанность.

— Елена Васильевна, взялся за гуж, не говори, что не дюж. Вы же знаете, что меня полуправда никогда не устраивала.

— Аэлита, милая, часто легче не знать истины, иначе могут рухнуть все идеалы.

— О чем мы с вами пытаемся беседовать? — Мартова поняла, что начинает нервничать. Последнее время ей было трудно контролировать себя, как прежде. Любая мелочь выводила ее из себя, и женщине стоило немалых усилий сдерживать свои эмоции. Плюс эта угнетающая усталость, которая с самого утра давала о себе знать. Даже крепкий кофе не дает бодрости. Лита несколько раз глубоко вдохнула, посчитала до десяти и решила продолжить разговор. Стеблова чувствовала, что сказала лишнее, а Мартовой хотелось узнать смысл прозвучавших заявлений. — Елена Васильевна, не играйте со мной.

— Бог с вами, Аэлита Владимировна. — Стеблова шла на попятную, но слово — не воробей. — Просто я пытаюсь высказать свое мнение по поводу воспитания мальчика. Простите, если это получилось не совсем корректно.

— К черту корректность и ваши попытки уйти от ответа! Никто не тянул вас за язык. Что тут происходило с Ваней, Милой, я ведь не грудная и понимаю, о чем вы пытались сказать. Только зачем проводить аналогии? Отношение Мартова и его супруги к их детям — это одно. А мое к Жорке — совсем другое. Понимаете, абсолютно разные вещи! — Лита не уловила момента, когда перешла на крик. Застывший рядом малыш с мячом в руках вдруг разразился громким плачем. Обе женщины, не сговариваясь, бросились к нему. Первой прижала к груди плачущего малыша Лита. Она целовала его и приговаривала: — Все хорошо, мой маленький. Извини, что я повысила голос. Мама не права. Мама больше не будет. Не бойся, миленький.

Стеблова укоризненно посмотрела на Литу. Малыш через пару минут успокоился, а у обеих женщин на душе остался неприятный осадок.

— Мы собираемся пойти гулять, — сказала Стеблова. Она чувствовала себя виноватой в том, что спровоцировала эту сцену. Дернула ее нелегкая со своим житейским опытом. Надо быть круглой идиоткой, чтобы не понять, что она имела в виду детей Георгия Ивановича от первого брака. Лита достаточно сообразительна, чтобы сразу во всем разобраться. Вероятно, вопросы еще последуют. — Где наш маленький проказник? Мы пойдем кататься на качелях.

Лита заказала для малыша целую детскую площадку неподалеку от дома, в тени огромных сосен. Горки, качели, лодочки, карусели, лабиринт, лесенки, песочница — площадка удалась на славу. Туда и ходили каждый день на прогулку Елена Васильевна с Жоркой. Сегодня, когда Лита не была связана с работой, она не могла пойти с малышом порезвиться. День предполагал совсем другие заботы. Мартова знала, что оставляет Жорку под присмотром опытной Стебловой и пошла переодеваться. Она достала серый легкий брючный костюм. Следуя своим правилам, Лита не собиралась надевать траурную одежду. Она смотрела на себя в зеркало, когда кто-то осторожно постучал в ее комнату. Лита уже успела одеться, причесаться и сделать легкий макияж. На бледном лице выделялись алые губы и едва подкрашенные длинные ресницы, окаймляющие невероятно яркого цвета голубые глаза.

— Войдите, — сказала Лита. Дверь открыл Саша. — Доброе утро, Сашенька.

— Доброе, Аэлита Владимировна. Машины готовы — и «мондео», и «БМВ». Я не уточнил, на какой вы захотите ехать, так что проверил обе.

— Ты умница. Поедем на «БМВ». Он любил этот автомобиль, значит, сегодня к нему мы приедем на нем.

— Ваше слово — закон. Я готов.

— Спасибо, я через пять минут спущусь.

Лита уже сидела в автомобиле, когда зазвонил мобильный. На связи был Андрей Андреевич Лобанов — бывший кардиолог Мартова. Он очень тепло относился к Георгию Ивановичу и воспринял его уход как личную трагедию. Сегодня он стал первым, кто звонил Лите по этому поводу.

— Аэлита Владимировна, я никогда не забывал о Георгии Ивановиче. Это был такой необычный, колоритный человек, одной минуты общения с которым хватит на всю жизнь.

— Спасибо вам, Андрей Андреевич. Приезжайте к трем к нам домой. Предполагается обед для тех, кто не забыл.

— К сожалению, не могу принять ваше любезное приглашение. Спасибо. Держитесь, милая, на вашу долю выпало слишком суровое испытание. Но, честно говоря, все это время я не упускаю вас из виду. Георгий Иванович мог бы гордиться вами. Вы — умница.

— Это его заслуга. Он многому успел научить меня, — заметила Лита.

— Да, да, безусловно. Дай Бог сил и здоровья вам, вашему сыну и близким. — Лобанов был искренен.

— Спасибо, жаль, что не присоединитесь к нам. Всегда рада вас слышать.

— Благодарю. До свидания, Аэлита Владимировна. Кланяюсь вам.

— Ну, что вы такое говорите. Право, неловко. — Лита посмотрела на сидящего рядом Сашу, как будто боялась, что он слышит весь разговор.

— Я в том возрасте, милая, когда могу говорить то, что думаю. Не болейте. До свидания.

Лита выдохнула, выключив телефон. Она откинулась на спинку сиденья и посмотрела в сторону детской площадки, куда направлялись Елена Васильевна с Жоркой. Малыш одной рукой держался за Стеблову, а в другой нес ведерко с лопатками, граблями. Лита решила не окликать его, а Елена Васильевна оглянулась на стоящую у дома машину. Лита из окна показала ей, что они уезжают. Стеблова в ответ кивнула.