Левитин приходил на работу с отекшим лицом, едва ли вникая в дела. Его помощникам приходилось туго, потому что хозяин вдруг стал неоправданно груб и резок с ними. Он срывался на всех, кто пытался говорить с ним о делах фирмы. Для сотрудников настали тяжелые времена. Раньше закрывавшие глаза на его редкие выходки, люди взбунтовались, и однажды Левитину легло на стол несколько заявлений об уходе. Он читал четко сформулированные фразы, посмеиваясь: ему никто не нужен. Крысы бегут с корабля! Прекрасно. Он подпишет все эти чертовы бумажки. Пусть не думают, что им можно манипулировать, его можно запугать. Он — работодатель, а тех, кто хочет устроиться работать, вокруг очень много. Напрасно Сергей, оказавшийся рядом, как добрый ангел-хранитель пытался образумить его. Левитин был в угаре от собственной значимости и никчемности окружающих. Он был уверен в собственной правоте и силе.

Неприятности не заставили себя ждать. Новый бухгалтер, которого нанял Михаил, оказался некомпетентным, это не могло не сказаться на работе фирм. Первая же аудиторская проверка нашла массу несоответствий в счетах, проводках. Фирме грозили штрафы. Левитин был в ярости. Кроме того, новичкам явно не хватало прилежания и ответственности прежних сотрудников, с которыми Левитин начинал. Быть может, Михаил попросту придирался, вымещая на них раздражительность и разочарование, однако работа стала приносить ему не только радостные эмоции. Деньги перестали быть легкой добычей — они стоили слишком больших нервов. С каждым днем Левитин все чаще отгонял от себя навязчивые мысли о том, что он сделал много ошибок и что они скоро обернутся против него. Началось медленное пробуждение, каждый день которого приносил все новые неприятности.

Несмотря на то что работы было невпроворот, Михаил не отказывался от своих привычек: шумные застолья по вечерам, ночные походы в сауну. Одно «но»: его перестали интересовать женщины. Красивые, пышногрудые, готовые доставить ему удовольствие, они отпугивали его своей доступностью. Друзья прозвали его «кающимся монахом», иронично относясь к тому, что Левитин предпочитал лишнюю рюмку расслаблению с девушкой. Он отшучивался, что его личная жизнь находится в его руках, что свое драгоценнейшее тело он бережет для самой обаятельной и привлекательной. Но слыть белой вороной становилось все труднее. Тогда Левитин сдался и после очередного кутежа вернулся домой не один, а с девушкой, весь вечер оказывавшей ему знаки внимания.

У них ничего не получилось — Левитин оказался несостоятельным. Как ни старалась разочарованная спутница расшевелить его, все ее попытки не принесли успеха. Михаил пытался шутить, выглядеть более пьяным, чем был на самом деле, понимая, что завтра девица разболтает всем о событиях этой ночи. Сбывались слова Шуры: он перестал быть мужиком. Девица не пожелала провести остаток ночи в его доме, презрительно сжимая губы, натягивала чулки, демонстративно переодевалась, ничуть не стесняясь его. Михаил смотрел на ее обнаженное тело, не ощущая никакого желания. Он сунул ей деньги под резинку чулок. Она поцеловала его в щеку, назвала «пупсиком» и поспешила закрыть за собой дверь. Левитину стало тошно. За год с небольшим холостяцкой жизни это был самый неприятный день. Развал Семьи казался ему в этот момент менее трагичным, чем то, что он не смог удовлетворить женщину, доставить удовольствие себе самому, наконец. Напившись до беспамятства, он уснул прямо на кухне, уронив голову на стол и безвольно свесив руки.

На следующий день с раскалывающейся головой Левитин сел за руль своего недавно приобретенного «oneля». Обычно он вызывал такси, потому что не хотел приключений на дороге. Но в это утро в него вселился другой человек, целью которого было доставить как можно больше неприятностей Михаилу Александровичу Левитину. Как будто невидимый подстрекатель проводил эксперимент на рекордное количество ошибок за сутки, которые способен совершить мужчина. Можно сказать, что эксперимент удался, потому что Левитин до работы не доехал — попал в аварию. К счастью, больше пострадал автомобиль, чем его хозяин. Отделавшись легким сотрясением мозга и парой сломанных ребер, Михаил лежал в палате, с завистью глядя на тех, к кому приходили домашние. Ему вдруг захотелось, чтобы открылась дверь и вошла Шура с Мишкой. Чтобы мальчишка подбежал к его кровати, принялся расспрашивать о том, как он себя чувствует. Левитин бы держался мужественно и отмахивался, говоря, что пару ссадин для мужчины — пустяки, дело житейское. Журил бы Шуру за то, что нанесла столько еды, а ему ведь совершенно не хочется есть. Ничего не хочется — вот и определил для себя диагноз: полное отсутствие желаний на фоне затяжного алкогольного отравления всего организма.

Михаилу было не по себе. Он, по сути, впервые остался один на один со своими проблемами. Чуть было не дошел до того, чтобы позвонить Шуре. Уже достал мобильник и набрал номер, но остановился и, ругая себя на чем свет стоит, засунул телефон с глаз долой, под подушку. Однако человек, который не мог не навестить Михаила, нашелся. После первой бессонной ночи в больничной палате появление Сергея показалось Левитину чудом.

— Ну, ты как? — осторожно присаживаясь на край кровати, спросил Сергей. Положив на тумбочку апельсины, пакет сока, печенье, он внимательно посмотрел на Михаила. — Выглядишь хреново. Что дальше-то будет, Саныч?

— Не знаю, — отводя глаза, ответил тот. Он увидел, как друг расправляет складки на его одеяле, и почувствовал, что глаза наполняются слезами. — Я совсем запутался, Серега.

— Вижу.

— Что мне делать? — Левитин ожидал обвиняющих фраз, нападок, но Сергей только покачал седой головой.

— Ты ведь взрослый человек. Сам должен понять, что делать дальше. Кроме тебя, в твоей жизни никому не разобраться. Если ты хочешь дожить до рождения внуков, по-моему, нужно серьезно задуматься.

— Каких внуков, Серый… Я теперь импотент с сотрясением мозга и двумя еще не сросшимися ребрами.

— Дурак ты с мозгами страуса. А у них не бывает сотрясений, я уверен. Тебя скоро выпишут — диагноз не подтвердился.

— Не хочу выписываться. Я здесь словно после амнезии: ни о чем не думаю, ни о чем не вспоминаю. Только… Чуть было Шуре не позвонил…

— И чего ты от нее ждешь? Очередной порции жалости?

— Не знаю.

— Ты сегодня отвечаешь, как двоечник: «не знаю, не знаю». Приди в себя! Дел валом, жизнь идет. Давай вычухивайся и будем работать над ошибками.

— Спасибо тебе, — на прощание Михаил пожал Сергею руку.

— За что?

— За то, что обошелся без нравоучений.

— Мне слишком много лет, чтобы пытаться переучивать такого упрямца, как ты. Я все-таки продолжаю надеяться на остатки твоего благоразумия, — Сергей посмотрел на часы. — Извини, опаздываю на поезд.

— Привет семье.

— Спасибо.

— Миша, с врачами я все уладил, голодать тоже не будешь. Душевный комфорт от тебя самого зависит. Не спеши выписываться, лечись. На фирме порядок.

— Когда ты столько успел? — улыбнулся Михаил.

— Ты же знаешь мой любимый девиз?

— Знаю, знаю: «Хотеть — значит мочь»! — борясь с головокружением, Левитин старался при друге не расслабляться.

— Все. Держись. Я еще приеду и буду звонить.

Левитину нельзя было подниматься с постели. Он проводил друга взглядом, полным тоски. Михаил снова остался наедине с собой. Это было очень скучное общество, не сулящее ничего интересного. К моменту выписки он вообще разочаровался в себе, решив начать жизнь чуть ли не с чистого листа: нет фирмы, нет денег, нет ничего. Это должно было стать своеобразной проверкой потенциала человека, который по чистому везению все еще оставался живым и относительно здоровым. Он решил узнать предел своих возможностей, доказать самому себе, что способен на многое. Михаил чуть было не начал претворять свою программу: он решил оформить фирму на Сергея, квартиру — на Мишу, машину — на родителей.

За этой бурной деятельностью и застал его Сергей. На этот раз товарищу пришлось говорить на повышенных тонах, не стесняясь в выражениях. Левитин понял, что в новой жизни, которую он собирается начать, Сергея не будет.

— С меня довольно! У тебя белая горячка! Тебя никто и никогда не вылечит! — его громогласный бас сотрясал стены одного из офисов Левитина.

Михаил сдался и, чтобы доказать наличие здравого ума, обязался в ближайшее время не делать никаких революционных преобразований. Он клятвенно обещал работать, вернуть хотя бы частично ранее уволенных специалистов, видеться с сыном, общаться с родителями — словом, обещал все, чтобы хоть как-то успокоить Сергея. За долгие годы их дружбы тот впервые вышел из себя. Левитин понял, что до конца не знает своего давнего друга. Это был вулкан, проснувшийся от сильнейшего толчка — неземной глупости Михаила, его «планов возрождения». Было просто счастьем, что такая энергия всегда шла на исполнение его планов, а не противоречила им.

Как бы банально это ни звучало, но Левитин взялся за ум. Он наблюдался у одного из лучших специалистов столицы, на работе вновь стал сдержанным, способным продуктивно мыслить. Вновь нанятая домохозяйка привела в порядок его дом. Михаил предпринял попытку примирения с Шурой, но она больше не верила его словам, не хотела возвращаться в ад, из которого сбежала два года назад. Даже ради сына она не собиралась снова испытывать судьбу.

— С Мишенькой можешь видеться, когда тебе угодно, а меня для тебя больше не существует, — твердо ответила она Левитину и раз и навсегда положила конец его надеждам на возрождение семьи.

Михаил даже не стал рассказывать об этом Сергею, от которого никогда не держал секретов. Отказ Шуры означал проигрыш по одному из немаловажных пунктов, а значит, подмачивал репутацию обновленного Левитина. Ему пришлось смириться с тем, что прошлое никогда не оставит его. Есть ошибки, которые невозможно исправить. Михаил старался изо всех сил, желая наверстать упущенное хотя бы с сыном. Но мальчик держался настороженно, их разговоры скорее напоминали беседу ученика и учителя, потому что редко заходили дальше оценок, полученных в школе. К подаркам сын относился равнодушно, благодарил и словно забывал о них, как о ненужной вещи. Михаил воспринимал это с пониманием. Он запасся терпением, ожидая, пока ребенок изменит свое отношение к нему.

Постепенно налаживалось все: работа, сближение с Мишкой, появились планы на будущее, и им ничто не мешало претворяться в жизнь. Родители тоже перестали его игнорировать. Их снова интересовал поумневший и повзрослевший сын — окончилось время бойкота и непонимания. Теперь по воскресеньям они устраивали для него ужин, каждый раз стараясь удивить его каким-то необычным блюдом. Правда, за этим гостеприимным столом никогда не стояло ничего спиртного — родители выполняли просьбу Михаила. Он не хотел больше превращаться в отупевшее существо, стареющее ускоренными темпами. Он выпил свое. Иногда ему даже не верилось, что шумные застолья могли так много для него значить. Левитин не имел привычки раскаиваться в своих поступках, но что-то похожее на сожаление все чаще наводило на него грусть. При кажущейся бурной и наполненной жизни одиночество лишало его существование уверенности, смысла. Столько бесплодных усилий. Столько ошибок, так мало того, что по-настоящему радует сердце.

Михаил не терял надежду рано или поздно завести семью, детей. Левитина вдруг стала тяготить тишина, в которую он возвращался после работы. Но в то же время, когда он представлял, что в его доме появится новая хозяйка и снова зазвучит детский смех, внутри возникал холодок страха. Левитин боялся, что после стольких лет независимой жизни ему будет нелегко соизмерять свои проблемы, планы, желания с нуждами семьи. Левитин поражался собственной противоречивости. Порой он подолгу стоял у зеркала и внимательно смотрел на свое отражение. Он не мог понять, как в одном человеке может уживаться столько взаимоисключающих черт. Один человек хочет независимости, покоя, отсутствия обязательств, другой тяготится свободой. Михаил чувствовал, что побеждает тот, кому надоела холостяцкая жизнь. Должно произойти что-то значительное, что окончательно подтолкнет его к принятию решения. Левитин перестал понимать себя: те же глаза, волосы, рост и походка, но что-то кардинально меняется внутри, когда жизнь подводит тебя к краю пропасти. Михаил постепенно, маленькими шажками отдалялся от нее. Он верил, что исчерпал лимит своей глупости, и был настроен только на хорошее.

Ждать пришлось долго. Шесть лет Левитин провел, погружаясь с головой в работу. Расширение бизнеса помогало ему не задумываться надолго над тем, что он одинок, что пророческие слова Шуры сбывались. Левитин не считал себя настоящим мужиком, а в окружении не находилось женщины, которую ему бы хотелось сделать счастливой. Может быть, он предъявлял завышенные требования? Но, скорее, дело было в том, что все его короткие романы не отличались глубиной чувств. В общении с противоположным полом он исключил близость душ. Ему то и дело казалось, что новую пассию интересует исключительно финансовый аспект, те блага, которые мог он, Михаил Александрович Левитин, предоставить ей за минуты близости. Недоверчивость его приобретала грандиозные масштабы. Он так накручивал себя, что переставал видеть реальное положение вещей. Порой чистые отношения он воспринимал как искусную игру.

Самым трудным моментом в очередном романе для Левитина был переход к интимным отношениям. Это граничило с комплексом, который он, как мужчина, переживал невероятно тяжело. Он чувствовал себя скованно, каждый раз боясь, что близость с избранницей снова покажет его несостоятельность. А когда все происходило, Левитин не рассматривал близость как первый шаг к новому этапу отношений. Михаил не задумывался сразу о женитьбе, а вот спутницы в определенный момент начинали нервничать. Потом наступал период едва заметного давления с их стороны, и, наконец, отчаявшись связать Левитина супружескими узами, они сдавались. Роман заканчивался одним из вариантов: истерикой, упреками, обвиняющим молчанием, ехидным пожеланием счастья и успехов в личной жизни.

Михаил и хотел, и боялся вводить в дом новую хозяйку. Он взвешивал все «за» и «против», каждый раз склоняясь к пользе холостой жизни. И все-таки Левитин не чувствовал себя уверенным, состоявшимся, проводя долгие годы в одиночестве. Какая-то ущербность, внутренняя надломленность время от времени придавали его жизни серый оттенок. В эти периоды ему казались никчемными все его попытки обрести благополучие, достаток. Мужчине, которому за сорок, мысли о том, что его достижения мизерны, приходят даже тогда, когда внешне в его в жизни царит полный порядок. Рядом преданная жена, здоровые дети, гордые своим сыном старики-родители, на работе давно отлаженный процесс не дает сбоев. А внутри вдруг появляется червоточина, отвоевывающая себе все больше пространства. Процесс разрушения покоя и гармонии стал принимать у Левитина болезненный характер. Михаил приложил столько сил, чтобы изгнать из себя отравленного алкогольным дурманом пессимиста, а теперь он снова пытается пробраться в возрождаемую душу.

Именно в этот момент Михаил встретил девушку с невероятно грустным лицом. Нет, это была даже не грусть, а неописуемое отчаяние, усталость, безысходность, граничащая с тихим безумием. Оно бывает очень заразительным, особенно в стадии безразличия ко всему, что ты не в силах изменить, пережить. Он вдруг увидел в ней себя в то время, когда отчаянно боролся за нового Левитина, подстегиваемого нелестными эпитетами своего лучшего друга. Михаил понял, что эта девушка одинока, ершиста, но более всего нуждается в заботе и внимании. Кроме того, Ксения показалась ему невероятно красивой и незащищенной.

Левитин взял ее бокал, быстро допил минеральную воду и усмехнулся:

— Теперь я буду знать твои самые потаенные мысли, Ксения… — и, чертыхаясь, стал в сумасшедшем темпе одеваться. Он ругал себя последними словами за то, что отпустил одну, не узнав о ней ровным счетом ничего. Это было еще одной непростительной ошибкой. — Старый дурак! Кретин! Как можно быть таким толстокожим… Деньги совал… Господи, как ты можешь терпеть такого кретина?!

Выскочив на улицу, Левитин беспомощно огляделся по сторонам. Еще не проснувшаяся улица была пуста. От Ксении не осталось и следа. Она словно растворилась в воздухе. Где теперь можно искать ее? Неподалеку убирала дворничиха. Продолжая работать метлой, она пристально посмотрела на Михаила, отчего-то покачала головой. Он устало опустился на недавно выкрашенную лавочку и, не найдя в карманах пачки с сигаретами, снова чертыхнулся.

— Держи, — перед самым лицом возникла красная пачка «Примы». Левитин машинально протянул руку и взял сигарету, и только после этого посмотрел на своего спасителя. Это была одетая в оранжевый жилет все та же дворничиха, женщина лет пятидесяти. Она дружелюбно посмотрела на него и протянула коробку со спичками.

— Спасибо, спасибо огромное, — Левитин поднялся, не зная, как еще выразить свою искреннюю благодарность. Вкус табака оказался невероятно крепким, у Михаила даже в горле запершило, но он не подал виду. Женщина продолжала внимательно рассматривать его.

— Что? Упорхнул ангелочек? — усмехнувшись, вдруг спросила она.

— Да, — сдавленным голосом ответил Левитин. Он понял, что она говорит о Ксении.

— Красивая девушка, да только обидел ты ее, по всему видать.

— С чего вы взяли?

— Плакала так горько, чуть сердце не разорвалось, глядя на нее, — покачала головой женщина и вздохнула. — Бабья доля-долюшка — всю жизнь из-за мужика маяться. Что смотришь? Не то говорю?

Левитин снова опустился на лавочку. Ноги стали ватными, в груди разлилась невыносимая боль. Ему показалось, что он вот-вот потеряет сознание. Это была горечь беспомощности, невозможности что-то изменить.

— Я найду ее, — прошептал Михаил и посмотрел на свою собеседницу, озабоченную его проблемой. — Я обязательно найду ее.

— Бог в помощь, мил человек.

— Да, чувствую, что самому мне вряд ли справиться… — Левитин выбросил окурок в мусорный ящик, медленно поднялся, потирая ноги. Он повернулся и направился к подъезду. Михаил чувствовал на себе взгляд дворничихи, но продолжать разговор больше не было сил. Они оставили его, и было невероятно тяжело идти по ступенькам. Левитин мечтал о том, как через несколько минут упадет ничком на диван и забудется в тяжелом сне. А может быть, ему приснится Ксения? Он был бы счастлив. Встреча в ином мире наверняка будет предзнаменованием того, что она обязательно произойдет в реальной жизни.

Михаил подошел к двери, обнаружив, что она распахнута настежь. В спешке он не взял ключей, оставил ее открытой. Левитин усмехнулся. Это так напоминало ему себя, когда ему было чуть меньше двадцати. Ксения заставила его забыть о возрасте, гордости, избавила от комплексов, подарила состояние настоящей влюбленности. Михаил лег на диван, снова улыбнулся. На этот раз улыбка долго не сходила с его лица, и даже уснув, он продолжал улыбаться. Конечно же, его желание сбылось: он видел Ксению, он держал ее за руку. Левитин был уверен, что никогда больше не потеряет ее, ведь это ее он ждал столько долгих одиноких и пустых лет. В его жизни все только начинается, и сознание этого делало его счастливым, пусть только во сне.

Ксения не могла поверить в происходящее. Судьба вдруг решила повернуться к ней блестящей, приглядной стороной, ослепляя и даря одну радость за другой. Во-первых, встреча с Михаилом. Ксения почувствовала, как что-то оттаяло внутри. Она снова смогла думать о самой себе без презрения, была способна двигаться дальше. Словно не было в ее жизни ничего такого, о чем она тщетно пыталась забыть. Круг разомкнулся, давая ей возможность выбрать новый путь.

Она никак не могла поверить, что случайная встреча так изменила ее. Она увидела себя другой его глазами, глазами влюбленного мужчины, не до конца понимающего, что с ним произошло. Это было так приятно. Тебя не использовали как дорогую шлюху, на тебя смотрели с восхищением. Сколько усилий ей стоило не возвращаться больше к кафе. Разрушенное, перестраиваемое новым хозяином, оно отозвалось в ее сердце новой болью, но это длилось лишь мгновение. В следующее она услышала голос, который будет звучать в ее мыслях всегда. В тот вечер она шла прощаться с прошлым, ведомая невидимыми проводниками, а нашла свое будущее. Она была готова шагнуть в него без оглядки, но страх не позволял ей сделать это. Мысленно Ксения снова и снова возвращалась к кафе. Она даже видела новую вывеску с названием, только будто издалека, и буквы не разглядеть. Она останавливалась, осматривалась по сторонам, уверенная, что встретит там Михаила. Он ждет ее, он хочет ее найти. Нет, она не должна позволить ему этого… Они оба не до конца понимают, что происходит, а значит, самое лучшее — исчезнуть, оставив теплые воспоминания. Ксения боялась, что Михаил слишком романтичен, слишком чувствителен. Он, наверное, просто жалеет ее, такую несчастную, с покалеченной судьбой. Может быть, он в душе донкихот? Она не подходит на роль его спутницы. Это должна быть чистая женщина, а в ее короткой биографии слишком много того, о чем не хочется вспоминать.

Ксения хотела сохранить воспоминания о той ночи, пытаясь забыть, как Михаил, пряча глаза, пытался заплатить ей за то, что не имело цены. Она отдала ему свое сердце. Ненадолго попыталась снова ощутить полноту счастья от того, что твое тело в руках мужчины, способного быть благородным, а главное — что он видит в тебе свой идеал. Михаил совершил чудо, заставив ее поверить в собственную непогрешимость. Столько ласковых слов она не слышала от рождения. Он воскресил ее, не осознавая этого. Потому Ксения не держала на него зла за те шелестящие купюры, которые он, стыдясь самого себя, протягивал ей. Сама виновата. Она ведь хотела, чтобы он узнал, что она за птица, — вот он и пытался играть по ее правилам. Реальность смешалась с фантазией, чувственность со страхом одиночества. Она трусливо сбежала, больше всего на свете мечтая остаться. Теперь нужно было поскорее чем-то занять себя, чтобы не сойти с ума от отчаяния. Время шло, а Ксения, заточившая себя в четырех стенах, все еще продолжала жить воспоминаниями о Михаиле. Они затмили все, что было в ее жизни раньше. Лишь иногда Ксения позволяла себе сравнивать произошедшее с тем, что было у нее с Гошей.

— Кажется, я была бы счастлива с ним, так же как с Гошкой… — горечь попранной первой любви прорывалась сквозь густую пелену неудач и ошибок. И иногда Ксении казалось, что она слышит голос Игоря, пытающегося отвечать бурному потоку хаотических мыслей. Его голос был слишком слаб, чтобы она до конца понимала слова. Но она энергетически чувствовала его поддержку. — Я знаю, ты тоже хочешь, чтобы я была счастлива… Это не так-то легко. Я не могу найти в себе силы снова шагнуть в этот мир. Там, за порогом квартиры, все презирают меня. Я сама себя ненавижу…

Самым верным казалось решение навсегда уехать из этого города. Единственное, что ее останавливало, — мама. Ксения не могла отказаться от нее, по сути ставшей чужой, потерявшей рассудок навсегда. Время не воскресило ее ум. Вера Васильевна делалась все более задумчивой, погружаясь в свой призрачный мир все глубже, безвозвратно. Даже врачи с меньшим энтузиазмом принимали от Ксении презенты. Но она не могла не совать им в карманы бесконечные конверты, потому что таким образом успокаивала саму себя.

— Ей недолго осталось, — это были слова одного из врачей, сказанные Ксении еще зимой. — Она отказывается от еды. У нее полная депрессия. Истощение быстро делает свое дело…

В водовороте собственных проблем, бешеном темпе, навязываемом Ритой, Ксения не успела даже до конца осознать услышанное. Она просто выбросила из головы то, что ее огорчало. В ее жизни не могло быть таких слов, как «истощение», «неизбежность». Она шла к исполнению заветной мечты — и никаких других мыслей, способных помешать продвижению вперед. Но ездить к матери она стала уже два раза в месяц. Встречи стоили обеим большого нервного напряжения. Вера Васильевна неуютно чувствовала себя в присутствии незнакомых. Ксения относилась к их числу. После свиданий Вера Васильевна впадала в тяжелое состояние тихой истерии, из которого ее было все сложнее выводить.

— Милочка, давайте не будем травмировать больного человека, — лечащий врач убедительно просил Ксению отказаться от свиданий до лучших времен. Это означало — навсегда. Ксении пришлось смириться с этим.

Город детства с каждым днем терял свою власть над Ксенией. Ей было нелегко возвращаться в детство, отрочество, где все было наполнено недосказанностью, напряженностью. Как будто ей все время хотели и не решались сказать, что она лишняя на этом празднике жизни. Празднике, который всегда проходил мимо, оставляя горечь неисполненных желаний, детских страхов, пронесенных через долгие годы.

Ксения окончательно решила, что началом к претворению своей мечты в жизнь должно быть прощание с городом, где она, по сути, всегда была чужой. Отбрасывая мгновения призрачного счастья, она не долго себя уговаривала. Ксения раскладывала по полочкам детство, первую любовь, первый опыт близости, первое предательство, первую гибель близких людей — в ее жизни было все. Ей стало не по себе от этого списка трагических событий, которыми изобиловала ее судьба. Кроме того, жизнь Ксении была как на ладони — казалось, что все шепчутся, глядя ей вслед. И пугало ее не то, что о ней скажут «проститутка», а ярлык дочери помешанной и отца-самоубийцы. Ксения заглядывала в будущее, в котором надеялась обрести семью, родить детей. Неужели она наградит их такой родословной? Нет. Они не простят ей этого. Она должна начать новую жизнь там, где ее никто не знает. Нужно сделать это если не ради себя, так ради еще неродившихся малышей, чтобы никто и никогда не посмел навесить на них ярлыки. Она должна сбежать из прошлого. Пусть оно останется только в ее памяти — Ксения не теряла надежду, что события будущего своей яркостью затмят его, сделают безликим.

Ксения не могла знать, что в свое время ее мать по этой же причине приехала жить сюда. Наверное, страхи тоже передаются по наследству особыми генами разрушения. Эти гены спят до поры до времени, а потом начинают разрастаться внутри, поглощая жизненно важные. Ксения была готова к бегству. Она вдруг поняла, что ей даже некому рассказать о своем решении. Остались только те, с кем встреча не станет праздником: Любовь Ивановна, Борька, пара девчонок-однокурсниц, с которыми она изредка перезванивалась. Одна, совсем одна… Осознав это, Ксения не почувствовала страха. Напротив, осознание придало ей сил. И тогда судьба преподнесла ей неожиданный подарок. Отвыкшая от этого, Ксения была шокирована. Ранним утром она получила телеграмму со столичным обратным адресом. В ней сообщалось, что Ксения должна приехать, чтобы юридически оформить права на наследство, полученное после кончины деда Василия Петровича Никонова. Впервые она получила известие от родного деда, к общению с которым никогда не стремилась. Впервые узнала девичью фамилию матери и решила, что она звучит гораздо красивее отцовской. До Ксении вдруг дошел смысл написанного: это был счастливый билет в новую жизнь, в столицу, где так легко затеряться, где ее никто не знает.

Она собралась очень быстро. Последней, кого она встретила, спускаясь по ступенькам, была соседка, когда-то дружившая с ее матерью и всегда по-доброму относившаяся к ней самой.

— Уезжаю, — улыбнулась Ксения. — Надеюсь, что больше не буду здесь жить.

— Куда же ты, девочка? — в голосе тети Жени Ксения услышала неподдельную тревогу.

— Я получила наследство.

— Да ну? — усмехнулась соседка, недоверчиво глядя в карие глаза девушки.

— Сундука с бриллиантами, конечно, нет, но есть что-то более важное для меня. Мы еще увидимся. Не поминайте лихом, тетя Женя! — И вечерним поездом Ксения приехала в город, где родилась ее мать.

После общения с нотариусом, адрес которого был указан в телеграмме, она впервые перешагнула порог квартиры деда. Оказывается, он знал о ее существовании. Так почему же столько лет не пытался наладить отношения? Ксения не стала задавать себе вопросы — на них теперь некому было отвечать. Глядя на фотографию красивого седовласого мужчины в траурной рамочке, она не ощущала ничего, напоминающего скорбь. Ксения не знала этого человека, вдруг сумевшего исполнить ее заветное желание. Она ходила по квартире, осторожно прикасалась к вещам. Нашла альбом с фотографиями, без труда узнала своего деда, еще молодого, с задорными, смеющимися глазами, обнимающего красивую молодую женщину с маленькой девочкой на руках. Ксения почувствовала, как слезы неудержимо льются из глаз. Это была частичка прошлого, и о нем с ней никто и никогда не говорил. Словно у родителей не было детства, не было своих родителей, ничего светлого, о чем можно рассказать единственной дочери. Ксения вспоминала напряженную атмосферу отчего дома, с бессильным отчаянием повторяя, что у нее все будет по-другому, совсем иначе. Она создаст семью, в которой каждому будет тепло и уютно. Она приложит силы к тому, чтобы возвращение домой было праздником, чтобы всегда хотелось вернуться.

Время шло, и жаркое лето Ксения встретила единовластной хозяйкой новой квартиры. Это было похоже на сказку, потому что, открывая утром глаза, она не сразу понимала, что проснулась в собственной квартире. Ксения отвыкла улыбаться после пробуждения, а теперь она это делала часто! Заботы о ремонте, устройстве на работу, освоение нового пространства полностью заняли ее мысли. Ксения жила этими неожиданными, приятными проблемами, чувствуя себя как никогда уверенно и спокойно. Она уже не была одинока — ей казалось, что все улыбаются ей вслед, что новые соседи открыты и добродушны. И пусть они заранее простят ее за то, что она никогда не будет с ними до конца откровенной. Ксения закрыла книгу своего прошлого от всех, даже от себя самой. Это было ни с чем не сравнимое облегчение. Иногда летать хотелось, так легко и светло было на душе. Раньше Ксения думала, что она уже не сможет ничего чувствовать. Она боялась, что в душе пусто, как в пустыне, — выжженной горечью, разочарованиями и потерями. Прошлое было попрано, настоящее призрачно, а в будущее Ксения пока не решалась заглядывать.

Судьба приготовила ей еще одну неожиданность, к которой Ксения не была готова. Однако мгновения испуга и паники длились недолго, на их место пришел восторг благодарности. Ксения была уверена, что ангел-хранитель по-прежнему не оставляет ее. Он привел ее к кафе, чтобы там она познакомилась с Михаилом, а теперь она поняла, что ждет от него ребенка.