Голосовавшая девушка подсела в машину в самом центре. По-свойски устроившись рядом, тут же закурила, разговорилась; без церемоний перешла на «ты».
      Ей требовалось попасть в один из окраинных районов города — ехать предстояло полчаса. Тараторить и прыскать смехом светловолосое создание почти не переставало, и с каждой минутой поездки шутки становились откровеннее, пошлее. Пару раз, хохоча, она заправски хлопала ладошкой по предплечью сидевшего за рулем угрюмого мужчины лет сорока; белеющие в полумраке салона бедра, то и дело вызывающе разъезжались в стороны…
      Сдался, не стал сдерживаться и он, — сия кандидатура показалась подходящей. И оставив рычаг переключения скоростей, мужчина, словно нехотя, дотянулся до левой ножки…
      Ножка податливо двинулась ближе; ощущая приятную гладкость кожи, рука его скользнула вверх, задирая подол и без того коротенькой юбчонки; нащупала тонкое нижнее белье… Эти прикосновения, наконец, заставили ее замолчать, прикрыть глаза и ответить глубоким возбужденным дыханьем.
      Так и пришлось владельцу иномарки свернуть в глухой забытый тупичок…
      Смазливая девица постанывала и судорожно сжимала холеными пальчиками мужское бедро. Он же равнодушно взирал в темноту позднего вечера, будто не замечая светловолосой головы, монотонно сновавшей вверх-вниз. На лице его царило бесстрастие…
      — Послушай… милочка, — коснувшись ее спины, негромко произнес он, — ты еще не устала?
      — Нет. А что? — подняв лицо, удивленно спросила незнакомка.
      — Предлагаю прерваться на перекур.
      — Не откажусь, — согласилась она, и с надеждой добавила: — А потом переберемся на заднее сиденье — там удобнее. Согласен?..
      — Конечно, — вымученно улыбнулся странный мужчина и незаметно застегнул молнию брюк.
      Выудив откуда-то пачку тонких дамских сигарет и, слегка приоткрыв ее, предложил попутчице.
      — О!.. Дорогие, — оценила та, прикуривая от подставленной зажигалки.
      Он заодно подпалил и свою сигарету — из другой, обычной пачки. Затем обратил неуверенный взор на магнитолу, точно видел ее впервые; осторожно нажимая кнопки, отыскал подходящую станцию, отрегулировал громкость…
      А через пару минут стал поглядывать на подозрительно притихшую девчонку, расслабленно устроившую затылок на удобном подголовнике.
      Угнанный часом раньше автомобиль осторожно сдал назад и, выехав из темного закоулка, исчез на оживленных улицах ночного города. На пыльном асфальте — рядом с тем местом, где только что стояла иномарка, в неестественной позе остался лежать человек.
      Легкий ветерок слегка поглаживал светлые волосы молодой женщины. Глаза с густо подведенными ресницами были широко открыты, а сердце билось все реже и слабее…
      И вот, наконец, последний еле различимый выдох поставил точку в ее короткой, сумбурной жизни.

* * *

      Прочитав всплывшее на мониторе послание, Гроссмейстер прикрыл утомленные глаза и пару минут сидел неподвижно…
      ОНА писала о нежданных гостях, заявившихся до неприличия поздним вечером; о желании их скорейшего ухода. Извинялась, обещала скоро выйти на связь и завалить его письмами — лишь только наступит ночь. Говорила: мысленно подгоняет время, чтобы поскорее стих за дверью шум неугомонной компании, а муж неверною походкой отправился в спальню…
      И он приготовился ждать. Сначала вяло сопротивлялся назойливым мыслям о веселье, в котором ОНА, вероятно, принимает живое участие; затем невольно встряхивал головой, отгоняя кошмарное видение пристававшего к НЕЙ с нетрезвыми ласками мужа…
      Дабы отвлечься, занялся работой. Но того занятия хватило на минуту — взгляд норовил уплыть в сторону от светлого прямоугольника, утонуть в ночном безмолвии за окном…
      Наконец, из кабинетного полумрака будто подсказывая спасительное решение, проступило пестрое пятно с рядами застывших черно-белых фигур.
      Щелкнула настольная лампа, и косой желтый луч тотчас осветил шахматную доску, всегда в готовности живущую на самом краю письменного стола. Доска находилась справа от монитора — так было удобнее считывать ходы с экрана и одновременно двигать деревянную рать. Издавна обитая в этой старой квартире и работая в небольшом кабинете, выходившим окном на улицу Красных фонарей, мужчина посредством Интернета наведывался в закрытый шахматный портал для избранных мастеров, выбирал самого искусного соперника и затевал долгую партию…
      Игра особенно спасала в часы треволнений, после неудач и неурядиц. Шахматы он боготворил, а они, отвечая преданной любви, отвлекали, уносили от бренных забот, дарили покой.
      В шахматах он преуспел — мало кому из партнеров удавалось взять над ним верх. Побеждая, Гроссмейстер расслабленно откидывался на спинку кресла; улыбнувшись, писал в поле программы короткую ремарку — благодарил поверженного соперника и с новыми силами брался за работу.
      Однако случались и поражения. Редко. Крайне редко. Но все же случались. И в эти мучительные минуты вступала в исключительные права необычность оценки неудачной игры — неуемной фантазией завладевало придуманное им же Правило.
      Жестокое и беспощадное Правило.

* * *

      Прелюдии к чужой смерти проистекали по-разному. Все зависело от собственного расположения духа; от внешности, от поведения будущей жертвы.
      На сей раз завладеть чужой машиной не удалось, однако осечка ничуть не выбила из колеи, не расстроила планов. Он умел надевать перед знакомством любую маску и с легкой непринужденностью становился серьезным, внимательным кавалером или неотразимым ловеласом, с нахальным обаянием атакующим подвернувшуюся красотку.
      Жгучая брюнетка повстречалась неожиданно и скоро.
      Одного беглого взгляда хватило сполна, чтобы понять настроение, уяснить намерения стройной привлекательной особы. Она была не из тех, что обитают на бесчисленных «стойбищах» улицы Красных фонарей в ожидании «голодных» клиентов. Ее не интересовал заработок. Ее влекли приключения, неизвестность, новизна ощущений. И это устраивало сорокалетнего мужчину — заурядных уличных шлюх он не переваривал и отвергал их участие в своих замыслах.
      На вежливый вопрос о месте нахождения элитного кафе, в сторону которого и двигалась темноволосая молодая женщина, последовала небольшая пауза, ушедшая на исследование вопрошавшего незнакомца. Она неспешно осмотрела его рослую фигуру, чуть придержала взор на приятном лице, незаметно вдохнула стойкий аромат мужского французского парфюма.
      И томно опустила ресницы:
      — Нам по пути. Пойдемте…
 
      В кафе они просидели около двух часов и на залитое неоновым светом крыльцо вышли близкими друзьями, с созревшим желанием поскорее стать любовниками.
      — Я живу рядом, — прошептала она, беря мужчину под руку, — и кофе готовлю не хуже здешнего. Хочешь попробовать?
      — С удовольствием, — одарил он ее теплой улыбкой и с нежной благодарностью сжал прохладную ладонь.
      Войдя в квартиру, она не поспешила выполнять обещание — обоим вдруг стало не до кофе…
      Да, случались в его практике и страстные прелюдии к смерти.
      Стоило черному ночному небу окраситься в серый утренний цвет, мужчина осторожно, дабы не разбудить обнаженную красотку, поднялся с широкой кровати и нашел одежду. Скоро на подушке возле женского лица покоился крохотный пузырек, рьяно источавший дурманящий запах летучего вещества.
      Он успел покурить, аккуратно стереть отовсюду, к чему прикасался, отпечатки. Потом выудил из кармана пиджачной пары миниатюрную коробочку; ловко заправил прозрачной жидкостью одноразовый шприц с самой тонкой иглой на конце. И, отыскав на теле крепко спящей брюнетки неприметное местечко, исполнил задуманный план.
      Перед тем как навсегда исчезнуть из уютной квартирки, наклонился и поцеловал милую партнершу по сексуальному приключению, проснуться которой, уж было не суждено…

* * *

      Сегодняшняя партия, затеянная в ожидании ЕЕ писем, не заладилась с самого начала. Он чувствовал, понимал: нервы напряжены до предела. Из-за долгого молчания любимого человека; из-за огромного, разделявшего их пространства; из-за неуверенности в счастливом исходе зыбких отношений…
      Каждый раз, обдумывая очередной ход, Гроссмейстер то и дело отвлекался: проверял почтовый ящик, переживал его пустоту, гадал о причинах и гнал точившую ревность. Гандикап великого шахматного таланта позволял в любую минуту переломить поединок, лишь стоило оградить себя от посторонних мыслей. Собравши волю в кулак, он и в самом деле взялся за эндшпиль — наметил хитрую комбинацию из остатка фигур и стал стремительно воплощать мастеровитый замысел…
      И воплощал до той поры, пока не вздумал сызнова обратиться к «Входящим».
      В папке лежало ЕЕ свежее письмо.
      И все перемешалось — расчетливые ходы стройной тактики мигом растворились в возможных ответах противника; логика задуманной комбинации утеряла ясность. Душой завладело трепетное предчувствие; подрагивая от нетерпения, указательный палец щелкал по клавише мыши…
      «Прости, я на минутку.
      Пожелать тебе спокойных снов.:)
      До завтра. И… не обижайся»
      Он долго сидел в необъяснимом оцепенении, не веря своим глазам. В памяти с вальяжной фанаберией, точно издеваясь над ним, проплывали красноречивые обещания из предыдущего письма…
      — Спокойных снов, — усмехнулся Гроссмейстер, очнувшись от тягостного забытья.
      Он не знал покоя ни во сне, ни наяву с тех пор, как познакомился с НЕЙ. Потому сие пожелание вкупе с ехидно улыбавшимся смайликом сейчас показалось особенно циничным.
      В кабинетном сумраке встрепенулось пламя зажигалки, затлел огонек сигареты, к монитору поплыл синеватый дым…
      Водрузив на голову наушники, он наобум ткнул курсором в какую-то композицию…
      «Солнце светит мимо кассы,
      Прошлогодний снег еще лежит…»
      Шахматное поле из теплого дерева аккуратно упрятывало под собой ровный квадрат мягкого зеленого сукна, нарочито выказывая взамен правильную рябь черно-белых клеток. Следовало закончить партию — оппонент томился в ожидании ответного хода.
      А ситуация на доске складывалась запутанной и такой же безнадежной, как отношения с НЕЙ…
      «…Все на свете из пластмассы,
      И вокруг пластмассовая жизнь…
      Тянутся… хвосты…»
      Мастер сделал свой ход, почти не задумываясь. А, исполнив его, внезапно осознал, что окончательно упустил преимущество.
      Через несколько минут соперник без труда свел партию к ничьей.
      И в тот же миг внезапная догадка, давненько тлевшая в укромном уголке сознания, вспыхнула и раскаленной иглой пронзила сердце. «Все правильно!.. Гости, застолье, алкоголь… — позабыв поблагодарить оппонента, он отвернулся от монитора и поджег новую сигарету. — Гости ушли и теперь ОНА во власти вожделений мужа. И, возможно, своих… Все правильно! Потому и попрощалась в самом начале ночи, а не под утро, как обычно…»
      Сразу же вспомнились и предыдущие, внезапные исчезновения его бесценной и единственно любимой женщины с точно такими же игривыми короткими извинениями и с неизменными пожеланиями приятных снов. Торопливая веселость, что сквозила в тех коротких записках, теперь представлялась частью издевательской игры. Да и себя он вдруг ощутил удобной игрушкой — этаким стойким оловянным солдатиком, что бессменным постовым торчит у монитора, без конца проверяет почту и готов в любую удобную для НЕЕ минуту подхватить беседу.
      — Но ведь человек в ответе за того, кто любит его больше жизни, — шептал мужчина, выдвигая ящик письменного стола. — Да-да, в ответе!.. Если, разумеется, сам хоть немного любит. А иначе… Иначе можно поступать и так…
      И перекатывая в ладони игральную кость — обычный белый кубик с черными углублениями на гранях, на память процитировал ЕЕ последнее письмо.
      Ничья в шахматной партии по его Правилу приравнивалась к поражению. И сейчас следовало определить цвет нынешней неудачи. Цвет мог быть либо белым, либо черным. В тех редких случаях, когда Гроссмейстер признавал победу соперника, цвет определялся мастью его проигравших фигур. Сейчас все зависело от заветного кубика — нечетное число означало белый; четное — черный.
      Кость покатилась по бархатистому сукну. Гулко стукнулась о край доски, отскочила; вильнув в сторону, описала дугу…
      Мужчина с ледяным спокойствием провожал взглядом замысловатое движение.
      Задев авторучку, кубик волчком завертелся на одном месте. Наконец, утратив энергию, замер.
      Застыл, безмолвно взирая на результат, и Гроссмейстер… Такого в его практике еще не случалось — кубик не лежал плоской гранью на столешнице, а необычным образом остановился на своем овальном, чуть срезанном углу.
      Недоуменно качнув головой, хозяин кабинета ненадолго вышел и вернулся, неся в руке две бутылочки пива. Снова усевшись в кресло, для чего-то срезал бритвой уголок этикетки на одной из бутылок и аккуратно открыл ее же пробку. После чего взгляд его нашел на столе упаковку сильнейшего снотворного…

* * *

      — Расчехляйся, — экономя дорогое время, бойко скомандовала жрица любви.
      Однако сидевший за рулем автомобиля мужчина не поспешил подчиниться.
      — Послушай, — с неохотою молвил он, — а давай-ка, просто посидим без исполнения твоих… обязанностей.
      — Это как? — изумилась девица.
      — Да вот так. Посидим в уютной темноте, покурим, помолчим… Сколько твоего времени я оплатил?
      — Ну… обычно за такую сумму мы работаем с клиентом не более часа.
      — Вот и отлично, — кивнул странноватый мужчина.
      Выудив из-за спинки правого сиденья две бутылочки пива, с неторопливой внимательностью осмотрел одинаковые этикетки, точно выискивая известную лишь ему особенность и… поддев пробку зажигалкой, решительно протянул открытую емкость миловидной соседке.
      — Угощайся. Надеюсь, не возбраняется на работе?..
      — Без проблем, — довольно отозвалась та, с наслаждением сделав первый глоток.
      Мужчина последовал ее примеру и приложился к горлышку второй бутылки.
      — А бандерше своей… или как там ее величают?.. — улыбнулся он, — скажешь, мол, обслужила. Клиент доволен.
      — Как хочешь. Хозяин — барин, — пожала плечиками шатенка.
 
      Он высадил «ночную бабочку» в том же месте, где и подобрал часом раньше — на одном из перекрестков улицы Красных фонарей.
      Скоро машина свернула во двор его дома, нашла ярким пучком фар свободную стоянку; двигатель затих, погасли габаритные огни. Однако сам Гроссмейстер не торопился покидать салона. В правой руке снова оказалась небольшая бутылочка с еще недопитым светлым пивом.
      Мысли настойчиво возвращались к далекой любимой женщине, уж верно спавшей после бурных, любовных утех…
      На самом деле он никого не убивал. Никогда в его доме не водилось эфира, шприцов, ядов, отравленных сигарет и прочих опасных для человеческой жизни вещиц. Все это, включая придуманное шахматное Правило, лишь возгоралось ослепительным, да недолгим пламенем в воспаленных, болезненных фантазиях. Чужая смерть, даже от начала до конца вымышленная, всегда доставляла неистовое душевное страдание — ими он и наказывал себя за допущенные ошибки в партиях, приводившие к редким, досадным поражениям.
      Но сегодня, доведенный до отчаяния, Гроссмейстер впервые решился исполнить Правило до конца, до его логического финала. Проклятый кубик не показал определенного результата, и жертвой не могла стать ни блондинка, ни брюнетка. Потому и выбрал третий вариант — искал нечто среднее, неопределенное. Шатенку…
      Практики уличных знакомств он не имел; различные маски искусно надевал исключительно в причудливых химерах; да и автомобилей до сего дня угонять не доводилось. Оттого, пребывая в сумрачном настроении, колесил по ночному городу на своей машине… Пару раз везло — взгляд натыкался на молоденьких девочек с нужным цветом волос. Но стоило сбросить газ, как душа холодела от мысли, что сердце одной из них перестанет биться по его злой воле.
      И все же выбор сделать пришлось. Деваться было некуда — тормознув на светофоре, он опустил стекло правой дверцы и призывно махнул шлюхе с желтовато-каштановой копной на голове. Этих дамочек он не переваривал, потому и принял такое решение.
      Подготовиться к исполнению Правила оказалось несложно. Изощренных способов убийства не нашлось. Да и к чему было изощряться?.. На столе уж с месяц валялась упаковка сильнодействующего импортного средства, купленного в аптеке для обуздания невыносимых бессонных ночей. Тех ночей, что не мог пережить из-за сквозившего довольства в ЕЕ коротких записках, предварявших стремительный уход.
      Горсть таблеток исправно растворилась на дне вновь закупоренной пивной бутылки. А нарядная этикетка должна была известить о смертельной опасности отсутствием аккуратно срезанного уголка…
      Опустив стекло, он с невероятным наслаждением выкурил сигарету, допил последний глоток пива. Еще разок пристально взглянул на бутылку, удовлетворенно кивнул и, пристроив затылок на мягком подголовнике, прикрыл глаза. Губы тронула счастливая улыбка — сознанием вновь завладевали воспоминания о НЕЙ…
      Пустая стеклянная посудина выскользнула из ладони и упала на резиновый коврик. Прокатившись вперед, вернулась обратно и застыла этикеткой вверх, словно нарочито выставляя напоказ ее неприметный изъян…
      Улыбка так и не сошла с мужского лица. Лишь теплый ночной ветерок, врываясь в салон сквозь приоткрытое окно, нежно трепал его густые волосы.
      Цвет волос у Гроссмейстера был странным — ни блондин, ни брюнет. Нечто среднее, неопределенное. Шатен…
 
       Март 2006 г.