— Ну, с наступающим вас, коллеги, — негромко поздравил подчиненных командир и проглотил свою порцию алкоголя.
      Чиркейнов с осторожностью протянул руку и с благоговением погладил чехол с музыкальным инструментом…
      — Костя-майор, — нерешительно прошептал он, — тут кто?.. Не дечиг ли, случайно?
      — Дечиг.
      — Ты долго несешь его, — задумчиво проговорил Ризван Халифович, — и относишься, как я заметил, очень бережно, точно к ребенку. Верно, любишь инструмент, и пользоваться умеешь, а?
      — Музыкальные инструменты действительно люблю, — улыбнулся Яровой и не преминул воспользоваться выражением деда: — А на дечиг-пондаре играю самый мал-чуток.
      Бесцветные глазки табарасана радостно вспыхнули.
      — Сыграй, Костя-майор! Нас ведь здесь — в низине среди гор, никто не услышит.
      Через минуту инструмент был расчехлен; офицер ласково провел ладонью по грифу и заиграл…
      Сначала он исполнил кавказскую народную мелодию. На струны простенького инструмента та легла отменно — верно и создавалась под что-то похожее. Затем попробовал воспроизвести нечто другое — танго, на первый взгляд, казалось бы, совершенно к дечигу не подходящее. Однако и оно вышло завораживающе, пленяя слух хорошим ритмом и прекрасными созвучиями.
      Улем с инженером, затаив дыхание, внимали мастерской игре, и даже Павел на какой-то миг забылся, отвлекся от сторожевых обязанностей, прислушиваясь к негромкой, льющейся снизу мелодии. А Константин, мутно взирая на пляшущие языки пламени, перебирал струны, и вспоминал… Вспоминал, как еще недавно в один из вечеров они сидели с Эвелиной в его служебной квартирке, и он впервые исполнил это произведение, написанное и посвященное ей. С замирающим от волнения сердцем вспоминал и первую с ней близость, произошедшую в ту же ночь…
      Когда утих последний аккорд, все четверо долго сидели неподвижно, и каждый думал о чем-то своем…

* * *

      Ранним утром первого января офицер встал со свернутого спального мешка, сидя на котором обозревал округу в качестве дозорного и направился будить Павла. Часа в три ночи, когда Ниязов ушел отдыхать, он разглядывал склон противоположной возвышенности в окуляр ночного прицела и вроде бы узрел малоприметное движение. Вначале майор хотел вернуть снайпера, да сходить туда — проведать обстановку, но повторное изучение склона с помощью оптики успокоило, навеяв мысль об ошибке.
      И все ж утром какое-то смутное подозрение заставило действовать…
      Старшина поднялся до «наблюдательного пункта», зачерпнул рукой горсть снега и растер ее по своему лицу.
      — Все, Евгеньевич, я в полной форме — готов к труду и обороне, — кивнул он командиру, принимая обязанности дозорного.
      Прихрамывая, тот медленно прошелся по дну овражка и стал постепенно забирать в гору, держа наготове бесшумный автомат. Вот кривая граница редколесья, шедшего узкой полосой поперек склона, осталась позади. Снег среди частокола кедровых стволов стал глубже, темнее — цвет его из ярко белого превратился в сизо-голубой. Вот и кустарник, за которым мелькали причудливые ночные тени. Яровой обогнул пучки торчащих из сугроба ветвей и вдруг замер… Снег за кустом был основательно вытоптан; множество следов оставили посреди ровной нетронутой глади несколько пар человеческих ног.
      Внезапно Косте почудилось, будто в этот миг за фигурой его, одиноко стоявшей посреди кедрача, кто-то пристально наблюдает. И не просто наблюдает, а скользит по телу прорезью прицела, тщательно подбирая место, куда следует всадить пулю. Палец же стрелка неотвратимо давит на спусковой крючок…
      Не меняя позы, сотрудник «Шторма» осторожно поднял взгляд и еще раз тщательно осмотрел пологий откос.
      Вокруг не было ни души.
      Чуткий слух также не улавливал ни единого звука в потрясающей тишине, окутавшей и гору, и ее подножие. Тогда спецназовец опустился на здоровое колено, изучив утрамбованный участок, обнаружил несколько окурков, а потом двинулся в том направлении, куда посреди ночи ушли неизвестные люди.
      Прилично пропетляв между деревьев по глубоким сугробам, он утвердился во мнении: неизвестных гостей было минимум шестеро, и, по крайней мере, некоторые из них несли с собой оружие — отпечатки стоп частенько чередовались с овальными следами от ружейных прикладов. Но самое досадное открытие Константин сделал позже, когда обернулся к низине и припомнил, каким путем добиралась сюда его группа. Оказалось, что незнакомцы двигались чуть выше и параллельно. И вполне возможно — в то же самое время…
      Из всего этого напрашивался скверный вывод о скрытой слежке за разведгруппой.
      «Наверняка «пришельцы» видели огонь костра, слышали игру на дечиге… Но почему тогда, имея численный перевес и тактический выигрыш благодаря фактору внезапности, на нас не напали и не перестреляли ночью? — недоумевал командир отряда, возвращаясь к отдыхавшим товарищам. — Совпадение или кем-то задуманная тонкая игра?»

* * *

      Позавтракав, все четверо готовились отбыть дальше на юг. Но едва Костя затушил сигарету и набрал в легкие воздуха, дабы поднять группу для следующего затяжного перехода, как с дозорной позиции раздался предупреждающий сигнал — тихий и отрывистый свист. Автомат тотчас оказался в руках майора; правая ладонь коротким движением освободила затвор от предохранителя, а взгляд уж пытал снайпера о причине внезапного беспокойства. Пашка повел «винторезом» на запад и поднял вверх три растопыренных пальца…
      «Чужие. Три человека», — перевел Яровой, поворачиваясь к улему с инженером и знаком приказывая затаиться.
      Всматриваясь в указанном направлении, он приник к стволу ближайшего кедра. Присев у черневшего кострища, замерли и Чиркейнов с Бергом…
      Тем же логом, криво уходившим куда-то на запад и упиравшимся чуть ли не в нависший над горизонтом Казбек, к разведгруппе приближались трое мужчин. Один совсем уж в возрасте, второй лет под тридцать, и третий — плюгавый низкорослый подросток. Петляли меж деревьев неспешно, обстоятельно — видать, рассчитывая силы на долгий путь; в руках держали сучковатые палки — помогали ими передвижению по давнишнему, слежавшемуся снегу; вместо оружейных стволов с плеч свисали простенькие котомки.
      Уходить и прятаться времени не оставалось, да и теплое кострище со свежими следами вокруг, непременно выдаст.
      И тогда Костя шагнул им навстречу:
      — Далеко ли идем, граждане?
      Те, напугавшись, остановились; растерянно переглянулись… И в ту же секунду от внимательного взора спецназовца не ускользнуло мимолетное движение плюгавого парня. То было даже не движение, а, скорее намерение или непроизвольное сокращение мышц правой руки, дернувшейся за спину, где обычно висит оружие.
      — Будем изображать глухонемых? — усмехнулся офицер, приподнимая «вал».
      — Два быка… Два быка гнать в Видучи. Там продавать, — заспешил с ответом пожилой мужчина и махнул палкой назад.
      — Откуда гнали?
      — Из Шарой быка гнали… Из Шарой.
      Теперь тонкий конец его палки качнулся вперед.
      «Странный маршрут. Какая-то неувязочка у вас, господа колхозники, — подумал Яровой, — вы бы еще через Грузию с Арменией поперлись!..»
      — Ну что ж, — отступил он на шаг в сторону, уступая тропу, — милости просим к нашему костерку. Погас, правда, огонек, да все одно погреться еще можно. Прошу…
      Кажется, из троих русский язык немного понимал только один. Пожилой мужчина что-то негромко сказал двум молодым напарникам, и чеченцы поочередно прошли мимо сотрудника «Шторма». Каждого он осмотрел со спины, а позже, когда те уселись рядком и о чем-то завели мирную беседу с улемом, пытливый взгляд его заскользил по одежде, обуви, рукам и поклаже незнакомцев. Снайпер не покидал дозора и предусмотрительно не обнаруживал своего присутствия, держа, вероятно, путников на прицеле. Добряк инженер, позабыв о сизо-лиловой расцветке собственного лица, разворошил горячую золу, подогрел воду, заварил чай, подал три кружки гостям, а майор все ощупывал и ощупывал их придирчивым взором, отчего-то не произнося ни слова…
      — Говорят: совсем голодно в селах; жалуются… — покачал головой богослов, обращаясь к не то к Яровому, не то к Бергу. — Осенью мал-чуток денег подкопят — до Курбан-байрама проживут. А потом идут продавать последний скот…
      Артем Андреевич шмыгал носом и, опустив голову, копошился над ранцем. Потом поднялся и протянул бедным сельчанам по бутерброду с мясным паштетом. Те немного оживились, закивали, отрывисто заговорили на своем языке — должно быть благодарили. Табарасан вновь пустился в расспросы, а старейший из путников отвечал степенно, с достойною миной, поглаживая квадратную бороденку. Лишь один командир спецназовцев, вдруг потеряв всякий интерес к пришельцам, стал безразлично оглядывать округу: повел взглядом вправо, влево; ухватил незаметную фигуру Павла, застывшего с винтовкой наготове и не забывавшего так же поглядывать по дальним сторонам…
      — У меня есть сушеное мясо, — спохватился Чиркейнов, оборачиваясь к ранцу, что лежал возле молчаливого офицера.
      Однако, разбираясь с мешочками, улем вдруг скосил взгляд к Яровому и таинственно зашептал:
      — Костя-майор, они не из Шароя! Шарой рядом с Дагестаном и я многих оттуда знаю! Я поинтересовался: как здоровье муллы Атисова. Того Атисова, что прошлой зимой отправился на Суд к Всевышнему. А старший ответил: живет и здравствует Атисов!..
      — Я давно догадываюсь, кто они, Ризван Халифович. Не беспокойтесь, — так же тихо успокоил его спецназовец.
      Табарасан лишь добавил еще одно звено к тем доказательствам, что с относительной легкостью и быстротою сложились в его голове в цепочку неопровержимых фактов. И, повернувшись к пожилому продавцу крупного рогатого скота, он внезапно полюбопытствовал:
      — А что это у вас с рукой, уважаемый?
      — Какая? — не понял тот.
      — На тыльной стороне вашей правой ладони, что за пятнышки?
      Чеченец недоуменно осмотрел свою ладонь со всех сторон, вероятно не очень-то соображая, которая из них тыльная и пожал плечами:
      — Не пойму, какая пятна?!
      — Вот эти маленькие черные точки? — указал Константин на редкие темные крапинки, в беспорядке покрывающие основание большого и указательного пальцев. — Откуда они?
      — Мой не знает… — абсолютно искренне выпучил глаза муслим.
      — Что ж, придется объяснить, — усмехнулся офицер и, не сводя глаз с собеседника, немедля приступил: — Видите ли, вы, возможно и не замечали, но… при стрельбе из боевого оружия, малая часть пороха не успевает сгорать в патроннике и стволе. А потому вылетает вместе с использованной гильзой вправо, оставляя, разумеется, следы на правой руке стрелка. Именно такие следы, похожие на мелкие крапинки. Каждый раз, когда я возвращаюсь с Кавказа, моя правая ладонь, представьте, выглядит точно так же. Что скажете, уважаемый, в свое оправданье?
      «Уважаемый» хлопал глазами, видно, проявив смекалку, и поняв на сей раз чуть больше чем было сказано, а именно то, что ежели не отыщет слов в оправдание, то непременно будет расстрелян этим проницательным и решительным молодым человеком. Потерянный и встревоженный вид пожилого чеченца к тому же навел панику и среди молодых единоверцев. Те заерзали; позабыв о чае и бутербродах, переглядывались и выдавали явное беспокойство.
      — Я ходить в горы… — сглотнул вставший поперек горла ком пожилой, — стрелять охотничье ружье.
      — Не прокатывает, — отверг сию версию русский офицер. — Порох в охотничьих зарядах другой, да и весь без остатка стволом выходит — нету там затвора. Или жители бедных чеченских сел используют самое современное нарезное промысловое оружие, по три тысячи долларов за ствол?
      Теперь уж ответа и вовсе не последовало.
      — К тому же, как я успел заметить, на руках ваших попутчиков абсолютно идентичные отметины, а одежонка справа в районе задниц весьма потерта и потрепана прикладами… Ладно, с этим ясно, — кивнул Яровой на возрастного кавказца и распорядился: — Ризван Халифович, прикажи-ка вон тому расстегнуть верхнюю одежку.
      Богослов передал приказание; тридцатилетний чеченец ткнул кружку с остывшим чаем в снег, встал и безропотно распахнул телогрейку, обшитую сверху грубой серой холстиной. Под телогрейкой обнаружился светлый шерстяной свитер крупной вязки, заправленный в старые брюки военного образца. Засаленные брюки были туго подпоясаны черным кожаным ремнем. Кавказец высоко задрал руки и без команды обернулся на триста шестьдесят градусов, всем видом демонстрируя отсутствие оружия и ярую приверженность к пацифизму. Выполнив сию манипуляцию, убедительно уставился на чрезмерно подозрительного спецназовца…
      — Пусть вытащит свитер из брюк, — мрачным голосом продолжал Костя.
      «Сельчанин» повиновался.
      И снова улем с инженером, будто исполняя обязанности присяжных в зале суда, услышали вывод главного обвинителя:
      — А этот хмырь, помимо автомата на плече, носит за поясом пистолет. Видите: слева на светлой шерсти у талии отчетливо проступает потемневшее пятно? Это следы от ружейной смазки; масло это с одежды вовек не смыть, не отстирать.
      Богослов не стал переводить сурового вердикта, да кавказец, видно, и без перевода догадался о сказанном — понурив голову, заправил в штаны свитер, накинул телогрейку и, не застегивая пуговиц, уселся на прежнее место. Взгляд его суматошно метался из стороны в сторону…
      — А ты чего примолк, плюгавый? — сотрудник «Шторма» в упор воззрился на подростка, да так сверкнул глазами, что тот съежился от страху.
      Через минуту пацан стоял по пояс раздетый, а Константин, указывая толстым стволом автомата на правое плечо юного бандита, просвещал гражданскую половину разведгруппы:
      — Перед вами молодой «Ворошиловский стрелок», использующий старенькую снайперскую винтовку СВД или одну из модификаций устаревшей винтовки Мосина. А может быть, что совсем уж маловероятно — антикварный английский «бур». Только мощное оружие с сильной отдачей оставляет прикладами на теле новичков продолговатые синяки. Таковой на его правом плече вы и изволите наблюдать.
      — Не убивай! — вдруг взвизгнул пожилой чеченец, стоявший до сей поры как изваяние, и с мертвенной бледностью на лице наблюдая за происходящим.
      Он брякнулся на колени и подполз на четвереньках к русскому офицеру.
      — Не убивай, руса!! Или стреляй меня одного!.. Все тебе расскажу! Все что знаю, только их не трогай! — махнул он грязной и мокрой от снега рукой на двух своих единоверцев, — Аллахом тебя заклинаю!.. Сыновья они мои. Не убивай…
      Молодые кавказцы взирали на отца широко раскрытыми глазами, видимо только в эту трагичную минуту до конца осознав весь ужас своего положения.
      Презрительно усмехнувшись, Яровой кивком приказал главе семейства сесть напротив и сухо изрек:
      — Выкладывай, старик: куда, к кому и с чем послан? Советую говорить правду — сказанное тобой обязательно проверю. А потом решу, как с вами поступить…
      После недолгого допроса, Константин поднялся и бросил через плечо:
      — С нами пойдете. Павел, вяжи их в одну связку, пора уходить с этого места. Часа через два устроим привал с обедом и пошлем донесение нашим друзьям на север.

Глава третья

Глава четвертая