Эта история началась с того, что я проспала первый урок. Обычно по утрам меня будят родители. А тут они, как нарочно, одновременно уехали в командировку. Маман укатила в Крым, а папочка улетел в Нарым. Или наоборот?..
      В общем, не важно.
      Короче, я осталась дома одна и благополучно продрыхла до девяти утра. Когда я проснулась, часы показывали две минуты десятого. Конечно, можно было вскочить, быстро собраться и помчаться в школу. Тем более что школа находилась в двух шагах от моего дома. Но на фиг мне это надо?..
      По расписанию первый урок-химия. А химичка – страшная зануда. Она обязательно начнет возникать. А раз так, то какая разница – выслушивать ее нотации за пять минут опоздания или за двадцать пять. Один черт.
      «Опаздывать так опаздывать! – решила я. – Приду к самому концу урока».
      Хорошо бы, конечно, вовсе не ходить на первый Урок. Но сегодня химичка должна была объявить результаты контрольной работы. А я сдала чистую тетрадь. Вернее, не совсем чистую. Заголовок я все же написала: «Контрольная работа». Но дальше заголовка дело у меня не пошло.
      А все из-за этого дурака – древнекитайского философа Чжуан Цзы. Тут по ящику недавно фильм про него показывали. Полнейшая чушь. Но одна фраза мне понравилась. Чжуан Цзы советовал своим ученикам: «Если сомневаешься, делать тебе что-либо или не делать, – лучше не делай». А я как раз сомневалась, делать домашнее задание по химии или нет. Ну и не стала.
      И вдруг – контрольная. И, как назло, заболел мой приятель и сосед по парте Володька Воробьев, у которого я всегда списывала. А больше и списать-то не у кого.
      Впереди меня сидели двоечники братья Тупицыны. А позади – круглая отличница Элька Синичкина. Задавака, каких свет не видывал. Каждое лето она вместе с родителями отдыхала то ли на Канарских, то ли на Балеарских островах. И по этому поводу вечно задирала нос. А уж когда ее пригласили поработать фотомоделью в Доме моделей, Элькин нос и вовсе в потолок уперся.
      Меня, между прочим, тоже приглашали работать. Правда, не в Дом моделей, а в уголовный розыск. Начальник МУРа так мне прямо и заявил: «Приходи, Мухина, к нам на Петровку опером работать. Не пожалеешь. У нас куча всяких льгот. К примеру, если тебя убьют в перестрелке, то похороны будут с оружейным салютом и за государственный счет…»
      Вы спросите: почему нас с Элькой, двух девчонок-восьмиклассниц, пригласили работать?.. Все очень просто. Синичкину позвали в Дом моделей, потому что у нее талия как у осы и ноги чуть ли не от самой шеи начинаются. Ну а меня в МУР позвали, потому что я раскрыла несколько загадочных преступлений.
      Вспоминая об этом, я прямо обалдеваю от собственных приключений. Честное слово. Опасности подстерегали меня буквально на каждом шагу. Я крутилась как вентилятор, носилась как реактивный истребитель и разгуливала под бандитскими пулями, словно под проливным дождем… Когда я рассказала о своих похождениях в классе, у всех челюсти до колен поотвисали.
      У всех, кроме Синичкиной.
      Эта воображуля чуть от злости не лопнула, увидев, что меня слушают, разинув рты, а на нее – такую красотку – никто внимания не обращает. И она специально начала меня громко перебивать. «Наша Эммочка научилась врать раньше, чем говорить» или «Мухина только и делает, что врет».
      И чего она злится?.. Казалось бы, живи и радуйся. В школу ее папаша на элитном «мерсе» привозит; из школы брат на элитном «харлее» увозит. Сама Элька чуть ли не каждый день наряды меняет. И это еще не все. На днях она прошла отборочный тур в Доме моделей и поехала в Санкт-Петербург на конкурс «Супермодель России»…
      Впрочем, я, как всегда, отвлекаюсь.
      Итак, на контрольной по химии я повернулась к Синичкиной и шепотом попросила:
      – Элька, дай списать.
      На что эта вешалка мне манерно ответила:
      – Не фамильярничай, Мухина. Какая я тебе Элька. Я – Элеонора.
      – Слушай, Леонора, – начала я злиться. – Кончай выпендриваться. Ты не на подиуме. Дай списать контрошу.
      – Мухина, Синичкина, – прикрикнула химичка, – перестаньте болтать! А то сейчас обе в коридоре окажетесь.
      Я отвернулась к своему столу.
      – Мухина, – раздался шепот. Я вновь повернулась к Эльке.
      – Ну чего тебе?!
      – Так уж и быть, Эммочка, дам списать. Но сначала отгадай загадку.
      – Какую еще загадку?!
      – Простенькая такая загадочка. Как раз по твоему интеллекту. Отгадаешь – получишь контрольную. Не отгадаешь – не получишь. Согласна?
      – Ладно, – пробурчала я. – Загадывай свою дурацкую загадку.
      – «Один прямо, четыре вместе». Что это такое?
      «Один прямо, четыре вместе», – мысленно повторила я. Интересно, что бы это могло быть? С минуту подумав, я так ни до чего и не додумалась.
      – Не знаю, – сказала я. – А что это?
      – А вот что! – показала мне Синичкина фигу. – Понятно, дорогая?!
      – Понятно! – ответила я и схватила Эльку за нос.
      – А-а-а!! – заверещала она на весь класс.
      Тут и звонок прозвенел.
      В общем, пришлось мне сдавать чистую тетрадь. Поэтому сегодня на химии обязательно надо появиться. А то контрольную не написала, еще и урок прогуляю… Да химичка меня за это живьем съест и косточек не оставит.
      Впрочем, она меня и так съест.
      Я нехотя встала, позавтракала и, закинув за плечи рюкзак, отправилась в школу.
      …Солнце жарило во всю катушку. Потому что была уже весна. Первая половина мая, если уж быть совсем точной. У входа в школу на стуле дремал разомлевший на солнышке омоновец Гена. Наш школьный охранник. Громила под два метра ростом и за сто килограммов весом. Но, кстати, неплохой парень. Он мне на Восьмое марта стальной кастет подарил.
      – Привет, Геша, – стукнула я его по плечу. Гена открыл глаза и сладко потянулся.
      – А, Эмка, привет, привет. Как всегда, опаздываешь.
      – Начальство, Геша, не опаздывает, а задерживается.
      – Хе-хе-хе, – засмеялся охранник и широко зевнул. – Слыхала, Паштетов со своей бандой еще один банк грабанул?!
      Паштетов и его банда «Летучие кошки» орудовали в Москве уже не первый месяц. Грабили они исключительно коммерческие банки, вскрывая банковские сейфы так же легко, как почтовые конверты. Когда на место преступления прибывала оперативная группа, она находила в сейфах лишь визитные карточки бандитов.
      На одной стороне такой карточки было написано «Паштетов», а на другой стороне был нарисован черный кот с крылышками.
      – И какой банк на этот раз? – поинтересовалась я.
      – «Столичный». В самом центре города.
      – Надо же. – Я взялась за ручку двери. Но Гене, как видно, еще хотелось поболтать.
      – А про убийцу-вампира слыхала?
      – Нет. А кто это?
      – Да вот объявился один малый. Убивает только четырнадцатилетних девочек и высасывает из них кровь. Кстати, тебе сколько лет, Эмка?
      – Как раз четырнадцать скоро будет.
      – Поздравляю. А он как раз в этом районе орудует. Так что имей в виду.
      Я сказала, что буду иметь в виду, и вошла в школу. Кабинет химии находился на втором этаже. До конца урока оставалось три минуты.
      Ох, сейчас химичка мне задаст.
      Я поплевала через левое плечо и открыла дверь. В этот момент мне показалось, что я не в кабинет вхожу, а лечу в бездонную пропасть.
      Весь восьмой «б» разом уставился на меня. Ну и химичка вместе со всеми.
      – Здрасьте, Ирина Петровна, – затараторила я. – Извините за опоздание. Ключ в замке застрял, а дома никого нет…
      Каждую секунду я ждала грозного окрика.
      – Ничего, ничего, Эммочка, – с ласковой улыбкой сказала химичка. – Хорошо, что ты пришла. А то я уже начала волноваться, не случилось ли с тобой чего. Садись, пожалуйста.
      Меня словно пыльным мешком огрели. Что все это значит?.. В полнейшем недоумении я села на свое место.
      – А мы тут без тебя контрольную разбираем. – Химичка вытащила из стопки тетрадей, лежащих на столе, мою тетрадку.
      Ага, вот когда она решила отыграться. Ну, Эмка, держись!
      Химичка открыла тетрадь.
      – Прекрасная работа. Единственная пятерка на весь класс.
      Я подпрыгнула чуть ли не до потолка. Мысленно, разумеется. Как пятерка?! Ведь в тетради ничего нет. Пусто.
      Химичка, глядя на меня все с той же ласковой улыбкой, продолжала:
      – Молодец, Эмма. Ты делаешь успехи, девочка. Я не верила своим ушам. Нет, тут что-то не так. Либо у меня чердак поехал, либо у нее. Одно из двух.
      – Молодец, Эмма, – повторила она, подавая мне тетрадь. – Так держать.
      И, повернувшись, пошла к доске. Я быстро заглянула в тетрадь. И теперь уже не поверила своим глазам. В самом низу совершенно чистой страницы (если, конечно, не считать слов «Контрольная работа») стояла большая красная пятерка.
      И в эту минуту раздался звонок с урока.

      Все сразу начали собираться, чтобы идти на второй урок в кабинет физики. Я тоже бросила в рюкзак тетрадку с пятеркой и потопала к выходу.
      Когда я проходила мимо химички, она негромко сказала:
      – Эмма…
      У меня екнуло сердце.
      – Что, Ирина Петровна?
      – Останься. Мне надо с тобой поговорить.
      Все вышли. Химичка заперла дверь на ключ. «Это еще зачем?» – подумала я.
      – Чтобы нам никто не мешал, – сказала химичка, словно отвечая на мой мысленный вопрос.
      За дверью, в коридоре, стоял шум и гам. А в кабинете стояла тишина. Мы молча смотрели друг на друга.
      – Ты бы, Эмма, рюкзачок сняла, – наконец произнесла химичка. – Разговор будет долгим.
      – А как же физика? – неуверенно пробормотала я.
      – На физику можешь не ходить. Я с Надеждой Васильевной договорилась.
      Я сняла рюкзак и положила на стул. Химичка закурила сигарету.
      – Вы хотите поговорить о контрольной? – с опаской спросила я. – О пятерке, которую поставили?..
      – Нет, Эмма. – Она выпустила струю дыма в потолок. – Может, это звучит и непедагогично, но я готова поставить тебе десять пятерок, лишь бы ты помогла мне разобраться в одном очень странном деле.
      У меня с души прямо камень свалился. Ах, вот оно что. И как это я сразу не догадалась.
      Дело в том, что когда у какой-нибудь училки возникали проблемы, она тут же вспоминала о девочке-детективе Эмме Мухиной. До химички ко мне со своими заморочками уже обращались математичка, географичка, физичка, биологичка и даже учитель физкультуры Сидор Иваныч Амбалов, у которого из квартиры средь бела дня украли две гири по пятьдесят килограммов. Правда, потом выяснилось, что гири вовсе не украли: просто жена Сидора Иваныча выкинула их на помойку.
      – Слушаю вас, Ирина Петровна, – вежливо сказала я.
      Химичка нервно загасила сигарету и приступила к рассказу.
      – Мы с мужем Виталиком живем вместе уже восемь лет. И за это время в нашей жизни ничего странного не случалось. Работа, дом, работа. Летом ездим на дачу. Зимой катаемся на лыжах. В общем, обычная жизнь.
      Но вот на прошлой неделе… – Химичка вытянула из пачки новую сигарету.
      – Не волнуйтесь, Ирина Петровна. – погладила я ее по руке. – Рассказывайте дальше. Что же случилось на прошлой неделе?..
      – Я опоздала в школу. Проспала свой урок. Просто не в состоянии была проснуться. Понимаешь, Эмма?
      – Еще как понимаю. У меня так каждый день бывает.
      – А у меня это началось с прошлой недели.
      – Что «это»? – решила уточнить я.
      – Крепкий сон. Когда мне было три года, папа подкинул меня к потолку. А поймать не успел. С тех пор я страдаю хронической бессонницей. Всю жизнь плохо сплю. А с прошлой недели начала спать прямо как сурок.
      – Выходит, ваш сон нормализовался. Химичка загасила вторую сигарету. И тут же потянулась за третьей.
      – Вначале и я так думала. Пока однажды не нашла в кармане мужа упаковку снотворного.
      Она многозначительно посмотрела на меня.
      – Ну и что? – пожала я плечами. – Может, вашего мужа Виталика тоже в детстве уронили…
      – Никто его в детстве не ронял, – сумрачно ответила химичка. – И у него великолепный сон.
      – Вы бы тогда спросили, зачем ему снотворное.
      – Я хотела спросить, но мне помешал один случай… – Химичка помолчала, собираясь с мыслями. – Каждый вечер перед сном мы пьем чай в большой комнате у телевизора. Я завариваю чай на кухне, а затем на сервировочном столике везу в комнату. А на прошлой неделе Виталик мне и говорит: «Давай я буду заваривать чай». Признаться, меня это немного удивило, но вместе с тем и порадовало. Каждой женщине приятно, когда за ней ухаживают. В общем, он стал заваривать…
      В коридоре прозвенел звонок. Беготня и крики стихли. Химичка продолжала:
      – Как только я в первый раз пригубила чай, который заварил муж, я сразу же почувствовала странный привкус. Сначала я ничего не сказала Виталику. Но с каждым днем привкус ощущался все явственнее. Тогда я все-таки решила поговорить с мужем. Он как ни в чем не бывало ответил, что добавляет в заварку немного мяты для аромата. Но это была не мята.
      – Откуда вы знаете?
      – Ну я же, Эмма, химик по образованию. И в свое время с отличием закончила университет. А у нас на последнем курсе проводились практические занятия. Студенты должны были кончиком языка определить химический состав жидкости, налитой в мензурку. Вот поэтому, как следует распробовав языком чай, я поняла, что никакая в нем не мята, а сильнодействующее снотворное бутамидол…
      Химичка загасила о стол очередной окурок. И закурила очередную сигарету. В воздухе можно было уже топор вешать. Даже два топора.
      – Вот тогда я и догадалась, что упаковка со снотворным в кармане Виталика предназначалась для меня. Но с какой целью он подмешивает мне в чай снотворное? Я решила выяснить и этот вопрос. И вчера выяснила. Вечером мы, как обычно, сели пить чай. Я под благовидным предлогом отправила мужа на кухню и, пока он ходил, быстро вылила свой чай в цветочную вазу. Спать мы легли довольно рано. Я сразу притворилась спящей. И когда кукушка прокуковала двенадцать раз…
      – Какая еще кукушка? – не поняла я.
      – У нас в спальне висят старинные часы с кукушкой. Они достались мне в наследство от бабушки. Моя бабушка…
      – Не отвлекайтесь, Ирина Петровна.
      – Да, да. Так вот, когда кукушка прокуковала двенадцать раз, Виталик тихонько встал с кровати, оделся и вышел из квартиры. Вернулся он только под утро, разделся и снова тихонько лег в кровать.
      Она замолчала.
      – М-да, – сказала я. – Очень странная история.
      – Вот и я про то говорю, – вздохнула химичка. – Все происходящее кажется мне каким-то таинственным, непонятным, совершенно запутанным, а порой даже чудовищным.
      – Ну это уж вы загнули, Ирина Петровна.
      – Нет, нет, Эммочка, – запротестовала она. – Я чувствую, здесь кроется какая-то ужасная тайна. Ну вот куда, куда он ходит по ночам?! Как ты считаешь?!
      – Трудно сказать. Надо за ним последить.
      – Я бы последила. Но, честно признаться, я… я боюсь.
      – Да, лучше вам самой не следить. Слежка дело тонкое. Это вам не формулы на доске писать. Тут нужен профессионал высшего класса. Такой, как я.
      Химичка умоляюще заглянула мне в глаза.
      – Эммочка, я тебя очень прошу. Выследи моего мужа.
      – Ладно. Опишите, как он выглядит.
      – У меня есть его фотография, – поспешно полезла она в сумочку.
      – Фотка ни к чему. Все равно в темноте лица не увидать. Опишите лучше одежду.
      – У Виталика черный плащ. Длинный, кожаный. Я его еще в Финляндии купила, когда мы…
      – Ясно. Дальше.
      – И черная кепка. Тоже кожаная.
      – А где вы живете?
      – На Новом Арбате. Недалеко от метро «Арбатская».
      – О'кей, – сказала я. – Сегодня ночью я займусь вашим мужем.

      Пропустив химию с физикой, я решила заодно не ходить и на остальные уроки. Гулять так гулять! Придя к этому мудрому решению, я с чистой совестью свалила из родной школы.
      На улице все так же сияло солнце. И омоновец Гена все так же дремал на стуле.
      – Пока, Геша, – стукнула я его по плечу.
      – Уже отучилась? – спросил он, приоткрыв один глаз.
      – А мне учиться ни к чему. Я и так все знаю.
      И, закинув за плечи рюкзак, я вприпрыжку побежала по весенним улицам Москвы.
      До ночи у меня был еще целый вагон времени, и я пошла в гости к своим лучшим друзьям: Воробью и Гафчику. Воробей – это мой одноклассник Володька Воробьев. Ну а Гафчик – это просто Гафчик, лопоухая дворняга, которую я зимой подобрала у дома.
      Стояли крутые морозы, а бедной собаке кто-то перебил передние лапы. Она лежала на ледяном ветру и жалобно скулила. Я притащила пса домой, накормила, напоила, расчесала и дала ему имя Гафчик.
      А когда пришли с работы родители, я их познакомила с новым членом семьи.
      Вы не представляете, что тут началось! Маман разорялась так, что звенели подвески на люстре. Папочка топал ногами так, что прибежали соседи снизу. На мое робкое замечание, что собака – друг человека, маман категорически заявила, что не потерпит у себя в квартире беспородных друзей! Хватит с нее и беспородного мужа (мой папочка приехал в Москву из глухой деревни). Короче говоря, дело кончилось тем, что я отнесла Гафчика к Володьке.
      У Воробья родители то ли геологи, то ли археологи и поэтому вечно торчат в каких-то экспедициях. К тому времени, когда они вернулись из очередной экспедиции, лапы у Гафчика зажили и он снова стал бомжем. Но вскоре Володькины родители опять укатили, и Гафч с удовольствием занял свое законное место на их двуспальной кровати.
      Оба моих друга встретили меня радостными возгласами.
      – Гаф-гаф! – лаял Гафчик.
      – Привет, Мухина! – орал Володька.
      – Здорово, ребята! – отвечала я, теребя по «загривку» то одного, то другого. – Воробей, а что это классная говорила, будто ты болеешь?!
      – Ага, болею! – улыбался Володька. – У меня двустороннее воспаление хитрости. Мне некогда в школу ходить, я провожу важный научный эксперимент.
      Все ясно. Воробей так устроен, что ему надо постоянно менять занятия. Володьке скучно все время одним и тем же заниматься. Поэтому он то на скрипке пиликает, то в телескоп на звезды пялится, то покупает по двадцать килограммов книг в день и «глотает» их как удав. А вот сейчас – как вы слышали – он проводит научный эксперимент.
      – А что за эксперимент? – поинтересовалась я.
      – Учу Гафчика разговаривать.
      – Чего-о?.. Да у тебя, Воробей, не воспаление хитрости, а воспаление мозгов!
      – Это у тебя, Мухина, воспаление мозгов. – закипятился Володька. – Никто же не проверял опытным путем, можно собаку научить говорить или нет!
      – Никто не проверял, потому что и так понятно: нельзя!
      – Ах, нельзя?!. Во все времена, Мухина, мракобесы типа тебя твердили: это нельзя! то невозможно! А истинные ученые смело ставили научные эксперименты и совершали великие открытия!
      – Ну, хорошо. – Мне надоело спорить. – Гафчик уже разговаривает?
      – Ишь какая ты быстрая. Пока мы с ним алфавит проходим. Пройдем алфавит, начнем складывать буквы в слова… Гафчик, иди сюда.
      Гафч подбежал к Володьке.
      – Гафчик, скажи «а», – приказал Воробей.
      – Гаф! – сказал пес.
      Володька гордо посмотрел на меня.
      – Слышала, Мухина? Он сказал «а».
      – Да он просто гавкнул. Гаф!
      – Это ты просто гавкнула. А Гафчик сказал «а». – Воробей наклонился и почесал Гафча за ухом. – Молодец, Гафчуля. А теперь скажи «р».
      – Р-р-р-р, – зарычал пес.
      – Ну что, Мухина?! – победно воскликнул Володька. – Убедилась?
      – А сейчас он просто рычит.
      – Гафчик, – обратился Воробей к собаке, – она нам не верит. Ну скажи этой дурочке еще какую-нибудь букву.
      – у.у.у. у… – завыл Гафч.
      – Вот, пожалуйста, буква «у», – прокомментировал Володька.
      – Пускай он лучше скажет букву «ю», – предложила я.
      – До «ю» мы еще не дошли.
      – Тогда букву «б».
      – Слушай, Мухина, – снова начал закипать Воробей. – Эксперимент в самом начале. Естественно, Гафчик пока не все буквы выговаривает. Ты вон вообще только в пять с половиной лет стала говорить.
      – Откуда ты знаешь?!
      – Слышал, как твоя мамаша моей рассказывала.
      – Это наглая ложь! – Я схватила с дивана подушку и огрела Володьку по голове. Воробей тоже схватил подушку и принялся колотить меня куда попало.
      Короче, началась наша обычная бесиловка.
      Гафч с восторженным лаем носился вокруг нас, норовя уцепиться зубами то за Володькину штанину, то за мой тапок. Мы не успокоились, пока не перевернули все в квартире вверх дном.
      А потом пошли на кухню закусить. В холодильнике нашелся лишь маленький кусочек копченой колбасы. Мы по-честному разделили его на три части.
      – Мухина, – сказал Володька, уминая свою часть, – ты не забыла, что мы сегодня идем в «ночник».
      – Ой, забыла. А во сколько?
      – В двенадцать.
      – В двенадцать я не могу. У меня неотложное дело. Воробей сделал свирепое лицо.
      – Какое может быть неотложное дело в двенадцать ночи?! Я, между прочим, уже билеты купил. Сама ведь предложила.
      Это была правда. Как только я узнала, что родичи линяют в командировку, я тут же предложила Володь-ке пойти в Дансинг-холл, недавно открывшийся в нашем районе. Когда родители дома, не очень-то по «ночникам» походишь. Я как-то раз заикнулась, что хочу сходить на ночную дискотеку. Так мамочка заявила, что в ночные дискотеки ходят только деводки легкого поведения.
      Лично я не собираюсь становиться ни девочкой легкого, ни девочкой тяжелого поведения, а просто хотела пойти потанцевать и потусоваться.
      Да разве родителям что-нибудь докажешь?..
      А про Дансинг-холл мне знакомые девчонки все уши прожужжали. Говорят, очень прикольное местечко. Клевая музыка, улетные песенки, стильная обстановка… И вот теперь из-за химичкиного мужа Виталика все может обломиться.
      Хотя почему – обломиться? Я же могу и позже подойти.
      – Слушай, Воробей, – сказала я. – Давай сюда один билет. Я позже подгребу.
      – А что у тебя за дела? – снова спросил Володька.
      – Понимаешь, мне надо… – начала было я, но вспомнила, что химичка просила никому ничего не рассказывать. – В общем, надо. Потом скажу.
      – Нет, говори сейчас, – надулся Володька. – А то обижусь.
      Чтоб он не дулся, пришлось применить надежное, не раз испытанное средство. ЧМОК – чмокнула я Воробья в одну щеку. ЧМОК – в другую. Ну, Володька и поплыл, качаясь по волнам.
      А я погнала домой, готовиться к ночной слежке.

      Без пятнадцати двенадцать я стояла у химичкиного дома на Новом Арбате. Я была полностью экипирована для незаметной слежки в ночное время. На мне была черная куртка, черные джинсы и черные очки. На пальцах правой руки поблескивал стальной кастет – подарок омоновца Геши (на случай, если кто-нибудь привяжется).
      Ровно в полночь дверь подъезда отворилась, и на улицу вышел высокий человек в черном кожаном плаще и черной кожаной кепке, надвинутой на глаза.
      Судя по всему, это и был химичкин муж Виталик.
      Он воровато огляделся и, подняв воротник плаща, быстро пошел к метро «Арбатская». Я двинулась следом. Дойдя до подземных переходов, неподалеку от ресторана «Прага», он спустился вниз, но не в тот переход, что вел к метро, а в другой, выходящий на бульвары. Перейдя по подземке дорогу, химичкин муж, не сбавляя скорости, направился к Пушкинской площади.
      Интересно, куда он так торопится?.. Выйдя на Тверской бульвар, Виталик припустил еще быстрее. Чуть ли не бегом мы дошли до Пушкинской площади и, теперь уже по Тверской улице, пошли к площади Маяковского. Пересекли площадь наискосок – от театра Сатиры к гостинице «Пекин» – и порулили в сторону американского посольства…
      Я была в полном недоумении. Химичкин муж возвращался обратно к Новому Арбату. Вот будет прикол, если мы, сделав круг, снова окажемся у метро «Арбатская».
      «А может, он просто любитель ночных прогулок? – пришло мне в голову. – Точнее – ночных пробежек. А жене подсыпает снотворное, чтобы она за него не волновалась и спала спокойно…» Не успела я так подумать, как Виталик резко свернул направо. К зоопарку. Та-ак. Версия с прогулками-пробежками отпадает. Теперь мы все дальше и дальше уходили от химичкиного дома.
      Интересно, долго он еще намерен колбасить по городу?.. Меня уже начинала потихоньку доставать эта бесцельная беготня. Пора завязывать. Дослежу как-нибудь в другой раз.
      Я уже хотела, на все плюнув, идти в Дансинг-холл, но тут мы очутились… у Ваганьковского кладбища. И я сразу поняла, что это и есть конечная цель наших хождений. Вы спросите, как я поняла?.. Внутренний голос подсказал.
      И еще я поняла, что сейчас начнется самое главное.
      Химичкин муж с минуту потоптался у закрытых ворот, а затем медленно двинулся вдоль кладбищенской ограды.
      Шел-шел и вдруг – бац! – исчез. Как в воздухе растаял. Приглядевшись, я увидела в ограде небольшую дырку. Понятно. Он проник через эту дыру на кладбище. Мне ничего другого не оставалось делать, как последовать его примеру.
      И я последовала.
      На кладбище стояла жуткая тишина. Вот только что в отдалении шумели машины, и вдруг стало тихо-тихо. На небе висела бледная луна. Кругом, куда ни глянь, кресты да надгробные памятники. Я не труслива, поверьте. Но хочу заметить, кайф не большой – ночью на кладбище оказаться.
      Впереди, между могилами, мелькала фигура химичкиного мужа. Он шел очень уверенно, как будто ему здесь все хорошо знакомо. Наверное, так оно и было. Я же кралась вслед за ним, все время спотыкаясь и чертыхаясь.
      «Может, он тот самый вампир-убийца, о котором говорил омоновец Геша?» – мелькнула мысль. Хотя нет. Вампиры обычно днем спят в своих гробах и только по ночам выползают наружу пить кровь. А Виталик вечерами пил чай с химичкой, да и днем где-то работал.
      Мы зашли в самый мрачный угол кладбища. Так мне, по крайней мере, показалось. Виталик остановился у большого черного креста. Я подкралась поближе и спряталась за гранитной фигурой с крыльями.
      Ш-ш-ш-ш-ш-ш… – шелестел ветер ветками кладбищенских деревьев. Тук-тук-тук… – стучало мое сердце.
      И тут произошло то, чего я никогда не забуду, даже если проживу еще триста пятьдесят лет. Могила, у которой стоял химичкин муж, – раскрылась. И из нее вырвался столб белого света.
      V меня сердце и вовсе как пулемет застучало: тук-туктуктуктук… А Виталик сделал шаг вперед и погрузился в могилу по пояс, потом по грудь, затем по плечи и, наконец, скрылся в. могиле с головой.
      И в этот момент я четко поняла, кто такой химич-кин муж. Фантом!.. Я читала где-то про женщину, у которой умер брат. И вот спустя десять лет идет она по переходу метро с «Менделеевской» на «Новослободскую», а навстречу ей пилит умерший брат. Женщина чуть не рехнулась. А брат мимо прошел, даже не поздоровался. Это и был фантом. Такой же, как химич-кин муж Виталик.
      Да-а, бедная Ирина Петровна. Восемь лет с мертвецом прожила.
      Из могилы все так же лился белый свет. Почему она не закрывается?.. Может, еще фантомы должны подойти? А что, если посмотреть: что там?.. Да, вот такая я дура, ничего не поделаешь. Везде мне надо свой нос сунуть. Даже в могилу.
      Я сделала шаг вперед. И тут же, испугавшись, два шага назад. «Ты жалкая трусиха, Эмка», – сказала я себе. И повторила попытку. На деревянных ногах я подошла к краю могилы и заглянула внутрь.
      Дна я не увидела. Свет бил откуда-то из глубины. А в эту глубину вела самая обыкновенная железная лесенка.
      Вы можете, конечно, считать меня круглой идиоткой, но я полезла по лесенке в могилу.

      Я ожидала увидеть на дне могилы все, что угодно, но только не то, что увидела. А увидела я узкий коридор с выкрашенными желтой краской стенами. На дощатом полу лежала потрепанная дорожка. На потолке горело множество ламп «дневного света» (от них-то и шло из могилы белое свечение).
      В полном недоумении я пошла по коридору. Коридор повернул сначала направо, потом налево и, наконец, закончился обшарпанной дверью с табличкой «Штаб-квартира»; в нижней части таблички от руки была сделана приписка корявым почерком: «Звонок не работает. Стучите».
      Я постучала.
      – Входите, входите, – раздался из-за дверей доброжелательный мужской голос.
      Я вошла.
      И оказалась в просторной комнате с мягкой мебелью. В одном из кресел сидел лысеющий коротышка лет пятидесяти, в мятых брюках и таком же мятом пиджаке. Он дымил жеваной сигарой.
      При моем появлении коротышка бодро вскочил.
      – А-а! Ну наконец-то! – закричал он, подбегая ко мне и хватая за руку. – Ждем не дождемся!
      Что за фантастическая белиберда?!
      Коротышка церемонно усадил меня в кресло, сам сел напротив и, указывая на столик, разделяющий нас, предложил:
      – Не желаете ли клубнички? На столе стояла большая миска, доверху наполненная спелой клубникой.
      – Угощайтесь, угощайтесь, – суетился коротышка. – Очень вкусная клубничка. Парниковая. Я на рынке брал. Тут рядом с кладбищем неплохой рынок.
      Я машинально взяла одну ягодку, вторую, третью… Клубника и в самом деле была ничего.
      За дверью послышались шаги. Я вздрогнула.
      – Не бойтесь, не бойтесь, – успокоил меня коротышка. – Это свои.
      Дверь открылась, и в комнату вошел химичкин муж Виталик. Он вопросительно глянул на коротышку. Тот едва заметно кивнул. Химичкин муж бросил кепку на Диван, расстегнул плащ и опустился в свободное кресло.
      – Итак, – сказал он, – давай знакомиться. Как зовут тебя, нам известно. Как зовут нас – неважно. Здесь, – обвел он пальцем комнату, – не принято называть свои настоящие имена. Поэтому зови меня, к примеру… Сергеем Ивановичем. А его, – указал он на коротышку, – Иваном Сергеевичем. Понятно?
      – Понятно, – ответила я, хотя мне было ровным счетом ничего не понятно.
      – Как ты, наверное, уже догадалась, – продолжал Сергей Иваныч, – это вовсе не тот свет. Это всего-навсего тайная штаб-квартира одной из секретных служб России.
      – Из всех секретных служб наша служба наисекретнейшая, – заметил Иван Сергеич, посасывая сигару.