Эта история началась с того, что я проспала первый урок. Обычно по утрам меня будят родители. А тут они, как нарочно, одновременно уехали в командировку. Маман укатила в Крым, а папочка улетел в Нарым. Или наоборот?..
      В общем, не важно.
      Короче, я осталась дома одна и благополучно продрыхла до девяти утра. Когда я проснулась, часы показывали две минуты десятого. Конечно, можно было вскочить, быстро собраться и помчаться в школу. Тем более что школа находилась в двух шагах от моего дома. Но на фиг мне это надо?..
      По расписанию первый урок-химия. А химичка – страшная зануда. Она обязательно начнет возникать. А раз так, то какая разница – выслушивать ее нотации за пять минут опоздания или за двадцать пять. Один черт.
      «Опаздывать так опаздывать! – решила я. – Приду к самому концу урока».
      Хорошо бы, конечно, вовсе не ходить на первый Урок. Но сегодня химичка должна была объявить результаты контрольной работы. А я сдала чистую тетрадь. Вернее, не совсем чистую. Заголовок я все же написала: «Контрольная работа». Но дальше заголовка дело у меня не пошло.
      А все из-за этого дурака – древнекитайского философа Чжуан Цзы. Тут по ящику недавно фильм про него показывали. Полнейшая чушь. Но одна фраза мне понравилась. Чжуан Цзы советовал своим ученикам: «Если сомневаешься, делать тебе что-либо или не делать, – лучше не делай». А я как раз сомневалась, делать домашнее задание по химии или нет. Ну и не стала.
      И вдруг – контрольная. И, как назло, заболел мой приятель и сосед по парте Володька Воробьев, у которого я всегда списывала. А больше и списать-то не у кого.
      Впереди меня сидели двоечники братья Тупицыны. А позади – круглая отличница Элька Синичкина. Задавака, каких свет не видывал. Каждое лето она вместе с родителями отдыхала то ли на Канарских, то ли на Балеарских островах. И по этому поводу вечно задирала нос. А уж когда ее пригласили поработать фотомоделью в Доме моделей, Элькин нос и вовсе в потолок уперся.
      Меня, между прочим, тоже приглашали работать. Правда, не в Дом моделей, а в уголовный розыск. Начальник МУРа так мне прямо и заявил: «Приходи, Мухина, к нам на Петровку опером работать. Не пожалеешь. У нас куча всяких льгот. К примеру, если тебя убьют в перестрелке, то похороны будут с оружейным салютом и за государственный счет…»
      Вы спросите: почему нас с Элькой, двух девчонок-восьмиклассниц, пригласили работать?.. Все очень просто. Синичкину позвали в Дом моделей, потому что у нее талия как у осы и ноги чуть ли не от самой шеи начинаются. Ну а меня в МУР позвали, потому что я раскрыла несколько загадочных преступлений.
      Вспоминая об этом, я прямо обалдеваю от собственных приключений. Честное слово. Опасности подстерегали меня буквально на каждом шагу. Я крутилась как вентилятор, носилась как реактивный истребитель и разгуливала под бандитскими пулями, словно под проливным дождем… Когда я рассказала о своих похождениях в классе, у всех челюсти до колен поотвисали.
      У всех, кроме Синичкиной.
      Эта воображуля чуть от злости не лопнула, увидев, что меня слушают, разинув рты, а на нее – такую красотку – никто внимания не обращает. И она специально начала меня громко перебивать. «Наша Эммочка научилась врать раньше, чем говорить» или «Мухина только и делает, что врет».
      И чего она злится?.. Казалось бы, живи и радуйся. В школу ее папаша на элитном «мерсе» привозит; из школы брат на элитном «харлее» увозит. Сама Элька чуть ли не каждый день наряды меняет. И это еще не все. На днях она прошла отборочный тур в Доме моделей и поехала в Санкт-Петербург на конкурс «Супермодель России»…
      Впрочем, я, как всегда, отвлекаюсь.
      Итак, на контрольной по химии я повернулась к Синичкиной и шепотом попросила:
      – Элька, дай списать.
      На что эта вешалка мне манерно ответила:
      – Не фамильярничай, Мухина. Какая я тебе Элька. Я – Элеонора.
      – Слушай, Леонора, – начала я злиться. – Кончай выпендриваться. Ты не на подиуме. Дай списать контрошу.
      – Мухина, Синичкина, – прикрикнула химичка, – перестаньте болтать! А то сейчас обе в коридоре окажетесь.
      Я отвернулась к своему столу.
      – Мухина, – раздался шепот. Я вновь повернулась к Эльке.
      – Ну чего тебе?!
      – Так уж и быть, Эммочка, дам списать. Но сначала отгадай загадку.
      – Какую еще загадку?!
      – Простенькая такая загадочка. Как раз по твоему интеллекту. Отгадаешь – получишь контрольную. Не отгадаешь – не получишь. Согласна?
      – Ладно, – пробурчала я. – Загадывай свою дурацкую загадку.
      – «Один прямо, четыре вместе». Что это такое?
      «Один прямо, четыре вместе», – мысленно повторила я. Интересно, что бы это могло быть? С минуту подумав, я так ни до чего и не додумалась.
      – Не знаю, – сказала я. – А что это?
      – А вот что! – показала мне Синичкина фигу. – Понятно, дорогая?!
      – Понятно! – ответила я и схватила Эльку за нос.
      – А-а-а!! – заверещала она на весь класс.
      Тут и звонок прозвенел.
      В общем, пришлось мне сдавать чистую тетрадь. Поэтому сегодня на химии обязательно надо появиться. А то контрольную не написала, еще и урок прогуляю… Да химичка меня за это живьем съест и косточек не оставит.
      Впрочем, она меня и так съест.
      Я нехотя встала, позавтракала и, закинув за плечи рюкзак, отправилась в школу.
      …Солнце жарило во всю катушку. Потому что была уже весна. Первая половина мая, если уж быть совсем точной. У входа в школу на стуле дремал разомлевший на солнышке омоновец Гена. Наш школьный охранник. Громила под два метра ростом и за сто килограммов весом. Но, кстати, неплохой парень. Он мне на Восьмое марта стальной кастет подарил.
      – Привет, Геша, – стукнула я его по плечу. Гена открыл глаза и сладко потянулся.
      – А, Эмка, привет, привет. Как всегда, опаздываешь.
      – Начальство, Геша, не опаздывает, а задерживается.
      – Хе-хе-хе, – засмеялся охранник и широко зевнул. – Слыхала, Паштетов со своей бандой еще один банк грабанул?!
      Паштетов и его банда «Летучие кошки» орудовали в Москве уже не первый месяц. Грабили они исключительно коммерческие банки, вскрывая банковские сейфы так же легко, как почтовые конверты. Когда на место преступления прибывала оперативная группа, она находила в сейфах лишь визитные карточки бандитов.
      На одной стороне такой карточки было написано «Паштетов», а на другой стороне был нарисован черный кот с крылышками.
      – И какой банк на этот раз? – поинтересовалась я.
      – «Столичный». В самом центре города.
      – Надо же. – Я взялась за ручку двери. Но Гене, как видно, еще хотелось поболтать.
      – А про убийцу-вампира слыхала?
      – Нет. А кто это?
      – Да вот объявился один малый. Убивает только четырнадцатилетних девочек и высасывает из них кровь. Кстати, тебе сколько лет, Эмка?
      – Как раз четырнадцать скоро будет.
      – Поздравляю. А он как раз в этом районе орудует. Так что имей в виду.
      Я сказала, что буду иметь в виду, и вошла в школу. Кабинет химии находился на втором этаже. До конца урока оставалось три минуты.
      Ох, сейчас химичка мне задаст.
      Я поплевала через левое плечо и открыла дверь. В этот момент мне показалось, что я не в кабинет вхожу, а лечу в бездонную пропасть.
      Весь восьмой «б» разом уставился на меня. Ну и химичка вместе со всеми.
      – Здрасьте, Ирина Петровна, – затараторила я. – Извините за опоздание. Ключ в замке застрял, а дома никого нет…
      Каждую секунду я ждала грозного окрика.
      – Ничего, ничего, Эммочка, – с ласковой улыбкой сказала химичка. – Хорошо, что ты пришла. А то я уже начала волноваться, не случилось ли с тобой чего. Садись, пожалуйста.
      Меня словно пыльным мешком огрели. Что все это значит?.. В полнейшем недоумении я села на свое место.
      – А мы тут без тебя контрольную разбираем. – Химичка вытащила из стопки тетрадей, лежащих на столе, мою тетрадку.
      Ага, вот когда она решила отыграться. Ну, Эмка, держись!
      Химичка открыла тетрадь.
      – Прекрасная работа. Единственная пятерка на весь класс.
      Я подпрыгнула чуть ли не до потолка. Мысленно, разумеется. Как пятерка?! Ведь в тетради ничего нет. Пусто.
      Химичка, глядя на меня все с той же ласковой улыбкой, продолжала:
      – Молодец, Эмма. Ты делаешь успехи, девочка. Я не верила своим ушам. Нет, тут что-то не так. Либо у меня чердак поехал, либо у нее. Одно из двух.
      – Молодец, Эмма, – повторила она, подавая мне тетрадь. – Так держать.
      И, повернувшись, пошла к доске. Я быстро заглянула в тетрадь. И теперь уже не поверила своим глазам. В самом низу совершенно чистой страницы (если, конечно, не считать слов «Контрольная работа») стояла большая красная пятерка.
      И в эту минуту раздался звонок с урока.

      Все сразу начали собираться, чтобы идти на второй урок в кабинет физики. Я тоже бросила в рюкзак тетрадку с пятеркой и потопала к выходу.
      Когда я проходила мимо химички, она негромко сказала:
      – Эмма…
      У меня екнуло сердце.
      – Что, Ирина Петровна?
      – Останься. Мне надо с тобой поговорить.
      Все вышли. Химичка заперла дверь на ключ. «Это еще зачем?» – подумала я.
      – Чтобы нам никто не мешал, – сказала химичка, словно отвечая на мой мысленный вопрос.
      За дверью, в коридоре, стоял шум и гам. А в кабинете стояла тишина. Мы молча смотрели друг на друга.
      – Ты бы, Эмма, рюкзачок сняла, – наконец произнесла химичка. – Разговор будет долгим.
      – А как же физика? – неуверенно пробормотала я.
      – На физику можешь не ходить. Я с Надеждой Васильевной договорилась.
      Я сняла рюкзак и положила на стул. Химичка закурила сигарету.
      – Вы хотите поговорить о контрольной? – с опаской спросила я. – О пятерке, которую поставили?..
      – Нет, Эмма. – Она выпустила струю дыма в потолок. – Может, это звучит и непедагогично, но я готова поставить тебе десять пятерок, лишь бы ты помогла мне разобраться в одном очень странном деле.
      У меня с души прямо камень свалился. Ах, вот оно что. И как это я сразу не догадалась.
      Дело в том, что когда у какой-нибудь училки возникали проблемы, она тут же вспоминала о девочке-детективе Эмме Мухиной. До химички ко мне со своими заморочками уже обращались математичка, географичка, физичка, биологичка и даже учитель физкультуры Сидор Иваныч Амбалов, у которого из квартиры средь бела дня украли две гири по пятьдесят килограммов. Правда, потом выяснилось, что гири вовсе не украли: просто жена Сидора Иваныча выкинула их на помойку.
      – Слушаю вас, Ирина Петровна, – вежливо сказала я.
      Химичка нервно загасила сигарету и приступила к рассказу.
      – Мы с мужем Виталиком живем вместе уже восемь лет. И за это время в нашей жизни ничего странного не случалось. Работа, дом, работа. Летом ездим на дачу. Зимой катаемся на лыжах. В общем, обычная жизнь.
      Но вот на прошлой неделе… – Химичка вытянула из пачки новую сигарету.
      – Не волнуйтесь, Ирина Петровна. – погладила я ее по руке. – Рассказывайте дальше. Что же случилось на прошлой неделе?..
      – Я опоздала в школу. Проспала свой урок. Просто не в состоянии была проснуться. Понимаешь, Эмма?
      – Еще как понимаю. У меня так каждый день бывает.
      – А у меня это началось с прошлой недели.
      – Что «это»? – решила уточнить я.
      – Крепкий сон. Когда мне было три года, папа подкинул меня к потолку. А поймать не успел. С тех пор я страдаю хронической бессонницей. Всю жизнь плохо сплю. А с прошлой недели начала спать прямо как сурок.
      – Выходит, ваш сон нормализовался. Химичка загасила вторую сигарету. И тут же потянулась за третьей.
      – Вначале и я так думала. Пока однажды не нашла в кармане мужа упаковку снотворного.
      Она многозначительно посмотрела на меня.
      – Ну и что? – пожала я плечами. – Может, вашего мужа Виталика тоже в детстве уронили…
      – Никто его в детстве не ронял, – сумрачно ответила химичка. – И у него великолепный сон.
      – Вы бы тогда спросили, зачем ему снотворное.
      – Я хотела спросить, но мне помешал один случай… – Химичка помолчала, собираясь с мыслями. – Каждый вечер перед сном мы пьем чай в большой комнате у телевизора. Я завариваю чай на кухне, а затем на сервировочном столике везу в комнату. А на прошлой неделе Виталик мне и говорит: «Давай я буду заваривать чай». Признаться, меня это немного удивило, но вместе с тем и порадовало. Каждой женщине приятно, когда за ней ухаживают. В общем, он стал заваривать…
      В коридоре прозвенел звонок. Беготня и крики стихли. Химичка продолжала:
      – Как только я в первый раз пригубила чай, который заварил муж, я сразу же почувствовала странный привкус. Сначала я ничего не сказала Виталику. Но с каждым днем привкус ощущался все явственнее. Тогда я все-таки решила поговорить с мужем. Он как ни в чем не бывало ответил, что добавляет в заварку немного мяты для аромата. Но это была не мята.
      – Откуда вы знаете?
      – Ну я же, Эмма, химик по образованию. И в свое время с отличием закончила университет. А у нас на последнем курсе проводились практические занятия. Студенты должны были кончиком языка определить химический состав жидкости, налитой в мензурку. Вот поэтому, как следует распробовав языком чай, я поняла, что никакая в нем не мята, а сильнодействующее снотворное бутамидол…
      Химичка загасила о стол очередной окурок. И закурила очередную сигарету. В воздухе можно было уже топор вешать. Даже два топора.
      – Вот тогда я и догадалась, что упаковка со снотворным в кармане Виталика предназначалась для меня. Но с какой целью он подмешивает мне в чай снотворное? Я решила выяснить и этот вопрос. И вчера выяснила. Вечером мы, как обычно, сели пить чай. Я под благовидным предлогом отправила мужа на кухню и, пока он ходил, быстро вылила свой чай в цветочную вазу. Спать мы легли довольно рано. Я сразу притворилась спящей. И когда кукушка прокуковала двенадцать раз…
      – Какая еще кукушка? – не поняла я.
      – У нас в спальне висят старинные часы с кукушкой. Они достались мне в наследство от бабушки. Моя бабушка…
      – Не отвлекайтесь, Ирина Петровна.
      – Да, да. Так вот, когда кукушка прокуковала двенадцать раз, Виталик тихонько встал с кровати, оделся и вышел из квартиры. Вернулся он только под утро, разделся и снова тихонько лег в кровать.
      Она замолчала.
      – М-да, – сказала я. – Очень странная история.
      – Вот и я про то говорю, – вздохнула химичка. – Все происходящее кажется мне каким-то таинственным, непонятным, совершенно запутанным, а порой даже чудовищным.
      – Ну это уж вы загнули, Ирина Петровна.
      – Нет, нет, Эммочка, – запротестовала она. – Я чувствую, здесь кроется какая-то ужасная тайна. Ну вот куда, куда он ходит по ночам?! Как ты считаешь?!
      – Трудно сказать. Надо за ним последить.
      – Я бы последила. Но, честно признаться, я… я боюсь.
      – Да, лучше вам самой не следить. Слежка дело тонкое. Это вам не формулы на доске писать. Тут нужен профессионал высшего класса. Такой, как я.
      Химичка умоляюще заглянула мне в глаза.
      – Эммочка, я тебя очень прошу. Выследи моего мужа.
      – Ладно. Опишите, как он выглядит.
      – У меня есть его фотография, – поспешно полезла она в сумочку.
      – Фотка ни к чему. Все равно в темноте лица не увидать. Опишите лучше одежду.
      – У Виталика черный плащ. Длинный, кожаный. Я его еще в Финляндии купила, когда мы…
      – Ясно. Дальше.
      – И черная кепка. Тоже кожаная.
      – А где вы живете?
      – На Новом Арбате. Недалеко от метро «Арбатская».
      – О'кей, – сказала я. – Сегодня ночью я займусь вашим мужем.

      Пропустив химию с физикой, я решила заодно не ходить и на остальные уроки. Гулять так гулять! Придя к этому мудрому решению, я с чистой совестью свалила из родной школы.
      На улице все так же сияло солнце. И омоновец Гена все так же дремал на стуле.
      – Пока, Геша, – стукнула я его по плечу.
      – Уже отучилась? – спросил он, приоткрыв один глаз.
      – А мне учиться ни к чему. Я и так все знаю.
      И, закинув за плечи рюкзак, я вприпрыжку побежала по весенним улицам Москвы.
      До ночи у меня был еще целый вагон времени, и я пошла в гости к своим лучшим друзьям: Воробью и Гафчику. Воробей – это мой одноклассник Володька Воробьев. Ну а Гафчик – это просто Гафчик, лопоухая дворняга, которую я зимой подобрала у дома.
      Стояли крутые морозы, а бедной собаке кто-то перебил передние лапы. Она лежала на ледяном ветру и жалобно скулила. Я притащила пса домой, накормила, напоила, расчесала и дала ему имя Гафчик.
      А когда пришли с работы родители, я их познакомила с новым членом семьи.
      Вы не представляете, что тут началось! Маман разорялась так, что звенели подвески на люстре. Папочка топал ногами так, что прибежали соседи снизу. На мое робкое замечание, что собака – друг человека, маман категорически заявила, что не потерпит у себя в квартире беспородных друзей! Хватит с нее и беспородного мужа (мой папочка приехал в Москву из глухой деревни). Короче говоря, дело кончилось тем, что я отнесла Гафчика к Володьке.
      У Воробья родители то ли геологи, то ли археологи и поэтому вечно торчат в каких-то экспедициях. К тому времени, когда они вернулись из очередной экспедиции, лапы у Гафчика зажили и он снова стал бомжем. Но вскоре Володькины родители опять укатили, и Гафч с удовольствием занял свое законное место на их двуспальной кровати.
      Оба моих друга встретили меня радостными возгласами.
      – Гаф-гаф! – лаял Гафчик.
      – Привет, Мухина! – орал Володька.
      – Здорово, ребята! – отвечала я, теребя по «загривку» то одного, то другого. – Воробей, а что это классная говорила, будто ты болеешь?!
      – Ага, болею! – улыбался Володька. – У меня двустороннее воспаление хитрости. Мне некогда в школу ходить, я провожу важный научный эксперимент.
      Все ясно. Воробей так устроен, что ему надо постоянно менять занятия. Володьке скучно все время одним и тем же заниматься. Поэтому он то на скрипке пиликает, то в телескоп на звезды пялится, то покупает по двадцать килограммов книг в день и «глотает» их как удав. А вот сейчас – как вы слышали – он проводит научный эксперимент.
      – А что за эксперимент? – поинтересовалась я.
      – Учу Гафчика разговаривать.
      – Чего-о?.. Да у тебя, Воробей, не воспаление хитрости, а воспаление мозгов!
      – Это у тебя, Мухина, воспаление мозгов. – закипятился Володька. – Никто же не проверял опытным путем, можно собаку научить говорить или нет!
      – Никто не проверял, потому что и так понятно: нельзя!
      – Ах, нельзя?!. Во все времена, Мухина, мракобесы типа тебя твердили: это нельзя! то невозможно! А истинные ученые смело ставили научные эксперименты и совершали великие открытия!
      – Ну, хорошо. – Мне надоело спорить. – Гафчик уже разговаривает?
      – Ишь какая ты быстрая. Пока мы с ним алфавит проходим. Пройдем алфавит, начнем складывать буквы в слова… Гафчик, иди сюда.
      Гафч подбежал к Володьке.
      – Гафчик, скажи «а», – приказал Воробей.
      – Гаф! – сказал пес.
      Володька гордо посмотрел на меня.
      – Слышала, Мухина? Он сказал «а».
      – Да он просто гавкнул. Гаф!
      – Это ты просто гавкнула. А Гафчик сказал «а». – Воробей наклонился и почесал Гафча за ухом. – Молодец, Гафчуля. А теперь скажи «р».
      – Р-р-р-р, – зарычал пес.
      – Ну что, Мухина?! – победно воскликнул Володька. – Убедилась?
      – А сейчас он просто рычит.
      – Гафчик, – обратился Воробей к собаке, – она нам не верит. Ну скажи этой дурочке еще какую-нибудь букву.
      – у.у.у. у… – завыл Гафч.
      – Вот, пожалуйста, буква «у», – прокомментировал Володька.
      – Пускай он лучше скажет букву «ю», – предложила я.
      – До «ю» мы еще не дошли.
      – Тогда букву «б».
      – Слушай, Мухина, – снова начал закипать Воробей. – Эксперимент в самом начале. Естественно, Гафчик пока не все буквы выговаривает. Ты вон вообще только в пять с половиной лет стала говорить.
      – Откуда ты знаешь?!
      – Слышал, как твоя мамаша моей рассказывала.
      – Это наглая ложь! – Я схватила с дивана подушку и огрела Володьку по голове. Воробей тоже схватил подушку и принялся колотить меня куда попало.
      Короче, началась наша обычная бесиловка.
      Гафч с восторженным лаем носился вокруг нас, норовя уцепиться зубами то за Володькину штанину, то за мой тапок. Мы не успокоились, пока не перевернули все в квартире вверх дном.
      А потом пошли на кухню закусить. В холодильнике нашелся лишь маленький кусочек копченой колбасы. Мы по-честному разделили его на три части.
      – Мухина, – сказал Володька, уминая свою часть, – ты не забыла, что мы сегодня идем в «ночник».
      – Ой, забыла. А во сколько?
      – В двенадцать.
      – В двенадцать я не могу. У меня неотложное дело. Воробей сделал свирепое лицо.
      – Какое может быть неотложное дело в двенадцать ночи?! Я, между прочим, уже билеты купил. Сама ведь предложила.
      Это была правда. Как только я узнала, что родичи линяют в командировку, я тут же предложила Володь-ке пойти в Дансинг-холл, недавно открывшийся в нашем районе. Когда родители дома, не очень-то по «ночникам» походишь. Я как-то раз заикнулась, что хочу сходить на ночную дискотеку. Так мамочка заявила, что в ночные дискотеки ходят только деводки легкого поведения.
      Лично я не собираюсь становиться ни девочкой легкого, ни девочкой тяжелого поведения, а просто хотела пойти потанцевать и потусоваться.
      Да разве родителям что-нибудь докажешь?..
      А про Дансинг-холл мне знакомые девчонки все уши прожужжали. Говорят, очень прикольное местечко. Клевая музыка, улетные песенки, стильная обстановка… И вот теперь из-за химичкиного мужа Виталика все может обломиться.
      Хотя почему – обломиться? Я же могу и позже подойти.
      – Слушай, Воробей, – сказала я. – Давай сюда один билет. Я позже подгребу.
      – А что у тебя за дела? – снова спросил Володька.
      – Понимаешь, мне надо… – начала было я, но вспомнила, что химичка просила никому ничего не рассказывать. – В общем, надо. Потом скажу.
      – Нет, говори сейчас, – надулся Володька. – А то обижусь.
      Чтоб он не дулся, пришлось применить надежное, не раз испытанное средство. ЧМОК – чмокнула я Воробья в одну щеку. ЧМОК – в другую. Ну, Володька и поплыл, качаясь по волнам.
      А я погнала домой, готовиться к ночной слежке.

      Без пятнадцати двенадцать я стояла у химичкиного дома на Новом Арбате. Я была полностью экипирована для незаметной слежки в ночное время. На мне была черная куртка, черные джинсы и черные очки. На пальцах правой руки поблескивал стальной кастет – подарок омоновца Геши (на случай, если кто-нибудь привяжется).
      Ровно в полночь дверь подъезда отворилась, и на улицу вышел высокий человек в черном кожаном плаще и черной кожаной кепке, надвинутой на глаза.
      Судя по всему, это и был химичкин муж Виталик.
      Он воровато огляделся и, подняв воротник плаща, быстро пошел к метро «Арбатская». Я двинулась следом. Дойдя до подземных переходов, неподалеку от ресторана «Прага», он спустился вниз, но не в тот переход, что вел к метро, а в другой, выходящий на бульвары. Перейдя по подземке дорогу, химичкин муж, не сбавляя скорости, направился к Пушкинской площади.
      Интересно, куда он так торопится?.. Выйдя на Тверской бульвар, Виталик припустил еще быстрее. Чуть ли не бегом мы дошли до Пушкинской площади и, теперь уже по Тверской улице, пошли к площади Маяковского. Пересекли площадь наискосок – от театра Сатиры к гостинице «Пекин» – и порулили в сторону американского посольства…
      Я была в полном недоумении. Химичкин муж возвращался обратно к Новому Арбату. Вот будет прикол, если мы, сделав круг, снова окажемся у метро «Арбатская».
      «А может, он просто любитель ночных прогулок? – пришло мне в голову. – Точнее – ночных пробежек. А жене подсыпает снотворное, чтобы она за него не волновалась и спала спокойно…» Не успела я так подумать, как Виталик резко свернул направо. К зоопарку. Та-ак. Версия с прогулками-пробежками отпадает. Теперь мы все дальше и дальше уходили от химичкиного дома.
      Интересно, долго он еще намерен колбасить по городу?.. Меня уже начинала потихоньку доставать эта бесцельная беготня. Пора завязывать. Дослежу как-нибудь в другой раз.
      Я уже хотела, на все плюнув, идти в Дансинг-холл, но тут мы очутились… у Ваганьковского кладбища. И я сразу поняла, что это и есть конечная цель наших хождений. Вы спросите, как я поняла?.. Внутренний голос подсказал.
      И еще я поняла, что сейчас начнется самое главное.
      Химичкин муж с минуту потоптался у закрытых ворот, а затем медленно двинулся вдоль кладбищенской ограды.
      Шел-шел и вдруг – бац! – исчез. Как в воздухе растаял. Приглядевшись, я увидела в ограде небольшую дырку. Понятно. Он проник через эту дыру на кладбище. Мне ничего другого не оставалось делать, как последовать его примеру.
      И я последовала.
      На кладбище стояла жуткая тишина. Вот только что в отдалении шумели машины, и вдруг стало тихо-тихо. На небе висела бледная луна. Кругом, куда ни глянь, кресты да надгробные памятники. Я не труслива, поверьте. Но хочу заметить, кайф не большой – ночью на кладбище оказаться.
      Впереди, между могилами, мелькала фигура химичкиного мужа. Он шел очень уверенно, как будто ему здесь все хорошо знакомо. Наверное, так оно и было. Я же кралась вслед за ним, все время спотыкаясь и чертыхаясь.
      «Может, он тот самый вампир-убийца, о котором говорил омоновец Геша?» – мелькнула мысль. Хотя нет. Вампиры обычно днем спят в своих гробах и только по ночам выползают наружу пить кровь. А Виталик вечерами пил чай с химичкой, да и днем где-то работал.
      Мы зашли в самый мрачный угол кладбища. Так мне, по крайней мере, показалось. Виталик остановился у большого черного креста. Я подкралась поближе и спряталась за гранитной фигурой с крыльями.
      Ш-ш-ш-ш-ш-ш… – шелестел ветер ветками кладбищенских деревьев. Тук-тук-тук… – стучало мое сердце.
      И тут произошло то, чего я никогда не забуду, даже если проживу еще триста пятьдесят лет. Могила, у которой стоял химичкин муж, – раскрылась. И из нее вырвался столб белого света.
      V меня сердце и вовсе как пулемет застучало: тук-туктуктуктук… А Виталик сделал шаг вперед и погрузился в могилу по пояс, потом по грудь, затем по плечи и, наконец, скрылся в. могиле с головой.
      И в этот момент я четко поняла, кто такой химич-кин муж. Фантом!.. Я читала где-то про женщину, у которой умер брат. И вот спустя десять лет идет она по переходу метро с «Менделеевской» на «Новослободскую», а навстречу ей пилит умерший брат. Женщина чуть не рехнулась. А брат мимо прошел, даже не поздоровался. Это и был фантом. Такой же, как химич-кин муж Виталик.
      Да-а, бедная Ирина Петровна. Восемь лет с мертвецом прожила.
      Из могилы все так же лился белый свет. Почему она не закрывается?.. Может, еще фантомы должны подойти? А что, если посмотреть: что там?.. Да, вот такая я дура, ничего не поделаешь. Везде мне надо свой нос сунуть. Даже в могилу.
      Я сделала шаг вперед. И тут же, испугавшись, два шага назад. «Ты жалкая трусиха, Эмка», – сказала я себе. И повторила попытку. На деревянных ногах я подошла к краю могилы и заглянула внутрь.
      Дна я не увидела. Свет бил откуда-то из глубины. А в эту глубину вела самая обыкновенная железная лесенка.
      Вы можете, конечно, считать меня круглой идиоткой, но я полезла по лесенке в могилу.

      Я ожидала увидеть на дне могилы все, что угодно, но только не то, что увидела. А увидела я узкий коридор с выкрашенными желтой краской стенами. На дощатом полу лежала потрепанная дорожка. На потолке горело множество ламп «дневного света» (от них-то и шло из могилы белое свечение).
      В полном недоумении я пошла по коридору. Коридор повернул сначала направо, потом налево и, наконец, закончился обшарпанной дверью с табличкой «Штаб-квартира»; в нижней части таблички от руки была сделана приписка корявым почерком: «Звонок не работает. Стучите».
      Я постучала.
      – Входите, входите, – раздался из-за дверей доброжелательный мужской голос.
      Я вошла.
      И оказалась в просторной комнате с мягкой мебелью. В одном из кресел сидел лысеющий коротышка лет пятидесяти, в мятых брюках и таком же мятом пиджаке. Он дымил жеваной сигарой.
      При моем появлении коротышка бодро вскочил.
      – А-а! Ну наконец-то! – закричал он, подбегая ко мне и хватая за руку. – Ждем не дождемся!
      Что за фантастическая белиберда?!
      Коротышка церемонно усадил меня в кресло, сам сел напротив и, указывая на столик, разделяющий нас, предложил:
      – Не желаете ли клубнички? На столе стояла большая миска, доверху наполненная спелой клубникой.
      – Угощайтесь, угощайтесь, – суетился коротышка. – Очень вкусная клубничка. Парниковая. Я на рынке брал. Тут рядом с кладбищем неплохой рынок.
      Я машинально взяла одну ягодку, вторую, третью… Клубника и в самом деле была ничего.
      За дверью послышались шаги. Я вздрогнула.
      – Не бойтесь, не бойтесь, – успокоил меня коротышка. – Это свои.
      Дверь открылась, и в комнату вошел химичкин муж Виталик. Он вопросительно глянул на коротышку. Тот едва заметно кивнул. Химичкин муж бросил кепку на Диван, расстегнул плащ и опустился в свободное кресло.
      – Итак, – сказал он, – давай знакомиться. Как зовут тебя, нам известно. Как зовут нас – неважно. Здесь, – обвел он пальцем комнату, – не принято называть свои настоящие имена. Поэтому зови меня, к примеру… Сергеем Ивановичем. А его, – указал он на коротышку, – Иваном Сергеевичем. Понятно?
      – Понятно, – ответила я, хотя мне было ровным счетом ничего не понятно.
      – Как ты, наверное, уже догадалась, – продолжал Сергей Иваныч, – это вовсе не тот свет. Это всего-навсего тайная штаб-квартира одной из секретных служб России.
      – Из всех секретных служб наша служба наисекретнейшая, – заметил Иван Сергеич, посасывая сигару.
      – Ага-а, – начинало до меня потихоньку доходить. – Значит, все было заранее подстроено? – Я посмотрела на Сергея Иваныча. – И вы никакой не муж Ирины Петровны?!
      – Совершенно верно, – кивнул Сергей Иваныч. – Да и сама Ирина Петровна – никакая не Ирина Петровна, а наш кадровый агент.
      После такого сногсшибательного сообщения мне оставалось только почесать затылок.
      – На первый взгляд может показаться, что мы сделали из мухи слона, заманив тебя сюда столь громоздким способом, – говорил Сергей Иваныч. – Но, к сожалению, это вынужденная мера предосторожности. Дело в том, что в нашей Секретной службе произошла утечка информации. И нам надо было срочно выяснить, не «пасет» ли кто тебя.
      – Пасет? – с недоумением повторила я.
      – Ну, то есть нет ли слежки, – пояснил Иван Сергеич.
      – А-а…
      – Так вот, – продолжил Сергей Иваныч, – когда я водил тебя по городу, наши люди проверяли, нет ли за тобой «хвоста». Хвоста пока нет, – сделал он ударение на слове «пока». – Поэтому мы решили открыть тебе нашу «могилу», зная, что ты обязательно в нее полезешь.
      – А откуда вы знали?
      – Мы про вас, Эмма Игоревна, мно-о-го чего знаем, – дымил сигарой Иван Сергеич. – Знаем, к примеру, что вы помогли Управлению внешней разведки обезвредить опасную террористку Дженни Ли; знаем, что с вашей помощью Интерпол арестовал крестного отца международной наркомафии Хромого Макса; еще нам известно о вашем участии в операции по уничтожению базы-лаборатории профессора Федякина; и о том, как вы лично взяли Сатану-младшего с его бандой черных колдунов, мы тоже знаем.
      Я кинула в рот пару ягод.
      – Ну вы даете. Все-то вам известно.
      – Профессия у нас такая – все про всех знать, – усмехнулся Сергей Иваныч. – Мы даже знаем про тебя то, чего ты сама про себя не знаешь.
      – И чего же я такого про себя не знаю?
      – Ты девочка-феномен, – значительно сказал Сергей Иваныч.
      – Девочка-уникум, – добавил Иван Сергеич. Я хихикнула. Уж больно это у них высокопарно прозвучало.
      – Да, да, не смейся, – с серьезным видом произнес Сергей Иваныч. – Твои психофизические данные были заложены в компьютер и обработаны спецпрограммой. И оказалось, что ты обладаешь врожденными способностями для работы в секретной службе. Это большая редкость. Как некоторым людям от природы дан талант сочинять стихи, рисовать, так тебе, Мухина, от природы дан талант хитрить, изворачиваться, врать, выходить сухой из воды… В общем, ты имеешь все те качества, которыми должен обладать настоящий суперагент!
      – Ого! – сказала я и еще раз почесала затылок, не понимая: вроде бы меня похвалили, а если вдуматься – обругали.
      – Вот и мы себе сказали «ого!», когда получили расшифровку компьютерных исследований. Естественно, все сведения были тут же помещены в архив «Д», где у нас хранится сверхсекретная информация.
      – Все эти похождения Эммы Мухиной описаны в книгах «Тайна зефира в шоколаде», «Тайна кремлевского водопровода» и «Тайна танцующей коровы».
      Доступ в архив имеет ограниченный круг тщательно проверенных людей. Вынести оттуда что-либо невозможно; за архивом осуществляется круглосуточное наблюдение. Однако… – Сергей Иваныч сделал паузу и положил в рот клубничку, – твое досье бесследно исчезло.
      В комнате повисла напряженная тишина. Иван Сергеич мрачно жевал сигару. Сергей Иваныч мрачно жевал клубнику. Я тоже помрачнела, чувствуя, что у меня в очередной раз начинаются заморочки.
      – Интересно, кому понадобилось мое досье?
      – Нам это тоже интересно. – Иван Сергеич выплюнул сигару на пол. – По-видимому, кто-то что-то замышляет. Этот кто-то знал об исследованиях, но не знал конкретно об объекте исследований. То есть о вас, Эмма. Вот он и решил выкрасть досье. И теперь, узнав о ваших уникальных способностях, постарается воспользоваться ими в своих грязных целях…
      – Поэтому, – подхватил Сергей Иваныч, – мы разработали операцию под кодовым названием «Двойник». Тебе, Мухина, придется на время уехать из Москвы в Петербург. А твое место займет наш человек.
      – То есть ваш двойник, – добавил Иван Сергеич.
      – Но у меня нет двойника.
      – Зато у нас есть. – Сергей Иваныч вытащил из кармана крошечный передатчик и сказал в микрофон: – Чмонин, зайдите в кабинет.

      Через минуту в комнате появился Чмонин. Длинный, нескладный тип с аккуратно подстриженными усиками. Он вытянулся по стойке «смирно» и тонким, почти женским голосом, доложил:
      – Капитан Чмонин по вашему приказанию прибыл!
      – Знакомьтесь, Эмма, – кивнул на капитана Иван Сергеич. – Ваш двойник.
      – Это двойник?! – вытаращила я глаза. – Да вы шутите.
      – А что, не похож?
      Я расхохоталась.
      – Конечно, не похож. Дяденька, да еще с усами.
      – Усы мы ему сбреем, – невозмутимо сказал Сергей Иваныч. – Да и все остальное тоже не проблема, При современном развитии гримерного искусства загримировать одного человека под другого – раз плюнуть.
      – Но он же выше меня!
      – Укоротим, – беспечно махнул рукой Иван Сергеич. – Идите, капитан, вы свободны.
      – Есть! – Чмонин строевым шагом вышел из комнаты.
      Я с сомнением покачала головой.
      – Ну не знаю. Скоро вернутся мои родители. Вы думаете, они меня от Чмонина не отличат?
      – Твои родители вернутся не скоро, – сказал Сергей Иваныч. – Их послали в командировку по нашему приказу.
      – Да, но они обязательно будут звонить. У меня тринадцатого мая день рождения.
      – Мы и это предусмотрели. Ты возьмешь с собой в Петербург мобильный телефон, на который мы переадресуем твой домашний номер. Так что родители будут звонить тебе в Москву, а ты будешь отвечать на их поздравления из Питера.
      – Классно! А как быть со школой?
      – Тут и вовсе без проблем, – сказал Иван Сергеич– Вы же в новую школу перешли. И, по нашим сведениям, ни с кем особо там не дружите.
      – Ни с кем, кроме Володьки Воробьева, – уточнила я. – Мы с ним вместе еще в старой школе учились. А уж Воробей-то в два счета расколет вашего Чмонина.
      Сергей Иваныч и Иван Сергеич задумались.
      – А может, ему все рассказать?! – предложила я. – Володька отличный парень! Не проболтается!
      – Ни в коем случае, Эмма, – отклонил мое предложение Иван Сергеич. – И вообще, дайте нам честное слово, что вы никому ничего рассказывать не станете. От этого зависит успех нашей операции.
      – Даю слово, – с неохотой сказала я.
      – Ладно. – Сергей Иваныч ударил себя по колену. – С Воробьевым мы что-нибудь придумаем. А сейчас давай поговорим о тебе, Мухина.
      Как будто до этого мы говорили не обо мне.
      – Да все ясно. Я еду в Питер и жду, когда закончится операция «Двойник». Так?..
      – Не совсем, – сказал Иван Сергеич. – Вы, Эмма, не просто едете в Питер, а направляетесь туда для выполнения задания.
      Я скорчила кислую гримасу.
      – Какого еще задания?
      – Секретного, – ответил Иван Сергеич. А Сергей Иваныч спросил:
      – Ты что-нибудь знаешь о Муму?
      – О Муму?.. Так вроде глухонемую собаку звали в рассказе Толстого.
      – Ну, во-первых, не Толстого, а Чехова. А во-вторых, мы имеем в виду не глухонемую собаку, а глухонемого убийцу по кличке Муму.
      – Немого, Сергей Иванович, – поправил Иван Сергеич Сергея Иваныча.
      – Да, да, немого.
      – Нет, об убийце я ничего не слышала.
      – А между тем это один из лучших киллеров России. Орудует он исключительно ножом. Тихонько подкрадывается к жертве и мычит ей в ухо: «му-му».
      – Вроде как «ку-ку», – пояснил Иван Сергеич. – Шутит так.
      – Жертва испуганно оборачивается, а Муму р-раз ее ножичком!.. – Сергей Иваныч сделал характерный жест.
      – Кошмар, – пробормотала я.
      – Несколько месяцев назад, – продолжал Сергей Иваныч, – убийцу арестовали и приговорили к смертной казни. Приговор должны были привести в исполнение в тюрьме под Омском. Но Муму удалось бежать…
      Сергей Иваныч замолчал. Иван Сергеич тоже помалкивал.
      – И что вы хотите от меня? – не понимала я.
      – У нас имеются точные сведения, что Муму сейчас в Петербурге. Тебе надо его найти, Мухина. – Сергей Иваныч сделал многозначительную паузу. – И привести приговор в исполнение.
      Я чуть не угорела от такой примочки.
      – Убить, что ли?!
      – Привести приговор в исполнение, – мягко повторил Сергей Иваныч.
      – Вы с ума сошли! – закричала я. – Чтоб я убила человека! Да никогда в жизни!..
      – Никакой Муму не человек, – убежденно сказал Иван Сергеич. – Это маньяк-убийца.
      – Ну… не знаю, – нервно чесала я переносицу. – Мне надо подумать.
      – Пока ты будешь думать, он еще кого-нибудь зарежет, – веско заметил Сергей Иваныч.
      – А почему вы меня выбрали для такого дела? Я же девочка. Что, взрослых мало?!
      – Хватит, Мухина, молоть чушь! – В голосе Сергея Иваныча появились металлические нотки. – С этой минуты ты больше не девочка. Ты – тайный агент 013. И Родина поручает тебе ответственное задание. Гордись оказанным доверием!
      – Я горжусь, но…
      – Никаких «но»! Через полтора часа ты отправляешься в Санкт-Петербург. В гостинице «Невский Палас» на твое имя забронирован номер. Если возникнут непредвиденные обстоятельства, свяжешься с начальником петербургской контрразведки. Но это только в самом крайнем случае. Иван Сергеич даст тебе пароль Для связи. Все! Вопросы есть?
      – Вопросов нет, – ответила я, понимая, что спорить с Сергеем Иванычем бесполезно. Но про себя я твердо Решила – убивать Муму не стану. Пусть этой грязной работой занимаются палачи из тюрьмы под Омском. В конце концов, они за это зарплату получают.
      Иван Сергеич вытащил из кармана клочок бумаги и карандашный огрызок. Послюнявив кончик огрызка, что-то быстро накорябал на клочке.
      – Вслух не читайте, – предупредил он. В записке было написано: «Пароль: „К вам дама“. Отзыв: „Из Амстердама?“.
      – Запомнили, Эмма?
      – Запомнила.
      Иван Сергеич поджег записку зажигалкой и, бросив пепел на пол, тщательно растоптал его ногами. Затем вытащил из кармана мятую фотку.
      – Вот фотография Муму.
      На снимке был изображен скромного вида молодой человек с голубыми глазами и вьющимися волосами.
      – Это Муму?! – воскликнула я.
      – А ты ожидала увидеть монстра из фильма ужасов? – усмехнулся Сергей Иваныч. – Запомни на будущее, девочка: у самых отъявленных негодяев, как правило, самая ангельская внешность.
      – А где его в Питере искать?
      – Если б мы знали, – вздохнул Иван Сергеич. – Единственная зацепка – певица Лола, выступающая в ночных клубах города. По нашим сведениям, Муму любит слушать, как она поет.
      Сергей Иваныч посмотрел на часы и пружинисто поднялся с кресла.
      – Все, время вышло. Тебе пора, 013, отправляться на задание. Иван Сергеич, выдайте агенту специнвентарь.
      Иван Сергеич выдал мне «Макарова» с глушителем, железнодорожный билет, мобильный телефон, кучу денег и пачку сигарет «Мальборо лайте».
      – Спасибо, – отказалась я от сигарет. – Я не курю.
      – Бери, бери, 013, – сказал Сергей Иваныч. – Пригодятся. Это не обычные сигареты. Затянувшись такой сигареткой, человек моментально отрубается на пять минут.
      В общем, Иван Сергеич и Сергей Иваныч проводили меня до выхода из могилы, вернее – из штаб-квартиры Секретной службы. И я, совершенно обалдевшая от новых впечатлений, полезла по лесенке вверх.
      – Счастливого пути, 013! – закричали снизу Сергеич с Иванычем.

      Наверху, у черного креста, меня ждал капитан Чмонин.
      – Мне приказано доставить вас на вокзал, – сказал он.
      Возле дыры, в которую я пролезла на кладбище, стоял «лендровер». Мы сели в джип и погнали по ночной Москве.
      По дороге Чмонин подробно расспросил меня, с кем я общаюсь в классе; как отвечаю на уроках; во что одеваюсь, идя в школу…
      Когда мы были уже на полпути к вокзалу, меня вдруг как током дернуло. Черт! Володька же в Дансинг-холле ждет!.. С этими кладбищенскими заморочками все начисто из головы вылетело.
      Я повернулась к Чмонину.
      – Слушайте, капитан, надо заскочить в одно место.
      – В какое еще место? – нахмурился Чмонин. – Мне приказано доставить вас на вокзал.
      – Да здесь недалеко. В Дансинг-холл. Понимаете, я должна там встретиться с одним парнем. С Володькой Воробьевым. Если я сейчас не приду, он же завтра на вас наезжать станет – где была? почему не пришла?..
      Капитан Чмонин начал напряженно соображать. – Я прямо слышала, как у него в голове шарики о ролики терлись.
      – Нет, – наконец сказал он. – Мне приказано доставить вас на вокзал. Я не могу нарушить приказ.
      – Вы его и не нарушите. Мы просто заскочим в клуб минут на двадцать. А после поедем на вокзал. – Я глянула на часы. – Тем более что до отхода поезда еще целый час.
      Чмонин тоже посмотрел на свой будильник.
      – Не час, а пятьдесят пять минут.
      «М-да… – подумала я, – тяжелый случай».
      – Послушайте, капитан, – вновь принялась я ему втолковывать. – У вас есть приказ отвезти меня на вокзал. Так?.. Но у вас нет приказа не заезжать в Дансинг-холл. Понимаете?
      Чмонин опять начал напряженно соображать. Тяжело ему это дело давалось. У него даже капельки пота на лбу выступили.
      – Мне приказано доставить вас на вокзал, – скрипнув зубами, сказал он.
      – Правильно. А не заезжать в Дансинг-холл– у вас был приказ?
      – Такого приказа я не получал.
      – Вот видите. Раз не получали, значит, можно заехать. Что не запрещено, то разрешено. Верно?!
      Чмонин ничего не ответил. По-моему, он не врубился в мою последнюю фразу.
      – Давайте, капитан, рулите налево. Во-он в тот переулочек.
      Через пару минут мы подкатили к Дансинг-холлу Раньше это был Дом культуры то ли Маркса, то ли Энгельса, то ли обоих сразу. А теперь здесь тусовались все кому не лень: рокеры, рэйверы, панки-поганки… Короче, заведение было на самый широкий вкус.
      У входа торчал Гафчик. Как преданный пес, он всюду сопровождал своего хозяина.
      – Привет, Гафч, – потрепала я его рыжую голову.
      – Гаф, – ответил Гафчик.
      – Вы только долго не задерживайтесь, – открыв дверцу, крикнул Чмонин. – А то мне приказано…
      – Знаю, знаю! Вам приказано доставить меня на вокзал!..
      Я вошла в холл.
      Вечеринка была в полном разгаре. Мигали разноцветные огни. Гремела музыка.
      Воробья я нашла в баре, на втором этаже. Он сидел за столиком и изображал из себя крутого парня. Небрежная поза, в руке высокий стакан с коктейлем «Удар по мозгам».
      Я взяла свой любимый персиковый сок и подсела к Володьке. В баре было душно, и я сняла куртку, оставшись в одной маечке.
      – Привет, Воробей, – сказала я. Володька сунул мне под нос часы.
      – Смотри, сколько времени, Мухина! Ты где так долго пропадала?
      – На кладбище.
      – На каком еще кладбище?!
      – На Ваганьковском.
      – На Ваганьковском кладбище в час ночи?! Ты что, меня за дурака принимаешь?!
      – Ага, за дурака, – решила я немного подразнить Воробья.
      Но Воробей на провокацию не поддался.
      – И что ты там делала? – спросил он.
      Я схватила его за горло и угрожающе прорычала:
      – Мертвецов ела! Я пожирательница мертвецов!..
      – Хватит дурачиться, Мухина, – убрал он мои руки. – Я серьезно спрашиваю.
      Покосившись на бармена с официанткой, болтавших у стойки, я зашептала:
      – Воробей, сейчас я тебе кое-что расскажу. Только, чур, никому.
      – Могила, Мухина, – тоже шепотом ответил Володька. – Небось опять влипла?!
      – Да еще как! Ты даже представить себе не можешь, в какую передрягу я попала на этот раз.
      И я всё-всё-всё Володьке выложила. Конечно, я дала слово Иван Сергеичу никому ничего не рассказывать. Но слово-то мое. Хочу даю – хочу назад забираю.
      Воробей слушал, не перебивая. И чем дальше я рассказывала, тем больше он хмурился.
      Когда я закончила, Володька сидел мрачнее тучи.
      – Да, Мухина, – сказал он, – только с тобой могла произойти такая несусветная чушь.
      И замолчал. Я знала, что Воробей не просто молчит. Он думает.
      Пока он думал, я вдруг обнаружила, что сижу напротив зеркальной стены. Я тут же начала с удовольствием разглядывать свое отражение. Физиономия у меня была очень даже ничего. Да и фигурка тоже. Я бы вполне могла принять участие в конкурсе фотомоделей. Как Синичкина. Но вот ведь какая фишка: Эльку приглашают в Питер на конкурс «Супермодель России», а меня отправляют в тот же Питер совершить убийство.
      Да, каждому свое.
      – Что-то здесь не то, – сказал наконец Володька.
      – Что не то? По-моему, все то. Воробей залпом осушил свой стакан.
      – А ты, Мухина, пошевели мозгами, если, конечно, они у тебя имеются. Секретная служба посылает тебя в Петербург убить киллера Муму. Но ведь спецслужбы уголовниками не занимаются. Уголовниками занимается Уголовный розыск. Скажешь, не так?!
      Я тоже залпом допила сок.
      – «Так» – не «так», какая мне разница? Это их проблемы. Лично я не собираюсь искать Муму, а уж тем более его убивать. Просто прокачусь в Питер, оттянусь там, «Джоконду» в Эрмитаже погляжу…
      – «Джоконда», Мухина, в Лувре, а не в Эрмитаже…
      – Воробей, не дави на меня эрудицией. Я без тебя знаю, где висит «Джоконда». Газеты надо читать. Вчера ее привезли из Парижа в Петербург, на выставку одной картины. Ну а Секретная служба…
      Я замолчала, потому что к столику подошла официантка.
      – Еще будем заказывать, молодые люди? – спросила она и протянула руку, забрать пустые стаканы.
      – Ай! – дернулась я.
      – Извини, девочка, я нечаянно.
      Я посмотрела на свое голое плечо. На плече появилась ярко-красная царапина. Официантка оцарапала еня своими наручными часиками. Точнее, ремешком "т этих часиков. Я заметила, что ремешок у нее был акой-то странный – весь утыканный маленькими ос-ыми шипами.
      – Ничего, пустяк, – сказала я, надев куртку. – Воробей, идем попрыгаем.
      И мы пошли в танцевальный зал.

      В зале все мигало, сверкало и переливалось. Под потолком крутилось несколько зеркальных шаров. За музыкальным пультом выпендривался ди-джей.
      – Добрый вечер-вечерок тем, кто любит клевый рок! – кричал он в микрофон. – Леди и джентльмены! Дамы и господа! Братцы!!. Сейчас перед вами выступит монстр рок-н-ролла Орган Себастьянович Бах! Недавно он выпустил свой десятый сольник и получил за него стольник! Встречайте, пипл!!.
      Зал одобрительно засвистел и зааплодировал. Грянула ритмичная музыка. На сцену выбежала стильная девчонка чуть постарше меня. На ней были кожаные сапоги до самых бедер, кожаные перчатки до локтей, кожаная куртка с блестящими заклепками и кожаная юбка с разрезами. Короче, она вся была упакована в кожу.
      Девчонка поднесла к губам бесшнурный микрофон и запела в рэповом стиле:
 
Мой кофе – остыл!
Мой поезд – ушел!
Моя цифра – шесть!
Мои мысли – сор!
Моя история – чушь!
Вам ее не понять!
Моя птица – ворона!
Мне на все – плевать!!
 
      Пошло долгое соло электрогитары. Потом девчонка снова вскинула микрофончик к губам и продолжила:
 
Мой цвет – зеленый!
Моя птица – ворона!
Мои мысли – сор!
Мой кофе – остыл!
Мой поезд – ушел!!
 
      Зал буквально на ушах стоял от этой песенки. «Давай! Давай! Давай!» – орал ди-джей, заводя и без того заведенную публику. А меня вдруг в жар бросило. Затем в холод. После опять в жар.
      – Володька, – схватила я танцующего Воробья. – Мой поезд ушел!
      – А твой кофе остыл?! – со смехом спросил он.
      – Да подожди ты! – остановила я танцующего Воробья. – Мой поезд ушел в Питер! Володька посмотрел на часы.
      – Пока еще не ушел. Но вот-вот уйдет.
      – Как же я так лопухнулась?! И Чмонин не предупредил! Дрыхнет, наверное, в машине!. – Да и фиг с этим поездом. Поедешь завтра на другом. Какая разница?!
      – Ты не понимаешь, я Чмонина подвела… Ой, ну как же я могла забыть про этот дурацкий поезд!
      – Только без паники, – сказал Воробей. – У меня есть идея. Стой здесь. Я сейчас.
      – Ты куда?..
      Но он уже убежал.
      Я протолкалась в коридор и села на скамейку. Может, и правда зря я паникую. Ничего не изменится, если я поеду в Питер дневным поездом. А Чмонин доложит начальству, что я уехала ночным…
      Рядом со мной появился Володька.
      – Порядок, Мухина. Поезд без тебя не уйдет.
      – Кончай треп, Воробей. Куда ты бегал?
      – К телефону-автомату. Я позвонил в милицию и сообщил, что в скорый поезд «Москва-Санкт-Петербург» заложена бомба.
      – Хорош прикалываться.
      – А я не прикалываюсь, – серьезно ответил Володька.
      Я посмотрела ему в глаза. Похоже, он и правда не шутил.
      – Ты сказал, что в поезде бомба?! Воробей молча кивнул.
      – Ну ты даешь! Тебе что, коктейль «Удар по мозгам» по мозгам ударил?!
      – Успокойся, Мухина! Не заводись по пустякам.
      – Ничего себе «пустяки»! Ты представляешь, что сейчас творится на вокзале?! Здание оцеплено омонов-цами, все пассажиры эвакуированы, саперы с собаками по вагонам рыщут… Зачем ты это сделал, Воробей?!
      Володька вздохнул.
      – Я хотел, чтобы ты не огорчалась, Эмма. – Он еще раз вздохнул. – Глупо как-то получилось.
      – Да уж, отмочил ты номер. Володька виновато опустил голову. А повинную голову, как известно, меч не сечет. Вернее, не секрет.
      – Ладно, Воробей, – сказала я. – В принципе, ничего страшного. Вот если бы ты действительно заложил в поезд бомбу, тогда другое дело. А так саперы поищут-поищут и успокоятся. А пассажиры потом с гордостью будут всем рассказывать, как сели в поезд, в котором могла оказаться бомба.
      – Ты думаешь? – приободрился Володька.
      – Уверена. Пошли еще попрыгаем. Мне теперь спешить некуда. Поезд как минимум через час отправят. Пока вагоны обыщут, да пока все снова сядут…
      Мы еще немного потанцевали и вышли на улицу. Начинало светать. У заднего колеса «лендровера», свернувшись калачиком, дрых Гафчик, а на заднем сиденье джипа, тоже свернувшись калачиком, дрых капитан Чмонин.
      Володька растолкал Гафча, а я – Чмонина.
      Когда капитан узнал, сколько уже времени, он чуть не спятил.
      – И зачем я вас только послушался, Эмма! У меня же был приказ! Вы понимаете – приказ!..
      – Спокойно, – сказала я. – Все будет о'кей. Едем на вокзал.
      Я на прощание чмокнула теплый нос Воробья, затем холодный нос Гафчика, и мы с Чмониным погнали на вокзал. Всю дорогу капитан доставал меня своими упреками.
      На вокзале, как ни странно, было тихо. Ни тебе омоновцев, ни тебе оцепления… Может, и мой поезд давным-давно ушел?..
      Только я так подумала, как раздался женский голос из динамиков:
      – Поезд номер девять «Москва – Санкт-Петербург» отправляется от третьей платформы.
      – До скорого, капитан! – Я рванула на платформу.
      Состав уже отходил. Проводница пятнадцатого вагона, в который у меня был билет, закрывала дверь. Я на ходу запрыгнула в тамбур.
      – Девочка, ты кто? – обалдела проводница.
      – Эмма Мухина, – представилась я. – Ваша пассажирка. – Гаф-гаф-гаф!! – раздался с платформы знакомый лай. За уходящим поездом несся… Гафчик. Видно, маленькому Гафчу очень понравилось целоваться и он решил ехать со мной в Питер.
      Догнав пятнадцатый вагон, Гафчик прыгнул прямо в мои подставленные руки. Я прижала к груди лохматый комок, чувствуя, как торопливо бьется Гафчиково сердце.
      – А это еще что за собака? – вновь обалдела проводница.
      – Тоже ваша пассажирка, – сказала я. – Вернее, пассажир.

      Проводница забрала у меня билет. Я думала, что она начнет возникать из-за Гафчика: где билет на собаку?., где намордник?.. Но проводница только сказала:
      – Проходи, девочка. Твое место в последнем купе.
      При этом она как-то странно посмотрела. Или мне это показалось?..
      Мы с Гафчем порулили в самый конец вагона. Из полуоткрытых дверей купе слышались возбужденные голоса: «Какой кошмар!.. Ужас!.. Ужас!..»
      В моем купе сидел высокий мужчина. Таких красивых мужчин я видела только в кино. Он был одет в элегантный костюм.
      – Добрый вечер, – поздоровалась я.
      – Скорее уж «доброе утро», – с улыбкой ответил мужчина.
      – Ничего, что я с собакой? Вы ее не бойтесь. Она не кусается.
      Гафчик выглянул из-за моей ноги и дружелюбно вильнул хвостиком, как бы подтверждая, что он не кусается.
      – Я тоже не кусаюсь, – опять улыбнулся мужчина. – А как зовут такого шикарного пса?
      – Его зовут Гафчик, – представила я своего четвероногого друга. – Входи, Гафч, дяденька не кусается. Мы вошли в купе, и я села на свое место. Гафчик тут же забрался под стол и улегся там, положив морду на мои ботинки.
      – Вы до Питера? – спросил мужчина и протянул мне пакетик с орешками. – Угощайтесь.
      – Спасибо. Да, до Питера.
      – Хотите угадаю, зачем вы туда едете? – неожиданно предложил он.
      У меня аж сердце екнуло. А вдруг он сейчас скажет: «Вы едете в Питер, чтобы совершить убийство».
      – Ну, угадайте, – осторожно согласилась я.
      – Вы едете в Питер, чтобы принять участие в конкурсе «Супермодель России». Угадал?
      – А вот и нет. Я еду смотреть «Джоконду».
      – Тоже неплохо, – одобрил мужчина. – Давайте знакомиться. А то я с вашим Гафчиком знаком, а с вами нет.
      – Меня зовут Эмма, – сказала я. – Эмма Мухина. Мужчина громко рассмеялся.
      – Что, смешная фамилия?
      – Да нет. Просто меня зовут Немухин. Эдуард Немухин.
      – Шутите?
      – Клянусь.
      – Клево! – Я тоже засмеялась. – Мухина с Немухиным встретились в одном купе. Анекдот.
      – Да, анекдот. – Немухин перестал смеяться. – Встретились Немухин с Мухиной в одном купе, поболтали о том о сем и легли спать. А утром в купе заглянул проводник. «Скажите, проводник, – спрашивает у него Мухина, – Петербург скоро?» А тот ей отвечает: «Какой я тебе проводник, девочка? Я – Архангел небесный».
      – Почему Архангел? – спросила я, хотя прекрасно поняла, куда клонит Немухин.
      – А потому, что ночью наш вагон должен был взлететь на воздух. И мы бы с вами оказались на небесах… Разве вы ничего не знаете?
      Я сделала наивное лицо.
      – Так я же опоздала на поезд. И решила ехать на следующем. Прихожу на вокзал, смотрю – мой поезд стоит. А что случилось?
      – В милицию позвонил неизвестный и сообщил, что в наш поезд заложена бомба. Вы бы видели, Эмма, что творилось!.. Вокзал оцепили омоновцы, пассажиров эвакуировали, саперы с собаками все вагоны прочесывали…
      – Надо же, – покачала я головой.
      – Да, представьте себе. Хорошо еще саперы быстро нашли и обезвредили бомбу. Я уставилась на Немухина недоуменным взглядом.
      – Какую бомбу?
      – Которую террористы заложили. Я никак не могла врубиться.
      – Вы хотите сказать, что в поезде обнаружили бомбу?
      – Ну да. Прямо в нашем вагоне.
      – В нашем вагоне?!
      – Мало того, в нашем купе.
      – В нашем купе?!
      – Да. Как раз под вашей полкой.
      Я прямо обалдела. Вот так фокус. Выходит, Воробей, сам того не подозревая, спас мне жизнь. И не только мне, но и многим пассажирам экспресса «Москва – Санкт-Петербург».
      – По идее, бомбу надо в первый вагон закладывать. Или в середину состава, – принялся рассуждать Немухин, словно заправский террорист. – Кто ж ее в последнее купе последнего вагона закладывает. Странные какие-то террористы. Такое впечатление, что они не поезд хотели взорвать, а лично вас, Эмма. – Немухин весело рассмеялся над своим предположением.
      Но мне было не до смеха.
      Я почему-то сразу подумала, что так оно и есть. Да, неизвестные террористы хотели взорвать именно меня. И скорее всего, это как-то связано с похищением моего Досье из архива Секретной службы…
      Немухин продолжал говорить, я кивала, не слушая, а в голове крутилась одна и та же мысль: «За мной началась охота! За мной началась охота!..» Вот черт! И что же мне так в жизни не везет?!. Хотя почему не везет? Я же не взлетела на воздух…
      – Пора, наверное, спать, – невежливо перебила я Немухина.
      – Конечно, конечно, – суетливо поднялся он. – Вы укладывайтесь и гасите свет. А я пойду покурю.
      Немухин вышел. Я постелила себе постель, вырубила свет и нырнула под одеяло.
      Тудух-тудух-тудух-тудух… – стучали колеса на стыках рельсов. Под столом беспечно сопел Гафчик. Я лежала головой к двери и смотрела в окно. За окном была непроглядная темень. Эх, как хорошо день начался. Весеннее солнечное утро. Пятак по химии… А затем пошло-поехало. Странный рассказ химички, слежка за человеком в черном плаще, Ваганьковское кладбище, Секретная служба, задание убить киллера Муму… Постепенно мысли стали путаться, и я уснула.
      Сон мне приснился смешнее не придумаешь.
      Будто бы уже наступил день моего рождения. И я пригласила к себе в гости Сергея Иваныча с Иваном Сергеичем, Гафчика с Володькой и капитана Чмонина с немым убийцей Муму. Взявшись за руки, они водили вокруг меня хоровод и громко напевали:
      Как на Эмкины именины Испекли мы каравай. Вот та-а-кой вышины, Вот та-а-кой ширины…
      При этом все (включая и Гафчика) показывали, какой ширины и вышины был каравай.
      Каравай, каравай, Кого хочешь убивай…
      И как вы думаете, кого я убила?.. Капитана Чмонина, вот кого!
      Утром за окном шел нудный мелкий дождь. Это означало, что Питер уже близко. Я сходила умылась, причесалась и снова вернулась в купе.
      Гафч все еще дрых под столом. Немухин собирался завтракать. Из вагона-ресторана ему принесли ароматную пиццу.
      – Только-только приготовили, – говорил официант, ставя на стол тарелку с пиццей. – Можно сказать, с пылу с жару. Смотрите не обожгитесь.
      – Вы сегодня свежи как роза, Эмма, – сделал мне комплимент Немухин. – Прошу к столу. Один я такую огромную пиццу не осилю.
      «Все-таки выгодно иметь смазливую внешность, – подумала я. – Комплименты делают, угощают…» Официант, пожелав нам приятного аппетита, удалился. Мы уже хотели приняться за пиццу, но она в самом деле оказалась с пылу с жару. Прямо огненная.
      Пришлось ждать, пока остынет. И Немухин вернулся к прежней теме.
      – Такого разгула преступности в столице никогда не было. Убийства, ограбления, взрывы автомашин… Теперь еще и поезда пытаются взрывать. Прямо не Москва, а Чикаго тридцатых годов. И когда только московская милиция со всем этим покончит. Говорят, в Петербурге с преступностью уже давно покончено…
      Едва он произнес последнюю фразу, как дверь резко отворилась и в купе вошли два здоровенных «качка» с бульдожьими физиономиями.
      – Вас приветствует питерский железнодорожный рэкет! – рявкнул один.
      – Это наезд! – рявкнул другой. – Гоните бабки!

      Конечно, я была всего лишь маленькой девочкой, и мне полагалось задрожать от страха. Но я не задрожала. Те из вас, кто читал о моих прошлых похождениях, сразу поймут почему. А для остальных поясню – я попадала еще и не в такие переделки.
      Один из бандитов лениво жевал жвачку; другой дер. жал в руке недопитую бутылку пива. Мы с Немухиным молчали.
      – Чё молчите, будто крови в рот набрали?! – гаркнул тот, что жевал жвачку.
      – А мы глухонемые, – сказала я.
      Оба бандита заржали.
      – Глянь ко, Жвачка, юморная школьница попалась, – сказал тот, что с бутылкой. – Тебя как звать, чудо в перьях?
      – Никак меня не звать, – ответила я. – Валите отсюда, козлы.
      Бандюги слегка опешили.
      – Слышь, Пиво, по-моему, она грубит, – сказал Жвачка.
      Пиво подошел ко мне и в упор уставился придурошным взглядом.
      – Тебя чё, детка, в школе не учат, как надо со старшими разговаривать?! – Он ткнул меня пальцем в солнечное сплетение.
      – А ну не трогай ее! – Немухин вскочил со своего места. – А то по рогам получишь!
      – Это от кого же я, интересно, по рогам получу? – повернулся Пиво к Немухину. – Уж не от тебя ли, фраер?
      – От меня, – смело подтвердил Немухин.
      В эту минуту в купе заглянул еще один мордоворот.
      – Жвачка, Пиво, – приказным тоном бросил он, – больно долго копаетесь. Пора сваливать, скоро Питер.
      – Да тут крутой выискался, – указал Жвачка на Немухина. – Такой крутой, прямо круче некуда. Может его замочить, а, Паштет?!
      – Зачем мочить… – Паштет недобро усмехнулся. – Он нам свой лопатник с бабками и так отдаст. А не отдаст, я ему всю вывеску разукрашу. Дай-ка сюда бутылек, Пиво.
      Пиво допил остатки пива и протянул пустую бутылку Паштету. Бандит ударил бутылкой об угол двери и выставив вперед острый осколок, пошел на Немухина.
      Но Паштет допустил маленькую ошибку: повернулся ко мне спиной, видимо, не беря в расчет какую-то там девчонку. И зря, между прочим.
      Я схватила с тарелки горячую пиццу и быстро запихала бандиту за ворот рубашки. Да еще для верности расплющила кулаком.
      Жестоко, конечно, я поступила; ну а как еще прикажете с бандитами поступать?
      – А-а-а-а!!! – завопил Паштет.
      В ту же секунду Немухин продемонстрировал ему великолепный хук правой.
      Бандит – брык! – и скопытился.
      Жвачка и Пиво явно не ожидали такого поворота событий. Жвачка разинул рот от изумления. Пиво вытаращил глаза. Ну а я тем временем надела на руку кастет и продемонстрировала Жвачке не менее великолепный апперкот в челюсть.
      Жвачка вылетел из купе как пробка из бутылки.
      Тут только Пиво опомнился и выхватил из кармана складной нож. В ж и к – сверкнуло лезвие.
      – Гаф-гаф-гаф! – раздался громкий лай, и из-под стола выскочил Гафчик. Прыгнув на бандита, он вцепился зубами в руку, сжимающую нож.
      – А-а-а-а!!! – теперь уже завопил Пиво, роняя нож на пол.
      Воспользовавшись Гафчиковой помощью, я провела молниеносный раунд-кик по бандитской роже. И Пиво с первой космической отправился в коридор, следом за Жвачкой.
      – Грандиозно, Эмма! – Немухин показал большой палец. – Где вы научились так ловко драться?!
      – В детском саду, – ответила я.
      – Осторожнее! – вдруг закричал он. Я обернулась. Позади стоял Паштет. В руке бандит сжимал кольт 45-го калибра.
      – Хе-хе-хе, – скалился Паштет. – Советую не дергаться, детка.
      – А никто и не дергается! – воскликнула я, одной ногой выбив у бандита пушку, а другой заехав ему в зубы. Паштет полетел вслед за своей братвой.
      Немухин смотрел на меня с нескрываемым восхищением.
      – Эмма, чем больше я за вами наблюдаю, тем больше вы мне нравитесь.
      – Не время для комплиментов! Надо взять банду!!
      Мы ринулись в коридор. Поезд резко тормознул. «Бандиты сорвали стоп-кран!» – догадалась я, падая на пол купе. На меня упал Немухин. А на него непонятно откуда свалился Гафчик.
      Короче, получилась куча-мала.
      Пока мы друг из-под друга выбирались, поезд остановился. Мы снова ринулись в коридор. Бандитов, естественно, уже и след простыл. Мы побежали в тамбур. Двери всех купе были наглухо закрыты. Зато дверь тамбура была распахнута настежь.
      Состав стоял посреди леса. Щебетали птицы. А вдале-ке, меж деревьев, мелькали спины убегающих рэкетиров.
      Я вскинула «кольт», доставшийся мне в качестве трофея, и прицелилась в одну из фигур. Но не смогла выстрелить в спину.
      Только сейчас я вспомнила, что у меня есть и своя пушка. «Макаров» с глушителем. А я, дура, про него совсем забыла.
      Поезд плавно тронулся с места. И стал быстро-быстро набирать скорость. Вскоре и лес, и щебечущие птицы, и бандиты остались далеко позади.
      Мы вернулись в купе.
      – Гаф-гаф-гаф! – залаял Гафчик, чтобы привлечь наше внимание. У его лап лежал большой полиэтиленовый пакет.
      Я открыла пакет и обомлела. Он был доверху набит деньгами.
      – Где ты его нашел, Гафч? – спросила я.
      Тут дверь отворилась, и в купе пожаловали новые гости. Поездная охрана.
      Они-то нам все и рассказали.
      Вагоны фирменного поезда «Москва – Санкт-Петербург» состояли из двухместных купе. Три бандита заходили в купе, где находились два пассажира, и спокойно их грабили. Потом банда переходила в следующее купе, и все повторялось. И ничего нельзя было сделать – в каждом купе бандиты имели численный перевес на одного человека Вот так они и ограбили весь поезд, включая и поездную охрану из двух охранников.
      И только мы с Немухиным, рискнув жизнью, оказали банде сопротивление.
      Не успели охранники отвалить (записав наши показания и забрав пакет с деньгами), как в наше купе повалили пассажиры с одним-единственным вопросом: каким образом нам удалось отбиться от рэкетиров?
      – А мы их огорошили, – говорил всем Немухин.
      – А потом ошарашили, – добавляла я. Наконец, мы заколебались отвечать на один и тот Же вопрос и смылись в вагон-ресторан. Позавтракать.
      – Что будете заказывать? – обратился к Немухину официант.
      – А что обожает ваш суперсмелый пес? – в свою очередь обратился ко мне Немухин.
      – По-моему, он обожает сырые сосиски, – сказала я и, увидев, как Гафчик облизнулся при этих словах, поняла, что попала в самую точку.
      – Сорок сырых сосисок, – распорядился Немухин. Официант невозмутимо кивнул.
      – А что желает суперсмелая девочка? – спросил у меня Немухин.
      – Пиццу, – ответила я. – Мы же ее так и не попробовали.
      Вскоре официант подал на стол две дымящиеся пиццы; а под стол – глубокую тарелку с горой сырых сосисок. И мы приступили к завтраку, заодно с пиццей смакуя детали недавнего сражения.
      – Классно вы провели хук правой!
      – А ваш апперкот – просто сказка! Наконец, с пиццей было покончено. Немухин вытер салфеткой губы и сказал: