ГОЛОС БЕДСТВИЯ

Свирепый северный ветер утих. Две недели его зловещий гул наполнял весь оазис печалью и страхом. Над растениями пришлось расставить укрытия из эластичного кремния и поднять щиты против урагана. Наконец оазис начал согреваться.

И Тарг, хранитель большого планетника, ощутил одну из тех внезапных радостей, которые озаряли человеческую жизнь в божественные века Воды. Как еще прекрасны были растения! Они переносили Тарга во тьму времен, когда океаны покрывали три четвертых земной поверхности; когда человек обитал среди источников, потоков, рек, озер и болот. Какая свежесть оживляла бесчисленные породы растений и животных! Жизнь гнездилась везде: с поднебесных высот до бездонных глубин моря! Там были целые степи и леса водорослей, как бывают леса деревьев и равнины трав на суше. Безграничная будущность развертывалась перед всеми существами; человек едва представлял себе тех отдаленных своих потомков, которые будут трепетать в ожидании конца мира. Можно ли было тогда вообразить себе, что агония продлится целую сотню тысячелетий!

Тарг поднял свои глаза к небу, где никогда больше не появятся облака.

Утром было еще свежо, но к полудню оазис накалится.

— Жатва близка! — проговорил про себя хранитель.

Он был смугл лицом; его глаза и волосы были черны, как антрацит, как у всех последних людей, у него была широкая грудь и впалый живот. У него были холеные руки и слабо развитая челюсть; во всех его членах больше чувствовалась сноровка, чем сила. Эластичное и теплое, как шерсть прежних времен, одеяние из минеральных волосков тесно обнимало все его тело; все существо хранителя дышало какою-то кроткой грацией, каким-то пугливым очарованием, запечатлевшимся и в худых щеках, и в задумчивом огоньке его взгляда.

Он засмотрелся на поле рослых злаков и на прямоугольные рощи деревьев, на каждом из которых было столько же плодов, сколько листьев, и проговорил:

— Счастливые времена, щедрая заря жизни, когда растения покрывали всю юную планету!

Так как большой планетник находился на самой грани оазиса и пустыни, то Тарг мог различать печальный ландшафт из гранитов, кремния и металлов и всю грустную равнину, простиравшуюся до самого подножия обнаженных гор, без ледников, без единого стебелька травки, без малейшей горсти лишаев. Оазис с его правильными насаждениями и металлическими поселками в этой мертвой пустыне представлялся жалким пушком.

Таргу чудилось, словно его давила эта необъятная пустыня и эти суровые горы; он печально поднял голову к раструбу большого планетника. Аппарат своею желтой коронкой был обращен к горному проходу. Он был сооружен из аркума и восприимчив, как глазная сетчатка. Но устройство воспринимало лишь дальние ритмы других оазисов и заглушало те, на которые хранитель не обязан был отвечать.

Тарг любил его как символ простора и тех редких неожиданностей, которые были еще возможны для человеческой породы; в минуты своей меланхолии он обращался к планетнику и от него ждал ободрений и надежд.

Чей-то голос заставил его вздрогнуть. С легкой улыбкой Тарг увидел, как к платформе поднималась молодая девушка с грациозной фигурой. Она носила распущенными свои волосы цвета ночи; ее округлый торс был так же гибок, как стебель высоких злаков. Хранитель любовался ею; его сестра Арва была единственным существом, вблизи которого он переживал те неожиданные и очаровательные минуты, когда казалось, что на самом дне неведомого еще уцелела какая-то сила, которая способна была спасти человечество.

Со сдержанной улыбкой она воскликнула:

— Хорошая погода, Тарг! Счастливые растения!

Она вдыхала целительный аромат, исходящий от зеленой материи листьев. Черный огонь ее глаз трепетал. Три птицы пролетели над деревьями и опустились на борт платформы. Размером они были с прежних кондоров, их очертания были так правильны, как контуры красивого женского тела, их огромные серебристые крылья отливали аметистом и на концах переходили к фиолетовому оттенку. У них были массивные головы и очень короткие, очень гибкие и красные, как губы, клювы; и выражение их глаз походило на человеческое. Подняв голову, одна из них произнесла членораздельные звуки; с тревогой Тарг взял тогда руку Арвы в свою и спросил:

— Ты поняла? Земля неспокойна.

Хотя уже очень давно не случалось, чтобы от землетрясения погиб какой-нибудь оазис, и к тому же самая сила этих землетрясений сильно убыла с той страшной поры, когда они подломили всемогущество человека, тем не менее Арва ощутила ту же тревогу, какую почувствовал ее брат. Но ей пришла в голову одна несбыточная мысль, и она сказала:

— А как знать, может, землетрясения, причинившие столько бедствий нашим братьям, окажутся благоприятными для нас?

— Каким образом? — снисходительно спросил ее Тарг.

— Выгнав наружу часть вод.

Он часто об этом думал, не высказывая никому своих мыслей, потому что подобная идея казалась глупой и даже почти оскорбительной для разгромленного человечества, все бедствия которого вызваны были земными колебаниями.

— Так ты тоже об этом думаешь? — воскликнул он с некоторого рода восторгом. — Только никому об этом не говори! Ты обидишь их до глубины души.

— Я могла сказать это только тебе.

Со всех сторон поднимались стаи белых птиц; те, которые приблизились к Таргу и Арве, топтались от нетерпения. Молодой человек разговаривал с ними, употребляя особенные обороты речи. По мере того, как развивался их ум, птицы научились говорить, но языком, допускавшим лишь определенные выражения и образные фразы.

Их понятия о будущем оставались смутными и узкими, как инстинктивное предчувствие. С тех пор, как человек перестал употреблять их в пищу, они жили счастливо и были не в состоянии представить себе собственную смерть, а тем более гибель всей их породы.

В оазисе их воспитывалось около тысячи двухсот. Присутствие их придавало жизни особенную прелесть и было очень полезно. Человек не мог вернуть себе утраченный за время своего всемогущества инстинкт, между тем настоящие условия среды ставили его лицом к лицу с такими явлениями, которых никак не могли предусмотреть даже те самые чувствительные аппараты, которые он унаследовал от своих предков; но их предугадывали птицы. И если бы они, этот последний остаток животного царства, исчезли, то человечество обуяло бы еще большее отчаяние.

— Опасность далека! — прошептал Тарг.

Слух разнесся по всему оазису. Люди сгруппировались у околиц селений и полей. Какой-то коренастый человек, мощный череп которого словно держался прямо на туловище, показался у подножия большого планетника. Он широко раскрыл большие грустные глаза, выделявшиеся на бронзовом лице, короткие руки мужчины кончались плоскими квадратными кистями.

— Мы увидим конец Земли! — проговорил он. — Мы будем последним поколением человечества.

Позади него раздался хриплый смех, и показался, в сопровождении своего правнука и женщины с миндалевидными глазами и бронзового цвета волосами, столетний Дан. Женщина шла легкой, как у птицы, походкой.

— Нет, мы не увидим этого конца! — возразила она. — Исчезновение человечества будет медленным… Вода будет убывать до тех пор, пока не останется лишь несколько семей, сгруппировавшихся вокруг одного колодца. Но это будет еще ужаснее.

— Мы увидим конец Земли! — стоял на своем коренастый человек.

— Тем лучше! — заметил правнук Дана. — Пусть тогда Земля сегодня же высосет последние источники воды!

От его очень узкого и неправильного лица веяло безграничной печалью. Он сам дивился, как до сих пор не прекратил своего собственного существования.

— А кто его знает, может быть, есть еще какая-нибудь надежда! — пробормотал прадед.

Сердце Тарга забилось. Он повернул к старцу свои глаза, в которых блеснула юность, и воскликнул:

— О, отец!

Но лицо старика уже замерло. Он впал в свою молчаливую задумчивость, которая делала его похожим на глыбу базальта, и Тарг приберег для себя свою мысль.

Толпа разрасталась на грани оазиса и пустыни. Показалось несколько планеров, поднявшихся из центра оазиса. То было время, когда труд не тяготел над человеком; надо было только дожидаться времени сбора. Погибли все насекомые и все микробы. Сосредоточившись на тесных пространствах, вне которых невозможна была никакая протоплазматическая жизнь, предки повели радикальную борьбу с паразитами. Сохраниться не могли даже микроскопические организмы, так как они оказались лишенными содействия всякой непредвиденности, происходящей от тесноты агломераций, от огромности пространств, от беспрестанных видоизменений и перемещений.

И как хозяева распределения воды, люди располагали несокрушимой силой против всего, что они хотели истребить. Отсутствие домашних и диких животных, служащих постоянными распространителями эпидемий, еще более ускорило триумф. И теперь человек, птица и растение навсегда были в безопасности от заразных болезней.

Жизнь их от этого, однако, не стала продолжительнее. Со всеми микробами погибли и те, присутствие которых человеку было полезно, и человеческая машина оказалась беззащитной от свойственного ей и ускорившегося изнашивания. Явились новые болезни, которые, скорее всего, возникли благодаря «металлическим микробам». Человек, таким образом, снова встретил врагов, подобных тем, которые угрожали ему раньше, и хотя брак допускался лишь для самых совершенных индивидуумов, тем не менее человеческий организм редко достигал желательной устойчивости и прочности.

Вскоре многие сотни людей собрались вокруг большого планетника. Но среди них держалось лишь слабое оживление. Мысль о бедствиях господствовала над слишком многими поколениями, чтобы не истощить все источники ужаса и скорби, — этой расплаты за мощные радости и беспредельные надежды. У последних людей была ограниченная чувствительность и совсем не было воображения.

Толпа, во всяком случае, была в тревоге; некоторые лица морщились от слез, и у всех полегчало на душе, когда один сорокалетний человек, спрыгнув с мотора, закричал:

— Сейсмографы пока еще не отмечают никакого землетрясения, так что оно не будет сильным.

— Из-за чего мы тревожимся? — воскликнула женщина с миндалевидными глазами. — Разве можем мы что-нибудь сделать или предупредить? Уже прошли целые века, как приняты все меры! Мы находимся в распоряжении неведомого. И ужасно глупо тревожиться из-за неизбежной беды!

— Нет, Геле, — ответил сорокалетний, — это не глупость, это сама жизнь. До тех пор, пока люди будут в силах тревожиться, в их существовании сохранится некоторая прелесть;

— Так и следует быть! — злобно заметил внук Дана. — Наши радости так ничтожны, наши печали так тщедушны, что не стоят даже смерти.

Сорокалетний покачал головой. Подобно Таргу и его сестре, он в душе своей еще питал надежды на будущее и чувствовал силы в своей широкой груди. Его светлые глаза встретились с ясным взглядом Арвы, и легкое волнение ускорило его дыхание.

В то же самое время и другие группы собрались у прочих радиусов окружности. Благодаря расставленным через каждую тысячу метров волнопередатчикам, все эти группы легко сообщались между собой.

По желанию можно было слышать речи отдельного округа или же всего населения. Это общение сливало в одно толпы и действовало, как сильное возбуждающее. Произошло небольшое волнение, когда в рупоре планетника раздалась весть из оазиса Красных Земель, которая затем понеслась с одного волнопередатчика на другой. Он сообщал, что там возвестили о подземных сотрясениях не только птицы, но и сейсмографы. И толпа сплотилась при этом подтверждении опасности.

Сорокалетний Мано поднялся на платформу; Тарг и Арва были бледны. И так как молодая девушка слегка дрожала, то вновь пришедший проговорил:

— Нас должна успокаивать ограниченность размеров оазисов и их малое количество. Вероятность того, что они окажутся в опасном районе, очень слаба.

— Тем более, — в поддержку этого же мнения высказался Тарг, — что именно подобное положение некогда их и спасло.

Внук Дана услышал их и с присущим ему мрачным злорадством заметил:

— Как будто эти районы не перемещаются время от времени. Впрочем, ведь достаточно слабого, но меткого удара, чтобы истощить родники!

Он удалился, исполненный мрачной иронией. Тарг, Арва и Мано вздрогнули. Минуту они пробыли в молчании, затем сорокалетний заговорил:

— Районы меняются крайне медленно. Уже двести лет, как сильные землетрясения происходят в открытой пустыне. Но их отражения не погубили источников. Близко от опасных мест находятся лишь оазисы Красные Земли, Опустошение и Западная.

Он с тихим восторгом смотрел на Арву, и во взгляде его светился луч любви. Овдовев три года тому назад, он страдал от своего одиночества. Но вопреки возмущению всей своей энергии и своих нежных чувств, он мирился с этим положением. Законы строго определяли число браков и рождений.

Но Совет Пятнадцати несколько недель тому назад вписал Мано в число тех, которые могли возобновить свою семью; такая милость оправдывалась здоровьем его детей. И в лице Арвы; запечатлевшейся в душе Мано, озарялась новым светом древняя легенда.

— Прибавим надежду к нашим тревогам! — воскликнул он. — В конце-то концов даже в чудесные времена Воды смерть каждого человека была для него концом всего мира. И те, которые живут теперь на Земле, в отдельности взятые, подвергаются гораздо меньшим опасностям в сравнении с нашими предками, жившими в дорадиоактивную эпоху!

Он говорил с лихорадочным одушевлением, ибо всегда восставал против той мрачной покорности судьбе, которая отравляла ему подобных. Разумеется, благодаря слишком укоренившемуся атавизму, он освобождался от нее лишь временно. Но во всяком случае он больше всякого другого знал радости жизни в настоящем, радости текущей ослепительной минуты.

Арва слушала его с расположением, но Тарг не мог понять, как это можно пренебречь будущим человечества. И если, подобно Мано, ему случалось внезапно поддаться мимолетной страсти, то он всегда к этому примешивал ту великую мечту Времени, которая руководила предками. Он говорил:

— Я не могу не интересоваться нашим потомством.

И, простерши руку к необъятной пустыне, он молвил:

— Как прекрасно было бы существование, если бы наша власть простиралась и на эту отвратительную пустыню! Неужели никогда вы не думали, что и там были моря, озера, реки, бесчисленные растения, а в дорадиоактивный период и девственные леса! И вот теперь какая-то таинственная жизнь поглощает наши древние владения!

Мано пожал слегка плечами и проговорил:

— Бесполезно об этом думать, раз за пределами оазиса Земля для нас необитаема, пожалуй, даже больше, чем Юпитер или Сатурн.

Их прервал какой-то шум. Со вниманием поднялись все и увидели прибытие новой стаи птиц. Пернатые возвестили, что там, в тени скал, какая-то молодая девушка в бессознательном состоянии стала жертвой железо-магнитов. И пока над пустыней взвились два планера, толпа задумалась о странных магнетических существах, размножавшихся на земле, в то время как вымирало человечество. Прошли долгие минуты. Планеры появились снова. Один из них принес неподвижное тело, в котором все признали бродягу Эльму. Это была незаурядная девушка-сирота; ее не очень любили за ее наклонности; дикость девушки смущала ближних. В иные дни никакая сила не могла помешать Эльме убежать на простор в пустыню.

Ее положили на платформе планетника. Лицо скиталицы, наполовину закрытое длинными черными волосами, было бледно, хотя и усеяно красными точками.

— Она умерла! — объявил Мано. — Таинственные твари выпили ее жизнь.

— Бедняжка Эльма! — воскликнул Тарг.

Он смотрел на нее с такой жалостью, что как ни невозмутима была толпа, но и она с ненавистью стала отзываться о железо-магнитах.

Внезапно резонаторы начали произносить оглушительные фразы и отвлекли внимание: «Сейсмографы отмечают внезапное землетрясение в области Красных Земель».

— О! — раздался жалобный голос коренастого человека.

Ему не ответили ни единым звуком. Все лица были обращены к большому планетнику. Большинство ждало с трепетом нетерпения.

— Ничего! — воскликнул Мано после двух минут ожидания. — Если бы Красные Земли постигло бедствие, то мы бы уже знали об этом.

Пронзительный зов прервал его слова. И рупор большого планетника возгласил: «Страшный удар… Приподымается целый оазис… Катастр…».

Затем смутные звуки, глухой треск… Молчание…

Все, как загипнотизированные, ждали более минуты. Затем толпа тяжко вздохнула. Заволновались самые спокойные люди.

— Это великое бедствие! — проговорил престарелый Дан.

В этом никто не сомневался. В Красных Землях было десять планетников дальнего сообщения, обращенных в разные стороны. Чтобы замолчать всем десяти, надо было, чтобы они все оторвались от своих оснований, или же чтобы растерянность населения была чрезвычайна.

Тарг направил передатчик, ударил длительный призыв. Ответа не последовало. Гнетущая печаль опустилась на души. Это не была жгучая боль прежних людей, но медленная обессиливающая тоска. Красные Земли с Высокими Источниками связаны были тесными узами. Уже пять тысяч лет оба оазиса поддерживали между собой постоянные сношения, то при помощи резонаторов, то частыми посещениями на планерах и моторах. Вдоль тысячи семисот километров пути, соединявшего оба народа, — размещено было тридцать снабженных планетниками станций.

— Надо подождать! — крикнул Тарг, нагнувшись с платформы. — Растерянность, может быть, не позволяет нашим друзьям отвечать, но они не замедлят вернуть себе хладнокровие.

Но никто не мог допустить, чтобы люди с Красных Земель способны были растеряться до такой степени; их раса была еще невозмутимее, чем раса Высоких Источников; она была доступна для печали, но далеко не для ужаса.

Заметив недоверие на всех лицах, Тарг сказал:

— Если разрушены их аппараты, то посланцы оазиса менее чем через четверть часа могут достигнуть первой станции…

— Если только не испорчены планеры, — заметила Геле. — Что же касается моторов, то невероятно, чтобы они могли скоро выбраться за прегражденную развалинами черту оазиса.

Тем временем все население устремилось к южной зоне. Планеры и моторы в несколько минут перенесли к большому планетнику целые тысячи мужчин и женщин. Говор доносился, как глубокие вздохи, прерываемые молчанием. На платформе собрались члены Совета Пятнадцати, эти единодушные толкователи законов и судьи всех поступков. Были видны седые непокорные волосы престарелой Бамар и шишковатая голова ее мужа Омала, густую бороду которого не могли побелить семьдесят лет жизни. Они были некрасивы, но чтимы, и велика была власть их, потому что они дали безупречное потомство.

— Оазис Опустошения пока еще цел, — прошептал Омал, — и сейсмографы не отметили никаких других катастроф в прочих человеческих областях.

Внезапно раздались звуки призыва, и в то время, как большинство насторожилось, из большого планетника раздался крик: «С первой станции Красных Земель. Два подземных толчка подняли оазис. Огромно число погибших и пострадавших; посевы уничтожены. Воды, видимо, в опасности. Планеры отправляются в Высокие Источники»…

Тут произошло смятение. Планеры и моторы помчались, как буря. Невиданное целые века возбуждение охватило подавленные души. Жалость, страх и беспокойство словно помолодили всю эту толпу последних времен.

Совет Пятнадцати обсуждал информацию, между тем Тарг, весь дрожа, отвечал на извещение из Красных Земель и возвещал о скором отбытии делегации.

В часы опасности три родственных оазиса — Красные Земли, Высокие Источники и Опустошение — обязаны были оказывать взаимную помощь. И превосходно знавший все традиции Омал заявил:

— У нас имеются запасы на пять лет. Красные Земли могут требовать себе четвертую долю. Равным образом мы обязаны оказать приют, если это неизбежно, двум тысячам беглецов. Но им полагаются меньшие пайки провизии и им не позволяется плодиться. Даже мы сами должны ограничить наши семьи, дабы ранее истечения пятнадцати лет привести численность населения к установленной норме.

Совет одобрил эту ссылку на законы; затем Бамар закричала толпе:

— Совет назначит тех, которые отправятся в Красные Земли. Их будет не больше девяти. Остальных пошлют, когда станут известны нужды наших братьев.

— Я прошу послать меня! — заявил Тарг.

— И я тоже! — живо присоединилась Арва.

Глаза Мано заблестели, и он тоже заговорил:

— Если совету будет угодно, то я буду среди посланцев.

Омал посмотрел на них благосклонно. И он когда-то переживал добровольные порывы, столь редкие у последних людей.

За исключением хилого юного Амата, толпа пассивно ожидала решения Совета. Обузданное тысячелетними законами и привычное к однообразной, нарушаемой лишь метеорами жизни, население утратило всякую склонность к инициативе. Ничто не могло толкнуть на приключения этих покорных, терпеливых и одаренных огромной пассивной волей людей. Окружавшие их бескрайние и лишенные всяких жизненных ресурсов пустыни тяготели над всеми их поступками и мыслями.

— Ничто не препятствует отправлению Тарга, Арвы и Мано, — проговорила старая Бамар. — Но для Амата дорога трудна. Пусть решит Совет.

Пока Совет обсуждал, Тарг смотрел на печальный простор. Жгучая грусть угнетала его. Катастрофа Красных Земель тревожила хранителя больше, чем прочих его соплеменников. Их надежды возлагались лишь на отсрочку окончательной гибели, тогда как он лелеял мечту о счастливых метаморфозах. Но обстоятельства беспощадно подтверждали традиционную мысль.

И все-таки, при виде тяжких гранитных равнин и огромных гор, вздымавшихся на Западе, мысль о приключениях его не покидала. Его душа стремилась к Красным Землям, но не с какой-нибудь определенной мыслью, а под влиянием тех неуловимых влечений, которые толкали некогда людей ко всему неведомому на Земле!

В КРАСНЫЕ ЗЕМЛИ

Девять планеров неслись к Красным Землям. Они неохотно отдалялись от тех двух дорог, по которым уже сто веков следовали моторы. Предки настроили из необделанного железа огромные убежища с планетными резонаторами и большое число менее значительных станций. Обе дороги хорошо содержались. Так как моторы проходили по ним редко, и притом их колеса были снабжены чрезвычайно эластичным металлическим покрытием, кроме того население обоих оазисов еще отчасти умело пользоваться теми огромными силами, которые подчинили себе их предки, — то содержание дорог требовало более надзора, чем труда. Железо-магниты там почти не показывались и производили лишь незначительные повреждения. Пешеход мог пройти целый день, почти не подвергшись никакой опасности. Но было неблагоразумно делать слишком продолжительные остановки, а в особенности засыпать. Много раз люди теряли в таких случаях все красные шарики крови и умирали от анемии.

Девять посланцев ничем не рисковали. Каждый из них распоряжался легким планером, который мог, однако, поднять четырех человек. Так что если даже и случилось бы несчастье с двумя-тремя из аппаратов, и тогда экспедиция не потерпела бы никакого ущерба. Аппараты обладали почти идеальной эластичностью и строились с таким расчетом, чтобы выдерживать сильнейшие удары и не опасаться ураганов.

Мано летел во главе отряда. Тарг и Арва неслись почти рядом. Волнение молодого человека все возрастало. История великих катастроф, верно передававшаяся от поколения к поколению, не выходила у него из головы.

Уже пятьсот веков как люди занимали на планете лишь тесно ограниченные пространства. Призрак конца задолго предшествовал катастрофе. Уменьшение количества воды замечалось уже в очень отдаленные эпохи и в первые века радиоактивной эры. Многие ученые предсказывали, что человечество погибнет от безводия. Но могли ли произвести подобающее впечатление такие предсказания на людей, которые видели снега, засыпавшие их селения, безграничные моря, плескавшиеся у их материков? Вода между тем медленно, но безостановочно убывала. Затем наступили страшные катастрофы. Случалось наблюдать чрезвычайные перемещения почвы. Землетрясения иногда в один день уничтожали по десять, двадцать городов и сотни селений; образовались новые горные цепи, вдвое выше древних Альп, Анд и Гималаев; вода пересыхала с каждым столетием. Но эти страшные явления еще более усилились. Значительные перемены замечались и на поверхности Солнца. Они, согласно малоизученным законам природы, отражались на поверхности нашей несчастной планеты. Началась ужасная цепь катастроф, которые с одной стороны довели высоту гор до двадцати пяти — тридцати километров, а с другой, истребили огромные массы вод.

Как известно, к началу этих планетных переворотов, численность человечества достигла цифры в двадцать три миллиарда душ. Эта масса располагала неизмеримыми силами, которые она извлекала (подобно тому, как это в несовершенном виде практикуется и теперь) из протоатомов, и очень мало беспокоилась об убыли воды, до такой степени усовершенствованы были способы искусственной культуры и питания. Человечество даже хвасталось, что скоро будет существовать при помощи вырабатываемых химически органических продуктов. И много раз эта старинная мечта казалась осуществившейся, но всякий раз странные болезни и быстрое вырождение истребляли подвергавшихся опытам людей. Пришлось держаться пищевых продуктов, известных человеку давно. Правда, эти продукты, благодаря новым приемам воспитания и земледелия, а равно различным указаниям ученых, подверглись неуловимым переменам, так что на содержание человека требовались меньшие порции, и менее чем в четыреста веков пищевые органы подверглись значительному уменьшению, тогда как дыхательный аппарат развился пропорционально разрежению атмосферы.

Последние дикие звери исчезли. Пищевые животные, сравнительно с их предками, выродились в подлинные живые растения, в безобразные яйцевидные массы, члены которых превратились в какие-то отростки, а челюсти, благодаря искусственному питанию, совершенно атрофировались. Только некоторые породы птиц избежали такого вырождения и достигли необыкновенного умственного развития.

Их кротость, красота и прелесть развивались с каждым поколением. Благодаря своему инстинкту, который сохранился у них более утонченным, чем у человека, они оказывали совершенно неожиданные услуги, в особенности ценимые в лабораториях.

Человечество этой всемогущей эпохи познало тревогу существования. Великолепная таинственная поэзия умерла. Простой жизни больше не было; не было больше и огромных, почти свободных пространств; этих лесов, ланд, болот, степей, залежей, которыми так изобиловала дорадиоактивная эпоха. Самоубийство сделалось самой опасной болезнью человечества.

В течение пятнадцати тысячелетий земное население с двадцати трех миллиардов уменьшилось до четырех. Моря, рассеянные по глубоким впадинам, занимали лишь четвертую долю пространства. Большие реки и озера исчезли. Огромные и мрачные горы заполняли простор. Так появилась дикая и обнаженная планета.

Человек, между тем, боролся отчаянно. Он хвастался, что хотя и не может жить без воды, но сфабрикует ее себе, сколько нужно для потребностей хозяйства и земледелия; но необходимые для этого материалы стали убывать или же оставались на глубине, разработка которой делала их недоступными. Пришлось перейти на способы экономии, прибегать к инженерным средствам оборудования и извлечения наибольшей пользы из жизнедательных источников.

Домашние животные оказались не в силах приспособиться к новым жизненным условиям и погибли. Люди тщетно пытались выработать из них более невзыскательные породы. Но трехсоттысячелетнее вырождение уже истощило эволюционную энергию. Удержались только птицы и растения. Последние приобрели некоторые древние формы, а первые приспособились к новой среде. Многие из них вернулись к дикому состоянию и стали строить свои гнезда там, где человек меньше мог их истреблять. Исчезновение воды сопровождалось, хотя далеко не в такой степени, разрежением воздуха. Пернатые жили хищничеством и проявляли такую утонченную хитрость, что невозможно было им помешать. Что касается тех, которые жили вместе с нашими предками, то их участь была ужасна. Их пытались низвести до состояния пищевых животных. Но их самосознание было слишком ясно. Они отчаянно боролись, чтобы избежать своей участи. Происходили отвратительные сцены первобытных времен, когда человек ел человека, или когда целые народы бывали обращены в рабство. Ужас обуял, наконец, сознание людей и мало-помалу они перестали мучить своих сожителей по планете и перестали ими питаться.

Землетрясения, между тем, продолжали преображать земную поверхность и разрушать города. После тридцати тысяч лет борьбы наши предки наконец поняли, что минералы, миллионы лет осиливаемые растительным и животным царствами, вступили на путь окончательной победы. Тогда начался период отчаяния, за время которого население Земли дошло до трехсот миллионов душ, тогда как моря сократились до одной десятой доли земной поверхности. Три или четыре тысячи лет затишья дали возможность возродиться некоторому оптимизму. Человечество предприняло изумительные предохранительные работы; борьба с птицами прекратилась; в отношении их ограничились тем, что поставили пернатых в условия, препятствующие их размножению, и из них извлекли огромную пользу.

Затем катастрофы начались снова. Обитаемые пространства сократились еще больше. А приблизительно через тридцать тысяч лет произошли окончательные превращения. Человечество оказалось ограниченным несколькими рассеянными по земной поверхности местностями, земля же, как в первобытные времена, снова сделалась неизмеримой и страшной; за пределами оазисов стало невозможным добыть себе необходимой для существования воды.

Затем произошло относительное затишье. Хотя вода, которую дают вырытые в пропастях колодцы, опустилась еще глубже, и человечество убавилось на две трети, и пришлось покинуть два оазиса, но люди все-таки держались и несомненно продержатся еще в течение пятидесяти или ста тысяч лет…

Человек жил в состоянии тихой, печальной и самой пассивной покорности судьбе. Дух творчества угас. Он пробуждается только вследствие атавизма и у немногих индивидуумов. От постепенного подбора раса усвоила автоматическую и поэтому полнейшую подчиненность ненарушимым законам. Проявления страстей стали редки, преступления неизвестны. Зародилась своего рода религия без культа и без ритуала: она состояла в страхе и почтении к минералам. Последние люди приписывали планете медленную, но неуклонную волю. Сначала она относится благосклонно к зарождающимся от нее царствам и дает им накопить огромную мощь. Но тот неведомый час, когда она их осуждает на гибель, является в то же время началом благосклонности ее к новым царствам.

И теперь ее таинственные силы содействуют царству железо-магнитов. Нельзя сказать, чтобы железо-магниты принимали участие в истреблении человека. Самое большое, они содействовали предначертанному, впрочем, судьбою уничтожению диких птиц. Хотя появление их относится к отдаленной эпохе, но они совершили незначительную эволюцию. Движения их изумительно медленны; самые проворные не могут пройти декаметра в час. А блиндированная висмутом ограда из необработанного железа является для них непреодолимым препятствием. Чтобы повредить человеку немедленно, им нужно совершить прыжок, который невозможен при их настоящем развитии.

Начало царства железо-магнитов отметили на склоне радиоактивного периода. То были странные фиолетовые пятна на железе и его производных, то есть металлах, подвергшихся промышленной обработке. Явление это наблюдалось только на предметах, которыми пользовались много раз, никогда железо-магнитных пятен не находили на железе в диком состоянии. Таким образом новое царство могло появиться только благодаря человеку. Это сильно занимало предков. Может быть, и люди были в подобном положении в отношении предшествовавших царств, которые на склоне своем допустили развитие жизни протоплазмы.

Как бы то ни было, но человечество давно уже знало о существовании железо-магнитов. А когда ученые описали их главные проявления, то уже не вызывало сомнений, что это организованные существа. Состав их необычаен. Он допускает лишь одну субстанцию — железо. И если иногда к нему оказываются примешанными хотя бы в небольшом количестве другие вещества, то это всегда является засорением, вредным для развития железо-магнитов; и их организм освобождается от примесей, если, только он не очень ослаблен и не поражен какою-нибудь загадочной болезнью. Строение железа в живом состоянии очень разнообразно: оно содержит элементы жилистые, зернистые, мягкие, твердые и т. д. В общем же оно пластично и не содержит никакой жидкости. Но что в особенности характерно для новых организмов, так это крайняя сложность и беспрерывная неустойчивость их магнетического состояния. Эта неустойчивость и сложность достигают таких размеров, что самые упорные исследователи отказались от применения к ним не только законов, но даже хоть сколько-нибудь приблизительных правил. Вероятно, в этом и следует видеть главное проявление жизни железо-магнитов. Когда в новом царстве обнаружится высшее сознание, то я полагаю, оно в особенности отразит это странное явление. Пока же, если у железо-магнитов и существует сознание, то оно находится еще в первобытном состоянии. Они живут в том периоде, когда над всем преобладает забота о размножении. Тем не менее таинственные создания уже подверглись некоторым значительным переменам. Писатели радиоактивной эпохи изображают нам каждую особь состоящей из трех групп, с заметной наклонностью в каждой группе к улиткообразной форме. В эту эпоху они не могли проходить больше пяти-шести сантиметров в двадцать четыре часа; если изменить форму их агломераций, то им требуется много недель на приведение себя в прежнее состояние. В настоящее время, они, как говорят, могут проходить до десяти метров в час. Больше того: они образуют агломерации из трех, пяти, семи и даже девяти групп; и формы их отличаются большим разнообразием. Отдельная группа, состоящая из значительного количества железо-магнитных телец, не может существовать самостоятельно, ей необходимо быть пополненной двумя, четырьмя, шестью или восемью другими. Каждая серия содержит, очевидно, силовые линии, но как они устроены, сказать затруднительно. Начиная с агломерации из семи групп, железо-магнит погибает, если уничтожить хоть одну из них.

И наоборот, тройная серия может преобразоваться при помощи лишь одной группы, а серия из пяти групп — при помощи трех. Восстановление какой-нибудь поврежденной серии во многом напоминает зарождение железо-магнита. Оно представляет для человека глубокую загадку. Процесс совершается на расстоянии. Когда зарождается один железо-магнит, то непременно констатируется присутствие при этом многих других железо-магнитов. В зависимости от породы, на образование одного индивидуума требуется от шести часов до десяти дней. Оно, по-видимому, всецело происходит при помощи индукции. Подобным же образом происходит и восстановление поврежденного железо-магнита.

В то время присутствие железо-магнитов было почти безвредно. Предки наши вместе с истреблением железо-магнитов изыскивали способы обращения их деятельности на пользу людей. Ничто, например, видимо, не препятствовало тому, чтобы обрабатывать материю железо-магнитов для промышленных целей. Если бы это осуществилось, то было бы достаточно защитить машины таким же способом, каким защищены ныне оазисы. Но старинные анналы сообщают, что человечество потерпело неудачу. Преображенное новой жизнью железо оказывалось негодным ни для какого человеческого употребления. Его строение и столь разнообразные магнетические свойства образуют субстанцию, которая не подчиняется никаким комбинациям и негодна ни для какой целесообразной работы. Несомненно, что эта структура, видимо, сливается, а магнетизм исчезает при близкой к плавлению температуре (а тем более при самом плавлении); но как только металлу дают остыть, как эти вредные свойства возвращаются.

Кроме того, человек не может долго оставаться в местах значительного скопления железо-магнитов. Он делается анемичным в несколько часов. По истечении же одного дня и одной ночи он оказывается в состоянии крайней слабости и не замедлит потерять сознание; а если ему не помочь, то он умирает.

Причины этих явлений не остались неузнанными: близость железо-магнитов приводит людей к потере красных кровяных шариков, которые почти доходят до состояния чистой крови и скапливаются на поверхности кожи, а затем притягиваются железо-магнитами, которые их разлагают и ассимилируют.

Различные причины могут помешать или замедлить это явление. Достаточно идти, и тогда не нужно ничего опасаться. Тем более безопасно ехать на моторе. Если одеться в ткань из нитей висмута, то можно в течение по меньшей мере двух дней пренебрегать великой опасностью со стороны врага. Точно также опасность ослабевает, если лечь головой к северу, а равно и в тот час, когда солнце приближается к меридиану.

Само собой разумеется, когда число железо-магнитов убывает, то и это явление становится менее интенсивным, наступает такой момент, когда оно прекращается совсем, так как человеческий организм сопротивляется. Наконец, действие железо-магнитов убывает пропорционально расстоянию и становится неощутимым за десять метров.

Понятно, что истребление загадочных существ казалось для наших предков необходимым. Они повели против них методическую войну. В эпоху, подобную той, когда начались великие катастрофы, эта борьба требовала тяжелых жертв. А среди железо-магнитов завершился подбор. Приходилось употреблять огромные усилия, чтобы остановить их размножение.

Последовавшие далее земные метаморфозы послужили новому царству на пользу. Его присутствие стало менее тревожным, так как количество необходимого для промышленности минерала систематически убывало, между тем сейсмические перевороты подняли наружу огромные массы первобытного железа, руды, которая недоступна для железо-магнитов. Таким образом и борьба с последними настолько ослабела, что стала ничтожной. Что могла значить органическая гибель в сравнении с неотвратимой гибелью планетной?..

Теперь железо-магниты почти не беспокоили людей. С поясами из красного железняка или из шпатового железа, покрытыми висмутом, они считали себя неприступными. Но если бы какой-нибудь новый переворот вернул на поверхность Земли воды, то новое царство представило бы неисчислимые препятствия для человеческого размножения, по крайней мере размножения более или менее значительных размеров.

Тарг окинул равнину продолжительным взглядом, и повсюду он различал фиолетовый оттенок и свойственные железо-магнитам извилистые формы.

— Да, — проговорил он, — если человечество приобретет сколько-нибудь сил, то ему придется начать работу предков снова. Врага надо истребить или же утилизировать. Боюсь я, что его истребление окажется невозможным: новое царство должно носить в себе самом такие элементы успеха, которые обойдут всю предусмотрительность и энергию отжившего царства. И наоборот, неужели нельзя найти такой метод, который позволил бы обоим царствам существовать рядом и даже взаимно помогать? Да почему бы нет? Раз железо-магнитный мир ведет свое происхождение от нашей промышленности? Разве не кроется в этом указание на глубокую сочетаемость?

Затем, устремив свои взоры к огромным вершинам запада, он воскликнул:

— Увы, смешны мои мечты! А между тем… Между тем, разве они не помогают мне жить? Разве не дают они мне немного того юного счастья, которое навсегда изгнано из души человека?

С легкой болью в сердце он выпрямился: там, в прорези горы Теней, только что появились три огромных белых планера.

ЗЕМЛЯ-ЧЕЛОВЕКОУБИЙЦА

Планеры эти почти касались нависшего над пропастью Пурпурного Зуба. Их окутала оранжевая тень, затем они снова засеребрились на полуденном солнце.

— Посланцы из Красных Земель! — воскликнул Мано. Он не сообщил ничего нового своим спутникам. Его слова были лишь призывом к вниманию. Обе партии ускорили свой полет, и вскоре бледные птицы опустились около изумрудных аппаратов Высоких Источников. Раздались приветствия, и за ними наступило молчание; на сердце у каждого было тяжело, слышалось лишь легкое жужжание турбин, да шелест крыльев. Все чувствовали суровую силу этой пустыни, над которой они неслись как владыки.

Наконец Тарг спросил робким голосом:

— Известны ли размеры несчастья?

— Нет! — отвечал один из пилотов с темным лицом. — Они будут известны не ранее как через несколько часов. Известно только одно, что число мертвых и раненых огромно. И это было бы ничего, если бы мы не опасались за исчезновение многих источников.

С печальным спокойствием он опустил голову.

— Погибли не только все посевы, но и исчезло много запасов. Во всяком случае, если не произойдет новых землетрясений, то с помощью Высоких Источников и Опустошения, мы сможем просуществовать в течение нескольких лет. Народ временно прекратит размножаться, но, может быть, нам не придется пожертвовать ни одним человеком.

Еще некоторое время оба отряда летели рядом, но затем пилот с темным лицом переменил направление. И люди из Красных Земель полетели на Север, тогда как девятеро взвились к перевалу через гору Теней.

Они неслись среди опасных вершин, над бездонными пропастями и вдоль косогорья, которое некогда было пастбищем, а теперь там плодили свое потомство железо-магниты.

— Вот оно доказательство, до чего этот склон насыщен обломками промышленной деятельности людей.

И снова они летели над холмами и долинами. К двум третям дня они находились в трехстах километрах от Красных Земель.

— Еще один час! — воскликнул Мано.

Тарг с помощью своего телескопа исследовал горизонт. Еще неопределенно, но он уже разглядел оазис и пурпурную полосу, от которой он получил свое название. Жажда приключений, затихшая было после встречи с большими планерами, снова пробудилась в сердце молодого человека, он усилил быстроту своей машины и опередил Мано.

Стаи птиц кружились над красной полосой земли. Многие понеслись навстречу эскадре. Они сошлись в пятидесяти километрах от оазиса. Их повествование не только подтвердило катастрофу, но они предсказывали и новые неизбежные бедствия. Тарг смотрел и слушал их с поникшим сердцем, не будучи в силах промолвить ни единого слова.

Земля в пустыне словно была вспахана каким-то необыкновенным плугом. По мере приближения в оазисе видны были обрушившиеся дома, его ограда была разорвана; посевы провалились; среди развалин копошился человеческий муравейник…

Вдруг страшный крик пронесся в воздухе. Полет птиц странно обломился, жуткая дрожь пронеслась в пространстве.

Земля-человекоубийца пожирала своих детищ!

Одни только Тарг и Арва испустили крик жалости и ужаса. Остальные же авиаторы с грустным спокойствием последних людей продолжали свой путь… Пред ними был весь оазис. Над ним носились зловещие вопли. Видно было, как жалкие существа бежали, ползли или шатались, другие оставались неподвижными, будучи поражены насмерть; иногда словно окровавленные головы виднелись из земли. Зрелище становилось еще ужаснее по мере того, как можно было лучше различать подробности.

Девятеро в нерешимости носились над оазисом. Но испуганный сначала полет птиц успокоился; видимо, не предвиделось никакого другого толчка. Можно было опуститься на землю.

Несколько членов Главного Совета приняли делегатов Высоких Источников. Речи были не обильны и быстры. Новое бедствие требовало всей возможной энергии. Девятеро присоединились к спасателям.

Стоны сначала казались невыносимыми. Ужасные раны преодолевали фатализм взрослых, вопли же детей раздавались, как один пронзительный и дикий вопль скорби.

Наконец анестетические средства оказали свое благотворное действие. Жгучие страдания погрузились на дне бессознательности. Теперь раздавались только отдельные стоны, стоны тех, которые были распростерты на дне развалин.

Один из таких воплей привлек внимание Тарга. Это был скорее вопль испуга, но не страданий, в нем была какая-то таинственная и свежая прелесть. Молодой человек долго не мог раскрыть его места. Наконец он нашел ту яму, из которой крик доносился более отчетливо. Камни мешали Таргу, и он осторожно принялся их разбирать. Ему беспрерывно приходилось останавливать свою работу перед глухими угрозами минералов: образовывались внезапные провалы, обваливались камни или же доносились подозрительные сотрясения.

Стоны умолкли; от нервного напряжения и усталости на висках Тарга выступил пот.

Вдруг все, казалось, погибло; обрушилась одна часть стены. Искатель чувствовал себя во власти минералов, и, склонив голову, ждал… Один камень скользнул вплотную с ним, он померился с судьбой, но тишина и неподвижность восстановились.

Подняв глаза, хранитель увидел, что слева от него открылся огромный, как настоящая пещера, провал, и в полутьме его он разглядел распростертого человека. Тарг с усилием поднял живую жертву и вышел из развалин в ту самую минуту, когда новый обвал сделал путь непроходимым…

Это была молодая женщина или девушка, одетая в серебристую ткань Красных Земель. Ее волосы больше всего взволновали спасателя. Они были того лучезарного цвета, который встречался у девушек, благодаря атавизму, едва какой-нибудь раз в целое столетие. Ослепительные, как драгоценный металл, и свежие, как вода, брызжущая из глубоких родников, они казались какой-то любовной тканью, символом той грации, которая в течение веков была украшением женщин.

Сердце Тарга всколыхнулось, героический порыв охватил его мозг. Ему представились великодушные и славные подвиги, которые никогда больше не случались среди последних людей. И в то время, как он любовался изящным овалом щек, их перламутровым оттенком и пурпуром ее губ, раскрылись глаза цвета утренних небес, когда солнце необъятно, и ласкающий ветерок стремится по простору.

В НЕДРАХ ЗЕМЛИ

Это было в сумерках. Созвездия зажгли свои далекие светильники. Замолкший оазис прикрыл свои бедствия и свои печали. И Тарг с тревожной душой бродил близ стен.

Время для последних людей было ужасное. Планетники один за другим возвещали неисчислимые бедствия. Опустошение было разрушено. В двух экваториалах, в Большой Долине и в Голубых Песках, воды исчезли. В Высоких источниках они понизились. Из Светлого Оазиса и из Долины Скорби сообщали или о разрушительных толчках, или о быстрой убыли вод.

Бедствие обрушилось на все человечество.

Тарг прошел через разрушенную ограду и вступил в безгласную и ужасную пустыню.

Луна была почти полной и начинала затемнять наиболее слабые звезды. Она освещала красные граниты и фиолетовые массивы железо-магнитов, над которыми иногда замечался колеблющийся фосфорический свет, таинственный признак деятельности новых существ.

Молодой человек шел по пустыне, не замечая ее мрачного величия.

Ослепительный образ затмил для него ужасы катастрофы. В его сердце словно запечатлелся образ золотистых волос, звезда Вега трепетала подобно голубым очам. Любовь казалась сутью жизни; и эта жизнь стала еще кипучее, еще глубже, еще чудеснее. Он страдал от этого, но страдание ему было мило. Оно во всей полноте раскрывало Таргу тот мир красоты, который он предчувствовал и ради которого он скорее согласился бы умереть, чем жить ради тусклых идеалов последних людей. Имя той, которую он извлек из развалин, то и дело вспоминалось ему, словно оно стало для него святыней.

— Эра!

Он шел в суровом молчании вечной пустыни, в молчании, подобном великому эфиру, который заставлял трепетать лучи звезд. Воздух был неподвижен, как гранит. Время словно умерло, пространство стало прообразом иного нечеловеческого пространства, неумолимого, ледяного, полного мрачных призраков.

Тем не менее тут была жизнь, но отвратительная, потому что наследовала человеческой, жизнь угрюмая, устрашающая, неизведанная. Тарг дважды останавливался, чтобы поглядеть на фосфорические существа. Ночь их нисколько не усыпляла. Они передвигались с таинственными целями. Но те средства, какими они пользовались, чтобы скользить по земле, невозможно было объяснить. Тарг скоро перестал ими интересоваться. Образ Эры его увлекал. Была смутная связь между этим его скитанием по пустыне и героизмом, пробудившемся в его душе. Он безотчетно жаждал приключений невозможных, химерических: хранитель был в поисках воды.

Одна вода могла дать ему Эру. Человеческие законы отдаляли от него ее. Вчера еще он мог мечтать о ней как о супруге, для этого достаточно было, чтобы какую-нибудь девушку из Высоких Источников согласились принять Красные Земли. Но после катастрофы такой обмен стал невозможным. Высокие Источники принимали изгнанников, но обрекали их на безбрачие. Законы были неумолимы. И Тарг мирился с ними, как с высшей необходимостью.

Ярко светила луна, ее перламутровый серебристый диск возвышался над западными высотами. Тарг шел к ним, как в гипнозе. Он достиг скалистой местности. Здесь еще сохранились следы разрушения. Многие скалы были низвергнуты, многие трескались. И повсюду кремнистая земля была изодрана расщелинами.

— Можно подумать, — проговорил про себя молодой человек, — что здесь землетрясение достигло высшего своего напряжения… Отчего это?

Мечты его понемногу рассеивались, а окружающая природа будила его любознательность.

— Почему же это? — спрашивал он самого себя. — Да, почему?

Из осторожности и для исследования скал он останавливался на каждом шагу; эта изборожденная почва должна была таить бесчисленные ловушки. Им овладело странное волнение. Ему казалось, что если бы мог быть путь к воде, то более всего шансов ему быть здесь, в этой взбудораженной на такую глубину местности. Включив свой радиатик, с которым он никогда не расставался в путешествиях, он углубился в расщелины коридоров, которые быстро суживались или оканчивались тупиками.

В конце концов он оказался перед небольшой трещиной, начинавшейся у высокой и чрезвычайно широкой скалы, которую лишь немного повредило землетрясением. Достаточно было бросить взгляд на сверкавший местами, как стекло, излом, чтобы понять, что все расщелины были недавнего происхождения. Таргу она показалась не заслуживающей внимания, и он хотел удалиться, но сверкание излома его заинтересовало. Почему бы не попробовать исследовать? Если она не очень глубока, то ему достаточно будет сделать лишь несколько шагов.

Она оказалась много длиннее, чем он думал. Тем не менее шагов после тридцати расщелина начала суживаться. Вскоре Тарг уже думал, что ему нельзя будет углубиться дальше. Он остановился и тщательно стал исследовать все особенности стены. Проход пока еще был возможен, но уже приходилось ползти; хранитель планетника не остановился и перед этим и проник в расщелину, диаметр которой едва был шире человеческого тела. Извилистый и усеянный острыми камнями проход сузился еще более. Тарг уже задавался вопросом, сможет ли он вернуться назад.

Он был словно замурован в недрах Земли, как пленник мира минералов, как бесконечно слабое ничтожество, которое способна уничтожить любая скала. Но им начинала овладевать лихорадка исследования, и он стал бы презирать себя и даже ненавидеть, если бы отказался от своей задачи раньше, чем убедился в ее невозможности. И Тарг продолжал.

Он долго пробирался во внутренности скалы. Под конец с ним случился почти обморок. Его сердце, бившееся до того подобно взмахам крыльев, замерло. Биение его стало едва ощутимым, отвага и надежда пропали. Когда же сердце снова набралось немного сил, то Таргу показалось смешным пускаться в такое дикое приключение.

— Не сошел ли я с ума?

Он пополз назад. И тогда им овладело мучительное отчаяние; образ Эры рисовался ему с такой живостью, словно она была с ним в этой расщелине.

— Если бы даже я сошел с ума, — рассуждал он в полубреду, — то все же мое безумие было бы лучше отвратительной мудрости мне подобных… Вперед!

И он снова двинулся вперед. Хранитель рисковал своей жизнью, решившись остановиться лишь перед непреодолимым препятствием.

Случай, казалось, благоприятствовал его отваге; расщелина расширилась, и он был теперь в высоком базальтовом коридоре, своды которого, видимо, поддерживались антрацитовыми колоннами. Им овладела бурная радость, и Тарг пустился бежать; все ему казалось теперь возможным.

Но камень так же полон тайн, как в древности зеленый лес. Внезапно коридор окончился. Тарг оказался пред мрачной стеной, от которой радиатик едва мог извлечь несколько отблесков… Тем не менее он продолжал исследовать стены. И на трех метрах высоты он открыл отверстие новой расщелины.

То была слегка извилистая и поднимавшаяся до сорока градусов от горизонта трещина достаточной ширины для прохода одного человека; но Тарг смотрел на нее с радостью, смешанной с разочарованием: она ободряла его химеричную надежду, потому что путь его, во всяком случае, не был прегражден окончательно, но с другой стороны она представлялась безнадежной, так как устремлялась вверх.

— Если она не начнет снижаться, то у меня больше нет шансов ни вернуться по ней на поверхность, ни опуститься под землю! — ворчал исследователь.

И он беззаботно и отчаянно махнул рукой, непроизвольно прибегнув к жесту, который был совершенно чужд ему, как и всем современным Таргу людям, но являлся повторением какого-то жеста предков. Хранитель пустился карабкаться по стене.

Она была почти отвесной и гладкой. Тарг имел при себе лесенку из минеральных волокон, с которой не расстаются авиаторы. Он вынул ее из своего мешка с инструментами. Она прослужила целому ряду поколений, но была так же гибка и надежна, как в первые дни после своего изготовления. Он развернул ее тонкий и легкий моток и, взяв его за середину, размахнулся. Тарг в совершенстве исполнял этот маневр. Крюки, которыми оканчивалась лестница, без труда зацепились за базальт. В несколько секунд исследователь добрался до трещины.

Он не мог сдержать восклицания недовольства. Трещина была достигнута, но поднималась довольно круто вверх. Его усилия оказались тщетными.

Но Тарг свернул свою лесенку и углубился в расщелину. Первые шаги были труднее всего. Двигаться приходилось по наклонной и скользкой почве. Затем дорога выровнялась; проход расширился настолько, что в нем могли идти в ряд несколько человек. К несчастью, уклон неизменно шел вверх. Тарг полагал, что находится метрах в пятнадцати над уровнем наружной равнины. Подземное путешествие оказалось таким образом подъемом в гору!..

Он преследовал свою цель, какова бы ни была ее цена, ощущал в себе тихую печаль и осуждал себя за безумную попытку. Но он сделает все для того, чтобы добиться открытия, которое превзойдет по своему значению все, что совершили за последние века люди! Неужели будет достаточно его химерического характера и более чем у прочих мятущейся души, чтобы преуспеть там, где потерпели неудачу общие усилия, опиравшиеся на изумительное оборудование? Не требует ли такая, как его, попытка полнейшего подчинения и терпения?

По рассеянности он и не заметил, что путь сделался положе и даже стал совсем горизонтальным. Внезапно Тарг с удивлением очнулся от своего забвения: в нескольких шагах от него галерея начала опускаться!

Она снижалась на протяжении более одного километра; она была широка, и посредине глубже, чем по краям; движение по ней вообще было удобно и лишь изредка прерывалось какой-нибудь каменной трещиной. Не было никакого сомнения, что в отдаленные времена здесь проложил себе путь поток воды.

Между тем обломки камня начали накапливаться, среди них были осколки глыбы новейшего происхождения, затем выход оказался прегражден совершенно.

— Здесь галерея кончилась, — подумал молодой человек. — Это ее прервало перемещение в земной коре. Но только когда? Вчера… Или тысячу лет тому назад… Или сто тысяч лет!

Он недолго исследовал обвал, в котором рассмотрел следы недавних землетрясений. Вся его энергия направлена была теперь на то, чтобы найти проход. И он вскоре открыл одну расщелину; она была узкая, высокая, трудная, утесистая, способная внушить отчаяние. И он сразу узнал в ней свою галерею. Она продолжала идти вниз, становясь все шире и просторнее. Под конец ее ширина в среднем стала доходить до ста метров.

Последние сомнения Тарга рассеялись: некогда здесь протекала настоящая подземная река. На первый взгляд это открытие казалось ободряющим. Но, поразмыслив над ним, человек почувствовал тревогу. Из того, что некогда здесь протекала вода, совсем не следовало заключение, что она потечет здесь опять. Наоборот! Все нынешние источники, которые дают воду, оказываются далеко от тех мест, где сливались реки. Это было почти законом.

Еще три раза галерея, казалось, оканчивалась тупиком; но всякий раз Тарг разыскивал новый проход. Тем не менее она окончилась. Перед глазами предстал огромный провал, пропасть.

Усталый и печальный, он присел на камень. Эта минута была даже ужаснее той, когда он полз по удушающей расселине. Всякая дальнейшая попытка была бы явным безумием. Надо возвращаться! Но его сердце восстало против этой мысли. Восстал и дух приключений, ободренный только что совершенным изумительным путешествием. Пропасть его не пугала.

— А если бы пришлось погибнуть? — воскликнул он.

Но хранитель уже шел среди гранитных утесов.

Отдавшись мимолетным планам, он каким-то чудом опустился до глубины в тридцать метров и вдруг оступился и потерял равновесие.

— Кончено! — подумал Тарг, падая в бездну.

НА ДНЕ ПРОПАСТИ

Толчок остановил его. Но это был не болезненный толчок падения на гранит, а эластический, хотя все-таки настолько сильный, чтобы лишить сознания. Когда же он пришел в себя, то понял, что висит в потемках, зацепившись за какой-то выступ своим мешком для инструментов. Он нащупал скалистую стену. Помимо выступа, его рука встретила шероховатую поверхность, затем пустоту. Его ноги с левой стороны наткнулись на какую-то опору, которая, после некоторого нащупывания, ему показалась небольшой площадкой. Схватившись за выступ с одной стороны и утвердившись с другой стороны на площадке, он мог обойтись без всякой другой поддержки.

Когда он укрепился в таком положении, которое казалось ему самым удобным, то постарался освободить свою сумку. Будучи теперь более свободным в своих движениях, он стал направлять во все стороны свет радиатика. Площадка оказалась достаточно просторной для одного человека, чтобы устоять на ней и даже делать слабые движения. А один зубец скалы над головой, в случае необходимости, позволял прицепить крючки лестницы. Подъем казался возможным до того самого места, откуда упал Тарг. Снизу же ничего не было, кроме пропасти с отвесными стенами.

— Подняться я могу, — решил молодой человек, — но спуск невозможен.

Он не думал больше о том, что только что избежал смерти. Лишь неудача его бесплодных усилий волновала сознание. С тяжелым вздохом он расстался с выступом и, цепляясь за утесы, сумел утвердиться на площадке. В висках у него шумело; онемение сковало члены и мозг. Он до того обессилел, что чувствовал, как понемногу его тянет головокружительная пропасть. Когда хранитель опять собрался с силами, то инстинктивно стал ощупывать пальцами гранитную стену и снова заметил, что на половине его роста имеется пустота. Тогда он наклонился и слабо вскрикнул: площадка находилась у входа в грот, который при свете радиатика казался значительным.

Он тихо рассмеялся. Уж если его постигла неудача, то по меньшей мере ему следовало пуститься по этому пути, который стоило изучить.

И убедившись, что все его инструменты, а в особенности лесенка из минеральных волокон, целы, он вступил в пещеру. Весь ее свод состоял из хрусталя и драгоценных камней. При каждом колебании лампы от них брызгами лился феерический свет. При свете лампы пробуждались бесчисленные изломы хрусталя. То была словно подземная заря, ослепительная, но робкая; мельчайший град пурпурных, оранжевых, гиацинтовых или зеленых огней. Тарг видел в этом отражение минеральной жизни, этой необъятной и неуловимой, грозной и глубокой жизни, которая сказала последнее слово человеку, и когда-нибудь скажет такое слово царству железо-магнитов.

В эту минуту Тарг ее не боялся, но все же смотрел на пещеру с тем уважением, которое последние люди оказывали безмолвным существам, видевшим происхождение всего и сохранившим неприкосновенными свою форму и всю свою энергию.

В нем пробудился смутный мистицизм; но не безнадежный мистицизм осужденных на гибель жителей оазисов, а тот, который всегда руководил смелыми сердцами. Если он неизменно пренебрегал земными опасностями, то и обладал той верой, которая приобретается путем счастливых трудов и переносит в будущее победы прошлого.

За пещерой следовал проход с изменчивым уровнем. Снова много раз приходилось ползком пробираться в тесных местах. Затем раскрылась галерея, наклон сделался настолько крутым, что Тарг опасался нового провала. Но подземный путь исправился и стал почти настолько же удобным, как какая-нибудь дорога. Человек спускался в безопасности, как вдруг снова начинались западни. Галерея не сузилась ни в вышину, ни в ширину, но оказалась закупоренной гнейсовой стеной, которая зловеще сверкала при свете лампы. Тарг тщетно исследовал ее в различных направлениях: в ней не было ни единой крупной расщелины.

— Это и есть логический конец приключений! — проговорил он. — Пропасть, не поддавшаяся гениальным попыткам и машинам целого человечества, не могла стать милостивее к одинокому ничтожному существу!

Разбитый от усталости и печали, он сел. Трудная теперь будет дорога. Он так обескуражен неудачей, что хватит ли теперь сил дойти до конца?

Тарг долго оставался там, подавленный своей печалью. Он не мог решиться отправиться назад. По временам хранитель освещал своей лампой тусклую стену… Наконец он поднялся, охваченный каким-то бешенством, и стал засовывать свои руки во все мельчайшие щели, с отчаянием тянул за все выступы.

Его сердце забилось: что-то сдвинулось.

Что-то сдвинулось. Подалась одна часть стены. С глухим вскриком Тарг изо всех сил уперся в камень; и он покачнулся, едва не раздавив человека. Открылось треугольное отверстие. Приключение не кончилось!

Задыхаясь и весь насторожившись, Тарг проник в скалу. Сначала он должен был сгибаться, затем мог стоять, так как расщелина расширялась с каждым шагом. Он шел словно в гипнотическом состоянии, ожидая новых препон, как вдруг ему показалось, что впереди опять провал.

И Тарг ничуть не ошибся. Расщелина кончалась пропастью, но справа отделялась огромная покатая масса. Чтобы добраться до нее, Таргу пришлось вытянуться вперед и подняться на руках.

Покатость оказалась проходимой. И когда человек сделал по ней метров двадцать, то им овладело необыкновенное чувство, и вынув свой гигроскоп, он протянул его к тяге. И тогда хранитель действительно почувствовал, как бледность и холод разлились у него по лицу.

В подземном воздухе носился еще невидимый при свете пар. Вода явилась. Тарг торжествующе вскрикнул. Он должен был присесть, словно парализованный удивлением и радостью от своей победы. Затем им снова овладело сомнение. Было несомненно, что животворный источник здесь был и должен был появиться; но разочарование будет еще невыносимее, если он окажется ничтожным по -размерам или слабой глубины. Весь в страхе, медленными шагами хранитель планетника начал спускаться ниже… Признаки увеличились; по временам замечалось отражение света; и вдруг, когда Тарг миновал один вертикальный выступ, пред ним открылась вода.

ЖЕЛЕЗО-МАГНИТЫ

За два часа до зари Тарг оказался на равнине у той расщелины, откуда началось его путешествие в страну теней.

Ужасно усталый, он увидел на склоне горизонта пурпурную, похожую на круглое отверстие потухающей печи, луну. И она исчезла. Звезды ожили в необъятной ночи.

Тогда хранитель решил пуститься в путь. Но его ноги казались словно каменными; болезненно ныли плечи, и во всем теле разлилась такая усталость, что он повалился на камень. С полусомкнутыми глазами, он снова пережил все только что проведенные им под землей часы. Его возвращение было ужасно. Хотя Тарг старательно отмечал направление своего пути, но сбился с него. Затем, будучи утомлен предшествующим напряжением всех сил, он чуть не впал в беспамятство. Время казалось ему неисчислимым. Он походил на рабочего рудников, долгие месяцы проведшего под землей.

И все-таки хранитель выбрался на поверхность Земли, где живут его братья, вот и звезды, которые веками будили человеческие мечты. Скоро и божественная заря снова покажется в пространстве.

— Заря! — лепетал молодой человек. — День!

В экстазе он простер свои руки к востоку, затем его веки сомкнулись и, не сознавая того, он простерся на земле.

Красный луч пробудил Тарга, с трудом раскрыв глаза, он увидел над горизонтом огромный диск солнца.

— Ну, вставать! — проговорил хранитель сам себе. Но непреодолимая слабость пригвоздила его к земле; мысли носились, как опьяненные; утомление влекло к покою. Он уже собирался снова заснуть, как вдруг почувствовал легкое покалывание по всей поверхности тела. И на своей руке, рядом со ссадинами, он увидел характерные красные точки.

— Железо-магниты, — прошептал он. — Они пьют мою жизнь.

При всей слабости, эта опасность его почти не испугала. Она показалась Таргу чем-то далеким, посторонним, почти что символическим. Он не только не чувствовал никакого страдания, но его ощущения даже казались почти приятными. Это было вроде головокружения, или легкого и медленного опьянения, которое, должно быть, походило на эвтаназию… Но образы Эры и Арвы внезапно пронеслись в его памяти и вызвали прилив энергии.

— Я не хочу умирать! — прошептал он. — Не хочу! Смутно он пережил всю свою борьбу, свои страдания и свою победу. Там, в Красных Землях, его влекла очаровательная, юная жизнь. Нет, он не хотел погибать, ему еще долго хотелось видеть рассвет и сумерки, ему хотелось бороться с таинственными силами.

И собрав всю свою дремлющую волю, он со страшным усилием постарался подняться.

ВОДА — МАТЕРЬ ЖИЗНИ

Наутро Арва и не думала, что Тарга нет. Он переутомился с вечера, и измученный усталостью, разумеется, заспался дольше обыкновенного. После двух часов ожидания она тем не менее изумилась. Под конец девушка постучала в перегородку той комнаты, которую выбрал себе хранитель планетника. Ответа не было. Может быть, он вышел, пока она еще спала? Арва постучала еще и затем нажала на ручку двери. Дверь откатилась и открыла пустую комнату.

Молодая девушка вошла и увидела, что даже все мелочи находились в неприкосновенном порядке. Ничто не свидетельствовало о недавнем пребывании здесь человека. И от какого-то предчувствия сердце посетительницы сжалось.

Она пошла и разыскала Мано; оба они стали расспрашивать птиц и людей, но не добились никакого полезного ответа. Это было ненормально и, пожалуй, даже тревожно, потому что после землетрясения оазис был усеян западнями. Тарг мог упасть в какую-нибудь расщелину или угодить под обвал.

— Скорее всего он вышел с раннего утра! — высказал свое мнение оптимист Мано. — А так как он стоит за порядок, то прежде всего убрал свою комнату. Вот и вся разгадка!

Арва, однако, оставалась обеспокоенной. Но так как средства сообщения были испорчены, и много радиопередатчиков пришло в негодность, то даже несмотря на помощь птиц, розыски не дали результата. Около полудня Арва печально бродила среди развалин по окраинам оазиса и пустыни, как вдруг появилась стая птиц и продолжительным криком возвестила, что Тарг разыскан.

Ей достаточно было подняться на стену, чтобы увидеть приближавшегося еще издали тяжелыми шагами Тарга…

Его одежда была разорвана, ссадины покрывали шею, лицо и руки; во всем теле замечалось утомление. Только одни глаза сохраняли бодрость.

— Откуда ты явился? — воскликнула Арва.

Он ответил:

— Я возвращаюсь из глубины Земли.

Тарг не захотел рассказать подробнее.

Как только распространился слух о его возвращении, все компаньоны по путешествию собрались на беседу. И когда один из них стал упрекать Тарга за то, что он замедлил их возвращение, то хранитель ответил:

— Не упрекайте меня, потому что я принес важную новость.

Этот ответ удивил и поразил слушателей. Как мог какой-нибудь человек принести такую новость, которую бы уже не знали остальные люди? Подобные слова имели смысл прежде, когда земля была еще не изучена и полна ресурсов, когда случай царил в жизни людей, когда народы и отдельные индивидуумы препирались из-за своих притязаний. Но теперь, когда планета иссохла, когда люди не могут больше бороться между собой, когда все вещи определены непоколебимыми законами, и когда никто не предвидит опасностей раньше птиц и аппаратов, подобные слова нелепы.

— Важную новость! — презрительно повторил тот, который упрекнул Тарга. — Не сошли ли вы с ума, хранитель?

— Вы увидите сейчас, сошел я с ума или нет. Идем искать Совет Красных Земель.

— Вы его заставили ждать!

Тарг больше не отвечал.

Главный Совет Красных Земель собрался в центре оазиса. Он не был полным, так как значительное число его членов погибло при катастрофе. Но ничто в поведении уцелевших не свидетельствовало о скорби; самое большее, замечалась некоторая подавленность. Фатализм в них был равносилен самой жизни.

Девятерых они приняли почти с мертвым спокойствием. И председательствовавший Симор монотонным голосом произнес:

— Вы несете нам помощь Высоких Источников, а Высокие Источники поражены сами. Конец человечества, очевидно, близок. Оазисы уже не знают, которые из них могут помогать другим…

— Они больше не должны друг другу помогать, — добавил начальник вод Рэм. — Закон это воспрещает. Им установлено, что если иссякают воды, то взаимопомощь прекращается. Каждый оазис сам решит свою судьбу.

Тарг выступил из группы девятерых и утвердительно произнес:

— Воды могут появиться снова.

Рэм посмотрел на него с презрительным спокойствием и ответил:

— Все, молодой человек, может появиться снова. Но пока они исчезли.

Тарг, бросив взгляд в глубину залы и завидев лучезарную головку, с трепетом проговорил:

— Для Красных Земель воды вернутся. Спокойное неодобрение отразилось на некоторых лицах, но все хранили молчание.

— Они вернутся! — настойчиво воскликнул Тарг. — Я могу сказать, потому что я их видел.

На этот раз слабое волнение, порожденное единственным образом, от которого еще способны были волноваться последние люди — образом хлынувшей воды — пронеслось по всем лицам. И тон Тарга своей настойчивостью и искренностью почти водворил надежды. Но вскоре снова вернулись сомнения. Его слишком живые глаза, его раны, разорванные одежды возбуждали недоверие. Сумасшествие хотя стало редким явлением, но все же не исчезло с земли.

Симор сделал легкий знак, и несколько человек неторопливо окружили хранителя. Он заметил это и все понял. Без всякого волнения Тарг открыл свою сумку с инструментами и, вынув из нее миниатюрный хромографический аппарат, развернул один листок и представил снимки, сделанные им в недрах Земли.

Эти изображения были точны, как сама действительность. И как только они достигли ближайших взглядов, то раздались восклицания. Истинное волнение, почти восторг овладели присутствующими, так как все узнали священный и страшный потоп.

Впечатлительный Мано возопил пронзительным голосом. Подхваченный волнопередатчиками крик разнесся повсюду. Быстрая толпа окружила здание. Единственное воодушевление, на которое еще были способны последние люди, охватило массу.

Тарг весь преобразился, он как будто стал богом. Словно в старину, к нему в мистическом порыве устремились все умы. Хмурые лица разгладились, и потухшие глаза загорелись огнем, преувеличенные надежды прорвали долгий атавизм покорности. Даже сами члены Главного Совета не удержались от волнения.

Только один Тарг мог добиться молчания. Он знаком показал толпе, что желает говорить; голоса умолкли и волнение улеглось. Пламенное внимание оживило все лица. Тогда, обернувшись к лучезарной головке Эры, выделявшейся среди прочих черных голов, Тарг объявил:

— Народ Красных Земель, вода, которую я нашел, находится на вашей земле! И она принадлежит вам. Но законы людские предоставляют мне на нее право. И раньше чем уступить ее вам, я требую вознаграждения.

— Вы будете первым среди нас! — ответил Симор. — Это закон!

— Я не этого прошу! — тихо возразил хранитель планетника.

Он знаком попросил толпу пропустить его и направился к Эре. Когда он приблизился к ней, то наклонился и пламенным голосом проговорил:

— Я отдаю в ваши руки эти воды, и вы одна можете дать мне награду!

Она слушала его с трепетом, так как такие слова никогда больше не произносились, и при других обстоятельствах она даже едва ли бы их поняла. Но среди всеобщего восторга и при феерическом виде подземных источников смутилось все ее существо. И владевшее Таргом волнение отразилось на перламутровом лице девушки.

УЦЕЛЕЛИ ЛИШЬ КРАСНЫЕ ЗЕМЛИ

В последние годы на Земле происходили лишь слабые сотрясения. Но последней катастрофы было достаточно, чтобы поразить оазисы насмерть. Те из них, которые стали очевидцами исчезновения своих вод, не дождались их возвращения. В Высоких Источниках вода иссякала в течение восемнадцати месяцев, затем она ушла в недосягаемые пропасти. Только Красным Землям посчастливилось испытать радужные надежды. Найденные Таргом источники давали обильную воду, которая была даже чище воды исчезнувших родников. Ее не только хватало на все нужды уцелевших людей, но даже можно было подобрать небольшую группу из спасшихся в Опустошении и значительное число обитателей Высоких Источников.

Но на этом и останавливалась возможная помощь. За пятьдесят тысяч лет последние люди наследственно прониклись покорностью перед неумолимыми законами и без протеста подчинялись решениям судьбы. Так что не произошло никаких войн, и только отдельные индивидуумы пытались было нарушить закон, явившись в Красные Земли с мольбой о помощи. Но их могли лишь отвергнуть. Жалость была бы высшей несправедливостью и насилием.

По мере истощения запасов, каждый оазис сам назначал тех обитателей, которым суждено было погибнуть. Прежде всего жертвовали стариками, потом детьми, за исключением ничтожного числа, сохранявшегося в качестве резерва на случай возможного возрождения планеты, и затем уже всеми теми, здоровье которых было неудовлетворительно или слабо.

Эвтаназия совершалась с величайшей сладостью. Как только осужденные принимали чудесный яд, как у них исчезал всякий страх. Их бодрствование проходило в беспрерывном экстазе, и сон их был глубок, как смерть. Мысль о смерти их восхищала; их восторг возрастал до окончательного бесчувствия.

Многие ускоряли этот час. И мало-помалу это сделалось заразительным. В экваториальных оазисах даже не ждали истощения запасов. В некоторых резервуарах еще оставалась вода, а последние обитатели уже умерли.

Четыре года потребовалось, чтобы истребить население Высоких Источников.

Оазисы были захвачены безграничной пустыней, и железо-магниты заняли место людей.

Красные Земли после открытия Тарга процветали. Оазис восстановили в восточном направлении, в такой местности, где незначительность количества железо-магнитов облегчала их истребление. Постройки, расчистка земли и организация вод потребовали шесть месяцев. Первый урожай был хороший, второй — чудесный.

Несмотря на последовательное вымирание остальных общин, люди Красного оазиса жили в надежде на что-то. Уж не были ли они тем избранным народом, ради которого в первый раз за сто веков дрогнул даже непреклонный закон? Тарг поддерживал такое настроение умов. Влияние его было огромно. Он обладал символическим престижем победоносных созданий и их силой внушения.

Тем не менее никого его победа так не поразила, как его самого. Он видел в этом свою награду, а главное, подтверждение своей веры. Свойственный ему дух приключений охватил его всего; у него были планы, почти подобные планам героических предков. И любовь, которую он питал к Эре и к двум рожденным ею детям, мешалась у него с такими мечтами, в которых он не смел никому признаться, исключая жену и сестру, которых он считал непохожими на последних людей.

Мано эти увлечения были неизвестны. Его жизнь оставалась простой. Он мало думал о прошлом и еще меньше того о будущем. Он довольствовался приятным обыденным однообразием. Он жил со своей женой Арвой такою же беззаботной жизнью, как те серебристые птицы, которые каждое утро стаями кружились над оазисом. Так как старшие его дети за свое превосходное телосложение были в качестве эмигрантов допущены в Красные Земли, то он едва-едва ощущал приступы мимолетной меланхолии, когда думал о гибели Высоких Источников.

Тарга, наоборот, эта гибель мучила; много раз планер носил его к родному оазису. Он с отчаянием искал воды, удалялся от безопасных дорог, углублялся в ужасные местности, где железо-магниты жили жизнью молодых царств. С несколькими людьми из оазиса он исследовал сто пропастей. И хотя эти поиски оставались тщетными, но Тарг не отчаивался; он говорил, что открытия нужно заслуживать упорными усилиями и долгим терпением.

НЕНАДЕЖНЫЕ ВОДЫ

Однажды, возвращаясь из пустыни, Тарг еще с высоты полета планера заметил толпу, собравшуюся близ главного резервуара. При помощи телескопа он рассмотрел в ней начальника вод и членов Главного Совета; несколько землекопов появилось из родниковых колодцев. Стая птиц неслась навстречу планеру; и от них Тарг узнал, что родники внушают опасения. Он спустился на землю и сразу был окружен трепещущей толпой. Люди надеялись на него. Мороз охватил Тарга до костей, когда он услышал обращенные к нему слова Мано:

— Уровень воды понизился.

Все в один голос подтвердили печальную весть. Он спросил начальника вод Рэма, и тот ответил:

— Уровень проверен был у самого берега резервуара. Понижение достигает шести метров.

В толпе лицо Рэма оставалось неподвижным. Ни радость, ни печаль, ни страх, ни страсть никогда не запечатлевались ни на его холодных губах, ни в его похожих на осколки бронзы глазах с едва заметной сетчаткой. Познания Рэма по его специальности были всеобъемлющими. Он обладал всем искусством искателей вод.

— Уровень не бывает неизменным, — заметил Тарг.

— Это верно. Но нормальные колебания никогда не превосходят двух метров, и никогда они не были так стремительны.

— Известно ли вам наверняка, что они продолжаются?

— Да. Отметчики были проверены. Указания их правильны. И они ничего не показывали еще сегодня утром. Понижение уровня началось только с полудня. Таким образом, оно достигает более полутора метров в час.

Его окаменевшие глаза оставались неподвижны. Его рука не проявила ни единого движения: едва замечалось, как у него шевелились губы. А глаза Тарга также трепетали, как его сердце.

— Водолазы говорят, что на дне озера не образовалось никаких новых трещин. Так что несчастье идет от самих источников. И тут можно допустить три главных гипотезы: или источники засорились, или они свернули со своего пути, или же они иссякли. Но мы питаем надежду.

Слово «надежда» упало с его губ, как глыба льда.

Тарг спросил еще:

— Наполнены ли резервуары?

Рэм отвечал:

— Они всегда наполнены. И я даже приказал выкопать дополнительные. Менее чем через час в дело пущены будут все наши силы.

И все свершилось, как возвестил Рэм. Могущественные машины Красных Земель принялись рыть гранит. Оцепенение владело всем оазисом до появления первой звезды.

Тарг спустился под землю. При помощи проходов, устроенных землекопами, туда теперь можно было спускаться быстро и вполне безопасно. Хранитель при свете фонарей рассматривал подземный город, куда он проник первым из людей. Он лихорадочно изучал. Озеро питали два источника. Первый открывался на глубине двадцати шести метров, а второй — двадцати четырех.

Водолазы с трудом могли проникнуть в первый источник; другой же оказался слишком тесен.

Чтобы добиться некоторых более подробных сведений, пробовали производить работы в скалах; но один обвал породил опасения. И не могло ли это перемещение массы вызвать расщелины, через которые и устремилась вода. Агр, старик в Главном Совете, проговорил: — Эту воду дало нам бедствие; не будь его, она осталась бы для нас недоступной. Не такое ли бедствие отклонило течение от его нынешнего направления? Не будем же производить работы наугад. Достаточно довести до конца те, которые необходимы.

Слова эти показались мудрыми, и все покорились перед неизвестностью.

К концу сумерек уровень воды стал понижаться медленнее. Волна надежды пронеслась по оазису. Но ни начальники вод, ни Тарг не разделяли этих надежд; если же убыль замедлилась, то лишь от того, что уровень опустился ниже главных расщелин, через которые уходила вода. Вода же, находившаяся в озере, могла опуститься до четырех метров, и если бы источники ее оказались закрытыми, то с содержимым резервуаров тут была бы вся вода, которою обладали последние люди.

Всю ночь машины Красных Земель рыли новые резервуары. И всю ночь вода, матерь всей жизни, не переставала уходить в пропасти планеты. К утру уровень ее упал на восемь метров, но оба резервуара были готовы и быстро приняли свои запасы. В них вошло три тысячи кубических метров жидкости.

Наполнение их еще более понизило уровень. Показалось отверстие первого источника. Тарг первым туда проник и увидел, что земля подверглась недавним изменениям. Образовалось множество расщелин, а глыбы порфира закупорили проход. Временно приходилось отказаться от исследования.

Мрачно прошел следующий день. К пяти часам подземная утечка и наполнение нового бассейна понизили уровень воды до высоты второго источника, устье которого, оказалось, совершенно исчезло.

Начиная с этого момента, убыль почти прекратилась. Торопиться с постройкой новых резервуаров стало почти бесполезным. Тем не менее Рэм не останавливал предпринятых работ, и в течение шести дней люди и машины оазиса продолжали строить.

Под конец шестого дня усталый и с надорванным сердцем, Тарг размышлял перед своим жилищем. Серебристые сумерки окутали оазис. Виден был Юпитер. Острый серп Луны рассекал эфир. Казалось, что эти планеты тоже создавали свои царства, пережили свежесть молодости и силу зрелого возраста и вымерли от истощения и тревоги.

Подошла Эра. При лучах луны ее длинные волосы походили на мягкий и теплый свет. Тарг привлек ее к себе и прошептал:

— С тобой я нашел жизнь античных времен. Ты была мечтой бытия. Даже лишь чувствуя твое присутствие, я верил в неисчислимые дни жизни. А теперь, Эра, если мы не разыщем источников или не найдем никакой новой воды, то через десять лет последние люди исчезнут с лица Земли.

ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ

Минуло шесть сезонов. Начальники вод в поисках влаги прорыли огромные галереи. Но ничто не удалось. Обманчивые расщелины или бездонные пропасти губили все усилия. Надежды рушились с каждым месяцем. Долгий атавизм непротивления снова овладел умами. Пассивность людей, кажется, даже возросла, подобно тому, как возрастают хронические болезни после перерывов. Всякая вера, даже самая умеренная, покинула их. Смерть уже держала этих печальных существ в своих объятиях.

Когда наступило время Главному Совету издать декрет относительно первых эвтаназий, то готовых к ним живых людей оказалось больше, чем того требовал закон.

Только Тарг, Арва и Эра не мирились с судьбой; но Мано упал духом не потому, что он стал проницательнее прежнего. Он не больше прежнего думал о завтрашнем дне. Но фатализм теперь его не покидал. Когда начались эвтаназии, он с такой остротой почувствовал исчезновение, что его покинула всякая энергия. Ему одинаково враждебны стали как свет, так и тень, он жил в мрачном и безразличном ожидании. Его любовь к Арве исчезла, как любовь к себе самому. Он не проявлял никакого интереса к своим детям и был уверен, что эвтаназия их тоже вскоре унесет. Разговоры стали ему ненавистны. Он больше ничего не слушал, сделался молчаливым и целыми днями оставался в каком-то оцепенении. Такое же существование вели и почти все остальные обитатели Красных Земель.

Всякий труд почти прекратился. Их жалкие силы не проявляли почти никакого напряжения. За исключением нескольких клумб для сохранения свежих семян, все земледелие почти исчезло. Вода резервуаров была в безопасности от испарений, она очищалась почти идеальными машинами и не требовала никаких забот. Что касается самих резервуаров, то было достаточно их ежедневно осмотреть, что облегчалось автоматическими указателями. Таким образом ничто не нарушало усыпления последних людей. Лучше всего сопротивлялись маразму наименее впечатлительные индивидуумы, — те, которые никого не любили и были безразличны к себе сами. Отлично приспособившись к тысячелетним законам, они обнаруживали однообразное постоянство, и им чужды были как все радости, так и печали. В них преобладала инертность. Она поддерживала их как против крайнего отчаяния, так и против внезапных решений. Они казались лучшим продуктом осужденной породы.

В противоположность им, Тарг и Арва поддерживали друг друга взаимными усилиями. Они шли наперекор очевидности; против всесильной планеты они ставили две маленькие, но пламенные, исполненные любви и надежды жизни, трепетавшие от тех ненасытных желаний, которые сто тысяч веков поддерживали существование живых существ.

Хранитель не отказался ни от одного из своих розысков. Он старательно поддерживал в порядке целый ряд планеров и моторов. Он также не допускал до разрушения главные планетники и следил за сейсмографическими аппаратами.

И вот однажды вечером, вернувшись из путешествия в Опустошение, Тарг долго не спал ночью. Через прозрачный металл его окна видно было созвездие, которое во времена побасенок звали Большим Псом. Оно заключало в себе самую яркую из звезд, одно солнце, которое гораздо больше нашего. И к нему Тарг возносил свои неугасимые порывы. Он думал о том, что видел в полдень, когда пролетал невысоко над землей.

Это было в одной мрачной долине, где возвышалось несколько одиноких скал. Железо-магниты здесь со всех сторон обнаруживали свои фиолетовые группы. Но он едва обращал на них внимание, как вдруг с юга, на светло-желтом пространстве он заметил особенную, еще никогда не виданную им породу. Она производила крупные особи, каждая из восемнадцати групп. Некоторые из них достигали до трех метров общей длины. Тарг рассчитал, что масса наиболее крупных из них должна была весить не менее сорока килограммов. Они передвигались много легче, чем самые быстроходные из уже известных железо-магнитов. И действительно, их скорость доходила до полуметра в час.

— Это ужасно! — подумал хранитель. — Мы будем побеждены, если они проникнут в оазис. При малейшем прорыве в стене мы подвергнемся смертельной опасности.

Он задрожал. Нежное беспокойство привело его в соседние комнаты. При оранжевом свете одного радиатика он залюбовался лучезарными волосами Эры и свежими личиками детей. Сердце его дрогнуло. Даже лишь при одном виде их он не мог помириться с мыслью о конце человечества. Как! Молодость, таинственные силы поколений заключаются в этих полных зачатков существах, и все они должны исчезнуть? Было бы логично, если бы к такому концу проведена была какая-нибудь медленно истощенная вырождением, худосочная раса, но не эти же прекрасные и юные создания, подобные людям дорадиоактивной эпохи!..

Когда он возвращался в задумчивости назад, легкое колебание сотрясло землю. Едва он его заметил, как ненарушимое спокойствие уже окутало оазис. Но Тарг был полон опасений. Он ждал некоторое время, склонив голову к слуховым аппаратам. Все оставалось спокойно. Сероватые массы строений, обрисовавшиеся при тусклом свете звезд, казались неподвижными, и в небесах незапятнанной чистоты Орел, Пегас, Персей и Стрелец вписывали на кадронет бесконечного мимолетные минуты.

— Ошибся я, — думал Тарг, — или действительно землетрясение было такое ничтожное?

Слегка вздрогнув, он пожал плечами. Как только осмелился он подумать, чтобы землетрясение могло быть незначительным? Самое ничтожное из них полно таинственных угроз.

И, озабоченный, он отправился проверять сейсмографы. Первый аппарат отметил легкой черточкой, едва в один миллиметр длиной, незначительное сотрясение. Второй же аппарат не показал никакого продолжения феномена.

Тарг прошел болото до домика птиц. Их сохранялось лишь около двадцати штук. При его приходе птицы спали, и они едва подняли головы, когда хранитель направил на них лучи своей лампы. Таким образом было очевидно, что землетрясение их едва потревожило в течение самого короткого времени, и что они не предвидели повторения его.

Тем не менее Тарг счел долгом предупредить начальника надзора. Но этот равнодушный тип с бесчувственными нервами ничего не заметил.

— Я пойду делать мой обход, — объявил он. — И мы с часу на час проверим уровень.

Слова эти успокоили Тарга.

БЕГЛЕЦЫ

Тарг еще спал, когда коснулись его плеча. Когда он открыл глаза, то увидел перед собой свою сестру Арву, которая смотрела на него, вся побледнев. Это был явный признак несчастья. Он моментально вскочил и спросил:

— Что случилось?

— Страшные дела, — отвечала она. — Ты сам знаешь, что сегодня ночью было землетрясение, раз ты сам о нем сообщил.

— Очень легкое сотрясение.

— Такое легкое, что его никто, кроме тебя, не заметил. Но его последствия ужасны: из большого бассейна исчезла вода! И три трещины образовались в южном резервуаре.

Тарг побледнел, как Арва, и сдавленным голосом спросил:

— Значит, не наблюдали за уровнем воды?

— Да, следили. Уровень не менялся до самого утра. И только утром большой бассейн внезапно провалился. Вода пропала в какие-нибудь десять минут. Полчаса тому назад расщелины образовались и в южном бассейне. Самое большее смогли спасти третью долю запаса.

Тарг поник головой и втянул ее в плечи. Он похож был на готового упасть человека. Исполненный ужаса, он проговорил:

— Что же это, неужели конец людей?

Катастрофа была полная. Так как для нужд оазиса израсходовали воду из всех гранитных бассейнов, помимо тех, с которыми произошло несчастье, то вода осталась только в бассейнах с искусственным покрытием. И ее хватило бы для нужд пяти-шести сот человеческих существ на год времени.

Собрался Главный Совет.

От этого почти безгласного собрания веяло холодом. Составлявшие его люди все, кроме Тарга, достигли состояния полной покорности судьбе. Рассуждений было немного; все ограничивалось чтением законов и основанными на неизменных данных расчетами. Решения поэтому были просты, ясны и безжалостны.

Начальник вод Рэм резюмировал:

— Население Красных Земель еще достигает семи тысяч человек. Шесть тысяч сегодня же должны подвергнуться эвтаназии. Пятьсот умрут до окончания этого месяца. Остальные будут вымирать с каждой неделей, так чтобы пятьдесят человек могли просуществовать до истечения пяти лет… И если до тех пор не удастся найти новой воды, то это будет конец человечества.

Собрание выслушало невозмутимо. Всякие рассуждения были лишни; непреклонный рок подавил весь дух. Рэм сказал еще:

— Мужчины и женщины, перешедшие, сорокалетний возраст, не должны остаться в живых. За исключением пятидесяти, все сегодня должны приступить к эвтаназии. Что касается детей, то девять семей из десяти их не сохранят. Остальные сохранят по одному ребенку. Выбор взрослых будет решен заранее: нам для этого достаточно сверить списки здоровья.

Слабое волнение овладело собранием. Затем, в знак покорности, головы склонились. И толпа, стоявшая снаружи, куда волнопередатчики сообщили решения, замолкла. Едва лишь некоторая грусть отразилась на лицах молодежи.

Но Тарг отнюдь не примирился. Он быстро вернулся к себе домой, где с дрожью ждали его Арва и Эра. Они прижимали к себе своих детей. Их охватило волнение, то молодое и сильное волнение, которое было источником античной жизни и широкого будущего.

Подле них в задумчивости находился Мано. Их волнение ему передалось лишь на одну минуту. Фатализм же придавил его, как камень.

При виде Тарга, Арва воскликнула:

— Я не хочу!.. Не хочу! Мы так не умрем.

— Ты права! — ответил Тарг. — Мы поборемся с невзгодами.

Мано вышел из своего окаменения и промолвил:

— А что вы будете делать? Смерть к нам ближе, чем если бы мы прожили до ста лет.

— Все равно! — воскликнул Тарг. — Мы уйдем.

— Земля опустела для людей! — проговорил Мано. — Она поразит вас в скорбях. Здесь же конец, по крайней мере, будет приятней.

Тарг больше не слушал. Его поглощала важность положения. Бежать нужно было раньше полудня, когда назначена была жертва.

Отправившись с Арвой осмотреть планеры и моторы, он сделал необходимый выбор. Затем он распределил по машинам имевшийся у него запас воды и провизии; а Арва тем временем набрала запас двигательной энергии. Работа их была поспешной. До девяти часов все было готово.

Он застал Мано по-прежнему погруженным в свое окаменение, а Эра собирала необходимые одежды.

— Мано, — проговорил он, коснувшись своего деверя, — мы отправляемся. Пойдем.

Мано медленно пожал плечами и объявил:

— Я не хочу погибать в пустыне.

Арва кинулась к нему и обняла его со всей своей нежностью. Частица прежней любви его согрела; но им тут же снова овладело роковое сознание, и он ответил:

— Я не хочу!

Его долго все умоляли. Тарг пытался даже увлечь его силой. Но Мано сопротивлялся с непобедимой силой инерции.

Так как время уходило, то с четвертого планера сняли провизию, и после еще одной просьбы Тарг подал сигнал к отправлению. Планеры взвились к небу. Арва бросила долгий взгляд на жилище, где ее муж ждал эвтаназии, затем, рыдая, она понеслась над беспредельной пустыней.

К ЭКВАТОРИАЛЬНЫМ ОАЗИСАМ

Тарг направлялся к экваториальным оазисам, остальные поселения дышали смертью.

Во время своих исследований он посещал Опустошение, Высокие Источники, Большую долину, Голубые пески, Светлый оазис, Долину скорби; в них была кое-какая провизия, но ни капли воды. Только в обоих экваториалах сохранились слабые ее запасы. Самый близкий из них — экваториал Дюн — лежал на расстоянии четырех тысяч пятисот километров, и его путешественники могли достигнуть на другой день.

Путешествие было мучительно. Арва не переставала думать о смерти Мано. Когда солнце было в самой высокой точке своего пути, она испустила плачевный стон: то был час эвтаназии! Никогда ей больше не увидеть того человека, с которым она пережила сладкие дни!..

Пустыня все развертывала свой неизмеримый простор. С точки зрения людей, земля была ужасна, как мертвец, тогда как там развивалась другая жизнь, для которой эго время было лишь началом существования. Страшная и непонятная, она кишела по равнинам и по холмам. Тарг по временам ее ненавидел, но иногда в его душе пробуждалась робкая симпатия. Да и не было ли какой-то таинственной аналогии и даже скрытого братства между этими существами и человеком.

И Тарг вздохнул, когда подумал об этом. А планеры продолжали нестись в синеватом кислороде к такому страшному неизвестному, что при одной мысли о нем путешественники чувствовали содрогание во всем теле.

Чтобы избежать опасностей, останавливаться решено было до сумерек.

Тарг избрал для этого один холм с плоской вершиной. Железо-магниты там виднелись в небольшом количестве и такой породы, которую нетрудно было сбросить долой. На самой вершине холма, кроме того, имелась скала зеленого порфира с очень удобными углублениями. Тут планеры и опустились; их укрепили металлическими веревками. Впрочем, они были построены из самого отборного материала и обладали крайней прочностью, так что были почти неуязвимы.

Скала и ее окрестности оказались заняты лишь несколькими группами железо-магнитов самого ничтожного размера. Их выгнали в какую-нибудь четверть часа и затем можно было заняться устройством стоянки.

Подкрепившись концентрированной белковиной и водоуглеродом, беглецы стали ждать конца дня. Сколько в безбрежном океане времен других подобных им существ знали такие же бедствия? Когда одинокие семьи, вооруженные деревянными палицами и хрупким каменным оружием, бродили по дикому простору, и были ночи, когда люди дрожали от голода, холода и страха при приближении львов и неудержимых вод. Потом утопавшие вопили на пустынных островах или под скалами смертоносных рек. Путешественники блуждали среди плотоядных лесов и болот. Бесчисленные драмы несчастий. Но все эти несчастные видели перед собой безграничную жизнь, а Тарг и его спутник видели перед собой только смерть!

— А между тем, — думал он, глядя на детей Эры и Арвы, — в этой небольшой группе хранится достаточно энергии, чтобы возродить все человечество!..

Он застонал. Звезды полюса кружились в их узкой тропе; железо-магниты фосфорически сверкали на равнине; Тарг и Арва долго и печально размышляли близ заснувшей семьи.

Наутро они прибыли в экваториал Дюн. Он простирался среди пустыни, которая некогда состояла из песков; но за тысячелетия эти пески затвердели. При спуске у прибывших замерло сердце. Там лежали непогребенными трупы тех, которые последними подверглись эвтаназии. Многие экваториальцы предпочли умереть под открытым небом и, окаменевшие в своем ужасном сне, они неподвижно лежали среди развалин. Сухой и безгранично чистый воздух превратил их в мумии. Они могли бы так остаться неисчислимое время — последние свидетели конца человечества.

Но иное, более грозное зрелище отвлекло внимание беглецов: железо-магниты тут кишели. Их фиолетовые колонии виднелись со всех сторон. И некоторые из них были крупных размеров.

— В путь! — живо скомандовал напуганный Тарг. Ему не надо было повторять. Знавшие опасность Арва и Эра увели детей, между тем как Тарг стал изучать местность. Оазис, казалось, подвергся лишь незначительным повреждениям. Разве лишь ураганы разрушили несколько жилищ и повалили планетники и волнопередатчики, большая же часть машин и генераторов энергии, должно быть, уцелела. Но хранителя в особенности интересовали искусственные бассейны. Тут их было два, больших размеров, и ему известно было их местонахождение. Когда он их заметил, то сначала даже не решался приблизиться к ним; сердце его билось от страха. Наконец, когда он решился взглянуть, то воскликнул:

— Целы! Вода у нас есть на два года. Поищем теперь убежища.

После долгих поисков его выбор остановился на узкой полосе земли в западной части оазиса, близ стены. Железо-магниты были здесь в незначительном количестве. В несколько дней можно было соорудить предохранительную ограду. Здесь находились два просторных дома, которые пощадили стихии.

Тарг и Арва обошли самый большой из них. Обстановка и аппараты в нем оказались в целости. Их едва покрывал тонкий слой пыли. На всем чувствовалась неизвестно чья рука. Когда же они вошли в спальню, то их охватила глубокая скорбь. На постели оказались простертыми два существа. И Тарг, и Арва долго смотрели на эти неподвижные тела, в которых некогда таилась жизнь, и которые трепетали от радостей и от печалей…

Для других это зрелище послужило бы уроком исправления, но для них, под гнетом горя и ужаса, оно было зовом на борьбу.

Они похоронили трупы и, изгнав несколько групп железо-магнитов, ввели сюда Эру с ее детьми. Затем они в первый раз пообедали на новом месте.

— Бодрее! — проговорил Тарг. — Был же в глубине Вечности такой момент, когда существовала лишь одна человеческая пара, и от нее произошло все человечество. Мы же сильнее этой четы! Потому что если бы она погибла, то погибло бы все человечество. Здесь же могут многие умереть, без опасности погубить род.

— Да, — вздохнула Эра, — но тогда вода покрывала землю.

Тарг посмотрел на нее с безграничной нежностью.

— А разве мы однажды уже не нашли воду? — тихо проговорил он.

И он оставался неподвижным, с затуманенными внутренними видениями взорами. Затем, внезапно воспрянув, он воскликнул:

— Но к делу! Пока вы будете убирать дом, пойду изучать наши ресурсы.

Он во всех направлениях обошел оазис, подсчитал все запасы, оставшиеся после экваториальцев, убедился в исправности генераторов энергии, планеров, планетников я волнопередатчиков. Промышленные сокровища последних людей тут были все налицо, готовые работать для возрождения. Впрочем, Тарг взял с собой, из Красных Земель свои технические книги и богатые заметками и воспоминаниями записки. Но присутствие железо-магнитов его смущало. В некоторых местностях они собирались в опасном количестве. Достаточно было остановиться на несколько минут, чтобы почувствовать их невидимую энергию.

— Если у нас будет потомство, — подумал хранитель, — то нам придется вести тяжелую борьбу!

Таким образом он прошел до южной оконечности экваториала.

И тут он остановился в оцепенении на равнине, где когда-то росли злаки. Он разглядел тех железо-магнитов крупного роста, которых он открыл в пустыне близ Высоких Источников. И сердце его сжалось, словно холодным дыханием овеяло его всего.

СТОЯНКА

Времена года уходили в бездну вечности. Тарг с семьей продолжал жить. Необъятный мир обхватывал их своим страшным кольцом. Уже тогда, когда они еще жили в Красных Землях, они уже испытывали грусть, навеваемую пустыней, предвещавшей конец человечества. Но это было лишь иногда, во всяком случае, тысячи им подобных занимали вместе с ними их последнее убежище. Теперь же они вполне ощущали эту печаль. Теперь они были лишь ничтожным остатком прежней жизни. От одного полюса до другого, по всем этим равнинам и по всем горам каждая песчинка планеты была им врагом, за исключением того, другого оазиса, где эвтаназия пожирала несчастных существ, которые непоправимо потеряли всякие надежды.

Избранную местность окружили защитной изгородью, еще лучше подкрепили резервуары с водой, собрали и привели в порядок провизию; затем Тарг с Эрой или Арвой часто отправлялся на поиски в пустыню. Разыскивая прежде всего воду, он всюду собирал водородные вещества. Их было не много. Водород, огромными массами выделявшийся во времена человеческого всемогущества, а также в ту эпоху, когда естественную воду собирались заменять искусственной, теперь почти исчез. Согласно летописям, большая доля его переродилась в первоатомы и рассеялась в межпланетных пространствах. Остальная же часть, благодаря необъяснимым реакциям, была втянута в недосягаемые глубины Земли.

Тем не менее Тарг достаточно собирал полезных материалов, чтобы заметно увеличивать запасы воды. Но все это было лишь случайно.

В особенности же Тарга озабочивали железо-магниты. Они размножались. Это потому, что под оазисом на незначительной глубине был значительный запас человеческого железа. Вся почва и окрестные равнины покрывали целый мертвый город. Железо-магниты же, чем были крупнее ростом, тем с большей глубины могли извлекать подземное железо. И вновь явившиеся или третичные, как прозвал их Тарг, таким образом могли при достаточном времени извлекать его с глубины до восьми метров. Кроме того, перемещение металла в конце концов оставляло в земле отверстия, и через них третичные могли проникать вглубь. Прочие железо-магниты оказывали такое же действие, но несравненно меньшего размера. Кроме того, они никогда не проникали в глубину более двух-трех метров. В отношении же третичных Тарг вскоре убедился, что их силе проникновений, собственно, нет пределов. И они спускались до тех пор, пока позволяли расщелины.

Приходилось принимать экстренные меры, чтобы не дать им подкапывать ту местность, на которой жили обе семьи. За чертой ограды машины прокопали под землей особые галереи, стены которых были облицованы металлом и блиндированы висмутом. Столбы из гранитного цемента на скалистом основании поддерживали устойчивость сводов. Эти обширные работы длились много месяцев. Но сильные генераторы энергии и идеально приспособленные машины позволили исполнить их без утомления. По расчетам Тарга и Арвы, эти укрепления могли тридцать лет противостоять всем повреждениям со стороны третичных, допуская даже, что размножение их было бы очень сильно.

ЭВТАНАЗИЯ

И вот, благодаря содействию водородных элементов, запасы воды после трех лет пользования ими ничуть не убавились. И твердая провизия тоже имелась в изобилии; а она была еще и в других оазисах. Но зато не удалось найти ни единого следа источников, хотя Арва и Тарг неутомимо исследовали и углублялись под землю на огромные расстояния.

Судьба Красных Земель смущала умы беглецов. Часто тот или другой из них направляли при помощи Большого Планетника свой призыв. Но им никто не отвечал. Брат и сестра много раз доводили до самого оазиса свои экскурсии. Но из-за неумолимого закона они не смогли опускаться, а лишь носились в воздухе. И ни один из жителей оазиса не обратил внимания на их присутствие. Они увидели, что эвтаназия сделала свое дело. Умерло много больше народа, чем требовалось правилами. К тридцатому месяцу едва сохранилось человек двадцать жителей.

Однажды в осеннее утро Арва и Тарг отправились в путешествие. Они рассчитывали следовать вдоль двойной дороги, которая исстари соединяла экваториал Дюн с Красными Землями. По пути Тарг свернул в одну местность, которая заинтересовала его в предыдущую экскурсию. Арва же стала ждать его, приютившись в одном из полустанков. Они легко сообщались между собой, так как Тарг захватил с собой переносной волнопередатчик, принимавший и передававший голоса более чем на тысячи километров. Таким образом они, как и в предыдущие свои путешествия, сносились с Эрой и детьми, у которых в оазисе в полном порядке содержались все планетники.

Эре не угрожало никаких опасностей, помимо тех, которые настолько превышали человеческие силы, что не подвергали ее большему риску, чем Тарга и Арву. Дети подросли. Их не по годам развитый, как у всех последних людей, ум немногим отличался от взрослого. Двое старших — сын Мано и дочь хранителя — в совершенстве управляли энергиями и аппаратами. А в борьбе со слепыми замыслами железо-магнитов они вполне стоили взрослых. Притом им помогал надежный инстинкт. Тем не менее накануне своего отъезда Тарг посвятил несколько часов на проверку домашней ограды и осмотр окрестностей. Все оказалось в порядке.

Перед отбытием обе семьи собрались подле планеров. Как и при других расставаниях, это была торжественная минута. Под горизонтальными лучами эта маленькая группа людей составляла всю надежду человечества, всю жажду жизни, всю древнюю энергию морей, лесов, степей и тесных городов. А те, которые еще угасали в Красных Землях, уже были лишь тенями. Тарг нежным взглядом окинул свое потомство и потомство Арвы. Дочь Эры унаследовала от матери ее светлые волосы. И обе золотистые головки почти соприкасались. Какою свежестью от них веяло! Какими древними и нежными легендами!

Остальные тоже, несмотря на свои смуглые лица и черные как уголь глаза, дышали необыкновенной молодостью, и одни отражали пламенный взгляд Тарга, а другие жажду блаженства Мано.

— О, как мне вас покидать! — воскликнул Тарг. — Но опасность была бы еще серьезнее, если бы мы отправились все!

Все они, даже дети, отлично знали, что спасение их ожидает вне оазиса, в каком-нибудь таинственном уголке пустыни. И они также знали, что оазис есть центр их существования и должен всегда им оставаться. Впрочем, ведь они сносились при помощи планетников по нескольку раз в день.

— В путь! — проговорил наконец Тарг.

Легкая дрожь энергии достигла крыльев планеров, и они взвились вверх и утонули в перламутровом и сапфировом утре. Эра видела, как они исчезли за горизонтом, и вздохнула. Когда тут не было Арвы и Тарга, то рок давил ее тяжелее обыкновенного. Молодая женщина испуганными глазами окидывала оазис, и каждый жест детей будит в ней беспокойство. Странная вещь! Ее пугали такие опасности, которые больше не существовали на земле. Она не опасалась ни минерала, ни железо-магнитов, но боялась, как бы не явились неизвестные люди, как бы не пришли люди из глубины необитаемого пространства.

И этот странный пережиток древнего инстинкта порою заставлял ее улыбаться, но иногда он приводил ее в дрожь, в особенности когда сумерки окутывали экваториал Дюн своими черными волнами.

Тарг и его спутница стремглав неслись по воздушному морю. Они любили стремительность. Столько путешествий не могли угасить в них удовольствие помериться с пространством. Мрачная планета словно оказывалась побежденной. Им казалось, что к ним навстречу несутся ее угрюмые равнины и суровые скалы; и ее горы словно бросались на них, чтобы уничтожить. Но одним незаметным движением они победоносно миновали пропасти и огромные вершины. И ужасная, но покорная и послушная энергия тихо пела свой гимн. Миновав горы, легкие планеры спускались к пустыням, где двигались бесформенные, медлительные и тяжелые железо-магниты. Какими жалкими и несчастными они казались! Но Таргу и Арве знакома была тайная сила. То были победители. Будущее было для них и за них. И положение вещей совпадало с их тайным желанием. Настанет день, когда их потомство проявит изумительные идеи и будет управлять чудесными силами…

Тарг и Арва сначала решили отправиться вплоть до Красных Земель. Души их стремились к последнему убежищу им подобных; их влекло туда страстное желание, в котором был и страх, и тоска, и глубокая любовь, и скорбь. Пока там продержатся люди, с ними будет жить какая-то неуловимая и нежная надежда. Когда же они исчезнут, то планета покажется еще мрачнее, пустыни еще безотраднее и еще неизмеримее.

После короткой ночи, проведенной на одной из станций, путешественники побеседовали с помощью планетника с Эрой и с детьми. Затем они понеслись к оазису. Они прибыли туда раньше полудня.

Оазис показался им неизменившимся. Каким они его покинули, таким он и рисовался в их бинокли. Сверкали металлические жилища, заметны были платформы волнопередатчиков, виднелись сараи для моторов и планеров, трансформаторы энергии, все колоссальные или миниатюрные машины, машины, вытягивавшие некогда из недр земли воду, и равнины, где росли последние насаждения. На всем лежала печать человеческого всемогущества и ума. Неисчислимые силы могли быть пущены в ход по первому сигналу и затем остановлены, когда будут окончены работы. Столько оставалось здесь неиспользованных сил! Но бессилие человека таилось в самом строении его: рожденный с водою, он с водой и исчезал.

В течение нескольких минут планеры носились над оазисом. Он казался покинутым. Ни единого человека, ни единой женщины, ни ребенка не было ни на пороге жилищ, ни на дороге, ни на возделанных полях. И от вида этой пустыни холодом обвеяло души путешественников.

— Не умерли же они, в конце концов, все? — прошептала Арва.

— Возможно! — ответил Тарг.

Планеры спустились до уровня домов и платформ планетников. Всюду была тишина и неподвижность кладбища. Затихший воздух не шевелил даже пыли. Медленно двигались одни только группы железо-магнитов.

Тарг решился спуститься на одну, из платформ и повернул ручку волнопередатчика. Мощный призыв понесся из дома в дом.

— Люди! — вдруг воскликнула Арва.

Тарг снова поднялся на воздух. На пороге одного жилища он увидел двух человек и несколько минут собирался их окликнуть.

Хотя жители оазиса составляли лишь жалкую группу, но Тарг почитал в них свой род и преклонялся перед законом, который врезался в каждый атом его существа и представлялся чем-то таким же великим, как сама жизнь, страшным и заботливым, бесконечно мудрым и ненарушимым. И раз закон изгнал его навсегда из Красных Земель, он перед ним преклонился.

Поэтому голос его не дрогнул, когда он заговорил с появившимися людьми.

— Сколько осталось в оазисе живых людей?

Оба человека подняли вверх бледные лица, на которых запечатлелось странное спокойствие. Затем один из них ответил:

— Нас еще пятеро… Но сегодня вечером мы освободимся!

Сердце хранителя сжалось. Во взгляде, который встретился с его взглядом, он угадал затуманенный свет эвтаназии.

— Можем мы опуститься? — с кротостью спросил он. — Закон нас изгнал.

— Закон окончился! — проговорил второй человек. — Он прекратился с той минуты, когда мы приняли великое лечение…

При звуке голосов появилось трое других живых существ, — двое мужчин и одна молодая женщина. Все они возбужденным взглядом смотрели на планеры.

Тогда Тарг и Арва спустились.

Некоторое время все молчали. Хранитель жадно смотрел на последних себе подобных людей. Смерть уже витала над ними. Никакое противоядие не могло помочь против сладостного яда эвтаназии.

Женщина, несмотря на всю свою молодость, была много бледнее остальных. Вчера еще она была исполнена будущим, ныне же она была старее столетнего возраста. И Тарг воскликнул:

— Отчего вы хотели умереть? Разве вода уже вышла вся?

— Что для нас значит вода? — прошептала молодая женщина. — К чему нам жить? К чему жили наши предки? Непонятное безумие побуждало их многие тысячелетия противостоять велениям природы. Они стремились увековечить себя в таком мире, который больше не принадлежал им. Они даже мирились с бессмысленным существованием, лишь бы только не исчезнуть. Как это возможно, что мы следовали их несчастному примеру? А умереть так приятно!

Она говорила медленным и чистым голосом. И слова ее причиняли Таргу ужасное страдание. Каждый атом его существа восставал против подобного упадка воли. И ему было непонятно то счастье мира, которое сияло на лицах умиравших.

Он, однако, промолчал. Какое он имел право отравлять их конец хоть самой легкой горечью, раз этот конец неизбежен. Молодая женщина полузакрыла глаза. Ее слабое возбуждение угасло; ее дыхание замедлялось с каждой секундой, и, опершись на перегородку, она повторила:

— Так приятно умереть!

И один из мужчин прошептал:

— Освобождение близко.

Затем все смолкли. Молодая женщина распростерлась на полу и едва переводила дыхание. Возраставшая бледность разливалась по ее щекам. Затем она на одно мгновение раскрыла глаза, с размягченной нежностью посмотрела на Тарга и Арву и прошептала:

— Вами владеет безумие страдания.

Рука ее медленно приподнялась и упала. Ее губы задрожали. Последняя дрожь пробежала по телу. Наконец ее члены вытянулись, и она тихо угасла, как звездочка у черты горизонта.

Четверо компаньонов смотрели на нее со счастливым спокойствием.

Один из них прошептал:

— Жизнь никогда не была желанной, даже когда Земля терпела всемогущество людей.

Пораженные ужасом, Тарг и Арва долго хранили молчание. Затем они благоговейно прикрыли ту, которая последней воплощала будущность Красных Земель. Но у них не хватило бодрости остаться с другими. Полная уверенность в их смерти наполнила их ужасом.

— Идем, Арва! — проговорил он тихо. — Ныне, — проговорил хранитель, когда его планер уже несся рядом с планером Арвы, — мы и все наши поистине являемся единственной надеждой человеческого рода.

Его спутница повернула к нему орошенное слезами лицо.

— Как бы то ни было, — проговорила она, — а было большим утешением сознавать, что еще есть живые люди в Красных Землях. Меня это много раз утешало. Но теперь… теперь!..

Она жестом указала на необъятное пространство и горные массивы Запада, и с отчаянием воскликнула:

— Все кончено, брат мой!

И он сам опустил голову. Но он не поддавался печали, и со сверкающими глазами воскликнул:

— Только одна смерть разрушит мои надежды…

В течение долгих часов планер следовал за линией дорог. Когда завиднелась интересовавшая Тарга местность, то они замедлили полет. Арва выбрала станцию, где должна была ожидать брата. Затем, когда планетник донес до них голоса Эры и детей, хранитель устремился в пустыню. В общих чертах ему уже была знакома эта местность, простиравшаяся на тысячу двести километров от дороги.

Чем дальше он продвигался вперед, тем местность становилась хаотичнее. Завиднелась цепь холмов, затем снова пошла пересеченная равнина. Теперь Тарг несся над совершенно неизвестной страной. Много раз он спускался до уровня земли, но всякий раз решал сделать еще несколько перелетов.

Необъятная рыжая стена преградила горизонт. Авиатор перенесся через нее и полетел над пропастями. Под ним открывались мрачные бездны, у которых даже невозможно было разглядеть их глубины. Всюду замечались следы страшных конвульсий, тут обрушились целые горы, другие покривились и готовы были провалиться в неизмеримые пустоты. Над этим страшным пейзажем планер описал множество спиралей. Большинство провалов были так широки, что планеры могли бы опуститься в них дюжинами.

Тарг зажег свой маяк и начал наугад исследование. Сначала он устремился в одну расщелину у подножия утеса. Свет здесь словно таял от сумерек. Потребовалось десять минут, чтобы достигнуть дна.

Другая бездна сначала показалась благоприятной для приключения. В землю из нее уходили многие галереи. Но Тарг исследовал их без всякой пользы.

Третье путешествие было головокружительным. Чтобы достичь земли, планер должен был опуститься на две тысячи метров. Дно этого провала представляло собой продолговатый квадрат, меньшая сторона которого имела до двухсот метров протяжения. Со всех сторон виднелись пещеры. Потребовался целый час, чтобы их обойти. Но кроме двух, все они оказались с плотными стенами. Две же, наоборот, обладали множеством расщелин, но они были слишком узки для прохода человека.

— Все равно! — проговорил про себя Тарг, собираясь покинуть вторую пещеру… — Я сюда вернусь!

И вдруг он ощутил то странное впечатление, какое испытал десять лет тому назад, в вечер великого бедствия. Поспешно вынув свой гигроскоп, он взглянул на его стрелку и испустил торжествующий крик: в пещере были водяные пары.

ДОМ ПОГИБ

Долгое время Тарг шел во мраке. Все его мысли перемешались. Необъятная радость охватила его всего. Когда он пришел в себя, то подумал:

— Пока тут делать нечего. Чтобы добраться до таинственной воды, нужно найти какой-нибудь проход к ней помимо дна этой пропасти или же пробить себе проход. Но это просто вопрос времени. На первых порах присутствие Арвы будет крайне полезно. А потом надо вернуться в экваториал Дюн и захватить с собой необходимые машины для получения энергии и разбивки гранита.

Размышляя так, молодой человек в то же время снарядил планер, который тут же начал описывать восьмерки и поднял Тарга на поверхность земли. В две минуты он выбрался из пропасти; затем хранитель сейчас же направил свой переносной волнопередатчик и послал вызов.

Ответа не было.

Удивленный, он послал более сильные волны. Приемник оставался немым. Таргом овладело легкое беспокойство. Он послал новый круговой вызов, постепенно касавшийся всех направлений. Молчание продолжалось. Он начал опасаться какого-нибудь неприятного обстоятельства. Являлись три предположения: произошел несчастный случай, Арва покинула станцию, сестра заснула.

Ранее чем послать новый вызов, исследователь с величайшей точностью определил свое местонахождение. Затем он дал волнам максимум напряжения, и они должны были с неистовой силой зазвенеть в приемных рупорах. Арва могла их услышать даже во сне. Но и на этот раз не было никакого ответа.

Не покинула ли молодая женщина и в самом деле свое убежище? Но, наверное, она на это не решилась бы без серьезных оснований. Как бы то ни было, а ее надо было найти.

Он снова уселся в планер и понесся со всей скоростью. Тысячу километров он пролетел менее чем в три часа. Станция уже завиднелась в воздушный бинокль, и она была пуста. Тарг никого не видел. Значит, Арва отправилась? Но куда? Зачем? Далеко она не могла быть, так как планер ее стоял на якоре.

Последние минуты пути показались ему невыносимо долгими. Быстроходный самолет словно не подвигался вперед. Туман заволок глаза молодого человека.

Наконец убежище — вот. Тарг спустился посредине его, закрепил аппарат и бросился на поиски… Стон вырвался из его груди. По другую сторону дороги за вертикальным валом — что и делало ее невидимой — была распростерта Арва. Она была так же бледна, как виденная когда-то в Красных Землях женщина, которая умерла от эвтаназии. И с ужасом Тарг увидел копошившихся железо-магнитов, притом самой крупной породы, третичных, которые окружили Арву…

В два приема Тарг прицепил свою лесенку, спустился к молодой женщине, взял ее к себе на плечо и поднялся наверх.

Она не шевелилась. Тело ее было инертно; нагнувшись, Тарг попытался было расслышать биение сердца. Но тщетно. Таинственная сила, которая отбивает такт существования, видимо, исчезла…

371Дрожа, хранитель положил гигроскоп на губы молодой женщины. И чуткий инструмент уловил то, чего не мог разобрать слух: Арва не была мертва.

Но ее обморок был так глубок, а слабость так велика, что она могла умереть с минуты на минуту.

Причина несчастья была очевидна. Это было если не единственно, то во всяком случае главным образом действие железо-магнитов. Необычайная бледность Арвы свидетельствовала об огромной потере ею кровяных шариков.

К счастью, Тарг никогда не путешествовал без традиционных инструментов, средств и возбуждающих. Он впрыснул ей с промежутком в несколько минут две дозы сильного укрепительного. И хотя крайне слабо, но сердце начало биться, и губы Арвы прошептали:

— Дети… Земля…

Затем она впала в глубокий сон, которому, Тарг знал, нельзя и не следует мешать, сон роковой и спасительный; в течение его Тарг каждые три часа впрыскивал женщине по несколько миллиграммов «органического железа». Прошло по меньшей мере двадцать четыре часа, пока Арва смогла выдержать короткое пробуждение. Самое тяжкое опасение исчезло. Хранитель знал превосходное здоровье своей сестры и не боялся никаких опасных последствий. Во всяком случае он был в нервном настроении. В конце концов, оставалось необъясненным, почему же Арва оказалась у подножия вала? Неужели она, такая осмотрительная и ловкая, и вдруг упала? Это было возможно, но невероятно.

Что делать? Оставаться здесь, пока она не наберется рил? Но для ее полного выздоровления потребуется самое меньшее две недели. Лучше отправиться в экваториал Дюн. По существу ему можно не торопиться. Цель, которую преследовал Тарг, была не из таких, исход которых зависит от нескольких дней.

Он направился к большому планетнику, отправил вызов. Как и там, у выхода из пропасти, хранитель не получил никакого ответа. Сразу же им овладело мучительное волнение. Он повторил сигналы, придавая им максимум напряжения. Но было очевидно, что Эра и дети по какой-то непонятной причине или не имели возможности слышать, или же не могли ответить. Оба варианта были одинаково страшны. Прямая связь была, очевидно, между несчастьем Арвы и молчанием планетника.

Невыносимый страх сковал сердце молодого человека. Его ноги затряслись; и, опершись на подставку большого планетника, он был не в состоянии принять какое-нибудь решение. Наконец, мрачный и решительный, он оторвался от своей опоры, с тревожным вниманием осмотрел все части своего планера, поместил Арву на самое просторное сидение и поднялся в воздух.

Это было печальное путешествие. Он сделал только одну остановку к вечеру, чтобы попытаться еще раз вызвать Эру. Но ответа не было. Тогда он туго завернул Арву в ее шерстистое кремниевое покрывало и дал самую сильную дозу укрепительного. В своем непробудном беспамятстве она едва вздрогнула.

Всю ночь планер рассекал звездную темень. Так как холод был слишком чувствителен, то он обогнул гору Скелет. За два часа до зари показались южные созвездия. И путешественник с биением сердца смотрел то на крест, начерченный над югом, то на эту блестящую звезду, самую близкую соседку нашему Солнцу, лучам которой требуется только три года, чтобы достигнуть Земли. Как, должно быть, было прекрасно это небо, когда юные существа смотрели на него сквозь листву деревьев, а тем более, когда серебристые облака сливали свои животворные надежды с этими светильниками пространства. Но никогда больше не будет облаков!

Легкий свет засеребрился на востоке, затем солнце показало свой огромный диск. Экваториал Дюн был близок. Сквозь объектив воздушного бинокля Тарг замечал иногда между дюнами висмутовую стену и окутанные утренней дымкой металлические дома. Арва по-прежнему спала, и ее не пробудила даже новая доза возбуждающего. Но бледность ее во всяком случае не была такой мертвенной; слабо вздрагивала артерии, и кожа больше не имела той прозрачной окостенелости, которую придает ей смерть.

— Она вне опасности! — подумал Тарг.

И эта уверенность несколько облегчила его страдания.

Все внимание его сосредоточено было на оазисе. Он старался рассмотреть милый дом. Но два холма еще его закрывали. Наконец горизонт раскрылся, и от ужаса Тарг выпустил из рук руль планера, который, как раненая птица, сразу устремился вниз.

Вся усадьба с домами, сараями и машинами исчезла.

ВЕЧНАЯ НОЧЬ

Планер был не более как в двадцати метрах от земли. Он почти опрокинулся и, падая отвесно, должен был разбиться, когда Тарг инстинктивно его выпрямил. Легко описывая изящные спирали, он понесся до самой грани усадьбы. И, опустившись на землю, хранитель планетника замер на месте, пораженный скорбью перед огромным и хаотическим провалом. Там, во мраке Земли, лежали существа, которых он любил больше самого себя.

Долгое время мысли в беспорядке кружились в голове бедного человека. Он не думал о причинах катастрофы, он видел в ней лишь беспощадную жестокость и смутно связывал ее со всеми несчастиями последнего времени. Беспорядочно проносились перед ним различные образы. И неотступно видел Тарг перед собой своих, какими он покинул их. Затем спокойные силуэты родных уносились неизъяснимым ужасом. Раскрывалась Земля. И он видел, как они исчезали. Ужас был на их лицах. Они звали того, на которого возлагали надежды и который, может быть, в самый час их смерти думал, что победил судьбу…

Когда, наконец, он был в состоянии размышлять, то попытался представить себе, как произошла катастрофа. Было ли это новое землетрясение? Нет! Ни один сейсмограф не отметил ни малейшего толчка. Притом же, помимо нескольких гектаров оазиса и пустыни, усадьба, собственно, одна оказалась пострадавшей. Происшествие объяснялось побочными обстоятельствами: подрытая почва не выдержала и провалилась. Таким образом несчастье, сгубившее последние надежды, даже не было крупным естественным катаклизмом, а всего лишь ничтожной случайностью.

Но Тарг полагал в этом проявление той же мировой воли, которая осудила на смерть оазис.

Его скорбь не парализовала его деятельности. Он исследовал развалины. Но в них не заметно было никаких следов человеческих рук. Аккумуляторы энергии, рытвенные машины, плуги, бороны, планеры, моторы, дома — все исчезло под бесформенной массой скал и камней. Где же погребены были Эра и дети? Расчеты допускали лишь приблизительные и может быть ошибочные определения, и действовать приходилось наугад.

Тарг сконцентрировал на северной стороне все необходимые для расчистки и раскопок машины и, сосредоточив протоатомическую энергию, приступил к огромному провалу. Целый час ревели машины. Домкраты поднимали камни и автоматически отбрасывали их в сторону. Кобальтовые параболоиды вынимали щебень, и молоты, по мере надобности, медленными и всесокрушающими ударами обтесывали края обвала. Когда траншея достигла двадцати метров в длину, то показался один планер, затем большой планетник со своим гранитным подножием и принадлежностями, затем металлический дом.

Их местонахождение дало опорную точку для расчетов Тарга. Предполагая что катастрофа застала семью поблизости от дома, приходилось раскопки направить к западу. Если же Эра или дети могли броситься к планетнику, который поддерживал сношения экваториала Дюна с Красными Землями (что заставил предполагать случай с Арвой), то раскопки следовало вести в юго-западном направлении.

Тарг установил машины поблизости от этих двух направлений и принялся за работу. Огромные машины были настолько очеловечены неисчислимыми усилиями поколений, что обладали мощью элементов и аккуратностью ловких рук. Они подымали целые скалы и плавно сгребали землю и мелкие камни. Достаточно было легкого нажатия, чтобы направлять, ускорять, замедлять или остановить совсем работу. В руках последнего человека они представляли силу, которой в первобытные времена не обладали целые племена и целые народы.

Показалась металлическая кровля дома. Она была покороблена, согнута и местами пробита камнями. Но по известным признакам ее легко можно было угадать. Со времени прибытия в экваториал Дюн она служила кровом для всех нежностей, мечтаний и надежд последней человеческой семьи. Тарг остановил начавшие подымать ее машины и смотрел на нее с нежностью и страхом. Что за тайну скрывала она? И какую драму раскроет она злополучному узнику горя и трудов?

Много минут хранитель сомневался, начинать ли свою работу. Наконец, расширив одну пробоину, он проскользнул в жилище.

Комната, в которую он попал, была пуста. Ее загораживали несколько камней, которые оторвались от стены и раздавили постель. Стол был разбит вдребезги. Камни расплющили несколько ваз из мягкого алюминия.

Зрелище это носило безразличный характер материальных разрушений. Но оно рисовало самые трагические сцены. Весь Дорожа, Тарг прошел в соседнюю комнату; она, как и первая, была пуста и разрушена. Постепенно он осмотрел все уголки дома. И когда он был в последней комнате, в нескольких шагах от входных дверей, то удивление примешалось к его тревоге.

— А, впрочем, — прошептал он, — вполне естественно, что при первом признаке опасности они убежали наружу.

Он пытался представить себе, каким образом произошел первый удар, а также, что Эра могла подумать об опасности. Но его осаждали лишь противоречивые впечатления и мысли; и только в одном он был твердо убежден: семья инстинктивно должна была кинуться к планетнику Красных Земель. Так что туда же и было разумнее всего направить свои розыски. Но только как? Достигла ли Эра планетника или же она погибла дорогой? На ум ему пришли те слова, которые пролепетала Арва. Здесь, на месте, они приобретали полный смысл. Эра или кто-нибудь из детей, а может быть даже и все они почти наверное дошли до этого места. Следовало как можно скорее возобновить работы, что, впрочем, не мешало начать прокладку траншеи через всю местность.

Приняв это решение, Тарг открыл двери и приступил к беглому исследованию; но глыбы скал и щебня представляли ему непреодолимые препятствия. Он вернулся через крыльцо и снова пустил в ход юго-западные машины. Затем он расставил машины с севера и приказал им прокладывать траншею. В то же время он следил и за Ар-вой, летаргия которой мало-помалу приняла характер нормального сна.

Затем он стал ждать, не спуская внимательных глаз с машин. По временам он коротким жестом поправлял их работу, по временам, чтобы исследовать почву, он останавливал какой-нибудь заступ, лезвие или турбину. В конце концов он увидел скрученный и согнутый высокий стержень планетника и его сверкающий рупор. С этого момента он не отрывал глаз от работы машин. Теперь работали лишь наиболее послушные, которые, смотря на обстоятельства, ворочали огромные камни или подбирали мелкие обломки.

И он испустил жалобный, подобный предсмертному стону крик… Пред ним мелькнул тот гибкий и живой свет, который он заметил в день катастрофы среди развалин Красных Земель. Сердце его замерло. Застучали зубы. С полными слез глазами он остановил все машины, оставив в действии лишь металлические руки, которые были более ловки и нежны, чем человеческие.

Затем он остановил все и с глухими рыданиями прижал к своей груди это тело, которое он так страстно любил…

Сначала к нему явилась надежда. Ему показалось, что Эра еще не остыла. В лихорадочном возбуждении он приложил к ее бледным губам гигроскоп.

Она исчезла в вечной ночи.

Долго он смотрел на нее. Она открыла ему поэзию старых времен; мечты необычайной свежести преобразили мрачную планету. Эра была любовью во всем том, что у него было обширного, чистого и вечного. И когда он держал в своих объятиях, то ему казалось, что возрождалась юная бесчисленная раса.

— Эра! Эра! — шептал он. — Эра, свежесть мира! Эра, последняя мечта людей!..

Затем его душа напряглась. Диким и горьким лобзанием он поцеловал волосы своей подруги и снова принялся за работу.

Постепенно он нашел их всех. Минерал проявил себя в отношении детей менее жестоко, чем к молодой женщине. Он пощадил их от медленной смерти и от невыносимого измельчания сил. Камни передавили им головы, размозжили сердца, размололи туловища…

Тогда Тарг упал на землю и залился бесконечными слезами. И обуявшая его скорбь была необъятна, как мир. Он горько раскаивался, что боролся с неумолимым роком, слова умиравшей в Красных Землях женщины звенели ему сквозь его скорбь, как похоронный звон Вселенной…

Чья-то рука коснулась его плеча. Он вскочил. Пошатываясь, к нему наклонилась Арва. Она была так подавлена, что не могла рыдать. Но все возможное для слабых созданий отчаяние отражалось в ее очах. Глухим голосом она прошептала:

— Надо умирать! Надо умирать!

Глаза их встретились. Всю свою жизнь, во всем реализме и во всех мечтах они глубоко любили друг друга. Им была страстно близка общая их надежда, и в бесконечном горе их страдания были тоже общие.

— Надо умирать! — повторил он, как эхо.

Затем они обнялись, и в последний раз два человеческих сердца бились одно возле другого.

И тогда она молча поднесла к своим губам склянку с фидием, с которым никогда не расставалась. Так как доза была огромна, а слабость Арвы большая, то эвтаназия длилась лишь несколько минут.

— Смерть! Смерть! — шептала умирающая. — О, как могли мы ее бояться!

Ее глаза затуманились; блаженное спокойствие разгладило губы, и мысль уже совершенно улетучилась, когда последнее дыхание вырвалось из ее груди.

И теперь на всей земле оставался лишь один человек.

Сидя на глыбе порфира, он погрузился в свою печаль, в свои думы. Еще раз он совершил великое путешествие во тьму минувшего, которое так пламенно разжигало его душу. И сначала ему грезилось первобытное, еще теплое море, где клокотала бессознательная и бесчувственная жизнь. Затем явились слепые и глухие существа, одаренные необычайными силами и беспредельной плодовитостью. Народилось зрение. Божественный свет создал свои миниатюрные храмы. Познали свое бытие рожденные солнцем существа. И показалась твердая земля. Водное население рассеялось по ней; бесформенное, неопределенное, беззвучное. За три тысячи столетий они выработали себе изящные формы. Насекомые, лягушкообразные и пресмыкающиеся наполнили леса гигантских папоротников. И когда деревья распростерли свои великолепные стволы, то появились и необъятные пресмыкающиеся. Динозавры были ростом с кедр, птеродактили носились над огромными болотами… В эти времена народились и первые млекопитающиеся, хилые, неповоротливые и глупые. Они бродили, такие жалкие и маленькие, что их надо было сто тысяч, чтобы составить одного игуанодона. В течение многих тысячелетий их существование остается незаметным и почти сомнительным. Тем не менее, они множатся. Приходит время, когда наступает их очередь, и когда их порода разрастается по всему простору степей и по всем зарослям лесов. И теперь они занимают место колоссов. Динотерии, античный слон, носорог, бронированный, как старый дуб, гиппопотам с ненасытным желудком, зубры, гигантский лев, и массивные, как несколько диплодокусов, кит и кашалот, пасть которого — целая пещера, все они дышали дикой силой.

Затем планета дала укрепиться человеку; его царство было самым жестоким, самым могучим — и последним. Человек был чудовищным истребителем жизни. Погибли леса и их бесчисленные обитатели, все зверье было истреблено или порабощено. И было даже такое время, когда казались порабощенными самые неуловимые силы и безвестные металлы. Победитель овладел даже тою таинственной силой, которая сочетает атомы.

— Это самое бешенство уже явилось предвестником смерти Земли… Смерть Земли для нашего царства! — тихо прошептал Тарг.

Дрожь охватила его в скорби. Он думал о том, что все то, что еще живо в нем, без перерывов дошло до него с самого начала. Нечто такое, что жило в первобытном океане, в плодотворящей грязи, в болотах и лесах, на просторе равнин и в бесчисленных селениях человечества, что-то такое никогда не прерывалось вплоть до него… И вот! Он был единственным человеком, который еще трепетал на вновь ставшем необъятном лице Земли!..

Наступила ночь. Небо раскрыло свои чарующие огни, которые знавали трильоны людей. И теперь осталось только два глаза, чтобы на них смотреть… Тарг отличил созвездия, которые он предпочитал прочим. Затем он увидел, как взошло светило-развалина, светило-труп, серебристая и легендарная Луна, к которой он простер свои скорбные руки…

Он зарыдал в последний раз. Смерть вошла в его сердце. И отказавшись от эвтаназии, он вышел из развалин, пошел и простерся в оазисе, среди железо-магнитов.