Он приказал не давать животным пастись здесь. Но этот приказ был излишен: верблюды, козы, а еще более ослы принюхивались к голубым злакам и фиолетовому клеверу с недоверием. Горилла проявляла неистовое беспокойство, круглые глаза обезьяны смотрели вокруг не отрываясь.
– Животные подохнут от голода! – ворчал сэр Джордж.
– Еще не так скоро! – ответил Гертон, указывая на корм, которым снабдили верблюдов и ослов.
– Да, вы предусмотрительны, – заметил Гютри, – но этого запаса хватит самое большее на вечернюю и утреннюю кормежку.
– Но это животные пустыни: раз их накормишь, и они в состоянии терпеть несколько дней.
Гютри беззаботно пожал плечами. Подул медленный и тихий ветерок. По всей равнине зазвенели слабые голоса: тонкие звуки скрипок, наивных арф, короткозвучных мандолин сливались в какую-то чарующую, смутную симфонию.
– Можно подумать, что мы на концерте Трильби! – заметила Мюриэль.
– Домовых! – прибавил Маранж.
Когда они приближались к фиговым и пальмовым островкам, звуки делались громче, как приглушенный орган.
Желтый туман, сгущаясь на западе, казалось, продолжал аметистовую и сапфировую равнину – топазовой. Там-сям мелькала голая полоска земли красного цвета с металлическим отливом, на которой не росли даже лишаи.
Пролетали громадные мухи, самые крупные из которых были величиной с синиц. Их рыжеватые рои неслись за караваном и вились над животными, жужжа, как жуки. Многие садились на ослов и бегали по ним с фантастической быстротой, но скоро было замечено, что они безвредны. Маленькие птички, едва больше жужелицы, выпархивали из кустов и резко чирикали, покачиваясь на стебельках. Мухи преследовали их. Они были не столь ловки, но все-таки иногда овладевали пичужками и скрывались с своей добычей в чаще высоких трав.
– Это ужасно! – воскликнула Мюриэль, увидавшая, как одна муха схватила пичужку.
Гютри захохотал:
– Настал их черед! Сколько времени птицы глотают мух! А для нас это лучше, чем если бы они были ядовиты.
Равнина все тянулась, блистающая и страшная.
– Мы долго можем терпеть голод и жажду? – спросил сэр Джордж.
– С востока на запад протекает река, – ответил Гертон, – и мы должны встретить ее… Мы дойдем до нее этой ночью или завтра. К тому же в наших мехах воды больше чем наполовину.
Среди дня караван остановился на одной из этих каменистых красных полосок, где растительность отсутствовала.
– Здесь мы можем быть уверены в том, что не нарушим ни одного из таинственных законов – заметил Гертон в то время, как черные приготовляли завтрак.
Благодаря закрывавшей солнце туче, можно было расположиться вне палатки. Нависала тревога. Эта земля казалась страннее всего, что они могли вообразить.
– Дядя Гертон, – сказал Гютри, когда подали завтрак, – что же с нами будет, если окоту нельзя есть растения? У меня такое ощущение, что мы подвергаемся большей опасности, чем с Коренастыми.
Но проглотив большой кусок копченого мяса, он стал смеяться, так как ничто не могло лишить его доли радости.
– Успокойся! – ответил Гертон. – Мы найдем зеленые растения или растения частично красные и зеленые… И наш скот сможет их есть. Если б все растения или части растений были запретными, «табу», как же бы жили здесь животные?
– Но пока наши верблюды, ослы и козы не могут сорвать ни одного стебелька с этого громадного пастбища.
– О! – воскликнула Мюриэль, указывая на странное существо, видимо, наблюдавшее за собеседниками. Это была жаба величиной с кошку. Глаза цвета золотистого аквамарина были устремлены на путешественников. Тело ее было покрыто волосами. Но больше, чем размерами и волосатостью ее, путешественники были поражены ее третьим глазом, помещавшимся на маковке и вращающимся во всех направлениях…
– Вот чудо-то! – воскликнул Филипп.
– Почему? – возразил Гертон. – Разве не имеется такого глаза, правда, в зародыше и скрытого, у большей части земноводных? По всей вероятности, этот атрофированный глаз функционировал у предков наших земноводных.
Жаба сделала прыжок, какой сделал бы заяц, и исчезла в расселине камня.
– Очевидно, под землей вода, – заметил сэр Джордж, – чем и объясняется процветание фиолетовых и голубых трав…
С писком пролетали мимо маленькие птички. Одна из них села неподалеку от Мюриэль. Загипнотизированная видом людей, она не слышала, каж подлетела гигантская муха, внезапно бросившаяся на нее, готовясь ее проглотить.
– О, нет, нет! – в ужасе воскликнула молодая девушка.
Она вспугнула насекомое. Но птичка, раненная в месте соединения крыла, откуда брызнули капельки крови, слабо попискивала, Мюриэль осторожно взяла ее в руки.
В своем крошечном тельце пичужка вмещала красоту заката, золотистый блеск берилловых облаков, пурпур, сверкание аметиста и топаза. Ни у одной ванессы не могло быть крыльев нежнее оттенком, а красная головка, усеянная малахитовыми точками, казалась созданной из какого-то неведомого, драгоценного вещества.
– Какие вышивальщики, акварелисты или ювелиры смогли бы на таком крошечном пространстве создать такой шедевр!..
– А жестокая природа допускает, чтоб этот шедевр поглощали мухи!.. – сказал Филипп.
Весь этот день караван двигался на юго-запад. Бесконечная равнина со своими голубыми и фиолетовыми травами, со странной музыкой, которую издавали растения, когда в них пробегал ветерок, все тянулась под золотистыми и янтарными облаками.
– Страшное однообразие! – объявил Гютри. – Мне опротивел голубой и фиолетовый цвет. Меня от него тошнит.
– Утомительные цвета! – поддакнул сэр Джордж. – Нам нужно было бы иметь желтые или оранжевые очки.
– А ведь у меня есть, а я о них забыл! – сказал Гертон. – Забыл с самого начала пути. Но это извинительно, когда у всех нас такое великолепное зрение. Ни одного близорукого, ни одного дальнозоркого.
– Ни одного с гиперметропией, ни одного астигматика, – пошутил Сидней.
Приближался вечер. Снова раскинули палатки на островке красной земли.
– На этом глаз отдыхает! – сказал Филипп.
– Да, но река? – спросил сэр Джордж. – Конца этой равнины не видать. Завтра вечером наши меха будут пусты.
– И животным мы не сможем дать пить больше одного раза, и то в полпорции! – поддакнул Гютри.
– Бог милостив! – ответил Гертон. – Наверное под почвой есть вода, – и он указал на двух колоссальных жаб, юркнувших в расселину почвы.
– Добро! Строго говоря, шакал может еще здесь пролезть, но не человек! – сказал Филипп.
– В особенности не я! – зубоскалил гигант.
Это были люди с крепкими жилами и неунывающими душами. Несмотря на угрожающую местность, они наслаждались ужином. Черные были задумчивы: тайный страх мутил их воображение.
Филипп и Мюриэль уединились на краю лагеря. В янтарном тумане всходила сказочная луна, похожая на медную, позолоченную медаль. Филиппа опьяняло присутствие его гибкой подруги. В ее бледном лице проглядывали цвета лилии, перламутра; сапфировые глаза с отблесками нефрита мерцали задумчиво и кротко. А волосы блестели, как спелые колосья.
– Мы будем счастливы сознанием, что перенесли испытания и видели эти странные земли! – сказала она. – Будущее не так страшно, как то время, когда вы преследовали тех чудовищ.
– Как бы я хотел скорее видеть вас среди людей нашей расы!.. Мне необходимо, чтобы вы были в безопасности, Мюриэль.
– Кто знает! – задумчиво ответила она. – Безопасности не существует. Эта дикая земля, быть может, избавила нас от более серьезных испытаний. Мы – жалкие, беззащитные существа, Филипп. Один неверный шаг может сгубить человека, спасшегося от львов. Бог всюду и всюду Он управляет нашей судьбой.
– Уж не мусульманка ли вы? – спросил он с легкой насмешкой.
– Нет, я верю в активность: она нам заповедана… Но все-таки нас охраняет Всемогущий.
И она запела невыразимо трогательно:
For thou hast always been my rock,
A fortress and defence to me!
С душой, насыщенной любовью, он забыл все смутные опасности и вкушал сладость волшебных минут во всей их полноте.
Глава II
Вода, твоярщая жизнь
– Животных мучит жажда! – сказал Гютри. – Меня тоже.
Воды больше не было. Путешественники разделили между собой последние глотки и продолжали идти все по той же безграничной равнине среди фиолетовых злаков, голубых деревьев и ярко-красных полос земли.
Пустыня не выпускала их, как свою добычу, и солнце, одолев облака, бросало жгучие лучи, иссушавшие кровь в жилах людей. И всетаки нужно было идти. Колоссальные мухи аккомпанировали своим жужжанием музыке трав, становящейся зловещей. Она все более и более походила на перезвон дальних колоколов. А когда дул ветер, слышался как бы звон набата.
– Я думал, что река ближе, – признался Гертон.
– Так вы думаете, что в самом деле есть река? – спросил сэр Джордж.
– Да, я уверен в этом. Мне описывали ее. Сэр Джордж посмотрел в подзорную трубу.
– Ничего! – сказал он.
Деревьев больше не было. Росли одни травы, густые и крепкие.
– Вода под землей, может быть, там только и следует ее искать? – заметил Филипп.
– Мы потеряли бы слишком много времени, – отвечал Айронкестль. – Прошу потерпеть еще несколько часов.
– Хорошо, дядя Гертон. Но скажите, сколько дней можно выдержать без питья? – спросил Гютри.
– Разное время: верблюды выдерживают три, четыре, пять дней, даже, говорят, больше. Люди –два-три дня… Смотря по темпераменту и состоянию атмосферы.
– А сейчас страшная сушь! У меня кожа становится жесткой! – ворчал Гютри. – Боюсь, что я из тех, кто всех меньше может устоять…
Ужас и уныние объяли караван. Солнце на закате приняло цвет чистого золота, затем выросло и стало оранжевым. День склонялся к вечеру.
Животные подвигались с трудом, козы жалобно блеяли. Черных охватывала боязнь и недоверие, предвестники мятежа, глухо нараставшего. Та глубокая вера, которую внедрили в них победы белых, улетучивалась в этом странном мире. В особенности их тревожило отсутствие воды, и не потому, что это было страшное зло, но и потому, что в этом сказывалось для них бессилие господина.
Гертон позвал Курама.
– Что говорят люди? – спросил он.
– Они боятся, господин… Это страна Смерти. Трава здесь враг животных.
– Скажи им, Курам, что бояться нечего. Мы знаем, куда идем.
Глаза Курама, несколько походившие на глаза буйвола, склонились долу.
– Мы еще далеко пойдем? – спросил он дрожащим голосом.
– Все изменится, когда мы достигнем реки.
Фаталистическая душа приняла слова господина, и Курам отправился говорить с черными.
Солнце готово было закатиться, когда караван достиг островка красной земли. Пока готовились к стоянке, несколько раз видели выскакивающих гигантских жаб, сейчас же прятавшихся в расселине земли.
– Этим тварям нужна вода! – заметила Мюриэль.
– Значит, под землей вода! – вывел заключение сэр Джордж.
– Поищем! – предложил Гютри. – Моя жажда становится невыносимой.
Козы жалобно блеяли. Ослы нетерпеливо обнюхивали землю.
Филипп, сэр Джордж и. Сидней осмотрели трещины. Они были узкие, и в них не было следов влаги.
– Нужно начать рыть, – произнес Филипп.
– Что мы и сделаем, – объявил Гютри. – Поищем места, где земля рыхлая.
Скоро они нашли такое место. Гютри пошел за землечерпалкой. Через час была вырыта глубокая яма. Очень скоро обнаружилось присутствие влаги в земле, но количество этой влаги не возрастало, а скоро она начала даже иссякать.
– Очень странно! – воскликнул Филипп. – Очевидно, влага эта просачивается откуда-то. Присутствие поблизости водной поверхности вполне вероятно.
– Поблизости… – ворчал Гютри. – Если эта поверхность хотя бы в ста метрах, она недоступна для наших слабых сил…
Попытались сделать несколько горизонтальных раскопок, но они не дали никаких результатов.
– Печальная будет ночь! – заключил Сидней. – Мы добились только того, что увеличили нашу жажду.
Путешественники спали плохо и поднялись до зари. Над ними нависла одна из тех угроз, которых не в силах одолеть никакая доблесть. В каждой их жилке таилась гибель. Как громадная пиявка, атмосфера капля по капле высасывала из них кровь. Мать жизни – вода – покидала их и терялась в пространстве.
– Не будем медлить! – стонал Гютри, – ночью и ранним утром легче идти.
– Желательно, чтоб двое из нас пошли на разведку! – подал мысль сэр Джордж.
– Я уже думал об этом! – поддакнул Гертон.
– Сэр Джордж и я! – воскликнул Гютри.
– Лучше сэр Джордж и Филипп, – сказал Гертон.
– Почему так?
– По причине вашего веса! – с слабой улыбкой сказал Гертон. – Караван может выделить для разведчиков двух верблюдов, но они ослабели.
– Ну, ладно! – неохотно согласился Гютри.
Груз с двух верблюдов переложили на других; Курам выбрал для разведчиков самых проворных.
– Эти будут хорошими проводниками! – утверждал чернокожий. – Они издали чуют воду.
Спустя десять минут сэр Джордж и Филипп покинули стан. Верблюды бежали рысцой, как бы понимая, что идут на поиски воды.
По мере того, как луна двигалась к закату, она все желтела и становилась огромной, но свет ее слабел, между тем как звезды горели ярче. Легкая фосфоресценция исходила от земли. В воздухе было тихо, перезвон растительности, казалось, возвещал какую-то мистическую церемонию в глубине саванны…
– Мы точно на другой планете! – прошептал сэр Джордж. – Здесь как-то не ощущается ни наше прошлое, ни наше будущее.
– Нет, – задумчиво ответил Филипп. – Мы далеки от Обетованной земли!
Луна приняла медный оттенок, забрезжила почти неприметная заря, и солнечный костер заполыхал над равниной.
Путники жадно разглядывали горизонт. Ничего. Ничего, кроме того же безграничного океана трав – голубых, фиолетовых, синих.
– Ужасно! – сказал сэр Джордж. – Травяная могила!..
Жажда мучила обоих, все увеличиваясь по мере того, как всходило светило. Они выдерживали направление на юго-запад, как советовал Гертон.
Это были до странности непохожие натуры. Сэр Джордж был из тех англичан, которые могут, если понадобится, жить в одиночку, с собакой, хоть в пустыне. Он был замкнут, проявляясь всегда неожиданно, тогда как Филипп обладал живым, действенным воображением.
Жажда! От жажды у них ссыхалась глотка. Филипп в полубреду видел всевозможные, сулящие прохладу образы: бьющие из земли с живым журчанием источники, аль-карацы в тени пастбищ, графины с освежительными напитками, покрытые влажной дымкой…
Он даже шептал, как в бреду:
– Родники, реки… Озера…
– Ох, – с грустной усмешкой вздохнул сэр Джордж, – а я больше всего мечтаю о хорошем кабачке!
Верблюды томились и никли.
– Только бы они выдержали! – сказал Филипп.
– Выдержат! – утверждал сэр Джордж. – Они знают, что мы ищем воду… Они понимают, что останавливаться опасно.
Солнце жгло невыносимо; колоссальные мухи яростно жужжали вокруг людей и животных.
– Еще счастье, что они нас не жалят! – заметил Филипп.
– Я подозреваю, что мы отрава для них, – соображал его спутник, – и верблюды тоже.
– Так зачем же они кружатся над нами?
– Они повинуются своему мушиному инстинкту. Опять наступило молчание, и перезвон трав придавал этому безмолвию что-то фантастическое. Ничего. Только все те же травы, голубые и фиолетовые с редкими кущами деревьев по временам.
– Что-то там с нашими? – прошептал Филипп, несмотря на жажду думавший о Мюриэль.
Сэр Джордж покачал головой. Он казался невозмутимым, но как уроженец страны с влажным климатом он страдал еще больше, чем Филипп.
– Если понадобится, они выпьют двух-трех коз, – ответил он наконец… – или даже верблюда. У верблюда вообще имеется запас воды… Более двадцати галлонов крови! – И англичанин с вожделением посмотрел на своего верблюда.
– А мы не можем этого сделать, – вздохнул он…– нам нужно добраться до воды.
Долгое молчание. Мысли еле копошились, сухие, тугие и жалкие, в мозгу обоих мужчин. А солнце продолжало их пить…
Внезапно один из верблюдов, подняв усталую голову, как-то странно, нелепо рявкнул. Его товарищ протяжно зафыркал. Оба ускорили ход.
– Что с ними? – проворчал Филипп.
– Я не решаюсь высказать свою надежду, – ответил сэр Джордж.
Дорога стала подниматься. На низком холме они увидели зеленые травы и кустарники. Они переглянулись, ослепленные; испокон века присущий растениям цвет восхищал их сердце. Им казалось, что они вступили в истинную жизнь, в ту жизнь, которой жили бесчисленные поколенья их предков.
Теперь верблюды неслись вскачь. Они взбежали на холм. Хриплый крик, крик избавленья, вырвался из груди Филиппа.
– Вода! Вода!
Это была она, мать-владычица, мать всего живущего; она, вода бытия, вода начала мира!..
Река!.. Она течет, широкая, медлительная, окруженная деревьями, кустарниками и травами. И рассевает в пространстве неиссякаемое плодородие.
Безумие овладело верблюдами. Они летели, как чистокровные скакуны; в пять минут они были уже на берегу и жадно пили, склонившись к реке. Люди спрыгнули на берег и, погрузив в поток свои кружки, утоляли убийственную жажду.
– Это неосторожно! – спохватился, наконец, сэр Джордж.
– Зато как вкусно! – возразил Филипп.
Сэр Джордж предложил ему сероватую облатку:
– От микробов!.. А – о!..
Испуганный англичанин вскочил, протягивая указательный палец по направлению к островку, находящемуся в двадцати метрах от берега, на котором показалось необычайное чудище. Оно походило на крупных крокодилов древнего Египта: у него были громадные длинные челюсти, чудовищные зубы, короткие лапы и мускулистый хвост, но вместо чешуи все тело и голова были покрыты шерстью, и глаза, сверкающие, как глаза пантеры, не имели ничего общего со стекловидными глазами пресмыкающегося. На макушке головы горел фосфорическим светом третий глаз. – Что за чудовище! – воскликнул Филипп. – Даже в доисторические времена не было подобного ему ящера.
– По меньшей мере нет оснований утверждать это. Но ведь наша наука так отрывочна…
Чудовище следило за верблюдами и людьми. Инстинктивно последние схватились за ружья. Вдруг крик, похожий на лай, заставил их обернуться. Запрокинув голову, к реке изо всех сил неслась голубая антилопа. Преследовавший ее гибкий хищник с желтоватого цвета шерстью, усеянной мелкими розовыми пятнами, делал тридцатифутовые прыжки. Ростом он был с крупных манчжурских тигров.
– Ведь это леопард! – пробурчал сэр Джордж.
Отвлеченные страшным хищником, они не заметили, что волосатый крокодил нырнул в реку.
– Берегись! – крикнул сэр Джордж.
Антилопа и вслед за ней леопард бежали к мысу, на котором стояли оба мужчины. Они отступили вверх по течению. Легкие звери уже достигали берега. Леопард ускорил бег, антилопа готовилась броситься в воду, но вдруг остановилась, пораженная ужасом.
На самом краю мыса волосатый ящер выставился из воды, устремив желтые глаза на беглянку. Парализованная страхом, она оглянулась, посмотрела вдаль. В ее смутном сознании закишели образы – там вдали высокие травы, сладость движения и жизни… Здесь – вечная ночь…
Леопард прыгнул и одним ударом мускулистой лапы сразил антилопу. Но волосатый ящер вылезал…
Несмотря на опасность, сэр Джордж и Филипп испытывали дикое любопытство, собиравшее когда-то римлян в цирк.
– Великолепные бестии! – заметил сэр Джордж и посмотрел на свой карабин.
Леопард, держа лапой трепещущую жертву, следил за пресмыкающимся, которое колебалось лишь миг. Открыв громадную пасть, крепко опершись на короткие лапы, оно готовилось к борьбе. Тело его было втрое массивнее, чем у леопарда. Три глаза чудища сверкали. Леопард испустил глухой крик, похожий на рев. Он подкрался сбоку, пытаясь внезапно напасть на противника и вскочить ему на спину… Но от неповоротливости чешуйчатых предков у крокодила не осталось и следа. Он обернулся, стремительно бросился. Громадная кошка свалилась наземь. Две тяжелые лапы придавили ее, но слишком короткие, они затрудняли движения длинной пасти… Тогда леопард, съежившись, скользя по траве, кое-как высвободился. Испуганный превосходством противника зверь бросился бежать. Ящер, не удостоив его вниманием, принялся пожирать антилопу заживо, и крики агонии жертвы мешались с радостным хрипом победителя…
Отступая, леопард увидел вдруг Филиппа и сэра Джорджа. Его янтарные глаза с жадностью устремились на обоих мужчин.
– Я целю в голову! – холодно сказал англичанин.
– Это всего лучше! – подтвердил Маранж. – Я поступлю так же.
Леопард колебался. В нем боролись страх, ярость, голод. Но, видя эти странные силуэты, устремленные на него глаза, карабины, казавшиеся продолжением их рук, он уступил и отправился на поиски другой добычи, более робкой и лучше ему известной.
Глава III
Жизнь или смерть
Смерть витала над караваном. Время от времени к странному перезвону растений примешивалось то блеяние козы, то хрипение ослов, то дикий рев верблюда. Громадные мухи продолжали донимать животных… И черные, несмотря на свою веру в главу каравана, бросали вокруг тусклые взгляды, в которых читались нарастающее возмущение и вспышки безумия.
– Плохо дело! – сказал Курам, только что державший речь к черным. – Некоторые совсем сошли с ума, господин.
Гертон взглянул на сумрачных людей. У него самого горло жгло, как в огне, а гигант Гютри страдал невыразимо… Лучше всех боролась с жаждой Мюриэль.
– Скажи им, чтоб подождали еще час! – оказал Айронкестль. – Если ничего не случится, мы пожертвуем верблюдом.
Курам понес черным обещание господина, и так как надежда принимала определенную форму, люди воспрянули…
Гертон всматривался в горизонт… Где они? Достигли ли они реки или же бродили, как караван, по пустыне, еще более ужасной от этих в изобилии растущих кустов.
– Отвратительная вещь! – ругался Гютри. – Я решительно не знаю, смогу ли я выдержать еще час. Я галлюцинирую, дядя Гертон. Моя голова полна источников, ручьев, водопадов… Гнусная пытка! Еще час!..
Он вытащил свой хронометр и стал смотреть на него блуждающим взглядом.
Гертон обернулся к молодой девушке.
– За меня не бойтесь, – сказала Мюриэль. – Я и больше часа могу ждать, если понадобится.
Но отсутствие Филиппа пугало и огорчало ее. Не попал ли он в какую-нибудь ловушку в этой таинственной и враждебной земле? Забывая о своих страданиях, она думала о человеке, которого ее верное сердце полюбило так, что эта любовь никогда не пройдет.
Прошел еще час. Жестокий свет ослеплял людей и животных. У Гютри было такое ощущение, что он шел через огромную раскаленную печь…
Один чернокожий повалился на землю, испуская жалобные крики. Другой размахивал ножом… Все начали роптать.
И снова Гертон бросал отчаянные взгляды на горизонт… Ничего! Одни только голубые и фиолетовые травы, да гигантские мухи, да нестерпимый перезвон колоколов.
– Неужели же пришла гибель?
И, повернувшись к Мюриэль, с сердцем, разрываемым угрызениями, он простонал:
– Какое безумие заставило меня подвергать опасности эту молодую жизнь?
Чтоб выиграть время, он разрешил устроить привал и велел расставить палатки, говоря:
– Через десять минут мы зарежем верблюда.
Под наскоро поставленными палатками белые и черные искали хотя бы слабой прохлады. Гертон, скрепя сердце, назначил двух черных для выполнения жертвоприношения… Они выступили вперед, вооруженные острыми ножами.
– Стойте! – крикнул Курам.
Припав к земле ухом, он внимательно слушал.
– Я слышу топот, – промолвил он, – топот крупных животных…
Все слушали, затаив дыханье. Гертон сказал жертвоприносителям:
– Не двигайтесь, пока я не подам знака.
Они стояли подле обреченного животного. Лезвия сверкали, как серебро. Курам продолжал слушать, наклонившись к земле. Еще двое черных последовали его примеру.
– Ну, Курам? – спросил Айронкестль.
– Топот приближается, господин, и я думаю, что это верблюды…
Один из черных подтвердил:
– Да, это верблюды! Но другой проворчал:
– А может быть, вепри.
– С какой стороны слышится топот, Курам?
Курам указал на тянувшийся с юго-западной стороны пригорок, хотя и невысокий, метров 20 в вышину, но все же суживающий горизонт.
– Вперед! – сказал Гютри, оседлавший наиболее крупного из верблюдов. – Если это они, я подниму обе руки.
Несмотря на усталость и жажду, животное не отказалось идти. Оно медленно зашагало. Несколько черных, охваченные нетерпением, следовали за колоссом.
Гертон, наведший было бинокль, в тревоге опустил его…
– Только бы не потерпеть разочарования!.. – беспокоился он, видя, как взоры всех обратились на юго-запад.
Тем временем Гютри достиг подошвы холма. Склон был не крут, верблюд взбирался на него без особых усилий. Черные шли впереди.
Гертон и Мюриэль ждали. С каждым биением пульса отчаяние сменялось надеждой, надежда – снова отчаянием.
Еще несколько шагов. Черные уже наверху. Вот они беснуются, кричат, но нельзя разобрать, радость ли то или разочарование.
Но вот Гютри поднимает, наконец, обе руки.
– Это они! – кричит Гертон прерывающимся голосом. Теперь он снова схватился за бинокль. Гютри смеялся!
– Вода!.. Они нашли воду!
Весь караван прыгал от радости, даже животные. Через несколько минут Гертон был у холма и поднимался по легкой покатости.
Вдали, по пустыне с звенящими растениями, бежали рысью два верблюда. Уже ясно можно было различить Филиппа и сэра Джорджа. Полные мехи подпрыгивали на боках горбатых животных…
Гютри неистово горланил победную песнь, черные исступленно кричали, и все продолжали бежать.
– Это, наконец, вода? – зарычал Сидней, когда был уже близко.
– Вода! – невозмутимо ответил сэр Джордж, протягивая ему флягу. – Там в пустыне течет большая река, как говорил Айронкестль.
Гютри продолжал неистово пить жизненную влагу… Черные выли и прыгали, и смеялись, как дети. Спокойная радость наполняла грудь Гертона.
– Обратил Господь взоры свои на мольбу смиренных и не презрел моления их…
Когда порции были розданы, эти люди ожили, как оживают и зеленеют сухие травы после дождя; даже животные получили хотя и малые дозы, но все же достаточные для того, чтоб дать им силы достигнуть реки.
Утолив жажду, Гертон выслушал без особого удивления рассказ Филиппа и сэра Джорджа.
– Самуэль писал мне об этом! – оказал он. – Этой ночью караван сделает привал на берегу большой реки.
Отчаяния не было и следа. В радости возрождения к жизни первобытное сознание черных, лишь смутно рисующее будущее, уже забыло об испытании, и так как господа снова восторжествовали над коварной природой, их вера стала непоколебимой.
Глава IV
У берега реки
Караван сделал привал в тысяче шагов от реки. Наступила ночь. Звездный свет отражался от растений и неуловимо струился по пустыне.
Шесть скалистых массивов окружали лагерь, расположенный на полосе красной земли, где росли лишь лишаи, мхи да дикие травы. Огонь бросал сверкающий свет, и шмыгающие во тьме звери останавливались в отдалении и следили за странными существами, двигавшимися среди огней.
Появлялись и исчезали то жабы и громадные ящеры, то медянистые шакалы и приплясывающие гиены, то ощетинившиеся вепри, розовые гиппопотамы и быстроногие антилопы; иногда во тьме вспархивала хищная птица с пушистыми крыльями и, наконец, у самого берега показался лев. Несколько минут он стоял, пристально рассматривая лагерь, затем принялся бродить.
– У него шерсть, как у лисы! – заметил Сидней в то время, как сэр Джордж проверял ружье.
– И какая-то странная походка! – прибавил Филипп. Верблюды, ослы и козы тревожно принюхивались.
– Он не так велик, как давешний леопард.
– Да, – подтвердил Филипп, – и верно не так страшен…
– Какой проворный! – воскликнул Гютри.
Лев скрылся, появилось три громадных чудовища.
– Ящеры! – сказал Гертон со смесью страха и любопытства.
– Волосатые ящеры! – внес поправку Филипп. – Такие же, какого мы встретили утром… Самый крупный – поистине… поистине апокалиптический зверь!
И в самом деле, один из ящеров был по крайней мере Двенадцати метров в длину и грузностью не уступал носорогу. Его три глаза цвета изумруда, подернутого янтарем, наблюдали окружающее.
– Должно быть, он страшно силен! – сказал Филипп.
– В добрый час! – буркнул Гютри, придвигая слоновье ружье. – Природа добросовестно поработала.
Исполинский зверь испустил странный рев, подобный рокоту водопада. Он направлял свое внимание не в сторону людей, а принюхивался к резкому запаху верблюдов и коз.
– Мы – богатый склад провизии, – сказал Филипп. – Отважится ли он пробраться сюда?
Караван не смог собрать достаточно топлива, чтоб образовать непрерывное кольцо огней, и между кострами были промежутки… Смелый зверь мог таким образом проникнуть в лагерь, но ни лев, ни тигр не покусились на это, вероятно, испуганные трепетным мерцанием огней.
Фантасмагорическая фауна нарастала у лагеря: медянистые шакалы, гиены, гепарды, пантеры, ночные птицы, зеленые обезьяны, рукокрылые с подскакивающим летом, гигантские жабы и ящерицы, берилловые и сапфировые змеи. На косогоре показались два леопарда; снова появился крадущийся лев, вылезали из воды новые ящеры… В темноте кишели тела, сверкали лампады глаз – желтых, зеленых, красных, лиловатых, и все они уставились на костры.
Один из леопардов, подняв голову, испустил рев, равный по силе рыканию львов.
Смутный страх рос в душе путников. Какими жалкими чувствовали бы они себя пред этим адом хищных зверей, не будь у них их страшного вооружения! Но не знающий промаха прицел сэра Джорджа и Филиппа, скорострельные винтовки, слоновье ружье Гютри и, в особенности, пулемет придавали двуногим значительную силу.
