Золотой скорпион

— На нем была одежда желтого цвета, а на голове маленькая черная шапочка. Я никогда не забуду его лицо с удивительно злым выражением; боюсь, что вы подумаете, что я преувеличиваю, но его глаза были такими же зелеными, как изумруды! Он пристально на меня посмотрел.

— Это, — сказал Фо Хи, — Мёска.

Вошедший китаец, не отводя от меня своих ужасных глаз, сказал: «Вы сделали хороший выбор», повернулся и медленно вышел.

Я благодарю Бога, что я никогда с тех пор с ним не встречалась; мне часто потом снилось его страшное лицо. Но позднее я узнала, что он — самый опасный человек в мире после Фо Хи. Он изобрел страшные вещи: яды и приборы, которые я не могу описать, так как никогда их не видела, но я видела… результат их действия.

Она сделала паузу, проникнувшись ужасом от своих воспоминаний.

— Как звали этого второго китайца? — спросил Стюарт горячо.

— Я скажу все, что могу, все, что осмелюсь; а чего не говорю вам, то я не смею, и это как раз одна из таких вещей. Он — китайский ученый, и я слышала, что он — величайший гений во всем мире, но большего я сказать не могу.

— Этот человек все еще жив?

— Я не знаю. Если он жив, то он в Китае, в каком-нибудь секретном дворце в провинции Хэнань, откуда осуществляется руководство так называемого «Великого ордена». Я там никогда не была, но я знаю, что там есть и европейцы.

— Что! Они работают на этих дьяволов!

— Бесполезно меня спрашивать! О, конечно, я сказала бы вам, если бы могла, но я не могу! Позвольте мне продолжать начиная с того момента, когда я увидела Фо Хи в Каире.

Он сказал мне, что я — член организации, возникшей в древности, которая поставила своей целью управлять человечеством. Наш великий век они называют веком своего триумфа. То, чего им недоставало для полного успеха, было получено тем страшным человеком, который вошел в комнату и выразил свое одобрение мною.

В течение нескольких лет они тайно работали как в Европе, так и в Азии. Я узнала, что они приобрели много ценной информации определенного рода через целую сеть притонов курильщиков опиума, имеющихся во всех основных столицах мира и управляемых Фо Хи и его многочисленными китайскими помощниками. Фо Хи в основном живет в Китае, но в случае необходимости посещает Европу. Другой китаец, этот дьявол в черной шапочке, отвечает за руководство этими заведениями в Европе.

— Во время того разговора, — прервал ее Стюарт, забыв о том, что Мёска предупредила его о бесполезности задавать вопросы, — и при других встречах, которые должны были у вас быть с Фо Хи, вам никогда не удавалось, хотя бы мельком, увидеть его лицо?

— Никогда! Никто никогда не видел его лица! Я знаю, что у него блестящие глаза, неестественного желтого цвета, но я не узнала бы его, если бы увидела вдруг без маски. Если, правда, не учитывать того ощущения, которое охватывает меня в его присутствии. Но я должна торопиться. Если вы меня еще раз прервете, то мне не хватит времени.

С того памятного дня в Каире все изменилось; началась жизнь, полная приключений! Не стану отрицать, что я пришла сюда, чтобы исповедаться. Я ездила в Нью-Йорк, Лондон, Париж, Белград — я объездила весь мир. У меня были прекрасные платья, драгоценности, восхищение окружающих, что так необходимо женщине! И несмотря на все это, я вела жизнь затворницы, ни одна монахиня не жила так одиноко.

Я вижу в ваших глазах вопрос, почему я так поступаю, почему я заманиваю мужчин в когти Фо Хи. Я не могла вести себя иначе: когда я терпела неудачу, меня наказывали.

Стюарт отпрянул от нее.

— Вы признаетесь. — сказал он хрипло, — что завлекали мужчин на их погибель?

— О нет! — прошептала она, испуганно оглядываясь по сторонам. — Никогда! Никогда! Клянусь в этом — никогда!

— Итак, — он пристально и решительно на нее посмотрел, — я вас не понимаю.

— Я не осмеливаюсь объяснить яснее, я не осмеливаюсь! Но поверьте мне! Если бы вы знали, чем я рискую, если скажу вам больше, вы были бы милосерднее. Невозможно описать тот ужас, который выпадет на мою долю, — она задрожала, — если у него возникнут подозрения! Вы думаете, что я молода и полна жизни и передо мной открыт весь мир. Вы не знаете, что я уже почти мертва! О! Мне пришлось так много пережить. Я танцевала в парижском театре и продавала цветы в Риме, у меня была своя ложа в опере, и я набивала трубки курильщикам опиума в Сан-Франциско! Но никогда, никогда я не завлекала мужчин на их погибель. И ни один из них, от первого до последнего, не целовал даже кончиков моих пальцев!

По первому слову, по первому знаку я должна была ехать из Монте-Карло в Буэнос-Айрес, еще один знак — и я направлялась в Токио! Чанда Лал стерег меня так, как стерегут женщин только на Востоке. Однако в этом неблагодарном деле он всегда пытался быть мне другом, он всегда был мне предан. Но несколько раз он очень меня пугал, я знаю, что у него на уме! Но я не могу вам сказать. Поймите! Чанда Лал всегда был неподалеку, чтобы услышать звук вот этого свистка, — она достала из кармашка маленький серебряный свисток, — начиная с того дня, когда он вошел в дом работорговца в Мекке, исключая…

Внезапно волна восхитительного румянца залила ее лицо, она быстро опустила глаза и убрала маленький свисток. Непослушное сердце Стюарта бешено забилось, именно оно заставляло его поверить в эту почти невероятную историю; эта сладостная краска стыда не могла быть ни уловкой, ни игрой.

— Вы считаете, что я не в своем уме, — сказал он жестко низким голосом. — Вы говорите мне так много и так же много утаиваете, что еще больше сбивает меня с толку. Я могу понять вашу беспомощность на Востоке, но почему вы исполняете приказания этого чудовища, прячущего свое лицо под покрывалом, в Лондоне, Нью-Йорке, Париже?

Она не поднимала глаз.

— Я не осмеливаюсь вам сказать. Но я не смею его ослушаться.

— Кто он?

— Никто этого не знает, потому что никто не видел его лица! А! Вы смеетесь! Но я клянусь вам, как перед Богом, что говорю правду! Находясь дома, он носил китайское платье и зеленое покрывало. С одного места на другое он всегда переезжает по ночам и всегда одетый в рясу, так что остаются видны только его глаза.

— Но как он может путешествовать в таком фантастическом одеянии?

— По суше — на машине, а по морю — на паровой яхте. Почему вы сомневаетесь в моей честности? — Она внезапно бросила быстрый взгляд на Стюарта и побледнела. — Ради вас я не раз рисковала, но я не могу сказать, насколько это было опасно. Я попыталась позвонить вам по телефону в ту ночь, когда он покинул дом вблизи Хэмптон-корт для того, чтобы убить вас, но никто не подошел к…

— Подождите! — сказал Стюарт, он был настолько взволнован, что едва не упустил из виду, что она выдала тайну местонахождения человека в рясе. — Так это вы звонили мне в ту ночь?

— Да. Почему вы не взяли трубку?

— Неважно. Ваш звонок спас мне жизнь. Я никогда этого не забуду. — Он посмотрел ей в глаза. — Но вы не можете мне сказать, что все это значит? Что следует понимать под «Скорпионом»?

Она вздрогнула.

— «Скорпион» — это опознавательный знак. Взгляните. — Из маленького кармашка своего жакета она вынула золотого скорпиона! — И у меня есть один. — Она быстро убрала его обратно. — Я не смею, я не смею сказать вам больше. Но мне так много надо вам сказать, потому что… я никогда больше вас не увижу!

— Что?!

— Французский детектив, очень умный человек, выяснил очень многое о «Скорпионе», он следил за одним из членов нашей организации в Англии. Этот человек убил его. О, я знаю, я принадлежу к страшной организации! — воскликнула она с горечью. — Но, говорю вам, я не в силах что-либо изменить! Все, что ему удалось выяснить, этот детектив передал вам в конверте, но он мне не нужен. Меня это не тревожит. Сегодня вечером я покидаю Англию. Прощайте.

Внезапно она поднялась. Стюарт встал тоже. Он как раз хотел начать говорить, когда выражение лица Мёски изменилось. На нем промелькнул ужас, она поспешно опустила вуаль, быстро вышла из-за стола и покинула зал!

Несколько любопытных взглядов провожали ее элегантную фигуру до двери. Затем те же взгляды обратились на Стюарта.

Испытывая замешательство, он быстро уплатил по счету и поторопился наружу. Выйдя на улицу, он внимательно огляделся по сторонам.

Но Мёска исчезла.

ГЛАВА XXV

СЕРДЦЕ ЧАНДА ЛАЛА

Сумерки опустились серым покрывалом на улицы Ист-Энда, когда Мёска вышла из такси, которое доставило ее с вокзала «Виктория», и, крадучись, быстро пошла по переулку, ведущему в сторону Темзы. Не отдавая себе в этом отчета, она пересекла некую невидимую линию, отмеченную на карте Лондона, лежавшей на столе у помощника комиссара в Скотланд-Ярде, линию, огибающую красный круг мистера Гастона Макса. Когда она ее пересекла, на нее обратилось внимание четырех пар настороженных глаз.

Подойдя к плохонькому дому, находившемуся невдалеке от дома А Фэнг Фу, Мёска вошла вовнутрь, так как дверь была не заперта, и исчезла из поля зрения четырех детективов, наблюдавших за улицей. Ее сердце бешено билось. Когда она поднялась, чтобы покинуть ресторан, то ей показалось, что она заметила за стеклянной панелью одной из дверей неистовые глаза Чанда Лала.

Казалось, что этот мрачный дом поглотил ее, и наблюдатели сгорали от желания узнать, что стало с этой элегантной женщиной, внешность которой так не подходила к этому бедному кварталу. Она исчезла и больше не появлялась. Даже инспектор Келли, который был знатоком Чайнатауна, и тот не знал, что подвалы трех домов справа и слева от дома А Фэнг Фу соединялись между собой многочисленными дверьми, спланированными и замаскированными со свойственной китайцам изобретательностью.

Полчаса спустя после того, как Мёска скрылась в маленьком домике, расположенном неподалеку от угла улицы, потайная дверь в сыром подвале «дома Пиджина» отворилась, и старая сгорбленная женщина, одетая в лохмотья, с немытым лицом и седая, медленно поднялась по шаткой деревянной лестнице и вошла в пустую комнату, находившуюся в нижнем этаже, позади лавки, слева от притона курильщиков опиума. Эта комната была без окон и освещалась жестяной парафиновой лампой, висевшей на гвоздике, вбитом в грязную оштукатуренную стену. Пол был покрыт соломой, бумагой и картоном от упаковочных коробок. Две ступеньки вели ко второй двери — тяжелой и очень прочной. Старая женщина с помощью одного из ключей, бывших при ней, собиралась ее открыть, когда она распахнулась с другой стороны.

Нагнувшись, в нее вошел Чанда Лал и спустился по ступенькам. Он был одет по-европейски, а на голове у него был белый тюрбан. Несмотря на неистовое выражение его глаз и красивое фанатичное лицо, его можно было принять за матроса-индийца. Он повернулся и прикрыл дверь. Женщина отшатнулась от него, но он схватил ее за руку. Его глаза возбужденно сверкали.

— Итак! — сказал он, — мы все покидаем Англию! Пять китайцев отплывают пароходом Вест-Индской компании этим вечером. Завтра уезжают Али-Хан, и Рама Дасс с Мигуэлем, и Андаман. Я встречу их в Сингапуре. Но ты?

Женщина приложила палец к губам, бросив испуганный взгляд в направлении неплотно закрытой двери. Но индус привлек ее к себе и мягко повторил:

— Я еще раз спрашиваю: но ты?

— Я не знаю, — пробормотала женщина, не поднимая глаз и направляясь к ступенькам.

Но Чанда Лал встал у нее на пути.

— Остановись! — сказал он. — Ты не уйдешь. Я должен тебе кое-что сказать.

— Шш! — прошептала она, повернувшись вполоборота и вновь указывая в сторону двери.

— Это, — сказал индус презрительно, — несчастные рабы черного дыма! А… Они во власти своих чудесных снов, у них нет ушей, чтобы слышать, и глаз, чтобы видеть. — Он снова схватил ее за запястье. — Они довольствуются теми улыбками и поцелуями, которые видят во сне, но у Чанда Нала есть глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать. Он тоже мечтает, но о губах слаще меда и о голосе, подобном песне Дауда! Иншалла!

Внезапно он ухватился за седые волосы этой старой сгорбленной женщины и сердито сдернул их с ее головы. Это был искусно сделанный парик. В тусклом свете лампы мелькнули волны беспорядочно рассыпавшихся волос и стали видны огромные темные глаза Мёски на лице, покрытом с помощью грима морщинами. От страха ее глаза расширились.

— Выпрями свое прекрасное тело, — прошептал Чанда Лал, — оно у тебя гибкое и стройное, как ветвь ивы. О, Мёска, — его голос дрожал от переполнявших его чувств, и он, только что такой непреклонный, стоял перед ней в смущении, — для тебя я — самый ничтожный и жалкий, за тебя я готов умереть!

Мёска отшатнулась от него, так как в комнате за полураспахнутой дверью раздался приглушенный крик. Чанда Лал тоже отступил от нее, но почти тотчас улыбнулся нежной, мягкой улыбкой.

— Это крик курильщика опиума. Мы одни. Это живые трупы, они говорят с того света.

— А Фэнг Фу в лавке, — прошептала Мёска.

— Он оттуда не уйдет.

— Но, что слышно… о нем? — Мёска показала рукой в направлении восточной стены комнаты.

Чанда Лал сжал кулаки и посмотрел в том же направлении.

— Что о нем слышно, — ответил он, подавив страсть, звучавшую прежде в его голосе — Я скажу, что о нем слышно — Он склонился к ее уху. — В бухточке, расположенной вниз по реке от этого дома, причалена моторная лодка. Сегодня я отправлюсь на ней за ним. Ночью он переберется в другой дом вверх по течению. Завтра я уеду. Останешься только ты.

— Да, да. Он тоже покидает Англию завтра.

— А ты?

— Я еду с ним, — прошептала она.

Чанда Лал бросил понимающий взгляд в сторону двери. Затем он сказал:

— Не уезжай с ним, — и попытался ее обнять. — О свет моих очей, не уезжай с ним!

Мёска мягко его оттолкнула.

— Не надо, Чанда Лал. Я не должна тебя слушать.

— А ты не думаешь, — голос его стал хриплым от переполнявших его чувств, — что он тебя выследит и убьет?

— Выследит меня! — воскликнула Мёска с презрением. — Есть ли необходимость в том, чтобы меня выслеживать? Я и так едва ли не мертвая для всех, кроме него. Стала бы я его служанкой, приманкой, рабыней хоть на одну минуту, если бы у меня был выбор?!

Капельки пота блеснули на лбу индуса, и его взгляд скользнул от двери к восточной стене и обратно к Мёске. Он мучился от раздиравших его противоречивых желаний, но внезапно принял решение.

— Послушай! — его голос стал едва слышен. — Если я скажу тебе, что ты сама можешь решать, как тебе жить, если я открою тебе секрет, который я узнал в доме Абдул Розана в Каире…

Во взгляде Мёски появилось что-то новое, в ней родилось необузданное желание свободы.

— Если я скажу тебе, что тебе уготована не смерть, а жизнь, уедешь ли ты сегодня вечером? Отплывем ли мы завтра в Индию? У меня есть деньги! Поверь мне, я очень богат, я мог бы купить тебе наряды принцессы, — он быстро привлек ее к себе, — и украсить эти белые руки драгоценностями.

Мёска отстранилась от него.

— Все это ни к чему, — сказала она. — Как секрет Абдул Розана может помочь мне жить! А ты умрешь еще раньше, чем я! Он сразу узнает, что мы уехали.

— Послушай еще раз, — прошипел Чанда Лал с напряжением в голосе. — Уверяю тебя, Мёска, я сделаю так, что мы будем свободны. Он никогда не узнает. Его уже не будет к тому времени в живых!

— Нет, нет, Чанда Лал, — простонала она. — Ты был моим единственным другом, и только поэтому я постараюсь забыть…

— Я отрекусь от Кали13, — сказал он горячо, — и не пролью больше ни капли крови за всю свою жизнь! Я буду жить для тебя одной, я буду твоим рабом!

— Я не могу, Чанда Лал, я не могу.

— Мёска, — умолял он нежно.

— Нет, нет, — повторяла она, ее голос дрожал, — я не могу… О! Не проси меня, я не могу!

Она взяла свой отвратительный парик и направилась к двери. Чанда Лал смотрел на нее, сжав кулаки, и его глаза, которые только что были такими нежными, налились кровью.

— А! — крикнул он, — возможно, я знаю причину!

Она остановилась и оглянулась.

— Возможно, — продолжал он, с трудом сдерживая страшную ярость, — возможно, я знаю причину; мое сердце никогда не спит, все видит и слышит! Однажды ночью, — он подкрался к ней ближе, — однажды ночью, когда я дал сигнал, чтобы предупредить тебя, что доктор возвращается домой, ты не вышла на улицу до его прихода! Он вошел в дом, и вы встретились. Но наконец ты пришла, и я увидел в твоих глазах…

— О! — вздохнула Мёска, испуганно взглянув на Чанда Лала.

— Сейчас я не вижу в твоих глазах того выражения, которое было тогда. Никогда прежде до того момента, когда ты отправилась в этот дом, — никогда прежде ты не ускользала из-под моего попечения, как это произошло в Лондоне. Дважды у меня возникали подозрения, но так как я был в это время занят другой работой, то не мог за тобой проследить. Сегодня вечером, — он остановился перед ней, пристально вглядываясь в ее лицо безумными глазами, — я думаю, ты опять встречалась с ним.

— О Чанда Лал! — воскликнула Мёска жалобно, протягивая к нему руки. — Не говори так.

— Итак! — прошептал он, — я понимаю! Ты рисковала столь сильно ради него, но ради меня ты не хочешь рисковать ничем! Если бы этот доктор сказал тебе: пойдем, Мёска, со мной…

— Нет, нет! У меня никогда не будет ни одного друга в целом свете! Я слышала, как ты звал, Чанда Лал, но в этот момент я бросила в огонь конверт, и доктор Стюарт застал меня за поисками. Я попалась. Ты это знаешь.

— Я знаю это. И потому, что Фо Хи не был ни в чем уверен, и потому, что ты там нашла фрагмент золотого скорпиона, мы отправились в этот дом, Фо Хи и я, но потерпели неудачу. — Чанда Лал бессильно опустил руки. — Я не могу понять, Мёска. Если у нас не было полной уверенности тогда, то есть ли она у нас теперь? Может быть, — он наклонился к ней, — мы в ловушке!

— О, что ты имеешь в виду?

— Мы не знаем, как много удалось разнюхать этому французу. Мы не знаем, как много удалось прочесть из обгоревшего письма. Почему мы медлим?

— У него какой-то план, Чанда Лал, — ответила Мёска устало. — Разве он когда-нибудь терпел неудачу?

Ее слова вновь разожгли пыл в индусе, его глаза вспыхнули.

— Я скажу тебе его план, — прошептал он напряженно. — О! Послушай меня! Она наблюдает за тобой начиная с того времени, когда ты была еще маленьким красивым ребенком, так же как он наблюдает за ростом своих смертоносных пауков и серных скорпионов! Он нежил тебя и холил, он создал из тебя само совершенство, у него были на тебя свои планы, как, впрочем, и на другие его создания. Затем он увидел то же, что и я, — что ты не только его служанка, но что ты также и женщина из плоти и крови. Он понял, что он, кто думает, что знает все, — что он тоже не дух, а живой человек, мужчина, что у него есть сердце, что и ему не чужда страсть! И понял он это из-за доктора!

Он опять схватил Мёску, но она попыталась высвободиться.

— Позволь мне идти, — простонала она. — То, что ты говоришь, это чистое безумие!

— Это безумие, но твое! Я всегда за тобой наблюдал, всегда ждал и тоже видел, как ты расцветаешь, подобно розе в пустыне. Сегодня вечером я вижу… и знаю! Завтра я уезжаю! Ты остаешься для него?

— О! — прошептала она испуганно, — этого не может быть.

— Ты сказала правду, я — твой единственный друг, Мёска. Согласно его плану, завтра у тебя уже не будет друзей.

Он отпустил ее, и из его рукава медленно появился туземный нож с кривым лезвием.

— Али Хан Бхаи Салам! — пробормотал он. — Этой фразой он признал свою принадлежность к преступной индийской секте.14

Взглянув в направлении восточной стены, он спрятал нож.

— Чанда Лал! — сказала неистово Мёска. — Я напугана! Позволь мне идти, а завтра…

— Завтра! — Чанда Лал поднял глаза, в которых горел ужасный огонь фанатизма. — Для меня, может быть, и не будет завтра! Джей Бховани! Йах Аллах!

— О, он может тебя услышать! — прошептала жалобно Мёска. — Позволь мне сейчас идти. Но я хочу знать, что ты будешь поблизости, если…

— Если что?

— Я попрошу твоей помощи.

Он сказал очень низким голосом:

— И если я последую за тобой?

Мёска отвела взгляд.

— О Чанда Лал… Я не могу. — Она закрыла лицо руками.

Чанда Лал стоял неподвижно в течение некоторого времени и молча рассматривал Мёску, затем он повернулся в сторону двери, ведущей в подвал, а затем опять посмотрел на девушку. Внезапно он встал перед ней на одно колено, взял ее руку и нежно поцеловал.

— Я — твой раб, — сказал он дрожащим голосом. — Я ничего не прошу, кроме твоей жалости.

Он поднялся, открыл дверь, из которой прежде вышла Мёска, и направился в подвалы. Она молча с испугом посмотрела ему вслед, однако ее глаза были полны слез сострадания. Затем она надела отвратительный седой парик, поднялась по ступенькам и вошла в дверь, ведущую в притон курильщиков опиума.

ГЛАВА XXVI

И ВНОВЬ ЧЕЛОВЕК СО ШРАМОМ

Стюарт просмотрел документ, состоящий из шести страниц, написанных убористым почерком, затем сколол листы, сложил их в несколько раз и поместил в один из тех длинных конвертов, которые были связаны в его памяти с делом «Скорпиона».

Мрачно улыбаясь, он направился к аптечке и вернулся с китайской монетой, прикрепленной к пробке. Ею он запечатал конверт.

Этой ночью он добровольно вызвался на рискованное дело, и его предложение было принято. Гастон Макс плохо знал восточные языки, в то время как у Стюарта были глубокие и обширные познания, и сердечно обрадовался желанию доктора сопровождать его в дом А Фэнг Фу.

Когда Стюарт запечатал конверт и положил его на стол, то услышал, как у парадного подъезда остановилась машина и, тотчас постучав в дверь, в комнату вошла миссис Мак-Грегор.

— Вас хочет видеть инспектор Данбар, мистер Кеппел, — сказала она, — он пришел вместе с человеком, который выглядит ужасно, весь в порезах и обрывках бинтов. Несомненно, он нуждается в вашей помощи.

Стюарт встал, сгорая от нетерпения узнать, что это значит.

— Проводите их, пожалуйста, в кабинет, миссис Мак-Грегор, — ответил он.

Несколько секунд спустя вошел Данбар в сопровождении бородатого мужчины, голова которого была так забинтована, что частично даже был прикрыт один глаз. На лице у этого человека был ужасный шрам, протянувшийся, вероятно, от скулы к углу рта, так что его губа была приподнята в дьявольском оскале.

Стюарт изумленно уставился на этого человека, а Данбар расхохотался.

— Прекрасный грим, не правда ли? — сказал он. — Я обычно говорил, что маскировка несовременна, но мистер Макс убедил меня, что я не прав.

— Макс! — воскликнул Стюарт.

— К вашим услугам, — ответило это привидение, — но только на этот вечер; я — «человек со шрамом». Да, черт возьми, я действительно исполняю роль мертвеца.

Легкомысленное безразличие, с которым он решился загримироваться под того, чье ужасное тело только сегодня убрали из морга и кого он, по его собственным словам, к несчастью, был вынужден задушить, внушало невольную неприязнь, но в то же время восхищало. Раз человек со шрамом пытался его убить, то излишняя сентиментальность не делала бы чести следователю по уголовным делам.

— Это смелая мысль, — сказал Стюарт, — и основана на предположении, что «Скорпион» не знает о судьбе своего агента и продолжает верить, что тело, выловленное речной полицией, принадлежит Максу.

— Замечательные меры предосторожности, принятые моим сообразительным коллегой, — ответил Макс, кладя руку на плечо Данбара, — когда он закрыл морг и опубликовал данные об идентификационном диске, обеспечили мне полную безопасность. Человек со шрамом спрятался. Теперь он появляется снова!

У Стюарта было достаточно оснований, чтобы признать, что логика рассуждений Макса абсолютно разумна. Он вспомнил о составленном им документе и взял конверт в руки.

— Здесь у меня заявление, — сказал он медленно. — Проверьте печать.

Он протянул конверт, и Макс и Данбар взглянули на нее. Последний сразу же рассмеялся.

— В нем действительно лежит заявление, — продолжал Стюарт, — характер которого я до поры до времени не имею права раскрывать. Но поскольку сегодня вечером мы отправляемся на рискованное дело, то я хочу оставить его на ваше попечение, инспектор.

Он протянул конверт Данбару; тот был ошеломлён и удивлен.

— В случае, если сегодня вечером мы потерпим неудачу или произойдет катастрофа, я разрешаю вам прочитать это заявление и действовать, основываясь на содержащихся в нем сведениях. Если, однако, со мной ничего не случится, то я прошу вернуть мне мое заявление, не читая.

— Хорошо, — сказал Макс и посмотрел на Стюарта с пониманием. — Кажется, я догадываюсь, в чем дело, и конечно, — он снял руку с плеча Данбара и положил на плечо Стюарта, — и несомненно, мой друг, вам сочувствую!

Стюарт вздрогнул, словно его поймали на чем-то недозволенном, но Макс тотчас отвернулся в сторону и начал излагать свой план.

— В сумке, которую инспектор Данбар специально оставил в такси… — начал он.

Данбар поспешно удалился, а Макс рассмеялся.

— В этой сумке, — продолжал он, — лежит одежда, которой отдают предпочтение завсегдатаи «дома Пиджина». Я изучил искусство маскировки почти так же хорошо, как великий Уилли Кларксон, и придам вам внешность настоящего бандита. Вы понимаете, насколько это важно, так как человек, которого мы ищем, находится в доме А Фэнг Фу и может сбежать через какой-нибудь тайный ход. Я полагаю, что он может уехать в любой момент, и рассматриваю приезд Мигуэля как свидетельство того, что руководители местных отделений организации съезжаются в Лондон для получения инструкций, но, конечно, Мигуэль мог приехать и в связи с исчезновением человека со шрамом!

— Вы полагаете встретиться с Мигуэлем!

— Мой дорогой друг, я должен довериться судьбе, которая следует по пятам за злоумышленниками. Единственный довод, который пришел мне в голову, чтобы воплотить в жизнь эту смелую идею, очень прост. Хотя я и полагаю, что «дом Пиджина» открыт для обыкновенных курильщиков опиума, но на время сбора руководителей местных отделений он может быть закрыт! Вы меня понимаете? Очень хорошо. У меня есть золотой скорпион, который, я уверен, является своего рода паролем.

Стюарт все больше и больше поражался проницательности этого замечательного человека, который сумел сделать такой точный вывод.

— Существование подобного опознавательного знака, — продолжал Макс, — несомненно, указывает на тот факт, что не все члены организации знакомы друг с другом. В то же время приглашенные и ожидаемые в данный момент могут быть известны А Фэнг Фу или кому-либо другому, кто выполняет роль привратника. Вы понимаете? Ожидают ли человека со шрамом или нет, но я полагаю, что его впустят вовнутрь сегодня ночью, а я очень хорошо сойду за него, правда, получившего некоторые повреждения во время схватки с покойным Чарльзом Малетом, но которого все-таки можно узнать!

— А я?

— Вас я проведу с собой. Думаю, что слова человека со шрамом будет для этого достаточно! Конечно, меня могут сразу же проводить к самому «Скорпиону», и тот может оказаться не кто другой, как Мигуэль, например, или известный мне алжирец, или, может быть, даже очаровательная Зара эль-Хала! Мы не знаем. Но я думаю, что человек в рясе — мужчина, а его одежда и место жительства убеждают меня в том, что он — китаец.

— И как вы собираетесь действовать в этом случае?

— Я его сразу же задержу, если смогу, в противном случае я его застрелю. У каждого из нас будет по полицейскому свистку, и по первому нашему сигналу инспектора Данбар и Келли ворвутся в дом. Но я надеюсь, что события не будут развиваться так стремительно. Мне не нравятся подобные грубые приемы. Тот факт, что встреча организуется в притоне курильщиков опиума, наводит меня на мысль, что, возможно, последует какая-нибудь процедура, аналогичная той, которую я наблюдал в ходе расследования дела знаменитого «мистера К.» в Нью-Йорке. У «мистера К.» тоже были апартаменты для встреч, примыкавшие к притону курильщиков опиума, и к нему приходили посетители, заходившие в притон будто бы для того, чтобы покурить опиум. Притон служил своего рода прихожей.

— Крупное дело, связанное с китайцами, которое вел Веймаут, имело сходные черты, — сказал инспектор Данбар, вошедший в этот момент в комнату с кожаным саквояжем в руках. — Если вам придется ждать и вы будете внимательно слушать, доктор, тогда пригодятся ваши знания восточных языков. Мы можем взять всю банду, но может оказаться так, что у нас не окажется против них никаких улик, за исключением попытки покушения на вас, доктор Стюарт, так как нет ничего, как я понимаю, что бы связывало «Скорпиона» с делом сэра Фрэнка Нэркумба!

— Я опасаюсь такой плохой работы! — воскликнул Макс. — А! Как меня беспокоит эта оттопыривающаяся кверху губа! — Он осторожно поправил перевязку.

— Мы тщательно окружили это место, — продолжал Данбар, — и отмечаем каждого заходящего! Леди, соответствующая описанию мадемуазель Дориан, пришла туда этим вечером, согласно рапорту Сауэрби.

Стюарт почувствовал, что побледнел, и поспешно наклонился, чтобы посмотреть содержимое саквояжа, который открыл Данбар.

— Итак! — сказал Гастон Макс. — Мы отправляемся не с пустыми руками. Теперь пора заняться вашей внешностью, мой друг.

ГЛАВА XXVII

В ПРИТОНЕ КУРИЛЬЩИКОВ ОПИУМА

Период установившейся теплой погоды был прерван этой ночью дождем и сильным ветром. Грязные улицы, по которым шли Стюарт и Гастон Макс, были еще более пустыми и непривлекательными, чем обычно. День заканчивался, выл ветер, и шел дождь.

— Мы почти пришли, — сказал Макс. — Черт возьми! Они хорошо замаскировались, эти приятели. Их заведение можно заметить только вблизи!

— Это лишь усиливает желание туда заглянуть! — ответил Стюарт.

— Только осторожно. Я думаю, что это — та дверь… Надеюсь, что у них нет специального условного стука.

В темноте он постучал в дверь лавки; казалось, что она пуста.

Они оба полагали, что придется подождать, и оба удивились, когда дверь открылась почти тотчас же; за ней было совершенно темно.