ГЛАВА XXI

ВТОРОЕ ОБЪЯВЛЕНИЕ

— Пожалуйста, Петри! — Найланд Смит бросил мне через стол сложенную утреннюю газету. — Это поможет вам в расшифровке первого послания Загазига.

Я опустил чашку, развернул газету и взглянул на колонку личных объявлений. Одна из заметок гласила:

ЗАГАЗИГ

— З, — а — г а; — з: И: — г; з-а, г; — А-, з; и-Г, — з: а; г-А, з-и; — гз А; г, а. З-. и; г, з: аг-: а з и г

В крайнем изумлении я уставился на друга.

— Но Смит! Это объявление совершенно бессмысленно!

— Вовсе нет! — резко откликнулся он. — В Скотланд-Ярде тоже сначала посчитали его бессмысленным, и, должен признать, я сам довольно долгое время ломал голову над этой загадкой. Но мертвый бирманец явился ключом к первому объявлению, Петри. А записка, оставленная мной на двери дома возле «Овала», явилась ключом ко второму.

Я продолжал тупо смотреть на друга. Наконец он мрачно усмехнулся.

— Конечно, вы все понимаете. Помните, где нашли тело мертвого бирманца?

— Прекрасно помню.

— Вы знаете улицу, ведущую к старой верфи?

— Трикольт-стрит?

— Совершенно верно. Так вот, в ночь, когда погиб бирманец, у меня была назначена встреча с Веймаутом на Трикольт-стрит. О встрече я договаривался с инспектором по телефону из «Нью-Лувра»! По дороге машина моя сломалась, и я не смог приехать на условленное место. Позже выяснилось, что Веймаут получил телеграмму, якобы от меня, отменяющую ночную встречу.

— Мне все это известно!

Найланд Смит громко рассмеялся.

— Но вы по-прежнему пребываете в недоумении! — воскликнул он. — Тогда пусть меня повесят, если я вам скажу еще хоть что-нибудь. Все факты находятся в вашем распоряжении. Вот первое послание Загазига, вот второе. А знаете содержание записки, прикнопленной к двери пустого дома? Она гласит, если помните, следующее: «Уберите патруль от Лавки Радости. Есть версия. Хочу посетить заведение один в понедельник после часа ночи».

— Смит! — мрачно сказал я. — В этой смертельной игре у меня на кон поставлено все.

Поведение друга мгновенно изменилось. Загорелое лицо его потемнело и посуровело, но холодные серые глаза странно потеплели. Он наклонился ко мне и похлопал по плечу.

— Знаю, дружище. И потому предлагаю вам самолично разгадать тайнопись Загазига, дабы занять свой мозг на те несколько часов, которые в противном случае вы посвятите горестным и бесполезным раздумьям. Сегодня вы свободны до позднего вечера и можете работать спокойно — здесь по крайней мере!

Последние слова его относились к тому факту, что, не оставляя нашего номера в «Нью-Лувре», мы отправились на неизвестный срок в гости к мифическому другу и теперь обитали в меблированных комнатах на Флит-стрит.

За достаточно долгое время проживания в отеле «Нью-Лувр» мы окончательно убедились в том, что слуги доктора Фу Манчи постоянно следят за нами. И теперь по завершении ночной операции мы собирались предпринять в отношении вероломного грека, управляющего самым новым и самым роскошным отелем в Лондоне, те шаги, какие Смит посчитает целесообразными.

Смит отправился в Скотланд-Ярд, дабы сделать последние приготовления перед намеченным на сегодняшнюю ночь мероприятием. А я принялся изучать таинственное послание Загазига с твердой решимостью не сдаваться, повторяя про себя слова Эдгара Аллана По, странного гения, которому мы обязаны первой работающей системой расшифровки криптограмм: «Весьма сомнительно, чтобы искушенный человеческий ум мог сконструировать загадку, которую человеческий же ум не смог бы разрешить логическим путем».

Первый вывод, к которому я пришел, заключался в следующем: буквы, составляющие слово «Загазиг», предназначались лишь для того, чтобы сбить непосвященного читателя с толку, и на них не стоило обращать внимания, ибо они следовали одна за другой в строгом порядке и, следовательно, не несли в себе никакого смысла. Но я необычно разволновался, сделав открытие, что знаки препинания менялись почти в каждом случае!

Я мгновенно предположил, что именно здесь нужно искать ключ к шифру, и в поисках ключевой буквы «е», наиболее распространенной в английском языке, обнаружил следующее: знак точки встречался в тексте чаще других: в частности, в первом объявлении десять раз, хотя во втором — только три. Тем не менее я не терял надежды… до тех пор пока не обнаружил, что в двух случаях точка встречается три раза подряд!

В английском (как, впрочем, и в любом другом известном мне языке) нет слова, в котором шли бы три какие-либо одинаковые буквы подряд!

Это несчастливое открытие совершенно разрушило теорию, на которую я возлагал большие надежды, и на этом я чуть было не отказался от дальнейших разысканий. Конечно, я не особо рассчитывал на успех, но методом слепого гадания случайно наткнулся на ключ.

Я обратил внимание на следующий факт: через неодинаковые интервалы в тексте встречались заглавные буквы. И я соответственно разделил послание на части: заглавные буквы могли означать начала новых слов. Покончив с этим делом, я принялся строить различные догадки, исходя из указания Смита на то, что ключом к первому посланию явилась смерть бирманца, а ключом ко второму — записка, оставленная моим другом в пустом доме.

Действуя по такой системе (если мои слепые гадания заслуживают этого названия), я не особо рассчитывал на успех. В конце концов я предположил, что в первом объявлении буквы от тринадцатой до двадцать седьмой (то есть И; — г: — з; а г А з; и-: г; — З, — а; — г; а з и; — ) гласят: Three Colt Street (Трикольт-стрит), хотя в одном случае здесь «е» стояло на месте «с».

В попытке убрать неуместную «е» и заменить ее нужной «с» я сделал следующее открытие: буква, написанная курсивом, меняла значение следующего за ней знака.

С этого момента расшифровка послания превратилась в детскую игру, и я не хочу утомлять читателя подробным описанием дальнейших логических операций. Оба послания начинались с имени «Смит», как я очень скоро догадался, и через полчаса напряженной умственной работы я получил два следующих текста:

1. «Смит будет на Трикольт-стрит в половине первого ночи в среду».

2. «Смит собирается в Лавку Радости в понедельник после часа ночи».

Слово «Загазиг» всегда писалось полностью, и его последняя буква необязательно совпадала с последней буквой зашифрованного послания. Последующее изучение этого любопытного шифра методом простой дедукции дало Найланду Смиту возможность восстановить весь алфавит, используемый агентом доктора Фу Манчи Самарканом для переписки со своим ужасным хозяином. Любой из достаточно терпеливых читателей сможет добиться такого же успеха (и мне было бы приятно получить письмо от тех, кто справился с заданием).

Таким образом, усилия мои увенчались успехом. Но хотя теперь я стал знать несколько больше, многое продолжало оставаться для меня загадочным в этой истории.

Бирманец, очевидно, погиб в тот самый час, когда Найланд Смит должен был проходить по Трикольт-стрит, улице, имеющей довольно сомнительную репутацию. Но кто убил его?

Сегодня Самаркан уведомил китайского доктора о том, что Смит снова собирается появиться в этом опасном районе ночью. Странный холодок возбуждения пробежал у меня по спине. Я взглянул на часы. Да! Пришла пора мне тайком отправляться на свой пост, ибо сегодня ночью у меня тоже было важное дело в Китайском квартале.

ГЛАВА XXII

СЕКРЕТ СТАРОЙ ВЕРФИ

Я сидел в смрадной каморке с низким потолком и старался не производить ни малейшего шума, но старые рассохшиеся доски немилосердно скрипели подо мной при каждом движении. Луна стояла низко в безоблачном небе, ибо вслед за периодом тумана и дождей температура резко упала и ночью ударили заморозки.

Через открытое окно на грязный пол каморки лился чистый лунный свет, но я держался в тени, однако таким образом, чтобы видеть из окна всю улицу от моста через реку до самых ворот заброшенной верфи.

В ветхом здании, прежде известном под названием Лавки Радости и являвшемся местом ночного отдыха для разного сброда из припортовых районов, стояла мертвая тишина, нарушаемая писком и возней крыс. Порой до слуха моего доносились меланхолический плеск волн и шум с верфей на противоположном берегу Темзы. Но на узких грязных улочках в непосредственной близости от Лавки Радости царила мертвая тишина, и ни единый звук не тревожил ее.

Один раз, взглянув в направлении моста, я сильно вздрогнул, ибо увидел неясную тень, метнувшуюся через дорогу и растворившуюся в густой тени высокой стены. Сердце мое испуганно прыгнуло в груди, но в следующий момент загадка получила объяснение: по улице крался тощий бездомный кот. Бросив подозрительный взгляд в мою сторону, зверь скользнул в направлении старого дока.

Окольным путем прокрался я к своему посту с наступлением сумерек, еще до восхода луны, и моя пассивная роль в ночной операции уже порядком прискучила мне. Никогда прежде не представлялось мне возможности оценить многообразие ночных звуков — таинственных и частью ужасных, производимых огромными черными крысами, которые прибывали в Англию с судами из России и других стран мира. В перекрытиях над моей головой, в щелях в стене, под полом звучал нескончаемый, раздражающий нервы концерт — нечестивая симфония, сопровождавшая вечную пляску крыс.

Доносившийся порой снизу слабый плеск воды свидетельствовал о том, что один из ночных гуляк освежается в водах Темзы. Иногда слуха моего достигал отдаленный шум катера или парохода, но в остальном тишину нарушали лишь нестройные звуки крысиного разгулья.

Уже близился час начала операции. Я сосчитал про себя удары часов ближайшей церкви (название ее так и осталось мне неизвестным) и задрожал от возбуждения, ибо наступил час действий…

Неизвестно откуда в поле моего зрения совершенно бесшумно появилась фигура и стала на мосту, поглядывая то направо, то налево и явно прислушиваясь. Это была грязная старуха, седоволосая и с каким-то тюком, увязанным во что-то вроде красной шали. Лица ее, затененного полями черной шляпы, мне не удалось рассмотреть. Женщина положила узел на землю у низкого парапета моста и, к моему великому удивлению, уселась рядом с ним.

Очевидно, она собиралась остаться здесь. Я отступил подальше в тень, поскольку присутствие необычной старухи в таком месте и в такой час не могло оказаться случайным. Я понял, что первый актер драмы уже появился на сцене. Ошибся я или нет, должно было выясниться в самом скором времени. Вдалеке, слева от меня, послышались чьи-то шаги Они звучали все громче и громче. Старуха бросила единственный взгляд в сторону приближающегося прохожего. По какой-то неведомой причине хоры крыс смолкли. Только звук уверенных размеренных шагов нарушал теперь тишину этого ужасного места.

Скоро прохожий появился в поле моего зрения. Это был Найланд Смит!

Он был в знакомом мне длинном твидовом пальто и мягкой фетровой шляпе, по обыкновению надвинутой низко на глаза — привычку носить шляпу таким образом мой друг приобрел, вероятно, за годы, проведенные под безжалостным солнцем Бирмы. Смит небрежно помахивал тяжелой тростью, которая при необходимости могла превращаться в его руках в грозное оружие. Но, несмотря на окружающую меня тишину, с самого наступления сумерек безраздельно царящую в округе, в воздухе, вопреки объективной очевидности, мне постоянно слышался какой-то голос, настойчиво предупреждавший о присутствии поблизости тайных убийц, кровожадных восточных разбойников с кривыми ножами, которые иногда сверкали перед моими глазами в кошмарных снах; о смертельной угрозе, таящейся во мраке вокруг меня, в темных углах и дырах ветхих строений, в недосягаемых для лунных лучей глубоких арках и подворотнях.

Сейчас Смит поравнялся с Лавкой Радости и оказался на виду у зловещей старухи, скрючившейся на мосту. Он резко остановился и принялся разглядывать нищенку. Она же, убедившись в том, что замечена, начала стонать и раскачиваться из стороны в сторону, словно от боли. Потом…

— Добрый джентльмен, — проскулила старуха, — сам Бог послал вас этой дорогой, чтобы вы помогли бедной старой женщине!

— В чем дело? — коротко осведомился Смит, приближаясь к ней.

Я сжал кулаки. Я хотел предостерегающе крикнуть, но, вспомнив данные мне строгие инструкции, с великим трудом подавил в себе это желание и продолжал сидеть, скрючившись у окна, правда, напрягшись всем телом, готовый в любую секунду броситься на помощь другу.

— Я споткнулась о большой камень, сэр, и повредила ногу, — плачущим голосом ответила нищенка, — и уже больше часа сижу здесь в ожидании полицейского или еще кого-нибудь, кто помог бы мне.

Смит стоял, заложив руки в перчатках за спину и смотрел на нее сверху вниз. При этом он легко помахивал зажатой в одной руке тростью.

— Где же вы живете? — спросил мой друг.

— Да в сотне шагов отсюда, добрый джентльмен, — монотонным голосом сказала старуха. — Но мне не ступить на левую ногу. Во-он за теми воротами.

— Что? — резко спросил Смит. — На верфи?

— Мне позволили жить в одной комнате в старом здании, — объяснила старуха. — Но помогите же бедной женщине, и пусть Господь благословит вас!

— Ну что ж, пойдемте.

Смит наклонился и, подхватив ее под руки, помог подняться. Она стонала, словно от страшной боли, но схватила свой красный узел и, тяжело опираясь на поддерживающую ее руку, заковыляла с моста к воротам верфи, которые находились в конце улицы.

Теперь наконец я подучил возможность действовать, и, увидев, как друг распахивает створку ворот и помогает нищенке пройти, я торопливо прокрался по скрипучему полу к двери и бесшумно (поскольку был в ботинках на резиновой подошве) спустился по лестнице в помещение, прежде служившее приемной Лавки Радости, — в зловонное святилище старого китайца Джона Ки!

Здесь царила кромешная тьма, но, посветив перед собой карманным фонариком, я увидел очередной лестничный пролет и спустился в квадратный дворик, через который можно было выйти на дорожку, тянущуюся вдоль реки.

Лунный свет заливал стену здания напротив, но в самом дворе было хоть глаз выколи. Я на ощупь пробрался по полуразрушенному сводчатому проходу и осторожно вышел на нужную мне, грязную тропку. Держась одной рукой за стену, я медленно двигался вперед: всякий неосторожный шаг здесь грозил обернуться падением в грязные воды реки. Таким образом, скрываясь в тени, я достиг угла здания и, рискуя быть замеченным, ибо реку и пристань заливал лунный свет, выглянул из-за угла…

По мощеной дорожке, ведущей к причалу, шел Смит, поддерживая хромающую старуху. Я находился слишком далеко от них, чтобы слышать их разговор. Но до тех пор, пока Смит не подаст мне условный сигнал, я не должен был приближаться. И вот, словно за действиями, разворачивающимися на экране кинотеатра, я наблюдал за происходящим… События развивались стремительно.

Отпустив руку Смита, женщина внезапно отступила назад… В тот же миг другая фигура — отвратительная, сутулая, обезьяноподобная — вынырнула из темноты и, враскачку подбежав к Смиту сзади, прыгнула ему на спину, подобно дикому зверю!

Это был китаец в похожем на халат коротком свободном одеянии, с черной косичкой, уложенной кольцом на желтом черепе. Лишь в момент его прыжка я понял, что в руках у нападающего зажата веревка, которую он набросил на горло Смита с безошибочной точностью, о чем свидетельствовал единственный придушенный крик, сорвавшийся с губ моего друга.

Затем Смит упал ничком на старый настил причала. Обезьяноподобный китаец оказался сидящим у него на спине; он наклонился вперед, и жестокие желтые пальцы неумолимо затягивали веревку на шее моего друга все туже… туже!

Громко вскрикнув от ужаса, я бросился к верфи по мосткам, нависающим над водами Темзы. Но, как я ни спешил, другой человек оказался проворней меня.

Высокая фигура в длинном твидовом пальто и мягкой фетровой шляпе, низко надвинутой на глаза (я не поверил своим глазам!), словно выросла из-под земли. Человек бросился на ужасное обезьяноподобное существо, скрючившееся над Смитом, и схватил его за горло.

Я встал как вкопанный у самого конца мостков. Вновь появившийся человек был двойником Найланда Смита!

Без видимого усилия он поднял в воздух душителя и безжалостными пальцами сдавил ему горло. Руки китайца судорожно взметнулись вверх, а затем бессильно повисли, словно лапы крысы, зажатой в зубах терьера.

— Проклятый грязный убийца! — донесся до меня дрожащий от ярости приглушенный голос — С ножом не получилось, теперь наступила очередь веревки? Ступай вслед за своим приятелем!

И, продолжая держать одной рукой китайца за горло, а другой схватив мертвого за свободную одежду, говорящий швырнул его мощным броском далеко в реку, словно мешок мусора.

ГЛАВА XXIII

АРЕСТ САМАРКАНА

— По воле всесильных богов, — пояснил Смит, осторожно растирая себе горло, — мистеру Форсайту по дороге из порта случилось забрести на Трикольт-стрит в среду ночью, в тот самый час, когда по улице должен был проходить я. Внешне мы с ним довольно похожи, а одинаковые костюмы усугубили иллюзию. Эта чертова евразийка Зарми, которой снова удалось скрыться от нас — вы, несомненно, узнали ее, Петри, — ошиблась самым естественным образом. Однако мистер Форсайт действовал безошибочно.

Я взглянул на помощника капитана «Андамана», который, удобно устроившись в кресле в наших новых апартаментах, курил манильскую сигару.

— Небеса наградили меня парой сильных рук, которые порой оказываются полезными, — мрачно сказал моряк, вытягивая вперед мозолистые руки. — У меня старые счеты с этими желтыми свиньями. Ведь мы с бедным Джорджем были близнецами.

Он говорил о своем брате, жестоко убитом одним из слуг доктора Фу Манчи.

— До сих пор не могу понять, как мистеру Смиту удалось выйти на след преступников! — добавил он.

— Мне помогло чистое вдохновение, — пробормотал Найланд Смит, подняв взгляд от своего стакана. — Озарение свыше — то же самое, которое помогло Петри расшифровать тайнопись Загазига.

— Но я по гроб жизни обязан вам, — сказал Форсайт, — за возможность встретиться с желтым душителем и отправить его вслед за бирманским мастером ножа.

Этот эпизод предшествовал аресту Самаркана, а роль рассказчика, излагающего странную историю о докторе Фу Манчи, обязывает меня обратиться к событиям того утра, когда Найланда Смита срочно вызвали в тюрьму, в которую поместили подлого грека.

Нас немедленно проводили в кабинет начальника тюрьмы, и последний весьма взволнованным голосом предложил нам садиться. Услышанная новость сильно потрясла нас.

Самаркан был мертв!

— Вот у меня рапорт надзирателя Моррисона, — сказал полковник Уоррингтон — Будьте любезны прочитать его.

Найланд Смит резко поднялся на ноги и принялся расхаживать взад-вперед по маленькому кабинету. В открытом окне я мельком увидел человека в одежде заключенного, занятого удобрением цветочных клумб в саду начальника тюрьмы.

— Я бы хотел поговорить с надзирателем Моррисоном лично, — отрывисто произнес мой друг.

— Хорошо, — ответил начальник тюрьмы и нажал на кнопку звонка, находящуюся рядом со столом.

В кабинет вошел человек в форме и стал по стойке смирно возле двери.

— Пришлите ко мне Моррисона, — приказал полковник Уоррингтон.

Вошедший отдал честь и удалился. Дверь закрылась за ним. Некоторое время полковник сидел, нервно барабаня пальцами по столу; Найланд Смит безостановочно расхаживал по кабинету, дергая себя за мочку уха, а я рассеянно наблюдал за заключенным, занятым работой по саду. Вскоре раздался стук в дверь.

— Войдите! — крикнул полковник Уоррингтон.

В кабинете появился человек в форме надзирателя. Он отдал честь начальнику тюрьмы и замер на месте, беспокойно переводя взгляд с полковника на Смита и обратно. Последний прекратил свое хождение и теперь стоял, опираясь локтем на каминную полку, и смотрел на Моррисона пронзительными серыми глазами, холодными, как сталь. Полковник развернулся к двери вместе с креслом и поправил монокль. У начальника тюрьмы были жесткие седые усы и внешность старомодного офицера колониальных войск.

— Моррисон, — сказал он. — Мистер Найланд Смит хочет задать вам несколько вопросов.

Беспокойство Моррисона заметно усилилось. Это был высокий, неглупый на вид парень с военной выправкой — правда, чересчур худой для своего роста и с нездоровым цветом лица. Странные мутные глаза с суженными зрачками сразу заинтересовали меня с профессиональной точки зрения.

— Вы охраняли заключенного Самаркана? — резко спросил Смит.

— Да, сэр, — ответил Моррисон.

— И вы первый узнали о его смерти?

— Да, сэр. Я посмотрел в глазок двери и увидел его лежащим на полу камеры.

— Когда это случилось?

— В половине пятого утра.

— Что вы сделали затем?

— Я вошел в камеру, а потом послал за старшим надзирателем.

— Вы сразу поняли, что Самаркан мертв?

— Да, сразу.

— Вас удивила его смерть?

Последние слова Смит произнес несколько иным тоном, нежели все предыдущие, и скрытое значение вопроса явно не ускользнуло от внимания Моррисона.

— Как вам сказать, сэр, — начал он и нервно откашлялся.

— Да или нет! — рявкнул Смит.

Моррисон продолжал колебаться, нижняя губа его вздрагивала. Найланд Смит сделал два больших шага и, остановившись прямо перед надзирателем, вперил в него мрачный взгляд.

— Это ваш последний шанс, — выразительно сказал он. — Другого я вам не дам. Вы встречались с Самарканом раньше?

Моррисон опустил голову и несколько раз сжал и разжал кулаки, потом вскинул взгляд, словно приняв какое-то решение.

— Я воспользуюсь этим шансом, сэр, — на сей раз в голосе его послышалось некоторое чувство. — И, надеюсь, сэр, — он повернулся к полковнику Уоррингтону, — на вашу снисходительность. Ведь я не предполагал, что в действиях моих содержится что-то запретное.

— Не рассчитывайте ни на какую снисходительность с моей стороны! — рявкнул полковник. — Если имело место нарушение дисциплины, вы будете строго наказаны, можете не сомневаться!

— Я признаюсь в нарушении дисциплины, — угрюмо согласился надзиратель. — Но я хотел сказать — здесь и сейчас, что не имел ни малейшего понятия…

Смит раздраженно щелкнул пальцами.

— Факты!.. Давайте факты! — приказал он. — О чем вы не имели понятия, нас в данный момент не интересует.

— Значит так, сэр, — Моррисон снова откашлялся. — Когда арестованного Самаркана привезли в тюрьму и я поместил его в камеру, он сказал мне, что страдает болезнью сердца, мол, во время ареста с ним случился сердечный приступ, и теперь он боится следующего, который непременно убьет его…

— Минутку, — прервал надзирателя Смит. — Полицейский офицер, руководивший арестом, подтверждает это?

— Да, сэр, — ответил полковник Уоррингтон, поворачиваясь в кресле и роясь в каких-то бумагах на столе. — Когда офицер предъявил ему ордер на арест, Самаркан почувствовал слабость и попросил налить ему немного коньяку из графина на столе. Просьбу арестованного выполнили, и потом он вместе с офицером спустился к полицейской машине. Его отвезли сначала на Боу-стрит, а потом доставили сюда в соответствии с чьими-то инструкциями.

— Моими, — сказал Смит. — Продолжайте, Моррисон.

— Заключенный сказал мне, — продолжал надзиратель более уверенным голосом, — что страдает еще… по-моему, это звучало как «апоплексия»…

— Может, каталепсия? — предположил я, начиная постепенно догадываться в чем дело.

— Вот-вот, сэр! Каталепсия! Он сказал, что боится быть похороненным заживо и просил меня об одной услуге: чтобы в случае его внезапной смерти я сходил к одному его другу и взял у того шприц и какое-то снадобье, которое исключит всякую возможность пробуждения в гробу после погребения.

— Вы не имели права разговаривать с заключенным! — прогрохотал полковник Уоррингтон.

— Знаю, сэр. Но, согласитесь, обстоятельства были слишком необычными. Во всяком случае, он умер ночью от сердечного приступа, как засвидетельствовал тюремный врач. Вечером мне удалось отпроситься у начальства на два часа, и я сходил за шприцем и маленькой ампулой с какой-то желтой дрянью.

— Вы поняли, Петри? — вскричал Найланд, и глаза его загорелись от возбуждения. — Вы поняли?

— Конечно!

— Но это не все, — продолжал Моррисон. — Я принес в тюрьму шприц и наполнил его жидкостью из ампулы. Тело заключенного лежало в морге, и мне ничего не стоило на минутку проскользнуть туда, поскольку дверь не была заперта. Мне не особо нравилось это дело, но все закончилось очень скоро. Я выбросил шприц и пробирку за стену на улицу, как мне было велено.

— В каком именно месте?

— За моргом.

— Именно там они и ждали! — возбужденно вскричал я. — Здание морга стоит на отшибе, и для человека, прячущегося на улице, ничего не стоит перебросить через стену веревочную лестницу!

— Но, мой дорогой сэр, — раздраженно прервал меня начальник тюрьмы, — даже если допустить такую возможность, я не могу поверить, что мертвое тело — и тяжелое к тому же — можно поднять по веревочной лестнице! Однако тело заключенного Самаркана исчезло из морга прошлой ночью — я убедился в этом самолично!

Смит знаком велел мне молчать, и я прекрасно понял, что человеку с таким складом ума, как у полковника, будет непросто поверить в удивительную правду. Но для меня все обстоятельства этого дела теперь не представляли никакой загадки.

Я знал, что доктор Фу Манчи знал секрет изготовления препарата, вызывающего у человека искусственную каталепсию, по всем признакам неотличимую от смерти.

Безусловно, этот неизвестный науке препарат содержался в коньяке (если в графине вообще был коньяк), который Самаркан выпил во время ареста. «Желтая дрянь», упомянутая Моррисоном являлась противоядием (еще один секрет блестящего китайского доктора). «Мертвеца» никто не поднимал по веревочной лестнице — он сам взобрался по ней!

— Итак, Моррисон. — резко сказал Найланд Смит. — До сих пор вы вели себя благоразумно. Теперь признайтесь чистосердечно: сколько вам заплатили за работу?

— Двадцать фунтов, сэр, — просто ответил надзиратель. — И я поступил так только потому, что не видел вреда в своих действиях. Заключенный умер, и я лишь выполнил его предсмертную просьбу.

— А кто заплатил вам?

Похоже, мы подошли к самому щекотливому вопросу: лицо Моррисона заметно изменилось. Он замялся на мгновение, и полковник Уоррингтон с грохотом опустил кулак на стол. Надзиратель обреченно вздохнул и медленно проговорил:

— Мне стыдно признаться, сэр, но за годы службы в армии — в Каире — я пристрастился к наркотику.

— К опиуму? — уточнил Смит.

— Нет, сэр. К гашишу.

— Боже милостивый! Продолжайте.

— В Сохо, недалеко от Флит-стрит, есть местечко, где можно купить гашиш, и я захожу туда иногда. Мистер Самаркан тоже появлялся там с разными людьми, вероятно постояльцами «Нью-Лувра». Там я и познакомился с ним.

— Точный адрес заведения? — повелительно спросил Найланд Смит.

— Кафе «Египет». Но гашиш продается только наверху, а туда пускают лишь тех, кто лично знаком с Исмаилом.

— Кто такой Исмаил?

— Владелец кафе. Греческий еврей из Салоников. Обычно посетителей провожала наверх старуха, но в последние несколько месяцев ее изредка заменяла молодая женщина.

— Как она выглядит? — нетерпеливо спросил я.

— У нее очень красивые глаза. Это все, что я могу сказать, поскольку она носит яшмак.*3 Прошлой ночью прислуживали две женщины, обе с закрытыми лицами.

«Две женщины!»

Надежда и страх теснились в моей груди. К великому своему несчастью, я знал, что Карамани вновь находится в руках китайского доктора. Может ли кафе «Египет» являться местом ее заточения?

ГЛАВА XXIV

КАФЕ «ЕГИПЕТ»

Я видел, что Найланд Смит считает побег заключенного событием маловажным по сравнению с открытием, на которое оно натолкнуло нас. Мы могли смело рассчитывать найти в кафе в Сохо если не штаб-квартиру Си Фана, то по крайней мере место, регулярно посещаемое доктором Фу Манчи. Подобное заведение, конечно же, было весьма удобным для встреч уроженцев Востока — и хитроумный китайский доктор мог пользоваться им для установления связи с нужными ему людьми.

В прошлом для этой цели он использовал курильню в Ист-Энде, а позже — заведение, известное под названием Лавка Радости. До сих пор Сохо оставался вне радиуса деятельности доктора Фу Манчи, но то, что последний все-таки распространил свое влияние на него, вовсе не представлялось удивительным, поскольку Сохо — это лондонский Монмартр, район, полный загадок и тайн.

— Почему я никогда не слышал о существовании этого заведения? — осведомился Найланд Смит.

— Это объясняется очень просто, — ответил инспектор Веймаут. — В полиции кафе «Египет» прекрасно известно, но у нас никогда не было с ним никаких неприятностей. Это место отдыха богемы — там собираются по ночам члены французской колонии, художники из Челси, профессиональные натурщицы и тому подобное. Я заходил туда несколько раз и видел там людей, хорошо известных в мире искусства. Завсегдатаи заведения относятся к тому же слою общества, что и посетители, скажем, кафе «Рояль», но среди первых встречается, больше студентов-индусов, японцев и прочих. «Египет» славится своим великолепным турецким кофе.